"Беги!" — бьётся в голове отчаянная мысль, и я бегу, не замечая, как холодная мостовая обжигает босые ноги. Ночные улицы города кажутся мне бесконечными, но я знаю, что за ними — спасение.
"Беги!" — вторит голос в моей голове, тот, что теперь навсегда останется со мной. И я бегу, не оглядываясь, потому что знаю: стоит замешкаться — и меня схватят.
"Беги!" — последнее, что сказала мне ведьма, покидая своё тело и уступая его мне.
И я бежала.
Я не успела ничего спросить, а она — почти ничего сказать. Только одно предупреждение: "Если они тебя схватят — умрёшь."
Эти слова стали моим проклятьем и моим спасением.
Я несусь со всех ног, так быстро, как могу, лавируя между узкими улочками, надеясь на теневые заклинания, что всё ещё таятся в крови. Старая ведьма сказала, что в зачарованном лесу они меня не найдут. Я верю. Верю, потому что сама захотела быть здесь.
Сама уступила своё тело уставшей от гонений ведьме.
Сама заняла её место.
Осталось только добежать до леса.
Дыхание сбивается, сердце яростно колотится в груди, и я чувствую кожей, что они близко. Слишком близко. Моё время на исходе.
Но лес уже рядом.
А значит, у меня ещё есть шанс.
Ария оставила мне всё, кроме своей памяти, а именно она мне сейчас была нужна как никогда. Я тоже ведьма, но в нашем техногенном мире это было не более чем пшик по сравнению с тем, на что была способна она. На что теперь способна я.
Ведь теперь я Ария.
Двухсотлетняя ведьма. Хотя по моему тонкому стану и упругой груди этого никому не сказать. Молодое тело скрывало уставшую душу, но теперь на её месте я. И мне всего двадцать пять.
Обмен телами можно было совершить только в месте силы, а чёртовы инквизиторы охраняли их все. Мы рискнули всем, чтобы сделать это. Она рисковала, когда шла в логово врага. А я рисковала сейчас, пытаясь унести оттуда ноги.
Магическая вспышка, что скрепила обмен, ожидаемо привлекла внимание. И теперь меня не спасали даже скрывающие зелья.
Они уже знали.
Знали, что под их носом оказалась могущественная ведьма.
Знали и хотели заполучить меня — мою силу, мою жизнь.
Я почти добежала.
Лес был совсем рядом — тёмная стена деревьев манила тишиной и безопасностью. Ведьмин лес. Заколдованный. Здесь инквизиторы не ходят. Так сказала Ария, и я поверила.
Стоило пересечь границу между каменной мостовой и мягким покровом лесной подстилки, как напряжение в теле немного спало. Я замерла, стараясь не шуметь, и осторожно обернулась.
К лесу подошли пятеро.
Я видела их сквозь прорехи между ветвями. Высокие, сильные, в чёрных одеждах с золотым шитьем. Лица суровые, выражения раздраженные. Они ругались между собой — было видно, что не хотят заходить в лес.
— Дерьмо, она в ведьмином лесу, — недовольно бросил один.
— Пусть сдохнет там, — буркнул второй.
— Нам нужна живая, — напомнил третий.
— В лесу сдохнем только мы, — вставил четвёртый.
Я уже было собралась уходить вглубь, когда услышала нечто, заставившее меня замереть.
— Мы всё равно пойдём, — сказал один из них.
— Верно, — усмехнулся другой.
Я прикусила губу, краем глаза наблюдая за парой, что отделилась от остальных.
Первый был блондином с короткими волосами, виски выбриты. Второй — брюнет, волосы тоже короткие, но слегка хаотичные, словно он небрежно провел по ним рукой. Оба светлоглазые, красивые. Слишком красивые.
Я перестала ими любоваться, вспомнив, что я в другом мире. Здесь инквизиторы не красивые, а опасные.
Поэтому я развернулась и побежала дальше в лес.
Я старалась вспоминать, как ориентироваться в зачарованном лесу, но без памяти Арии это было почти невозможно. Я не знала ловушек, не знала, где безопасно, а где наоборот. Только время и опыт могли научить, а у меня не было ни того, ни другого.
Я пробиралась глубже, двигаясь быстро и по возможности бесшумно, но вскоре услышала погоню.
— Черт… — прошептала я, ускоряя шаг.
Гады всё же решились последовать за мной.
И не боятся сгинуть в ведьмином доме?
Здесь меня защитит каждая травинка, но вот их — вряд ли.
Я продолжала убегать, но внезапно из-за дерева выскочил брюнет. И как он умудрился меня обогнать?
— Попалась, — раздался довольный голос, и сильные руки вцепились в меня.
Я вывернулась, оттолкнувшись от его груди, но позади уже был второй.
Я бросилась в сторону, изо всех сил пытаясь вырваться, пробежала ещё пару шагов… и снова попалась.
Чья-то сильная рука схватила меня за запястье, а затем одно ловкое движение — и я уже на земле.
Я упала на подстилку из мягких цветов.
Что-то смутное мелькнуло в сознании, но не успело отложиться.
Потому что второй инквизитор уже с другой стороны.
Я в ловушке.
Неужели всё закончится, так и не успев начаться?
Тот, что повалил меня, медленно скатился в сторону, но не дал мне подняться. Второй протянул руку, срывая один из цветов.
Поднес его к носу, вдохнул аромат и довольно усмехнулся:
— Сегодня чудесный вечер. Даже цветы не закрылись на сон.
И тут до меня дошло.
Мысленно застонала.
Лучше бы мы свалились в шиповник!
Потому что сейчас нас всех накроет дурманом.
Я чувствую сладковатый привкус на языке, тепло, растекающееся по венам. Страх уходит. Больше не страшно.
Да, цветочки попались забористые.
— Красивая ведьма, — лениво протянул блондин, склоняясь ближе.
— Рыжая… — протянул брюнет, и его губы тронула чуть заметная улыбка.
Я сглотнула, осознавая, во что именно мы только что вляпались.
Цветы страсти.
Так их величают ведьмы. Из них варят самые сильные приворотные зелья, любовные настои и зелья искушения. Даже слабый отвар мог вызвать непреодолимое желание, а уж свежие цветы…
Разве бестолковые инквизиторы знают, что нюхать их не стоит? Конечно же, нет.
А меня в них буквально окунули лицом.
Глупцы.
Я зажмурилась, делая глубокий вдох, пытаясь понять, насколько сильное влияние окажет дурман. Слишком поздно. Запах цветов уже пробрался в кровь, впился в сознание, проникая в самые темные уголки желаний.
Сердце билось быстро, губы слегка разомкнулись, и я едва удержалась, чтобы не провести языком по нижней губе.
Тепло разливалось по телу, сладким, горячим, требовательным.
Я попыталась пошевелиться, но блондин, всё ещё придавливающий меня к земле, хмыкнул, прижимая крепче.
— Цветочки-то ароматные, — заметил он, лениво скользнув взглядом по моему лицу.
— И довольно удобные. Почти кровать. Да, ведьма? — усмехнулся брюнет, все ещё крутя в пальцах злосчастный цветок.
Он снова поднёс его к носу, вдыхая аромат, и зрачки заметно расширились.
Вот дурак. Ему же крышу снесёт.
Я же чувствовала, как волны томного жара пробегают по коже, лишая воли и превращая разум в гудящий, туманный вихрь.
Чёрт.
Отдать невинность инквизиторам мне совершенно не хочется, но сбежать…
Я судорожно сглотнула.
Сбежать вряд ли получится.
Магия на инквизиторов не действует.
А двое мужчин очевидно сильнее одной меня.
Ласки становились всё смелее, всё глубже. Они изучали меня, пробовали на вкус, жадно впивались губами в мою кожу, оставляя горячие поцелуи и лёгкие прикусы.
Блондин крепче сжал мои запястья, склоняясь над самым ухом.
— Ведьма… — его голос был низким, тягучим, наполненным хрипотцой желания.
Я выгнулась навстречу, чувствовала, как тепло их тел прижимает меня к земле, к этим проклятым цветам, от которых моё дыхание стало неровным, а тело — податливым, требующим большего.
Они уложили меня на этот мягкий, дурманящий ковёр, и я потонула в их прикосновениях.
Брюнет склонился надо мной, его светлые глаза горели тёмным пламенем.
— Тебе не страшно? — спросил он, скользя пальцами по моему животу.
Я покачала головой, закусив губу.
— Совсем?
Я потянулась к нему, запуская пальцы в его волосы, притягивая ближе.
— Возьми меня, — прошептала я, и он зарычал, не выдержав.
Его губы снова накрыли мои, жадно, властно, врываясь в этот поцелуй так, будто пытался выпить меня до дна.
Блондин, что всё это время наблюдал, усмехнулся.
— Жадная ведьма…
Он провёл ладонями по моим бёдрам, разводя их шире, помогая своему напарнику занять своё место.
Брюнет не заставил себя ждать.
В одно мгновение он заполнил меня, и я на мгновение замерла, почувствовав легкую вспышку боли, но она исчезла так же быстро, как пришла, оставляя только растущее удовольствие.
Я выгнулась, прижимаясь к нему, чувствуя, как нас захватывает это дикое, непреодолимое желание.
Его движения были сильными, уверенными, с каждым разом глубже, быстрее, пробуждая во мне вихрь эмоций, которые я никогда раньше не испытывала.
Я тонула в этих ощущениях, в его дыхании, в его руках, что держали меня, не давая сбежать даже мысленно.
И когда он зарычал, сжимая мои бёдра, я почувствовала, как всё внутри меня сжимается в сладкой, напряжённой волне наслаждения.
Но на этом они не остановились.
Как только брюнет отстранился, позволяя мне перевести дыхание, его место занял блондин.
Блондин не спешил.
Он смотрел на меня, прикусив губу, его светлые глаза потемнели, стали тяжелыми от желания. Его ладони медленно скользили по моему телу, изучая, впитывая, словно он хотел запомнить каждую линию, каждую дрожь, каждый вздох.
Я ещё не успела прийти в себя после брюнета, но этот огонь внутри не угасал — он разгорался с новой силой, требуя большего.
Блондин провел пальцами по внутренней стороне моего бедра, чуть сильнее сжав кожу, его губы растянулись в лукавой усмешке.
— Ты такая сладкая… — его голос был низким, хрипловатым.
Я не ответила. Только потянулась к нему, желая больше.
Он опустился ниже, исследуя мою кожу губами — горячими, мягкими, настойчивыми. Оставляя поцелуи там, где только что меня касался его напарник.
Я выгнулась, когда его язык прошёлся по чувствительной точке, а затем он накрыл мою грудь губами, дразня, обводя языком сосок.
Тонкие волны удовольствия пронзили тело, я застонала, запустив пальцы в его волосы, притягивая ближе.
— Нетерпеливая, — выдохнул он, прежде чем двинуться дальше.
Я не сопротивлялась, когда он раздвинул мои ноги шире, его тело легло на моё, горячее, сильное, властное.
Он прижался ко мне, его дыхание обжигало кожу.
— Теперь я, ведьма, — прошептал он мне в губы.
И вошёл.
Сильным, глубоким толчком, заполняя меня до последнего сантиметра.
Я выгнулась, закусив губу, пытаясь сдержать стон, но он вырвался сам, низкий, сладкий, полный чистого удовольствия.
Блондин зарычал, откинув голову назад, его пальцы сжали мои бёдра, удерживая крепче, пока он начинал двигаться.
Ритмично, глубоко, пробуждая во мне вихрь новых ощущений.
Его движения становились быстрее, сильнее, настойчивее.
Я тонула в этих прикосновениях, в его запахе, в том, как его губы находили мои снова и снова.
В каждом толчке я чувствовала его власть, его желание, его непреодолимую страсть.
Я позволяла ему всё.
Я принимала всё.
И с каждой секундой забывала, кто из нас пленник, а кто охотник.
Его движения становились всё быстрее, глубже, настойчивее, доводя меня до грани, за которой существовало только одно – чистое, дикое наслаждение.
Я выгнулась, впиваясь ногтями в его плечи, судорожно хватая воздух. Всё тело было напряжено, каждая клеточка горела, требовала разрядки.
— Чёрт… — простонал он, вцепившись в мои бёдра.
Ещё несколько толчков, и я сорвалась, утонула в этой пьянящей волне.
Мир вспыхнул, растворился, оставив только пульсирующее удовольствие, разливающееся по телу. Я застонала, выгибаясь навстречу ему, позволяя себе раствориться в этих ощущениях.
Блондин сжал мои бёдра сильнее, его тело дрогнуло, дыхание сорвалось, и в следующую секунду он разрядился внутри меня, тяжело рванув воздух.
Он наклонился, его горячее дыхание обожгло моё ухо.
— Ведьма… — выдохнул он, оставляя на моей коже ленивый, тягучий поцелуй.
Я пыталась прийти в себя, чувствуя, как его тело тяжело опустилось на моё.
Несколько секунд он просто лежал, тяжело дыша, прежде чем отстранился, опираясь на локоть.
Я почувствовала, как он медленно выскользнул из меня, и когда он опустил взгляд вниз, то замер.
Его светлые глаза сверкнули, пробегая по его члену, на котором виднелась алая капля.
Я прикусила губу, наблюдая, как в его взгляде смешиваются эмоции — удивление, ошеломление, даже лёгкое недоверие.
— Если бы не кровь на моём члене, я бы никогда не поверил, что ведьма может быть невинной, — выдохнул он, подняв взгляд на меня.
Брюнет, наблюдавший за нами, тоже усмехнулся, качая головой.
— Значит, сегодня мы стали первыми, кто видел невинную ведьму и первыми, кто её этой невинности лишил, — протянул он, скользя пальцами по моей щеке.
Я ничего не ответила.
Только потянулась к нему, позволяя его губам снова накрыть мои, в этом странном опьяняющем плену.
Мягкий свет пробивался сквозь листву, медленно пробуждая меня от глубокого, насыщенного сна.
Я потянулась, лениво выгибаясь, наслаждаясь ощущением тёплого воздуха на коже, чувствами расслабленности и удовлетворения, что всё ещё переполняли меня после ночи, проведённой между двумя сильными, горячими телами.
Но стоило мне открыть глаза и посмотреть на тех, кто спал рядом, как осознание ударило меня в грудь.
Они — инквизиторы.
Чёрт.
Сознание резко вернулось, сметая остатки сладких грёз.
Я быстро, но аккуратно натянула на себя платье, стараясь не разбудить их. Каждое движение было осторожным, выверенным.
Тихо.
Не дыши.
Не разбуди.
Я уже собиралась встать и уйти, как вдруг мой взгляд зацепился за нечто странное.
На их коже, в области сердца, появлялись белые вязи.
Они были едва заметны, только-только начали формироваться, но я узнала их сразу.
Метки истинности.
Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
Нет.
Нет, нет, нет!
Тихо выругалась, поднеся руку к собственной груди.
Возле сердца уже появлялся похожий узор.
Я судорожно сглотнула.
Это категорически плохо.
Проклятие ведьм — связь, которую нельзя разорвать. Истинные пары — нечто древнее, нечто незыблемое. И я, ведьма, теперь связана с инквизиторами.
Я выругалась ещё раз, но уже едва слышно, не позволяя панике взять верх.
Я должна уйти.
Сейчас же.
Я поднялась, стараясь двигаться как можно тише, и рванула прочь, оставляя их спящих среди цветов, пока ещё не поздно.
Лес укрывал меня.
Тени деревьев путались в волосах, тёплая земля мягко пружинила под босыми ногами. Я бежала, пока не начала задыхаться, пока лёгкие не сжались от нехватки воздуха, пока в висках не начала гудеть кровь.
Но я не останавливалась.
Я добралась до ведьм ближе к рассвету.
Наш лагерь был глубоко в лесу, в защищённом месте, скрытом чарами. Нас осталось не так много — инквизиторы нещадно сокращали наше количество.
Я едва успела перевести дыхание, когда передо мной появилась высокая женщина с тёмными волосами, завязанными в сложные косы. Её кожа была смуглой, глаза — золотистыми, цепкими, полными силы.
— Ария, где ты была? — её голос был строгим, но в нём сквозила тревога.
Я посмотрела на неё, и она всё поняла.
Её взгляд скользнул по моему лицу, по растрёпанным волосам, по слегка разорванной ткани платья, по следам прикосновений, что ещё оставались на моей коже.
Её губы дрогнули, а затем она нахмурилась.
— Она ушла?
Я кивнула.
Женщина вздохнула, её глаза наполнились чем-то печальным, но неизбежным.
— Кто ты теперь, дитя?
— Ведьма Саэрского леса.
Она кивнула, будто окончательно утвердилась в своих мыслях.
— Значит, ты приняла её долю… Что ж.
Она собиралась сказать ещё что-то, но вдруг её ноздри дрогнули, взгляд снова скользнул по мне внимательнее.
— Почему от тебя разит кровью?
Я сглотнула.
— Я… — я не знала, как сказать. Но врать не было смысла.
И я рассказала.
Про инквизиторов. Про лес. Про цветы страсти. Про ночь, которая перевернула всё.
Женщина слушала молча, лишь сжав губы, когда я призналась, что Ария была невинной и теперь навсегда связана с двумя инквизиторами.
Когда я закончила, она медленно вдохнула и выдохнула.
— Тяжело начался твой путь, девочка.
Женщина не спешила говорить что-то ещё — она просто кивнула мне, словно признавая мое право на существование, и повела вглубь лагеря.
Я шла следом, оглядываясь по сторонам и впитывая каждую деталь — этот уголок леса был живым, насыщенным магией, которая словно пульсировала в воздухе. Между деревьями тянулись тонкие серебристые нити чар, плетёные так искусно, что их можно было заметить только при определённом угле света. Я не могла не восхищаться — заклинания были старинные, глубинные, и защищали не только пространство, но и энергию, что здесь зарождалась.
Вокруг нас мелькали фигуры — женщины разного возраста, от совсем юных, с наивными глазами, до пожилых, седовласых ведьм, чьи морщины скрывали столетия опыта. Некоторые останавливались, провожая меня взглядами, другие же просто кивали моей провожатой, не спрашивая ни о чём. Они чувствовали перемену — сила Арии принадлежала мне, и лес откликался на её присутствие, но не все сразу поняли, кто перед ними.
— Здесь мы живём, — сказала женщина, ведя меня мимо кругового костра, над которым витало благоухание трав и каких-то кореньев. — Лагерь старый, обустраивался ещё до Великой Охоты. С тех пор он расширился, и теперь сюда могут прийти ведьмы из любой части света, если ищут укрытие или поддержку.
Я кивнула, вслушиваясь в её спокойный, неторопливый голос. Он словно переплетался с магией леса, заставляя меня расслабиться, несмотря на внутреннее напряжение.
— Меня зовут Лив, — женщина посмотрела на меня с лёгкой улыбкой. — Я хранительница Саэрского леса, и теперь твоя наставница.
— Лив… — тихо повторила я, стараясь запомнить имя.
Мы прошли к широкой поляне, окружённой кольцом деревьев, на которых свисали тонкие резные амулеты из кости и дерева. Костёр горел ярко, его пламя отбрасывало длинные тени, и несколько ведьм сидели вокруг, погруженные в плетение заклинаний.
— Лагерь разделён на зоны по функциям, — объяснила Лив, указывая на дальние хижины, собранные из переплетённых ветвей и коры. — В одной стороне — боевые ведьмы, они всегда готовы к отражению нападения. В другой — целительницы, здесь создают зелья и работают с ранами. Есть и другие — хранительницы знаний, молодые ученицы, практики лесной магии.
Я кивнула, не отрывая глаз от происходящего. Всё здесь было живым, наполненным движением, магией и смыслом.
— Твоё место — пока рядом со мной, — продолжила Лив, ведя меня дальше. — Я помогу тебе раскрыть силы Арии. Ведь твоё тело сильное, но ресурс не до конца пробужден, пока душа не сольется с телом окончательно. То, кем была предыдущая Ария больше не играет роли, тебе придется найти себя. Потому что магия не в теле, она в душе. В теле только ресурс.
Холодная вода приятно обжигала кожу, когда я нырнула в прохладное течение реки. Легкое шуршание листьев на берегу и мягкое журчание воды были словно музыка, и я наслаждалась этим редким моментом покоя.
Пальцы скользнули по волосам, и я взяла пучок мыльного корня, размяла его, пока он не начал пениться в руках. Густая пена покрыла мои локоны, а я потянулась к воде, смывая её вместе с накопившейся усталостью и тревогой.
Лес был тихим сегодня, словно наблюдал за мной, прислушивался к моим мыслям. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула, чувствуя, как прохладный ветерок ласкает обнажённое тело. Прошло две недели с тех пор, как я стала Арией. Я привыкла к рутине и своим обязанностям, к этой реке и своей наставнице.
Мои руки невольно опустились к груди, и пальцы осторожно коснулись вязей, появившихся возле сердца. Белый узор был ещё едва заметен, но я ощущала его под кожей, словно лёгкий холодок.
— Не исчезнет, но и не окрепнет пока снова им не отдашься, — раздался спокойный голос за моей спиной.
Я вздрогнула и обернулась, встречаясь с пристальным взглядом Лив. Наставница стояла на берегу, скрестив руки на груди, и наблюдала за мной с привычной строгой улыбкой.
— Что? — прошептала я, не понимая, к чему она клонит. За все время, что я тут, мы ни разу не обсуждали мою метку.
Лив кивнула на метку.
— Связь только на этапе зачатка, — объяснила она. — Чтобы она разрослась и окрепла, тебе нужно снова принадлежать им.
Я нахмурилась, чувствуя, как внутри поднялась волна возмущения и страха.
— Зачем? — тихо спросила я, опуская взгляд на едва заметные узоры.
Лив подошла ближе, остановившись на самом краю воды.
— Когда связь окрепнет, — продолжила она, — ты сможешь зачать сильную ведьму.
— Но я… — голос дрогнул, и я судорожно сглотнула, подняв глаза на Лив. — Я не могу с ними спать. Они убьют меня.
Наставница вздохнула, словно я сказала что-то совсем несущественное.
— Лес выбрал тебя как сосуд, — пояснила она, ни на мгновение не отрывая взгляда. — Ты подаришь ему новую ведьму или потеряешь всё, дорогая. Такова твоя судьба — ведьма Саэрского леса.
Я замерла, чувствуя, как холод пробирается к сердцу, несмотря на тёплую воду вокруг.
— Два сильных инквизитора наполнят тебя достаточно, чтобы ты могла понести, — продолжила Лив, голос её был спокойным, будто она говорила о чем-то обыденном. — А потом ты убьёшь их.
Я задохнулась от её слов.
— Что?
— Когда связь завершится, — терпеливо пояснила она, — и ты зачнёшь ребёнка, их жизни больше не будут нужны лесу. Ты убьёшь их, чтобы вся их сила досталась ведьме, которую ты понесёшь под сердцем.
Я прижала руку к груди, словно пытаясь закрыть метку ладонью, защитить её от чужих взглядов.
— Но… я не могу… — прошептала я, голос дрогнул. — Ведьмы не несут зло.
— Можешь, — уверенно ответила Лив. — Это не про выбор, Ария. Это — долг леса. Сила ведьмы-хранительницы передаётся через зачатие и жертву. Это древний ритуал, который сохранил род Саэрского леса. Ты избрана для рождения сильной хранительницы, раз лес отметил сразу двоих инквизиторов. Хранительницы рождаются раз в пятьсот лет.
Я молчала, не в силах поверить в услышанное. Всё это казалось дурным сном, невыносимым фарсом, из которого я хотела бы проснуться.
— Ты понимаешь, что это значит? — Лив наклонилась чуть ближе, её голос стал мягче. — Если не выполнишь свой долг, лес отвергнет тебя, а связь разрушит твоё тело. Ты потеряешь силу и умрёшь.
Я опустила взгляд на воду, ощущая тяжесть этих слов.
— Иначе нельзя? — тихо спросила я.
— Нельзя, — ответила Лив без колебаний. — Лес уже выбрал их для тебя. И либо ты подчинишься его воле, либо погибнешь.
Я стиснула зубы, чувствуя, как внутри всё сжимается от ужаса и непонимания.
— Ария, — голос Лив стал мягче, но от этого не менее суровым. — Ты ведьма Саэрского леса. Прими свою судьбу и используй силу, чтобы защитить себя и свой дом.
Я кивнула, хотя слова давались с трудом.
— Я… я услышала тебя, наставница, — пробормотала я, чувствуя, как пальцы непроизвольно сжимаются на метке.
Лив кивнула, больше ничего не говоря, и ушла обратно в лагерь, оставляя меня одну на берегу.
Я ещё долго стояла в воде, ощущая, как сердце бьётся где-то в горле. Мысленно перебирала слова наставницы, пыталась найти в них хоть что-то, что дало бы надежду на иной путь.
Но чем дольше я думала, тем яснее понимала — Лив не врала. Лес действительно выбрал. И он не потерпит отказа.
После купания я вернулась к хижине, где Лив уже ждала с плетёной корзиной на сгибе локтя. Её длинные волосы были аккуратно заплетены, а на плечах висел лёгкий зелёный плащ.
— Пойдём, — сказала она, коротко кивнув.
Я послушно подошла, принимая вторую корзину из её рук. Лив свернула с тропы в сторону густых зарослей, где мелкие цветы перемежались с ягодными кустами.
— Ягоды рунника — основа многих зелий, — пояснила Лив, указывая на кусты с мелкими тёмно-красными плодами. — Они сладковатые на вкус, но обладают сильным очистительным эффектом. Отличить можно по форме листьев: узкие, как стрелы, и тёмные прожилки на нижней стороне.
Я кивнула, внимательно присмотревшись к кустам и запоминая каждую деталь. Листья действительно выглядели необычно — заострённые кончики напоминали наконечники стрел.
— А если перепутать с похожими ягодами — лядвинником? — спросила я, осторожно собирая горсть ягод и укладывая в корзину.
Лив усмехнулась.
— Лядвинник — ядовитый. Его листья шире и с бурыми пятнами. Никогда не собирай ягоды с таким рисунком — иначе зелье выйдет ядовитым и вызовет жар и слабость.
Я молча кивнула, стараясь запомнить разницу. Впереди показались ещё несколько кустов, и я уверенно направилась к ним, проверяя листья и аккуратно обрывая сочные плоды.
— Молодец, — похвалила Лив. — Ария всегда тщательно проверяла растения, перед тем как класть в корзину. Не позволяй себе ошибаться — одна ошибка может стоить чьей-то жизни.
Сегодня я впервые пошла в лес одна.
Лив доверила мне сбор трав — после всех занятий и тренировок она решила, что я готова. За эти дни я уже хорошо запомнила, какие растения можно собирать, а к каким даже не стоит приближаться. Всё стало понятнее — как распознавать нужные листья, как различать ядовитые корешки и целебные цветы.
Пятьдесят дней.
Столько я живу в этом мире. Столько потребовалось, чтобы научиться слышать лес не только во время ритуалов обмена энергией, но и в повседневной жизни. Теперь он шептал мне свои тайны даже во время прогулок, тихо направляя меня к нужным местам.
Я пробиралась через густые заросли, осторожно подбирая ногами путь, чтобы не повредить ценные растения. Плетёная корзина на боку уже наполовину заполнилась собранными травами — крапольник, зирайн, мятные листья и несколько корешков лунного папоротника.
Внезапно я заметила движение в кустах.
— Что там? — шепнула я себе под нос и приподнялась на цыпочки.
Из зарослей показался маленький серый кролик. Он слегка хромал, передняя лапка неестественно подогнута.
— Ах ты бедняжка… — тихо выдохнула я, мгновенно напрягаясь.
Раненое животное — лёгкая добыча для хищников. Я быстро сунула руку в корзину, нащупывая пучок исцелебника — тонких веточек с крошечными белыми цветами. Отличное средство для снятия боли и ускорения заживления.
— Стой, не убегай, — прошептала я и аккуратно двинулась вперёд.
Кролик мелькнул тенью между трав, шустро двигаясь вперёд, несмотря на рану. Я ринулась за ним, стараясь не потерять из виду.
— Эй! Куда ты? Я помочь хочу! — весело возмутилась я, перепрыгивая через валежник.
Кролик ловко нырнул под корень старого дуба и выскользнул с другой стороны. Я фыркнула, едва не зацепившись за ветку.
— Вот же хитрюга! Иди сюда! — я смеялась, пытаясь догнать пушистого упрямца.
Но он снова вывернул, сверкая задними лапками, и скрылся за густым кустарником.
Я остановилась, переведя дыхание и оглядываясь по сторонам.
Где он?
Место незнакомое. Я нахмурилась, пытаясь вспомнить дорогу назад. Трава здесь была гуще, а деревья выше — лес словно сжимался вокруг меня, пряча дорогу домой.
— Отлично… — пробормотала я, нахмурившись. — Куда я вообще забрела?
Уже собиралась развернуться и пойти обратно, когда чьи-то сильные руки неожиданно схватили меня сзади.
— А! — вскрикнула я, пытаясь вырваться.
Горячие ладони крепко обхватили меня за талию, прижимая к широкой груди, и я ощутила, как мои руки оказались скованы по локоть.
Магия инстинктивно рванулась наружу, и я сосредоточилась, пытаясь создать вспышку силы, но энергия впиталась в кожу мужчины, будто исчезла в пустоте.
Инквизитор.
— Попалась, рыженькая, — раздался знакомый голос, обжигая ухо горячим дыханием.
Я застыла, осознавая, что меня прижимает к себе именно тот блондин — сильный, настойчивый, с властным тоном.
Передо мной появился второй — брюнет. Он смотрел на меня с прищуром, его губы тронула усмешка, а светлые глаза светились хищным интересом.
— Ну и кого ты тут ловила, ведьма? — с ленивой усмешкой спросил брюнет.
— Кролика… — выдохнула я, не удержавшись.
— Неужели нас приняла за ушастого? — хмыкнул блондин за спиной, притягивая меня ещё ближе. Я ощутила его мускулистую грудь на своих лопатках, его руки, что крепко удерживали мои локти, не давая мне даже пошевелиться.
Я попыталась дёрнуться, но он только сильнее сжал меня, заставляя понять, что сопротивление бесполезно.
— Вот и нашли нашу беглянку, — удовлетворённо заметил брюнет, делая шаг ближе. — Думала, мы не найдём тебя?
Я судорожно сглотнула, понимая, насколько безнадёжна моя ситуация. Двое инквизиторов, сильные и опасные. Они снова поймали меня.
Но странное ощущение разлилось по телу — неожиданное, горячее. Моя кожа вдруг стала чувствительной, каждая точка на теле откликалась на их близость. Словно я снова нанюхалась тех цветов. Но на этот раз я знала, что это лес свел своих трех жертв вместе.
— Отпустите, — прошептала я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
— Не-а, — протянул блондин, его губы коснулись моего уха, и я не сдержала дрожи. — Мы долго тебя искали, рыженькая.
Я закусила губу, понимая, что этот тёплый, властный голос обжигает изнутри.
Почему-то от одной мысли, что сзади — блондин, а передо мной — брюнет, внутри разлилось странное тепло. Я сжала губы, чтобы не показать, как быстро у меня забилось сердце.
— Что, ведьма, — хрипло прошептал блондин у моего уха, его горячее дыхание обожгло кожу. — Собираешься рассказать нам, как сбежала в прошлый раз?
Я судорожно сглотнула, пытаясь унять дрожь, но сердце билось слишком быстро.
— А вы собираетесь убить меня? — прошептала я, стараясь сохранять голос твёрдым. — Или отведёте к своим?
Они переглянулись, как будто раздумывая, и брюнет, стоящий передо мной, нахмурился, немного расслабив напряжённые плечи.
— Сначала ты нам кое-что объяснишь, — сказал он, медленно расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки.
Я замерла, не понимая, к чему он клонит, но когда ткань сползла с его груди, я увидела знакомую белую вязь на коже — ровно там, где у меня.
— Что это за проклятье? — грубо бросил брюнет, глаза сузились в подозрении.
Я на мгновение отвела взгляд, стиснув зубы.
— Это не проклятье, — выдохнула я. — Это ведьмина связь истинности. Судьба выбрала объединить нас.
— Врёшь, — коротко бросил блондин, сжимая мою талию сильнее.
— Хотелось бы, — пробормотала я, опустив взгляд.
— Ведьмы никогда не говорят правду, — раздражённо заметил брюнет, его голос прозвучал резко, почти с вызовом.
— Тогда не стоило и спрашивать, — огрызнулась я, чувствуя, как внутри всё сжимается от тревоги.
Блондин тихо хмыкнул, проведя губами по моей шее, и заставил меня зажмуриться от неожиданного укола возбуждения.
— Надо посмотреть, есть ли у неё такая же метка, — предложил он, усмехнувшись.
Брюнет мягко притянул меня к себе, его руки уверенно обхватили мою талию, притягивая ближе, и он начал нежно целовать мои пальцы, едва касаясь губами каждого сустава, словно смакуя этот момент. Я чувствовала, как его тепло обволакивает меня, расслабляет и манит отдаться полностью. Его губы коснулись моей шеи, оставляя влажный след, и я закрыла глаза, довольно подставляя лицо под поцелуи, чувствуя себя его любовницей, а не жертвой.
Блондин, тем временем, скользнул ладонями по моим ногам, нежно поглаживая бедра и щиколотки, дразня и разогревая всё сильнее. Его руки были теплыми и уверенными, и от каждого прикосновения я ощущала, как тело вновь откликается на ласки.
— Видимо, связь растет только, если в тебя кончить, — протянул он с ленивой усмешкой. — Скажи, девочка, стоит ли нам быстрее её завершать?
— Не стоит… — прошептала я, с улыбкой подставляя лицо под поцелуи брюнета, наслаждаясь его вниманием.
— Почему-то и я так подумал, — отозвался блондин, чуть сжимая моё бедро, его пальцы нежно провели по коже. — Но как же сладко тобой обладать.
Я не успела ничего сказать, когда его губы снова накрыли мои, требовательно, горячо. Я ответила на поцелуй с той же жадностью, чувствуя, как брюнет сзади обхватил мою талию и притянул к себе, лаская руками мои груди, нежно и требовательно поглаживая каждый изгиб.
— Раздвинешь ножки для меня снова? — прошептал блондин, проводя пальцами по внутренней стороне бедра.
Моё дыхание перехватило, и я только кивнула, чувствуя, как внутри разливается сладкий огонь. Он потянул меня на себя, и я поднялась на колени.
— Выгни попку, моя сладкая ведьмочка, — шепнул он, слегка надавив на мою спину, заставляя опуститься на четвереньки.
Я покорно выгнулась, опираясь на руки и колени, и почувствовала, как его ладонь скользнула по моим бёдрам, нежно приподнимая и оценивающе оглаживая.
— Какой вид… — прошептал он, проводя ладонью по моей округлой попке и слегка сжимая.
Брюнет наклонился ко мне, продолжая целовать шею и плечи, его пальцы дразнили мои соски, а блондин тем временем склонился к моему бедру и провёл языком по внутренней стороне, заставляя вздрогнуть от наслаждения.
— Сладкая ведьма… — хрипло произнёс он, прежде чем уверенно войти в меня одним глубоким движением.
Я ахнула, чувствуя, как его плоть заполнила меня до конца, и не удержалась от стона, когда он начал двигаться — ритмично и глубоко, толчками, заставляя моё тело содрогаться от каждой новой волны наслаждения.
Брюнет поддерживал меня, его руки гладили спину и талию, его губы жадно накрывали мои, не давая мне сбежать от этого безумия. Блондин продолжал толкаться внутрь, каждый раз чуть ускоряя темп, пока мои стоны не стали громче и отчаяннее.
— Вот так… — прохрипел он, слегка похлопывая меня по бедру и сжимая его в сильной хватке. — Дай мне всё, сладкая.
Его пальцы уверенно потянулись к моему клитору, и я не сдержала крика, когда он начал ласкать меня в такт своим движениям. Волны удовольствия слились в единое целое, затопляя сознание и разрывая реальность на части.
Я содрогнулась, выгибаясь навстречу, когда кульминация накрыла с головой, и на миг мир остановился, оставив только жар его тела и тяжёлое дыхание в моих ушах.
Блондин рванулся ещё пару раз, но в последний момент вытащил, изливаясь на траву рядом с моими коленями. Я тяжело дышала, пытаясь прийти в себя, когда он оглянулся на мою грудь и нахмурился.
— Опять не сработало, — довольно хмыкнул он, проводя ладонью по моему бедру и заставляя меня повернуть голову к нему.
— Видимо, дело только в том, чтобы наполнить твое лоно нашим семенем, — задумчиво пробормотал брюнет, усмехнувшись краем губ.
— Похоже, — согласился блондин, мягко проводя пальцами по моей пояснице. — Но, чёрт возьми, как же сладко тебя укатывать.
Я почувствовала, как на губах невольно появляется улыбка, и, устало перевернувшись на спину, прижалась к груди брюнета, обнимая его за шею. Блондин сел рядом, проводя пальцами по моим волосам, и мы молчали, уставшие, но довольные, чувствуя тепло друг друга и с удовольствием погружаясь в лёгкую истому после общего безумия.
Брюнет нежно провёл ладонью по моему лицу, его пальцы аккуратно убрали прядь волос, упавшую на щёку. Я подняла глаза на него, ещё ощущая остатки дрожи в теле после их ласк.
— Ты не похожа на ведьм, про которые нам рассказывали, — задумчиво произнёс он, его губы скользнули к моему уху, оставляя лёгкий поцелуй.
Я усмехнулась, потянувшись к его губам и отвечая на поцелуй — на этот раз нежный и ласковый, почти трепетный.
— Может, я просто неопытная ведьма, — шепнула я в ответ, касаясь его губ кончиком языка.
— Уже не такая уж и неопытная, — усмехнулся блондин, присаживаясь рядом и лениво проведя пальцами по моим ногам, чуть сжимая икры.
— Да, славные эксперименты, — улыбнулась я сытой кошкой, чувствуя себя неожиданно легко и свободно.
Брюнет улыбнулся в ответ, его взгляд стал мягче, хотя в глазах всё ещё плескался азарт. Блондин откинулся на траву и зевнул, проводя рукой по своим светлым волосам, как будто и не было недавнего безумства.
— Мы тебя не тронем сегодня, — спокойно сказал он, глядя на меня с ленивой усмешкой. — Можешь уходить.
Я немного удивилась, но в то же время почувствовала облегчение — не из-за того, что мне дали свободу, а потому что они не пытались снова меня удерживать. Я бы ушла и так, и так. Я чувствовала, что скоро они снова уснут.
Я поднялась на ноги, подбирая своё платье с травы и накидывая его на плечи. Блондин с ухмылкой наблюдал за мной, а брюнет всё ещё не отпускал мою руку, слегка поглаживая её пальцами.
— Ты смелая ведьма, — усмехнулся брюнет, подтянув меня к себе и снова поцеловав, на этот раз легко, словно прощаясь. — Но не забывай — мы не друзья. И однажды мы снова встретимся и ты будешь просто ведьмой, а мы просто инквизиторами.
— Дураки, — шепнула я, улыбаясь ему в ответ. — Найдёте — вот и посмотрим, кто кого испытает.
Ланс
Отец сидел за массивным дубовым столом, перелистывая какие-то документы. Я стоял у окна, стараясь не показать, как внутри всё сжимается. Он поднял голову, заметив моё молчание, и с привычной уверенностью заявил:
— Я определился с невестой. Хорошая, чистая девочка из соседней деревни. Родители простые, но надёжные. Конечно, не инквизиторская кровь, но у нас такой древний дар, что можешь не волноваться — детям передастся. Для них будет честь отдать тебе свою дочь.
Я кивнул. Просто кивнул. Так, как должен был. Так, как ожидал он.
А внутри всё было против.
Нет. Мне не нужна девочка из соседней деревни.
Мне нужна только она. Мое наваждение. Моя ведьма с рыжими волосами и большими испуганными глазами и этим ротиком, который так мило приоткрывается, когда она стонет.
Так я и стал звать её про себя — моя ведьма. Не Ария, не беглянка, не та, чья метка пульсирует у меня под кожей. Просто — моя.
Я сжал пальцы в кулак и всё же решился на вопрос, что давно мне не давал покоя:
— Отец… ты когда-нибудь слышал, чтобы ведьма… была невинна?
Он поднял бровь, а потом неожиданно громко рассмеялся:
— Сын, неужели ты так плохо слушал лекции в Академии? Ведьмы отдают свою невинность ещё девочками. Демонам, духам, кому угодно. Это часть их посвящения. Послушницы дьявола никогда не были и не будут чистыми.
Я сглотнул, но не отступил:
— Да. Конечно. А были те инквизиторы, что спали с ведьмами?
Отец нахмурился, с шумом захлопнув папку. Его взгляд стал холодным.
— Ни одна ведьма под инквизитора по доброй воле не ляжет. Мы для них — враги, смерть. А в пыточных… мы этой дрянью всегда брезговали. И правильно. Никто не знает, что она может сделать: проклясть член, навесить болезнь или хуже. Выкинь это из головы.
Я отвёл взгляд, стараясь не выдать эмоций.
— Скоро станешь мужем, — продолжил отец, уже мягче. — Будешь развлекаться со своей женой, как положено. А если уж не терпится — да вокруг тебя толпы девок. Бери любую, только умно. Чтоб слухи не поползли.
Он встал, обошёл стол и хлопнул меня по плечу:
— И не порть никого, слышишь? С уже порчеными всегда проще — развлёкся и забыл. А то понесёт потом какая, родит что-нибудь, и не отмоешься.
Я сдержанно кивнул. Сделал вид, что понял. Что согласен.
А внутри все равно лишь ее образ. Моей рыженькой. И того, как нежно она стонет. Как смотрит своими глазками, пока я трахаю её сладкий ротик.
Я знал, что больше не смогу притворяться, что все нормально. Слишком много в ней, слишком сильно она въелась под кожу.
И, возможно, пора было это признать — хотя бы самому себе.
Я точно знал — мы были у неё первыми. Тело не лжёт. Девочка была девственницей. До нас — никого. Чистая. Наша. Только наша.
Так почему же она не отдала себя демонам, как говорит отец?
Нет, узкая, теплая, желанная девочка, которую мы взяли в лесу точно не была под демонами. Неопытная, пугливая, но такая горячая.
Почему не прокляла нас, когда убежала? Или не убила во сне? Она ведь могла. Хоть одного из нас. Хоть обоих. После первого раза. После второго.
После того, как имели её во всех позах, что другая бы потом смотреть не смогла без дрожи.
Но нет.
Она не прокляла их члены. Не убежала. Не плакала.
Сама полезла. Сама тянулась. Шептала «ещё». Раздвигала ножки пошире, чтобы всаживали члены поглубже. Послушно. Жадно. Словно не могла насытится также, как и мы не могли.
Я не понимал.
Она сказала, мы её истинные.
Я всю проклятую библиотеку перерыл, поднял старые свитки, перешерстил даже те фолианты, на которые без допуска не смотрят — пришлось подкупить архивариуса. И нашёл. Не много, но хватило.
Упоминания были только в старых, затёртых записях, которые сейчас больше похожи на сказки. Там это называлось единением душ. Идеальная пара для ведьмы. Её единственный на древнем, на нашем уже истинный.
Безусловная любовь. Жажда. Связь, которую нельзя разорвать.
Поверить в это, откровенно говоря, оказалось легче, чем я хотел бы признать.
Всё сходилось.
Рядом с ней — вся кровь моментально перетекала в член.
И она сама — тёплая, трепещущая, текла от каждого прикосновения, словно ждала, словно хотела.
Она отзывалась на нас, как будто создана была именно для нас.
Странно, но я не нашел ничего про визуальное подтверждение истинности. Вот эти наши метки… И то, что они должны разрастаться. Только то, что встречая своего единственного ведьма не может устоять и вся ее суть стремится зачать. Это было похоже на правду. Интересно, могла ли она уже понести от одного из нас. Наверняка могла… Мысль о том, что однажды мне придется её убить сводило с ума. Хотелось, чтобы она никогда не высовывалась из своего леса. Чтобы была в безопасности от меня. От Арно. И возможный ребенок тоже.
В этих сказках ведьмы радовались, когда находили своего истинного. Потому что такие связи приносили детей — сильных, наделённых даром. Ведьмы с истинными жили долго. И счастливо.
Как говорится.
Вот только мы не в сказке.
И у рыжей ведьмы целых два истинных.
Может, в другом мире это и выглядело бы забавно. Может, даже волнующе.
Но не в моём.
Я никогда не приведу её в свой дом.
Никогда не посажу её за стол с отцом. Не позволю ей коснуться фамильных реликвий. Она никогда не станет хозяйкой в моем доме.
И не родит мне наследника.
Потому что если я и приведу её — то только в кандалах.
В моём доме хозяйкой станет та самая "чистая девочка из правильной семьи".
Та, что, скорее всего, сознание потеряет, если я хоть попытаюсь сунуть ей член в рот.
…Я сжал челюсти, отстраняясь от этого образа с отвращением.
А ведьма…
Моя ведьма…
Она бы не потеряла сознание. Она бы посмотрела мне в глаза, прикусила губу и впустила с тем самым стоном, от которого у меня весь самоконтроль к чертям летит.
Вечером, когда невеста ушла, стараясь скрыть слёзы, я не стал даже делать вид, что мне её жаль.
Я ждал, пока в доме стихнут шаги, потом быстро накинул куртку и почти бегом направился к Лансу.
Он открыл дверь, как всегда, с полуулыбкой — будто знал, что я приду.
— Ну? — спросил, не давая мне даже заговорить.
Я вошёл, захлопнул за собой дверь и выдохнул:
— Я хочу найти её. Снова.
Ланс откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы за головой, и выжидающе на меня посмотрел.
— Сегодня меня познакомили с невестой, — начал я, сжимая кулаки. — Блондинка. Симпатичная. Всё при ней. Идеальная.
Но я… не смог.
Он не удивился. Просто ждал.
— Я хотел ведьму. Только её. Весь день не мог выкинуть из головы. Пытался… убедить себя. Но когда она стояла передо мной… я видел только ту рыжую.
Ланс медленно кивнул, встал и, не говоря ни слова, взял свой плащ.
— Пошли, — бросил он.
Мы вышли в ночь. Лес встретил нас тишиной и тяжёлым воздухом, как будто сам знал, кто сюда идёт.
Мы шагали по знакомым тропам, не разговаривая. Слушали, как шуршат листья, как скрипят ветки под ногами, как сердце стучит, слишком громко.
— Не боишься, что ведьмы нас убьют? — хмыкнул я, окидывая взглядом чащу, где, возможно, пряталась она. Моя ведьма.
Ланс усмехнулся, не оборачиваясь:
— Уже не особо верю, что могут. Мы тут третий раз, Арно. И пока единственное, что с нами делают — яйца опустошают.
Я фыркнул, не сдержавшись. Смех вышел нервный, короткий. Но в нём была правда.
— Ну так, может, в этот раз снова повезёт, — бросил он через плечо. — Главное — найти рыжую.
— Мою рыжую, — автоматически поправил я.
Он обернулся, посмотрел на меня с прищуром.
— Мечтай.
И мы пошли дальше — вдвоём, по ведьминому лесу, в поисках той, что оставила на нас метку. Не только на коже, но и где-то глубже.
Лес был другим ночью. Тише, гуще. Воздух — влажный, как дыхание зверя, притаившегося где-то рядом.
Мы шагали медленно, не зная, куда идти. Не зная, как найти её. Лес казался бесконечным, и всё же — я чувствовал: она где-то рядом.
Ланс шёл чуть впереди, молча, напряжённый, настороженный. Мы не разговаривали — не было смысла. Мы оба были поглощены этим поиском.
И вдруг…
Удар.
Что-то врезалось в Ланса с такой силой, что тот пошатнулся и выругался. Существо — оно, скорее, отскочило, чем упало, но сил, похоже, у него не осталось, потому что сразу рухнуло на землю, тяжело дыша.
Я инстинктивно шагнул вперёд, рука потянулась к ножу на поясе.
— Зверь? — прошипел Ланс, уже на корточках, приглядываясь.
— Не знаю… — я опустился рядом.
Темнота мешала рассмотреть. Только дыхание — прерывистое, испуганное. Дрожащие плечи, худое тело, тонкая ткань…
Ланс выдохнул первым:
— Это не зверь. Это…
— Ведьма, — закончил я.
Она.
Наша рыжая. Моя.
Лицо заплаканное, глаза широко раскрыты, волосы взлохмачены, как будто она бежала сквозь ветки, не замечая, как те царапают кожу. Платье порвано в нескольких местах. На запястьях — ссадины.
Она смотрела на нас так, будто и сама не верила, что мы перед ней. Губы дрожали, дыхание сбивалось, словно бежала до самого изнеможения.
Ланс потянулся первым, осторожно коснулся её плеча.
— Что случилось? — тихо спросил он, почти ласково.
Она вздрогнула, но не отстранилась. Наоборот — прижалась ближе, будто искала спасения.
От кого же ты бежала в собственном лесу, ведьма?..
— Эй, — сказал я, опускаясь рядом, стараясь заглянуть в её глаза. — Кто тебя напугал?
Она с трудом сглотнула, и в её взгляде мелькнула тень чего-то тяжёлого. Очень тяжёлого.
— Я… не хотела… — выдохнула она и тут же зарылась лицом в грудь Ланса, как будто только сейчас позволила себе осознать, что её нашли. Что она не одна.
Он обнял её без слов. Просто держал. А я смотрел, как дрожат её плечи, и чувствовал, как ярость медленно просыпается внутри.
Что бы ни случилось — кто-то тронул мою ведьму.
И этот кто-то очень скоро об этом пожалеет.
Ланс осторожно гладил её по спине, пальцами переплетаясь в спутанных рыжих прядях. Она дрожала, как зверёк, загнанный в угол, но уже не так судорожно, как вначале. Я опустился на корточки с другой стороны, наблюдая, как её дыхание становится чуть ровнее.
Он тихо коснулся губами её лба. Потом — щеки. Собирал поцелуями её слёзы, будто хотел стереть саму боль. А она, несмотря на это, не отпускала — наоборот, крепче вцепилась в его плащ.
— Всё хорошо, — шептал он. — Ты с нами. Тебе больше ничто не угрожает. На секунду стало смешно, инквизитор шепчет такое ведьме. Ха. Но все веселье ушло с ее новым всхлипом.
Я подался ближе и осторожно накрыл её ладонь своей. Она повернулась ко мне, и в её взгляде было столько сломленного, что мне пришлось сжать челюсть, чтобы не сорваться.
— Скажи нам, — тихо проговорил я. — Кто тебя напугал?
Она сглотнула. Несколько раз. Казалось, что внутри неё идёт настоящая борьба — говорить или нет.
— Я сбежала, — наконец выдохнула она. Голос её был хриплым, охрипшим от плача или крика. — Потому что мне кажется… что-то не так.
Мы переглянулись с Лансом.
— Что именно? — осторожно спросил он.
Она покачала головой.
— Всё… поведение верховной… — она запнулась, будто боясь сказать вслух. — Оно неправильное. Оно… чужое. Как будто она… не она. Или нет… Конечно, она это она. Просто… Я не знаю.
— Ваша главная ведьма леса? — уточнил я.
Она кивнула, отстраняясь от Ланса чуть-чуть, чтобы взглянуть на нас обоих.
— Да, то чего она хочет добиться… Это вообще не то, что ведьмы делают,— она обхватила себя руками, словно ей стало холодно. — Нет, конечно… Я мало знаю… Почти ничего не помню, но этот ковен преследует странную цель. Вроде как логичную, но если подумать…
Сердце сжалось.
— Ты уверена? — хрипло спросил я.
Я сжал челюсть. Пальцы инстинктивно сжались в кулаки, и я отвернулся, чтобы не сорваться. Всё внутри гудело. Я бы разнёс к чёртовой матери этот лагерь, если бы знал, что она останется в безопасности. Но даже сейчас, стоя здесь, с растрёпанной, напуганной ведьмой между нами — она не уходила до конца.
— Почему? — спросил я. — Ты ведь уже ушла. Значит, можешь.
Она подняла на меня взгляд — усталый, почти прозрачный. В нём плескалась не слабость, а что-то куда хуже — осознание ловушки.
— Это… не так просто, — ответила она тихо, едва слышно.
— Почему? — повторил я. — Кто тебя держит? Они? Этот чёртов лес?
Она отвела взгляд.
— Всё сразу.
Эти два слова повисли в воздухе, как приговор.
Мы переглянулись с Лансом. Он прижал её ближе, а я чувствовал, как злость гудит в груди, как нож по камню.
Чёрт. Она сбежала — но не свободна. Она выбрала нас — но всё ещё связана.
И если она сама не может разорвать эти цепи — значит, мы это сделаем за неё.
— Тогда куда ты бежала? — спросил я, не выдержав.
Она вздрогнула и чуть отстранилась от Ланса. Тонкие плечи всё ещё дрожали.
— Хотела укрыться в той части леса, где Лес до меня не дотянется… — сказала она негромко. — Чтобы… не нарушить баланс, но и не быть там. Не быть с ними.
Некоторое время мы молчали. Только ветер шевелил листья над головами.
Ланс криво усмехнулся:
— Может, я и не ведьмак, но даже мне ясно — такое не сработает.
Она словно сжалась. Взгляд опустился, губы дрогнули. Словно он разбил последнюю её надежду, раскатал по земле.
— Пошли с нами, — сказал я.
Она подняла на меня глаза. Усталые. С иронией. С болью.
— Куда? — спросила, и уголки губ дрогнули в безрадостной усмешке. — В подземелье?
Мы с Лансом переглянулись.
И я… промолчал.
Она права.
Где ей быть с нами, если не там? Мы инквизиторы. У нас нет ни свободы, ни выбора. Только долг.
У меня поджались губы. Хотелось соврать. Сказать, что мы найдём место. Что вырвем его для неё хоть из самого пекла.
Но в груди только глухо стучало:
"И правда… куда?"
Ланс медленно поднялся на ноги, глядя на неё так, словно уже принял решение.
— У моей семьи есть дом, — сказал он спокойно. — Лесничий. Маленький, между двумя поселениями. Мы туда раньше ездили на охоту. Сейчас пустует.
Она моргнула, с недоверием глядя на него.
— Никто не будет искать тебя там, — продолжил он. — Это не дом инквизиторов, не лагерь, не ведьмин круг. Просто старый дом на краю никому не нужной тропы. Уютный. Тихий. Надёжный.
— Мне… придётся выйти из леса, — прошептала она, словно сама эта мысль ранила.
Я заметил, как её пальцы крепче вцепились в ткань рукава. Она прижалась ближе, будто лес за её спиной дышал уже слишком громко, слишком давяще.
— Я не готова, — добавила она тише, почти шёпотом.
И по её лицу было видно: она не врёт. Это не каприз, не страх перемен. Это что-то глубже. Как будто сам лес держал её за горло, шептал в ухо, и каждый шаг прочь отсекал что-то важное, древнее, живое.
Я сделал шаг ближе и сел на корточки перед ней.
— Тогда мы пойдём с тобой.
— И будем рядом, — добавил Ланс. — И если станет плохо — вернём тебя обратно… в лес.
Она посмотрела на нас, как на что-то невозможное. Словно не верила, что такие слова могут звучать от тех, кто когда-то держал меч над её головой.
И всё же… в её взгляде мелькнула искра. Надежда. Едва-едва.
Мы вышли из леса молча. Тишина была почти болезненной — будто сам лес затаил дыхание, провожая нас, но не отпуская. Ведьма шла между нами, укутанная в плащ Ланса, усталая, но упорно держащаяся на ногах. Она не сказала ни слова за всю дорогу. Только оглядывалась. Постоянно. Через плечо, в чащу, в тень деревьев.
Я видел, как плечи у неё дёргались, как губы сжимались в тонкую линию, как пальцы теребили край ткани. Она слушала каждый звук — будто за нами тянулся лес с когтями и ветвями.
И почему-то я хотел разрубить его. За неё.
Мы добрались до лесничьего дома, когда первые лучи солнца начали пробиваться сквозь туман.
Хижина была старая, но крепкая. Обложенная камнем у фундамента, с деревянными ставнями и крышей, покрытой мхом. Обветренная, но уютная. Тёплая. Вокруг — ни души. Только птицы в утреннем воздухе и запах сухой хвои.
Ланс толкнул дверь, и она поддалась с лёгким скрипом. Внутри пахло пылью, поленницей и чем-то из прошлого — солнечным, мирным.
— Здесь безопасно, — сказал он, заглядывая внутрь. — Точно.
Ведьмочка медленно переступила порог. Я заметил, как она прижала ладонь к косяку, будто прощупывая — правда ли нет ловушки. Просто дом.
Она прошла внутрь осторожно, как дикая лиса, впервые ступающая в чужое логово. Остановилась в центре комнаты. Огляделась.
— Здесь… тихо, — прошептала она, и голос дрогнул.
Я стоял у входа, смотрел на неё.
На ведьму. Которую мы защищаем. Прячем.
И часть меня до сих пор не могла понять — как это стало нормой.
Мы — инквизиторы. Нас учили жечь таких, как она. Проклинать, выслеживать, вырывать корни скверны.
А теперь… теперь я хочу, чтобы она спала спокойно. Хочу, чтобы никто не подошёл ближе, чем на шаг. Хочу, чтобы она улыбнулась мне — хотя бы однажды — и чтобы эта улыбка была не из боли и страха.
Что со мной не так?
— Здесь будет хорошо, — сказал я. — Обустроим. Принесём еду. Одежду. Всё, что нужно.
Она посмотрела на меня. И в этом взгляде было столько... благодарности, что я невольно отвернулся. Потому что не заслужил.
— Спасибо, — прошептала она. — Вы… останетесь?
— Конечно, — ответил Ланс.
Я кивнул.
— Пока не скажешь иначе.
Некоторое время мы молчали.
Потом я всё-таки спросил:
— А как тебя зовут? Мы ведь не знаем.
Она замерла, чуть нахмурилась, будто удивилась вопросу. А потом впервые — по-настоящему — посмотрела на нас обоих.
Ария
Ланс ушёл, сказав, что скоро вернётся — принесёт еды, может, что-то из одежды. Он говорил спокойно, как будто всё было просто. Как будто я — не ведьма, а потерянная путница, и они — не инквизиторы, а добрые парни из соседнего селения.
А я молча кивнула. И только тогда заметила, как по венам прошелась холодная дрожь, когда дверь за ним закрылась.
Арно остался. Он не суетился, не задавал лишних вопросов. Просто устроился ближе к очагу, прислонился спиной к стене и, не раздеваясь, потянулся за куском сухого мха, чтобы разжечь огонь.
Я наблюдала за ним, делая вид, что смотрю в окно.
Он был слишком спокоен. Слишком рядом.
И слишком опасен.
Инквизитор.
Слово будто вспыхивало внутри, жгло, как клеймо.
Я знала… нет, не я. Она знала таких, как он. Таких, как Ланс. Их глаза, их приказы, их стальные руки. Видела сожжённые деревни, слышала крики, наблюдала, как земля впитывает кровь. А я впитала это с остатком ее сознания, что досталось мне.
Но он сидел сейчас у огня, лениво растирая ладонью пыль с колена, и всё в нём было… живым.
Настоящим.
Не страшным.
Что со мной не так?
Я прижалась спиной к стене, сжав колени и накрыв себя чужим плащом. Он всё ещё пах костром, кожей и хвоей. Пах им.
Может, я сошла с ума.
Может, это лес свел меня с ума.
Глупо. Глупо доверять инквизиторам.
Глупо дышать рядом с ними одним воздухом и не бояться.
Глупо верить их прикосновениям, их голосам, тем взглядам, от которых в груди тошнотворно тепло.
Но разве глупо — доверять своим истинным?
Я видела метку.
Она пульсировала под кожей каждый раз, когда они были рядом. Словно отзывалась на их дыхание. Словно знала, что они — мои.
Я ведь не выбирала их.
Но и не отвергла.
Потому что между нами не просто страсть. Не просто случайная интрижка. Между нами — что-то древнее, дикое, сильное, что тянет, вяжет, вплетается в кости.
Я вспомнила, как один из них — Ланс — склонился надо мной, собирая слёзы губами. Как Арно смотрел, будто хотел убить тех, кто посмел меня напугать.
Инквизиторы.
Но тогда — они были щитом. А не мечом.
Я посмотрела на Арно снова.
Он заметил. Взгляд нашёл мой.
Глаза у него были серые, стальные, почти холодные… но не в тот момент.
Сейчас они были настороженными. Внимательными. Человеческими.
Если это безумие — может, я не одна в нём.
И вдруг мысль: если он захочет убить меня — сделает это быстро.
Но если хочет защитить… может, я действительно в безопасности.
Огонь медленно оживал, лениво облизывая сухие моховые щепки и вползая в трещины поленьев. Тёплый свет заиграл на стенах, прогоняя сине-серую темноту, что ползла из углов.
Арно молча встал, пошёл к груде дров у входа. Я услышала, как скрипнула дверь, как ветка задела косяк, как под его шагами затрещал иней на земле.
Он вернулся почти сразу — с охапкой поленьев в одной руке и каким-то молчаливым, спокойным упрямством в походке. Присел у очага, положил дрова рядом, бросил одно в огонь, дождался, пока то вспыхнет, и только после этого отряхнул руки и выпрямился.
Я не шевелилась.
Он подошёл ко мне неторопливо, словно не хотел испугать. Или, наоборот, ждал, что я испугаюсь.
Остановился рядом.
Рассматривал. Не с вожделением и не с опаской. А будто пытался увидеть что-то за мной, за моей кожей, за тем, что я сейчас собой представляю.
— Как ты? — спросил он наконец. Голос был тихий, чуть охрипший. Не допрос. Не приказ. Просто вопрос.
И почему-то… от него защемило внутри.
От простого, честного: как ты?
Оттого, как он это сказал.
И оттого, что, наверное, мне уже было не всё равно.
Я посмотрела на него. На Арно.
На инквизитора, стоящего рядом с ведьмой у чужого очага.
И вдруг всё накатило: страх, усталость, бесконечное ощущение бега по кругу.
— Я не знаю… — прошептала я. — Я правда не знаю, как я.
Он не отводил взгляда. Ждал.
— Я не смогу прятаться здесь вечно. Это… — я сглотнула. — Всё это глупо. Абсурдно. Я не понимаю, почему вообще согласилась прийти. Почему пошла за вами.
Голос дрогнул.
Я отвернулась, чтобы не видеть, как в глазах снова собирается влага.
— Мне надо вернуться. Я должна…
Но не успела договорить.
Он шагнул вперёд резко, почти рывком развернул меня к себе, и вдруг… обнял.
Без слов, без предупреждений — просто притянул к себе, крепко, решительно. Его руки обвили мою спину, прижали к его телу, и я вдруг оказалась захваченной этим теплом, этой твердостью, этой непрошеной, но нужной опорой.
Я судорожно вдохнула — и носом уткнулась ему в грудь. Запах — дым, кожа и что-то… его. Настоящее.
И от этого запаха стало легче. Не безопасно — нет. Но хоть чуть-чуть — тише.
— Может, — пробормотал он над моим ухом, — это и правда глупо.
— Может — и странно.
Он крепче обнял.
— Но я никому не позволю навредить тебе. Никому, слышишь?
И в этих словах не было пафоса. Только твёрдость.
И что-то внутри меня — впервые за долгие дни — позволило себе чуть-чуть расслабиться. Хоть на миг.
Потому что я ему верила.
Его голос всё ещё звучал у меня в ушах, низкий, твёрдый, обволакивающий, как оберег. Я не знала, что ответить. В груди теснилось слишком много — страх, смятение, неверие, и вдруг, почти на грани, — желание.
Он не отстранялся. Не отпускал. Его руки лежали на моей спине, неподвижные, но такие тёплые, что под пальцами казалось — кожа плавится. Я подняла голову. Медленно. Осторожно. Мы смотрели друг на друга, и воздух между нами стал тяжёлым, влажным от несказанного.
Я не думала.
Не выбирала.
Просто потянулась вперёд.
Наши губы встретились резко, будто оба сорвались в ту самую секунду, когда было уже невозможно держать себя в руках. Он поцеловал меня так, будто пытался вложить в этот поцелуй всё: запретное, вытесненное, сдерживаемое.
Он снова склонился ко мне и коснулся губами моих — коротко, чуть сдержаннее, но всё равно с тем же жаром, который ещё тлел внутри. Этот поцелуй был мягким, но будто ставил точку — не в нас, а в сомнениях.
— После тебя, — прошептал он, отступив на дыхание, — я не могу смотреть на других женщин. Они все… не ты.
Слова упали тихо, как камешек в воду.
И я едва заметно улыбнулась. Не из-за похвалы. Не из-за чувства победы. Просто от того, как он это сказал — искренне. По-мужски просто. Так, как никто не говорил мне раньше.
Но улыбка быстро угасла.
Что-то внутри сжалось.
— Есть ли… женщина, которая пострадала от этого? — спросила я тихо, почти не слышно.
Он помрачнел. Взгляд ушёл в сторону, пальцы сжались в кулак.
— У меня есть невеста, — выдавил он.
Словно удар в живот. Резкий, под дых.
Я будто перестала дышать. Всё тело напряглось, внутри стало пусто и одновременно тесно. Я отвела взгляд, сделала вид, что это ничего не значит.
Но это значило.
Почему-то — слишком много.
— Ты… любишь её? — задала я вопрос, зная, что не хочу знать ответ.
Он покачал головой.
— Нет. Это… обязательный союз. Родители договорились. У неё хорошее происхождение, "чистая кровь". Так надо. Но я не могу к ней прикоснуться, — добавил глухо. — Каждый раз, когда смотрю на неё… вижу тебя. Только тебя.
Я слышала эти слова. Понимала их.
Но сердце будто не хотело принимать.
Потому что это значит — всё временно.
Этот дом. Эти прикосновения.
Эти поцелуи.
Наша связь — сильная, жгучая, настоящая — всё равно будет раздавлена правилами, долгом, фамильными ожиданиями и кольцом на чужом пальце.
Мы не будем счастливы. Никогда.
И осознание этого опустилось на меня, как ночь — тяжело, неотвратимо.
Даже лес с его проклятиями казался в тот миг честнее.
С другой стороны…
Разве могла ведьма всерьёз ждать от инквизиторов чего-то иного?
Чего, скажите? Белого платья?
Тонкой фаты, вплетённой в волосы, венка из сухих трав и пыльцы заката? Тихих шагов по дереву в дом, где пахнет выпечкой, солью и миром? Обещаний под луной, клятв шёпотом — «только ты», «навсегда», «никогда не отдам»?..
Глупо.
Слишком глупо, чтобы даже мечтать.
Смешно, почти трагично в своей наивности.
Потому что я знаю, кто они.
Не по сказкам, не по преданиям — а наощупь, кожей, болью.
Инквизиторы. Стражи огня, меча и закона. Наследники тех, кто сжигал, душил, мучал. Тех, кто верил, что ведьма — не человек, а ошибка, которую нужно исправить или уничтожить.
А я — та, от кого они должны избавляться. Та, чьё дыхание грешно, прикосновения опасны, а имя не должно быть вписано ни в один официальный свиток.
Я — невеста леса, не человека. Я — пламя. Я — тень. Я — проклятье.
И даже если сейчас они целуют мои губы, гладят мои волосы, закрывают меня собой от ветра, даже если у них дрожат руки, когда я ухожу, даже если метка у них на груди горит синеватым огнём, каждый раз, когда я рядом…
Это всё — не про “всегда”.
Это про “пока можем”.
Про “пока нас не нашли”.
Про “пока наш мир ещё не рухнул”.
Я не надеялась на платье. Я не мечтала о доме. Я не верила в кольца.
Я просто… просто.
Он молчал долго, смотрел в огонь, будто в нём искал ответы на то, что уже давно знал. Пламя отражалось в его глазах, и в этом тёплом свете он казался не инквизитором, не воином света и стали, а просто мужчиной — живым, настоящим, полным невысказанных слов.
И вдруг, не глядя на меня, но явно для меня, он произнёс:
— Я хотел бы… взять тебя своей женой.
Я замерла.
Он повернулся, встретился со мной взглядом — и в нём не было ни шутки, ни игры, ни сомнения. Только тихая, почти болезненная искренность.
— Хотел бы просыпаться рядом с тобой, касаться тебя первым, слышать твой голос. Хотел бы любить тебя каждую секунду нашей жизни, — сказал он, негромко, но так, что каждое слово будто вырезалось по сердцу.
Я сглотнула. Воздух в груди стал густым, колючим. И всё, что я смогла — это горько, чуть устало улыбнуться.
— Жизнь, говоришь? — прошептала я. — Ой, какая она будет недолгая… Во всяком случае, моя.
Между нами снова повисла тишина. Не глухая. Не пустая. А наполненная… тем, чего никогда не будет.
Потому что ведьмы не живут долго, если инквизиторы могут к ним прикоснуться.
Потому что инквизиторы не женятся на тех, кого призваны уничтожать.
Потому что у мира на нас другие планы.
И всё равно… я так хотела верить ему. Хотела прижаться, закрыть глаза, сделать вид, что этого будет достаточно. Что "пока" — это не хуже, чем "навсегда".
Дверь хижины распахнулась резко — и на пороге появился Ланс. Он был взъерошен, на новом плаще — пятна грязи и следы от веток, дыхание сбивчивое, глаза напряжённые.
— Нас ищут, — бросил он с порога.
Мы с Арно переглянулись.
— Обоих. Активно. По всему участку между поселениями и вдоль дороги. Я еле ушёл незамеченным.
Он шагнул внутрь, бросил на стол свёрток с едой, затем ещё один — аккуратный, перевязанный поясом.
— Принёс тебе одежду. Тёплую. Простую. Ничего такого, что могло бы выдать в тебе ведьму. Но остаться с тобой сейчас не получится, Ария. Ни мне, ни ему, — он кивнул в сторону Арно. — Сейчас нельзя. Слишком опасно. Мы должны вернуться. Прямо сейчас. Если не хотим, чтобы они начали искать более тщательно и пришли сюда.
Я сжалась, пальцы инстинктивно вцепились в край платья, пока Ланс медленно подходил ближе.
— Мы постараемся вернуться как можно скорее, — голос его стал мягче, взгляд — теплее. — Но, скорее всего… кто-то один. Чтобы не привлекать внимание.
Он остановился передо мной, на шаг ближе, чем нужно. Рука скользнула к моему лицу — нежно, но с такой тоской, будто он уже прощался.
— Ты… дождешься нас? — выдохнул он.
Я кивнула. Не могла говорить. Горло сдавило.
Лес был слишком тихим.
Слишком напряжённым.
Словно затаившим дыхание перед бурей — или после убийства.
Я брела сквозь сырой воздух, хрустя ветками под ногами, и чувствовала, как он зовёт меня. Не словами. Не звуками.
Он звал мной. Моими костями. Кровью. Меткой. Сердцем.
Звал — и одновременно отталкивал, будто сам не знал, чего хочет. Я шла, спотыкалась, оборачивалась. Мечущаяся, словно зверь, что потерял детёныша, или душа, что потеряла тело.
Что-то было не так.
Всё было не так.
Лес вибрировал напряжением, и я чувствовала его, как чувствуют гул под землёй перед тем, как разойдётся трещина.
Паника нарастала, растекалась по внутренностям, давила.
Он болен. Лес. Стонет. Кричит.
— Что ты хочешь? — выдохнула я в пустоту. — Что тебе нужно?
Ответа не было. Только ветер. Только шорох. Только всё внутри — знало: мне туда.
В Круг.
Я побежала. Опрометью. Через кусты, ветви, иглы. Волосы цеплялись за сучья, кожа рвалась, лёгкие горели, но я бежала — потому что если не успею, что-то произойдёт. Непоправимое.
Я вбежала в святилище, в тот самый Круг, выложенный плоскими камнями, и остановилась как вкопанная.
Он… звал.
Меня. Только меня.
Сердце стучало в ушах, тело горело, но я сделала шаг. Потом второй.
Встала в центр круга.
Как раньше.
Магия коснулась кожи — почти нежно.
Знакомое покалывание, щекочущие токи под кожей, лёгкое головокружение.
И вдруг… он успокоился. Лес.
Я ощутила, как вокруг становится тише, как напряжение спадает, как листья замирают в ожидании.
Я была нужна. Я всё сделала правильно. Я…
И тогда началось.
Вспышка.
Не света. Нет.
Внутри.
Как будто что-то схватило мою душу и вырвало из тела, чтобы развернуть и жадно впиться в неё ртами, зубами, руками.
Магия, что проходила сквозь меня, вдруг стала густой. Липкой. Холодной.
И слишком жадной.
Словно лес… выпивал меня.
Я ахнула.
Потом вскрикнула.
Тело не слушалось. Я не могла сдвинуть ни руку, ни ногу.
Я кричала, но звук тонул в воздухе, как камень в болоте.
Лес больше не звал.
Он брал.
Он высасывал не только магию — он тянул жизнь. Мою. Меня.
Всё, что я есть.
Я рванулась.
Раз. Второй.
Боль ударила в грудь, в затылок, в спину. Я чувствовала, как сердце сдавливается, как дыхание становится рваными глотками, как каждая клеточка будто горит изнутри, распадаясь в пепел.
— Нет… — прохрипела я. — Нет, прошу…
И тогда я услышала их.
Смех.
Хоровой, зловещий, протяжный, как звон костей.
Сотни голосов. Сотни ведьм.
Они смеялись надо мной.
И я вдруг поняла: я умираю.
Не символически. Не магически.
На самом деле.
Меня больше не будет.
И всё, что я есть, растворится в этом древнем, жадном лесу, которому всё равно, кого забрать, если это укрепит его силу.
Я закричала.
Из последних сил.
Не из страха — из отчаяния.
Из невозможности что-то изменить.
Из бессилия.
Из понимания, что я — просто часть системы.
Инструмент.
Сосуд.
Я не хотела так. Не так.
И вдруг — всё оборвалось.
Тьма хлынула в глаза, будто мир моргнул.
И в следующий миг я резко села на постели, задыхаясь, прилипшая к покрывалу влажной спиной, волосы спутаны, лоб в испарине.
Комната была тёмной. Тихой.
Хижина.
Пламя в очаге почти догорело.
Я жива.
Я жива?
Я обхватила себя руками. Сердце билось в горле. Метка на груди пульсировала, как рана.
А внутри всё сжималось в один-единственный вопрос:
Это был сон?.. Или предупреждение?
Я больше не могла уснуть — каждый раз, когда веки тяжели, тьма приносила с собой крики ведьм и ощущение, будто я вдыхаю не воздух, а сырую землю. Я молча поднялась, накинула плащ и опустилась у угасающего очага, вцепившись в тепло последних углей, словно это могло защитить от пустоты внутри.
Сквозь щели в ставнях пробивался серый рассвет, а где-то там, в глубине леса, уже начинался ритуал — магия тянулась к кругу, ветви шептали, призывая меня стать той, кем я должна быть. Я знала, что должна выйти, встать на холодный камень, впустить магию и отдать её без остатка.
Но я не пойду.
Не после того, как лес больше не соединял, а пожирал. Он стал чужим, тёмным, жадным.
Я сидела, обхватив колени, чувствуя, как его зов перебирает струны души, заставляя дрожать. И всё же я понимала — мой отказ отзовётся эхом. Лес начнёт слабеть, защита даст трещину, и всё, от чего ведьмы скрывались веками, найдёт путь внутрь.
Я, ведьма Саэрского леса, сосуд и проводник, хранительница баланса — отказываюсь.
Имею ли я право?
Имею ли я право на страх?
На жизнь?
На то, чтобы сказать "нет", зная, что это может стоить чужой крови?
Я не знала ответа.
Я лишь сидела у очага, и смотрела, как гаснут последние языки пламени, будто вместе с ними угасает и моя принадлежность к этому миру.
Рассвет пришёл. Круг зовёт.
Но я остаюсь.
Остаюсь, потому что сейчас иначе не могу.
Остаюсь, потому что между жизнью, которую хотят выжечь из меня, и долгом, который жаждет меня убить, я выбираю себя.
Хотя бы на этот один, проклятый рассвет.
Двое суток не приходит никто.
Ни шагов под окнами, ни голосов, ни даже шороха, который можно было бы принять за приближение. Мир за стенами хижины словно замер — и я вместе с ним.
Я не выходила. Даже на порог. Даже пальцами не касалась земли.
Страх жил теперь во мне постоянно, как вторая кожа — липкий, тягучий, осторожный. Казалось, стоит мне ступить босыми ногами на почву, как лес услышит, как мгновенно протянет щупальца своих корней, нащупает пульс в моих венах, снова прижмётся ко мне, как жадный любовник, и начнёт пить, пить, пить…
Я не могла этого вынести снова.
Сутки пролетели в молчании, что гудело в ушах, словно звон. На вторые началось что-то иное — слабость, будто я забывала, как дышать. Тело ломило, внутри нарастал неясный зуд — как будто под кожей что-то тянулось к корням, к магии, к источнику, но встречало пустоту.
Связь. Она… рвётся.
Не сразу, не в один миг. А медленно, болезненно.
Тонкие, незримые нити, что соединяли меня с лесом, истончаются, хрустят, словно паутина на ветру. И вместе с этим “умираю” я сама — как будто меня становится всё меньше, и я растворяюсь.
Иногда я сижу у окна, пальцы сжаты в кулаки, взгляд впился в щель между досками.
Почему они не пришли?
Что решили ведьмы, когда я не вернулась?
Подумали ли, что меня схватили? Что я погибла? Или хуже — поняли, что я предала?
Это последнее страшило больше всего.
Предательница.
Та, что не вышла в круг.
Та, что не отдала силу, когда лес требовал.
Та, что поставила себя выше других.
А я всего лишь боялась умереть.
Всего лишь хотела остаться живой.
Но ведьмы не прощают таких "всего лишь".
И теперь я одна.
В хижине, где стены стали слишком тесными, воздух — горьким, а одиночество — почти физическим.
Лес тоже молчит.
И от этого — страшнее всего.
Я уже не ждала.
Не всматривалась в окно, не ловила звуки шагов, не затаивала дыхание при каждом скрипе досок. Всё это давно стало бессмысленным. Дни текли медленно, вязко, как мёд, оставленный на солнце. Я растворялась в тишине, в собственном страхе и усталости, и с каждым часом становилась не столько ведьмой, сколько тенью самой себя.
И потому, когда дверь скрипнула, я даже не сразу поверила.
Он вошёл, не громко, не торопливо, но с таким отчаянием в движениях, будто преодолел целый мир, чтобы оказаться здесь.
Арно.
Его взгляд нашёл меня мгновенно — угасающую, сжимающуюся в кресле возле камина, бледную, как пепел. И в тот же миг он оказался рядом, не говоря ни слова, просто… обнял.
Крепко. Резко. По-настоящему.
Так, будто сам боялся, что я исчезну.
Так, будто эта встреча — не просто возвращение, а воскрешение.
Я вдохнула его запах — дым, трава, холодная ночь. Всё сразу всколыхнулось внутри, как буря над озером.
Он наклонился и поцеловал меня — молча, горячо, почти с болью. Не ласково, не мягко, а так, как целуют тех, кого боялись потерять.
Я ответила, дрожа, словно что-то в груди вновь обрело тепло.
— Прости, — выдохнул он, когда нашёл в себе силы оторваться. — Прости, что не мог прийти раньше. Я…
Он резко опустился на колени передо мной и вытащил из-за спины свёрток.
— Я принёс еду. И воду. Там ещё кое-что тёплое… Я… я должен был быть рядом. Сразу.
Я молчала, прижавшись лбом к его щеке, чувствуя, как по щекам текут тёплые капли. То ли слёзы, то ли оттаивающее сердце.
Я не ждала.
Но он пришёл.
И мир — хоть на миг — перестал быть таким одиноким.
Он усадил меня ближе к огню, укрыл плащом, словно даже стены хижины не казались ему достаточной защитой. Сел рядом, плотно, чтобы я чувствовала его плечо, его дыхание, его живое, тёплое присутствие.
— Когда мы тогда… ушли в лес, — начал он медленно, словно подбирая слова, — и не вернулись почти утру, старейшины решили, что на нас напали. Что ведьмы вытащили нас прямо из лагеря, заманили, околдовали…
Он вздохнул, провёл рукой по лицу.
— Подняли всех. Подключили следопытов, воинов, даже некоторых из старших учеников. Начали прочёсывать территорию, словно ждали удара. Говорят, из чащи пошла странная энергия. Давящая, будто хищник притаился в ветвях. Все стали… напряжёнными. Подозрительными. Будто вот-вот начнётся война.
Я опустила взгляд в огонь, и тихо, почти шёпотом, покачала головой:
— Мы не хотим войны…
Он посмотрел на меня, глаза мягкие, тёплые, тень усмешки скользнула по губам.
— Я знаю, — сказал он, не отводя взгляда. — Ты уж точно не хочешь. Ты ласковая, как котёнок.
Я приподняла бровь, и уголок губ дрогнул в кривой, недоверчивой усмешке.
— Я ведьма.
Он засмеялся — хрипло, искренне — и, не давая мне возможности отстраниться, притянул к себе, прижав к груди.
— Да. Моя грозная ведьма.
И снова поцеловал.
Тепло, глубоко, с привкусом облегчения и чего-то более хрупкого — почти нежности.
Как будто, несмотря на войну, страхи, проклятия и метки, для него сейчас существовало только одно: я в его руках, живая, тёплая, рядом.
Его.
Он не сразу отпустил меня после поцелуя — как будто сам воздух между нами был слишком драгоценным, чтобы разрывать его словами. Его лоб остался прижатым к моему, дыхание тяжёлое, но ровное, и в нём было всё: тревога, нежность, желание и что-то ещё… более глубокое.
— Если все ведьмы такие, как ты, — хрипло произнёс он, скользя ладонями по моим плечам, медленно, лениво, с трепетом, будто касался тайны, — то я понятия не имею, зачем нам столько лет вдалбливали страх и ненависть.
Его пальцы легко обвели линию ключицы, опустились к груди, на мгновение задержались, ласково сжав, и от этого прикосновения внутри всё вздрогнуло, как натянутая струна.
— Нам следовало не охотиться за вами, — прошептал он, целуя мою шею, — а красть. Уводить из лесов, чтобы брать в жёны. Таких, как ты… нежных, горячих, диких.
Он произнёс моё имя — не шёпотом, не сдержанно, а будто выдыхая его прямо в мою душу, вкладывая в эти три слога нечто большее, чем просто обращение. Это было признание. Потребность. Одержимость.
Его ладони скользили по моему телу с неторопливой решимостью, словно он хотел выучить меня на ощупь, запомнить изгибы, тепло кожи, реакцию на каждое касание. Он не торопился — наоборот, смаковал каждый миг, как последний, и от этого каждая его ласка казалась глубже, важнее, острее.
Он снова поцеловал меня — но теперь этот поцелуй был другим. Медленным, насыщенным, таким, от которого мир за пределами хижины начал исчезать. Огонь в камине трепетал, отражая на стенах отблески, похожие на танец света и тени, и я чувствовала, как всё моё существо тянется к нему — не только телом, но чем-то большим, почти неосязаемым.
Я прижималась к нему, жадно вбирая в себя его тепло, его запах, его дыхание. Он мягко уложил меня на шкуры у огня, не отрываясь от поцелуев, обнимая, будто хотел раствориться во мне. Его губы скользили по моему горлу, спускались ниже, и там, где он касался, вспыхивала дрожь — не от холода, а от той жажды близости, которая за эти дни успела стать мучительной.
Его голос был шёпотом на моей коже:
— Ты сводишь меня с ума, Ария…
И я верила. Потому что он сводил с ума меня — каждым взглядом, каждой лаской, каждой секундой, проведённой рядом. Всё, что между нами было, становилось больше, чем просто притяжением — оно было живым. Жарким. Неправильным. Запретным. И всё равно — нашим.
Его руки были везде — тёплые, надёжные, будто выточенные для того, чтобы касаться именно меня. Не спеша, будто у него была вечность, он провёл пальцами по линии моих рёбер, затем чуть выше — и его ладони скользнули по моей груди, поглаживая, изучая, вбирая каждое движение с тем обожанием, которое невозможно подделать.
Я выгнулась к нему навстречу, дыхание сорвалось с губ — неровное, взволнованное, будто в теле разгоралась сама стихия, дикая и нежная одновременно. Он поймал мой стон поцелуем, глубоким, властным, но в то же время заботливым, как будто через губы хотел сказать мне: я здесь, я с тобой, я твой.
Его язык ласкал мой, их танец был медленным, томительным, и всё внутри плавилось от этого сладкого безумия. Одна рука сжала мою грудь крепче, большой палец обвёл чувствительный сосок, и я почувствовала, как волна жара прокатилась по животу, вниз, к тому месту, где уже давно пульсировала жажда.
Его вторая ладонь легла мне на бедро, затем поднялась выше, под ткань платья, и я невольно раздвинула ноги, впуская его, приглашая. Он посмотрел на меня — долго, молча, так, будто хотел увидеть не только тело, но и душу.
— Такая красивая… — выдохнул он, и голос его дрогнул, будто срывался с края, теряя контроль.
Когда его пальцы скользнули внутрь, я сжалась, как струна, от резкого, мучительно приятного всплеска ощущений. Он двигался осторожно, ласково, но уверенно — изучал, пробовал, доводил до грани, знал, как заставить меня стонать и выгибаться в его руках.
А потом — тёпкое, влажное прикосновение его языка между моих широко раскрытых бедер, и я, задохнувшись, выгнулась ему навстречу, вжимая пальцы в мягкую подстилку, теряясь в ощущениях, в себе, в нём.
— Моя сладкая…
Шептал он, всасывая мой клитор, массируя своим языком, вырывая стоны удовольствия из моего рта, касаясь меня так искусно, так жадно, будто пытался раствориться во вкусе, в звуках, в моём безумии. Его язык действовал на меня сильнее любой магии, доводил до грани, за которую я готова была шагнуть с закрытыми глазами — лишь бы он не останавливался.
Я стонала, теряя контроль, сжимая в пальцах его волосы, вжимаясь в него, будто искала спасения в том, кто сам был огнём. А он не останавливался, не отводил губ, не отпускал меня ни на миг, пока я не задрожала вся — лёгкая, невесомая, податливая.
Он поднялся, взгляд потемнел, дыхание сбилось, губы были влажными и приоткрытыми. В нём больше не было сдержанности — только жажда. Не просто желания — потребности.
Он наклонился ко мне, поцеловал — жадно, глубоко, срывая остатки разума этим поцелуем, и я, дрожа, обвила его ногами, впуская без слов.
И в тот момент, когда он вошёл в меня, всё вокруг исчезло.
Никаких правил. Никаких клятв. Ни леса, ни магии, ни чужих ожиданий.
Каждое его движение было неспешным и точным, будто он знал ритм, на который отзывается моё тело, будто слышал ту самую песню, что пела внутри меня — рвано, срываясь, сбиваясь на стон.
Он двигался во мне, сливаясь, проникая глубже, чем просто в плоть — в саму суть, в душу, в ту часть, что годами пряталась за масками, чарами, стенами из недоверия. А теперь — рушилась, сгорала, тонула под его ласками.
Каждый толчок был не просто страстью — он был доказательством, что я жива. Что я могу чувствовать. Что в этом холодном, жестоком мире ещё может быть что-то, что не рвёт, а собирает меня заново.
Он шептал моё имя — глухо, с хрипотцой, как заклинание. А я отвечала прикосновениями, поцелуями, кожей, цепляясь за него, будто он был единственным, кто удерживает меня от падения в бездну.
Когда его дыхание стало резким, прерывистым, а движения — неистовыми, словно он пытался слиться со мной до последней капли себя, я уже знала, что будет дальше. Чувствовала, как по телу пробегает дрожь, как жар скапливается внизу живота, и, когда он с силой вжал меня в себя, освобождаясь, я выгнулась, сдавленно вскрикнула — и растворилась вместе с ним в этом безумии, в этом последнем, сладком миге.
А потом — тишина.
Дыхание, стучащее в ушах. Сердце, бьющееся в унисон. Его руки, сжавшие мою талию, и мои пальцы, зарывшиеся в его волосы.
Я не сразу заметила…
Как кожа на его груди засияла.
Слабый свет — голубоватый, мерцающий, живой. Метка.
Она не просто вспыхнула — она расширилась, поползла тонкими линиями вверх, к ключице, вниз, по рёбрам, будто сама магия разрасталась, пуская корни в его плоть.
Мы ещё долго лежали рядом, укрытые не столько одеялом, сколько тишиной, наполненной чем-то тёплым, почти невесомым. Он гладил мою руку, разглядывал линии на ладони, как будто читал там своё будущее, а я прислушивалась к его дыханию и просто позволяла себе быть — в безопасности, в покое, в этих редких, драгоценных минутах.
Но всё хорошее, как всегда, имеет привычку заканчиваться.
Я почувствовала, как он чуть напряжённо вздохнул, как ладонь на моей талии замерла. И уже знала, что он скажет, прежде чем слова слетели с его губ.
— Мне пора, — мягко, с сожалением.
Я только кивнула, не открывая глаз, не двигаясь — как будто если не шевельнуться, можно задержать мгновение, заставить его остаться ещё на немного.
— Но мы с Арно… кто-то из нас обязательно придёт завтра, — продолжил он, целуя меня в висок. — Я не оставлю тебя здесь одну на долго. Обещаю.
Я повернула голову, встретилась с ним взглядом. В этих глазах не было лжи. Только усталость, забота… и что-то, от чего сжималось сердце. Надежда, может быть. Или попытка её удержать.
— Мы что-то придумаем, — сказал он твёрже. — Я не допущу, чтобы ты пряталась тут вечно, как зверёк, запертый в ловушке.
Я тихо выдохнула, позволив себе прикоснуться к его лицу — подушечками пальцев, бережно, как к чему-то очень важному.
— Должен быть выход, — добавил он, целуя мои пальцы. — Мы найдём его. Обязательно.
И в этот миг я хотела верить ему больше, чем кому-либо в своей жизни. Потому что если и был кто-то, кто мог вытащить меня из этой тьмы, дать мне воздух, дать мне свет — это был он.
Он поднялся, не торопясь, будто сам пытался оттянуть момент ухода. В комнате стояла тишина — такая плотная, что даже треск догорающего в очаге полена казался слишком громким. Он оделся молча, но взгляд всё время был на мне — цеплялся, словно хотел унести с собой мою тень, мой запах, тепло моей кожи.
Подойдя ко мне, он опустился на край постели, провёл пальцами по щеке, склонился и поцеловал — не жадно, не рвущим поцелуем, как прежде, а нежно, с какой-то пронзительной глубиной, от которой внутри дрогнуло что-то очень хрупкое.
— Жди меня, — прошептал он, задержавшись на моих губах. — Я вернусь.
И ушёл.
Дверь за ним закрылась тихо, почти неслышно. Я медленно поднялась, подошла к окну и, отодвинув край занавеси, смотрела, как он отдаляется. Его силуэт растворялся между деревьями, сливаясь с лесом, как будто сам был его частью, и всё равно я чувствовала — он оставил здесь часть себя.
Только когда последняя тень исчезла, я опустила занавес и выдохнула.
Хижина снова стала тихой. Слишком.
Я медленно прошлась по комнате, ощущая, как в воздухе ещё витает тепло его тела, как в складках одеяла сохранился его запах, этот непередаваемый аромат — смесь леса, пепла и чего-то собственного, мужского, тёплого, надёжного. Я подошла к постели, взяла в руки край покрывала и пригладила ткань, словно выравнивая не только ткань, но и собственные мысли. Аккуратно встряхнула шкуры, расправила, сложила его плащ, который, кажется, уже мой, что осталась на полу, словно это была святыня, и положила на край кровати.
Каждое движение я совершала как ритуал, с той медлительной сосредоточенностью, с какой ведут обряды — будто, если не спешить, можно задержать в воздухе его дыхание, сохранить в этом доме всё, что связывало нас в эту ночь.
Потом я подошла к столу, села, развернула аккуратно сложенный им свёрток. Ткань была тёплой на ощупь, словно в ней до сих пор жили тепло его ладоней и нежность его прикосновений. Она пахла древесной золой, дымом и чем-то неуловимо родным, как будто он сам только что держал её в руках.
Внутри оказался не просто скромный ужин, а настоящая заботливо собранная провизия — на день, может быть, даже больше. Он подумал наперёд.
Ломти свежего, ещё мягкого хлеба, два мешочка с сушёным мясом и фруктами, твердый сыр, пара варёных яиц, небольшой глиняный горшочек с мёдом, даже яблоко, красное, с чуть сморщенной кожицей. И кувшин с водой, обёрнутый в плотную ткань, чтобы сохранить прохладу.
Мелочи, казалось бы. Но каждая из них говорила: я помню о тебе.
Я думаю о тебе.
Я хочу, чтобы ты была в безопасности, сыта и жива.
Я бережно разложила всё на столе, проводя пальцами по шершавой корке хлеба, по тёплой глине горшка, по сухим, лёгким ягодам, словно хотела впитать в себя его внимание, его присутствие, ту самую невидимую ниточку, что тянулась между нами, даже сквозь километры леса.
Он позаботился обо мне.
И я ощущала это каждым касанием, каждым движением, каждым глотком.
Словно даже в еде он оставил частичку себя — чтобы я не чувствовала себя одинокой.
Снаружи уже начинало темнеть. День клонился к вечеру, и лес за окнами наполнялся тихими шорохами, переливами ветра, запахом прелых листьев и мокрой земли. Я сидела на краешке кровати, перебирая пальцами швы на своём платье, слушая, как в камине потрескивают поленья.
И вдруг — стук.
Резкий, короткий, но не угрожающий. Уверенный.
Сердце сразу подпрыгнуло где-то под горлом.
Я вскочила, торопливо поправляя волосы, будто это могло скрыть горячее волнение, разлившееся по телу.
Ланс пришёл. Или Арно вернулся.
Мысли путались, кружились, но в каждой из них был свет — нетерпеливый, тёплый, как надежда.
Я подбежала к двери, потянулась за засовом и открыла.
И… замерла.
— Ну здравствуй, ведьма.
Холод пробежал по спине, как струя ледяной воды.
И всё внутри — сжалось.