
Миниатюра первая.
Женькина жизнь была как у Чехова в пьесе «Три сестры». «Счастья у нас нет, и не бывает, мы только желаем его». И сестёр тоже было три, вместе с нею. И каждая из них была несчастна по-своему. Старшая, Маринка, страдала от избытка любви. А средняя, Аня, от её недостатка. У Маринки, к 33 годам было два спиногрыза и муж, пускай работящий, и по-прежнему ею любимый, но уже слегка потрёпанный, как и она сама, обилием разных забот.
Аню любовь не волновала в принципе, она не искала её, не хотела.
- Насмотрелась! - любила она повторять, нянча обоих племянников. И хотя, к своим 28 годам ещё ни разу не состояла в мало-мальски серьёзных отношениях, утверждала, что это - её личный выбор.
- В гробу я видала вашу семейную жизнь! - вот так говорила Анюта, помогая Марине с закрутками на зиму.
Женя тоже вносила свой вклад в воспитание младших. Хотя, со слов Марины, её и саму «ещё нужно воспитывать». Так уж вышло, что Женя была самой младшей сестрой. И Анюта, отдав пальму первенства ей, ревновала.
- Любимица мамкина, - фыркала Аня, видя, как Женя сопит у мамули под боком.
В тот день, когда мамы не стало, они все втроём ночевали в родительском доме. Племяшек оставили с зятем. Забыли обиды, молились и плакали. Не помогло! Она умирала недолго, рак быстро забрал, сперва красоту, а уж после и силы. Говорила с каждой из них по-отдельности. Словно хотела сказать каждой то, чего не успела при жизни.
Уж чего она там говорила Анюте с Маринкой, Женюша не знала. Но вот что мама сказала ей, запомнила слово в слово.
- Женюшенька, - так мама всегда называла её, - Вон там ящик нижний открой, - указала совсем исхудавшей рукой на комод.
Женя открыла, увидела светлый конвертик.
- Достань, - слабым голосом мама её позвала и велела сесть рядом.
Прислонённый к груди, он терялся на фоне густых одеял, в которых спала уже третью неделю. Несмотря на жару, она мёрзла! А цветом лица была точно как этот конвертик.
Женя сильно старалась не плакать. Мать воспитала их в строгости. Только ей позволяла давать слабину. Но тогда не позволила.
- Не реви! - отыскав в себе силы, прикрикнув на дочь, она посмотрела в окно грустным взглядом, - Вот это письмо ты должна отвезти адресату. Вручить ему лично.
- Кому? - удивлённо воскликнула Женя.
- Тссс, - мать приложила к губам тонкий палец, - Сёстрам ни слова. Я поручаю тебе. Я тебе доверяю последнее это... моё.
- А... что там? - взяла она в руки порученный мамой конверт. На просвет в нём виднелась бумажка. Письмо. Все строчки конверта были заполнены аккуратным маминым почерком. Очевидно, она заполняла его до болезни. Ведь почерк шёл ровно, ничуть не дрожал...
- Не читай! Поклянись, что не станешь читать до тех пор, пока не прочтёт его он, - голос мамы звучал умоляюще. Это случалось так редко! Что Женя слегка испугалась.
- Кто он, мам? - прошептала, склонясь.
Но мама лишь только закрыла глаза, улыбнулась каким-то своим, недоступным для Жени мечтам, и уснула. Или сделала вид, что уснула? Дыхание стало глубоким, чуть слышным. Женя долго сидела и слушала, как мама дышит. Звук её вдохов и выдохов монотонно звучал, заставляя подумать, что всё хорошо, что она не умрёт, что всё это им кажется...
У неё обнаружили рак ровно в тот год, когда был юбилей. Пятьдесят пять лет — ну какой это возраст для женщины? Ей бы жить, да жить! Ей бы плакать... Но мама шутила:
- Умрём с вашим отцом в один день!
Нет, папа давно ожидал на том свете. Уже десять лет пролетело с тех пор, как не стало его. Но судьба подшутила над ними! Отец был на десять лет старше. И умер как раз в пятьдесят пять. А теперь пришёл и мамин черёд.
Девочки плакали, дружно таскали её по больницам. Но когда нет желания, нет и надежды! Мама словно готова была умереть и устала от всяких лекарств, процедур. Она так и сказала однажды:
- Всё! Хватит с меня! Я хочу умереть в нашей с мужем постели! - и никто из сестёр не посмел ей перечить. Все трое приняли это как должное. Все трое страдали в своих уголках.
Марина рыдала взахлёб, начищая картошку для супа. Между делом давая по заднице младшему сыну, а старшего хмуро браня. Анюта рыдала в подушку, тихонько. С виду гордая, сильная, изводила тональник в надежде замазать следы недосыпа и слёз. А Женюша не плакала! Просто не верила в то, что мамули не станет. Ведь даже в свои девятнадцать она продолжала ждать чуда.
- Егоза, - называл её папа. А мама звала «непоседа».
Маринка, желая поддеть, говорила:
- Ассоль!
Анюта, всегда без стыда поднимавшая тему постельных утех, называла её:
- Наша девочка.
Имея ввиду, не половую принадлежность сестры, а скорее тот факт, что она оставалась нетронутой. И словно Ассоль, ждала принца, который её покорит! В институте она изучала французский.
- Зачем он тебе? - удивлялись сестрёнки.
- Просто красиво, - вздыхала Женюша, декларируя им что-нибудь на ином языке.
После смерти мамули Маринка взяла на себя роль родителя. Может быть, мать попросила её приглядеть за сестрой? Только эта опека бесила Женюшу сильнее всего.
- Ну, куда ты поедешь одна? - возмущалась Маринка. В свои тридцать три, походя на пятидесятилетнюю.
- На море, - отвечала ей Женя, пакуя большой чемодан.
- На море? Одна? - сокрушалась сестра.
- Я не одна, я со смартфоном. На который ты будешь звонить и писать каждый день, - говорила ей Женя, включая экран, на котором всегда красовались обои в цветочек.
Адрес, куда предстояло доставить письмо, содержал в себе несколько строчек. Номер дома, название улицы, город. Женя погуглила, отыскав это место на карте. Кроме всего мамой было завещано встать на постой у одной местной тётушки. Якобы с ней мама сильно дружила, вела переписку. И в последнем письме попросила принять свою дочь. Обо всём позаботилась!
Женя хранила секрет. И письмо утаила от Ани с Маринкой. Узнай хоть одна из них правду, как пить дать, увязались бы следом за ней!
Тёть Груша оказалась значительно старше, чем думала Женя. Её дом на окраине был словно из сказки. Утопленный в зелени, с пышным розарием клумб и уютной беседкой.
- Здесь поблизости пляж, - сообщила она, - Там обычно рыбачат. Но мама твоя обожала там плавать.
- Вы хорошо знали её? - уточнила Женюша, помещая одежду на плечики, в шкаф.
- Знаю неплохо, - ответила Груня, не обращая внимания на прошедшее время, в котором звучал этот странный вопрос, - Мы долго общаемся с ней. Правда, по переписке. Так уж сложилось! Не хочет она сюда ехать. Хотя... Столько лет уж прошло, все забыли.
Женя застыла:
- Забыли о чём?
Тётя Груша, во всей полноте своих дум, обернулась, взглянула так, словно ища что-то в комнате:
- Ась? - отозвалась рассеянно.
- О чём забыли? - напомнила Женя, держа в руках свой бикини и понимая уже, что открытый купальник надеть, не решится. Хорошо, по велению сердца, не слушая Аню, она прихватила закрытый вариант.
- Забыла! - воскликнула Груня, всплеснула руками, - У меня же там творог поспел!
И вышла, оставив свою постоялицу в смутных догадках о том, что имела ввиду.
Окно, выходящее в сад, поддалось, и Женя открыла скрипучие створки. В комнату сразу пахнуло цветами и летом. Сделав вдох, она вызвала в мыслях красивый мамулин анфас. Она не хотела её вспоминать той, какой мама была в те, последние месяцы жизни.
«Спасибо, мамуль», - прошептала на улицу. Именно этого ей не хватало! Спокойствия, жизни вдали от сестёр. Пусть, хотя бы на время отвыкнуть от них, стать частицей большого, совсем незнакомого мира...
После принятия душа её ожидал полноценный обед. На столе тётя Груня накрыла такое количество блюд, что у Жени невольно в глазах потемнело:
- Ого! - усмехнулась она.
- Всё домашнее! Творог, сметанка, и сырники сделала свежие. Вот тут ещё и блины, - она налила в кружку чай, протянула его подоспевшей Женюше, - Садись, налягай! А то вон, какая худышка.
Женя взяла один блинчик, макнула его в бурый мёд.
- Как там мамуля? - спросила тёть Груня, садясь, - Я думала вместе приедете, внуков своих мне покажет. Мои вон, уехали с мамкой в Голландию, и только звонять.
Смешная манера коверкать слова не смущала Женюшу. Наоборот! Тёть Груня была словно добрая бабушка, которой у Жени, увы, не имелось.
- А что они делают там? - уточнила она, избегая пока говорить ей всю правду о маме.
- Так живуть! - отозвалась тёть Груня, - Дочка с мужем у миграцию эту уехали, говорили, на годик-другой, а уже десять лет там живуть.
- Но они приезжают сюда? - Женя, съев второй блин, потянулась за третьим.
- Так, а то! Приезжають, раз у три года. А то всё больше звонять.
- А вы? - надеясь продлить разговор, Женя черпнула сметаны, - Вы у них были? В Голландии.
Тётушка Груня скривила забавную рожицу:
- Да шо я там не видела у той Голландии? Тюльпанов и у нас тут полно! Мне и паспорт, небось, не дадут, я ужо старая.
Женя в ответ рассмеялась. Но момент признаваться настал. Тётя Груня спросила:
- Так шо, когда мамку-то ждать? И сестричек твоих? Я так ждала познакомиться. Столько уж лет не видала их! Тебя-то вообще ещё не было. Старшой так по-моему, было тринадцать годков. А младшенькой девять.
- Так вот, значит, как? - улыбнулась Женюша, - Мама была здесь ещё до меня? Потому я не помню.
- До, до, милая! Я всё хотела тебя повидать. Фотографии мамка твоя присылала. Я тогда ещё, глядя на них, удивлялась тому, как ты сильно на папку похожа, - она прикусила язык. Словно речь оборвалась.
- Вы знали отца? - удивилась Женюша. Блины залетали один за другим. Точно семечки. Лёгкие, нежные, с кружевными краями. Наверное, так и готовят бабули. Когда принимают внучат.
- Э... не то, чтобы знала, - смутилась она, - Но видала, агась!
Сама Женя считала себя не похожей на всех домочадцев. На маму, разве что? Да и то лишь губами и носом. А папино в ней незаметно снаружи. Характер, терпение, сила ума. Темноволосые с лёгкой кудринкой Анюта с Мариной. Вот кто уж точно похож! Старшая - копия папы. А средняя в маму пошла.
- Тёть Груш, я должна вам признаться, - решилась Женюша, и сжав в руке ложку, сказала, - Моя мама, она умерла.
У тёть Груши вся кровь отлила от лица. Руки, державшие чашку, разжались. И та угодила на стол, расплескав на крахмальную скатерть своё содержимое.
- Ой, тётя Груша! Вы как? - вскочив, Женя к ней подбежала. Взялась за плечо. Оно мелко тряслось, - Что? Что? Сердце? - впопыхах она щупала пульс и пыталась понять, что ей делать.
Точно также однажды и папа погиб. Просто взялся за сердце, и дух вышел вон.
- Там, у кармашке, достань пузырёк, - тётя Груша, откинувшись на спину, дала Жене доступ к карману своей безразмерной накидки.
Там Женя нашла пузырёк.
- Под язык, под язык, щас пройдёть, - рассосала таблетку тёть Груша. Задышала свободнее, руки уже не тряслись.
Женя села напротив:
- Простите меня.
- Да ты што? - отмахнулась хозяйка, утёрла слезу, - Как же ш это случилось? Когда?
- В мае, - бросила Женя, - Она болела два месяца. Рак.
- Оооо, - покачав головой, тётя Груня взглянула куда-то в пространство, - Так она мне писала последний раз в мае. Ни словечком единым! Так я и не в курсе была.
- А писала о чём? - попыталась дознаться Женюша.
- Так о том и писала, что летом приедем, мол, всей своей дружной семьёй. Я ж вон и комнаты вам подготовила. А выходит, одна ты приехала? Сёстры-то где? - тёть Груша взяла себя в руки, лицо обрело первозданный окрас.
Женя вздохнула:
- Понимаете? Мама велела письмо передать одному человеку. Я потому и сама. Она не велела рассказывать сёстрам. Говорит, это личное слишком.
Подскочив, Женя решила спросить у тёть Груни о том незнакомце, имя которого мама старательно вывела на конверте. Она ведь живёт здесь так долго. Наверняка, знает всех?
- Евгений Озеров, это имя вам о чём-нибудь говорит? - прочитала она.
Свой первый день на морском побережье Евгеша решила начать с выполнения миссии. Казалось бы, маленький белый конвертик! А тяжесть его была столь велика. Избавиться, выполнить долг перед матерью. А дальше – купаться, есть блинчики и загорать.
Тёть Груня дала ей свой ве́лик. Точнее, не свой.
- Мой внучок на нём рассекал по округе, - погладила руль с такой нежностью, словно тот был живым.
- Ну, вообще, обычно транспорт в аренду сдают, - сообщила Женюша.
На ней был изящный танкини. Футболка и шортики в цвет.
- Ещё чего? Я денег с тебя не возьму, поняла? – пригрозила она, - Тем более, после того, как узнала про Шуню.
На глазах тёти Груни опять проступили горючие слёзы:
- Ох, земелюшка пухом ей будет!
- Ага, - отозвалась Женюша, седлая своего новоиспечённого жеребца.
- Ты бы панамку надела! Вон солнце печёт! – тётя Груня велела ей ждать, и метнулась ужо́м в коридор приоткрытой веранды. Оттуда она появилась с огромным кепоном. В таком был Незнайка в мультфильме.
- Да мне не пойдёт, - воспротивилась Женя, - Опять же, слетит по дороге.
- Не слетит! Тут верёвочка есть, - заявила тёть Груня, выпростав длинный шнурок.
«Как свинья под лопухом», - подумала Женя, оценив себя в зеркальце. Но озвучить подобную мысль не смогла. Уж очень счастливым было лицо тёти Груни! И, помахав напоследок, отправилась в путь.
Путь был неблизкий. Учтя, что ей нужно по адресу. Но первым делом Женюша решила поехать на пляж. Он оказался почти по дороге. Свернуть и усталому взору откроется бухта, красивее которой ещё поискать…
За всю свою жизнь Женя купалась на море лишь раз. Хотя мать утверждала, что вместе с обеими сёстрами они посещали курорты. Но Женя была ещё маленькой. И не помнила этих времён! Зато ярко помнила раз, когда ей было семь. А Маринка с Анютой уже подросли и не ездили с ними. Тогда ещё папа был жив. Мама счастлива. А Евгеша уже понимала, что младшей в семье быть почётно. Тогда они целых четырнадцать дней провели в Черногории. Даже остались совместные фото, хранящие память о тех временах.
Через пару лет Жене исполнилось девять. В тот год умер папа и мать, овдовев, потеряла вкус к жизни…
Спешившись, Женя решила оставить свой ве́лик на пляже. Благо, дорожка вела прямо вниз. Между скал был пологий, не слишком опасный, но всё-таки спуск. Пару раз оцарапавшись, взмокнув, она таки слезла на пляж. Тот был сказочным!
Мелкий песок рассыпался по кромке воды. Будто здесь находили приют все мечты. Чайка села на воду, о каменный выступ разбилась волна, и свежим потоком мерцающих брызг окатила вспотевшее тело.
Женя тут же разделась, рюкзак уложила на камни. Сделала пышный пучок из волос. И, наслаждаясь моментом, вошла…
Водичка казалась прохладной. Но кожа привыкла. Она отплыла, посмотрела на пляж. Ве́лик с приделанной спереди, плетёной корзинкой, стоял в одиночестве возле камней. Она попыталась представить себе, как сюда приезжала мамуля. Как она совершала заплывы. Одна, или нет? Плавала мама неплохо! И даже в последние годы ходила в бассейн. А вот Женя боялась большой глубины. Потому устремилась обратно.
Выйдя на берег, окутавшись в банное полотенце, которое ей подложила тёть Груня, она вдохновенно смотрела на море. До тех пор, пока красоту не нарушил рёв двигателя. Незнамо откуда, вблизи появился пикап! Он отыскал тайный лаз и пробрался на берег. И теперь газовал, стоя метрах в семи от неё. Словно сидевший за рулём не заметил того, что на пляже есть девушка.
Из машины на девственно чистый песок сиганул босоногий парнишка. Высокий и крепкий. Такой загорелый, что было не видно волос на груди. А они там росли…
Женя поджала губу, собиралась уйти. Но решила остаться. Между тем незнакомец, нырнув с головой в свой открытый багажник, извлёк рыболовные снасти.
- Кхе-кхе! – кашлянула Евгеша.
От удивления он отступил. Откинул с лица непослушные волосы. Те прикрывали глаза, когда он наклонялся вперёд.
- Э…, - провёл он рукой перед глазами так, словно Женюша ему только чудилась, - Ты кто? – уточнил, убедившись, что Женя не глюк.
- А ты кто? – она поднялась, замотала вокруг себя полотенце. Красоваться перед ним в трусиках, пусть даже купальных, совсем не входило в её планы.
- Интересный вопрос, - усмехнулся рыбак.
- Зачем ты заехал на пляж? – неожиданно грубо ответила Женя, - Ведь здесь не парковка!
Парень взглянул на неё, вскинул брови. Глаза его были такого же цвета, как море, шумевшее в паре шагов.
- А где тут знаки стоят, что нельзя? – обвёл он рукой окружавший их вид.
- Знаки для тех, кому понять не дано. А умный бы понял! – ответила Женя, держа полотенце у самой груди. Купальник не высох. Натягивать шорты на мокрые трусики было противно. Но и сидеть тут, при нём не хотелось! Красота была гадко нарушена. Отдых испорчен. И мысли метались в её голове.
- Ну, ты и борзая, конечно! – он уложил свои удочки возле машины, присел и добавил, - Понаедут сюда, и давай свои правила устанавливать.
- Это ты понаехал! А я тут сидела уже, - ответила Женя. Она стояла, не зная, как быть. Остаться? Уйти? Но уйти, значит сдаться. Сдаваться она не любила.
- Я рыбачу тут, ясно, - ответил чудак. На спине у которого был нарисован, не то осьминог, не то ёж. И написано что-то. Но разобрать было трудно. Загар поглотил и рисунок и надпись.
- А я тут купаюсь! – ответила Женя. И, сняв полотенце, пошла в направлении воды.
- Ээээ! – он поднялся с песка, крикнул в спину. Но она уже влезла по пояс. И трусики вымокли вновь.
Когда он взобрался на камень, где только недавно сидела та самая чайка, Женюша продолжила плавать. Он крикнул ей сверху:
- Эй! Ты давай-ка греби вон туда! – указал направление, - Ты мне всю рыбу тут распугаешь!
- Где хочу, там и плаваю! – крикнула Женя, намеренно плавая возле скалы.
Эта борьба продолжалась недолго. Он умудрился закинуть крючок, когда Женю поддело волной. Она потеряла к нему интерес ещё прежде, чем успела замёрзнуть. И, вернувшись на берег, зарылась в большой банный плед.
Молчаливый пикапер привёз её к дому, совсем непохожему не тот, в котором жила тётя Груня. Это был не дом даже, а целая усадьба! Большая, с тремя этажами. С увенчанной флигелем крышей. С балконом, увитым плющом. Где сидел, вероятно, тот самый Евгений, которому ей полагалось доставить письмо.
- Я твой транспорт свожу на ремонт, заменю колесо, - подал голос водитель, - Тебе полчасика хватит, пообщаться с местной знаменитостью?
- Знаменитостью? – хмыкнула Женя. Она понятия не имела, что это значит. Но уточнить не смогла.
Собеседник сказал:
- Через полчаса подъеду, - это звучало, как будто приказ.
Она вышла, прижала к груди свою шляпу с большими полями. Да так и осталась стоять, глядя вслед.
«А что говорить? Как представиться?», - думала Женя, подбираясь к калитке. И робко в неё постучала. Спустившийся сверху хозяин, открыл ей спустя пять минут. Это был мужчина, на вид чуть постарше её матери. Седовласый, красивый и статный. Высокий, с густой бородой и в очках.
- Добрый день, - промямлила Женя.
- Здравствуйте! – он галантно кивнул, не предлагая войти.
- Мне нужен Озеров Евгений, - сказала она.
- Это я, - он повторно кивнул, - Давайте!
Ладонь, которую он протянул, была мягкой, широкой. Это была рука не работящего человека. Рука человека, который не чинит машин, не рыбачит, не знает ручного труда. Рука артиста, писателя, может быть…
- Что давать? – непонимающе вскинула голову Женя.
«Неужели, он в курсе письма? Неужели, он ждал?».
Но мужчина пожал плечами, снял с носа очки:
- Не знаю, что там у вас? Вероятно, экземпляр моей книги? Давайте сюда, подпишу.
- А…, - Женя смутилась, - Так вы, и правда, писатель?
- Писатель, конечно, - ответил мужчина, - Увы! Или к счастью, пока не решил.
- Но, - отозвалась она, подбирая слова, - Я не по этому поводу к вам.
- А по какому? – всё также спокойно и взвешенно вымолвил он.
Женя окинула взглядом розарий за плотным забором, и кованый остов калитки, которая не приглашала войти.
- Я здесь по просьбе моей мамы, - ответила робко. И вдруг подумала! А что, если мама любила читать? И всего лишь хотела оставить послание автору.
Ей хотелось спросить, о чём он пишет. Ведь мама не тратила время на чтение женских романов. Да и в целом, читать не особо любила. К тому же, навряд ли она придала бы большое значение этому. Ведь даже любимейший матерью Моцарт никогда не имел чести быть упомянутым ею в письме…
- Внимательно слушаю, - выдал хозяин усадьбы, писатель, по виду уставший от общества юных девиц. Наверное, часто к нему приезжают фанатки и просят оставить автограф? Но Женя, увы, не одна из таких.
- Её имя Саша. Александра Белозерцева. По мужу Гринёва, - начала, было, Женя.
И увидела, как изменилось лицо, до сих пор не выражавшее к ней ни малейшего интереса.
- Саша? – ответил мужчина, - О, Господи…
Взгляд потемнел, губы чуть задрожали:
- Сашенька. Подумать только! Сколько лет минуло. Я ведь не знал, где искать…
Женя воззрилась на тёзку, не зная, как быть. Продолжать? Или он сам продолжит за неё?
- Скажите, где она? Что с ней? Она в порядке? Я, признаться, уже не надеялся получить от неё хоть какой-нибудь знак.
В голове у Женюши послышался мамин уверенный голос. Информацию, которую ей предстояло озвучить, хотелось забыть. Разве мама могла поступить так жестоко? Обязать её снова и снова говорить всем, что она умерла…
- Её больше нет, - коротко бросила Женя, и потянулась к письму. Но мужчина схватил её за руку:
- Как? Что вы говорите? Как это нет?
Посмотрев на пальцы, что сжались вокруг её запястья, она даже слегка испугалась. Казалось, он втянет её в свой божественный сад и заточит там навеки. Слегка очумелый, испуганный взгляд упирался в неё, вопрошая.
- Мама умерла пару месяцев назад, - подвела итог Женя. И он отпустил. Привалился к калитке. Схватился за сердце, и стиснул очки так, что те бы вот-вот поломались.
- Вам плохо? – спросила Женюша, и робко коснулась плеча. Почему в этом дальнем краю, где она никогда не была? Эти люди, которых не видела сроду… Почему они все так страдали по маме. Воспринимали её смерть, словно личное горе. Да кто они все?
- Нет, я… я в порядке, - он отдышался, напялил очки, и… побрёл в направлении дома.
- Постойте! – окликнула Женя, так и не решаясь переступить за черту, отделявшую улицу от территории сада.
Мужчина застыл, обернулся. И вдруг, вместо скорби на очень красивом лице отразилась досада.
- О, боже! Простите! Да что это я, в самом деле? – подбежав, он открыл настежь створку калитки, приглашая её войти внутрь, - Прошу вас, прошу!
Женя робко шагнула. И воздух как будто окутал её лепестками цветов. Розы были повсюду. Кусты возвышались с обеих сторон от тропинки, ведущей ко входу в большой изумительный дом. Они нависали над головой, цепляясь плетьми за железные прутья ограды.
- Красиво у вас, - не сдержалась она, - Столько роз!
- Да, я люблю их! Они молчаливы и очень изысканны, - с плохо скрываемой горечью, выдал хозяин, - Прошу вас, идёмте! Вы любите компот? Я недавно сварил. Скорее всего, ещё тёплый. Но, если бросить в стакан чуть-чуть льда…
Она шла, зачарованно глядя на розы. А те позволяли собой любоваться. Качались в такт ветру, создавая вокруг себя облако тонких духов.
Проведя её в дом, он сказал:
- Проходите, прошу! Не стесняйтесь. Сюда проходите, на кухню.
Женя разулась, оставила сумку и шляпу у входа. Застыла в немом изумлении, глядя на очень высокий стеллаж, полный книг. Книги были повсюду. Часть из них – уже старые. Среди имён она видела те, что самой приходилось читать, следуя школьной программе. Были тут иностранные авторы. В том числе и французские. Альбер Камю, Оноре Де Бальзак, Александр Дюма во французском издании.
«Вот бы почитать подлинник», - подумала Женя, дотронувшись до корешка книги «Маленький принц». Рядом высились книги, куда более скромные по толстоте. И гораздо новее.
Когда на следующий день Сашка ей позвонил, Женя решила пойти на свидание с ним.
- Смотри там, без глупостей! - заявила тёть Груня, - А то мне ответ держать перед твоей матерью. Глядишь, уже скоро придётся.
Она любила хвататься за сердце по делу и без. И Женя, спустя пару дней, успела привыкнуть.
- Тёть Груш, не беспокойтесь! Глупости ещё заслужить нужно, - ответила с гордостью.
- Ох, ох! Вся в мать! - рассмеялась хозяйка. И оглядела её сверху донизу.
Для свидания Женя оделась в горох. Удлинённое платье с запахом имело высокий разрез до середины бедра. Который мелькал при ходьбе, обнажая стройную ножку. Сандалии, резиночка в тон, что держала копну непослушных волос. После визита на пляж, плечи и нос были красными. И вечером тётя Груня их мазала. Но вовсе не кремом, а сметаной! Половина которой отправилась в Женькин рот, пока та держала бесценную мисочку.
- До полуночи вернусь, - убедила она, - А то карета превратится в тыкву!
- Он что, на карете приедет? - нахмурилась Груня. Видимо, в сказках была не сильна.
Но Сашка приехал на старом пикапе. Правда, отмыл его дочиста. Тот аж сиял! И сам очевидно помылся. Вихор был зализан. Лицо гладко выбрито. А светлый льняной костюм оттенял цвет загара.
- Сударыня, это вам! - выудил из-за спины романтичный букетик.
Женя взяла, приложила к груди и присела в лёгком реверансе:
- Мерси.
- Надеюсь, ты не ужинала? - нахмурился Сашка.
- А что? - удивилась она.
- Да я накормить собирался, - пожал он плечами. И Женя припомнила, на каком плече у него был рисунок.
- Будем рыбу ловить? - усмехнулась она. Сложно представить себе таковое, когда над морским побережьем господствует ночь.
- Обижаешь, - чуть выпятив грудь, бросил Сашка, - Ресторан ожидает.
- Ресторан? - Женя вскинула брови, - Даже так?
- Вообще-то, я там работаю, - сказал, открывая ей дверцу машины, - Но сегодня приду, как клиент.
- Работаешь кем? Шеф-поваром? - польстила ему.
Сашка был честным:
- Пока только помощником. Но мне уже доверяют готовить кой-что самому.
- Было бы интересно попробовать, как ты готовишь, - ответила Женя.
Он дёрнул рычаг, и пикап стартанул.
- Чем это пахнет? - повела она носом.
- Ц-ветами, - нахмурился он.
- Освежителем, - догадалась Женюша, увидев искомый баллончик в его бардачке.
- Ну, ты же ругалась, что рыбой воняет! А её, знаешь ли, трудновато заглушить, - с досадой ответил её кавалер.
- Я, кажется, чувствую рыбу сквозь этот парфюм, - с притворством скривилась она.
- Да ну тебя! - Сашка прыснул. Улыбка сверкнула на фоне лица.
«Он красивый», - подумала Женя, - «А я? Я красивая?». Она никогда не считала себя таковой. Милой, да! Обаятельной, может быть. Но красивой, навряд ли. Красивой у них была Анька. «Порочной», - как изъяснялась Маринка, завидуя ей. А Женя была просто милой. Возможно, её красота не раскрылась ещё? Как бутон не распущенной розы оставляет лишь тонкий намёк на всю прелесть цветка.
Ресторан оказался прелестным. С открытой верандой, у самого синего моря. И видом на тёмный залив.
- Нужно было тебя привести на закате, - посетовал Сашка, сажая Женюшу за стол.
- А мне нравится! - Женя окинула взглядом просторный, оформленный в стиле рыбацкого судна ресторанный зал.
Контингент был под стать. Не привычные взору любители петь в караоке, коих было великое множество в центре. Не ценители плясок под русский шансон, что тусили на набережной. А влюблённые парочки, скромно сидевшие друг против друга. В бокалах искрилось вино. На тарелках ждали своей участи морепродукты.
Когда к ним подошёл официант, Женя в тот же момент ощутила двусмысленный взгляд. Парень был симпатичный, высокий.
«Здесь все так выглядят?», - Женя смутилась, поправила локон, спадающий на ухо.
- Прекрати пялиться на мою девушку, - процедил ему Сашка.
Она вскинула брови:
«Твою?», - говорил её взгляд. Но язык продолжал прижиматься к зубам. Быть чьей-то девушкой Жене пока ещё не доводилось. Нет, ей предлагали, конечно! Шанс был. Но обычно свидания два ей хватало понять, что игра свеч не стоит. А претендент не достоин быть первым мужчиной. А если так, то зачем тратить время, его и своё?
Вскоре у них на столе появилось вино. А затем и закуски. «Коктейль из креветок» Женюше понравился.
- За наше знакомство, Евгения! Как вас по батюшке? - выдавил Сашка, роняя в бокал пару капель вина.
Они чокнулись, выпили.
- Максимовна я, - улыбнулась она, - Гринёва Евгения Максимовна.
- Очень приятно, - не отрывая глаз от неё, сказал Сашка, - А в кого у вас, Евгения Максимовна, такие большие глаза?
- Глаза, - озадачилась Женя, - Понятия не имею. Наверное, в бабушку. У папы глаза были серые, у мамы зелёные.
- А у тебя глаза цвета южных ночей, - выразительно выдохнул он.
- Да вы романтик, Александр Евгеньевич, - кокетливо хмыкнула Женя и опустила глаза, чтобы больше не видеть, как он улыбается ей. По спине побежали мурашки от мысли о том, что она на свидании с парнем, на море, поглощает салат из креветок, и...
- Осетровый шашлык! - провозгласил официант, выгружая на стол две огромные шпажки.
- Ну, что? За тебя? - Сашка взял свой бокал, - J'espère que notre connaissance se transformera en quelque chose de plus grand? (Надеюсь, наше знакомство перерастёт в нечто большее?).
- Si tu veux dire la nuit à venir, c'est peu probable, (Если ты имеешь ввиду предстоящую ночь, то навряд ли), - отчеканила Женя.
- Je veux dire la vie future, (Я имею ввиду предстоящую жизнь), - выдал он.
Они выпили. Женя вкусила горячий шашлык и от сочности аж застонала:
- О, боже, как вкусно!
- Понравилось? - Сашка смотрел на неё с наслаждением, будто просто смотреть, как она ест было достаточно, чтобы насытиться, - А ты, наверно, мечтаешь уехать в Париж? - предположил он.
- С чего бы? - спросила она.
Это случилось на пятом свидании. А, может быть, на седьмом! Женя не помнила точно. Все дни теперь они с Сашкой проводили вместе. Он показывал ей те красоты, которые без него она бы точно не увидела. Угощал рыбой, которую сам наловил. Мазал кремом её обгоревшие плечи. И шептал ей на ушко, какая она...
- Женечка, милая, я так люблю тебя, - выдавил жарко, впервые войдя.
Женя ахнула и закусила губу. Так было больно! Но ей так хотелось отдать ему всё. Всю себя, без остатка. И она отдавалась. Отныне так страстно ему отдавалась, на пляже, в машине, на том самом утёсе, который они нарекли «Камнем первой любви».
- Как же я буду жить без тебя целый год, - прошептала она, водя пальцем по рисунку у него на плече. Это был осьминог, плавно скользивший на грудь со спины.
- Оставайся со мной, - отозвался лениво.
Женя вздохнула:
- Ты же знаешь, что я не могу.
- Учёба? - спросил он, подложив руку под голову, - Переведись в местный ВУЗ. Я узнавал, у нас есть в городе филологический. Или переходи на заочку, а потом будешь курсы вести.
Она усмехнулась:
- Не знаю. Ведь там мои сёстры, семья.
- У сестёр своя жизнь. Ты же не будешь вечно их караулить, - ответил Сашка, как будто именно Женя «пасла» их, а не наоборот.
- А ты? Ты найдёшь себе новую девушку? Вон, у тебя какой выбор большой, - она приподнялась на локтях, - Я приеду, а ты тут с другой.
Он хмыкнул:
- Глупышка, - убрал прядь волос, что прилипла ко лбу.
Женя насупилась:
- Это всего лишь курортный роман. Я уеду, и ты забудешь обо мне.
- Как такое забудешь, - впился он взглядом в её наготу.
- Я серьёзно, Саш! - чуть не плача, сказала она.
- Я тоже, - провёл по спине, до изгиба и замер, - Я хочу, чтобы ты была рядом со мной.
Это лето грозилось стать самым лучшим в её жизни. Да что там! Оно уже таким стало. Все дни напролёт Женя с Сашкой катались на старом пикапе. Брали с собой удочки, велосипеды, корзинку с провизией, плед. Они лазили в горы, купались, любили друг друга в прохладной тени.
Сашкин отец так ничего и не выдал. Пару раз после той первой встречи, Женя его навещала, желая узнать, что в письме. Не напрямую, конечно! Она надеялась, Озеров скажет ей правду. Но он неизменно молчал! Говорил обо всём, кроме этого. Кроме того, кем ему приходилась Белозерцева Александра.
«Ну, и пускай», - пожимала плечами Женюша, выходя от него с очередным томиком классика. Пользуясь случаем, она постоянно читала французские книги в оригинале. Чем жутко бесила своего новоиспечённого парня.
- Зачем ты ходишь к нему? - злился Сашка.
У них с отцом был негласный договор. Один не перечил другому. Но каждый участвовал в жизни другого как мог.
- Он знал мою маму, - сказала Женюша.
- И что? Это было ещё до тебя, - выдал Сашка с обидой. Как будто её ревновал.
- Вот именно! - Женя повысила голос, - Мне интересно.
- А мне не интересно, что было до меня и что будет после, - он уставился вдаль. Моллюск у него на плече словно бы двигался вместе с хозяином. Женя коснулась одной его щупальцы:
- До тебя были твои родители, а после будут твои дети. Как это может быть неинтересным?
Сашка поймал её руку, их пальцы сплелись:
- Мне интересно только то, что сейчас. Потому, что сейчас ты со мной, а завтра...
- И завтра я буду с тобой, - опрокинулась Женя на спину, увлекая его за собой на расстеленный плед, - И послезавтра, и послепослезавтра...
Он не дал ей закончить, накрыл её тело своим. И потребность в любви захватила обоих...
На вторую неделю её пребывания здесь, Озеров всё же решился раскрыть ей секрет. Было слышно по голосу! Когда он приглашал Женю в гости, тот звучал как-то неубедительно.
«Может быть, Сашка признался, что мы с ним встречаемся», - подумала Женя. Ей почему-то хотелось, чтобы они посидели втроём, пообщались. Но эти двое в упор не хотели общаться друг с другом! И ей приходилось вести разговоры с одним за столом и за книгой, а с другим... А с другим они делали много чего, и помимо бесед.
В этот раз Озеров встретил её при параде. Несмотря на жару, был в рубашке и в галстуке. На столе стоял торт и сервизные чашки, которые явно имели особый подтекст.
- Женечка, присаживайтесь! - он до сих пор обращался на «вы». Но Жене было ничуть не обидно. Такая манера даже льстила ей.
- А Саши не будет? - оглядела она стол, в поисках третьей чашки.
- А..., - замешкался Озеров, - Нет! Понимаете, Женечка, мне необходимо обсудить с вами одну очень важную вещь.
«Неужели, про Сашку расскажет какую-то гадость?», - подумала Женя испуганно. Вдруг, у того есть невеста? А сейчас она просто уехала. Или какая-то из местных девиц залетела от Сашки и теперь тот обязан жениться на ней?
Озеров сел. Долгий выдох давал осознать, что озвучить ему предстоит нечто крайне серьёзное.
- Евгений, прошу, не томите! - сказала она, - Это касается Саши?
- А... Нет! - Озеров быстро протёр окуляры и водрузил их на нос, - Точнее, в какой-то степени это касается и его тоже. Я же надеюсь, вы не...
- Мы не..., - повторила она окончание фразы. Каким оно было, ни Женя, ни он не решились узнать.
- В общем и целом, я всё-таки верю, что в жизни ничего не происходит случайно. Есть теория, что всё, что с нами случается, предопределено, - он поднялся, из ящика вынул конвертик. Тот самый, что Женя ему привезла. Только теперь край его был надорван. Причём, так надорван, как будто сделавший это испытывал непреодолимое желание скорее прочитать.
- Вы читали его? - посмотрела Женюша на белый конвертик, который лёг между ними на стол.
- Да, я читал, - обречённость, сквозившая в голосе тёзки, её напрягла.
- Что... в нём? - спросила она.
- Вам лучше самой прочитать, - он ответил, не глядя. Как будто стыдился смотреть на неё.
- Вы хотите, чтобы я прочитала его? - уточнила Евгеша.
- Да, хочу, - твёрдо ответил Евгений.
В тот же день она поменяла билеты. Обратный взяла на «сегодняшний день». Возвращаться назад предстояло в сидячем вагоне, иначе никак.
- Повезло, - сообщила кассирша, - Буквально последний билет ухватили! Сейчас же горячая пора. Правда, все едут на курорт, а не с курорта.
- Спасибо, - ответила Женя, стараясь не плакать. Стараясь представить себе, как вернётся домой. Как вернётся…
Труднее всего было с Сашкой. Сказать ему правду нельзя. А врать не хотелось…
«Женёк, ну ты где? Поедем закат караулить?», - писал он, и сердце рвалось.
«Заболела, прости! Эти дни», - написала Женюша.
«Ну, и что? Я ж тебя не купаться зову. Можешь просто лежать рядом, я тебя пожалею, поглажу».
Она не могла выносить эту боль. Не могла и представить себе, что влюбилась в него. А он – брат, по отцу. Для чего же судьба их свела? Чтобы сделать им больно, обоим? Чтобы навсегда отвратить друг от друга. Ведь он не простит! Не простит этот скорый отъезд, не забудет. Напротив! Какое-то время он будет звонить, и писать, будет пытаться узнать её адрес у тёть Груни. А та по велению Женьки не скажет. А он… Он её проклянёт. И вся любовь, вся нежность его, обратится в незримую злобу.
- Да чего ж так скоро-то, Женечка? – сокрушалась тёть Груня.
Она и представить себе не могла, что могло быть причиной отъезда. Ведь до конца лета ещё, как до неба. А Женька сказала, что останется здесь до конца…
- Так надо, тёть Грунь! Не спрашивайте, пожалуйста, меня ни о чём, - попросила Женюша.
Но хозяйка прекрасного дома, в котором ей было так вкусно, уютно, тепло, покивала. А затем стала вновь вопрошать:
- Что ли дома чего? Заболел хто?
- Нет, - покачала она головой.
Тёть Груня всплеснула руками:
- Поди, обидел кто? Тот парень, который тебя провожал? Обидел? Скажи мне всё, как на духу! Небось, снасильничал, да? Вот, скотиняка такая!
- Нет, что вы! – упёрлась Евгеша в неё возражающим взглядом, - Сашка, он хороший.
- Спужалась? – нахмурилась Груня, - Влюбилась, поди?
Женя хмыкнула:
- Это уже не имеет значения. Если придёт, вы скажите ему… Нет! Я оставлю письмо. Передайте. И больше ни слова.
- Ох, Женечка! Что-то мне всё это очень не нравится. Я же вижу, темнишь! А чего темнить-то? Тёть Груня, она разве плохого посоветует? Она разве скажет кому? Я ж – кремень!
Женя окинула взглядом старушку. Хотя, и старушкой её было трудно назвать. Скорее, преклонного возраста женщина. Круглая, милая, как пирожок.
«Ведь и правда, не скажет. Смолчит. Вон, молчала, когда Озеров маму искал. Ни словечком ему не обмолвилась». Ей так захотелось признаться во всём! Рассказать про них с Сашкой. Но… Момент был упущен. Раздался настойчивый стук. И тёть Груня пошла открывать.
Спустя пару минут в Женину комнату резко, без стука, вошёл… её папа. Точнее, она его папой, увы, не считала! И даже в мыслях не могла назвать так. Отец у неё был один и он умер. И мать умерла. Но какую «свинью» подложила своей младшей дочери…
- Так, писака! А ну-ка выметайся отсюдова! Я тебя у гости к себе не звала! – вслед за ним появилась тёть Груша. Грозно глядя, она указала на дверь.
- Груня, я не к тебе пришёл, а к Евгении, - отозвался папаша.
- Женя, ты ентого фраера видеть хотела? – тёть Груня взглянула на Женю.
Та молча стояла, прервав свои сборы. На кровати лежал чемодан.
- Что вам нужно? – с трудом смогла выдавить.
Он поглядел на хозяйку:
- Я бы хотел объясниться. Один на один.
- Ох! – та рассмеялась и вытерла руки о фартук, - Вот как Женя скажет, так и будеть, а ты мне тут не указ!
Женя вздохнула:
- Тёть Грунь, - попросила, кивнув.
- Если чё, я у палисаднике, - объявила та. И неохотно оставила их, глядя на гостя с большим снисхождением. Хотя и была на полторы головы его ниже.
Озеров так и стоял у двери. Словно ждал приглашения. Стоило Груне уйти, как тишина, что повисла меж ними, начала безуспешно давить.
- Вы что-то забыли сказать? – уточнила она.
- Уезжаешь? – ответил он вопросом на вопрос.
Женя молча кивнула.
- Ну, что ж, - он вздохнул, - Я примерно так и представлял себе наше знакомство. Когда прочитал то письмо, долго думал. Говорить, или нет. Лучше бы сжёг его, правда?
Женя молчала, не в силах сказать что-нибудь. Да и что говорить? Если всё уже сказано.
- Жень, ты должна знать ещё кое-что, - выдал он с таким видом, как будто хранимая тайна являлась важнее той, что изложена в маминой старой записке.
- Неужели? – язвительно фыркнула Женя, - Я не все ваши грязные тайны узнала? Есть и ещё кое-что?
Он стыдливо нахмурился:
- Это касается Саши.
Она прекратила рассовывать платья, застыла над сумкой. Наверное, Сашка сказал ему правду, хотел получить одобрение. А в итоге узнал, что они с Женей - брат и сестра?
- Понимаешь, - тяжело, словно буксуя, произнёс Озеров, снял очки и потёр переносицу, - Мы с моей женой Лидией не имели детей.
Женя нахмурилась:
- В смысле?
Какая ещё правда ждёт её в этом краю? Чей же он сын? Хотя… Чей бы он ни был, он - Озеров. И какая разница, кто его мать?
- Сашка приёмный, - ответил писатель, и сел на тахту.
Женя тоже присела на краешек собственной мягкой постели. Где спала и мечтала о том, как увидится с Сашкой. Как он обнимет её, приголубит, прошепчет, как сильно скучал…
- Мы не могли родить, Лида сильно переживала. Говорила, что я не обязан быть с ней. Что это неправильно! Что мне нужны дети. А я, - Озеров, глядя в пространство, повёл головой, - Я просто хотел быть с любимой женщиной, заниматься любимым делом. Есть ли разница в том, народишь ты кого-нибудь в этот свет, или нет? Я рожал книги, можно так сказать. А однажды…
Он шумно вдохнул:
- Как-то раз побывал в детском доме. В рамках благотворительной акции, которую устроил издатель. Мы читали им детские книги. Я не пишу детских сказок, увы! Но для такого случая заготовил рассказик, в ролях. В общем… Там я увидел его.