Роковой любовник. Зверь внутри - читать онлайн

Часть 1. Мой Рок. Глава 1.1

Роковой Любовник. Зверь внутри

Часть 1. Мой рок

Глава 1. Юлия

Я стою на танцполе в тесном рок-клубе и смотрю на сцену, где под отточенные гитарные рифы выступает легендарная группа «Клетка 66». Их вокалист Роман Сковин, чёрт знает какого года рождения, не изменился ни на день с нашей последней встречи. А прошло больше десяти лет.

Я помню его так, будто это было вчера. Он зашёл к нам в квартиру глубокой ночью вместе с моей опьяневшей матерью под её беззаботный мелодичный смех. Она всегда была очень весёлой и красивой. На ней было золотистое платье на тонких бретельках — короткое, обтягивающее ягодицы и свободно висящее на груди. Она сделала высокую причёску, заколола светлые кудри наверх чёрной заколкой с причудливым золотистым узором, напоминающим глаз. Я любила эту заколку. Стоило маме отвернуться, как я сразу же нацепляла её на свои волосы и крутилась перед зеркалом. Сейчас эта заколка у меня в руке. Она — единственное, что осталось мне от мамы.

Они зашли к нам в квартиру, и я вышла из своей комнаты, зевая и сжимая в руках плюшевого медвежонка Ваню (бог знает, где он сейчас). Мама увидела меня, округлила глаза и кинула на Романа испуганный взгляд.

— Э… это моя младшая сестрёнка, я приглядываю за ней, пока мама в больнице, — сказала она и кинулась ко мне. Она развернула меня и прошипела сквозь зубы: — Юля, спать!

И я пошла спать. Я была хорошей девочкой. По крайней мере, я очень старалась ей быть. Сколько я себя помнила на тот момент, мы с мамой всегда были только вдвоём, и я знала, как ей тяжело и как сильно она хочет замуж. Но в Романе я не видела её мужа.

Идя в комнату, подталкиваемая руками матери, я обернулась и встретилась взглядом с ним. Его глаза, чёрные, словно ночь, показались мне совершенно холодными и бесчувственными. Его длинные такие же чёрные волосы свисали с плеч на кожаную куртку, утыканную булавками и шипами, и делали его похожим на некое ужасающее существо, каких прежде мне видеть не приходилось. Но вдруг его губы тронула улыбка, и в его глазах отразилось что-то ещё. Я остановилась, посмотрела на маму и попросила её прогнать его.

— Юля, это невежливо, — с нажимом сказала мама и затолкала меня в мою комнату. Захлопнула дверь.

Я помню, как подскочила от этого резкого звука, как прижалась к двери спиной и вдруг отчётливо почувствовала, что сейчас случится что-то немыслимое, непоправимое и настолько страшное, что мои ноги подогнулись, и я медленно сползла на пол. Вслушалась.

— Прости, она нервничает, когда дома незнакомые. Вина? У меня в холодильнике есть, — щебетала мама в коридоре.

Потом я услышала, как щёлкнул выключатель на кухне, как погас в коридоре свет, и больше не слышала ничего, кроме тихих разговоров на кухне. И я успокоилась.

Я забралась в свою кровать, прижала к груди медведя и забылась вполне беззаботным сном. Это был не первый мужчина, которого мама привела в дом. Но я ещё не знала, что он станет последним.

Добрый, мои очаровательные мстительницы и мстители!

Сегодня я хочу пригласить вас познакомиться с потрясающим литмобом Тёмная любовь. Дерзкий и необычный, мрачный и тёмный, влажный от крови и слёз, он ждет вас здесь:

https://litnet.com/shrt/ENks

12 захватывающих историй, которые никого не оставят равнодушными!

Разум просит бежать, но слишком поздно, любовь решила всё за нас…

enTCNt2x - промо на Отличница (не)против сердцееда

Визуалы 1

Приглашаю вас познакомиться с главными героями нашей мрачной и почти безумной, но очень романтичной истории

Роман Сковин

Фронтмэн группы "Клетка 66"

Добрейшей души тысячелетнее зло. Милый до ужаса, настоящий мастер кошмара. Альфа вампирского гнезда, заботится о каждом своём нежном создании. Тщательно отбирает кандидатов в семью и искренне привязан к избранным.

Он был бы ангелом, если бы не был демоном...

Дата рождения: 15 сентября, 1989 года по документам.

Настоящее имя и дата рождения неизвестны.

Роман в сценическом образе

Юлия Полнолунева

Осталась сиротой в восьмилетнем возрасте по вине Романа и теперь одержима местью. У неё нет друзей, нет родных, есть только цель, ради которой она готова на всё.

Дата рождения: 15 ноября 2006 года

18 лет

7eCeIPbA - промо на Отличница (не)против сердцееда

Глава 1.2

Роман Сковин тихо шепчет в микрофон слова песни:

— Пойдём со мной в ночь…

Я покажу тебе новый мир…

Мы растворимся с тобой в тишине…

Здесь только ты и я… и ты только моя…

По спине бегут мурашки. Его гипнотический голос затягивает. Воздух в помещении, пропитанный алкоголем и потом, сгущается. Вспышки яркого света бьют по глазам, а по сцене ползёт белёсый дым и топит сцену, от чего кажется, что музыканты парят. Гитара воет. Её пронзительный голос режет уши, а потом барабаны в точности повторяют ритм моего сорвавшегося сердца в тот момент, когда я ловлю его взгляд.

Роман ухмыляется, протягивает мне руку через толпу. Первый ряд размалёванных под готок девчонок взрывается визгами. Одна из девочек подскакивает и почти касается его руки.

— Я люблю тебя! — слышу я её неистовый рёв сквозь громоподобную музыку. — Забери меня с собой в ночь!

Роман даже внимания на неё не обращает. Смотрит только на меня. Неужели узнал? Не может быть!

Сознание снова проваливается в прошлое. До маленькой меня, мирно спящей в постели, доносится один короткий вскрик. Я подскакиваю, хватаю Ваню и накрываюсь одеялом с головой, формирую вокруг себя шалаш.

— Не бойся, — шепчу я медведю. — Утром он уйдёт. Они всегда уходят утром и потом не возвращаются.

Я жду, что мама возмутится за спиной. Он явно сделал ей больно или обидел. Я жду звона бьющегося стекла или удара, но квартира продолжает пребывать в полной пугающей тишине.

— Мам? — зову я, но на зов никто не откликается, и, собрав все свои силы, я выбираюсь из постели.

Каждый шаг даётся с трудом. Запах лавандовой аромалампы вдруг становится тошнотворно тяжёлым. Пол скрипит под моими крошечными ступнями. И всё тело охватывает дрожь.

Толкаю дверь. Делаю всего два шага до соседней двери маминой спальни и замираю. Мама лежит на кровати, раскинув руки в стороны, её пустой взгляд устремлён прямо на меня. Она не моргает и не злится из-за того, что я вышла из комнаты и назвала её мамой. Она просто лежит и смотрит на меня.

Я крепче сжимаю медведя и только после вижу его. Он нагнулся над ней хищной птицей и жадно целует её шею. Его плечи слегка подрагивают, спина выгнулась дугой, а чёрные волосы разметались по её обнажённой груди, будто стремясь скрыть её беспомощную наготу.

Проходит минута, потом другая. Он отрывается от её шеи и поднимает взгляд на меня. Всё его лицо в крови, а в глазах чёрный холод. Бездна, утягивающая меня в небытие.

И я стою не в силах пошевелиться. Руки сами собой разжимаются. Ваня падает на пол лицом вниз, но я не нахожу в себе сил ни поднять его, ни сбежать. Слишком притягателен этот пугающий взгляд.

Роман выбирается из постели, поднимает с пола упавшую простынь и накрывает ей мою мать. Поворачивается ко мне, утирает окровавленный подбородок тыльной стороной ладони и подходит ближе. Присаживается на одно колено, берёт меня руками за плечи и говорит:

— Как твоё имя, дитя?

— Юля, — отвечаю я.

— Ты очень красивая девочка, Юля.

Я опускаю взгляд в пол. Сама не понимаю, что происходит со мной, но его комплимент мне льстит. Где-то глубоко внутри я уже знаю, что моя мать мертва, но куда больше меня волнует не это и не то, что будет со мной дальше, а то, что этот страшный человек с окровавленными руками и лицом думает обо мне.

Чудовище…

Он или я?

F5AhDQqA - промо Хозяин женского общежития

Визуалы 2

Доброго вам, солнышки!

Я принесла вам ещё немного атмосферы для полного погружения

Виктория Полнолунева

Мама Юли. Погибла в возрасте двадцати шести лет от рук Романа. Он стал её последней любовью. Мимолетной и роковой. Но она до последнего верила, что он тот самый мужчина, который изменит её жизнь и жизнь Юли к лучшему. Умирая, она и представить себе не могла, какие перемены ждут её дочь в будущем.

Дата рождения: 11 июля 1988 года

Юля и Ваня

В ту роковую ночь с ней был только этот медведь. Он был её лучшим другом всё детство. И когда Юлю забрали в приют, а Ваню определили на помойку, её детство закончилось. С тех пор ей так и не удалось найти себе друзей. Ваня был последним другом в жизни Юли.

Ваню выбросили, потому что работники приюта не смогли отстирать пятна крови и решили, что будет лучше, если Юля их не увидит.

Глава 1.3

Я сглатываю, крепче сжимаю заколку, заставляя себя вернуться в настоящее. Роман завершил песню и теперь говорит с толпой.

— Кто готов продать свою душу ради меня? — спрашивает он.

Толпа беснуется, кричит. Все готовы. Все до единой. И мне тоже хочется крикнуть, отпустить себя, забыть обиды, боль и страх и просто пойти за этим безумным взглядом в самую пропасть или на тот свет, всё равно. Лишь бы ещё раз почувствовать его руки на моих плечах. Но я заставляю себя вспомнить улыбку матери, вспомнить её беспечную радость на каждый праздник, когда она дарила мне подарки и с нетерпением ждала, что я их открою. Когда она расчёсывала мои волосы и заплетала их в косы, рассказывая, как прекрасно мы будем жить, если она выйдет замуж. Когда выйдет, найдёт своего прекрасного принца, который заберёт её в беспечное будущее.

Моя мама была мечтательницей. А я — мстительница. И я пришла сюда не для того, чтобы пропасть в его глазах, а чтобы вырезать их.

— Ты ещё слишком юна, — сказал мне тогда Роман. — Приходи через десять лет. Я буду ждать тебя.

И я пришла. Я здесь. Я убираю заколку в карман и достаю острый деревянный кол.

Только дай мне шанс, Господи, я непременно отправлю эту тварь обратно в ад.

Я выхожу на улицу до того, как кончается концерт, чтобы занять место главной фанатки на задворках клуба. Следующие несколько часов я простою на осеннем пронизывающем ветру, сжимая в руке кол в ожидании, когда группа выйдет на улицу, чтобы сесть в свой трейлер и отправиться в следующий город или сначала в отель. Но Роман Сковин не доберётся до отеля, даю слово, он останется здесь безжизненным трупом с пробитой грудью, и в его глазах застынет тот же ужас, что был в моих, когда он убил мою мать.

Когда я подхожу к заднему выходу, там уже стоит несколько девушек. Очевидно, те самые несчастные, кого не пустили в клуб из-за возраста или отсутствия денег на билеты. А может, это те самые обезумевшие от любви фанатки, для которых дотронуться до звезды важнее, чем увидеть его живое выступление. Всё равно. Мне не до них, и я бесцеремонно расталкиваю их локтями, чтобы подобраться ближе к выходу.

— Куда лезешь, курва! — рявкает на меня мелкая блондинка и сразу без предупреждения вцепляется в мои волосы. Дёргает изо всех сил.

Я не удерживаю равновесия и падаю навзничь. В нос бьёт едкий, приторно-сладкий аромат её духов и тут же смешивается с запахом сырого асфальта. Роняю кол, её подружка — рыжая, явно крашенная бестия — отпинывает его в сторону и напрыгивает на меня сверху. Она бьёт меня кулаком в лицо, разбивает губу, и я чувствую, как металлический привкус крови щиплет язык. Однако боли нет. Мой разум застилает дикая ярость, притупляет одни чувства и обостряет другие, и я пинаю её ногой в живот со всей силы. Она вскрикивает и падает на мокрый после дождя асфальт.

Перед тем как она падает, я вижу её совершенно бессмысленный отстранённый взгляд, будто у куклы. Она пьяна или под чем-то. А может, просто обезумела от любви, как и все здесь.

Добрый, мои очаровательные читательницы и читатели!

Приглашаю вас посетить невероятно увлекательный роман из литмоба Тёмная любовь

"Приговорённая" от Елены Арматины

https://litnet.com/shrt/sXo6

Меня называют призраком. Я - ликвидатор. От меня не спрячешься и не избежишь вынесенного мной приговора. Я не промахиваюсь и не допускаю ошибок.Только один раз я ошибся. Я показал ей свое лицо, назвал свое имя, позволил юной девушке запасть мне в душу.А она заживо вырвала мое сердце, убила во мне все человеческое, оставив лишь жалкую оболочку и кипящий гнев зверя. Я - оборотень. Я - медведь. Я не прощаю измену. И я ее осудил. Она - обречена на мой гнев, мою ярость, мою любовь.Эта история о том, что и грубые парни могут быть чуткими и страстными, когда встречается именно та - единственная...

Глава 1.4

Перед внутренним взором всплывает лицо Романа, и моё сердце захлёбывается кровью. Этот яд, он передаёт его по воздуху через голос, через язык тела, через пронзительный взгляд. Я не должна поддаваться ему, но тело не слушается, и я чувствую дикое желание разорвать соперниц на клочки.

Другие девушки — их пять или шесть, во мраке подворотни не разобрать — собираются вокруг и неистово вопят. Я выделяю отдельные слова. Что-то вроде «вышвырни отсюда эту наглую дрянь!». В них столько же ярости, сколько и во мне. И сейчас я почти такая же безумная, как и они.

Это он с нами сделал. Кто он? Вампир? Всего лишь копия зловещего графа Дракулы из старого романа Стокера или же нечто большее? Древний монстр?

Нет. Он ни то и ни другое. Он настоящий бог тьмы. Хозяин всех заблудших душ. Самый красивый, самый желанный и древний, как сама смерть.

И он будет моим… только моим…

Блондинка тащит меня за волосы прочь из толпы. Кожа на голове горит от боли, и это отрезвляет. Я замахиваюсь и бью, но не её, а себя по щеке, чтобы напомнить себе, кто я и зачем пришла сюда. Чтобы уничтожить ЭТО, чем бы ОНО ни было.

Достаю из кармана заколку, сжимаю изо всех сил, чувствую, как острые края застёжки впиваются в кожу, и вспоминаю нежную улыбку мамы. Взгляд её тёплых карих глаз, изящные движения, вечно потерянное выражение лица и ту надежду на безоблачное будущее, которую она до последнего вздоха хранила в своём сердце.

Она была идеальной жертвой. Хрупкой, беспомощной и бесконечно влюблённой в него. В этого монстра. Я знаю это точно, потому что не влюбиться в него невозможно. Он будто сама любовь, но мрачная и безнадёжная. Больная и болезненная. Обречённая.

Блондинка оттаскивает меня всё дальше. Толпа вокруг беснуется. Перед глазами всё плывёт от слёз, вызванных не столько болью от натянутых волос, сколько от воспоминаний.

Вздыхаю. Глубоко и прерывисто. Горло обжигает сыростью и холодом. Он отрезвляет.

Нащупываю на заколке кнопки по бокам застёжки, жму, и крепление отпрыгивает в сторону. Это, конечно, не нож, но если правильно воткнуть, больно будет. Я выбираю её лодыжку. Бью точно под боковую костяшку, туда, где проходит нерв. Оставляю всего лишь царапину, но план срабатывает, и блондинка разжимает пальцы.

Вскакиваю на ноги и набрасываюсь на неё. Хватаю за кудрявую шевелюру и бью затылком об асфальт. Она взвывает. Её крик сливается с протестами других фанаток, но мне плевать на них.

— Тупая ты шлюха! — ору я. — Ты хоть представляешь, кто он такой?

В этот момент её подруга приходит в себя, и драка снова переходит в формат на троих. И снова чужие пальцы в моих волосах, и снова удары летят со всех сторон. Крики всё громче, удары всё болезненнее. Мы все обезумели, и сердце в груди бьётся с такой скоростью и яростью, что его шум затмевает всё вокруг.

В ушах звенит его голос:

«Ты очень красивая девочка, Юля. Приходи через десять лет, я буду ждать тебя».

А потом:

«Кто готов продать свою душу ради меня?»

Это я… я на всё готова…

Я дерусь не впервые. Мне вообще не повезло с приютом. Когда в юном возрасте встречаешь настоящего вампира, не стать чокнутым изгоем почти невозможно. Я стала, я узнала, что такое травля, и научилась себя защищать с такой чудовищной силой, что костяшки моих кулаков всегда были стёрты до крови.

Меня ненавидели буквально все, даже воспитатели и учителя. А некоторые боялись. Меня пичкали лекарствами и даже не показывали приёмным семьям, потому что знали, что однажды я всё равно вернусь назад. Мне пророчили детскую колонию, а потом тюрьму, а может, и психушку. И я знаю, что так и будет.

Когда я убью величайшую звезду современности и расскажу всем о том, кем он был на самом деле, меня закроют. Но это стоит того. Это всё будет ради каждой из этих сумасшедших девочек и моей мамы. Чтобы победить тьму, кого-то придётся принести в жертву. Пусть это буду я. Я готова.

Глава 1.5

— Девочки-девочки! — слышу я крик, и чьи-то сильные руки оттаскивают от меня рыжуху.

Я и не помню, когда начала проигрывать драку и оказалась на асфальте, свернувшись креветкой, защищая себя от жестоких ударов тяжёлыми ботинками в живот.

— Прекратите беспорядки, музыкантов хватит на всех.

Блондинка тоже останавливается, отходит на два шага назад и смущённо закладывает руки за спину.

— Она лезла без очереди, — оправдывается она. — Мы просто преподали ей урок.

Я сажусь на асфальте и вытираю кровь с лица тыльной стороной ладони. Оглядываю соперниц. У одной под глазом уже наливается синяк и на лодыжке царапина от заколки, которую я всё ещё крепко сжимаю в руке. Вторая почти без повреждений, только на белой куртке в районе живота след от моего ботинка. Черта с два она его отстирает.

— Значит, она готова на всё, чтобы увидеть его, — замечает мужчина, и на его лице появляется такое выражение, будто наша грязная уличная драка привела его в дичайший восторг. Словно мы выступили лучше, чем Роман Сковин и вся его группа. Будто именно ради этого момента они и приехали в наш город с новой программой. — Не так ли?

По спине пробегают мурашки. В горле пересохло, и всё лицо и кожа головы болит от побоев. На костяшках моих кулаков снова появились ссадины. Но это ерунда по сравнению с тем, что ждёт меня дальше.

Когда я попаду внутрь.

Я поднимаю взгляд на своего спасителя. Обычный молодой мужик в форме охранника, только подозрительно красивый. Длинные русые волосы, забранные в низкий хвост, пронзительные настолько зелёные глаза, что весенняя трава позавидует, идеальная ровная кожа, без единой морщинки, прыща или пятнышка. Он будто после ретуши или создан по заказу нейросетью.

Он смотрит на моё окровавленное разбитое лицо и облизывает губы. Его ноздри слегка подрагивают при каждом вдохе, будто он пытается затянуть в себя больше запаха крови. Его верхняя губа чуть вздёрнута одновременно в оскале и в улыбке, и зубы, белые, без клыков, но выглядят так неестественно, что от них берёт дрожь, а я и сама не пойму, что с ними не так.

Он ухмыляется, обнажая резцы, и мне кажется, что ему и не нужны клыки, чтобы прокусить мои вены. Хватит одного взгляда, кровь сама потечёт, а я и не стану возражать, потому что он имеет на это право. Неужели он тоже такой, как ОН?

Я встряхиваю головой. Откидываю назад растрёпанные чёрные волосы и чувствую застрявший в них мокрый песок. Я грязная, как свинья, и в таком виде предстану перед ним?

Это неважно… неважно… я не за этим сюда пришла.

Кидаю взгляд на кол, укатившийся под машину. Теперь не получится забрать его, не при охраннике. Но отступать поздно. Надеюсь, там, куда он меня отведёт, будет что-то подходящее, чтобы сделать из этого оружие. Хоть что-то деревянное и достаточно острое. Как кий или сломанная ножка от стула.

Я снова перевожу взгляд на охранника и киваю.

— На всё, — отвечаю я.

Охранник подходит ко мне, закладывает руку за спину и галантно кланяется, как джентльмен из старых английских фильмов, попутно протягивает мне вторую руку.

— Тогда прошу за мной.

— Почему она? — возмущается рыжуха.

— Не только она, — подмигивает ей охранник, переводит взгляд на блондинку и многозначительно кивает. — Вы все заслужили билет за кулисы.

— Лучше не ходи, — говорю я и беру охранника за руку.

— С чего это?! — возмущается блондинка.

— Просто не надо.

Но она и не думает меня слушать, и мы все вчетвером заходим через заднюю дверь под недовольные комментарии других, более скромных девушек. Блондинка, рыжая и я — брюнетка, словно ангелы, ступаем на дорогу, ведущую в ад — в гримёрную самых известных рок-музыкантов России двадцать первого века — группы «Клетка 66».

Доброго вам дня, мои нежные ангелы и ангелицы!

Я принесла вам ещё одну новиночку моба Тёмная Любовь
от Роксэн Руж

"Хоронитель"

https://litnet.com/shrt/kC3s

Всё началось с тела. Для патологоанатома не такая уж и редкость, знаете ли. Но в тот раз что-то пошло не так. Хотя нет, если задуматься, то всё полетело под откос задолго до этого. Со дня моей свадьбы? Когда показала мужу полосатый тест и узрела его мелькающие пятки? Или всё-таки… Когда склонилась над телом и обнаружила, что лежавший передо мной голый мужик скорее жив, чем мёртв…

Визуалы 3

Добрый, мои очаровательные создания!

Продолжаем знакомиться с персонажами

Фанатки Марина и Катя

Просто две подружки детсва, полюбившие группу "Клетка 66" и решившшие во что бы то ни стало получить автограф.

Обеим девушкам около двадцати лет. Они страстные поклонницы гламурного рока и мрачной готической романтики, но в обычной повседневной жизни ничем особенным не выделяются.

Валентин Ключников

Ближайший друг и помощник Романа Сковина. Они вместе очень много лет, и уже не вспомнить, кто из них старше. В отличие от других участников группы, он никогда не выходит на сцену, но успешно заменяет товарищам продюсера, менеджера, охранника, ассистента и няньку.

Любит правила и гордится своей вампирской натурой. Верен, как собака.

Дата рождения: 13 августа 1989 года (по документам)

Реальное имя и дата рождения неизвестны

Глава 1.6

Мы заходим, и дверь за нашими спинами захлопывается с тяжёлым грохотом. Сердце на миг проваливается в желудок, и мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы сохранить самообладание. Воздух бэкстейджа бьёт в нос густым коктейлем из въевшегося в стены табака, пережаренного масла и сладковатой химии дым-машины. Из полуоткрытой двери гримёрки плывёт тяжёлый шлейф дорогого парфюма, пота и алкогольного перегара. Холодный электрический свет под самым потолком помаргивает, длинные вытянутые лампы гудят, под плафоном одной из них, в такт напряжению, жужжит попавшая в ловушку муха.

— Осталось недолго, — говорит охранник, слегка кланяется нам и распахивает дверь зелёной комнаты, жестом приглашает нас внутрь.

Недолго…

Как же двусмысленно звучит его замечание.

Я сглатываю. Ладони моментально потеют, и мамина заколка скользит в руке.

За толстой стеной, отгородившей комнату отдыха от основного зала, всё ещё грохочет музыка. Толпа перекрикивает её, но здесь звук приглушённый, и невозможно разобрать ни слова. Однако песню я узнаю. За последний год в приюте я успела выучить наизусть их все.

Сейчас он должен петь:

Я дам тебе крылья,

Чтобы ты вслед за мной

Окунулась в бездну.

И там в пустоте

Ты услышишь мой шёпот,

Он проникнет в тебя.

Он проглотит тебя.

Он тебя покорит

И сделает куклой

Бездушной, послушной, моей…

Рыжуха и блондинка проходят в комнату, как хозяйки. Они падают на диван, обтянутый потрескавшимся красным кожзамом. Диван противно скрипит, словно плачет, и по моей спине пробегает холодок. На фоне обшарпанных серых стен этот красный диван выглядит как окровавленный рот на бледном лице.

Я стою у двери, замерев, словно мышь, оказавшаяся лицом к лицу с кошкой, и оглядываюсь по сторонам в поиске местечка, где можно притаиться. Но здесь только диван, пара пластиковых стульев грязно-белого цвета, какие можно встретить в любом летнем кафе города, и низкий журнальный столик с исцарапанной стеклянной столешницей. В самом дальнем от двери углу притаился невысокий буфет, на полках которого я замечаю несколько початых бутылок алкоголя и стеклянные стаканы на подносе, перевёрнутые дном вверх.

— Виски, вино, водку? — предлагает охранник и смотрит на меня. — Присаживайся, в ногах правды нет.

На негнущихся ногах я прохожу к одному из стульев и опускаюсь на самый край, боясь испачкаться. Пусть после уличной драки я и так вся вымазана в грязи, это место кажется мне грязным по-особенному. В смеси ароматов обычного клуба я отчётливо различаю запах крови. Но вдруг вспоминаю, что у меня разбито лицо, и кровь наверняка моя собственная. Устраиваюсь на стуле чуть удобнее, но всё равно не расслабляюсь. В этом проклятом месте нет совсем ничего деревянного. Ножки стола железные, у буфета их вообще нет, просто пара пластиковых насадок, не дающих дну тереться о пол. А диван — это диван. Наверняка он красный и обтянут скользкой тканью, чтобы не впитывал то, что может отпугнуть следующую жертву.

— Вино, — говорит Рыжуха, и Блондинка повторяет за ней.

— Чудный выбор, — улыбается охранник. — Тут есть белое сухое полбутылки и сливовое.

Девушки выбирают и то, и другое. Полбутылки на двоих им недостаточно. А я отказываюсь. Мой разум и так едва держится. Сердце стучит так, что почти ничего не слышно. А всё потому, что тело чувствует приближение часа икс. И алкоголь вряд ли поможет мне совершить должное.

— Просто воды, — прошу я.

— Воды? — удивляется охранник. — Здесь не пьют воду, милая. Я налью тебе водки.

Я отрицательно мотаю головой, но охранник игнорирует и возвращается к столику с двумя бутылками в руках. Ставит на стол две рюмки и два бокала. Сначала наливает Рыжухе и Блондинке, потом наполняет рюмки. Одну двигает ко мне.

— Я не хочу, — говорю я.

— Ты сказала, что готова на всё, чтобы увидеть его.

— Трезвые девушки его не привлекают? — парирую я.

Охранник ухмыляется.

— Его не привлекают трусливые. Чего ты боишься? Что на утро не вспомнишь эту ночь? О, поверь, ты её никогда не забудешь, — говорит он с придыханием, медленно, растягивая каждое слово. А потом добавляет резко, в приказном тоне, давая понять, что выбора у меня нет:

— Пей.

Глава 1.7

Я хватаю рюмку и опрокидываю её залпом, не чокаясь.

Блондинка и Рыжуха переглядываются. Берут свои стаканы, поднимают, и Блондинка говорит:

— Я хочу выпить за…

— Заткнись, — резко обрывает её охранник. — Сейчас я говорю не с тобой.

Блондинка обиженно куксится, но не решается спорить. И правильно. Глупо лезть на рожон, сидя за одним столом с чудовищем. Сейчас он один, но вот музыка за стеной стихает, и в коридоре слышатся шаги.

— Он помнит тебя, Юля, — говорит охранник. — Мы все тебя помним.

Я на автомате встряхиваю головой, силясь стряхнуть с себя навязчивый дурман, туманящий разум. Шаги в коридоре рассыпаются эхом, из-под двери медленно ползёт белёсый туман от не выключенной дым-машины.

Сердце в груди замирает…

Шаги приближаются. Их звук заполняет всё пространство вокруг. Рыжуха оборачивается через плечо, а вслед за ней настораживается блондинка. Я сглатываю и отвожу взгляд от наглой ухмылки охранника. Перевожу его на дверную ручку. Она медленно поворачивается и…

Зал за стеной взрывается криком «на бис». Свисты, аплодисменты и признания в любви перебивают друг друга. Тот, кто за дверью, отпускает дверную ручку, и она приходит в своё изначальное положение. Шаги удаляются. Так же медленно и размеренно.

Я выдыхаю. Вместе с воздухом из тела выходит дрожь. Пытаюсь сглотнуть ещё раз застрявший в горле ком, но во рту сухо, будто в пустыне, и омерзительный горький привкус водки всё ещё жжёт язык.

— У нас есть ещё несколько минут, — говорит охранник и снова наполняет рюмки. — Я хочу выпить с тобой за каждую минуту твоей жизни, которую ты потратила на мысли о нас. Ты — наша самая преданная поклонница.

— Я тебя даже не знаю, — говорю я, но рюмку беру. Не так уж и важно, чем смочить горло. Но дело даже не в этом, я надеюсь, что она поможет мне отключиться и потерять связь с тем липким ужасом, что пробрался под кожу и теперь пульсирует в венах.

Найти бы хоть что-нибудь деревянное…

Но вместо этого я представляю, как разрываю его горло голыми руками и кричу ему в лицо:

«Это за мою мать!»

Интересно, а её они помнят?

Они…

Сколько их? Пять? Десять? Или они уже заполонили всю страну, и каждый второй её житель — вампир? Я не смогу убить всех. Но хотя бы его и этого мерзкого охранника.

— Это неважно, — говорит охранник. — Я знаю тебя.

— Вы все меня знаете, да? — говорю и опрокидываю рюмку. Морщусь от её отвратительного запаха и вкуса, закашливаюсь, на глаза наворачиваются слёзы. Но вот приходит мягкий туман, притупляет царящий здесь ужас, и мне становится легче. Я знаю, что это самообман, но поддаюсь ему, чтобы выдержать всё, что сегодня здесь произойдёт.

— Ну вот, ушёл… — расстроенно выдыхает блондинка, а рыжуха вскакивает с места и бежит к двери, чтобы догнать его и увидеть первой. И умереть первой…

— Сядь на место! — рявкает на неё охранник.

Она замирает возле двери, оборачивается и медленным шагом возвращается обратно на диван. Я вижу, как высоко и быстро вздымается её грудь. Как блестят глаза, едва сдерживая слёзы. Напряжение слишком тяжёлое и гнетущее. Её нервная система на пределе, но она и сама не понимает почему, оттого её взгляд такой растерянный.

— Я хочу домой, — вдруг выдыхает она, и блондинка рядом переводит на неё вопросительный взгляд. На миг в них тоже отражается беспокойство.

Неужели до них наконец-то дошло, КУДА они попали, и ПОЧЕМУ охранник так с ними разговаривает?

Литмоб продолжается, мои очаровательные читательницы и читатели!

Следующий автор Елена Эйхен и ее удивительный роман

"Селена. Обитель потерянных душ"

https://litnet.com/shrt/T1a9

Я пыталась убежать от боли предательства, села в поезд и оказалась в странном месте под названием Селена.
Не успела осознать, где нахожусь и что происходит, как попала в руки Стража Теней. Его долг — охранять покой этого мира, а клятва велит избавиться от любой аномалии.
Я должна вернуться домой, пока не стало слишком поздно. Но путь закрыт. Помочь мне может только тот, кто хочет меня уничтожить.
А притяжение, вспыхнувшее между нами, грозит разрушить баланс двух миров.

Глава 1.8

Воздух в комнате стал ещё тяжелее и гуще, сладкий химический запах дым-машины раздражает нос. Блондинка чихает раз, потом другой.

— Кажется, у меня аллергия, — говорит она. — Я забыла таблетки в машине. Можно я выйду ненадолго?

— Нет, — отвечает охранник и снова растягивает губы в самодовольной улыбке, от которой по спине пробегает холодок. — Вы отсюда не выйдете.

— Не сейчас? — с надеждой спрашивает Рыжуха.

— Никогда, — отвечает охранник, и девушки тут же вскакивают с места и кидаются к двери. Только я остаюсь сидеть на покосившемся грязном пластиковом стуле и сквозь алкогольную пелену наблюдаю за их жалкими попытками сбежать.

Девушки без труда открывают дверь и выбегают в коридор. В одну секунду охранник сидит рядом со мной на стуле, а в следующую исчезает. Всё происходит так быстро, что затуманенный алкоголем разум не сразу понимает, что произошло. Три полные рюмки водки — это больше, чем я выпила за всю свою жизнь.

— Ой, мамочка! — вскрикивает рыжуха.

— Пожалуйста, отпустите нас, мы никому ничего не скажем… — молит блондинка.

— Не скажешь о чём? — удивляется охранник.

И в следующую минуту они снова заходят в зелёную комнату.

Девушки плачут. Косметика вокруг их глаз расплывается, делая их глаза похожими на чёрные провалы. Как у черепа. Только пухлые щёки, какие часто встречаются у совсем молодых девушек, не дают этому сходству стать фатальным.

«И у меня такие же щёки, — думаю я. — Мне всего восемнадцать лет. Я ещё не видела жизни, я не хочу здесь умереть…»

Отбрасываю эти глупые девчачьи мысли. Я уже сделала свой выбор.

Охранник усаживает рыжуху и блондинку обратно на диван. Они жмутся друг к другу, как испуганные кролики. Блондинка всхлипывает и заливается по-детски горькими слезами. Подруга обнимает её, успокаивая.

Охранник садится обратно на стул, наклоняется вперёд и упирается локтями о свои колени.

— Мы не с того начали, девочки, — говорит он. — Давайте познакомимся. Меня зовут Валентин. Как тот самый, что сводит вместе одинокие сердца. А вас как?

Девушки не отвечают, только плотнее сжимают губы и украдкой переглядываются.

— Вы пришли сюда обрести любовь, разве нет? — вздёргивает брови Валентин и разводит руками. — Как я вам помогу, если даже имён ваших не знаю? Настоящий купидон вырезает имена возлюбленных друг у друга на сердцах. Вы это знали?

Девушки отрицательно мотают головами, но по-прежнему молчат.

— Я всё ещё жду, — рявкает Валентин и с размаху бьёт ладонью по низкому столику.

— Марина! — выкрикивает рыжуха, подпрыгнув от испуга.

— Катя, — пищит рядом блондинка.

— И Юля, — заканчивает Валентин, глядя на меня. — Добро пожаловать в обитель «Клетки 66», дорогие гостьи. Ты не представляешь, как долго мы тебя ждали.

Валентин снова берётся за бутылку и подносит горлышко к моей рюмке, но я одним резким движением смахиваю её со стола. Рюмка падает на пол и разбивается на несколько крупных осколков. Водка проливается на стол, и Валентин хмурится.

— Я больше не хочу, — говорю я как можно твёрже, но голос предательски дрожит.

В тот же миг за стеной стихает последний аккорд песни.

Лицо Валентина напрягается, он сдвигает брови к переносице и так крепко сжимает челюсть, что я слышу отчётливый скрип.

— Ладно, — спустя несколько долгих секунд говорит он и переводит взгляд на Катю и Марину. — Дамы?

Девушки синхронно мотают головой. Ну зачем он заставил их назвать имена? Теперь мне почти больно смотреть на этих заносчивых дур, втянувших меня в драку на улице. Теперь они настоящие девушки — хрупкие и беспомощные, оказавшиеся в ловушке монстра. Не бездушные куклы-фанатки, спятившие от любви, а чьи-то глупые дочки. Девочки, которых ждут дома семьи. Такие же, какой могла быть я, если бы однажды Роман Сковин не пришёл в мой дом и не убил мою мать.

Глава 1.9

Я сглатываю. Обожжённое алкоголем горло саднит с непривычки. Ощущение, словно я глотаю стекло. То самое, что лежит сейчас на полу и блестит в свете холодных гудящих ламп.

Пахнет спиртом, почти как в больнице. Только в этом месте жизни не спасают, а забирают. Намеренно и безжалостно. В угоду чёрным душам древних чудовищ. Интересно, сколько им лет? Для них мы точно дети.

— Много, — отвечает Валентин на вопрос, который я не задала. — Очень много.

На миг в его глазах отражается вселенская печаль. Зелень в них меркнет, превращается в болото, утягивающее за собой любого, кто отважится в них посмотреть. Я поспешно отвожу взгляд, боясь выдать свои истинные намерения.

В коридоре снова раздаются шаги. Они разливаются эхом и несут с собой могильный холод. Толпа всё ещё кричит за стеной:

«На бис!

Я люблю тебя!

Забери мою душу!

Я отдам тебе всё!

Я хочу стать частью тебя!»

Но шаги продолжают приближаться. Дверная ручка поворачивается, и на пороге появляется…

…Он.

— Валентин, у нас гости? — спрашивает Роман как ни в чём не бывало и растягивает губы в невероятно добродушной улыбке.

Внутри будто развязывается узел. Дышать сразу становится легче. Я смотрю в его чёрные глаза, слышу стук собственного сердца в ушах, и на глаза наворачиваются слёзы. Это он. Он точно такой, каким я его запомнила. Красивый. Даже безупречный. С тёплым, добродушным взглядом.

Родной…

— Юля, — улыбается он, глядя на меня. — Ты выросла. И стала настоящей красавицей. Как я и думал.

Я снова сглатываю, вытираю слёзы тыльной стороной руки и с трудом поднимаюсь на ноги. Желание подойти ближе и прижаться к его широкой груди становится почти невыносимым. Сердце колотится всё громче. Я вытираю грязные после драки руки о куртку и вдруг натыкаюсь на что-то твёрдое.

Засовываю руку в карман.

Заколка.

Мамина.

Сажусь обратно на место. Нет, я здесь не ради него. Не для этого…

Вслед за Романом в зелёную комнату заходят другие члены группы. Я всё про них знаю и узнаю каждого из них.

Высокий, даже слишком, барабанщик Егор Громов, с короткими тёмными волосами-колючками и слегка крючковатым носом. Гитаристка Яна Воронцова — девочка-кукла с длинными выкрашенными в яркий фиолетовый цвет волосами, вечно одевающаяся в горизонтальные полосочки. Дранный полосатый свитер, полосатые колготки на ногах, и даже полосатая заколка-бантик, придерживающая отросшую чёлку. Рядом с Егором она выглядит совсем крошечной, даже несмотря на высоченную платформу её тяжёлых ботинок. Рядом с Егором даже сам Роман Сковин кажется низкорослым, но он всё равно почти на голову выше Яны.

На басу Алексей Живой. На вид ему лет семнадцать. Хрупкий мальчик с растрёпанными русыми волосами. Он вошёл в состав совсем недавно и выглядит бледным, будто больным. Белая рубашка с большими пятнами крови висит на нём как на вешалке. Все думают, что это всего лишь колоритный принт. Но я не уверена. Он действительно похож на парня, которому очень не хватает крови.

— Опять девки? — возмущается Яна, падая на диван рядом с Катей. — А где мальчишки?

Алексей присаживается рядом с ней на подлокотник и закидывает руку на спинку дивана.

— У тебя есть я, — говорит он бодро, совершенно не соответствуя образу умирающего.

— Ты уже надоел, — фыркает Яна и досадно подпирает рукой подбородок.

В глазах Алексея на миг отражается беспокойство. Он переводит взгляд на Романа, тот кладёт руку ему на плечо и слегка сжимает.

— Я предупреждал, что она ветреная. Но ты не переживай. Ты здесь не только с ней, ты со всеми нами.

И он подмигивает так по-отечески, что Алексей тут же расслабляется.

— И ладно, найду себе другую подружку.

Он вклинивается между Яной и Катей, поворачивается ко второй и спрашивает, сверкая лучезарной улыбкой:

— Как дела, девчонки?

Но девчонки его не слышат. Они смотрят на Романа, раскрыв рты. Слёзы высохли на их глазах, и осталось только немое обожание. Настолько сильное, что ни одна из них не в силах произнести ни слова.

Это почти шок. Только не от боли, а от любви.

Добрый, мои очаровательные! Литмоб продолжается, и на очереди увлекательный роман от Нинель Верон и Елены Абернати

"Альфа для видящей Тьму. Сделка на жизнь"

https://litnet.com/shrt/dV8p

Я — Видящая Тьму. Чужие грехи и преступления оставляют незримые шрамы на моей коже, вытягивая частички моей души. Однажды я нарушила закон: провела запретный, древний ритуал, пожелав вернуть себе зрение.
Он — Черный Маршал Инквизиции, чья воля не знает отказов. Он пришёл, чтобы использовать мой дар для мести. Явился, чтобы выкупить мой грех, присвоить, спасти от неминуемой гибели или... погубить окончательно.
Мы, как черное и белое, как Инь и Янь, как Свет и Тьма. Такие разные, но истинные половинки друг для друга. Мы — одиночки, нуждающиеся в искренних чувствах. Наша парность — дар богов или проклятие. И эта истинность приведет нас к единению или к гибели.
Я — Ведьма. Он — Карающая длань Инквизиции…

Глава 1.10

— Эй, — Алексей щёлкает пальцами перед носом Кати, и она вздрагивает. Переводит на него взгляд.

В глазах тут же отражается разочарование.

— Отстань, — говорит она и снова смотрит на Романа.

— Тесновато тут, — говорит Роман, достаёт из кармана резинку и убирает чёрные, взмокшие за время выступления волосы в низкий хвост. — Переместимся в более удобное место?

Я молчу. Не могу ответить. Кажется, тело совсем перестало слушаться, и мысли в голове окончательно перепутались.

Разум кричит:

«Посмотри на меня»

Валентин рядом скалится, переводя взгляд с меня на Романа и обратно. Но Роман на меня не смотрит, и я тут же благодарю Бога за это. Сжимаю заколку в кармане как можно крепче. Как жаль, что это не кол. Что я не смогу проткнуть его сердце этой памятной вещью.

А вышло бы символично.

— Я позвоню водителю, — говорит Егор, — пусть подгонит фургон.

— Девочки, вы с нами? — спрашивает Алексей.

Но они явно не собираются отвечать ему. Они смотрят на Романа, и мне и так ясно, что они поедут за ним куда угодно.

Как и я.

Куда угодно…

У Алексея почему-то нет этого гипнотического очарования. Кажется, Алексей — человек.

Он фыркает, встаёт с дивана и подходит к буфету. Достаёт с полки салфетки, задирает голову наверх и стирает с груди и шеи кровавые следы. Кровь размазывается по бледной коже тонким слоем, но я всё равно вижу под ним два отчётливых шрама — след от вампирского укуса.

Он прислужник. Ещё не обращённый. Испивший вампирской крови избавляется от всех изъянов, в том числе и от шрамов, оставленных этим самым вампиром. Как я надеюсь, что сейчас на нём всего лишь краска. Что он не испытывает боли. И что он всё ещё где-то глубоко внутри осознаёт, в какую ловушку угодил.

Он возвращается назад на диван, продолжая вытирать шею и грудь под окровавленной рубашкой. Проходит мимо меня, и я на автомате хватаю его за руку. Он вздёргивает брови, улыбается, обнажая пожелтевшие от никотина зубы, и кивает мне.

— Здравствуй, — говорит, — Юля, это ты, да?

Я отпускаю его и отвожу взгляд. Тяжело смотреть в глаза обречённого. Вряд ли шанс ещё есть. Он слишком счастлив. Яд проник под кожу и достиг сердца. Как бы плохо он сейчас себя ни чувствовал, как бы близок ни был от смерти, он ни за что не поверит мне, если я попытаюсь открыть ему глаза.

Да и что я могу ему сказать? Что его окружают монстры? Что он вот-вот распрощается с жизнью? Что любовь, которую он испытывает — это обман?

Он знает это.

И он любит это.

В глазах темнеет. Я с трудом втягиваю носом тяжёлый, пропитанный парами алкоголя воздух и встряхиваю головой. Пару раз бью себя по щекам. Как трудно оставаться в своём уме, когда он так близко. Когда они все так близко.

Яна смотрит на меня с любопытством, склонив голову набок. Будто прикидывает, достаточно ли вкусна моя кровь. Егор усаживается рядом с ней на пол, облокачивается спиной о диван и берёт со стола стакан с вином, принадлежащий Марине. Он делает глоток, морщится, явно недовольный вкусом, но глотает и пьёт ещё.

Яна кладёт руку на его плечо, чмокает в колючую макушку и говорит:

— Мы заедем по дороге в магазин. Не пей эту дрянь, отравишься.

Он усмехается, берёт со стола Катин бокал и протягивает Яне.

— Отравимся вместе?

— Давай, — улыбается она очаровательно, словно ангел.

Они переплетают руки — тонкая рука-верёвочка Кати и длинная рука-палка Егора, будто богомолья — и пьют на брудершафт. Потом они целуются. Без вульгарной страсти, а нежно, будто родные. Как супруги, прошедшие через десятки лет брака.

Роман улыбается, глядя на них. Его взгляд одновременно тёплый, ласковый и печальный. Будто он смотрит старый чёрно-белый романтический фильм, актёры которого давно мертвы. Но там, на экране, они настолько молоды и прекрасны, и они совсем не такие, как люди в настоящем, будто из параллельной вселенной. Такие далёкие, что от осознания этого щемит сердце.

Щемило бы, будь у него сердце.

Визуалы 4

Добрый, мои очаровательные любительницы и любители мрачных приключений!

Сегодня я принесла вам очаровательнейших исщадий ада.

Встречайте остальной состав группы "Клетка 66"

Егор Громов

Барабанщик группы. Обладает спокойным темпераментом, предпочитает дистанцироваться от неприятных событий, занимая позицию наблюдателя. Не привиредлив. Тяжело вывести из себя, но если вывести, проблем не оберёшься. Потому его стараются лишний раз не дёргать.

Дата рождения: 1 июня 1994 года (по документам)

Реальная дата рождения: 19 мая 1756 года

Яна Воронцова

Гитаристка группы. Самая юная участница, не считая Алексея. Обладает капризной натурой, жизнерадостностью, любовью к вниманию. Любит яркие наряды и искренне радуется, что является в семье единственной девочкой. Она папал в семью через Егора. Он сказал Роману, что она вдохнула в него новую жизнь.

Дата рождения: 6 декабря 2002 года (по документам)

Реальная дата рождения: 6 декабря 1973 года

Алексей Живой

Самый юный участник группы. Чувствует себя неуверенно, но очень старается влиться в компанию, в чём Роман ему активно помагает. Был случайно подобран на дороге во время гастролей пару лет назад. Роман лично научил его играть на бас-гитаре.

Будучи подростком, он сбежал от отца-тирана, подсел на наркотики и едва не замерз зимой на трассе. Когда он попался в руки вампирам, он заявил, что ему всё равно, что они с ним сделают, хуже уже не будет. Роман решил не отнимать у него жизнь, так как нет смысла красть то, что не ценится хозяином. Сначала он хотел вернуть Алексею вкус к жизни, но потом привязался и решил оставить его в семье. Пока он ещё слишком юн для обращения, потому остается рядом в качестве прислужника и бас-гитариста группы "Клетка 66".

Дата рождения: 24 марта 2007 года (документы совпадают с реальностью)

Теперь вы знаком со всеми участниками группы. Пишите в комментариях, кто понравился вам больше всего, мне будет очень интересно узнать ваши предпочтения =)

Глава 1.11

Я встряхиваю головой ещё раз, силясь избавиться от нахлынувших чувств. Это всё не моё и не про меня. Во мне только ненависть и ярость. И я найду проклятую деревяшку в этом проклятом месте и проткну сердце этого монстра, чего бы мне это ни стоило. Я дала себе слово. Я дала его могиле моей матери — единственного родного мне человека.

— Фургон подъехал, — говорит Валентин и сбрасывает звонок.

Я даже не заметила, как он звонил. Всё моё внимание поглотил Роман Сковин. Даже не глядя на меня, даже не думая обо мне, он умудрился полностью захватить мой разум. Что со мной случится, если он на меня посмотрит?

Посмотри на меня… ну же… всего раз…

От этого желания внутренности снова скручивает в тугой узел. Каждую секунду своего внимания, что он отдаёт кому-то другому, кажется мне пыткой. Будто меня отвергли. Окончательно и бесповоротно. Как нелюбимое дитя. Горло сжимает стальной рукой, я с трудом сглатываю и заставляю себя перевести взгляд на Катю и Марину.

— А куда мы поедем? — спрашивает Катя, подавшись вперёд, будто школьница за партой. Так и жаждет получить хоть крупицу внимания, только руку не тянет.

Роман переводит на неё взгляд, и она тут же ёжится, едва справляясь с охватившими её тело мурашками.

— В отель, — просто отвечает Роман.

— В отель? — переспрашивает Марина и тоже подаётся вперёд, стараясь опередить подругу, которую ещё несколько минут назад держала в объятьях, желая защитить от нападок хищного зверя.

— Да, в отель, — улыбается Роман. — Вы с нами?

— Да! — в голос отвечают девушки и кивают. Их глаза сияют, словно алмазы. Хрупкие тела дрожат. И кажется, что сознание вот-вот покинет их от невероятного волнения.

Роман переводит взгляд на меня, и я поспешно отворачиваюсь. Боюсь встретиться с ним взглядом. Боюсь превратиться в такую же спятившую фанатку. Всё крепче и крепче сжимаю в руке заколку и мысленно повторяю себе:

«Помни о маме. Помни о том, что он сделал с ней…»

— А ты, Юля? — мягко спрашивает Роман, и его голос пробирается под кожу. Внутри снова разгорается пожар. Я стискиваю челюсть и на автомате крепче прижимаю колени друг к другу.

Киваю.

Конечно, я поеду с ними в отель. И там уж точно найду что-нибудь деревянное. И проткну его… о боже…

Волна мурашек прокатывается по спине от внезапного прикосновения. Всё тело вздрагивает, и я поднимаю взгляд. Рядом со мной стоит Алексей, он чуть наклоняется, и в нос опять бьёт отчётливый запах крови. Не принт. Кровь настоящая. Пропитала его рубашку насквозь. Измазала его шею, руки, попала на лицо. И её так много, что можно с уверенностью сказать, что она не его. Кого он держал, пока его друзья-вампиры насыщали свои желудки? Почему он это делал?

— Ты в порядке? — спрашивает Алексей Живой, и в его глазах отражается истинное участие. Будто он меня понимает. Всё, что я сейчас чувствую. — Ты такая бледная. Хочешь сесть со мной в автобусе?

«Бледная? На себя посмотри! Ходячее пособие по анемии…»

— Да, — киваю я. — Хочу.

Он берёт меня за руку. Его ладонь сухая и тёплая, слегка шершавая на ощупь. Мы выходим из зелёной комнаты первыми. Проходим по коридору под гудящими лампами, и я снова невольно кидаю взгляд на застрявшую под плафоном муху. Она уже мертва. Лежит на спине и едва подёргивает задней лапкой. Сердце проваливается в желудок. К горлу подступает тошнота.

Алексей толкает железную дверь, и по ушам бьёт дружный восторженный визг фанаток.

— Девчонки! — радостно восклицает он и протягивает к ним руку. Даёт пять всем, до кого может дотянуться.

Кольцо из девичьих тел смыкается перед нами. Одна из девчонок хватает меня за красный балахон и дёргает на себя, стараясь оторвать от своего юного кумира. Алексей обхватывает меня за плечи и с неожиданной силой притягивает к себе.

— Тихо, девочки, она со мной! Проявите уважение, — просит Алексей, но им вообще до лампочки, что он там говорит.

За нашими спинами появляются Егор и Яна, и визг усиливается в стократ. А потом выходит Валентин, взмахивает рукой, и фанаток отодвигает в стороны некой невидимой силой. В тот же миг над нашими головами сверкает ослепительная вспышка, а следом по улице прокатывается страшный грохот. Воздух моментально пропитывается озоном. Вот-вот начнётся дождь.

Неужели он и на такое способен? Нет, должно быть, совпадение…

Должно быть, но, чёрт возьми, не обязательно.

Добрый, мои нежные солнышки!

Наш дивный литмоб продолжается, и сегодня я представлю вам восхитительную работу Кристины Миляевой
Месть от кутюр и щепотка праха

https://litnet.com/shrt/igG0

Глава 1.12

— Бежим! — командует Алексей и пускается вперёд, крепко держа меня за руку.

В несколько шагов мы достигаем большого чёрного двухэтажного автобуса с кроваво-красной надписью на борту «Клетка 66» и портретами всех четырёх музыкантов. Он запрыгивает на высокую ступеньку и затягивает меня за собой.

В тот же миг крики фанаток достигают предела. Я сажусь на мягкое бархатное кресло и выглядываю в окно. Девушки тянут руки, кричат, пытаются перелезть через невидимое ограждение, заливаются слезами, силясь достать до спокойно вышагивающего фронтмена группы.

Роман Сковин вышел последним и, кажется, вообще не замечает ничего вокруг. Справа от него Катя, слева — Марина. Они виснут у него на руках, улыбаются так широко, что, кажется, у них свело мышцы лица.

И снова та самая фанатка, что схватила меня, хватает за волосы Марину. Та взвизгивает и падает на асфальт. Роман останавливается. Окидывает бунтарку взглядом и протягивает ей руку. Девушка с тёмно-синими волосами, вся в пирсинге и с татуировкой на шее, поднимается будто по невидимой ступеньке и бросается в объятья своего кумира. Сжимает его шею изо всех сил и словно в бреду что-то шепчет ему на ухо, но я не слышу её слов за криками остальных.

«Они выбирают самых безумных, — думаю я. — Или самых податливых».

Я понимаю эту тактику и снова кидаю взгляд на припаркованную неподалёку машину. Мой кол лежит под ней. Ладно, это ничего.

Глубоко вздыхаю, на миг закрываю глаза, чтобы перевести дух.

— Сумасшедшие, да? — с восторгом говорит Алексей. — Ты бы хотела, чтобы и тебя так встречали? Хотела бы стать их богиней?

Я смотрю на него и не знаю, что ответить. Вопрос застал меня врасплох. Нет, я не этого хочу. Но если бы моя жизнь сложилась иначе, если бы моя мама осталась жива, может быть, я вспомнила бы свою детскую мечту и пошла бы этой дорогой.

— Когда-то я хотела стать актрисой, — говорю я. — Но этого…

Я снова перевожу взгляд на Романа. Он перешагивает через Марину, почти неся на руках новую синеволосую девушку. Катя всё ещё идёт рядом, отчаянно цепляясь за его руку. Толпа беснуется. Они вот-вот зайдут в автобус.

Вдруг Марина вскакивает на ноги и, словно очнувшись ото сна, кидается вперёд.

— Катя, стой! — орёт она, едва не раздирая горло. — Не ходи, слышишь?! Здесь что-то не так! Катя!

Глаза Марины наполняются слезами, она почти хватает подругу за руку, но другая фанатка преграждает ей путь. А в следующее мгновение обезумевшая от счастья Катя поднимается в автобус. Преодолеть высокую ступеньку ей помогает Егор. Он затаскивает её в автобус сразу вслед за Яной, а потом подаёт руку синеволосой девушке, с трудом нашедшей в себе силы оторваться от широкой груди Романа Сковина.

Последним в автобус заходит Роман. Он даёт водителю знак закрыть двери, и огромный чёрный туравтобус медленно съезжает с места.

— Пошли глянем, побегут за нами или нет? — говорит Алексей, вскакивает с места, хватает меня за руку и тащит за собой в хвост мимо столиков и мягких кресел, за которыми уже устроились другие участники группы.

Синеволосая снова повисла на Романе, и он мягко отталкивает её, чтобы проводить меня взглядом. Я стараюсь не смотреть на него, но это почти невозможно, и я невольно наталкиваюсь на его тёмные карие глаза, почти чёрные. Такие же глубокие, как и прежде. И снова на миг превращаюсь в маленькую девочку, стоящую перед ним и прижимающую к груди плюшевого медведя.

— Смотри! — окликает меня Алексей и тычет пальцем в заднее окно автобуса.

Он медленно выезжает с парковки и набирает скорость, пыхтя и опыляя сизым дымом из выхлопной трубы бегущих следом фанаток.

Девушки мчатся со всех ног, хватая друг друга и крича. Тянут руки вперёд, силясь ухватить последний шанс прикоснуться к звезде. Их лица искажены безумием, глаза пусты, но пылают ярче самого жаркого огня. И они похожи на зомби из американского блокбастера. Всё, что в них есть — это дикий необузданный голод.

Ну и кто здесь чудовище?

Глава 2.1. Роман

Глава 2. Роман

Я стою перед зеркалом. Смотрю на собственное отражение, которое видел бесчисленное количество раз. Со временем оно нисколько не изменилось, и от этого собственный лик с каждым днём кажется мне всё более противоестественным. Будто я не вписываюсь в живые очертания вселенной, где каждый день, каждый миг непохож на предыдущий. От этого накатывает странная тоска. Или это оттого, что Валентин заготовил на перекус хмельную кровь, и в голове слегка мутит.

Едва заметный, но удивительно плотный туман будто задерживает меня в мгновении, и я внимательнее вглядываюсь в собственные глаза, силясь найти в них отличие от вчерашнего дня, но тщетно. Всё по-прежнему. Я будто тот самый мальчик из старого романа, хранящий всю свою черноту на тайном полотне. Только где моя картина?

Сердце в груди стучит непривычно громко. Пальцы слегка подрагивают от давно забытого чувства, переполнившего меня в тот миг, когда я увидел её в толпе. Я знал, что она придёт. Чувствовал, что эта девочка особенная. Не такая, как другие. Огонь ярости, даже чёрной ненависти горит в ней так ярко, что не заметить её с самого начала было невозможно.

Она — именно та, кого мне не хватает. Та, кто мне нужен для завершения моей душевной коллекции. Мой воинственный строгий дух — Валентин, моя мрачная меланхолия и простота — Егор, моя экстравагантность и жажда внимания — Яна, мой страх и боль — Алексей, и она, моя ослепительная чёрная ярость, способная свернуть горы.

Моя Юлия, Юленька, Джульетта. Девушка, которая изменит мой мир. Наш мир.

Сердце на миг проваливается. Горло сводит коротким спазмом, и пальцы начинают мелко дрожать от предвкушения. Если она согласится стать частью нас, с сегодняшнего дня пойдёт новый отсчёт. Начнётся совершенно новая эпоха. Так бывает с каждым следующим членом семьи, и каждый раз это поразительно сладко и горько. Почти больно.

Как стихийное бедствие, нарушающее привычный человеческий быт, уносящее жизни и накопленные ценности. Но разве можно ценить то, что навсегда? Именно перемены делают каждый миг по-настоящему ценным.

Я стираю с лица грим. Белая краска смешивается с чёрной и превращается в безликую серость. Салфеток на этот процесс всегда уходит поразительно много, и я каждый раз прикидываю, сколько соцветий хлопка понадобилось, чтобы снять с меня маску. Сколько рабочих рук потребовалось, чтобы собрать этот хлопок, соткать ткань, упаковать и привезти в магазин, где я купил эти салфетки. А главное, сколько времени на это ушло, если взять и сложить минуты, потраченные каждым человеком, сделавшим для меня этот простой инструмент обихода.

Время…

Его так мало у них, что каждая секунда имеет куда более высокую цену, чем моя. И всё равно они тратят его на такие мелочи — ради меня, ради моего комфорта, моей жизни, моего счастья.

Их безумная жажда внимания, отчаянный крик каждой фанатки, каждое признание в любви и абсолютная готовность отдать себя ради меня сводят с ума. Эта власть над человеческой жизнью — мой подарок за прожитые столетия, за годы одиночества, страха и гонений. Это опыт.

Я помню времена, когда ничего не было: в городах не стояли заводы, не дымили печные трубы. Прилавки на рынках были почти пусты, а о такой фантастической вещи, как телефон, ещё даже не задумывались. Ни о чём не задумывались. Жизнь была настолько коротка и насыщена постоянным стремлением прожить ещё один день, хотя бы час, что размышлять совсем не было времени.

Я почти помню себя таким — яростным, стремящимся, задавленным страхом потерять то немногое, что имею. Но не могу вспомнить, каково это. Прошлое осталось в прошлом, будто это всё было не со мной. Будто я прочитал книгу о своей юности или посмотрел кино. И эта связь с прежним мной рушится с каждым днём, растворяется во времени, в небытии. Это благодать, ведь если помнить прошлое, невозможно идти в будущее.

Потому я не стану держаться за прошлое. Когда там, в гостевой комнате роскошного люкса, на диване в компании моей возлюбленной семьи сидит она и сжимает подол красной толстовки так крепко, что кончики пальцев белеют, прошлое не имеет никакого значения. Кем бы я ни был, что бы я ни делал — всё неважно, когда есть она.

Юля так меня смущает, что я никак не могу найти в себе силы выйти из ванной. Прячусь тут, как влюблённый подросток. Я уже переживал прежде это чувство с каждым из них, но с ней это особенно трудно, потому что в ней горят ненависть и жажда закончить мою жизнь. Это не просто игра в любовь — это противостояние, война.

Время идёт неумолимо, фантастически быстро — время, отведённое на её короткую человеческую жизнь. И вдруг в моих жилах появляется липкий холодный страх не успеть, упустить эту мимолётную возможность забрать её себе.

Я помню её мать — хрупкое сломленное создание, заблудившееся в собственных фантазиях. Помню нежность её кожи и вкус тёплой крови. Её перепуганный крик до сих пор звенит в ушах и будоражит тело. Она пахла персиками и утренней росой, а ещё чем-то сладким, как конфеты, которые я пробовал в далёком прошлом, а теперь никак не могу найти, и названия не вспомнить. Потому что прошлое в прошлом. Может, и не было никаких конфет. И это всего лишь ассоциация, смешавшаяся со смутным чувством дежавю.

Юля пахнет так же, только крепче, ярче. Не как жертва, а как охотник. Как мы, только без примеси крови.

Я бросаю последнюю салфетку на дно раковины, включаю проточную воду и смываю с лица остатки краски. Перевязываю хвост, убирая выбившиеся волосы. И вдруг слышу стук, отбивающий необычный, слишком длинный ритм, чтобы просто обратить на себя внимание.

Глава 2.2

Мы заходим в гостиную номера, и в глаза сразу бросается Юля. Она сидит в стороне на мягком пуфе у самой двери в прихожую, нервно теребит пальцами нижнюю губу, силясь справиться с нервозностью. Бросает взгляд на меня — и я тут же чувствую, как внутри загораются искры. Улыбаюсь ей, а она отворачивается, ещё и завешивает чёрными волосами лицо, будто прячется от меня за траурной вуалью.

Я её понимаю, на её месте мне тоже было бы страшно. Только я никогда не был на её месте. У меня никогда не было наставника, я появился на свет в этой форме по своей воле — из-за низменного страха смерти. Это было худшее решение в моей жизни, оно раз и навсегда отрезало меня от своих.

Я учился всему сам. Первые столетия я был одинок, я не знал любви своего второго отца и потому так долго шёл к семье. Но теперь они здесь, со мной, и я ни за что и никому не позволю причинить им боль. Даже если они это заслужили.

Я смотрю на свою маленькую птичку в красном балахоне и коротких чёрных шортиках. Скольжу взглядом по её худым ногам, измазанным грязью. Останавливаю его на сбитых коленках и втягиваю носом воздух. Запах её крови — едва уловимый, пьянящий — расползается по воздуху.

Валентин облизывает губы. Он тоже его чует, но он не посмеет тронуть её. Он знает, что она моя. Только моя. И он отводит взгляд, переключается на блондинку. Она съеживается под его пронзительным холодом.

Сколько бы я его ни учил, Валентин так и не освоил магию очарования, и каждая его жертва всё равно чувствует себя загнанной в угол мышью. Бедняжки. Страх — это худшее, что они могут испытать перед смертью. Он и агония. Остальное — ерунда.

Если бы столетия назад я сам не обезумел от страха, меня сейчас тут не было бы. Как не было бы никого из здесь присутствующих. Страх — высший дар и проклятье. Но он пропитывает кровь горечью, в отличие от обожания.

Я слышу, как рядом сопит в негодовании Яна, и перевожу взгляд на Егора, окружённого женским вниманием. Юные фанатки засыпают его вопросами, изредка с опаской поглядывая на замершего в углу Валентина. Он ловит мой взгляд и кивает. Это значит, что всё улажено.

Сегодня на этом этаже никто не появится, и команда наёмных работников готова убрать мусор по окончании пира. Можно приступать — да только аппетита нет. В ушах так и колотится, будто маленькая птичка в клетке, сердце моей Юлии.

— Девочки, — говорю я.

Моего голоса достаточно, чтобы они вмиг забыли о Егоре. Они синхронно оборачиваются на меня и распахивают глаза, сияющие так ярко, будто звёзды, и запах журчащей в их жилах крови усиливается. Рот наполняется слюной. Это всего лишь рефлекс, выработанный годами кровавой диеты. На самом деле я совершенно их не хочу.

Я хочу её.

Тот ужас, что она сейчас испытывает, так плотно смешался с лютой ненавистью, что превратился в пикантную приправу — и совершенно не портит её кровь. Я никогда прежде не пробовал ничего подобного. За всю мою долгую жизнь ещё никто не отваживался так люто меня ненавидеть. А значит, больше никто не способен так меня полюбить.

— Идите ко мне, — говорю я девушкам.

Обе мои ярые фанатки сползают с дивана и без сил падают на колени. Они смотрят на меня как на Бога. По сравнению с их беспомощностью и быстротечностью я и есть Бог. И они не могут подойти ко мне на ногах — не сейчас, когда за моё внимание не надо сражаться. Потому они ползут ко мне на четвереньках, как собаки, готовые целовать мои ноги.

Место рядом с Егором освобождается, и Яна тут же юркает в его объятья. Забирается на колени, обхватывает обеими руками и ревностно целует в щёку несколько раз подряд. Егор обнимает её, прижимает к себе достаточно крепко, чтобы показать: для ревности нет повода. Он никогда не давал ей его — она сама придумывает. Потому что иначе ей скучно. Эта её тяга самой себе причинять боль никогда не станет мне понятной, но мне нравится видеть её такой очаровательно уязвлённой.

Девушки доползают до моих ног. Блондинка останавливается в полуметре, садится на полу и растерянно озирается по сторонам. Валентин уже отравил её страхом, и она то и дело срывается из-под контроля. Какая оплошность. Ему она и достанется. Синеволосую девушку так просто не остановить. Она двигается ко мне вплотную, вцепляется пальцами в полы плаща и, будто кошка, карабкается по мне наверх, надеясь поравняться со мной.

— Я знаю, кто ты, — шепчет она, когда между нашими лицами остаётся всего несколько сантиметров. — Возьми меня с собой. Сделай такой же, как ты.

— Уже начинаем? — слышится за спиной голос Алексея и звон фужеров в его руках. Он ставит на журнальный столик пустые бокалы и кладёт рядом нож. — Я сегодня нужен? Что-то я устал.

Он покачивается и опирается плечом о стену. Я не смотрю на него — я и так чувствую его слабость и недомогание. Это неизбежный этап.

— Яна, уложи его спать, — прошу я, глядя в полные надежды глаза синеволосой девушки. — Как тебя зовут, дитя?

— Женя, — выдыхает она.

Краем глаза я вижу, как Яна отрывается от Егора, подходит к Алексею, берёт его за руку и уводит из моего номера в соседний. Сегодня она останется с ним до утра, потому что на последних этапах обращения нельзя оставлять прислужника одного. Если он внезапно погибнет ночью, я его уже не верну. А он слишком дорог нам, чтобы просто его отпустить.

Егор слегка разочарован этим, но понимает и не спорит. Окидывает нас скучающим взглядом и подпирает рукой подбородок. Ночью он накормит Яну — мне даже не надо говорить ему, чтобы он о ней позаботился.

Глава 2.3

Взгляд Жени наполняется решимостью. Она хватает со стола нож и подносит к пульсирующей вене на руке. Ни секунды не сомневаясь, вонзает лезвие в нежную кожу, и тёмная кровь, насыщенная дурманящим ароматом любви, струйкой стекает в бокал.

Дыхание перехватывает. Всего на одно короткое мгновение, но этого хватает, чтобы в голове поплыл знакомый туман. От вида и запаха крови голод всегда просыпается — безумный, почти невыносимый, но я научился его сдерживать и стою неподвижно, глядя на восхитительный ритуал жертвоприношения.

Бокал быстро наполняется. Кровь густая, терпкая, приправленная дорогим виски и вожделением, отражает свет лампы, будто в её глубине сверкает сама жизнь.

Я вижу, как загораются глаза Егора. Он облизывает накрашенные чёрной помадой губы и сглатывает, чуть приподнимается в нетерпении. Но он не сдвинется с места, пока я не скажу. Право альфы сделать первый глоток неоспоримо.

Валентин реагирует спокойнее, но и его губы чуть вздрагивают в нетерпении. Он маскирует это улыбкой — нет, хищным оскалом. Таким невероятно колоритным, что временами я завидую его внушительной жестокости. Мне до неё далеко. Сама природа наградила меня нежностью, внутренней мягкостью. И как он никогда не заставит обожать себя, так я никогда не научусь внушать столь дикий и первобытный страх.

Может, оно и к лучшему. Кто-то должен сглаживать углы.

Женя протягивает мне бокал с кровью. Я провожу по её мягкой щеке тыльной стороной пальцев и принимаю её дар. Делаю глоток, ещё один. Вкус дурманит, выбивает почву из-под ног и только сильнее раззадоривает голод. Хочется схватить её, разорвать сонную артерию и выпить до дна. Опустить её безжизненное тело на пол, заглянуть в её остекленевшие глаза и увидеть в ней тень смерти — создания, встречи с которым мне никогда не испытать. Но я сдерживаюсь. Потому что здесь мой брат и мои дети, изнывающие от такого же сумасшедшего голода, ждущие капли крови, как голодная собака ждёт объедков с хозяйского стола.

Женя бледнеет на глазах, кровь всё ещё струится из её руки и капает на пол. Я взглядом даю ей понять, что есть ещё три пустых бокала и три изголодавшихся вампира. Она не должна расходовать живительную влагу зазря. И она подчиняется, заносит руку над вторым бокалом и смотрит на меня.

— Теперь мы едины? — спрашивает она.

Я киваю.

— Теперь ты всегда будешь частью меня, — говорю я. — На долгие века. Может, даже до скончания времён.

— Правда? — она улыбается, заносит руку над третьим бокалом, покачивается от навалившейся слабости и заносит над четвёртым, а потом падает без сил.

Я подхватываю её в последний момент. Ставлю свой бокал на стол и осторожно опускаю ослабевшее тело девушки на пол. Она ещё жива, но это ненадолго.

— Ты заберешь меня с собой? — слабым голосом спрашивает она. Её синие волосы разметались по полу. Выкрашенные вишнёвой помадой губы резко контрастируют с побелевшей кожей. Тело бьёт мелкая дрожь, сообщая о приближающейся агонии.

— Ты уже со мной, — отвечаю я.

— Я очнусь потом?

— На небесах, моя дорогая, — говорю я. — Все невинные жертвы попадают в рай.

Она расширяет глаза, осознавая всю горечь моих слов. На длинных ресницах собираются капельки слёз, скатываются к вискам, и глаза стекленеют. Их безжизненный взгляд застревает в воздухе на пути к яркой потолочной лампе, круглой, словно луна.

За окном глубокая ночь, и из лесной полосы, расположившейся в квартале отсюда, слышится волчий вой. Нет, откуда здесь взяться волкам? Это оборотни. Должно быть, сегодня полнолуние.

Девушка со светлыми волосами всё ещё сидит на полу и смотрит на мёртвую спутницу. Её рот приоткрыт, глаза широко распахнуты и не мигают. Дыхание такое слабое, почти невидимое, словно она и сама не прочь умереть как можно быстрее, лишь бы не видеть больше того, что здесь происходит. Чёртов страх заставил её замереть перед хищником. Не самая выигрышная позиция. Но даже если она решит бежать или сражаться, исход всё равно будет один.

И я протягиваю ей нож.

— Твой черёд, дитя моё, — говорю я ей. — Как твоё имя?

Она не отвечает. Всхлипывает и куксится. Её лицо сморщивается, как у кричащего младенца, и она еле-еле выдавливает из себя слова:

— Отпустите меня, пожалуйста, я никому не скажу, что здесь произошло. Клянусь жизнью. Честное слово.

— Боюсь, твоя жизнь не так дорого стоит, — говорю я и присаживаюсь напротив неё на корточки, чтобы поравняться с ней. Чтобы ей не пришлось смотреть на меня снизу вверх, чувствуя себя ещё более беспомощной, чем сейчас. — Уважь меня, скажи, зачем ты сюда пришла?

Девушка всхлипывает и размазывает по лицу уже давно потекшую косметику. Она сегодня не первый раз плачет, и я догадываюсь, кто ранее довёл её до слёз. Бросаю взгляд на Валентина. Он виновато разводит руками в стороны, мол, ты же знаешь меня.

Да, я его знаю и не сержусь. Её кровь испорчена, но это неважно. Она должна умереть просто потому, что уже сделала выбор, когда села к нам в автобус. Каждое действие имеет свои последствия. Такова жизнь.

— Я… — всхлипывает девушка, — не знаю… я думала, будет весело.

— Мне весело, — говорю я и указываю на брата и сына рукоятью ножа. — Им тоже. Почему ТЫ плачешь?

Глава 2.4

Юля не двигается с места. Пальцы сжимают «кол» так сильно, что кончики белеют, а рука дрожит, и корявый обломок из прессованных опилок прыгает в воздухе.

Я смотрю на неё, и мне почти жаль, что впервые мы встретились при настолько печальных обстоятельствах, что теперь один день из нашей повседневной жизни кажется ей пугающе-омерзительным. Будто здесь происходит нечто из ряда вон.

Для обычной девочки, оберегаемой любящими родителями от ужасов внешнего мира, всё так и есть. Такие нежные создания живут словно в коробочке, уверенные в том, что они, люди, на самой вершине пищевой цепи, и никто не посмеет их тронуть. С ними никогда ничего не случится. Папа и мама защитят.

Но моя Юля не такая, как они. Она своими глазами всё увидела и поняла. Из безликой жертвы она превратилась в жестокого охотника. В лань, вступившую в схватку со львом.

Она знает: на самом деле мир жесток. Он изначально поделён на хищников и их жертв. А на самой вершине пищевой цепи — я. И я не делаю ничего плохого с точки зрения абсолюта. Мне не выжить без свежей человеческой крови. Я просто заказал стейк и разогреваю сковороду. Вот и всё. И мне жаль, что «стейку» сейчас больно. И я не против, если он попробует себя защитить. Или Юля попробует защитить его.

— Ну? — спрашиваю я. — Так и будем стоять?

Юля сглатывает. Сдвигает брови к переносице и перехватывает «кол» так, чтобы заострённый край оказался внизу. Она хочет бить сверху вниз, чтобы удар вышел сильнее. Серьёзно настроена.

— Я здесь, прямо перед тобой, — продолжаю я, делая шаг вперёд.

Не могу устоять на месте, безумно хочется оказаться к ней ближе. Почувствовать её неповторимый яркий аромат ещё острее и прикоснуться к мягкой, порозовевшей от ярости щеке. Я развожу полы кожаной куртки в стороны и расстёгиваю пару верхних пуговиц рубашки, пальцем указываю на сердце.

— Тебе придётся постараться, чтобы пробить этим грудную клетку, — говорю я. — Человеческие рёбра очень прочные, намного прочнее прессованных опилок. Ты должна будешь попасть чётко в межрёберное пространство. Если промахнёшься, твоё оружие сломается, и второй попытки не будет. Я постою смирно, чтобы тебе было удобнее.

Я развожу руки в стороны и делаю ещё один шаг к Юле. Теперь нас разделяет всего несколько десятков сантиметров. Она смотрит на меня снизу вверх и заносит кол ещё выше. На миг переводит взгляд мне за спину. Там слышится нервный шорох и тихий, почти эфемерный вздох. Это Катя.

Я чувствую, как они налаживают между собой молчаливый разговор. Он, как невидимая нить связывает двух овечек из одного стада, и внутри меня поднимается лютая ярость, которой я не испытывал века. Она стоит прямо передо мной и выбирает другую сторону. Относит себя к низшим существам. Уподобляется им.

— Ты не такая, — говорю я и получаю удар.

Раздаётся сухой хруст. В тот же миг за спиной хлопает дверь. Краем глаза я вижу, как Валентин порывается вслед за Екатериной, но жестом останавливаю его. Мой брат, мой самый старый и верный друг, спокойно опускается в кресло.

Я перевожу взгляд на свою грудь. Я почувствовал боль, но такую слабую, что можно подумать, это неправда. На груди выступает бусинка тёмной крови. Юля роняет сломанный кол на пол и прижимается спиной к стене. Озирается по сторонам в поисках пути отхода. Но его нет — мы на последнем этаже без выхода на крышу.

Я стираю с груди кровь кончиком пальца — под ней только бледная кожа. Рана уже затянулась, и моя милая Юля расширяет глаза, словно только сейчас поверила в то, что я не человек.

— Не попала, — говорю я. — Но я восхищён твоей отвагой.

Она нервно облизывает губы и засовывает руку в карман. Сжимает что-то в ладони. Интересно, что? Вещица слишком мала — это точно не очередной кол.

Подхожу к ней вплотную. Её колени подгибаются, и она начинает медленно сползать на пол. Хватаю её за плечи и заставляю встать ровно. Она отводит взгляд, вся съеживается. И от этого зрелища мне становится больно.

— Не поступай так со мной, — прошу я. — Выпрямись. Верни мне ту бесстрашную Юлю, которая зашла сюда час назад с намерением убить меня. Это всего лишь одна неудача. Будет ещё шанс. Я дам тебе ещё один шанс, слышишь?

Она стискивает челюсть и обращает на меня яростный взгляд тёмно-карих, почти чёрных глаз. Зрачки расширены от выброса адреналина. Губы побелели, но на щеках всё ещё играют остатки гневного румянца — того самого, какой бывает только у людей.

Моё сердце сжимается в груди. Так и тянет прижать её к себе, прошептать на ухо, что всё будет хорошо. Теперь она дома, с нами. Но я знаю, что она ещё не готова. Её не так просто завлечь. Её главная искра — в гневе. Именно он делает её такой особенной, придаёт ей ни с чем не сравнимый шарм.

— Врёшь, — говорит она. — Ты убьёшь меня.

— Ни за что, — обещаю я. — Кого угодно, но только не тебя. Но если ты захочешь, я могу убить кого-нибудь ради тебя.

— Убей себя! — выплёвывает она мне в лицо.

Я отпускаю её плечи и отхожу на шаг назад. От её запаха голова идёт кругом. Клыки лезут наружу, продираясь сквозь нёбо, и по спине пробегает дрожь нетерпения. Но я силой сдерживаю порыв.

— Неплохая попытка, — говорю я.

Юлю передергивает. Она невольно проводит ладонями по рукам, силясь стряхнуть моё прикосновение. Чары очарования окончательно развеялись. Да я и не стараюсь снова завоевать её любовь. Такая, как есть, она куда интереснее.

Глава 3.1. Юлия

Глава 3. Юлия

Я стою, глядя на повисшую в руках дьяволицы девушку. На ту самую, что ещё несколько часов назад отчаянно дралась со мной за право оказаться здесь, и не могу найти в себе силы сдвинуться с места. Внутри всё заледенело, будто кровь застыла в жилах. Взгляд мечется от её неподвижных глаз к струящимся вниз волосам, безжизненно повисшей руке, ноге, неестественно вывернутой вбок. Никак не фокусируется, и картинка не собирается в целую, будто раскиданный по комнате пазл.

Встряхиваю головой и вцепляюсь в самую яркую деталь — в Яну Воронцову, проклятую гитаристку группы «Клетка 66».

В своём полосатом свитере и с яркими фиолетовыми волосами она выглядит как ребёнок. Будто одержимая кукла. Карикатурный образ из самых трешовых фильмов ужасов. Каждый раз, когда я видела нечто подобное на экранах телевизора, я смеялась над глупостью героинь, думая, как вообще можно бояться чего-то подобного — нелепого, нереального. А теперь сама замерла от ужаса. Потеряла контроль над телом, словно вылетела из него, и теперь всё происходящее кажется мне разыгравшимся перед моими глазами спектаклем.

Девочка с фиолетовыми волосами и растерянным взглядом, труп в её руках и окровавленный подбородок. Чудовище в маске детской непосредственности. Интересно, сколько ей лет? Шестнадцать? Шестьдесят? Несколько сотен?

Я сглатываю, щипаю себя за ляжку, надеясь вернуть телу чувствительность. И в тот же миг по груди разливается волна неистового жара. Рядом со мной в нескольких сантиметрах оказывается Он. От одной его близости по спине прокатывается дрожь. Перед внутренним взором встаёт картина: я у стены, он держит меня за плечи, смотрит в глаза и просит: «Не поступай со мной так…» Почти молит. Будто я сделала нечто непостижимое, обманула его доверие или, ещё хуже, разочаровала. И от этого я почти возненавидела себя. Только мамина заколка удержала меня от странного, почти безумного желания дотронуться до него.

И я отдала её. Ему.

— Прости, Ромочка, я такая голодная, а вы долго, — говорит Яна, капризно выпячивая губу.

Я перевожу взгляд на неё и снова на Романа Сковина. На долю секунды в его глазах отражается гнев, а после взгляд смягчается, будто и он видит перед собой ребёнка. Но не кровожадное дитя, одержимое демоном, а самую обычную родную дочь.

Я чувствую, как к глазам подступают слёзы. Сердце пронзает острой стрелой. В голову опять лезут эти кошмарные мысли: «Это на меня ты должен так смотреть…»

Обрываю их. До боли впиваюсь ногтями в собственную ногу.

— Фу, горькая… — морщится дитя тьмы и сплёвывает сгусток крови прямо на пол. — Лёша спит, с ним всё нормально, порозовел. Можно к вам?

Я снова смотрю на Романа. Жду, что он скажет ей, как ужасно, как неправильно она поступила, но он только кивает и протягивает мне мамину заколку. Я хватаю её и прижимаю к груди.

Как я могла её отдать? Как мне только в голову пришло, что я могу променять её на свою жизнь?

Это отрезвляет. Тело приходит в тонус, кровь снова пускается по венам, и я срываюсь с места и бегу к двери, ведущей на лестницу отеля. Толкаю её и со всех ног несусь вниз. За мной вереницей тянется кровавый след — я наступила в неё, в лужу тёмной крови, окружившей безжизненное тело девушки.

Катя… так её звали. Надо найти Марину и рассказать ей обо всём, что здесь произошло. Кто-то должен знать, что происходит за закрытыми дверями рок-клубов и дорогих отелей. Даже если она не поверит, у неё должна остаться ниточка, способная унять боль. Потому что Катю никогда и никто не найдёт.

За долгие годы существования группы «Клетка 66» никто ни разу не связал с ней исчезновение девушек. И никто ни разу не нашёл ни одного тела.

Я выбегаю в холл гостиницы, проношусь мимо администратора, оставляя на ковре кровавые следы, и вырываюсь в ночь. Холодный воздух обжигает лёгкие. Тело тут же охватывает морозная дрожь. Температура наверняка опустилась до нуля. А я на окраине города в шортах и не такой уж тёплой толстовке. До ближайшей остановки почти полквартала, до первого автобусного рейса не один час, и совсем рядом лес.

Лес. Тысячи деревьев, раскинувших свои деревянные ветви. Лучшее оружие от зла.

Я кидаюсь к лесу, хватаюсь за ближайшее дерево и пытаюсь оторвать ветку голыми руками: наваливаюсь на неё, дёргаю, выкручиваю, но она только гнётся и даже не трещит. От отчаянных стараний из груди невольно вырывается яростный крик. Я падаю на колени и заливаюсь слезами, не в силах больше делать вид, что мне совсем не страшно. И я полностью готова отказаться от жизни ради его смерти. Но это не так. И я кричу снова, раздирая горло. Бью себя рукой по голове, надеясь вытряхнуть из неё мёртвые лица невинных девушек, погибших сегодня ночью на моих глазах, но не могу.

Вдруг в глубине леса слышится протяжный волчий вой. Я задираю голову к небу и вижу серебристый диск луны.

Сегодня полнолуние.

Глава 3.2

Я снова стою на задворках того клуба, где ещё несколько часов назад сходили с ума юные девушки, желая во что бы то ни стало сесть в автобус с большой надписью на боку «Клетка 66». Они думают, нам повезло. Мы особенные: я, Катя и та синеволосая девушка, с которой я не успела познакомиться. Знали бы они, что с нами там случилось… что с ними стало, вряд ли согласились бы повторить наш путь. Это им повезло. Каждой девчушке, что рыдает сейчас, закутавшись в одеяло, оплакивая упущенный шанс.

Под моими ногами сырой асфальт, омытый ночной грозой. Мои колени в лесной грязи, руки содраны о кору несчастного дерева, на которое я напала, едва сбежав из логова вампиров. Ступни гудят от долгой ходьбы, а губы дрожат от холода, но я не хочу возвращаться в мотель. Сначала надо найти кол и вернуться обратно до того, как они отправятся дальше.

Как только двери приюта открылись, я проехала тысячу километров, чтобы попасть на их концерт, и так тотально облажалась. Он был прямо передо мной, сам развёл руки в стороны, предлагая себя ударить, а я… Как я могла его потерять?

На горизонте занимается заря. Та машина, под которую закатилось моё оружие, всё ещё на месте. Стоит, ждёт, когда проснётся хозяин, чтобы отвести его на работу. Люди… у них всё так просто. Новый день начинается, они проживают его по своей глупой, никчёмной схеме: ходят на работу, в школу, университет, возвращаются домой, ложатся спать, чтобы утром снова всё повторить. И так до тех пор, пока не случится нечто из ряда вон.

Например, пока к ним в дом не заглянет вампир под видом лучшего друга или любовника и не лишит жизни. Просто, как пальцами щёлкнуть. Как выключить рубильник. Поразительно просто.

Я заглядываю под автомобиль, встаю на колени — всё равно уже грязные — и достаю кол. Гладкое, отполированное дерево с джутовой оплёткой и древними рунами, выжженными для красоты, идеально ложится в руку. Я купила его на маркетплейсе за тысячу семьсот двадцать три рубля. Ручная работа с подписью «сувенир». Интересно, когда его извлекут из сердца рок-звезды, подобные изделия запретят к продаже? Или их популярность, наоборот, возрастёт, и появится какой-нибудь сумасшедший, желающий купить тот самый кол, всё ещё хранящий на себе следы крови настоящего вампира?

Интересно, как классифицируют это убийство? На почве любви и ревности? Я и сама не знаю, как истолковать это чувство, что засело во мне так глубоко. Стоит ему оказаться рядом, как каждая клеточка моего тела словно стремится слиться с ним, и всё внутри горит. Плечи всё ещё жжёт от его прикосновения, и колени подгибаются.

Я крепче сжимаю кол и облокачиваюсь о капот автомобиля. Голова идёт кругом, а сердце ускоряет бой с каждым следующим ударом, и мне приходится силой гнать воспоминания о нём. Но это не так-то просто. И вот я опять стою на пороге маминой комнаты, прижимая к груди Ваню, а он передо мной, в крови, смотрит в глаза, и я проваливаюсь в них.

Он ждал меня столько лет. Зачем? Почему не убил, как Катю и ту синеволосую девушку? Зачем дал мне ещё один шанс сразиться с ним?

Встряхиваю головой, прогоняя видение, и быстрым шагом отправляюсь на автобусную остановку. Скоро поедет первый автобус, надо успеть запрыгнуть на него, чтобы не замёрзнуть здесь до смерти.

Я крепче сжимаю кол в руке и вдруг понимаю, что не могу вернуться туда. Не сейчас. У меня нет сил для новой битвы. Тело устало и дрожит, а в голове плывёт от водки и того ужаса, что мне опять пришлось испытать в Его присутствии. От той болезненной тяги, от его спокойных, почти нежных слов… от его прикосновений.

В мотель я возвращаюсь уже утром. Город проснулся, а я, как вампир, только забираюсь в свою постель. Комкаю одеяло и прижимаю к груди, мысленно представляя, что это Ваня — мой давно потерянный плюшевый мишка.

В руке сжимаю мамину заколку и тихо шепчу в полутьму комнаты с занавешенными тяжёлыми шторами:

— Сбереги мой сон. Не дай мне снова это увидеть.

Но я увижу. Этот способ никогда не работал. Как только я закрываю глаза, каждый раз оказываюсь в нашей с мамой маленькой съёмной квартирке на окраине крохотного городка, где кухня всего пять метров, и моя комната немногим больше. А в зале кровать с белыми простынями, мама, кровь и Он. Стоит передо мной и шепчет на ухо:

— Приходи, когда вырастешь, я буду ждать тебя.

— Мы все тебя ждали, — вторит ему Валентин, растягивая губы в зловещей улыбке.

— Хотела бы стать их богиней? — спрашивает Алексей, радостно улыбаясь.

И я отвечаю:

— Я не знаю…

Добрый, мои очаровательные читательницы и читатели!

Наш литмоб продолжается, и я приглашаю вас в новую историю от Bloody Moon

Невеста для волколака

https://litnet.com/shrt/7vqO

Подвальск задыхается от сырости, молчания и множества жертв.Лина Харпер повидала за свою карьеру немало, но сегодня была поражена. К тому же, злодейка судьба подсунула ей горе - напарника: столичного детектива Ардэна Вульфшадоу, мрачного и замкнутого гаденыша со своими загонами.Теперь они идут по следу, который виден лишь им. Потому что тот, кто его оставляет, живёт по законам иных

Глава 3.3

Тьма сгущается над моей головой. Длинная серая занавеска колышется, будто от сильного ветра. Температура в помещении падает, и я вздрагиваю. Сажусь на кровати и оглядываюсь по сторонам. За окном льёт дождь. Сверкает молния, но грома не слышно, будто кто-то отключил звук. Всё, что я слышу — это собственное дыхание и стук сердца в заложенных ушах.

«Опять давление скачет», — думаю я и выбираюсь из постели, чтобы найти те таблетки, которые прописал мне доктор ещё в детстве.

— Это от нервного напряжения, — говорил он. — Ты так громко кричишь, что буквально сжимаешься изнутри. Надо к психологу.

К психологу… Пф… Будто хоть кто-то на этой планете способен понять, что именно я чувствую. Будто кто-то может мне поверить. Первый же психолог заявил, что моя вера в вампиров — это всего лишь проекция того ужаса, что я испытала в день, когда умерла моя мать.

Никаких следов от клыков они не обнаружили, он перерезал ей горло ножом. А то, что этот псих пил её кровь, ещё не делает его вампиром. Так они сказали, но я не поверила. И кто в итоге оказался прав?

Я спускаю ноги на пол, прикасаюсь к его ледяной поверхности ступнями, и всё тело сводит короткой судорогой. Волосы на теле тут же встают дыбом, и кожа покрывается мелкими пупырышками. Сначала надо закрыть окно.

Я делаю несколько неуверенных шагов в темноте, спотыкаюсь о маленький самодельный коврик на полу, вышитый золотистой нитью. Я помню, как мама его вышивала. Каждый день перед ночной сменой в баре «За поворотом в небо» она садилась в большое продавленное старое кресло с потёртой бархатной спинкой грязно-розового цвета, брала в руки этот коврик, иглу, нить и спрашивала меня, как прошёл мой день. Мама любила золотой и розовый. Всё, что окружало меня в детстве, было именно такого цвета. Почему сейчас мне они не нравятся? Почему всё, что меня окружает, чёрное или красное? И откуда в номере мотеля взялся этот чёртов коврик?

Я захлопываю окно, смотрю через стекло на наш маленький унылый дворик с одной-единственной облупившейся качелью и покосившимся деревом, опершимся на неё. На остатки песочницы — пустой квадрат с оторванными деревянными бортами. На две кривые бетонные конструкции, когда-то державшие сидение и спинку лавочки. Это наш с мамой дом.

Вдруг свет в коридоре включается. Вспыхивает так ярко и с таким резким щелчком, что я невольно вздрагиваю. Пространство комнаты озаряется, и я узнаю мамину спальню. Она больше, чем моя. Я узнаю то самое кресло, журнальный столик с вазой и тремя давно засохшими розами, кровать, которая прежде казалась мне гигантской, и холодный пол из гладкого ламината, по которому мы никогда не ходили босяком, потому что на первом этаже полы прогревались плохо, особенно глубокой осенью и зимой.

Как сейчас… Ровно десять лет спустя.

В коридоре слышатся шаги. Пол скрипит под чужими ногами, старые балки прогибаются. Тень скользит по стене — высокая и вытянутая, с длинными волосами, струящимися по широким плечам.

Я пячусь назад к кровати, забираюсь на неё с ногами и натягиваю на себя одеяло, как щит. Шепчу себе тихо:

— Это сон… — и впиваюсь обломанными ногтями в руку, надеясь болью вернуть себя в реальность. Но мне не больно.

Внутри всё горит, сердце стучит так, что готово вот-вот выскочить из груди. В носу жжёт от подступающих к глазам слёз, а шаги приближаются. Тень вырастает в дверном проёме. Обретает очертания — кожаная куртка, узкие чёрные джинсы с металлическими вставками по швам, тяжёлые ботинки на шнуровке, изящные черты лица и длинные пальцы с чёрными ногтями. Это Он. Такой же, как тогда и как сейчас. Словно существующий вне времени и вне пространства.

«Слава богу…» — думаю я и тяну к нему руки, как маленькая девочка, ждущая отца с работы долгой холодной ночью. Отца, которого у меня никогда не было. Даже больше, чем отца. Того самого бога, которому молилась каждую ночь, прося избавить меня от этих мучительных видений.

Он подходит ко мне. Берёт меня за руку, и я вцепляюсь в него обеими руками, притягиваю к себе, забираюсь в его объятья, зарываюсь пальцами в его длинные волосы, втягиваю носом его аромат — ни с чем не сравнимый запах леса и тяжёлого металла. Он пахнет как сама жизнь и смерть, как владыка всего. Он прижимает меня к себе, и я чувствую, как моё тело дрожит внутри, сводит от немыслимого блаженства. Тянущее чувство в самом низу живота подсказывает мне, что рядом со мной мужчина, и всё моё женское существо жаждет наполнения самой его сутью.

Он проводит рукой по моим волосам, чуть отстраняет меня от себя и заглядывает в глаза. Шепчет так тихо, словно шелест листвы:

— Я скучал по тебе.

— И я, — говорю я и сама себе киваю. Вот что я чувствовала все эти годы — тоску и боль от расставания с самым дорогим и любимым человеком. Вот чего мне не хватало всё это время — его и только его.

Я сама его целую. Прикосновение, лёгкое, робкое, почти незаметное, проносится по телу электрической вспышкой. Я вжимаюсь в его тело, облизываю его губы, силясь впитать и запомнить этот вкус — вкус величия и власти, и нежности, какой мне прежде не приходилось знать.

— Ты пойдёшь со мной? — шепчет он всё так же тихо. — Ты хочешь стать частью меня? Хочешь быть моей?

Я киваю и целую его снова, он отвечает на поцелуй, углубляет его, забирается горячим языком мне в рот и опрокидывает меня на постель так резко, что я ойкаю от неожиданности. Он хватает меня за запястья, вжимает в подушку и требует:

Глава 3.4

Холодный душ смывает остатки внутреннего жара, и на смену болезненного возбуждения приходит отвращение. К себе. К своему слабому телу, так легко поддавшемуся его манипуляции.

Чёртов Роман Сковин…

Я понимаю, почему мама впустила его в наш дом. Понимаю, почему доверилась ему, почему влюбилась. Десять лет назад она была ещё совсем юной. Ей только-только исполнилось двадцать шесть. И это всего на восемь лет больше, чем мне сейчас. Он был не в её вкусе. Прежде она никогда не выбирала таких мужчин — волосатых, в коже, с татуировками и пирсингом там, где его обычно делают женщины. Но она всё равно в него влюбилась. Потому что Роман Сковин — это больше, чем красивое тело и экстравагантный наряд.

Я не виню её за это… не виню…

Но я-то знала, кто он такой. И всё равно позволила этим пошлым мыслям проникнуть в мой разум и в мой сон.

Судорожно вздыхаю, выключаю воду и заворачиваюсь в жёсткое отельное полотенце с размохрившимися от времени углами. Скольких оно обнимало за все эти годы? Скольких женщин он обнимал?

Эта мысль кажется почти невыносимой. Сердце снова сводит в грудной клетке, и на глаза наворачиваются слёзы.

— Юля? — опять звучит в голове голос матери. Удивлённый, осуждающий. Не проснись я сразу, она непременно спросила бы меня: «Как ты могла поступить так со мной?»

Я целовалась с любовником своей матери. Пусть и в воображении, но я преступила все возможные границы. Сделала самое страшное, что только может сделать дочь.

Ещё один судорожный вздох и звонкая пощёчина самой себе становятся для меня лекарством. Я натягиваю на всё ещё влажное дрожащее тело единственную одежду — чёрные шорты, майку и красную толстовку, уже слишком тонкую для этого времени года. Зашнуровываю ботинки и сажусь у окна, ожидая, когда высохнут волосы.

Ожидание невыносимо.

На часах половина девятого. Суббота. Жизнь в городе только разгоняется. На улице включаются вывески баров и магазинов. А в небе луна, уже идущая на спад.

Интересно, он всё ещё там? А Катя и синеволосая девушка — точнее, их тела — всё ещё там? Следы их крови, впитавшиеся в ковёр, там или нет? Бокалы так же стоят на столе? Шкафчик в ванной всё ещё лежит на боку, потеряв свою ножку? Та ночь всё ещё продолжается или нет?

Время идёт медленно, а я не знаю, чем себя занять. Хожу из угла в угол, трясу волосами, надеясь, что они быстрее потеряют набранную воду, и я смогу выйти на улицу в мороз. Кручу в пальцах кол, перекладываю из руки в руку, тренирую удар на подушку.

Кол острый, наточенный. Он легко рвёт ткань, и перья разлетаются по комнате. У меня нет денег, чтобы заплатить за неё, но я и за комнату не платила. Скоро ко мне постучится администратор и с удивлением скажет, что оплата по карте не прошла. Я сделаю вид, что оставила вещи в комнате и пошла снимать наличные. А потом не вернусь. Я уже делала так несколько раз. И сделаю так снова. И это неважно, ведь следующей жертвой Романа вполне может стать та самая администраторша — хрупкая девушка с пучком русых волос на затылке, привыкшая в любой неясной ситуации извиняться и улыбаться.

Моя мама тоже так делала. Я помню, как она разбила стакан на работе. Я была ещё маленькой, и потому она брала меня с собой, чтобы уложить спать в подсобке, а не оставлять дома одну. Бармен отчитывал её за нерасторопность, а она улыбалась и извинялась. В глазах у неё стояли слёзы.

С администратором Еленой, заселившей меня в эту гостиницу без подтверждения платежа, произойдёт то же самое. Но это же не большая плата за безопасность. За возможность жить дальше, пусть и со штрафом и несправедливыми обвинениями в некомпетентности. Плохое случается. И пусть случается, если это не последнее плохое, что будет в жизни.

Из гостиницы я выхожу только в половину одиннадцатого. Надо было просто обрезать эти проклятые волосы, чтобы они меня больше не задерживали. Я хотела, но не смогла. Мама любила мои волосы. В отличие от её, они толстые и тяжёлые, чёрные, как у отца, которого я ни разу в жизни не видела. Даже имени его она так мне и не сказала. Он был просто неудачным мимолётным романом, интрижкой, оставившей в её теле несмываемый след — меня.

Я знаю, что он был старше. Уже с сединой и морщинами на лице. А ей только-только исполнилось семнадцать, и она верила всему, что он ей говорит. Жаль, он не сказал ей сразу, что женат. Это разбило ей сердце. Она не просила его бросить жену ради нас. Она просто ушла от него, от родителей, требующих избавиться от меня, от возможности прожить жизнь в безопасности. Без меня.

Это я виновата… Если бы не я, ничего бы с ней не случилось. А теперь я тайно мечтаю связать свою жизнь с её последним любовником… Ненавижу себя…

Я невольно хлопаю дверью. Слишком резко поворачиваю ключ, и он на мгновение застревает в замочной скважине. С трудом выдергиваю его и проношусь мимо Елены.

— Извините, — зовёт меня девушка из-за стойки администратора. — Ваша оплата…

— Скоро вернусь и решим, — бросаю я и выхожу на морозный воздух.

До гостиницы, в которой остановилась группа «Клетка 66», четыре квартала. Не так уж и далеко. Если поторопиться, я дойду туда за час. А если мне встретится не очень внимательный человек, смогу даже взять такси.

Доброго дня, Солнышки! Я принесла вам ещё одну замечательную историю из литмоба Тёмная Любовь от Екатерины Оленевой

Глава 3.5

Я захожу через стеклянную двустворчатую дверь в просторный холл четырёхзвёздочного отеля — лучшего среди местных. Белый ковёр, по которому я вчера пробежалась в окровавленных ботинках, всё ещё на месте, но на нём нет ни пятнышка. Девушка на входе вежливо просит меня надеть бахилы.

Я всё-таки приехала сюда на такси, и теперь в моём кармане лежит чужой кошелёк с чужой кредитной картой и небольшой суммой наличных. Как здорово, что больше не надо каждый раз набирать пин-код, чтобы оплатить достаточно крупную покупку.

— Номер тридцать шесть свободен? — спрашиваю я у администратора, стоящего за стойкой регистрации — высокого мужчины с таким важным видом, будто его работа выходит далеко за рамки простой регистрации гостей.

Да, так и есть, учитывая, какие здесь бывают гости. Так и подмывает спросить, не он ли вывел пятна крови с ковра.

— Да, свободен и полностью готов к заселению, — отвечает администратор. — Стоимость одной ночи — тринадцать тысяч семьсот рублей. Плюс две тысячи за каждого дополнительного гостя. Максимальная вместимость — шесть человек. Вы одна?

— Одна, — киваю я и протягиваю кредитку с именем совершенно незнакомой мне женщины.

— Ваши документы, пожалуйста, — говорит он, открывая на компьютере форму регистрации.

— Это обязательно?

Администратор переводит на меня взгляд. На его бейджике написано «Дмитрий». Он смеряет меня любопытным взглядом и растягивает губы в невероятно обаятельной улыбке. Почти такой же, как у Него.

— Мы уже встречались с вами, — говорит он, — не так ли?

Я киваю, и он склоняется ко мне ближе, переходит на снисходительный шёпот.

— Я не знаю, чего ты хочешь, и тем более не знаю, почему он отпустил тебя, но поверь, ты ничего там не найдёшь.

Я сглатываю, выдыхаю:

— И ты тоже…

— Если бы, — с досадой отвечает Дмитрий на недо конца заданный вопрос. — Но это не так-то просто понравиться ему. Если есть совет, я с радостью выслушаю.

Я отрицательно мотаю головой.

— Зато у меня хорошая зарплата. Куда выше, чем средняя по городу. Ты ведь знаешь, что он не один такой, да?

Я снова мотаю головой, и моё сердце проваливается в желудок.

— Наш отель предоставляет целый спектр услуг для таких, как он и не только как он. Их много в шоу-бизнесе, политике и среди всяких бизнесменов. Есть целая команда по зачистке и люди в полиции. Даже если ты туда пойдёшь, тебя сочтут сумасшедшей. Но ты не пойдёшь, да? Ты не для этого его ищешь.

Я молчу. Не похоже, что Дмитрия надо спрашивать, чтобы получить информацию, поэтому я просто жду, когда он сам мне всё расскажет. А в голове тяжело ворочаются мысли, силясь охватить весь масштаб ужаса, скрывающегося в ночи.

Но не выходит… Не хочется верить, даже думать об этом не хочется.

— Они не оставили мне расписание тура, так что извини. Помочь не могу. Но если вдруг найдёшь его, замолви за меня словечко.

С этими словами он протягивает мне кредитку и подмигивает. Я забираю кредитную карту некой Натальи Петровны Головиной и выхожу на улицу. Стягиваю с ног бахилы, бросаю в мусорку. В коленях дрожь слабости. В голове путаница. Он не один такой. Целый спектр услуг. Даже в полиции…

Сглатываю и облокачиваюсь о стену отеля, силясь прийти в себя, но внутри всё равно всё охвачено тяжёлым бессилием. С трудом добредаю до лавочки, сжимаю рукой заколку, лежащую в кармане, одной рукой и кол — другой. Он большой, торчит из кармана, явно показывая всем окружающим моё намерение. Но Дмитрий не обратил на него внимания. Не заметил? Или не посчитал меня реальной угрозой?

Неважно… Плевать, сколько их, до одного я точно доберусь. Но тело очевидно в это не верит, и я с трудом добираюсь до лавочки. Ветер пронизывает насквозь. Голова кружится, и я вдруг понимаю, что в последний раз ела ещё до концерта. От этого ночной город кажется ещё более тёмным и холодным. А в горле начинает першить.

— Эй, простудишься! — кричит мне с крыльца Дмитрий. Он выходит в мороз и садится на лавочку рядом со мной, накидывает на мои плечи куртку — большую, из натуральной кожи, лучше всего подтверждающую его недюжинный доход от обслуживания чистого зла. — Ты можешь в интернете посмотреть расписание тура. Они довольно популярные. Остановятся в нашем же филиале. В других гостиницах рискованно.

Он указывает пальцем вверх. Я задираю голову наверх и читаю большую светящуюся вывеску «Гостиница Мистериум», а под ней — четыре светящиеся звезды и одна не горящая.

— Одна сволочь нажаловалась на шум по ночам, и нам сняли одну звезду. Обидно, да? — пожимает плечами Дмитрий. — Ну а как без шума, если мы тут покрываем серийных потусторонних убийц? Девки-то кричат. Некоторые даже дерутся. Пусть радуются, что мы закрываем этаж, на котором они пируют, а то, чего доброго, перекусят соседями. Я не против, мне всё равно кого убирать. Понимаешь?

— Нет, — отрезаю я. От его циничного монолога сводит челюсть. Так и подмывает плюнуть ему в лицо и доходчиво объяснить, почему я его презираю. Рука сама крепче сжимает кол — острый, как веретено из сказки. Но я не могу его им ударить. Он всего лишь человек. Ночной портье в доме ужасов.

Глава 3.6

Вдыхаю облачко пара и ёжусь. Даже под такой роскошной курткой мне никак не согреться. Пальцы совсем онемели, и я отпускаю кол. Романа здесь всё равно уже нет. Вряд ли Дмитрий стал бы врать о таком.

— Говорят, семьсот или около того, — продолжает он. — Он и сам не помнит, но ты только представь: он жил ещё до царей. Он когда анкету въезда заполнял, в графе о месте рождения написал «Великое Рязанское Княжество». А где дата рождения — «не помню». Ты можешь себе такое представить? Я подумал бы, что это розыгрыш, но когда видишь их… понимаешь, да?

— У тебя есть смартфон? — спрашиваю я.

Идея посмотреть расписание в интернете недурна, однако у меня нет вообще никаких гаджетов. Как-то так сложилось, что в детском доме их не дарят на Новый год и дни рождения. По крайней мере, в нашем. Обычно в подарок мы получали что-то из пожертвований. К нам привозили целую тележку игрушек из местного магазина и раздавали за завтраком.

Помню, как Светке попался в точности такой же медведь, каким был мой Ваня. Я подумала, что это он, и побила её, а потом ревела, когда Тамара Владимировна показывала мне чек и этикетку из магазина. Почему он попался не мне? Иногда мне кажется, если бы они отдали мне того проклятого медведя, всё было бы иначе. Но Светка ни за что не согласилась поменяться.

Мне досталась уродливая дешёвая кукла с редкими волосами. Я бы сама ни за что не променяла медведя на это. Я оторвала ей голову и выбросила в мусорку. Наверное, тогда я и решила Его убить.

Не в ночь, когда Он сидел на кровати, склонившись над безжизненным телом моей матери, а в сочельник Нового года, когда я поняла, что окончательно потеряла всё. В том числе и себя. Всё то маленькое и светлое, что воспитала во мне мама.

Дмитрий отрицательно качает головой:

— Не, здесь не разрешают пользоваться личными телефонами, только рабочими. Даже приносить с собой нельзя.

— Ясно, — киваю я, скидываю с плеч куртку, поднимаюсь с лавочки и, засунув руки в карманы, иду прочь. Следующая остановка — ночной клуб. Тот самый, в котором вчера выступала группа «Клетка 66». Может, там они оставили программку с расписанием концертов?

— Ты куда? — спрашивает Дмитрий, но я не останавливаюсь и не оборачиваюсь. Деньги на такси есть, но я не хочу оставаться здесь и ждать. Внутри всё сворачивается в тугой узел, и я с трудом гоню мысли, внушающие страх.

Великое Рязанское Княжество… Пф… Это ж надо такое придумать. Не может он быть настолько старым. Для этой реальности — перебор.

— Да постой же ты, холод собачий, а у тебя даже колготок нет! — кричит Дмитрий, силясь голосом покрыть увеличивающееся расстояние. — Подожди же, ну!

И что, что колготок нет? Меня простуда не берёт. Внутри столько яда, что даже вирусы не хотят со мной связываться. Да и ботинки хорошие. Тоже из пожертвований от добрых людей, но, видно, от очень богатых добрых людей. Из натуральной кожи и меха. Настоящие трупы животных на моих ногах. Такие же крутые, как и куртка Дмитрия, только слегка поношенные. Тридцать восьмой размер. Чуть-чуть больше, чем моя нога.

Дмитрий догоняет меня и хватает за руку. Разворачивает к себе, схватив меня за плечи. Я на автомате достаю кол и тычу ему в горло.

— Руки! — рявкаю я на него.

Он тут же вздёргивает руки вверх, да так высоко, будто мультяшный персонаж, а на лице — насмешливая улыбка.

— Серьёзно? — прыскает он. — Я не вампир, убери деревяшку. Ты где её взяла вообще? Сама вырезала?

Я засовываю кол в карман и, не говоря ни слова, снова отправляюсь в путь. Но Дмитрий не отстаёт.

— Ты в курсе, что чтобы убить вампира колом, дерево должно быть старше самого вампира? Как думаешь, твой кол видел Олега Рязанского?

— Отвяжись от меня! — вконец не выдерживаю я. — Чего тебе надо?

— Ты реально решила его убить? — спрашивает он, вздёрнув брови едва ли не до середины лба. — Я хочу посмотреть на это. Можно с тобой?

— Нет! — рявкаю я.

Но он достаёт из кармана куртки, которую уже успел надеть на себя, брелок с ключом от машины и жмёт на кнопку. Новенькая «Веста» серебристого цвета пиликает в паре метров от нас.

— Ты замёрзла, я подвезу, — говорит он.

— Разве тебе не надо работать?

— Сегодня спецгостей нет, Надя и сама справится, — отвечает он. — Куда поедем?

Надя — это, должно быть, та девушка, что попросила меня надеть бахилы. Ещё один винтик в системе идеальных убийств. А на улице и правда до ужаса холодно. К утру всё вокруг наверняка покроется инеем. Да и без машины мне их ни за что не догнать.

— Я поведу, — говорю я и протягиваю руку.

— А права есть? — прищуривается Дмитрий.

— Или я поведу, или не поедешь, — отрезаю я.

Он секунду мнётся, тихо ругается, но после всё-таки кладёт мне в руку ключи от машины.

Добрый, мои очаровательные) Я тут слегка запарилась на основной работе и подзадержала главу. Хотелось бы написать быстро и успеть влиться в конкурс, но похоже не судьба. Ну что ж, вздохнули, встряхнулись и едем дальше.

Глава 3.7

Мы подъезжаем к клубу в первом часу ночи. Я достаю чужой кошелёк, чтобы расплатиться за вход, но Дмитрий мягко давит на мою руку, заставляя его убрать.

— Спорим, я зарабатываю больше, — говорит он и прикладывает карту к терминалу, которую местный вышибала держит в руках.

Тот ставит нам на руки печати с датой и отходит в сторону. Дмитрий секунду тормозит, очевидно, ждёт, что кто-то откроет ему дверь. Причуды богатых.

Я отпихиваю его в сторону и прохожу в тёмный, гудящий музыкой зал с грязным полом и разноцветным мигающим светом. Красные и зелёные огни рыскают по залу, выхватывая то одного пьяного за столиком, то другого. Танцпол пуст, из динамиков не очень громко играет нечто мне совершенно незнакомое — судя по примитивному ритму и слащавому голосу исполнителя, сбежавшее из начала нулевых.

Я прохожу к бару и забираюсь на высокий стул. Дмитрий остаётся стоять. Окидывает соседний стул брезгливым взглядом и закладывает руки в карманы.

— Эй, — зову я бармена. — Вчера тут группа выступала, у вас есть их программка?

Бармен подходит ко мне — высокий мужчина лет тридцати с зачёсанными назад волосами — опирается о стойку обеими руками и спрашивает:

— Что будешь пить?

— Сок, — говорю я и кладу пару смятых сотен.

— Только сок?

— Я за рулём.

Бармен забирает деньги, кидает на стойку пару монет сдачи и с невозмутимым видом наливает жёлтый сок в прозрачный стакан с мутными разводами. Ставит его передо мной и рядом кладёт флаер.

Я беру бумажку, украшенную готическим орнаментом в виде летучей мыши, запутавшейся в чёрных розах. На ней надпись, истекающая неестественно красной кровью: «Клетка 66», под ней — дата и время вчерашнего концерта, а на обратной стороне — фотография всех участников группы и слащавая цитата из самой популярной песни:

«Бог создал тебя неправильно…

И в этой убогой абсурдности

Я вижу вторую часть меня,

Моей опороченной сущности…»

Сглатываю. Тяжёлый ком застревает в горле, и в ушах снова звучит его гипнотический баритон:

«Не поступай так со мной…» — голос дрожащий, почти умоляющий.

По спине пробегают мурашки, и волоски на теле встают дыбом.

— Здесь не написано, где следующий концерт, — говорю я.

— Это всё, что есть, — разводит руками бармен. — Эти провинциальные группы, чёрт знает что о себе возомнившие, не шибко горят желанием общаться с барменами, знаешь ли.

— Ничего не провинциальные! — огрызается сидящая рядом со мной девушка. — С чего бы Ему говорить с тобой?

Она опрокидывает рюмку и бьёт ей о столешницу барной стойки. Говорит бармену:

— Повтори.

— Тебе бы домой, — сдержанно отвечает бармен. — Это уже какая? Пятая?

— Я сама решу, когда мне домой, — рявкает она. — Я могла бы вообще туда не вернуться. Я могла бы уехать с ним. Но эта синеволосая стерва…

Я перевожу взгляд на девушку и узнаю в ней ту самую Марину, чудом избежавшую смерти.

— Знаешь, где их следующий концерт? — спрашиваю я.

Она переводит на меня пьяный взгляд, прищуривается и тут же распахивает глаза, тычет в меня пальцем. На её белой куртке всё ещё остался след от моего ботинка.

— Ты…

— Я, — киваю я.

— Он тебя вышвырнул, и ты решила его догнать и напроситься обратно? — прыскает она со смеху.

— Да, — подтверждаю я её догадку. — Где они выступают в следующий раз?

— Загугли, чучело, — фыркает она.

Я замечаю торчащий из кармана её куртки смартфон и одним резким движением вытаскиваю его. Жму на боковую кнопку и смахиваю шторку вверх. На экране тут же выскакивает требование ввести пароль.

— Какой пароль? — спрашиваю я.

— Они в Саратове, чокнутая ты шлюха! — взвизгивает Марина и выхватывает у меня из рук свой смартфон. От резкости движения едва не падает назад с высокого стула. Я на автомате хватаю её за грудки и дёргаю на себя.

Она растерянно сглатывает и убирает за ухо рыжие волосы.

— Твою мать… — бросает вместо спасибо. — Реально за ним поедешь?

— Ага, — киваю я, залпом выпиваю стакан сока и разворачиваюсь к выходу.

— Подожди, я с тобой, — говорит Марина и сползает со стула. Нога, облачённая в сапоги на каблуке, подворачивается, и она опять едва не падает. На этот раз её ловит Дмитрий.

— Оу, джентльмен, — ухмыляется она. — Ты не в моём вкусе.

— Зато я знаю, в чьём вкусе ты, — загадочно подмигивает Дмитрий. — Поехали, будешь бутылочкой дорогого вина для любимых звёзд.

— Нет! — отрезаю я. — Мы отвезём её домой. Где ты живёшь?

— Пошла ты! — огрызается Марина.

— Машина моя, — говорит Дмитрий, — и дальше поведу я. Если хочешь с нами, садись на заднее сидение.

Глава 3.8

Я решаю не спорить, выхожу на улицу первая, не оборачиваясь на повисшую на Дмитрии Марину. Жму на брелок ключей. «Веста» издаёт пиликающий звук, и я со всех ног скорее несусь к водительской двери, надеясь уехать до того, как Дмитрий затащит в машину Марину. Но едва я касаюсь ручки двери, как машина снова пиликает и блокируется.

Твою мать!

Я оборачиваюсь на Дмитрия. Он достаёт из кармана второй комплект ключей и с самодовольной улыбкой помахивает ими в воздухе.

— На заднее сидение, — с нажимом говорит он.

От его вида всё внутри трясётся, но выбора у меня, похоже, нет, и я кидаю ему ключи. Он ловит их на лету и запихивает в карман.

— Открой двери, — прошу я. — Без ключей всё равно не уеду.

Он жмёт на брелок, и кнопки блокировки замков выскакивают вверх. Я распахиваю водительскую дверь, сажусь на сидение и перебираюсь на соседнее, пристегиваю себя ремнём. Черта с два я позволю усадить себя назад.

— Какая ж ты, — фыркает Дмитрий, подойдя ближе, но не спорит и просто усаживает пьяную в хлам Марину на заднее сидение.

— Вот стерва… — тянет Марина, но на этом всё заканчивается. Очевидно, как только она встала со стула, алкоголь в её крови победил.

Я отворачиваюсь к окну и подпираю подбородок рукой. За окном опять начинается дождь. Сначала мелкий и редкий, но когда мы выезжаем на трассу за городом, он расходится в полную силу. Огни встречных автомобилей сливаются в бесконечную светящуюся полосу, и в голове появляется монотонный гул. Спустя ещё несколько минут к нему добавляется тихое посапывание с заднего сидения.

— Зачем ты взял её с собой? — спрашиваю я. — Неужели тебе недостаточно смертей?

— Когда едешь в гости к влиятельной персоне, — отвечает Дмитрий, — принято приносить с собой подарки. Особенно если приходишь с просьбой. Я бы скормил ему тебя, но, очевидно, ты не в его вкусе.

Он на секунду замолкает, а потом добавляет:

— Или наоборот. За пять лет моей службы в гостинице «Мистериум» я ни разу не видел, чтобы кто-то из них отпустил свою жертву.

— Может, я не вкусная, — говорю я и снова отворачиваюсь.

— Что ж, будем надеяться, что она ему понравится больше.

— А если нет, — парирую я, — всегда можно предложить ему тебя.

Я вижу, как подпрыгивает его кадык от моих слов. Он чуть дёргает головой в сторону и кидает на меня недовольный взгляд.

— Следила б ты за языком, — даёт он мне невероятно полезный совет.

Я фыркаю в ответ. Послушал бы себя со стороны — от его цинизма бросает в дрожь. И я бы с удовольствием вышла из этой тачки прямо сейчас, будь у меня другой способ добраться до соседнего города. Но куда больше я хочу высадить из неё Марину, потому что она единственная не понимает, с чем имеет дело.

Мы мчимся по трассе всю ночь и всё равно прибываем в город только на следующее утро после концерта в саратовском клубе. В местном филиале гостиницы «Мистериум» портье сообщает нам, что гости только что уехали. Куда — не сообщили.

Я возвращаюсь к машине, расталкиваю Марину и спрашиваю:

— Куда они поехали дальше?

Она морщится, хватается за голову. Под припухшими глазами растёкшаяся тушь выглядит как синяки.

— Фу, что за хрень… — тянет она.

— Куда? — громче рявкаю я.

— В Волгоград, — говорит она. — Где мы, чёрт возьми?

Я не отвечаю, протягиваю руку Дмитрию и говорю тоном, не терпящим возражения:

— Ты шесть часов за рулём.

— На трассе — не то же самое, что в городе.

— Да умею я водить! — выхватываю ключи прямо из кармана его куртки и сажусь на водительское сидение.

Дмитрий не спорит, видно, сил и впрямь не осталось. Садится на переднее пассажирское сидение и пристегивается ремнём.

— Дорогу знаешь?

— Есть указатели.

— Может, перекусим сначала? — встревает Марина.

— Нет времени, — огрызаюсь я. — Не догоним сейчас, куда потом поедем за ними?

— В Ростов, — отвечает Марина, — а дальше в Краснодар.

— Они едут на юг? — вздёргивает брови Дмитрий.

— Роман хочет встретить зиму на берегу моря и написать новую песню. Вы вообще читаете блог?

— Нет, — в голос отвечаем мы с Дмитрием.

— Хреновые вы фанаты, — заключает Марина и скрещивает руки на груди. — Хотя бы в пятёрку завезёте, пить хочется, звиздец. Где моя сумка?

Мы с Дмитрием переглядываемся. Где бы ни была её сумка, в машине её точно нет.

Добрый, мои нежные создания) Я все еще пытаюсь адаптироваться к новому рабочему расписанию, которого нет. Так уж вышло, что у меня уволилась сменщица, и теперь мне приходится закрывать собой дыры в работе. Так что выходные мне дают, когда я совсем не хочу работать, а после работы писать не получается. Когда примут нового человека, сказать не могу, потому и обещать частую проду не буду. Пишем постольку, поскольку.
А пока ждете, предлагаю вам почитать последнюю по очереди, но не по значимости книгу нашего литмоба от автора Элина Нерсор

Глава 3.9

Я торможу у пятёрки на выезде из Саратова. Достаю из кармана чужой кошелёк, а оттуда все наличные деньги, какие есть. Их немного. В наше время мало кто ими пользуется, что всерьёз усложняет мой маленький бизнес. Неизвестно, сколько ещё пройдёт времени, прежде чем все карты окажутся заблокированными. Возможно, уже. Но лучше остаться без финансов, чем привезти к Нему её — глупую, всё ещё не до конца протрезвевшую фанатку, свято верящую в то, что едет на встречу с Богом.

Он — Дьявол, а не Бог, но говорить ей об этом смысла нет. Не поверит.

— И всё? — возмущается Марина. — Стырила мою сумку и отдаёшь мне жалкие четыре сотни? Мне нужна косметика. Я не могу появиться перед Ним в таком виде.

— У меня нет косметики, — отрезаю я. — Не устраивает — верни.

Я протягиваю руку, чтобы забрать деньги обратно, но Марина сжимает их в кулаке и выходит из машины. Хлопает дверью так, что лицо Дмитрия сводит судорогой. Я хмыкаю, глядя на него. Все мальчишки одинаковые.

Была я как‑то недолго в приёмной семье. У дяди Валеры и тёти Маши. Там и научилась водить. Дядя Валера так сильно любил свою тачку, что, как только я поцарапала её о мусорный бак во время уроков вождения, сразу вернул меня обратно. Не смог больше на меня смотреть.

Я так смеялась, когда он сидел напротив меня, гнул в руке алюминиевую вилку и говорил:

— Ну… вот и всё. Пора тебе вернуться домой.

Это в приют, что ли? Интересно, он вообще знал значение слова «дом»?

Конечно, он вернул меня не из‑за поцарапанной машины. Он вернул меня, потому что тёте Маше было со мной не уютно. Я слышала, как они говорили между собой, сидя на кухне:

— Она странная.

— Она не спит по ночам.

— Она носит в сумочке нож.

— Она слушает страшную музыку.

— Она смотрит только фильмы ужасов.

— Она не хочет разговаривать с нами.

И вдруг дядя Валера сказал:

— Она неплохо научилась водить.

А тётя Маша ответила:

— Я больше не могу жить с ней в одном доме.

Мне было шестнадцать. Это была последняя моя попытка обрести дом. Неудачная, как и все предыдущие. Но, если бы у меня была сумочка, я бы больше не носила в ней нож. Я носила бы кол. Тот самый, что сейчас торчит из моего кармана. На который Дмитрий косится каждые десять минут. Тоже боится меня.

Марина скрывается за дверью пятёрки, и я тут же проворачиваю замок зажигания. Мотор рычит. Выхлопная труба выплёвывает белый дым, показывая, что температура опять упала. Да, это и так понятно. Едва Дмитрий заглушил двигатель, как салон автомобиля начал стремительно терять тепло. Я ёжусь от холода и жму на сцепление.

— Куда? — возмущается Дмитрий.

— В Волгоград, — отвечаю я и жму на газ.

— Нет! — рявкает он и хватается обеими руками за руль.

Машина резко поворачивает, и я жму на тормоз, чтобы не врезаться в рядом стоящий «Рендж Ровер».

— Совсем офонарел?! — кричу я на Дмитрия, разворачиваюсь к нему и толкаю обеими руками в плечо. — Тачку не жалко или жизни?!

— Я сказал, — кричит он в ответ, в точности копируя мой тон. — Мы без неё никуда не поедем! Паркуй тачку обратно или вали нахрен из моей машины.

Желудок внутри скручивается от мерзкого чувства бессилия. Я на автомате засовываю руку в карман и сжимаю кол. Представляю на миг, как вонзаю его в шею Дмитрия. Кровь, как в кино, струёй бьёт в лобовое стекло, он смотрит на меня ошарашенными глазами и бессильно повисает на ремне безопасности. Прохожие на улице оборачиваются в мою сторону, хватаются за сердца, набирают номер экстренной службы, и дальше я уже никуда не еду.

Уже утро. Солнце ещё не встало до конца, и на улице царит предрассветный мрак. Однако время подбирается к восьми, и на улице полно народа. Чёртова осень. Ещё месяц — и в это время ещё будет темно. И если бы была зима, я бы точно его прибила. Всё равно он сегодня умрёт. Или того хуже — станет одним из них, если я не избавлюсь от него по дороге.

— Паркуй тачку, — с нажимом, чеканя каждое слово, повторяет Дмитрий.

Я убираю руку с кола, завожу машину и встаю обратно на парковочное место.

Будь он проклят! Будь они все прокляты! Как же это бесит!

Марина возвращается в машину с пакетом всякой фигни: дешёвый лимонад, мятная жвачка, упаковка влажных салфеток и пряники. Ненавижу пряники. Есть их — всё равно что грызть мучные камни.

— По‑твоему, это еда? — вздёргивает брови Дмитрий, будто читая мои мысли.

— Это я не тебе взяла, — прищуривается Марина, запихивает в рот пряник и второй рукой стирает с лица расплывшуюся косметику. — Чёрт, я выгляжу как зомби. Ну какого чёрта…

Дмитрий разворачивается к ней, заглядывает между передними сиденьями и говорит:

— Ты права. Нельзя ехать в таком виде. Нужно привести тебя в порядок, всё‑таки они важные люди. Я не могу преподнести им опухшую похмельную суку.

— Слышь! — возмущается Марина.

Глава 3.10

Марина таскает меня по торговому центру целый час. Кучу времени тратит в отделе косметики, примеряет одно платье за другим и рычит на каждый мой выбор одежды. Да какой там выбор? Я просто беру первое, что попадается под руку, — сорок второго размера.

— Ты это не наденешь! — каждый раз рявкает она на меня и пихает в руки что‑нибудь другое, вычурное и пошлое.

Я не спорю, давлю желание ей врезать и иду мерить вручённую мне одежду. Мне вообще плевать, что на мне надето, лишь бы не голой и побыстрее. Я натягиваю на себя узкие чёрные джинсы, подранные и с заклёпками, надеваю чёрную двойную майку с резким принтом и сетчатыми вставками, а поверх — косуху из кожзама на чёрном меху.

— Ботинки тоже поменяй, — говорит Марина и пихает мне сапоги на высоченной шпильке.

Ну уж нет, на костылях она пусть ходит сама. Я кидаю на них взгляд и прохожу мимо к кассе. Расплачиваюсь, стягиваю с себя новую куртку, надеваю под низ свой красный балахон и снова залезаю в куртку. Тепло. Так тепло мне уже давно не было. Старые шорты кидаю в мусорку.

— Ты забыла бельё! — кричит мне из примерочной через весь зал Марина.

— Мне не надо, — огрызаюсь я.

— Да ну? Думаешь, заявишься в трейлер к рок‑звёздам и не разденешься? Не смеши. Я взяла тебе комплект. Какой у тебя размер? Первый?

Я не отвечаю, выхожу из отдела одежды и спускаюсь вниз — разжиться нормальной едой. Беру минералку, пару салатов и одноразовые вилки и возвращаюсь к машине. У меня в кармане ещё осталась небольшая сумма, но я не говорю об этом Дмитрию. Что отдал, то отдал. Пусть не надеется на сдачу. Однако салат я ему протягиваю.

— О, позаботилась обо мне. А где боевой раскрас?

— Я не проститутка, — напоминаю я ему.

— Да? — вздёргивает он брови. — Разве я тебе не заплатил?

— Я мошенница. Никогда не жди обещанного от мошенницы, которой ты сам отдал деньги.

— Понял, за салат спасибо. Крабовый… Сто лет его не ел. Тем более эту дешёвую пародию из супермаркета.

— А раньше ел и не редко, да? — говорю я, вскрывая свой салат. В нос тут же бьёт едкий запах лука. Жаль, что не чеснока.

— С чего ты взяла?

— Чем беднее человек был раньше, тем радостнее сует в нос чужим людям свои деньги сейчас, — отвечаю я. — Приятного аппетита.

В машине мы сидим ещё целый час, пока ждём Марину. Салат лежит в желудке тяжёлым комком. После двух дней голода стоило взять чего попроще, но я об этом не подумала, и теперь мучаюсь с мерзкой отрыжкой и тошнотой. Слишком много лука, майонеза, продуктов на грани просрочки и всего остального, что может предложить супермаркет экономкласса по спеццене.

— А вот и моя шлюшка, — довольно тянет Дмитрий, и я перевожу взгляд на крыльцо торгового центра.

Там по ступеням вниз спускается довольная Марина в суперкоротком платье, тех самых сапогах, что пыталась всучить мне, и новом пальто. Видно, та белая куртка со следом моего ботинка тоже оказалась в мусорке. На лице у неё свежий макияж в стиле готической принцессы. Она сбегает по ступеням вниз, пересекает парковку походкой супермодели и садится на заднее сиденье.

— Я готова, поехали. О, водичка, дай и мне.

Я, не глядя, протягиваю ей бутылку с водой и наконец‑то трогаюсь с места. За то время, которое мы проторчали здесь, приводя себя в презентабельный вид, Он наверняка уже добрался до Волгограда.

— Они поехали через переправу, — говорит Марина, копаясь в телефоне. — Он пишет, на основной трассе авария, так что их ждёт небольшое приключение. Обещал фотки с парома.

— Кто пишет? — не понимаю я.

— Лёшенька, — отвечает Марина. — Мальчик‑зайчик, смотри…

Она пихает мне под нос телефон как раз, когда я выезжаю с парковки. Я кидаю на него быстрый взгляд и притормаживаю. На экране селфи Алексея Живого. Он стоит перед автобусом группы прямо на трассе и выглядит ещё бледнее и болезненнее, чем обычно. Под глазами залегли глубокие тени, а улыбка кажется вымученной. Вокруг — куча машин, впереди — перекрёсток. Внизу подпись: «Сегодня дорога унесла чью‑то жизнь. Придётся свернуть и отправиться через паромную переправу. Возможно, концерт задержится. Будем держать вас в курсе. С любовью, Живой».

Я снова жму на газ и осторожно вливаюсь в поток машин.

— Говори, где сворачивать, — велю я Марине.

— Алиса скажет, — отвечает она, тыкает в экран и крепит свой мобильник на магнитный держатель, приклеенный к лобовому стеклу, после чего плюхается обратно на сиденье. — Фу, от вас луком несёт.

Она снова протискивается между сиденьями и велит мне:

— Рот открой.

— Отвали.

— Это жвачка.

Я беру её в руку и закидываю в рот. Дмитрий позволяет накормить себя с руки. Окидывает её недвусмысленным взглядом и кивает в знак благодарности.

— Хорошо выглядишь, — говорит он. — Ему понравится.

— Откуда ты знаешь, что ему нравится? — неожиданно для себя выпаливаю я и тут же прикусываю язык.

— О, кто‑то ревнует, — усмехается Дмитрий.

Глава 3.11

Мы выезжаем на трассу, и горло тут же сдавливает стальной рукой. Дмитрий был прав — на трассе не то же самое, что в городе. Я жму на газ, вливаюсь в поток, встраиваюсь в крайний левый ряд и разгоняюсь до ста пятнадцати. Так быстро я ещё не ездила, и пальцы дрожат, сжимая руль. Нет, это не страх. Внутри всё прыгает от волнения, единственное, чего я боюсь — не успеть, и прибавляю ещё газу.

— Ты бы не торопилась так, — говорит Дмитрий.

На его лице напряжение проступает куда ярче. Я ухмыляюсь.

— То есть заявиться в вампирское гнездо тебе не страшно, а разбиться на машине ты боишься?

Он фыркает и на автомате вцепляется в ручку над дверью. Ему страшно, ещё как страшно, и моя неопытность в вождении далеко не главный источник его ужаса.

— Смотри на дорогу и перестройся в правый ряд, скоро будет поворот на другую трассу.

Он прав, и я включаю поворотник. Перестраиваюсь в крайний правый ряд и сбавляю скорость. После другой полосы кажется, что все здесь ползут, как гусеницы. Особенно на них похожи большегрузы.

Марина с интересом глядит то на меня, то на Дмитрия. Я замечаю её напряжённый взгляд в зеркале заднего вида.

— Вы реально верите в эти слухи? — спрашивает она. — Совсем умом тронулись?

— Если бы, — говорю я. — Яна Воронцова сожрала твою подругу на моих глазах. И тебя сожрёт. Только скажи, и я высажу тебя на обочине. Поймаешь попутку, поедешь домой и останешься в живых.

Марина хмурится, смотрит на меня секунд десять, видно, пытается понять, шутка это или нет. Потом всё же прыскает и качает головой.

— Неплохая попытка. Обломись, грымза. Черта с два ты от меня избавишься.

— Как хочешь, — говорю я ей.

Мы достигаем пробки. Целая вереница автомобилей стоит в крайнем ряду с включёнными поворотниками. Пробка тянется, кажется, километров пять. И там вдалеке я замечаю высокий двухэтажный автобус, чёрный с большой красной надписью «66» под задним стеклом.

Сердце пропускает удар, я торможу за впереди стоящим автомобилем и сглатываю тугой, образовавшийся в горле ком. Это Они. Мы их догнали.

Желание выпрыгнуть из машины и побежать к Ним захлестывает с головой. Я отстёгиваю ремень безопасности, хватаюсь за ручку двери, но Дмитрий останавливает меня.

— Не успеешь, — говорит он. — Сейчас догоним, не парься.

В тот же миг поток двигается вперёд. Автобус группы «Клетка 66» плавно поворачивает направо и скрывается за высокими деревьями. Я снова пристёгиваюсь и чувствую плечом напряжённые пальцы Марины. Она вцепилась в спинку сиденья и смотрит вдаль, словно загипнотизированная. Его чары всё ещё действуют на неё.

— Надо было убить ту синеволосую суку… — говорит она никому. Или самой себе. На её глаза наворачиваются слёзы. — Я могла бы сейчас уже быть там.

— Нет, не могла, — говорю я.

— Не вздумай реветь, — говорит Дмитрий, — косметика потечёт.

Марина разжимает пальцы и плюхается на заднее сиденье. Расстроенно смотрит в окно.

— Если не догонишь его, я убью тебя, — говорит она мне. — Клянусь, придушу голыми руками.

— Ага, — бросаю я ей.

Нам в этой пробке торчать ещё целую вечность. И чем дольше мы стоим здесь, тем дальше уезжают они. Но пешком их тем более не догнать, и я силой заставляю себя успокоиться. Ещё немного, до паромной переправы мы их точно догоним.

Автомобильный поток движется невыносимо медленно, напряжение в машине растёт. Повисает тяжёлое молчание. Я снова и снова прокручиваю в голове миг, когда встречусь с ним. Представляю, как занесу кол и вонжу его в Его сердце. Как он изумлённо посмотрит на меня и…

— Ты в курсе, что чтобы убить вампира колом, дерево должно быть старше самого вампира? — проносятся в голове слова Дмитрия, и внутри всё сжимается. А что если это не просто байка?

Я перевожу взгляд на Дмитрия. Он молчит, смотрит в окно, подперев рукой подбородок. Лицо его одновременно напряжённое и печальное. Даже интересно, о чём он думает? Может, жалеет, что сбежал с насиженного места и рванул на встречу собственной смерти? Тут есть о чём жалеть. Я бы на его месте тоже жалела бы. Но я не на его месте. У меня вообще своего места нет.

До поворота ещё совсем чуть‑чуть. Я жду, когда переключится светофор и большой красный минивэн свернёт направо передо мной. Дёргаюсь с места и выворачиваю руль, разгоняюсь до максимума.

На старой трассе с разбитым асфальтом тоже полно машин. Они все едут на паром, объезжая аварию, а значит, там тоже будет пробка. Пробка и целая куча свидетелей. Солнце уже поднялось высоко, и рассчитывать на то, что никто не заметит произошедшего прямо перед ними убийства, не приходится.

Я мчусь по разбитой дороге почти на предельной скорости. Время почти полдень, и несмотря на глубокую осень, солнце сегодня припекает необычно яростно. Корпус автомобиля греется, и Марина чуть опускает вниз стекло, чтобы проветрить салон. Я тоже жму на кнопку и приоткрываю окно, в нос бьёт аромат навоза и скошенного сена. Вдалеке на поле гуляют три заблудшие коровы — бурая, чёрная и чёрно‑белая, как в рекламе. И мы сидим в машине в тяжёлом молчании, словно семья, разругавшаяся по пути в отпуск.

Глава 3.12

Проходит целая вечность, прежде чем я нахожу в себе силы снова завести автомобиль. Поворачиваю вслед за автобусом и опять торможу.

Автобус стоит в нескольких метрах впереди. За ним раскинулся вид на покосившиеся деревянные дома с провалившимися крышами и одно большое здание из шлакоблоков, от которого остались только части стен. Какой‑то склад или хлев. Сейчас уже не разобрать.

Я снова двигаюсь вперёд, почти догоняю автобус, и он, будто дразня нас, тоже приходит в движение. Отъезжает метров на сто и снова останавливается. Ждёт. Нас.

— Давай уже быстрее! — в нетерпении рычит Марина. — Что ты телишься? Хочешь, чтобы они уехали без нас?

— Заткнись! — рявкает на неё Дмитрий.

Я снова завожу машину и подъезжаю к автобусу. И опять он виляет хвостом и сворачивает на заросшую улицу деревни.

Мы едем следом. С двух сторон нас окружают чёрные провалы окон с разбитыми стёклами. В кустах стрекочут последние кузнечики. Жёлтые деревья тихо шелестят под прохладным осенним ветерком. Какая же потрясающая сегодня погода. И запах… пыли, травы, сухого свежего деревенского воздуха.

Вдруг вдалеке слышится лай. Я невольно вздрагиваю и крепче вцепляюсь в руль. Из‑за третьего слева дома выбегает большой лохматый пёс со свалявшейся шерстью, весь в репейнике и с проплешинами в районе хвоста.

— Гав! Гав! — предупреждает он сначала автобус, а после нас.

Мы проезжаем мимо. Автобус достигает старой асфальтированной площадки с широкими трещинами, поросшими ссохшейся травой, расположенной перед стенами разрушенного хлева, разворачивается и встаёт к нам боком. На его чёрном блестящем боку аккуратно нарисованы лица всех четырёх участников группы. За тонированными до чёрна стёклами совсем не видно движения. Мы тормозим в нескольких метрах от него и тоже замираем. Даже дыхание задерживаем, синхронно, не сговариваясь. Будто из салона вдруг пропал весь кислород.

— Ну что? — спустя несколько мучительно долгих секунд спрашивает Дмитрий. — Пойдём?

В тот же миг дверь автобуса отходит от корпуса и съезжает в сторону. По ступенькам сходит тощий хрупкий парень в чёрном плотном свитере. Он щурится от солнца, ёжится, огибает автобус, встаёт лицом к стене и мочится на неё, как совершенно обычный парень‑подросток, каким он был до встречи с Романом Сковиным и его проклятой свитой.

Я неотрывно слежу за каждым его действием, не в силах отвести взгляда. С нашей последней встречи едва прошла пара дней, но он стал ещё бледнее и худее, словом, окончательно сдал. Совсем скоро и его не станет. По крайней мере того, кем он является сейчас.

— Ох… — тихо выдыхает Марина. Звук выходит дрожащий, почти болезненный.

Я кидаю на неё взгляд в зеркало заднего вида. Она привстала над сидением и держится за спинки наших с Дмитрием кресел, словно готовится выпрыгнуть из машины прямо через переднее стекло.

— Это он? — словно не веря своим глазам, спрашивает она. — Лёшенька?

— Лёшенька, — подтверждаю я. — Не ходи туда.

— С ума сошла! Мы столько ехали. Чего вы сидите, как парализованные?

— Потому что они вампиры, и если мы просто заявимся туда, нас убьют! — рявкаю я на неё.

Она прыскает и закатывает глаза.

— Ну и придурки же вы, — говорит, выходит из машины и хлопает дверью. Но замирает рядом ещё на несколько секунд.

Алексей заканчивает свои дела, стряхивает, застёгивает ширинку простых светлых джинсов и возвращается к распахнутой двери автобуса. Останавливается возле неё, оборачивается к нам и, поставив ладонь на лоб, как козырёк, чтобы скрыть глаза от солнечных лучей, машет нам другой рукой.

Марина тут же срывается с места и идёт к нему быстрым шагом, поднимая пыль на просёлочной дороге. Каблуки оставляют на ней глубокие отметины, от чего её походка выглядит пьяной. А может, это от того, что ещё вчера она налакалась до поросячьего визга, и её до сих пор не отпустило.

Последние пару метров она преодолевает вприпрыжку, цокая каблуками по раскуроченному асфальту. Подходит к Алексею вплотную и мнётся, как маленькая девочка. Извлекает бог знает откуда маркер и протягивает ему.

Губы Живого растягиваются в широкой улыбке. Он берёт маркер, снимает колпак и ждёт, пока Марина задерёт своё суперкороткое платье и обнажит бюст. Он расписывается на её голых сиськах, а после жестом приглашает внутрь.

Сердце замирает в груди. Эта глупая девка исчезает в чёрном проёме двери, будто её и не было, но дверь не закрывается. Я расстёгиваю косуху, достаю из кармана толстовки кол и крепко сжимаю его в руке.

— Ты серьёзно? — спрашивает Дмитрий.

— А ты? — парирую я и выхожу из машины.

Каждый шаг по направлению к автобусу даётся с трудом. Пальцы немеют, сердце всё яростнее прыгает в груди, в ушах шумит кровь. В голове опять всплывают сцены убийства. Я намеренно представляю только его грудь, но не лицо. Не хочу снова смотреть ему в глаза, видеть этот тёплый взгляд, эту нежную улыбку…

Я пришла сюда, чтобы убить его. И я знаю, что потом его свита растерзает меня. Я к этому готова.

— Я готова, — с нажимом говорю я сама себе. — Сейчас или никогда.

Глава 3.13

— Ты идёшь? — слышится из автобуса слабый голос Алексея.

Я сглатываю, крепче сжимаю в руке кол и поднимаюсь по выдвижной ступеньке вверх. Непривычные к тьме глаза в первое мгновение совсем ничего не видят. Я несколько раз моргаю, и только после различаю слабый силуэт Алексея. Он стоит в проходе, облокотившись бедром о спинку кресла.

— Долго же ты думала, я даже поставил на то, что ты уже не объявишься. Проиграл штукарь, — говорит он и хмыкает. Но горечи в его голосе не слышно. Его вообще почти не слышно за шумом в ушах и громким боем моего собственного сердца.

Я перевожу взгляд за его спину и натыкаюсь на два ярких зелёных глаза — будто кошачьи, они неотрывно смотрят на меня с тем самым хищным блеском, какой я увидела впервые в тот вечер у клуба. Валентин.

Моргаю ещё и ещё. Глаза привыкают к темноте, и я вижу рядом с ним Марину. Она замерла в неестественной позе, её голова откинута назад, и из перерезанного от уха до уха горла всё ещё сочится чёрная в мраке автобуса кровь.

Сглатываю, встряхиваю головой, перед глазами всё плывёт. Я предупреждала её. Я говорила, что не надо сюда ходить. Зря она не послушала. Но теперь уже поздно, и я решаю больше не думать о ней. Поднимаю кол и иду к Алексею.

— Тихо‑тихо, — он выставляет руки вперёд и пятится назад. — Я человек. Не надо тыкать в меня этой палкой.

— Где он? — спрашиваю я. Кидаю взгляд на Валентина. Он не двигается, но отвечает:

— Наверху. Спит.

Алексей делает шаг в сторону и склоняется в приглашающем жесте.

— Последняя кровать с фиолетовым пологом. Только осторожно, не разбуди остальных.

Я снова сглатываю. Пытаюсь понять, что тут происходит. С Алексеем я, может быть, ещё справилась бы, но если бы Валентин захотел меня убить, он бы без труда это сделал. Почему же он сидит на месте и только сверлит меня своим проклятым взглядом? Опять играют в свою дурацкую игру?

Я пробегаю мимо Алексея, хватаюсь за стальной поручень узкой автобусной лестницы и взбегаю наверх. Там четыре прикрученные к полу кровати. Одна смята, чёрный полог отодвинут в сторону. Остальные — розовый, синий и фиолетовый пологи — задернуты. Я знаю, кто там. Даже нетрудно догадаться, кто где.

Осторожно прохожу по узкому проходу и останавливаюсь у полупрозрачного полога из тёмно‑фиолетовой тюли. На ней вышит узор из переплетённых роз, а между ними в сетчатых зазорах виднеются черты его лица. Идеальные, прекрасные, словно высеченные из воска нежного молочного цвета.

Я медленно отодвигаю полог в сторону. Смотрю на его длинные чёрные волосы, разметавшиеся по мягкой подушке, облачённой в чёрные шёлковые простыни. Скольжу взглядом по его тонким и длинным пальцам, привыкшим перебирать гитарные струны. Задерживаюсь на изящном изломе шеи, где виднеются чёткие очертания кадыка, и иду ниже — ключицы, грудные мышцы, нечёткие кубики пресса в разрезе расстегнувшейся чёрной рубашки. Такие бывают у мужчин, держащих себя в порядке, но без фанатизма. Небрежно‑идеальное тело небрежно‑идеального создания.

Сердце в моей груди больше не бьётся. Я думаю только о его очаровательном лике и больше ни о чём. Желание прикоснуться к нему, прижаться губами к его светлой коже, к его мягким губам становится почти невыносимым. Я давлю их на корню. Напоминаю себе о своей единственной миссии и нарочно призываю в фантазии образ последних дней жизни моей матери.

— Я познакомилась с мужчиной, я чувствую, он тот самый. Потерпи ещё чуть‑чуть, Зайчонок, скоро всё будет хорошо…

Не будет. Уже никогда. Я засовываю свободную руку в карман, до боли крепко сжимаю её заколку. Металл застёжки врезается в пальцы, отрезвляет. Вот передо мной уже не прекрасное существо, а чудовище. Настоящий монстр, существующий лишь для того, чтобы отбирать матерей у их маленьких дочек. Заношу кол и со всей силы вонзаю в его сердце.

Дерево проходит сквозь грудную клетку с противным хрустом. Кровь сочится из раны, а спустя несколько секунд — из уголка его чётко очерченных губ. На белоснежной коже в искусственном полумраке автобусной спальни она кажется чёрной, как нефть. Я вижу его безжизненный лик, и моё сердце пронзает невыносимой болью. Он даже не шелохнулся, будто и не был живым, а я чувствую себя так, будто это мне всадили кол в сердце. На глаза наворачиваются слёзы, внутри всё охватывает тягучей невыносимой пустотой. Я отпускаю кол, смотрю на свою окровавленную руку и не могу поверить, что сделала это.

Его больше нет? Он правда мёртв? Всё закончилось?

Нет, всё только началось. Я сделала это, вырвала его из себя, и во мне больше вообще ничего не осталось. Ничего. Только ужасающая всепоглощающая боль. Я пытаюсь вздохнуть, набрать в грудь как можно больше воздуха, чтобы закричать и выплеснуть это ужасное чувство, но горло сдавило, и мне остаётся только беззвучно плакать, стоя над его телом.

— Боже… что я наделала? — шепчу я, хватаюсь за кол и выдергиваю из Его груди.

Кровь из раны льётся с утроенной силой. Я прижимаю к ране обе руки, стараясь удержать её внутри.

— Пожалуйста, не умирай, — бормочу я себе под нос сквозь слёзы. — Я не хотела… я не знаю, зачем я это сделала. Мне так жаль… Боже, что мне делать?

— Поцелуй меня, — слышу я этот чарующий баритон и не могу понять, реальность это или лишь фантазия.