1
Что бы там ни утверждали люди, судьба неизменно приготовила каждому собственный маленький подарок судьбы. Бывают вечера, когда небо медленно выпускает слёзы дождя над Волгоградом, словно тонкую музыку струн души. Так тихо поначалу стекают капли, будто сами себе шепчут тайну. Но вскоре стихия набирает силу, обрушивая потоки воды, превращающие улицы в бурлящие реки, смытые очертания города теряются в серых сумрачных волнах ливня и плотного тумана.
Волгоград, казалось бы, привычный к сухости и палящему солнцу, порой вдруг превращается в подобие дождливого Лондона. Не случайно жители других городов с завистью говорят о нём: мол, здесь жара такая, будто находишься посреди тропического рая. Однако тот, кто живёт здесь давно, хорошо знает правду: эта жара способна превратить каждый день в испытание. Она выжигает всё живое вокруг, заставляя дважды подумать перед выходом наружу, ибо кажется, будто земля сама пылала от невыносимого пекла.
Но вот наступил день, когда жара отступила, сменившись сильнейшим ливнем и густым, непроницаемым туманом. Город исчез за плотной стеной влаги, и лишь глухо слышался шум колес проезжающих машин да редкий всплеск шагов пешехода. По пустынному бульвару медленно двигалась чёрная Audi. За рулём её находился серьёзный мужчина средних лет, высокий ростом, с едва заметной проседью в волосах и строгими очками бледно-голубого оттенка на худощавом лице.
Его имя было Митрофан Анатольевич Березкин — главный герой нашей истории. Работает литературным критиком. известного издательства, он обладал особым талантом чувствовать литературу сердцем и разумом одновременно. Именно благодаря его придирчивости и вниманию к деталям каждое произведение проходило тщательную проверку, заслуживало уважение коллег и читателей. Его слово было законом среди авторов, чьи рукописи становились известными далеко за пределами родного края. Среди множества сотрудников именно он был человеком, чьё мнение ценилось превыше всего, ибо даже самая блестящая идея могла стать шедевром лишь после внимательного взгляда Митрофана Анатольевича.
«Да как тут вообще ехать-то? Из-за проклятого тумана ни черта не разглядеть!» — ворчал Митрофан, нервно постукивая указательным пальцем по папкам, вручённым ему главным редактором Иваном Сергеевичем Русаковым, исподлобья поглядывая сквозь ветровое стекло, тщась уловить хоть какой-нибудь ориентир на трассе, чтобы ненароком не угодить в неприятную ситуацию. Дорога была запружена автомобилями, однако густой белёсый туман словно стирал очертания предметов вокруг, и даже свет фар лишь расплывался бессмысленными пятнами, совершенно не помогая водителю ориентироваться.
Вздохнув глубоко, Митрофан медленно вырулил на главную магистраль, ведущую домой. Медленно проезжая улицу Фадеевых мимо знакомых местечек, Привычно свернув на Адмиралтейский проспект,куда уже несколько лет назад перебрался в новенькую панельную высотку. Наконец миновав знакомый поворот, свернул на дворовый проезд и въехал во внутренний двор своего жилого комплекса.
— Добрый вечер, Митрофан Анатольевич, опять этот кошмарный туман! Совсем ничего не видать... — сочувственно проговорил дежуривший на посту охраны мужчина, приветливо улыбаясь.
— Добрый день, Андрей!
— Да уж, погодка нынче капризничает, словно кто-то её обидел, — усмехаясь проговорил Митрофан, взглянув на своего собеседника сквозь пелену дождя. — Тебя дождик не тревожит?
Молодой охранник Андрей, чьё имя было написано аккуратными буквами на значке у ворот, замер, будто растворившись среди потоков воды, мокрые волосы струились по лицу, одежда липла к телу, но лицо выражало спокойствие и даже удовольствие.
— Нет, напротив, мне нравится эта прохладная сырость, ведь ты знаешь, у нас в краю столь редок гость этот летний дождь, особенно после середины июля, когда солнце палит нещадно, превращая землю в раскалённую пустыню Сахары...
— Ясно... — задумчиво протянул Митрофан, поглаживая ладонь своей ладони, согревая её теплом собственного тела. — Думаю, у тебя там, в твоей уютной сторожке найдётся местечко посушить одежду и глотнуть горячего чая, иначе простудишься.
Андрей кивнул, моргая крупными каплями, стекающими с ресниц.
— Есть место, конечно, — ответил он мягко, немного застенчиво улыбнувшись. — У меня ещё сушилка имеется, переоденусь в сухое... А вижу, ты уже домой собрался, наверное с отпуска возвращаешься?
Слегка вздрогнув, Митрофан опустил взгляд на рюкзак за плечами.
— Ну почти, точнее заканчиваю отдыхать, — пробормотал он, улыбаясь чуть виновато. — Не успел соскучиться по работе, кажется, отдохнул неплохо.
Митрофан мельком взглянул на папку и плавно развернулся лицом к Андрею.
— Да, коллега прислал несколько папок будущих романов...
Андрей вздохнул мечтательно и робко попросил:
— А можно мне будет взглянуть? Очень уж хочется прочитать!
На лице Митрофана расцвела едва заметная улыбка:
— Обязательно позволю... После того, как проверю сам, конечно. Думаю, тебе любопытно будет узнать, что внутри.
Андрей внимательно смотрел ему прямо в глаза и осторожно заметил:
— Но вы же знаете, не каждому доверяете дорогу к издательству, правда? Вас некоторые даже Карателем прозвали...
Глаза Митрофана лукаво сверкнули, когда он рассмеялся:
— Остроумие твоей реплики меня приятно удивляет.
Андрей поспешил оправдаться:
— Это вовсе не мои слова, так говорят сами авторы, жалуются, мол, почему вы не пускаете их труды дальше?
Откинувшись назад, Митрофан глубоким голосом ответил:
— Писаки нынче пошли слабые, ни капли таланта, ждут лишь денег да славы. Каждый мнит себя новым Пушкиным, Блоком или Достоевским...
Андрея словно прорвало:
— Неужели вы всерьез верите, будто эти гении превзошли всех остальных? Уверен, среди отвергнутых вами немало настоящих мастеров! Возьмите хотя бы пресловутого Достоевского — ну кто поймет всю эту сумятицу в «Преступлении и наказании»? А уж «Идиота» вообще читать невозможно, сплошная нудная чушь, никакой глубины мысли, одни лозунги! Настоящая пустышка.