АФИНА
Обручальное кольцо выжигает кожу на ладони. Желтое золото. Без камней. Без узоров и орнамента. Привычная всем классика.
Оно мужское. Явно.
А еще я только что вытащила его из выдвижного ящика прикроватной тумбы. На обессиленных ногах оседаю на пол.
Сердце трепещет, дышу через раз. Не верится. Еще теплится надежда, что я все не так поняла, но…
Я слышу, как он проходит мимо спальни, его шаги беспечные и размашистые.
— Гош, — зову я мужчину как могу громко, но голос отказывает, и неприятный жар обжигает гортань. — Зайди в спальню, пожалуйста.
Это же не может быть его кольцо, верно? Но оно лежит в его квартире. В его комнате. В его тумбочке, возле его кровати.
— Что? — решительно входит он в комнату, заполняя собой дверной проем. Гоша очень высокий и крупный. Нет, не гора вздувшихся мышц, но у него довольно широкие плечи и могучая крепкая фигура. Он указывает себе за спину большим пальцем: — Там курьер приехал, я иду открывать. Сейчас будем ужинать. А… ты почему на полу сидишь?
Я встаю и подхожу к нему, протягивая раскрытую ладонь.
— Гош, это твое? — спрашиваю с надеждой, что он меня сейчас обнимет и все объяснит. Скажет, что это глупая ошибка, досадное недоразумение, и мы вместе посмеемся.
Мне не удается сдержать всхлип, когда по лицу мужчины становится ясно: никакая это не ошибка. Это его кольцо.
Уголки его губ мрачно опускаются. Он обреченно вздыхает и угрюмо проводит пятерней по русым отросшим волосам. Но ничего не отвечает, а на всю квартиру раздается громкая трель настойчивого дверного звонка.
— Афина, я заказ приму и вернусь. Обсудим.
Он разворачивается и уходит, а у меня в груди теснится такое странное чувство… Не хочется верить, но и обманутой быть не хочется. Как же так можно? У нас же столько было… столько…
Я стягиваю с себя бежевый шелковый халат, который привезла к мужчине неделю тому назад и который теперь преданно ждет моего возвращения в холостую, как я считала раньше, обитель. Поскорее надеваю приталенное голубое платье длиной чуть ниже колена, гордо расправляю плечи и вздергиваю нос.
Женатый! Обалдеть можно!
— Ты меня обманывал, — с напускным спокойствием проговариваю четко каждую букву, как только Гоша возвращается в спальню. Серые стены много чего видели и слышали. Теперь даже вспоминать об этом стыдно.
— Да, я рассчитывал, что ты не узнаешь, — ошарашивает меня окончательно и порывается поймать мое запястье.
Решительное выражение лица — это, конечно, сейчас не про меня, но я честно пытаюсь сдержаться, чтобы не разреветься прямо у него на глазах.
Женат. Он женат, — безостановочно проносится в голове. Он, чтоб его, женат!
Мужчина моих грез, укравший сердце, душу и позволивший распуститься яркой надежде, оказался всего-навсего женатым козлом, который ищет острых ощущений.
Отдаю ему золотой обруч.
— А я рассчитывала на другие отношения.
— Тебя вроде все устраивало. Хорошо было.
— Тебе, как я погляжу, на двух стульях тоже сидеть удобно.
Он пожимает плечами:
— Извини.
— Извини?! И все?! Ты обманывал всех! Зачем? Почему ты сразу не признался?
— Ты никогда не спрашивала, — отмахивается он, тяжко вздыхая, а я ушам своим не верю! Вот так просто?! Это я, значит, не спрашивала?
— А ты предлагаешь мне проверять паспорт для достоверности?! Ты это чертово кольцо хоть иногда надеваешь? — на этот раз обвинения выходят несдержанными и громкими. От волнения я безотчетно заламываю пальцы.
— Нет, не ношу. Неудобно мне, — непринужденно заявляет Гоша, кидая в меня недовольный взор.
— И сколько же у тебя таких дурочек, как я?
— Нисколько, Афина. Иди ко мне.
Он пытается меня приобнять и успокоить, но я отшвыриваю его руку и сжимаю ладони в кулаки.
— Ты смеешься? Бегаешь от одной к другой и считаешь, что все нормально?
— Давай как-то без этого.
Гоша хмурится и все же заключает меня в объятия, но я, оторопев на пару секунд, пытаюсь вырваться. Борьба разворачивается нешуточная.
— Убери руки! Отойди от меня!
— Да погоди ты, Афин!
Гоша старается изловчиться и прекратить мое сопротивление.
— Не смей ко мне вообще прикасаться! Отпусти!
Такой приятный и уже почти родной запах проникает в легкие. Гоше удается толкнуть меня на кровать, он наваливается сверху, придавливая весом тела, под нами слегка проседает матрас.
— Ты сначала успокойся. Не нужно так реагировать.
Он даже не сожалеет. Смотрит на меня спокойно, без эмоций.
— Сколько лет ты женат? — требовательно уточняю я дрожащим от эмоций голосом, но мой «возлюбленный» шокирует меня окончательно:
— Три месяца.
Моя рука взмывает в воздух, и в спальне раздается громкий звук смачной пощечины.
Гоша поджимает губы и подскакивает с кровати.
Я поднимаюсь следом. Грохот, с которым моя челюсть треснулась о темный паркет, остался незамеченным, зато боль в висках и где-то за ребрами оказывается волне реальной.
— Три месяца, — повторяю я беззвучным шепотом, пробуя на вкус яд этих пренебрежительных слов.
— Извини, что так вышло.
Мужчина небрежно рассыпается в извинениях, а я пытаюсь отыскать в бездонной лазури его глаз хоть крупицу раскаяния. Но нет. Пусто.
— Ты женился три месяца назад… и уже гуляешь от жены?
Он снова приближается, и его широкие ладони оказываются на моих плечах.
Я влюбилась в него по уши! Так, что теперь и не вырвать сразу! А он просто развлекался…
Мне кажется, это самое сильное разочарование в моей жизни. К чему этот урок, я же никогда в омут с головой не ныряла! Лишь только с ним… с ним одним.
— Многие так делают. Афин. Там одно, тут другое. Вы никак не пересекаетесь.
— Если бы ты сразу мне об этом рассказал, я бы отказалась. Я бы не соглашалась на встречи и не поднимала трубки. Мне не нужны такие отношения, — растерянно проговариваю, стряхивая с себя его крепкие ладони. Чтобы куда-то деть руки, убираю волосы за уши, нервно потираю правую мочку. — Ты же сам приезжал, ухаживал, цветы дарил. Зачем?
— Да что ж ты творишь?! — шиплю я на мужчину, спотыкаясь на выходе из подъезда.
Мне приходится очень стараться, чтобы вывернуться из обруча его стальных пальцев.
Схватил и вперед за собой тащит!
— Ну руку мне сейчас сломаешь, Гош! — я все упираюсь, а хватка становится еще жестче.
Когда мы приближаемся к отполированному Порше, до меня доходит, что он задумал. Я уже согласна заорать на всю улицу и привлечь к нам всеобщее внимание, но крепкая ладонь твердо ложится мне на рот, заглушая крики.
— Вот этого не стоит делать, Афина. Я просто отвезу тебя домой. Чтобы знать, что ты точно доехала и без приключений.
Он запихивает меня на заднее сидение, как мешок с картошкой. Естественно, я пытаюсь выбраться и даже распахнуть дверь, беспрестанно тяну на себя хромированную ручку, но… это бесполезно. Система «детский замок» срабатывает безукоризненно.
Заветная кнопочка теперь для меня отрезана: Гоша уселся вперед и завел двигатель.
Я заперта и выбраться смогу, только когда этот подлец сам решит меня выпустить.
— Останови машину! Тебе еще не ясно, что мне противно находиться с тобой рядом?!
Гоша лишь бросает в зеркало недовольный взгляд. Мужчина и правда как медведь. Большой, сильный. И ему также параллельно на окружающих. Даже возражает он сухо и безучастно:
— Давай это опустим.
— А ты ненароком к жене не опаздываешь? — я продолжаю брызгать ядом, гордо расправляя плечи. Я б эту сволочь еще и укусила!
— Не опаздываю. У меня все схвачено, куколка.
Как же похабно и омерзительно звучит это вульгарное «куколка». Грубо. Пошло. Дешево. Насквозь пропитано пренебрежением. А бросил-то как! Ухмыляясь, вполоборота. Фу!
— Можно тебя попросить впредь это ужасное слово ко мне не применять!
— Как скажешь, — твердит Гоша. — Домой?
— Нет, поеду всем подругам растрезвоню, какой же ты мерзавец.
— И какой? — игриво уточняет он. Ухмыляется же еще! Сволочь! Самая эгоистичная из всех эгоистичных сволочей!
— Беспросветная!
Глаза его весело сужаются. Я что-то смешное сказала?!
— Что ты там лыбишься?!
— А ты что, подглядываешь? — довольно тянет мужчина, а меня распирает. У меня мечты сломаны, а ему смешно.
Едем в молчании, Гоша сконцентрирован на дороге, а мне рыдать охота в голос. Чувствую себя использованной. И еще дешевкой.
— Гош, — произношу уже тише. Спокойнее. Пронзительнее. — Почему ты изменяешь жене?
— Многие мужья изменяют своим женам, — туманно объясняет он.
Мои родители, к примеру, очень любили друг друга. Даже спустя много лет крепкого на зависть всем брака из их отношений не уходили объятия и поцелуи, слова поддержки и одобрения, нежность и мимолетные прикосновения.
— Но многие и не изменяют, — стою я на своем.
— Я тебя сейчас провожу, завтра позвоню вечером, — переводит он тему. — Увидимся, когда ты с работы освободишься.
— Ты рассчитываешь, что я возьму трубку?
— Да, рассчитываю.
— Гош, ты что… считаешь, что мы и дальше будем видеться? Втайне от твоей жены? Прятаться?
— А чего ты от меня ждала? Тебе было хорошо, мне тоже. Все так и останется.
— То есть я должна спать с тобой, пока тебе не надоест? А ты делить постель, с кем захочется?
— Афина, ты слишком драматизируешь и забегаешь вперед. Моя жена отдельно, ты отдельно. Если хочешь, мы с тобой можем слетать отдохнуть куда-нибудь. Выходные вместе провести. Я умею распределять время. Моя недавняя женитьба никак не коснется тебя. Как и было у нас.
— Ты по любви женился? — смущаюсь я окончательно. Нельзя ведь быть таким расчетливым бабником и закоренелым эгоистом, верно? Или все-таки…
— Да.
— Странная любовь у тебя. То есть когда ты спишь с другими, это в порядке вещей?
— Это нормально, когда к кому-то вспыхивает интерес.
— Но ты одним интересом не ограничиваешься, — удивляюсь я. Полный шок. — А если она узнает?
— Я постараюсь, чтобы этого не произошло. Ну… или ей придется выбирать.
— Выбирать между чем и чем?
— Остаться или уйти. Я никого не держу.
— Потому что никого не любишь. Только себя.
— Я к тебе хорошо отношусь, Афина. Давай не станем усложнять еще больше. Я могу тебе многое предложить. Со мной тебе будет комфортно.
Я и не замечаю, как мы подъезжаем к моему дому. Стекло возле Гоши плавно опускается. Мужчина выглядывает в окно. Меня выпускать он не спешит.
— Трубку только возьми, пожалуйста, ладно? Чтобы я не беспокоился.
Без чувств я рассматриваю подголовник, ощущая, как начинаю задыхаться.
На сердце тяжесть: я сейчас уйду и больше к этому человеку не вернусь.
— Идем, я провожу.
Как бы я ни пыталась отмахнуться, Гоша суровой горой стойко идет рядом. Точнее, плывет, как грозовая туча.
Действительно доводит меня до квартиры, смирно ждет, пока я отпираю дверь. В последний момент ловит меня за талию и привлекает к себе.
— У тебя жена есть, ее и целуй, — отворачиваюсь.
Отталкиваю его и захожу домой. Ноги ватные, но я доползаю до кровати. И падаю на нее.
Через полчаса мне привозят потрясающий букет из разноцветных гипсофил.
В нем карточка с распечатанной фразой:
«Не обижайся».
Прелесть.
Мечты разбиваются больно. И самое главное, я ведь действительно влюбилась…
Вопреки моим опасениям никто не обрывает мне телефон. Не заваливает сообщениями. Не ожидает у подъезда, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Не пытается поймать меня на пороге вуза. Не старается вновь поговорить.
Мне бы радоваться, но такое месиво на душе из грязи и окурков…
Подсознательно мне хочется, чтобы все было иначе. Чтобы вышла нелепая ошибка. Чтобы брак Гоши был ненастоящий или его не было вообще. Чтобы я для этого мужчины стала особенной. А я осталась лишь одной из многих…
Я пропустила только пару звонков за несколько дней. И всего одно смс осталось без ответа: «Все еще дуешься?»
Больше от Гоши я не дождалась ничего.
Да, как дура, беспрестанно проверяю телефон лишь для того, чтобы не ответить на вызов. Но телефон молчит. А моя душа плачет.
Мама заметила, что со мной что-то не так. Она не имеет привычки лезть в душу, но мне так плохо, аж выть хочется.
— Афин. Ты меня пугаешь, — осторожно зовет мама и дотрагивается до моего плеча.
— А?
Я дергаюсь от неожиданности и задеваю чашку с клубничным морсом.
Тихо чертыхаюсь, подскакивая с места, тянусь за тряпкой. Пока вытираю розовое пятно, перед глазами плывет.
— Милая, ты уже минуты три сидишь неподвижно, уставившись в одну точку. И никак на меня не реагируешь, ты… — она осекается, когда заглядывает мне в лицо, — ты что же, плачешь?
Мамина ладонь падает на грудь, рот ее слегка приоткрывается. Она несдержанно ахает.
— Доченька. Что случилось?
— Он женат, мам, — я хлюпаю носом, стирая новые потоки слез. — Совсем недавно женился. А я так… просто…
— Девочка моя…
Мама мягко забирает тряпку, откладывая ее подальше, и крепко меня обнимает. А я, не сумев сдержаться, рыдаю ей в плечо, не произнеся больше ничего.
— Да и пусть идет, — выдает мама, как только поток моих слез иссякает, а мы усаживаемся за стол. — Ты у меня красавица. Встретишь еще достойного мужчину. А из-за этих поганцев так расстраиваться не стоит. Сердце, оно ж не железное, — наставляет мама.
Я тянусь за салфеткой, шмыгая носом. Почему так трудно принять? Почему так сложно просто переключиться? Ни о чем другом не могу думать. Учеба по боку. Работа только началась. Вот как меня угораздило?!
— Да я понимаю все, — произношу гнусавым голосом. — И все равно не понимаю! Вот как так можно?! Я же искренне! С чувствами!
— Афина. Не все в жизни выходит, как мы хотим. Ты еще легко отделалась. Хорошо хоть недолго он тебя за нос водил и тебе все быстро стало известно. Теперь можешь сама принимать решение. Выбор есть.
— Да какой уж тут выбор, — бурчу я, обиженная не пойми на кого: то ли на свою доверчивость, то ли на кобелиную натуру Георгия.
Не успеваю я договорить, как в дверь раздается звонок.
— Сиди, я посмотрю, кто пришел, — уверяет мама, вставая.
Но возвращается через минуту сконфуженная.
— Афин… там…
Я мигом вскидываюсь.
Это он! Он приехал! ЗАЧЕМ?!
Я лечу в прихожую.
— Дочка, может, не надо открывать? Или я могу сказать, что тебя нет.
— Не стоит, я выйду. На минутку.
— Уверена?
— Абсолютно.
— Ты заплаканная. Не забыла?
Эх, я и не вспоминала! Ну и ладно!
Бегло оглядываю себя в зеркале. Пойдет. Только волосы распущу, так эффектнее!
А он пусть со стороны посмотрит! Правильно мама сказала! Поганец!
Щелкаю замком, молча выхожу на лестничную площадку. Скрещиваю руки на груди. И так же молча смотрю на мужчину, опираясь о дверь спиной.
— Привет, — начинает он беспечно.
— Давай опустим лишнее. Что от меня нужно?
— Поехали прокатимся.
— О, правда? — наигранно я округляю глаза. — Тебя жена не заругает?
— Не беспокойся. Нормально у меня все. Только по тебе соскучился, Афин.
— А что ж ты на этот раз с пустыми руками? — проговариваю с каменным лицом. — Где же плешивые букеты? Слезоточивые записки? На худой конец бы пирожным каким вооружился. Да хотя бы тем, что жена вчера не доела. Я же большего не достойна. Да?
— Вау. С пирожным меня еще никогда не сравнивали.
Уголки его губ дрогнули. Он веселится? Его забавляет эта ситуация? Сволочь он, а не поганец! Натуральная лживая сволочь!
И ничем его не пробить! Не ранить! Носорог бесчувственный!
Мало ему всего этого, так он еще и злорадствует! Решил совсем меня добить:
— Надеюсь, шоколадное?
— Коричневый очень подходящий для тебя цвет, — отбиваю я.
— Афин, не нужно так драматизировать, — посмеивается, стараясь сдерживать веселье.
Какой же он, а! Отвратительный!
— Зачем явился?
— Я понимаю, что ты обижена, но мы могли бы…
— Да мне плевать, — перебиваю я. — И на тебя, и на твою новоиспеченную супругу.
— А зареванная именно поэтому? — роняет он деловитым тоном, словно вступает в рабочие переговоры, а не участвует в делах сердечных.
— Тебе-то что? Родственницу свою пожалей.
Но Георгий лишь насмешливо скалится:
— Какую?
— Ближайшую, — отрезаю я. — У тебя все?
— Так почему плакала, если тебе плевать на все?
— Порезалась! — выдаю то, что на языке вертится, и тут же морщусь. Очень неумно!
— Из-за таких пустяков слезы лить? Давай я посмотрю.
И тянется же ко мне! Сволочь! И успевает за запястье поймать. На себя дергает! Привлекает вплотную.
Вторая его ладонь ложится мне на талию и не позволяет вырваться.
Я теряюсь в собственных чувствах. И душа воспаряет, потому что он здесь, потому что касается, уговаривает.
Но тут же разбивается об отвесные скалы. Потому как мужчина этот чужой, а прикосновения его не для одной меня. Эгоист и бабник. Глаза б мои его не видели, а сердечко вскоре забудет. Точно забудет!
Ладонь моя оказывается в плену, Гоша внимательно разглядывает сначала мою правую руку, затем — левую. Я пытаюсь сопротивляться, вырываюсь, но куда мне с этой махиной справиться?! Да он весит под центнер!
Георгий молчит уже три недели. Почти месяц никак себя не проявляет.
Горькая усмешка к моему лицу приклеилась намертво. Но я ее еще немного дожму и обязательно вскоре превращу в загадочную медовую полуулыбку.
— Афин, ты идешь? — зовет меня Соня — мы с ней в одной группе уже два года изучаем английский. Сдружились. — Не спи!
— Я иду-иду.
— Давай скорее! Осталось пять минут! Сегодня же пригласили переводчиков! Так, это твоя, — утверждает Соня.
В моих руках оказывается аппетитная сосиска в тесте в пакете для завтраков.
— Вот это спасибо! — радуюсь я и открываю пакет.
— Налетай! — подгоняет меня подружка и сама соблазнительно впивается зубами в тесто. Тут же замечает с набитым ртом: — Я сегодня только позавтракать и успела!
Следую ее примеру, уже представляя этот великолепный вкус, но как только подношу сосиску к лицу, в нос ударяет ее неприлично яркий и химический аромат, а желудок совершает кульбит. Бунтует и кричит о том, что это неблагородное мучное изделие нужно немедленно убрать от меня подальше.
Я плавно опускаю руки и подозрительно уточняю:
— Сонь, а ты где их купила?
Ей нелегко ответить с набитым ртом, поэтому я просто жду.
— Да это бабушка вчера напекла! И мне сунула. Еще и потребовала для тебя взять. Поэтому угощайся. Свежак!
Я наблюдаю, как Сонька за обе щеки молотит перекус, а самой становится все хуже. Внутри меня словно горячая магма, какая-то горькая и противная. Внутри все горит — так неприятно, жуть.
Я начинаю учащенно дышать, вот бы спрятаться от этого запаха!
— Эй, Афин, ты что побледнела так, тебе от голода нехорошо? — беспокоится Соня.
Вглядывается мне в лицо, смотрит озабоченно.
Я поскорее запихиваю сосиску в сумку и застегиваю молнию.
— Все нормально! — выдаю чрезмерно веселым тоном. Так, что аж сама не верю. — Идем.
Меня пробивает испарина, внутри разливается кислота, ядом отравляет кровь и не позволяет нормально сосредоточится. Я отвратительно себя чувствую. Желудок жалобно сжимается. И дышать тяжело.
Как же не вовремя я заболела-то!
— Афин, — шепчет Соня, наклоняясь ко мне уже за столом, — ты белая вся. Как привидение. И губы фиолетовые.
К горлу подкатывает противный комок.
— Я отойду, — бросаю через плечо и скорее выскакиваю в коридор.
Несусь по лестнице вниз, забегаю в туалет. Поскорее поворачиваю кран, плещу в лицо холодной водой, стараясь отдышатся. Прикладываю ледяные пальцы ко лбу и щекам. Поднимаю на себя взгляд. Точно Сонька сказала: вся белая. Белее мела. И губы горят ярким фиолетово-розовым пятном.
Желудок успокаивается немного, и я выхожу на улицу. Немного дышу воздухом, активно снабжая легкие кислородом, и возвращаюсь в аудиторию.
Подруга ошалело косится на меня, пока я пытаюсь справиться с новым приступом тошноты.
Наконец соображаю, что долго я так не протяну, решительно поднимаюсь с места. Извиняюсь перед преподавателем и приглашенными гостями, сообщаю, что мне нездоровится и я обязательно догоню ребят. Дома. Сама же пулей вылетаю в коридор.
На улице становится легче.
Я позволяю себе прогуляться, а потом и занять краешек лавочки, пускаясь в размышления.
Да нет. Ну нет!
Не может этого быть!
Я, должно быть, просто съела что-то не то. Не то… очень не то…
В голове ведутся подсчеты. Если да, то… срок должен быть где-то…
Я решительно поднимаюсь и воинственно отгоняю от себя эти ужасные мысли!
Я не беременна! Конечно нет! Что за глупость!
Я не могу оказаться беременной! Не могу!
Но червячок сомнения беспрестанно точит и точит меня.
И спустя несколько дней, когда ситуация повторяется, я решаюсь купить тест.
— Афина, я дома, — объявляет мама с порога. — Доча! Забери сумки, пожалуйста!
У меня нет сил встать. Ноги ватные, перед глазами все плывет, а между негнущимися пальцами зажат тест.
С двумя яркими полосочками. И это уже второй.
Стук в дверь не приводит меня в чувство.
Дверь распахивается, и мама входит в ванную.
А, ну да, я даже не запиралась.
— А что случилось на этот раз? — потрясенно уточняет мама.
Я судорожно комкаю узкие полоски тестов, но как же… мама, и не заметит!
Она обреченно вглядывается в мое лицо и мягко обхватывает мой кулак. По одному раскрывает пальцы.
Тест угрожающе выглядит в маминых руках и дает ей ответы на все вопросы.
— Я так понимаю, можно поздравлять.
— Заранее не поздравляют, — сухо возражаю я и принимаюсь стирать струящие по щекам горячие слезы. — Только, пожалуйста, давай без нравоучений. Я сейчас не выдержу.
— К врачу не ходила еще?
— Только что… узнала.
— Так. Пойдем-ка.
Мама наскоро моет руки, опускает ладони мне на плечи и ведет в мою комнату.
— Я не хочу вот так рожать, мама, — сокрушенно. Скорбно. Безнадежно. По-детски необдуманно.
— Решение принимать тебе. И не сегодня. И не завтра.
Она участливо обнимает меня, а я не чувствую ничего.
Ни-че-го.
— Да какое решение? Не могу я сейчас с ребенком… да и… как? Кому его рожать?!
— Ну… об этом задумываться нужно было раньше. Сейчас имеем то что имеем.
— Так мне учиться еще. Как я одна-то?!
На эмоциях повышаю голос. Не на маму. В целом. Потому что шкварчит внутри!
— Ты не одна. Иди к своему кавалеру. Выясняйте.
— Он женат. Ему этот ребенок еще хуже, чем мне!
— Ну хотя бы поговорите.
— Не о чем.
— Афина. Что бы ты ни решила, я всегда тебя поддержу, слышишь? Я считаю, что избавляться от малыша — грех. Если небо послало тебе его, то нельзя отмахнуться и забыть!
— Но я не планировала детей!
— Ну… моя дорогая… плохо, значит, не планировала.
— Это что, теперь академ брать? А как я работать буду? Я же не смогу совмещать!
— Ты не переживай сейчас об этом. Можно обойтись и без академического отпуска. Но будет, разумеется, непросто.
Наши дни…
— Мамочка, когда ты придешь? — несется ко мне охрипший ураганчик. Я ловлю Линку и прижимаю к себе. У меня сердце содрогается оттого, как сильно она кашляет. Дочь часто болеет. Да и вообще… она постоянно хватает все, что может навредить ее здоровью: собирает все углы и косяки, повсюду лезет, падает, с ней всегда нужно быть начеку. Эта змейка везде прошмыгнет. Недавно она упала с перекладины в детском саду и нас положили в больницу под наблюдение. Гематома уже рассосалась, врачи сказали, опасности больше нет.
— Вечером, котенок, — сочувственно отвечаю я и целую малышку в лоб: температура уже не держится такая высокая, как три дня назад.
— Вечером?! — она распахивает доверчивые глазки, и они наполняются слезами. Лина очень капризная, когда болеет. — Не хочу вечером! Это долго!
Дочь не слишком хорошо ориентируется во временных рамках, и даже если я скажу, что вернусь через полчаса, то это все равно будет: «Не хочу! Слишком долго!»
— Я понимаю тебя, мое сокровище, но очень постараюсь приехать побыстрее, а ты пока поиграешь с бабушкой.
— А гулять пойдем?
Пухлая дрожащая нижняя губка с обидой оттопыривается.
— Я посмотрю по погоде.
— Ма-ама, не уходи-ии!
Вокруг моей шеи образовывается плотное кольцо: Лина крепко сжимает руки, намереваясь не отпускать меня. В этот момент ее снова пробирает кашель.
«Осталось потерпеть немного. Кашель плодотворный. Доченька скоро поправится», — уговариваю я сама себя. Перевожу взгляд на время. Ох ты ж, а! Мне скорее нужно выходить!
В этот момент приближается мама и забирает внучку к себе на руки.
— Маме пора идти, — наставляет Лину бабушка. — Мы будем ее ждать дома, а сейчас ты можешь выбрать книжку, какую хочешь почитать. Или можем сделать ежиков из мятой бумаги.
Мама отворачивает от меня юркую змейку и медленно отступает назад, посылая мне незаметный жест: машет пальцами, мол, иди-иди. Одними губами неслышно желает: «Удачи».
Сегодня мой первый рабочий день.
Устроиться получилось совсем неожиданно. Из-за частых болезней то моих, то дочери, мне пришлось попрощаться с предыдущим местом работы, к которому я и привыкнуть как следует не успела.
Здесь же выше зарплата, больше обязанностей, включен приличный соцпакет, плюс удобная дорога. Правда… мне придется немножко подтянуться.
Место завидное, за меня просили, поэтому я не могу остаться дома с моей девочкой, из-за чего чувствую себя жутко виноватой. Но и работать нужно. Одни лекарства чего стоят!
На новом месте меня встречают не то чтобы добродушно… я стараюсь справиться с учащенным дыханием и не теребить сумку.
— Афина, здравствуйте! Меня зовут Татьяна. Пройдемте, пожалуйста.
Я иду за ней по длинному извилистому коридору.
— Так. Афина… — стреляет в меня глазами женщина лет сорока, плюхается на сиденье и проглядывает какие-то записи в компьютере. Листает кожаный красный блокнот. — А вы у меня… к кому…
— Я переводчик.
Она вытягивает губы трубочкой и старательно ищет какие-то данные.
Я объясняю, какие инструкции получила недавно, и женщина решительно хватает трубку рабочего телефона.
— Алло! Даша. Ну что ты так свалила! Не оставила мне совсем никакой информации. Ко мне девушка сейчас приехала, даже пропуск не заказали, — называет мою фамилию. — Да-да, Афина! Куда мне ее? Ну я понимаю, что к переводу. Просто в кабинет отвести? А работать она как будет? Где задания? Кому ее представить? Кому звонить? Что делать-то вообще? Ага, как же! Я ему наберу, а он мне голову откусит!
Женщина возмущается еще немного, но потом уверяет, что с программистами свяжется сама и рабочее место мне организуют. А фактически передать меня некому. Сегодня «верхушка не появится».
— Вы уж извините, — обращается она ко мне, с нервным грохотом водружая трубку на место. — У нас тут небольшой переполох. Кто в отпуске, кто не на месте. А мне по вам не передали информацию.
— И что будем делать?
Оправдания мне ничуть не интересны. Меня больше напрягает, что меня некому сориентировать.
— Ладно, давайте я отведу вас в кабинет, вы там побудете одна. Скоро подойдет программист.
Два часа тянутся неимоверно медленно. Я уже созвонилась с мамой, она меня уверила, что Лине не стало хуже. Я так боюсь различных осложнений. Еще и на расстоянии. Надо вечером не забыть в аптеку заскочить, мама мне список прислала.
— Ну вот. Компьютер для вас настроили. Канцелярию я вам при-не-сла, — медленно проговаривает Татьяна, взглядом терроризируя листы блокнота. — Здесь ваш добавочный номер. Это табличка с добавочными сотрудников. К сожалению, дать вам какие-то материалы я пока не могу. Ну… зато у вас есть время адаптироваться!
Неожиданная улыбка появляется на лице Татьяны. Мы перебрасываемся парой общих фраз, и я решаю воспользоваться возможностью и осмотреться, а на обратном пути то ли не туда сворачиваю, то ли кабинет путаю, но когда опускаю ручку, дверь открывается, меня ведет следом за ней, и я со всего маха натыкаюсь носом на что-то огромное в белоснежной рубашке.
— Осторожно! — летит в меня резкое замечание, и я замираю.
Не верю!
Медленно поднимаю голову… и встречаюсь глазами с ним…
Воздух в легких закончился. Словарный запас истощился.
Пошевелиться сейчас и не мечтаю.
Да я даже моргать боюсь!
А можно мне просто как-то исчезнуть? Испариться! Вот! Это был бы идеальный выход!
Гоша без стеснения разглядывает меня. Нечитаемое выражение лица как всегда при нем, зато взгляд липкий-липкий!
Есть ли хоть малейший шанс, что он меня не узнает? Да — нет? Пожалуйста!
Я скрещиваю пальцы за спиной и в очередной раз убеждаюсь, что суеверия — это полнейшая чухня!
— Так-так-так… — издевательски бросает он мне в лицо. — Сейчас даже интересно стало. Видимо, не зря я все-таки зарулил.
Я проглатываю язвительный ответ, что и без напыщенных павлинов здесь было несколько неуютно. А теперь так и подавно.
— Ну я пойду, — заявляю с волнением и пулей вылетаю из кабинета.
— А ну стоять!
— Ой! — взвизгиваю от неожиданности.
Мужские пальцы нагло впиваются в мое нежное запястье. Этот носорог еще и следы на мне оставит!
— Как ты тут оказалась?
— Не ты, а вы! Соблюдайте субординацию! Я сотрудник компании!
Глаза его предостерегающе сужаются.
— А я кто, по-твоему? Бурундук? — звереет Гоша.
Сказала б я ему, кто он. «По-моему».
— Г… — вот! Ну вот же! Та самая идеально подходящая для него буква! — Г-Георгий Александрович… А… В-вы как… тут? — блеет подоспевшая Татьяна и нелепым беспокойным жестом поправляет невидимые очки на переносице. Очевидно, только недавно на линзы пересела. — Вы же говорили, вас не будет.
— Так говорил! Но планы поменялись. Таня! — рявкает Гоша недовольно, а меня добивает это несуразное Татьянино раболепство! Она слушает его раскрыв рот! — Скажи-ка, что у нас тут за мышки бегают?
Что-о-о?! Это он обо мне?!
У меня аж лицо вытягивается. Я перевожу гневный взгляд на мужчину. Хотя до этого старательно мысленно полировала полы.
— Мышки? — недоуменным эхом повторяет Татьяна и беспокойным взглядом шарит в поисках несуществующих мелких грызунов под ногами.
— Я бы очень настоятельно попросила… — зловеще цежу сквозь зубы, снижая громкость голоса. Расстреливаю глазами Гошу, а ему хоть бы что. Вот реально носорог непробиваемый!
— Георгий Александрович! — театрально начинает Таня. — Я же не успела сказать… в общем… а у нас наконец-то пополнение! — и с осторожностью улыбается.
— Поздравляю, Таня! — несдержанно перебивает ее Гоша. Чаша его терпения переполняется. — А она-то здесь что делает?
Возмущенно указывает на меня ладонью.
Ну теперь-то я вижу точно: узнал!
— Афина Эдуардовна — наш новый переводчик в штат.
Георгий, чтоб его, «Александрович», вылупился, как будто у меня рог на лбу вырос.
— В штат?! Какой, нафиг, переводчик?! — сокрушается он, переходя все допустимые границы. — Да она мне все протоколы завалит!
— Кто?! Я?! — роняю челюсть. А кусаться можно? А царапаться?
— Ну не я же!
— Да ты! Да вы! Ну и хамство у вас тут! А говорили — приличная компания!
— Георгий Александрович. Вы же сами вчера сказали, что вам пришлют человека… — Таня окончательно теряется.
— И что?! — бушует Гоша, в бешенстве переводя взгляд с меня на вжавшую голову в плечи Татьяну. — Только не говори, что это она! Я ее ни к одному переводу не допущу! Я ждал профессионала!
Тут забрало у меня опускается. Я, конечно, с виду мелкая и не боевая совсем, но… держите меня семеро!
— А можно подумать, тут кто-то в специализированных переводах разбирается лучше! Готова прямо сейчас устроить поединок! И посмотрим, кто из нас протоколы завалит!
Мое рисковое заявление немного охлаждает пыл Георгия. С чего он на меня так набросился?!
Две пары глаз — пылающие мои и неожиданно искристые Татьяны — впиваются в мужское лицо в беспокойном ожидании.
Гоша подозрительно оглядывает меня, недовольно прищуривается и задумчиво потирает подбородок. С ответом он не торопится.
Мимо нас снуют другие сотрудники, сдержанно здороваются с Гошей и приветливо — с Татьяной.
Я, конечно же, понимаю, что некоторые из них стали свидетелями неприятной сцены.
Печально очень: теперь могут начаться пересуды.
— Так что, Георгий Александрович, — с вызовом уточняет Татьяна. А глаза ее блестят… да неужели лукавством?! — Сражаться будете? Или побережете себя?
Она его подначивает! Ух как!
— Точно! — поддакиваю я, выше задирая нос. — Сражаться будете?
— Я с женщинами не сражаюсь, — по слогам проговаривает он и смотрит на меня так, словно я жалкая букашка, а он сейчас же собирается меня прихлопнуть.
Какая, однако, честь! Он назвал меня женщиной. А я как была, так и осталась для него пустым местом. Он даже в профессиональном плане в лицо мне не стесняется заявить, что я ни на что не способна.
— По кабинетам расходимся. И в штат, — Гоша указывает на меня рукой, но Татьяна и так все отлично понимает, — пока не оформлять.
Направляется вперед, заставляя наблюдать за его отдаляющейся спиной.
Ну рожа носорожья!
Ладно! Теперь я точно не отступлю. Мы еще посмотрим, как ты потом запоешь. Георгий Александрович!
ГЕОРГИЙ
— Ну ты даешь! — ржет Ян. — Хорошо хоть до зимы успел подъехать!
Намекает, что я долго добирался.
— Да вы без меня со скуки сдохнете, — парирую и тащусь вперед.
Меня все еще немного подкидывает от утренней встречи. Как только я в дверях увидел Афину, напоролся на подчеркнутую мимикой брезгливость и раздражение в ее глазах, во мне кровь закипела. Забулькало все внутри. Еще чуть-чуть, и пар из ушей пошел бы.
Подумал, что девчонка коридором ошиблась, может, свернула не туда, забрела по ошибке — здание-то огромное, офисов дофига и больше. Но логичная мысль, что без пропуска она не сумела бы миновать турникеты, с размаху вышибла мне мозги. И я до сих пор не могу встряхнуться.
Та самая девчонка, что послала меня на три буквы, заявив в лицо, что я полное ничтожество, теперь, нагло ухмыляясь, предложила посоревноваться с ней в знании иностранного?!
Я все еще не верю, что со мной могла произойти такая нелепость.
Финиш полный.
Кстати! Хлопаю себя по карманам. Ну ё-моё.
— Ян, — окликаю друга. — Ты иди, я телефон забыл.
Тот как раз разрывается в тачке. Я разрезаю взглядом экран: Ангелина.
— Да, — принимаю вызов.
— Привет, — сладко поет она. — А ты говорил, что у тебя сегодня выходной…
Вот и все бы ничего, но как же она не вовремя. Или?..
— Допустим. Есть предложения?
— Буду ждать тебя. Часа через два успеешь приехать?
Я мысленно прикидываю, чем закончится сегодняшний день.
— Неа. Минимум к вечеру освобожусь.
— Гош, — игривый тон испаряется, остается только недоумение в голосе, — так ты не приедешь сегодня? Я думала, мы вместе побудем. Сходим куда-нибудь.
— Ангелинка, ты же знаешь: я не обещаю, если не уверен. Но тебя услышал. Постараюсь.
Девушка сокрушенно вздыхает в трубку.
— Гош. Мы и так редко видимся. Ты вечно в разъездах.
— Постараюсь, — повторяю вновь, отгоняя от себя образ воинственной кудрявой брюнетки. Вот бестия, а!
— Ладно. Буду тебя ждать.
— Окей. На созвоне, — бросаю я в трубку и отнимаю телефон от лица.
Уже в домике догоняю Яна.
— Ты кого мне прислал, скажи на милость? Мне через три дня лететь на встречу, представлять образцы, а ты какую-то пигалицу подсунул! Я с Жмякин полечу.
— Ты про переводчицу? Расслабься. Случайно на нее напал. А как проверили — понял: наше. Она и собеседование удаленно прошла. И письменный перевод прислала, который Жмякин, между прочим, завалил. У кадровиков к ней вопросов не возникло. Пусть работает.
Ян — владелец нефтеперерабатывающего завода в Уренгое. Я его правая рука. А еще мы давние друзья.
— Что-то раньше ты так кадровыми вопросами не занимался!
— Ты тоже, — спокойно парирует Ян. — Да я и не занимался, мне Роберт звонил, спрашивал, надо — нет. Знает, что с этим делом всегда дефицит.
— Короче, я ее не приму, — отрезаю я. — Другую найду.
— Мы с ней не сработаемся, что ты зубы скалишь! — рявкаю раздраженно. С утра день не задался!
— Такими темпами нам весь коллектив распустить придется, — ржет Ян.
— Вот только не надо преувеличивать!
— Да я преуменьшаю, — не отстает Ян: лыбится, ерничает. — Ты поставь тогда задачу Жмякину. А то потом раз — и конфуз.
— Да стоит уже все. Не боись.
Именно в этот момент начинает настойчиво трещать мобилка. И чую я одним местом, что после этого разговора меня ждет сокрушительное фиаско и планы все полетят до неприличия далеко.
Жмякин! Не дай бог…
— Да, — я с утра неспокоен, но сейчас волнение достигает пика.
— Георгий Саныч… — мнется он в нерешительности, — тут… в общем… такое дело…
— Активнее изъясняйся, Дима! — подгоняю его.
— Да просто… не получится у меня полететь. Я в больницу загремел.
— Какого… — проглатываю резкий возглас и успокаиваю себя. Спустя пару секунд продолжаю уже увереннее: — Что с тобой?
— Да я в инфекционке. Заболел.
— Поздравляю, Дим, — выдыхаю обессиленно. Такое ощущение, что все летит коту под хвост. Одни заморочки последнее время. Ни просвета, ничего.
— Георгий Саныч, понимаю, что абзац полный, ну что я поделать могу, — слегка оправдывается.
Дима у нас главный по переводам. Но сейчас увольняется и в связи с переездом меняет специализацию. Какая все-таки это обширная фигня — иностранный язык. На Диму я всегда мог положиться безоговорочно. В любое время дня и ночи его мозги работают четко, как я скажу.
Вздыхаю тяжко.
— Ладно, Дим, выздоравливай, — заключаю угрюмо. Что тут еще скажешь. — Это не твои проблемы. Если надо что — набирай.
— Да вы тоже, Георгий Саныч. Я так-то на связи. Почти всегда.
Да уж. Я так понимаю, отработка его накрылась медным тазом.
Поездка через три дня. А мне свой человек нужен. Надо сообщить в кадры, что вновь все срывается…
АФИНА
Я сейчас лопну от негодования! Сожгла бы взглядом этого носорога!
Мало того что он поставил меня в неловкую ситуацию перед коллегами, с которыми я толком и познакомиться-то не успела, так еще и о командировке я узнаю вот-вот! О командировке… С НИМ!!!
И как я откажусь-то?! Или лечу, или до свидания долгожданное место!
Домой еду как в воду опущенная. Плечи поникли, а внутри пылает ярость, удушающими щупальцами впиваясь в горло.
Меня встречает визжащая от радости Линка. Запрыгивает ко мне:
— На ючки!
Я обнимаю мою малявочку. Соскучилась. Лоб теплый, жара нет. Зацеловываю ее и отдаю булочку к вечерней трапезе.
Мама, как только меня видит, мгновенно определяет, что что-то не так, и отправляет малышку за книжкой. Там Лина может копаться долго. А сама мама следует за мной в ванную, недоуменно наблюдая, как я мою руки.
— А полотенце не порвется? — уточняет, нахмурив брови, видя, как нервно я вытираю пальцы.
— Надеюсь, нет.
— Ии… что не так?
— Все не так. Весь день наперекосяк! Они переезжают из другого офиса.
— И что?
— Да ничего! — бурчу я. — Только мне поставили командировку через три дня!
Мама печалится.
— Надолго?
— В субботу обратно.
— Ну это еще терпимо…
— Там начальник самодур. Мне сегодня посчастливилось с ним пересечься.
Высказываю маме все-все! Почти… У меня накипело!
— Ты знаешь, что он сказал?! Обозвал меня мышью! При сотрудниках! А еще! Что я ему завалю все протоколы! Как будто я дурочка и ничего в работе не смыслю! И вообще он сказал меня пока не оформлять!
— Совсем тяжко, да? — сочувственно смотрит мама.
— Справлюсь, — заявляю уверенно и прохожу в комнату.
— Ты можешь не выходить сюда…
— Угу! — продолжаю брыкаться. Ух, как он меня разозлил! За весь день так и не смогла успокоиться! — И еще месяца три работу искать? И такой зарплаты лишиться?
— Доченька, ну это ведь все обсуждается, если там все так плохо… а насчет командировок же не предупреждали…
— Не предупреждали! А теперь вот, пожалуйста! Будьте любезны подготовиться, Афина Эдуардовна! «Я считала, что вам передали»… — коверкаю голос Татьяны.
— Ты подумай еще немного.
— А что тут думать, мам. Поеду. Куда я денусь.
— А летите вместе… с этими твоим… руководством? Или классы разные?
Я медленно выдыхаю воздух.
Надеюсь, сидеть хоть не рядом будем… я ж его загрызу в полете!
Решительно вышагиваю по направлению к нужному выходу.
Георгий тридцать минут назад даже обозначился: позвонил и строгим тоном уточнил, что он уже на месте, а мне не мешало бы поторопиться.
Приближаюсь… вон он. Стоит чуть поодаль от выхода, топя внимание в телефоне. Одет в спортивное. Сейчас мужчина мало похож на серьезного управляющего, скорее, отбитого спортсмена. Как только он замечает меня, глаза его цепко проезжаются по моей фигуре и небольшой дорожной сумке на плече. Сурово заглядывает мне за спину, когда я останавливаюсь рядом.
— Добрый день, — я проявляю вежливость.
— Здоровались уже. Это все? — уточняет он, скептично кивая на сумку.
— Если вы о моих вещах, то да.
— А где остальные чемоданы? — недоумевает он, и я слегка теряюсь.
Глаза мои округляются от ужаса. О боже! А вдруг я должна была что-то привезти? Взять с собой?! Ох, нет! Не может быть! Но мне ничего не сообщили!
— Эм… к-какие чемоданы? — пищу я, надеясь, что все-таки пронесет.
— Ну, вы же, девочки, вечно таскаете за собой полквартиры самых нужных вещей.
Занавес.
Он реально издевается?! Я чуть не поседела!
Стискиваю зубы до боли в скулах…
— Я здесь с другой целью. Не хлам из города в город таскать.
— У тебя будет масса возможностей это продемонстрировать. Идём.
Бизнес-классом я лечу впервые. Мягкие удобные сиденья поднимают настроение. Жаль, конечно, нам с Георгием не досталось одиночных кресел, но это терпимо.
Как только мы взлетаем, я копаюсь в фильмотеке, нахожу любопытное кино.
— То есть ты сейчас реально в монитор вперишься?
Я аж подавилась! Да будь он неладен!
— А что не так, Георгий Александрович?
— Ты б документы полистала. Посмотрела вообще… что-нибудь, — заявляет он, словно я беспечная девочка. Носом ткнуть всегда приятно, да?
— Те материалы, которые я раздобыла, уже прочитала.
— И?
— И все в порядке.
— Ты давно в нефтянке-то?!
Нет, конечно, газонефтяная направленность для меня не является новой, но и назвать себя опытным лингвистом этого сектора я не могу. Чтобы не ударить в грязь лицом и все же получить заветное место, мне пришлось в ускоренном порядке проходить курсы узкоспециализированных переводов.
— Или ты со словарем собираешься переводить?
Да сколько ж можно докапываться?!
— К дополнительной справочной литературе всегда прибегают даже специалисты с внушительным опытом. В этом нет ничего зазорного.
Он бьет себя по лбу.
— Афин, — впервые за долгое время он обращается ко мне не безликим «ты», а по имени. — Мы не можем профукать эти переговоры.
— Все будет идеально, Георгий Александрович, — отрезаю я и тянусь к наушникам.
— Что ты делаешь?
Он настойчиво отбирает у меня гарнитуру и сует в руки какие-то бумаги.
— Можешь доставать свои справочники. Ознакомься.
По его требованию я разбираю несколько пунктов договора. Он недоволен, заявляет, что их нужно переписать. Диктует свои данные.
Работать начинаем уже в полете.
А я-то наивная! Думала, фильм посмотрю. Прервались мы только на обед. Точнее, на ужин. И продолжили вплоть до начала посадки.
Пока добирались до гостиницы, собрали все пробки. Как же утомительно. Еще и этот… сидит рядом, жужжит. Мобильный у него не замолкает, Георгий постоянно на связи, успевает и по телефону говорить, и в ноутбуке по клавишам щелкать.
В итоге в гостиницу приезжаю выжатая как лимон. А я надеялась, сегодня еще успею прогуляться по городу. Мне бы доползти до душа...
Мы регистрируемся и поднимаемся на свой этаж.
Возле одного из номеров Георгий тормозит, проводя картой по магнитному замку. Толкает дверь, едва не задев меня.
— Проходи.
А сам нетерпеливо мнется за моей спиной.
— А вы?
— Я тоже прохожу.
— В каком смысле?
— Номер у нас общий. Все остальные заняты, — поясняет он деловито, а мне на глаза попадается огромная двуспальная кровать. — Вперед, — командует.
Минуточку! Как это общий?!
В душе поднимается буря. Если глаза мои еще не мечут молнии, то это ненадолго. И сдерживаться с каждой секундой становится все сложнее.
Я бросаю последний скептичный взгляд на кровать и, даже не переступая порога, круто разворачиваюсь. Не обращая внимания на то, как медленно гаснет насмешливая улыбка на лице дражайшего руководства, молча устремляюсь вперед.
Где-то секунд через десять подтягивается Георгий Александрович. Идем нога в ногу.
— Ты куда? — с издевкой уточняет этот носорог. Весело ему!
— На ресепшен, конечно, — роняю раздраженно. — И еще звонить в кадры.
— Зачем?
Я замираю, возмущенная донельзя.
— Сниму другой номер за свои деньги. Где я буду жить одна. Как и положено. А лучше в другой гостинице. А еще я позвоню в кадры. Мне срочно необходимо устроить грандиозный скандал по случаю вопиющей небрежности. Так что в единственно-свободном номере вы можете оставаться сами.
Опешившее выражение лица Георгия вызывает волну такого сильного негодования, что я поджимаю губы. Могу еще ненароком что-то высказать.
Отмираю и иду дальше.
— Афина, постой!
Он обхватывает мою руку и дергает на себя. Я пытаюсь стряхнуть с себя его конечность и отодвинуться на приемлемое расстояние. И выходит даже. Но лишь после того, как меня сносит убойным признанием:
— Не стоит никуда звонить. Я пошутил.
Мое возмущение достигает пика. Хочется проораться на него за то, что он такой удивительный му… мужчина!
— Да не надо так на меня смотреть. Я хотел разрядить обстановку. Твой номер еще не готов. Там у них накладки какие-то.
— А почему бы нормально не объяснить?! Вы же сказали, сами все решите!
— Да ты ж сама принимать номер будешь. Думал, ты в курсе. Вот я и решил, что ты…
Не стесняясь, я щелкаю себя по лбу. Просто слов нет! Усталость и то, что первый раз в командировке, — не оправдание. Но… откуда я все это знаю! Он же уверенно так заявил! Что разберется!
Утренние переговоры для меня оказались жутко тяжелыми. Головная боль с утра не отпускает, хотя я старалась от нее избавиться как могла. Вид у меня, соответственно, так себе. Такое чувство, что еще немного, и небо рухнет мне на голову. И отлежаться никак.
Лина сегодня проснулась очень рано и с разрешения бабушки слала мне голосовые сообщения в переписку. К своему стыду, я не прослушала и половины: безуспешно пыталась привести себя в порядок, хотя по времени все было рассчитано идеально.
На переговорах я внимательно слушала специалиста-техника: он плохо знает наш язык, поэтому часто пояснения давал на английском, я подхватывала и переводила его слова Георгию Александровичу и наоборот. Мужчины уже обсудили тонкости производственных циклов — каталитического крекинга и риформинга. А сейчас Георгий очень недоволен из-за выявленной повышенной кислотности топлива, которая представляет большую опасность для дизельных двигателей.
В принципе в грязь лицом я не ударила, а руководитель после бурного обсуждения идет мрачнее тучи.
— Как голова? — уточняет он вдруг.
— Лучше. Какие на сегодня планы?
— Сейчас быстро обедаем, параллельно я расскажу схему завтрашнего дня. Дальше я еду на завод. Ты работаешь над документами. Вечером еще одна встреча. Посмотрим, или я за тобой приеду, или ты подъедешь на такси.
— Хорошо. Я могу пообедать одна, чтобы никого не задерживать. И у себя начну переводы.
— Нет, не можешь. Я не собираюсь озираться на твои старые обиды. У меня нет на это времени. Поэтому обедать идешь со мной.
Я едва успеваю закрыть рот, подхватив отваливающуюся челюсть! Это… удивительно!
— Не отставай!
Вот командир нашелся!
Еле-еле за ним поспеваю, со скрипом проглатываю возмущение и как бы между прочим роняю:
— Странно слышать о каких-то обидах от человека, который, только завидев меня, отказался со мной работать, даже не разобравшись.
Георгий резко тормозит и разворачивается, и я-таки «удачно» впечатываюсь ему в грудь!
— Ай! — потираю ушибленный нос, не успевая отодвинуться. А грозовая туча уже нависла надо мной.
— И в чем же я был так неправ?
Двусмысленность его слов заставляет меня поджать губы.
— А в чем же прав? Не похоже только на рабочие заморочки.
— Да исключительно!
— В таком случае вы убедились, что со своими обязанностями я справляюсь! А если что-то и было в прошлом, мы оба уже обо всем благополучно забыли! И теперь можем спокойно работать в пределах одного предприятия!
Он взбешенно хватает меня за руку и тащит за собой. Если до этого я и так не успевала, то теперь и подавно.
— Отпустите, мне больно! — возмущаюсь в сердцах.
Что против этого носорога сделать?! Он упрямо ведет меня в сторону местного ресторана.
— Вы оглохли?! У меня уже рука опухла!
Он все тащит и тащит меня вперед, а на моей руке, кажется, взаправду останутся синяки, неужели он не чувствует свою силу? Я, по сравнению с ним, мелкая букашка…
— Георгий Александрович, ну пожалуйста, ну мне же больно! — пускаюсь до уговоров, чувствуя себя той самой бесправной мышкой. — Гоша!!! — не сдерживаюсь я, а пальцы его смыкаются еще сильнее. — За что ты мне руку хочешь сломать?! Я тебе ничего не сделала!
Только сейчас, круто обернувшись, он отпускает меня, будто обжегся. Смотрит с такой злостью и негодованием, что я совершенно теряюсь.
Разъяренный взгляд, искры мелькают в зрачках.
— Все-таки помнишь, оказывается, как меня зовут!
— Естественно. Мне Татьяна сразу и напомнила, — зверею я, потирая ноющее запястье. Чтоб у него клешни отвалились! Садист! — Так что все в рабочих рамках!
— В таком случае чтобы я больше не слышал, что ты отказываешься со мной обедать! Или ужинать! Или завтракать!
Гнев громыхает раскатами грома в его голосе.
— Я просто хотела сэкономить время!
— Когда я скажу, тогда и сэкономишь! А если со мной не устраивает, можешь собирать манатки и проваливать отсюда, ясно?!
— Мне вообще фиолетово, с тобой или нет, ясно?
Вновь допущенная оплошность заставляет осечься. Меня выбивает из колеи его необъяснимая злость. Вот что он бесится?!
— Да брось. Ты хочешь побыстрее избавиться от моего общества. Мне плевать на это, но так явно демонстрировать свое отвращение я тебе запрещаю! И только попробуй еще хоть раз скривиться, глядя на меня!
Георгий полыхает раздражением и вновь устремляется вперед, роняя разъяренное:
— Идем!
Проходим в ресторан, занимаем столик.
Под мимолетными остервенелыми взглядами биг-босса я дохожу до точки кипения. Еще немного, и я лично отниму у официанта поднос и обрушу его на всклокоченную макушку дражайшего руководства!
Георгий строго перечисляет блюда, которые выбрал, затем наступает мой черед скромно сделать заказ. И все вроде бы терпимо, но…
— Уважаемый! — ядовито шипит Георгий в сторону официанта. — Вас как-то особенно привлекает декольте моей спутницы?
Я теряю дар речи, взгляд сам собой косится на вырез блузки. Все, вообще-то, чинно-благородно!
— Эм… — захлебывается сожалением застигнутый врасплох парнишка, виновато отводя взгляд. — Я… я… ну что вы… просто задумался! Извините!
— Лучше несите наш заказ, вместо того чтобы посетителей разглядывать… — предупредительно понижает голос Георгий, и под его взбешенным взором парень ретируется. — А ты могла бы одеться и поскромнее! — достается мне на орехи.
— Да что не так?! — окончательно теряю я самообладание. Ну все же более чем скромно!
— Да твою задницу в этой юбке взглядом обмусолил каждый кобель в зале! И пуговицу застегни!
— Это обычная юбка! Ниже колена! А пуговиц у тебя самого и то больше расстегнуто!
Да что б тебя, а!!! Ну почему, почему?! Просто на «вы»! Что в этом сложного?! Но нет же, вновь не сдержалась!! Вывел!
— Но мне туда никто не смотрит!
— Ваши салаты… — с осторожностью разбавляет нашу вспыхнувшую перепалку вернувшийся официант. Георгий с негодованием кивает и тянется за вилкой.
«Ага! Разбежалась! Ко мне…» — думаю я про себя, наскоро промывая волосы и смывая с себя неприличный запах.
Колдую над прической как могу быстро — хорошо, фен прихватила!
Перепачканная одежда валяется комком на полу ванной комнаты.
Волосы оставляю влажными: полностью высушить все равно не успею. Так! Одеваться!
Блузка! Скорее пальцами перебираю пуговицы. Суета давит на меня, не могу успокоиться.
Юбку! Давай-давай-давай! Ну! Что там с замком?! Заело, что ли?! А ну вперед! Под-да-вай-ся же! Ну!
Резкий рывок, и…
— Ааа, ты что, сломался?! — вырывается у меня в панике. Кому расскажи, что я с замком разговариваю, пальцем у виска покрутит!
Долбанный замок! Вот паршивец!
Нервно разглядываю молнию и пытаюсь сделать хоть что-то. Что за невезуха?!
Ну все! Деловой одежды у меня больше нет! Только та, в которой я прилетела. Кааапеееец!
Внезапно раздается суровый стук в дверь.
Даже спрашивать не нужно, и так знаю, кто тарабанит.
— Афина, ты готова? — раздается грозное. Эх, была не была! Опускаю ручку…
— У меня проблема!
— Что там?
— Вот…
Красноречиво указываю на свою неловкость. И на себя в неподходящей одежде.
— Я же просил строгий костюм…
Без слов сую ему в руки испорченную юбку. Дергаю бровью от возмущения и досады. Руки складываю на груди.
— Так, поехали, разберемся. Эээ… стой! А что с головой?
Он с пренебрежением дотрагивается до кончиков моих волос. Растягивает непослушный локон.
— Высохнут!
— То есть? Ты заболеешь, а я тут сам расхлебывать?!
— Как можно быть таким тяжелым человеком, а? — скромно бормочу себе под нос и грозно указываю Георгию на выход. — В магазин заедем, я быстро сориентируюсь.
ГЕОРГИЙ
И снова никак не унять бурю в душе. Один взгляд на нее — и все, душевный взрыв. Откуда-то приходят злость и нервозность. А сейчас она еще и с мокрой головой вышла! Где ж таких делают?!
Заезжаем в магазин. Времени у нас еще предостаточно, я всегда стараюсь делать все заранее. Афина торопливо выбирает строгую черную юбку, продавец-консультант одобрительно кивает, засыпая нас еще кучей предложений.
Афина строго отказывается.
— Давай! — наглею я, просовывая лапу за шторку. Старательно пытаюсь не подглядывать, но кусок откровенной картины все же выхватываю. Задерживаюсь взглядом. Естество напрягается.
Афина шипит на меня, в бешенстве ударяя по ладони, и отталкивает мою руку.
— Давай, говорю, я на кассе пробью и тебе принесу, оденешься.
Быстрым движением она подает мне изделие.
Без зазрения совести расплачиваюсь, тащу юбку обратно в кабинку.
Через две минуты показывается воительница с горящим взором. Ей бы саблю — она б мне точно голову снесла. Чертовка. Как и раньше… яркая. Независимая. Настоящая.
Едем дальше.
— По поводу вечера. Встречаем важного человека. От него зависит совместный экспериментальный проект. Если мы договоримся, на нашей территории начнутся разработки с участием их специалистов. Очень важно, чтобы все срослось. Афин…
— Мм?
— Сегодня мне нужен профессионал, ни на какие предложения — а они будут — не реагировать. Не подставлять меня.
Она резко дергается, прищурившись глядит в мою сторону, а я в который раз радуюсь, что у нее сабли нет:
— Вы за кого меня, вообще, принимаете?!
— Я все сказал. Сегодня нужно не ударить в грязь лицом. Переводить все очень внимательно.
АФИНА
— Вам не кажется, что логичнее было бы сегодня отвезти их в гостиницу, а завтра уж полноценно отдаться работе?
Вот что он за человек?! Вечно у него все перевернуто с ног на голову!
Но на мой осторожный шепот Георгий не реагирует никак. Он спокойно выдерживает добродушный взгляд Джона Эферсона — сутулого седовласого мужчины в старомодном сером полосатом костюме. Эферсон главный в команде из трех прибывших мужчин с цепкими проницательными взорами.
Когда иностранцы тихонько начинают переговариваться, ослабляя свое внимание, Георгий едва заметно морщится и наклоняется ко мне:
— Если бы я так сделал, они бы с интересом осмотрели здесь все, а после — отказали. Для них важна производительность. И прямо сейчас мы демонстрируем, что каждую минуту рабочего времени используем по назначению с максимальной эффективностью.
Георгий снова выпрямляется, в терпеливом ожидании заводит сложенные в замок руки за спину.
Ладно. Беру свои слова назад.
В беседе мужчины затрагивают разные вопросы — от погоды до производственных мощностей. Часа два уходит у нас на экскурсию, и я, право слово, поражена тем, насколько Георгий знаток своего дела. Я привыкла относиться к нему как к абсолютнейшему раздолбаю и прохвосту. Да я привыкла вообще никак к нему не относиться! А тут… гости смотрят на него с уважением, внимательно ловят каждое его слово. У них, кстати, свой переводчик. Так и работаем…
— Сейчас в ресторан. Едем как ехали. Ты со мной, они — на второй машине.
И все вроде бы ничего, и переговоры проходят вполне себе успешно. Но в ресторане после сытного ужина их переводчик вальяжно ко мне подсаживается, демонстрируя шикарные познания нашего языка.
— Я раньше никогда не бывал у вас на севере. Больше в столице, в крупных гостеприимных городах.
— Я здесь тоже впервые.
— Нравится?
— Не было времени осмотреться. Работа… — пожимаю плечами, а сама внутренне содрогаюсь. Этот лисий взгляд короля жизни…Отшить бы, но мягко и красиво. Чтоб без претензий.
— А может, прогуляемся, как все разойдутся? Поболтаем. Составите компанию?
Вот зачем эти шашни в такой ответственный момент?! Мужики, а!
— Простите, уверена, что вы потрясающий собеседник, — смягчаю отказ как могу, — но у меня расписание. Пока не до прогулок…
ГЕОРГИЙ
Я же просил! Ну просил же по-человечески! Сидит обтекает под взглядом это хлыща! Хоть бы отодвинулась от него! И, главное, все вокруг это видят!
Афина наконец ловит мой разъяренный взгляд и непонимающе вскидывает брови. Отлично! Она еще и сути невысказанных претензий не схватывает!
Кивком указываю ей на выход, и когда она молчаливо переспрашивает, пальцами изображая бегущего человечка, я недовольно киваю.
— Что-то не так? — дивится она, видя мою красную от возмущения рожу.
— Ты можешь просто ответить ему «нет»? — закипаю внутри, но снаружи пока держусь прилично.
— Я и ответила.
— То есть ты не отрицаешь, что он клинья подбивает?
— Мы договорились с вами не упасть в грязь лицом. Ваш моральный облик остался чистым. Не волнуйтесь.
— Хоть это радует.
— Зато мой — нет.
— В каком плане?
— Он уверен, что я ему отказала, потому как мой вечер занят вами. Открыто сказал об этом.
— А ты что?
— Отрицала, естественно.
— Зря. Надо было подтвердить.
— Зачем?! — она распахивает глаза.
— Он бы отстал сразу.
— Это вы называете высокоморальным обликом?!
— Ладно-ладно, не шуми. Но при случае можешь пользоваться, мне не жалко.
— Какая неслыханная щедрость! Вы меня в штат когда оформите?
— Тебя когда в номер отправить?
— Как можно быстрее.
— Хорошо. Потерпи еще минут пятнадцать, и я всех раскидаю по норам.
Как я и обещал, через четверть часа иностранные делегаты, довольные и уставшие, уже мчались в гостиницу.
Измученную Афину я отправил на такси, радуясь, что все прошло по плану. Почти по плану. Не считая инцидента с пролитым пойлом.
Ну все. Пока можно вздохнуть полной грудью и наконец-то почувствовать вечернюю прохладу.
Только я об этом думаю, как мне приходит смс из банка. Она перевела деньги! С припиской: «Спасибо, что выручили».
То, что Афина теперь обращается ко мне на «вы», реально вымораживает. Как нескончаемая подколка. Но с другой стороны, так ведь и должно быть… Это логично.
Я все ж перезваниваю, трубку она берет не сразу. И как только слышу ответ, накидываюсь мгновенно:
— Не понял, что за деньги?
— За юбку. Спасибо, что выручили. Я была очень расстроена и не собрана. Забыла сразу вернуть.
— За юбку?! Ты серьезно сейчас?!
Ну офигеваю реально!
— Абсолютно.
— Забери деньги и не стыди меня.
— Ни в коем случае! Вы не должны за меня платить, я сама виновата!
Я, естественно, отдаю себе отчет, что с любым другим подчиненным не вел бы себя столь раскованно и фамильярно. Но Афина для меня не любой подчиненный… пора бы уже это признать. И сегодняшнее испытание она прошла вполне себе достойно.
— Афина, — снисходительно заключаю, — я многое могу себе позволить, в том числе и это. Все. Спать ложись. Завтра утром разбужу тебя.
— Но…
— Спаа-ать.
Отключаюсь и кидаю бабки обратно. Зачем-то еще округляю в большую сторону.
Не объяснить этого, но я жду хоть какого-то ответа. Хоть чего-то, отвлеченного от работы. Замшелого «спасибо». Или «ок».
Но ничего, конечно, не дожидаюсь.
Когда экран телефона озаряется внутренней подсветкой, я втайне надеюсь, что это она, торопливо бросаюсь ответить.
Но… 8HzanE1B
Кристина.
Да ё..!
Разочарованно сбрасываю вызов и усаживаюсь в машину.
Ну действительно. С чего бы она мне позвонила?
АФИНА
Еще один день промчался, я даже моргнуть не успела.
Гоша вновь ходит смурной: собран, сосредоточен, в своих мыслях. Но ко мне уже не столь рьяно придирается.
Я очень жду, когда мы наконец вернемся и я увижу свою малышку. Мама говорит, что Лина уже скоро пойдет на поправку: пик болезни прошел.
Созваниваться особо некогда, сама себе я становлюсь предоставлена только к глубокому вечеру. Несколько раз сегодня звонила Соня — мы до сих пор дружим и стараемся если не видеться, то хотя бы созваниваться чаще. В этот раз ее вызовы пришлось проигнорировать, лишь торопливо черкануть в извинительной смс, что я в командировке и у меня время расписано по минутам.
Но теперь… выдыхаю. Все.
— Ну что, — ловлю совсем рядом расслабленное уточнение. Георгий, отнимая телефон от лица, разваливается на заднем сиденье, поворачивает голову в мою сторону. — Как впечатления от поездки?
— Было очень познавательно.
— Не надумаешь сбежать? А то мне понадобится время на поиски нового переводчика.
Нахальная улыбка уже не производит на меня такого глубокого впечатления, как раньше.
— Можете со спокойным сердцем тратить свое время на нечто более значимое.
На пару секунд цепляю вежливую улыбку на все случаи жизни и отворачиваюсь к окну.
— Договорились. Вернемся — подпишешь документы о вступлении в должность.
— Подпишу, — соглашаюсь с царственным спокойствием, а у самой взрыв внутри!
— На сегодня все. Завтра пришлю за тобой машину, чтоб до аэропорта сама не добиралась. Я задержусь тут еще ненадолго. День тебе на прийти в себя. Послезавтра выходишь. Вопросы?
— Все ясно.
— Отлично. Кстати, — как бы между делом бросает он. — Здесь довольно красиво. И климат в это время года приятный. Я вечером планирую прогуляться. Если хочешь взглянуть на достопримечательности — присоединяйся.
Тихий вздох тонет в неуемном потрясении. Я заставляю себя прикрыть рот.
— Нет. Мне нужно собираться. Но спасибо за приглашение.
— Да успеешь еще. Заодно и поужинаем. Отметим успешные переговоры.
— Простите, Георгий Александрович. Я не отмечать приехала. У меня еще куча дел.
— Понимаю, — ни чуточки не расстраивается он. — Тогда на созвоне. Машина завтра с меня.
— Мне комфортно и на такси…
Но руководитель непреклонен:
— Нет, поедешь с Виталием.
Он кивает на водителя, и вскоре мы подъезжаем к гостинице.
Когда выхожу из машины, я неосмотрительно роняю взгляд на его руку. Он так и не носит кольцо. Все неудобно ему…
***
— Георгий Александрович, вызывали?
— Заходи, Афин.
Мне показалось, или он и правда задержался взглядом на моих ногах?
Немного скованно прохожу в кабинет руководителя и сразу прячу коленки под стол. И руки туда же. Почему-то трясутся. Волнуюсь.
— Как дела? — осведомляется Георгий Александрович, копошась в компьютере.
— Прекрасно.
— И у меня прекрасно, — роняет он задумчиво. Ищет что-то, читает с экрана. С моего места не видно.
Смешной такой. Как будто мне дело есть до того, как у него там...
— Рада слышать.
— А я рад, что нам ответили с Ассоциации производителей топлива и нефтехимической продукции. Садись сюда. Переведи письмо.
Он подвигает соседний стул, пригласительным жестом указывая рядом с собой.
Я игнорирую и вместо этого приближаюсь так, чтобы был виден экран.
По мере чтения начинаю улыбаться. Это письмо от Джона Эферсона. Он сообщает, что был бесконечно рад побывать гостем на заводе, которым так грамотно управляет мистер Георгий Сац, и еще более рад начать сотрудничество. Отмечает высокий профессионализм всей нашей команды. Господин Эферсон с нетерпением ждет ответа и дальнейших предложений.
— Йес! Просто отлично!
— Поздравляю, — приподнимаю уголки губ. — Письменный перевод нужен?
— Да, обязательно.
— Вы могли бы сразу прислать мне его на почту.
— Мне не терпелось поскорее. Ты во сколько обед? — с улыбкой от уха до уха интересуется руководитель.
— Да собственно… во сколько… и все.
— Тогда погнали в кафе. Обсудим и время сэкономим.
— Давайте я после обеда вам позвоню, и мы переговорим. Я не планировала…
— Это не приглашение. Марш собираться.
— Но…
— Без разговоров, Афина!
Мне жуть как не хочется, но… идти приходится.
Без разговоров так без разговоров. И все вроде бы ничего, да только на выходе из здания мы сталкиваемся с брюнеткой, которая клещами вцепляется в управляющего.
— Гоша! Привет, мой дорогой!
Она бросается на него с объятиями, целует в щеку. Фамильярность какая!
— Не понял. А ты чего здесь? — роняет он челюсть и на девушку смотрит волком, хоть и приобнимает немного, тут же отстраняясь.
— Так мы ж договаривались, — светится она. И тут взгляд ее перемещается на меня. Меркнет. — Здравствуйте. А… вы куда-то уходите?
Подозрение в ее голосе вызывает усмешку.
— Как видишь. Мы идем работать.
— Из офиса? Я думала, обычно работают там.
— Кристин, мы в кафе. Мое время не резиновое. Афине тоже пришлось отложить дела.
— Хм… Афине… ну и что будем делать? Я ведь уже приехала!
Кольца нет и у нее. Любовница. Несомненно. Гоша держит марку. И на работе гулять не боится.
— Так, ладно. Планы меняются. Афин, ты сама на обед. Я позвоню позже.
Кажется, девушка сейчас слюной захлебнется. Еще бы! Такой вот мужской экземпляр далеко от себя отпускать нельзя. Ни одной юбки не пропустит.
— Как скажете, Георгий Александрович.
Разворачиваюсь и ухожу. И мне вообще наплевать, сколько у него этих Кристин.
ГЕОРГИЙ
Даже разочарованно посмотреть Афине вслед не успеваю: Кристина берет меня за руку, осторожно, но планомерно перетягивая мое внимание.
Знает же, что я терпеть эти девичьи сопли не могу.
Отнимаю руку.
— Ну и зачем приехала? — вяло потираю я глаза: устали от экрана. Мне нужно больше времени проводить вне работы, не вперившись в монитор или телефон.
— Хотела сделать сюрприз.
— Сделала, — недовольно киваю я. Совсем не вовремя она явилась.
— Гош. Ты когда начнешь смотреть вокруг?
— Солнце, асфальт, бордюры, шлагбаум. Я и так все вижу.
— Я не об этом же, ну!
— А о чем?
— О том, что пора замечать главное. Кроме твоей работы есть много чего еще. Посмотри внимательно.
Я едва сдерживаю порыв обернуться к выходу. Афина точно ушла? И нет, мне не все равно, очень бы не хотелось, чтобы она видела меня с Кристиной. Это сложно объективно себе растолковать, но как есть.
Сую руки в карманы. Начинаю горячиться.
— Я обедать шел. Ты планировала составить мне компанию?
— Я бы с радостью.
А я вот что-то не очень… но вместо этого выдавливаю короткое:
— Тогда пошли.
— Гош, — Кристина дипломатично влезает не в свое дело, настороженно ожидая ответа. С места не двигается. — А эта девочка… новенькая? Я от тебя про нее никогда не слышала.
Если положить руку на сердце, мне жаль каждую секунду ускользающего времени. Но от Кристины вот так просто отмахнуться тоже не могу.
— Да. Теперь мы можем идти?
— Конечно. А вы… вы часто ходите вместе на обед?
— Кристин, это допрос?
— Нет. Но я не могу не поинтересоваться. Прекрасно осведомлена о том, как проходит твой обед. Либо у компьютера быстрый перекус, либо с нужными людьми переговоры, где еда занимает не первое и даже не второе место по необходимости. А сейчас… с сотрудницей?
Что мне на это ответить? Она права на все сто.
— Мне есть что с ней обсудить. На этом все?
— Ладно, не заводись, пойдем.
С Кристиной мы вместе около года. Она сильная. Разумная. Правильная. Умеет сглаживать острые углы. Очень мало моментов было, когда эта независимая женщина меня раздражала. Но сейчас — именно такой.
В ресторан мы приезжаем быстро. С заказом тоже не медлим.
— Гоша, — начинает Кристина, когда официант оставляет нас наедине. — Ты последнее время вечно на взводе. Устал. Возьми ты отпуск. Неделя-полторы. Ничего с заводом не случится. Ян тебя подстрахует.
— В его обязанности это не входит.
— В твои тоже много чего не входит, но ты…
— Кристин, — обрываю ее резко. С нажимом. — Я разберусь.
Она поджимает губы. Недовольна.
— Так нельзя.
— У всех своя работа.
— Гош, — продолжает она уже мягче, накрывая ладонью мои сцепленные в замок пальцы, — может быть, работы в твоей жизни потому и много, что чему-то другому в ней попросту не хватает места?
— На что ты намекаешь?
Открыто она не скажет. Она знает, что я ее не держу. Она знает, что я никого не держу. Единственная женщина в моей жизни, которую я пытался заставить хоть немного задержаться, в конечном итоге ушла. Теперь я пасс. Далось оно мне все.
— Давай ты возьмешь выходные. Нормальные. Полноценные. Съездим куда-нибудь.
— Нет.
Тяжкий вздох раздражает меня еще больше.
— Почему?
— Давай каждый из нас сам будет решать, когда ему брать выходные и как их проводить. Я же тебя не уговариваю. Не настаиваю.
Эта дистанция нужна нам обоим.
— А я бы не расстроилась…
Мой подозрительный взгляд цепко хватается за яркую надежду на благородном лице. Неужели? Теперь эта дистанция нужна только мне?
— Когда мы познакомились, ты поставила условие. Никаких обязательств. Никаких чувств. Не лезем друг в другу в душу. Соблюдаю я. Соблюдай и ты.
— Ты не чужой мне человек, чтобы бесконечно смотреть, как ты закапываешься работой и света белого не видишь. Рано или поздно это на тебе скажется.
— Я привык решать проблемы по мере их поступления.
— Ты даже сейчас нервный.
Возможно. Потому как я рассчитывал не с Кристиной вести светскую беседу.
— Что поделать.
— Тебе не нравится, что я здесь?
— Ты знаешь ответ.
Заказанные блюда приносят как нельзя вовремя. У Кристины есть шанс съехать с неприятной для нее темы, а я вполне могу предоставить ей такую возможность.
Эта женщина потрясающая. До кончиков ногтей. Эффектная, привлекающая внимание. Рациональная и вдумчивая. Она сама себя сделала. Но Кристина слишком… привыкла командовать. Делает это искусно, только в последнее время слишком уж упорствует. И меня это раздражает. Ее в моей жизни становится слишком много, а я предпочитаю умеренность.
На телефон приходит оповещение с почты. От Афины! Ух. Она уже сбросила мне перевод. А вроде должна была идти обедать.
Сложно себе признаться, но я ищу встречи с ней. Звонок, письмо. Любая возможность контактировать. Использую что угодно. Она же, как назло, абсолютно все встречает с лютым спокойствием.
А что? Я разве надеялся, что будет как-то иначе? Что она жалела? Что не забыла? Да чушь же собачья!
И я забыл. Совершенно.
И то, какая она очаровательная. И волосы ее, так откровенно путающиеся в кулаке, и испепеляющий взгляд. Глаза бездонные. Искренние. Чистые. Доверчивость и наивность. И то самое ощущение, когда хочется все ради нее.
Да забыл давно уже!
И слова ее, те самые, что жалят похлеще колючей проволоки. Про пустышку. Эгоиста. Про то, что она ошиблась во мне. Про то, что разглядела нечто большее, чем есть на самом деле. Все это я уже забыл.
Только имя ее отчего-то въелось в подкорку, запомнилось. Обожгло в свое время так, что заживало долго. И даже до сих пор острым разочарованием как-то немного царапает. А остальное — нет. Да и что там за месяц запомнить можно? Колдовские глаза черные, как у колдуньи? Как смотрела с нежностью? Отрезвление зыбкое? Губы податливые, на которых имя мое дрожит? Талию осиную? Запястья тонкие? И хрупкая вся такая, маленькая. Прижать так к себе хотелось покрепче, а раздавить страшно было. Моя ручища — как ее голова.
АФИНА
Пытаюсь привстать и выпрыгнуть из багажника, но неудобно. Болит колено, ступня, копчик. А локоть ноет так, словно я кость раздробила.
Устремляю буравящий взгляд на дражайшее начальство.
Как я этого кобелину не прибить умудрилась — сама не знаю. Но все ж молчу, с гордостью ожидая, когда прекратится их хиленькая перебранка.
В сторону роскошной дамы и не гляжу. Как представлю, что это она… жена его… внутри тесно становится. Это ее он, выходит, любит так, что аж обсуждать отказывался.
В общем, делаю хорошую мину при плохой игре, затихаю, полируя дно идеально чистого багажника, и вскоре дожидаюсь главного: недовольная женщина, надменно вздернув подборок, отправляется прочь.
Хоть ничего предосудительного я и не сделала, но мне становится жутко неуютно: я спала с ее мужем, пусть и не знала о его семейном статусе, теперь воспитываю его дочь. Очень хочется съежиться и сгинуть с их глаз долой, а не быть свидетелем очередной ссоры. И тут раздается печальное:
— Извини.
Я подмечаю протянутую ладонь. Широкая. И пальцы крепкие и красивые. Мдэээ… сколько женщин перебывало в его сильных руках. Хотя мне-то какая разница? Никакой, просто обидно оказаться одной из многих. Всегда хочется стать единственной. Той самой. А не вот этот… зверинец.
Я молчу, Гоша помогает мне подняться. На секунду, всего на одно короткое красочное мгновение, когда он дул на мое колено, мне показалось, будто в светлых глазах мелькнуло что-то необъяснимо трепетное и нежное.
Он позволяет мне встать на ноги, подмечает, что я морщусь.
— Очень болит?
— Со мной все в порядке.
Не успеваю дотянуться до туфли, как Гоша опережает меня. Садится на корточки, подставляя плечо, чтобы я могла опереться, и сам надевает на меня обувь.
Это так странно. Это не просто странно, а поразительно!
Он выпрямляется, вновь нависая надо мной. Зачем он это делает? Не получается увидеть ответ в его глазах.
И вдруг… отчаянная мысль стучится… а он не мог о Линке узнать? Мало ли, в анкете я указывала сведения о дочери, возраст…
— Что с тобой? Ты странно себя ведешь, — роняю я, а во рту пересыхает. Я не собираюсь перед ним распинаться и что-то объяснять! И начихать, если кто-то решит, что я поступаю несправедливо! У Лины будет другой отец! Достойный! Правильный! Такой, чтобы с него хотелось брать пример! Завидный муж и папа! А не этот… ловелас-любитель!
Будет! Когда-нибудь!
— Со мной все отлично. А ты чего испуганная такая?
— Разборки ваши напрягли.
— Неприятно, понимаю. Я смягчил как мог.
— А ты почему все еще тут? — я подозрительно прищуриваюсь.
— А куда мне идти?
Ууу… он точно готов услышать ответ?!
Безуспешно пытаюсь подобрать хоть какие-то приличные слова, но не успеваю.
— Я хотел сказать, почему я должен куда-то идти. Сейчас вместе до офиса доберемся. Если хочешь, могу и донести, — пытается пошутить он.
— Наездилась уже, благодарю.
Уф! Скорее бы от него убежать. И почему не получается держать дистанцию?! Почему мне кажется, что его жена до сих пор наблюдает за нами?
Мысленно скрещиваю пальцы, чтобы не вляпаться в еще одну не менее захватывающую историю, и ковыляю в сторону входа.
— Афин, — догоняет меня руководитель, и я строго-настрого обещаю себе отныне даже в самом страшном сне обращаться к нему на «вы». — Я тебя домой отвезу сегодня. Да не упрямься ты! — опережает он мои возражения, потому как видит, что я успеваю запнуться от такой наглости.
— Я доеду как обычно. Доберусь, как все сотрудники. Или вы всех предлагаете подкинуть? Ну в принципе да, это же логично, как я не подумала.
— Язва.
— Мы договаривались о сугубо рабочих отношениях. Это уже лишнее.
— Ты что-то такое упоминала, кажется. А я ничего не обещал.
— Секундочку! — разворачиваюсь к нему лицом. У меня сейчас возмущение из ушей дымом повалит! — Георгий Александрович! Что вы хотите этим сказать?
— Что я не воспринимаю тебя как обычного рядового сотрудника, только и всего. Ну прости, ничего не могу с собой поделать!
Этот носорог нависает надо мной, заставляя сделать шаг назад. На всякий случай. Я даже боли уже не чувствую, настороженность берет верх. Просто хочется кое-кому очень сильно врезать. Но он все равно ничего не почувствует, слишком толстокожий.
— А я воспринимаю вас исключительно как директора компании, в которой работаю. Не думала, что есть необходимость это уточнять.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты домой сама добиралась. Ты там же живешь? С мамой?
— Это никак не относится к моей работе.
— Нога сильно болит?
— Мне кажется, вам в кои-то веки следует вспомнить, что у вас есть обязанности перед семьей. И не растрачивать энергию на всех подряд. На сегодня еще задания будут?
— Пока я все тебе выслал.
— Тогда спасибо за «неназойливость».
На этом он оставил меня, позволив добраться до офиса одной. Хоть лишних кривотолков не будет. Надеюсь, меня никто с ним не видел.
До дома вечером я добралась поздновато. Немного задержалась в офисе, потом пока доковыляла до метро…
В общем, хочется поскорее смыть с себя этот день, а больше всего — обвинения той женщины. Почему-то я уверена, что она и есть его жена. Чувство стыда никак не отпускает меня.
— Мам! Это не та книжка! Я хотела про сонного гномика! — капризничает моя принцесса: устала уже, но засыпать никак не хочет.
— Ладно, бери нужную, и через десять минут выключаем свет.
— Афина, у тебя телефон звонит, — заходит в комнату мама.
— Спасибо, да я перезвоню потом, кто там так поздно? Соня?
— Написано директор. Георгий Сац.
Она протягивает телефон. Какого?!..
— Мам! Ты читаешь? — бурчит доченька.
— Погоди немного, Лина. Я должна ответить, звонок важный.
Начинаю волноваться, принимая у мамы телефон.
— Какая-то знакомая фамилия… — роняет она потрясенно. — Разве не у того самого Гоши была такая же?
Честное слово, если б пальцы сами не впились в корпус телефона, выронила бы гаджет к чертовой бабушке!
«Спустись»?
«СПУСТИСЬ»?!
Это я к нему «спустись»?!
Беззвучно хватаю воздух ртом, как рыба, неумело стараясь сообразить хоть какой-то ответ и утихомирить клокочущее в груди возмущение!
А он ничего, собственно, не напутал?! С какого перепугу я должна к нему спускаться?! И вообще! На кой ляд этот хозяин жизни приперся?!
Про дочь в личном деле узрел?
— Афина…
Тон его звучит хоть и тихо, и ровно, но очень уж настойчиво. Твердо. Бескомпромиссно. Гоша точно считает, что я обязательно соглашусь. Он ожидает ответа, а я все никак не могу угомонить взбунтовавшиеся эмоции.
— Ты меня слышишь?
— Георгий Александрович, у меня такое чувство, что вы номером ошиблись.
— Я редко ошибаюсь. Жду тебя внизу. Спускайся, — и вполне успешно дожимает строгим уверенным: — Пожалуйста.
Мне даже раздумывать некогда. Единственное, что я успеваю, так это мысленно помахать ручкой работе своей мечты. Кажется, было и правда дрянной идеей пробовать с ним сработаться.
Если он меня уволит, начну искать новое место...
— У меня нет сейчас возможности спуститься к вам. Если что-то срочное по переводу, то я чуть позже сегодня смогу разобраться, пришлите документы на почту. Но именно сейчас выйти из дома никак, извините.
— Давай я сам поднимусь. Я помню квартиру.
— Ни в коем случае!
— Я тебя очень прошу, — настаивает он. — Просто поговорим.
— Правда не могу. Можем по телефону обсудить. В чем дело?
— Хотелось бы лично. Хорошо, скажи, когда ты сможешь, и я что-то придумаю.
— В понедельник утром, как только я буду в офисе, — в любой момент. Я все срочные переводы сегодня уже сдала. Договор с юристами согласован. Они завизировали. Что-то не так?
— Я собираюсь о другом побеседовать.
— О чем же?
— Не телефонный разговор.
— В рабочее время любые вопросы. Сейчас мне нужно идти. Извините.
— Завтра сможем увидеться?
— Завтра выходной…
— Вот именно. Есть вещи, которые нам стоит обсудить вне стен офиса. Ладно, я понял. Позвоню тебе завтра, сориентируемся.
— Хорошего вечера, — выдыхаю я и обрываю вызов. Сердце не колотится, нет. Оно бьется размеренно, но каждый стук его отдается гулким, почти болезненным ударом.
Я возвращаюсь к дочери, медленно присаживаюсь на край постели. Ловлю сонный взгляд. У Лины не мои глаза. Его. Голубые с частыми зелеными вкраплениями. Светлые. Ласковые.
— А теперь дочитаешь?
— Конечно.
Укладываюсь рядом с доченькой, привычно подставляю плечо и погружаюсь в мир детских сказок.
Лина засыпает скоро, ее размеренное дыхание действует на меня усыпляюще, но я нахожу в себе силы подняться: еще нужно закончить запланированные дела.
В кухне меня встречает мама, вопросительно вскинув бровь. Руки ее сурово сложены на груди, выражение лица не предвещает ничего хорошего. Хотя… может, это я так остро сейчас все воспринимаю?
— Чай будешь? — уточняю я, распахивая дверцу буфета.
— Нет.
— Спрашивай сразу, а то ты так на меня смотришь…
— Афина, я ошибаюсь, или ты сейчас говорила с тем самым Георгием?
Подозрительный кивок на дверь выходит отчего-то зловещим. Хотя мама у меня замечательная, но сейчас она холодна и неблагосклонна.
— С ним, — подтверждаю я.
— Я ничего не понимаю.
— Он управляющий. На заводе. В командировку я летала с ним.
Маме потребовалась минута, чтобы оформить в понятный вопрос свои мысли.
— То есть ты решила наступить второй раз на одни и те же грабли?
— Нет. Я не сразу узнала.
— Но когда узнала, пройти мимо не смогла.
— Ты хочешь спросить, спала ли я с ним вновь?
— Собственно, это не мое дело, но после всех слез и трудностей, которые на тебя навалились, мне дурно думать, что ты снова допустила до себя этого мужчину.
— Нет. Нет. И еще тысячу раз нет. Я вынуждена работать с ним, вот и все.
— Афина, это звучит немного странно. Тебя работать с ним никто не вынуждал. Со стороны это смотрится… несколько запутанно.
— Мам. Ты прекрасно знаешь, какая у нас ситуация. Я тебе бесконечно благодарна за то, что ты делаешь для меня и для Лины. За то, что ты просто у нас есть. Но вот это все… не нужно, ладно? Мне и так нелегко. Я наберу хоть немного опыта и уйду. Найду что-то схожее по зарплате и обязанностям.
— То есть уже равнодушна к нему?
— Абсолютно, — убираю прядь волос за ухо, упрямо смотрю на маму.
— Меня ты можешь попытаться обмануть. А себя-то, Афин?
— Мам… — вздыхаю я. Такая тяжесть наваливается… да за все! За то, что дурой была, что Линка без отца растет, что мама живет не своей жизнью. Что перебиваемся от зарплаты до зарплаты. И то! Это у меня еще не самый тяжелый случай. — Я и так пытаюсь делать все, что в моих силах. Мне стоило отказаться, когда выяснилось, что он там главный? И что? Потом упущенное тремя работами пытаться наверстать? Я тоже жить хочу. Перспективы. Рабочий график нормальный. Домой вечерами приходить и не за компьютер садиться, а потом падать от усталости. Я хочу дочь хоть иногда видеть, а не успевать лишь сказку перед сном прочесть. Время не вернуть, она больше никогда не будет такой маленькой. И я ей нужна сейчас, а не когда-то там потенциально потом!
— Я тебя понимаю, но только ли в этом причина?
— Да, исключительно!
— А если он узнает?
— Хм, — я фыркаю в ответ. — Можно подумать, ему дело до нее есть.
— А вдруг, Афина?
— Ты сейчас смеешься? У него таких детей, может, полгорода бегает. Я-то что?
— Рассказать ему не задумывалась?
— Нет уж, уволиться лучше.
— А вдруг вы не просто так встретились. Я имею в виду вновь.
— Мам. Прекрати, ты о чем вообще?! Новая встреча — это просто стечение обстоятельств. Но нашей семье сейчас это выгодно. И не нужно, пожалуйста, строить никаких предположений, обещаешь? Это просто работа. И все.
— Афин, — уточняет мама, пока мой маленький вихрь громко расхаживает по прихожей в новых кроссовочках: усердно наступает на пятку, чтобы подошва светилась. — Что будем с тортом делать?
— Это все я беру на себя, заранее вечером испеку. У нас же еще несколько дней впереди.
— Переживаю.
— Не волнуйся. Украшения я заказала. Шары привезут утром к празднику. Все успеем.
У Линки через несколько дней день рождения, ей исполнится три годика. Я заранее отпросилась с работы, чтобы утром побыть дома. После обеда, игр и подарков мама уложит Лину спать, а я поеду в офис. Вечером они меня встретят, и мы погуляем час-полтора. Сонечка обещала приехать, сказала, ей тоже удобнее утром к нам примчаться.
— Хорошо, если что-то нужно будет дополнительно, ты меня сориентируй.
— Не волнуйся, мамочка, ты бы сама отдохнула! Готовка в выходные, как обычно, на мне, Линка тоже. Ну что, котенок, идем?
Предлагаю дочери ладонь.
— Да!
— Не забудьте курточки, может подняться ветер, — наставительно напоминает мама.
Мы с Линкой выбегаем на улицу. Нас встречает ласковый, еще теплый ветерок. На носу осень, я обожаю это время года. Раньше я и не замечала, как быстро летят дни. Теперь же… оглянуться не успела, как одной маленькой задире уже три исполняется. А моя жизнь за этот период вообще осталась смазанным пятном. Нет, мне определенно есть что вспомнить, я довольна тем, как сейчас живу.
Соня спросила, счастлива ли я. Ну да. Думаю, да. Конечно, для полной идиллии всегда чего-то не хватает, но когда маленький ангел обнимает меня за шею или, словно обезьянка по стволу дерева, забирается ко мне на руки, невозможно не улыбаться и не чувствовать, как внутри все дрожит от умиления и трепета.
Мы успеваем с Линкой много чего, а если бы кто-то не упрямился и ездил в коляске, было бы еще быстрее. Но дочка с года напрочь отказалась от этого неприемлемого для нее средства передвижения. Теперь мы спасаемся самокатом.
— Мама, смотйи!
Доченька указывает пальцем куда-то на пышную крону дерева, я пытаюсь рассмотреть, что там. А дальше сердце совершает кульбит.
— Осторожно! — доносится до меня сбоку, и тут мимо проскакивает темное пятно, сбивая Лину с ног.
Пакет выпадает из моих пальцев, и я бросаюсь к дочери.
— Ай!
— Ай! — перебивают друг друга детские голоса.
— Мама!
— Папа!
— Простите, ради бога!
К нам приближается невысокий мужчина, помогает мне поднять детей на ноги.
Линка плачет навзрыд, прижавшись к моей ноге. Заливается так, что ее слышно по всей округе.
— Владик! Ну так же нельзя, нужно рассчитывать силы и смотреть на дорогу. Вы извините, — поворачивается ко мне мужчина. — Он удрал. Разогнался и не сориентировался. Больно ударилась?
На моих руках Лина постепенно затихает, а мальчишка лет четырех-пяти расстроенно шмыгает носом, оправдываясь:
— Да я не специально…
Я спрашиваю доченьку, где болит, осматриваю голову, лицо, колени. Вроде все в порядке. Кажется, она просто испугалась.
Глаза круглые, мокрые от слез, нижняя губа все еще дрожит.
Я успокаиваю ее, а мужчина продолжает извиняться, объясняет что-то.
Лина наблюдает за ними, потом просится опустить ее.
— У тебя такой большой самокат. А у меня — маленький, — она заинтересованно оглядывает столкнувшийся транспорт.
— Я нечаянно. Прости, — общаются дети, словно и не было никакой аварии.
Я начинаю собирать продукты — некоторые выпали из пакета.
— Кажется, они уже помирились, — обеспокоенно предполагает незнакомец, присаживаясь на корточки. На нем обычные джинсы и белые кеды. И модная клетчатая рубашка с коротким рукавом. Лицо у него обычное. Незапоминающееся. Короткостриженые волосы.
Я киваю:
— Да, вроде все нормально.
— А тебя как зовут? — продолжают знакомство дети.
— Меня Лина, а тебя?
— А меня Владик. Мы сейчас на площадку хотели, там паутина высокая. Пойдем вместе? Смотри, у меня есть лев! — и вытаскивает маленькую фигурку из кармана. — Можешь посмотреть, только не сломай!
— Огооо какой… настоящий лев!
— Ну что, куда пойдем?! — не унимается мальчик.
— Они уже подружились, — заключает мужчина. — Если вы не торопитесь, можем вместе пройтись. Владик не так часто готов делиться с кем-то игрушками.
— Мам, можно с ними?
— Хорошо.
— Давайте на соседнюю площадку. Только я сам ваш пакет донесу.
— Да он не тяжелый! — смущенно возражаю я.
Мужчина настойчиво забирает мои покупки. Договариваемся пройтись вместе.
— Я все равно донесу. Так, детвора, идем во двор.
Дети едут впереди, у нас с мужчиной завязывается беседа. Его зовут Алексей, он приехал к сыну. Посторонних вопросов я задавать не стала.
Мы весело проводим время: Алексей предложил детям занимательные игры, даже меня увлек. И в догонялки играли, и в мяч, и даже кто больше подтянется на перекладине. Выиграла, конечно, Лина — она оказалась самая сильная из нашей банды. Ну, еще остальные немного поддались. Незаметно пролетел час. Все немного устали.
Пока дочка строит замки из песка, а Владик трудится над рвом и гаражом возле замка, чтобы было удобно парковать машину, мы с Алексеем приземляемся на лавочку.
— Вы здорово играете вместе, — хвалю я мужчину. — Я даже и сама так не всегда могу вовлечь и заинтересовать сразу всех.
— Да мы просто с сыном редко видимся. Ну… не так уж редко, но реже, чем хотелось бы. Мы с его мамой развелись давно. И теперь живем в разных местах, а постоянно не наездишься. Вот я и мотаюсь к ним в выходные. Или к себе Владика забираю, но... да в общем, что-то я разговорился. А… Вы… говорите, недалеко здесь живете?
— Да, минут десять пешком.
— Чего папу не прихватили на прогулку?
Он внимательно смотрит на меня, ждет ответа.
— Да мы… тоже… в разных местах живем.
Разговор резко перетекает в другое русло.
— Афина, — он в который раз улыбается, — у вас такое имя необычное. Точно не забудешь.
Понедельник…
Волнительный день. На часах почти девять утра. Лина еще спит, что очень странно: обычно она встает около семи утра — ранняя она у меня пташка. Хотя, конечно, после выходных просыпаться вовремя намного сложнее, а сегодня я решила позволить дочери выспаться. Полчаса назад я забрала у курьера шарики. В творческом беспорядке, шурша тихо, как мышка, распределила их по потолку комнаты, где мы с дочкой спим.
Украшения уже все готовы, голографический дождик для фотозоны расположился на стене и в дверном проеме. Растяжки «С днем рождения!» радуют глаз нежными оттенками.
— Афин, что-то она долго спит, — взволнованно роняет мама.
— Может, потому что вчера легла поздно? Она полночи вертелась, не могла уснуть.
Мое сердце тоже неспокойно. Надеюсь, Линка не заболела! Но лобик вроде не горячий…
И только когда в коридоре послышался топот детских ножек, а доченька бросилась мне в объятия, ласково прижимаясь, стало ясно: все-таки заболела.
Вместо звонкого приветствия раздается громкий надсадный кашель.
Мое сокровище улыбается и хрипит в восторге, сжимая в крохотной ладошке сразу пять шаров — все разного цвета, — а потом тянет меня за собой, приговаривая:
— Мам, смотйи, как касиво!
И принимается бегать из коридора в комнату, проходя сквозь «стену» из дождика. Несколько блестящих лоскуточков уже успели отвалиться.
Мы с мамой опечаленно переглядываемся и принимаемся наперебой поздравлять малышку. Я потихоньку включаю детскую музыку. Хорошенькое начало дня, ничего не скажешь…
— Я хочу платье! — требовательным тоном заявляет именинница и вприпрыжку, громко подкашливая, бежит рыться в шкафу: она та еще модница. — Мам! И косички!
Мне в ладонь приземляются нарядные резиночки и расческа.
Я помогаю Лине с платьем, застегиваю молнию.
Доченька несмотря ни на что выглядит радостной, глазки ее сияют: она любит праздничную суету.
— Мам, а ты почему такая не найядная? У меня же пйаздник!
— Хорошо, пойдем, я переоденусь, а ты мне платье выберешь?
— Да-да! Пойдем! И диадему!
Приятные хлопоты засасывают нас в радостный водоворот. Время летит незаметно. Мама уже наколдовала нам праздничный завтрак: из оладьев она сложила забавного мишку со сметанным носиком и шоколадными глазками, вокруг расположила лужайку из фруктов и ягод. Линка, естественно, в восторге!
Мы поздравляем именинницу. Морковный торт, который я вчера пекла и собирала до самой ночи, стоит в холодильнике, дожидается своего звездного часа.
Я в хлопотах забываю позвонить Соне. Она же обещала приехать утром!
Поэтому набираю ей торопливо и объясняю, что Лина заболела. А вот что с голосом подруги неладное, я подмечаю не сразу…
— Сонь, у тебя все хорошо?
— Да… да, нормально.
И шмыгает носом.
— А чего голос дрожит? Ты плачешь?
— Да я тут… просто…
Соня явно отнимает трубку от лица и громко всхлипывает. Приглушенные рваные выдохи царапают мне душу.
— Сонечка, что случилось? Сонь!
Ответа нет. Долго.
— Я тебе потом перезвоню, ладно? Извини, я сейчас не смогу приехать, забыла предупредить. Может, вечером, но не обещаю. Хорошо вам отметить!
— Так! А ну стоп! Не смей отключаться!
Она напряженно молчит в трубку, ее выдает только дыхание: тяжелое, рваное.
— Сонь, немедленно рассказывай, что стряслось!
— Да у вас праздник, Афина, лучше потом.
— Сейчас же! — и, сбавляя обороты, осторожно замечаю: — Я же чувствую, что тебе плохо. Выговорись. Не молчи, пожалуйста!
— Рэм ушел, — рыдает она в трубку.
— А когда вернется? — наивно уточняю я, не осознавая глубины ее горя.
— Никогда, Афина. Он от меня ушел.
— Как…
Шок. Неверие. Может, ошибка? Наверное, они недопоняли друг друга… ну точно! Не могут они разойтись! Они же всю жизнь вместе! Она же мужа любит, как… как…
— Сказал, что несчастлив со мной и больше не любит. И не хочет со мной жить.
Последние слова сдавленно вырываются из трубки, сила их слабеет, но меня добивает не это, а безысходность на другом конце провода. Беспощадная. Страшная. Ядовитая.
И я ничем не могу помочь! Я даже не понимаю, какие слова подыскать, чтобы уменьшить ту боль, которой пропитана каждая фраза подруги, каждый ее всхлип.
— Хочешь, я приеду к тебе? Не сегодня уж… завтра? Вечером дома будешь?
— Не стоит, я в порядке. Просто обсуждать это сложно, но… я держусь, — храбрится она из последних сил. — Да по-всякому ведь бывает. Я не ожидала просто…
Соня подавлена. Угнетена. Как же ее поддержать?
— Я думаю, у него кто-то появился, — выдает она. — Но он не признается. И от этого просто рвет крышу.
— Так оно, может, и к лучшему? Пусть тогда идет…
— Пусть, — соглашается подруга горестно, но в душе она не согласна. Не понимает — как, за что, почему?..
— Если у тебя будет больше свободного времени, приезжай к нам почаще.
— Спасибо, моя хорошая. Обязательно.
— Сонечка…
— М?
— Мне очень жаль.
— Мне тоже. До встречи. Поцелуй Лину от меня.
И отключается. Мне так больно за нее, что пару минут я никак не могу прийти в себя. Именно в таком подвешенном состоянии меня и застает звонок в дверь.
— Афин, там Соня, наверное, приехала, — зовет меня мама из комнаты, еще не зная, что Соня не приедет.
— Это не она, Соня предупредила, что не сможет заехать.
Заглядываю к ним.
— Мы еще кого-то ждем? Доставка?
— Нет. У нас все.
Моя принцесса виснет на мне, запрокидывая голову назад. Температура есть, но пока невысокая.
— Мам, поиграй со мной!
— Пойду-ка я открою, — заявляет мама и торопится к двери. И уже оттуда звучит взволнованное: — Афина!
У меня отваливается челюсть, пробивая глубокую дыру в полу, как только ступаю в коридор. Округляю глаза.
Я в ужасе оглядываю необъятное количество воздушных шаров, прилипших к потолку, строгое хмурое лицо, которое когда-то казалось мне самым брутальным и мужественным на свете, огромного бежевого медведя под мышкой гостя, громадный букет цветов больше Лины и самое ужасное — прекрасный, изумительной красоты торт с яркой лентой.