Звонок диспетчера застаёт меня в тот момент, когда я пытаюсь сделать глоток давно остывшего кофе. Горький привкус на языке смешивается с привкусом усталости после двенадцатичасовой смены в приёмном отделении. Роды. Срочный вызов. Адрес где-то в спальном районе, среди однотипных многоэтажек.
"Подменить заболевшую коллегу на скорой", — эта просьба заведующего прозвучала так обыденно. Я киваю, хотя каждая клеточка тела молит об отдыхе. Но нам, врачам, не положено жаловаться на усталость, когда кому-то нужна помощь. Сколько раз я повторяла эту мантру своим интернам?
Дверь квартиры приоткрыта. Это хороший знак, учитывая срочность вызова. Сердце начинает биться чаще.
— Здравствуйте! Скорая помощь! — мой голос эхом отражается от стен пустого коридора.
И тут я вижу совсем молоденькую, едва за двадцать пять лет женщину. Она стоит на коленях у стены, вцепившись побелевшими пальцами в обои, оставляя на них едва заметные борозды от ногтей. Одна. Совершенно одна. Что-то сжимается внутри меня при виде этой картины. Слишком часто я видела таких брошенных девушек.
— Где же он? — её голос дрожит, прерываясь от боли. — Он обещал... обещал приехать... отвезти в больницу...
Пытаюсь помочь ей подняться, но она резко отмахивается. В её глазах плещется странная смесь боли и какого-то необъяснимого высокомерия. Пот струится по её вискам, намочив выбившиеся пряди волос.
— Вы не понимаете, кто он такой, — её голос срывается на крик от новой схватки, и она сильнее впивается пальцами в стену. — Он очень влиятельный человек! Если с ребёнком что-то случится... — она судорожно переводит дыхание, сверля меня яростным взглядом покрасневших глаз. — Он уничтожит любого, кто навредит его сыну! Мне ещё рано, тридцать восемь недель всего!
Что-то в её словах царапает моё сознание, но внутренний хронометр уже отсчитывает интервалы между схватками. Головка уже в родовых путях, значит, о транспортировке не может быть и речи. Мы просто не доедем.
Руки привычно раскладывают инструменты, готовят всё необходимое. Движения отточены годами практики, но сегодня пальцы едва заметно подрагивают. Странное предчувствие холодком пробегает по спине.
— Дышите глубже, — командую своим лучшим профессиональным тоном, тем самым, который обычно успокаивает даже самых напуганных рожениц. — Ребёнок уже идёт, нужно сосредоточиться. Вдох через нос, выдох через рот.
Она подчиняется, но между схватками продолжает лихорадочно говорить о своём возлюбленном, о его положении, о том, как долго они ждали этого ребёнка. Её слова путаются, прерываются криками боли. В какой-то момент она хватает меня за руку с неожиданной силой:
— Он говорил, что всю жизнь мечтал о сыне... Что я подарю ему наследника...
Что-то снова кольнуло в груди, но я отмахиваюсь от этого чувства. Сейчас не время для лишних мыслей. Женщины еще не такое говорят во время схваток, я много историй слышала во время родов.
Роды проходят на удивление быстро, без патологии. У молодых первородящих такое случается, и обычно это радует. Мальчик появляется на свет с громким, здоровым криком, наполняющим комнату. Крепкий, розовощёкий, несмотря на небольшую недоношенность. Заворачиваю его в приготовленную пелёнку, показываю матери. Она откидывается на наспех подложенные подушки, измождённая, но с сияющими глазами.
И тут я слышу тяжёлые, уверенные шаги в прихожей. Такие знакомые шаги... Сердце пропускает удар, а потом начинает колотиться как безумное. Нет, этого не может быть...
— Любимый! — голос роженицы вдруг обретает силу. Она приподнимается на локтях, протягивая руки. — Дамир, ты успел! Посмотри, у нас сын!
Время останавливается. Воздух становится густым, как желе. В ушах нарастает звон.
— Теперь у тебя есть наследник, о котором ты так мечтал! — её голос звучит торжествующе.
Я медленно поворачиваюсь, чувствуя, как немеют кончики пальцев. И встречаюсь взглядом с мужчиной в дверях.
Наследник... о котором так мечтал...
Мой муж... Дамир. Отец новорождённого мальчика, которого я только что приняла. О котором он действительно мечтал все эти годы. Я вспоминаю его тоскливый взгляд каждый раз, когда мы проходили мимо детских площадок.
Дамир застыл в дверном проёме, и я вижу, как на его скулах играют желваки, знакомый признак крайнего напряжения. Его глаза… те самые глаза, которые двадцать лет смотрели на меня с любовью… метнулись от меня к ребёнку, потом к его молодой матери. В них застыло что-то нечитаемое, чужое.
Во рту пересыхает. Комната начинает кружиться, но я заставляю себя стоять прямо.
— Возьми его, любимый, — молодая мать протягивает ему ребёнка, её голос полон гордости и нежности. — Посмотри, какой он красивый, весь в тебя...
Дамир не сдвигается с места. Не может заставить себя подойти к своему новорождённому сыну? Или это моё присутствие сковывает его? По какой-то жестокой иронии судьбы именно я помогла ему стать счастливым отцом сына. Именно то, чего не смогла сделать я за двадцать лет брака.
Краем глаза замечаю, как переглядываются мои коллеги из бригады. Они знают Дамира, он не раз заезжал за мной в конце смены, приносил термос с горячим чаем в холодные дежурства. Их взгляды полны сочувствия и неловкости. Хуже всего видеть жалость в глазах людей, с которыми работаешь бок о бок.
К горлу подкатывает тошнота, но я заставляю себя сглотнуть. Руки дрожат, но я сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони. Боль помогает сосредоточиться.
Сейчас я в первую очередь врач. И мне нужно довести дело до конца.
Руки механически продолжают работу: обработать пуповину, проверить состояние матери, завернуть ребёнка, отдать распоряжения по транспортировке...
Каждое движение даётся с трудом, будто я двигаюсь под толщей воды. В ушах всё ещё звенит от торжествующего голоса этой девушки, которая продолжает щебетать о наследнике, о будущем, о любви.
Она обо мне ничего не знает. Не знает о двадцати годах совместных завтраков, о походах в горы, о том, как мы делили последний кусок хлеба в самом начале нашей семейной жизни. О том, как я плакала каждый раз, когда тест на беременность показывал отрицательный результат последние десять лет...
— Альмани, нам действительно нужно поговорить, - повторяет Дамир.
Сердце колотится как сумасшедшее, готовое вот-вот вырваться из груди. Горло сдавливает спазмом, мешая дышать. Я встаю с лавочки на негнущихся ногах. Кажется, что они вот-вот подкосятся, не выдержав груза свалившейся на меня правды.
— Альмани, умоляю, выслушай меня! — Дамир хватает меня под локоть. От его прикосновения передергивает, будто от ожога. Эти руки... Эти самые руки ласкали другую, прижимали к себе, гладили ее округлившийся живот. От одной мысли об этом меня мутит. Хочется оттолкнуть его, закричать, ударить! Но я только молча вырываюсь.
— Не смей! Не прикасайся ко мне! — цежу сквозь зубы. Голос дрожит от с трудом сдерживаемых рыданий.
Дамир снова тянется ко мне, в его глазах мольба вперемешку с отчаянием. Я отшатываюсь.
— Нет! Просто нет! Оставь меня!
Разворачиваюсь и бреду прочь, спотыкаясь на каждом шагу. Боль раскаленным клинком пронзает сердце. У него есть сын. От другой. Господи, за что... Как он мог?!
Внутри все кричит, раздирая душу в клочья. Хочется упасть на колени посреди улицы и завыть раненым зверем. Но я упрямо иду вперед. Подальше от него. От нашей разрушенной жизни.
— Альмани, поедем домой. Все обсудим, — Дамир не отстает, но больше не пытается схватить меня. В его голосе я слышу страх. Страх потерять меня. Ха! Можно подумать ему было до меня дело, когда он спал с этой...
— Какой дом? Нет у нас больше дома! — выплевываю ему в лицо, резко разворачиваясь. Слезы застилают глаза. — Ты все разрушил!
Хватаю ртом воздух, пытаясь взять себя в руки. Но тут замечаю медперсонал с каталкой, выходящий из злополучного подъезда. На ней та девица... и его ребенок. Голова идет кругом. Ноги подкашиваются.
Привалившись к дереву, смотрю, как коллеги усаживают ее в машину. Отводят глаза, но я всей кожей ощущаю их жалость. Сочувствие. Они все знали? Откуда? Нет, они просто так реагируют на открывшуюся правду.
Господи, я, наверное, последняя дура на свете…
Машина Дамира стоит в двух шагах. На негнущихся ногах бреду к ней. Рывком распахиваю дверь и падаю на пассажирское сиденье. Не потому что хочу его слушать, а потому что не могу больше быть здесь, на виду у всех. Лишь бы скрыться от любопытных взглядов. Захлопываю дверь.
Дамир молча садится за руль.
В салоне удушающе пахнет его одеколоном. Тем самым, которым он пользуется последний год. И который еще утром сводил меня с ума, будоражил чувства. Именно Дамир ассоциировался у меня с этим запахом. Теперь этот запах вызывает тошноту.
Неужели он и к ней ходил, благоухая "моим" ароматом? На миг представляю, как после бурной ночи со мной он шел утешать ее, целовать ее, нашептывать ей на ушко те же слова любви... Желчь подступает к горлу.
Дамир заводит мотор, но не трогается с места. Сглатывает. Нервно облизывает губы.
— Я могу всё объяснить…
Объяснить? Что именно? Как он предал нашу любовь? Как разрушил то, что мы строили двадцать лет? Как растоптал мою веру в него?
Смех рвется из груди. Горький, саркастический. Как можно объяснить двойную жизнь? Ложь? Предательство? Я двадцать лет отдала ему! Душу вкладывала в наш брак, в семью! А он... Он все это время... Боже!
Горячие слезы текут по щекам. Я ведь верила ему. Как последняя идиотка верила! Когда он задерживался допоздна, думала это все работа. На все его отговорки и странности находила оправдания.
А он всё это время…
Он сделал ребёнка другой женщине. Пока я уставшая после работы готовила его любимые блюда, подстраивалась под его ритм жизни, исправляла в себе недостатки…
Дура!
Зажмуриваюсь, пытаясь сдержать рвущиеся рыдания. Выходит плохо. Спазмы сотрясают тело. В горле ком величиной с арбуз. Дышать тяжело.
Он же клялся мне в любви. До сегодняшнего утра... Неужели, целуя меня, думал о ней? Сравнивал нас?
Это даже не интрижка. Не мимолетное увлечение. Он сделал ей ребенка! Обзавелся второй семьей! Все то время, что я крутилась как белка в колесе, старалась быть лучшей женой, матерью, хозяйкой, он играл в папочку с другой!
И как теперь? Как он может сидеть рядом и говорить об объяснениях? Как может смотреть мне в глаза после того, как я приняла роды у его любовницы?
Мы через столько всего прошли вместе... Смерть его отца. Его банкротство и новое начало. Сложную беременность нашей дочери. Мы всегда были вместе…
Я была рядом.
Всегда.
Поддерживала. Верила. Любила. Помогала.
Как теперь смотреть в глаза нашей дочери? Как сказать ей, что отец двоеженец? Обманщик? От одной мысли об этом разговоре колени слабеют.
Мы же столько хорошего и плохого вместе пережили.
Я всегда была рядом. Несмотря ни на что. А он...предал. Втоптал нашу любовь в грязь. Кажется, еще чуть-чуть, и я просто не выдержу. Сойду с ума от боли.
— Я люблю тебя, — говорил он сегодня утром, целуя в висок.
— Ты моя единственная, — повторял все эти годы. А на самом деле...
На самом деле все эти слова ничего не стоили.
Машина выезжает из двора. Дамир молчит, вцепившись в руль побелевшими пальцами. А я смотрю прямо перед собой и не узнаю свою жизнь. Не узнаю мужчину рядом.
Не узнаю себя.
Потому что та Альмани, которая безгранично верила своему мужу, умерла несколько минут назад. В той квартире, где она помогла появиться на свет ребёнку мужа от другой женщины.
Дамир бросает на меня быстрые взгляды. Но я упрямо смотрю в окно. Мир за стеклом плывет, расплывается. Прохожие, дома, деревья. Все сливается в один большой калейдоскоп.
По щекам катятся слезы. Я не узнаю свою жизнь. Свою семью. Мужчину, который клялся любить меня до гроба. Да и себя я больше не узнаю. Кажется, что я умерла. Там, в той квартире его любовницы...
Телефон вибрирует где-то в кармане. Меня колотит. Непослушными руками достаю трубку. На дисплее высвечивается "Доченька". Всхлипываю. Господи, как же ей сказать? С чего начать? Сердце разрывается на части. Неужели на этом все? Неужели наша семья разрушена навсегда?
Телефон продолжает вибрировать в руке. Сбрасываю вызов, не могу сейчас говорить с дочерью. Только не так, когда голос может предательски выдать всю ту боль и смятение, что раздирают меня изнутри, словно острые когти.
"Прости, милая, я на срочном вызове. Перезвоню чуть позже," - набираю сообщение непослушными пальцами, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнотворный ком.
— Не говори ей, — голос Дамира звучит почти умоляюще. Впервые за двадцать лет слышу в нем такие нотки. — Дай мне шанс все объяснить.
Я горько усмехаюсь, чувствуя, как губы кривятся в едкой ухмылке. Шанс? У него было предостаточно времени. Все девять месяцев, пока его любовница вынашивала их общего ребёнка. А может и больше? Сколько на самом деле длится эта грязная интрижка за моей спиной?
— Куда мы едем? — спрашиваю, только сейчас замечая, что Дамир свернул совсем не в сторону нашего дома.
— В мой офис. Там мы сможем поговорить спокойно, без лишних глаз.
Его территория. Его правила. Ничего не меняется. Муж привык всё контролировать и держать ситуацию в своих руках. Даже сейчас, когда его идеальный мир должен трещать по швам, он отчаянно пытается сохранить власть.
Машина лавирует по улицам и въезжает на подземную парковку знакомого бизнес-центра. Здесь буквально всё напоминает о нашей совместной жизни. Ведь это я помогала Дамиру выбирать дизайн интерьера для его кабинета, организовывала корпоративы, знаю в лицо и по именам первых сотрудников.
В зеркальной кабине лифта Дамир стоит неестественно прямо расправив плечи, глядя перед собой. Статный, подтянутый, затянутый в идеально сидящий костюм. Тот самый респектабельный мужчина, на которого всегда смотрели с восхищением и обожанием женщины вслед. Которого в пример своим мужьям приводили мои подруги. А мне они завидовали, ведь я урвала такого красавца.
Тот единственный, которого я искренне любила все эти годы. Но сейчас он кажется совсем чужим, будто незнакомец.
Створки лифта распахиваются, и кабинет Дамира встречает нас всё той же деловой строгостью и стерильностью. Сколько раз я приезжала сюда, привозя домашние обеды, когда муж снова задерживался на работе до поздней ночи? А может, в те бесконечные вечера он вовсе не корпел над отчётами?
— Присядь, нам нужно поговорить, — Дамир указывает на дорогой кожаный диван для посетителей, но я упрямо скрещиваю руки на груди и остаюсь стоять. Мне нужно выстоять против этой предательской воны. В то время как сердце заходится как ополоумевшее.
— Говори здесь, - как бы я хотела бросить эти слова ему в лицо, но выходит судорожный всхлип. - Объясни мне, как ты мог... — снова глаза наполняются непрошенными слезами, но телефон снова назойливо вибрирует. Бросаю взгляд на экран, в этот раз сообщение.
"Мамочка, ты ведь придёшь сегодня на мою конференцию? Помнишь?»
Конференция. Конечно помню! Только у меня стоит напоминание на полчаса позже, тогда когда мне надо выезжать.
Да и как забудешь о таком, ведь дочка последний месяц только об этом и говорит без умолку. Для нее это очень важно значит, и для меня тоже.
По лицу Дамира пробегает тень замешательства:
— Что случилось, Альмани? Что-то с Аланой?
— Конференция у нее, - выдыхаю, набирая ответное сообщение дочери.
«Я уже скоро выезжаю. Не волнуйся, обязательно буду.»
Конечно, буду. Только вот выясню все с твоим отцом, дочь…
Поднимаю глаза на Дамира. Он смотрит пытливо, словно впервые слышит об этом.
— Твоя дочь интересуется, приду ли я сегодня на её конференцию. Ту самую, о которой она с таким волнением рассказывает последние недели. Или ты был так занят своей второй семьёй, что даже этого не заметил?
Дамир дёргается, будто от пощёчины. Мне кажется, что в его глазах мелькает тень, но не успеваю понять что это. Муж снова принимает привычное выражение лица. Он снова серьезен и готов отдавать распоряжение. Только я не его подчиненная.
— Ты всё не так поняла, Альмани, - говорит с высоты своего роста твердым голосом.
У меня только одна мысль: как бы отсюда побыстрее уйти? Мне срочно нужно оказаться подальше от Дамира. Не могу сейчас на него ни смотреть, ни слушать. Мне просто нужно время на передышку.
Закрыться бы в пустой комнате на день или два. Или вообще навсегда!
А еще в голове щёлкает и складывается отрезвляющая картина. Всего через два часа у нашей дочери ответственное выступление с её первым научным докладом, а я стою тут, в кабинете мужа-предателя, и…
— Дамир Расулович, - окликает сбоку секретарша. Оглядываемся на нее синхронно с мужем. Девушка удивленно застывает на пороге, занеся ногу для очередного шага, а к груди прижимает красную папку с бумагами.
— Я сейчас занят, потом, - гремит голос Дамира, что мы с секретаршей вздрагиваем.
Для меня эта ситуация идеальный вариант побега. Пусть занимается своими миллионами, а меня пусть вообще забудет.
— Вас ищет финдиректор, - девушка напугана, но все же лепечет, сильнее прижимая к себе красную папку, переступает с ноги на ногу. - Вы приказали проверить договор с новыми партнерами. Там оказался какой-то странны пункт. Вам надо взглянуть, - последнее предложение секретарша уже произносит шепотом.
Но я ее слышу. А еще удивлена ее смелости. Я бы на ее месте бежала, роняя тапки, под таким уничтожающим взглядом своего босса. А она отстаивает свое право говорит.
Смотрю на Дамира. Весь его вид выражает только злость и недовольство. Он между сложным выбором.
— Поговорим позже, - бросаю устало.
Я решительно иду к двери, пока Дамир молча провожает меня взглядом. Он не пытается остановить, видимо понимая, что сейчас это не имеет смысла.
— Неси сюда, - доносится жесткий и хлесткий голос Дамира.
Я ухожу. У меня просто нет сил с ним устраивать разборки. Сейчас я словно батарейка разряжена.
Выхожу из бизнес-центра и жадно вдыхаю холодный осенний воздух, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Надо срочно взять себя в руки. Сейчас дочери как никогда нужна моя любовь и поддержка. Она не должна расплачиваться за ошибки и грехи своего отца.
Смотрю на экран телефона, где высвечивается имя мужа. Палец замирает над кнопкой ответа, дрожа от нахлынувшего волнения. Я не готова снова слушать его объяснения. Не сейчас, когда эмоции всё ещё захлестывают с головой, когда каждый вдох отдаётся болью в груди.
«Что он скажет на этот раз? Какую новую ложь придумает?» — горькие мысли проносятся в голове, пока телефон продолжает вибрировать в моей руке.
Сбрасываю звонок и убираю телефон в сумку, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Такси как раз подъезжает к университету. Расплачиваюсь с водителем дрожащими пальцами и выхожу, с удовольствием вдыхая свежий осенний воздух. Он немного остужает пылающие щёки и помогает прийти в себя. Прохладный ветерок ласкает лицо, принося облегчение, словно успокаивающее прикосновение.
Иду по знакомой дорожке к главному корпусу, где вот-вот начнется конференция. Каждый шаг отдаётся внутренней дрожью, ноги будто ватные. Вокруг снуют взволнованные студенты с папками и стопками распечаток. Их молодые лица светятся предвкушением и волнением. Где-то среди них и моя Алана, моя единственная и любимая дочь.
Сердце сжимается от нежности и тревоги за неё, горло перехватывает невидимой рукой. Я как никто другой знаю, как усердно дочь готовилась к этому дню, сколько сил и труда вложила в свой проект, несмотря на непростую беременность. Токсикоз и угроза выкидыша не сломили её упорства. Вот бы и мне сейчас хоть толику её стойкости. чувствую как предательски начинают дрожать губы.
Вдох-выдох. вдох-выдох.
Поднимаюсь по ступенькам и захожу в просторный холл. Народу уже много, гул голосов эхом разносится под сводами. Внутри меня нарастает тревога, сердце бьётся всё чаще. Высматриваю в толпе дочь, нервно стискивая ремешок сумки. Облегченно вздыхаю, когда замечаю её у стенда с программой конференции. Напряжение немного отпускает, словно тугой узел внутри слегка ослабляется.
— Алана! — окликаю, пробираясь сквозь толпу, стараясь, чтобы голос звучал радостно и беззаботно.
Дочка оборачивается на зов, и её лицо озаряется улыбкой. Она приветливо машет рукой, её глаза светятся радостью. Когда я подхожу ближе, она крепко обнимает меня, прижимаясь круглым животиком. От её тепла что-то внутри меня оттаивает, боль немного отступает.
— Мамочка, как я рада, что ты пришла! Я так волнуюсь, — частит она, сжимая мою ладонь. Её пальцы холодные от волнения, а в глазах мелькает неуверенность. — Всю ночь не могла уснуть, всё перечитывала текст выступления. Представляешь, малыш тоже не спал, всё пинался! — она нежно гладит живот. — А где папа? Он же тоже пришел? — с надеждой озирается по сторонам, привставая на цыпочки.
У меня ком встаёт в горле, к глазам подступают слёзы. Сердце сжимается от осознания, что я должна солгать своему ребёнку.
Как сказать ей, что отец, скорее всего, не придёт? Что он предал нас, разрушил нашу семью? Мысли лихорадочно крутятся в голове. Этими вопросами нельзя сейчас нагружать дочь, ей нужно сосредоточиться на выступлении».
— Папу срочно вызвали на работу, сама знаешь какая у него ответственная должность, — как можно увереннее отвечаю я, натягивая на лицо ободряющую улыбку. Чувствую, как предательски дрожат уголки губ. — Но он очень хотел прийти, передавал тебе удачи. Сказал, что безумно гордится тобой.
Алана слегка мрачнеет и прикусывает губу, её плечи едва заметно опускаются. Вижу, как в глазах промелькнуло разочарование, и сердце сжимается от боли за неё. Но тут же она встряхивает волосами и расправляет плечи, на лице снова появляется решительное выражение. Она у меня сильная девочка.
— Ну что ж, значит буду выступать для тебя одной, мамуль. Мне главное, что ты рядом, — целует меня в щеку и торопливо оглядывается на часы. Её глаза расширяются. — Ой, уже пора за кулисы бежать! Декан сказал, всем докладчикам нужно собраться за пять минут до начала. Пожелай мне удачи!
— Удачи, солнышко! У тебя всё получится! — обнимаю её напоследок, вдыхая родной запах волос, и отпускаю. — Ты самая талантливая, я в тебя верю!
Алана улыбается мне через плечо и скрывается в коридоре, ведущем к сцене актового зала. А я остаюсь стоять посреди гудящей толпы и чувствую, как внутри всё леденеет от страха. По спине пробегает холодок, к горлу подкатывает тошнота. Страха, что я не смогу притворяться, что всё хорошо. Что грехи Дамира разобьют сердце не только мне, но и нашей дочери. Нашему самому большому сокровищу...
Как он мог так поступить с нами? Почему сейчас, когда Алана ждёт ребёнка, когда ей так нужна поддержка обоих родителей? Мысли роятся в голове, вызывая пульсирующую боль в висках.
Встряхиваю головой, отгоняя мрачные мысли, и решительно иду в зал, где вот-вот начнется конференция. Каждый шаг даётся с трудом, будто иду против сильного течения. Я должна быть сильной. Ради Аланы, ради нас обеих. Нужно просто потерпеть немного, а потом закроюсь в своей комнате и подумаю что делать.
Сажусь в первом ряду и жду, когда на сцену выйдет моя девочка. Сердце стучит как сумасшедшее, ладони вспотели. Гордость и волнение за неё на миг вытесняют всю боль от предательства мужа.
Вдруг чувствую, как кто-то опускается на соседнее кресло. По телу пробегает знакомый трепет. Тело предательски реагирует на его присутствие раньше, чем успевает осознать разум. Поворачиваю голову и застываю, не веря своим глазам. Кровь отливает от лица, во рту мгновенно пересыхает.
Рядом сидит Дамир. В идеальном костюме, с букетом цветов на коленях. Его лицо напряжено, но в глазах читается решимость.
— Что ты здесь делаешь? — шиплю сквозь зубы, стараясь не привлекать внимания. Голос дрожит от сдерживаемой ярости, ногти впиваются в ладони.
— Я не меньше твоего переживаю за Алану. Как я мог пропустить такой важный момент? — отвечает он ровным голосом, но я замечаю, как напряжена его челюсть, как пульсирует венка на виске.
— А про то, что обещал мне любовь и верность, ты не вспомнил?! — едва сдерживаю подступающие слезы гнева и обиды. В груди разрастается жгучая боль, словно раскалённое железо прижали к сердцу.
Конференция закончилась около часа назад. Алана блистательно защитила свой доклад, получила массу поздравлений и комплиментов от преподавателей. Её глаза сияли от счастья, когда она прижимала к груди огромный букет от отца.
А я... я сбежала. Извинилась перед дочерью, сославшись на срочный вызов в больницу. Не смогла остаться на праздничный фуршет, видеть, как Дамир обнимает нашу дочь, как гордо улыбается, принимая поздравления с успехами Аланы. Просто не хватило сил.
Теперь сижу в своём кабинете в клинике, уставившись в монитор компьютера невидящим взглядом. За окном давно стемнело, большинство коллег разошлись по домам. Только дежурный персонал изредка проходит по коридору, их шаги гулким эхом отражаются от стен.
Когда пришла в клинику меня сразу вызвал к себе главврач. С непониманием спрашивал, что со мной случилось, как я так безответственно отнеслась к вызову, а потом и вовсе ушла в неизвестном направлении. Как я такое могла допустить, ведь не первый день работаю по специальности.
Я только опустила глаза, попросила прощения и обещала, что такое больше не повторится. Он долго и испытующе вглядывался в меня. Я понимала, что ему все же сказали о случившемся, потому что главврач обычно похож на дракона в таких вопросах. То ли подействовало, что мы не один год работаем бок о бок, то ли просто человеческое сочувствие, но он меня отпустил. Напоследок сказал: В жизни все может случиться, но врачи всегда должны выполнять свою работу. У нас призвание такое - спасать всех без разбору на хороших и плохих.
Я только кивнула и сказала «спасибо».
Я была благодарна главврачу, что не стал добиваться правды от меня. Честно говоря, приезжаю обратно на работу я была даже готова, что меня уволят. Морально меня уже было некуда больше сломить.
В этот день я видела слишком много предательства.
Её лицо стоит перед глазами. Молодое, красивое, с тонкими чертами. Высокие скулы, большие выразительные глаза, чувственные губы. Она действительно очень привлекательна. И очень молода... Слишком молода для Дамира.
Что-то упорно царапает сознание. Я будто где-то видела её раньше, но никак не могу вспомнить где. Это ощущение не даёт покоя, зудит где-то на краю памяти, как назойливый комар.
Руки сами тянутся к клавиатуре. Открываю базу данных пациентов. Пальцы дрожат, когда ввожу параметры поиска: "возраст 25-27 лет, беременность, роды". Список получается внушительный. Прокручиваю записи одну за другой, вглядываясь в прикреплённые фотографии медицинских карт.
Нет... нет... снова не та...
В горле пересохло, голова начинает болеть от напряжения. Делаю глоток остывшего кофе, морщась от горечи. Продолжаю поиск, сужая временные рамки до последнего года.
И вдруг застываю. Сердце пропускает удар, а потом начинает колотиться как сумасшедшее. С экрана на меня смотрит она. Диана Рашитова, 26 лет. Теперь я вспомнила! Она приходила на консультацию полгода назад.
Дрожащими пальцами открываю её карту. "Первая беременность, 38 недель... Отец ребёнка…" Строчка пустая. Конечно, Дамир не стал бы светить своё имя в медицинских документах.
Листаю дальше. Диана работает... работала... У меня перехватывает дыхание. Она работала в компании Дамира! Младшим юристом в его отделе. Вот почему её лицо казалось таким знакомым! Я видела её на новогоднем корпоративе в прошлом году.
Перед глазами всплывает картина: яркие огни, музыка, смех... Дамир произносит торжественную речь, поздравляя коллектив. А она стоит в первых рядах, ловит каждое его слово, смотрит с обожанием. Как же я была слепа! Списала всё на обычное восхищение молодой сотрудницы своим успешным руководителем.
Руки начинают дрожать сильнее. Судорожно глотаю ставший вязким воздух. Получается, что уже тогда... В тот вечер, когда мы с Дамиром танцевали под любимую мелодию, когда он шептал мне на ухо слова любви... Уже тогда он встречался с ней?
В памяти всплывают другие детали. Как часто в последний год Дамир задерживался на работе. Как много было срочных командировок. Как он стал более рассеянным, часто витал в своих мыслях. А я... я всё списывала на усталость, на сложности в бизнесе. Поддерживала, старалась создать уют дома, ждала по вечерам с горячим ужином.
Тошнота подкатывает к горлу. Резко отодвигаюсь от монитора, зажмуриваюсь, пытаясь справиться с подступающей дурнотой.
Как он мог? Двадцать лет брака, общая дочь, столько пережитого вместе... И всё это он променял на молоденькую сотрудницу? На девушку, которая годится ему в дочери?
Звонок телефона заставляет меня вздрогнуть. На экране высвечивается имя Дамира. Сердце снова предательски замирает. Сбрасываю вызов трясущимися пальцами.
Снова поворачиваюсь к монитору. Диана Рашитова... Такая молодая, красивая, амбициозная. Наверняка она видела в Дамире не только любовника, но и путь наверх по карьерной лестнице. А может, искренне влюбилась? В конце концов, мой муж... теперь уже, наверное, бывший муж... действительно очень привлекательный мужчина.
В базе данных нахожу её домашний адрес. Тот самый, куда я приезжала сегодня утром на вызов. Престижный район, дорогая новостройка. Неужели Дамир купил ей эту квартиру? От этой мысли к горлу снова подступает тошнота.
Листаю дальше медицинскую карту. Беременность протекала без осложнений, все анализы в норме. Она регулярно посещала женскую консультацию, строго соблюдала все рекомендации врачей. Идеальная будущая мать...
Телефон снова оживает, теперь от Дамира поступает сообщение: "Альмани, нам нужно поговорить. Прошу, дай мне шанс всё объяснить".
Горько усмехаюсь. Что тут объяснять? Всё предельно ясно. Классическая история: успешный мужчина средних лет заводит роман с молодой красивой подчинённой. Банально до тошноты.
В дверь кабинета стучат. Вздрагиваю, поспешно закрывая базу данных.
— Войдите!
На пороге появляется медсестра из приёмного отделения.
— Альмани Тагировна, вы ещё здесь? Уже поздно, все разошлись.
Сердце останавливается, а потом начинает колотиться где-то в горле. В груди разливается ледяной холод, а во рту мгновенно пересыхает, будто я глотнула песка.
— Как... как ты меня нашёл? - голос предательски дрожит, срывается на шёпот. Пальцы до боли впиваются в дверную ручку, костяшки белеют от напряжения.
Дамир молча смотрит на меня тяжёлым, почти физически осязаемым взглядом. Я знаю этот взгляд , так он смотрит на тех, кто осмеливается перечить его решениям. Властный, непреклонный взгляд человека, привыкшего подчинять. Раньше он никогда не смотрел так на меня.
Паника подкатывает к горлу, и я инстинктивно пытаюсь закрыть дверь, но его нога молниеносно оказывается в проёме. Он легко сдвигает дверь одной рукой и смотрит прямо мне в глаза. Моих сил не хватает, чтобы закрыть дверь. Да и куда мне соревноваться с сильным мучжиной, я ему едва до плеч достаю макушкой.
Сердце пропускает удар.
— Нам нужно поговорить, Альмани, - его голос звучит обманчиво мягко, но я слышу стальные нотки. - Ты не можешь вечно убегать.
— Убегать? - горько усмехаюсь, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. - Это ты у нас специалист по тайным побегам. По двойной жизни. По лжи.
Его желваки напряжённо играют, признак едва сдерживаемой ярости. Я замечаю, как пульсирует венка на его виске, как сжимаются и разжимаются кулаки. Но я слишком хорошо знаю своего мужа, он не устроит сцену в коридоре отеля. Репутация превыше всего, не так ли? Молча отступаю, позволяя ему войти. Не хватало ещё, чтобы нас выставили отсюда за ночной скандал. Хотя, возможно, это было бы к лучшему...
Дамир проходит в номер размашистым шагом, закрывает дверь с мягким щелчком.
Его широкие плечи словно заполняют всё пространство маленькой комнаты. Или это просто воздуха стало меньше? Я невольно делаю шаг назад, упираясь спиной в стену. Как странно, впервые за двадцать лет брака я чувствую себя загнанной в угол в присутствии собственного мужа.
— Ты должна вернуться домой, - произносит он тоном, не терпящим возражений. Тем самым тоном, которым отдаёт распоряжения в своём офисе. — Это глупо прятаться по гостиницам. Ты ведёшь себя как капризный подросток.
— Должна? — от возмущения перехватывает дыхание, к щекам приливает жар. — Я тебе ничего не должна. Особенно теперь. Как ты смеешь говорить мне о долге после того, что сделал?
— Альмани, - в его голосе появляются угрожающие нотки, которые раньше предназначались только его бизнес-конкурентам.
— Нет, Дамир, — мой голос дрожит, но я заставляю себя продолжать. - Я ухожу. Подам на развод. Всё кончено.
Он резко подается ко мне, делая два широких шага. Оказывается совсем рядом. Меня обдает его привычным парфюмом. Такой мне привычный, родной… но теперь этот запах вызывает только страх.
В его тёмных глазах полыхает ярость, но голос остаётся обманчиво спокойным. И от этого контраста по спине бегут мурашки.
— Никакого развода не будет, - цедит сквозь зубы, его темные глаза метают молнии.
— Будет, - выдыхаю я, чувствуя, как предательски дрожат колени. Только стена за спиной держит меня, иначе уже давно упала бы к его ногам. - Ты же так хотел наследника, что завёл интрижку с девочкой, которая годится тебе в дочери! - мой голос срывается, и я ненавижу себя за эту слабость. - Теперь у тебя есть сын. Живи с ними, я не держу. Я даже желаю вам счастья, - последние слова выходят горькими, как полынь.
— Замолчи, - цедит он сквозь зубы, и я вижу, как побелели костяшки его пальцев, сжатые в кулаки. — Ты не понимаешь...
— Чего я не понимаю? — во мне вдруг просыпается отчаянная смелость загнанного в угол животного. — Что ты спал с собственной подчинённой? Что обманывал меня месяцами, а может и годами? Что все эти разговоры о командировках, о важных встречах были ложью? Что каждый раз, целуя меня, ты думал о ней? Что...
— Я сказал, замолчи! - его кулак с грохотом опускается на комод, и я вздрагиваю всем телом. Ваза с искусственными цветами падает, рассыпая пластиковые лепестки по ковру. Пальцами другой руки Дамир сжимает переносицу, закрыв глаза. Замолкает на минуту, а потом тихо, но решительно продолжает - Ты моя жена. Двадцать лет моя жена. И останешься ею.
— Почему? - выдыхаю я, чувствуя, как по щекам катятся непрошеные слёзы. - Зачем тебе я, когда есть молодая красавица с твоим сыном? С тем самым наследником, о котором ты всегда мечтал?
Дамир медленно поднимает глову ко мне. Его взгляд пугает, столько в нём холодной, расчётливой ярости. Я никогда не видела такого выражения в глазах человека, который каждое утро готовил мне кофе и целовал в макушку перед уходом на работу.
— Потому что я так решил, - чеканит он каждое слово, делая ещё шаг ко мне. - Ты всегда была мудрой женщиной, Альмани. Не вынуждай меня принимать... крайние меры.
По спине пробегает холодок, а к горлу подкатывает ком. За двадцать лет я никогда не видела его таким. Даже в самые тяжёлые моменты нашей жизни, когда мы потеряли второго ребёнка, когда его компания была на грани банкротства, он оставался моей опорой, моей защитой. А теперь...
— Это угроза? - мой голос звучит тише, чем хотелось бы. В висках стучит, перед глазами плывут тёмные пятна.
— Это факт, - он медленно направляется к двери, и каждый его шаг отдаётся у меня в голове гулким эхом. - Даю тебе время подумать. Но не слишком долго.
У самого выхода он останавливается, и я вижу, как напряжена его спина под дорогим пиджаком:
— И не пытайся подавать на развод. Ты знаешь, я этого не допущу. У меня достаточно... возможностей.
Дверь захлопывается с глухим стуком, похожим на звук падающей крышки гроба. Я медленно опускаюсь на пол у той же самой стены где стояла, чувствуя, как сердцебиение стучит в ушах.
В его словах не было прямой угрозы, но я достаточно хорошо знаю своего мужа. Знаю, на что он способен, когда кто-то противится его воле. Сколько раз я видела, как он уничтожал конкурентов, как ломал чужие судьбы росчерком пера...
Гроза за окном постепенно стихает, но внутри меня бушует буря. Лежу на гостиничной кровати поверх покрывала, притянув колени к груди и обхватив их руками.
Каждый шорох в коридоре заставляет вздрагивать, каждый звук лифта отзывается дрожью во всем теле. Мне все кажется, что Дамир вот-вот вернется и за шкирку меня отведет домой.
В голове снова и снова прокручиваются его слова: "Я этого не допущу". Он всегда умел добиваться своего, я помню, как легко он уничтожал конкурентов, как одним телефонным звонком решал, казалось бы, неразрешимые проблемы. А теперь эта сила обращена против меня.
Часы на прикроватной тумбочке показывают три часа ночи. Сон не идет, да и как уснуть, когда весь мир перевернулся с ног на голову? Утром была счастливой женой, а сейчас... кто я сейчас? Пленница в золотой клетке? Жертва обстоятельств?
Встаю с кровати, лежать больше нет сил. Подхожу к окну, прижимаюсь лбом к холодному стеклу. Город внизу мерцает огнями, такой чужой и равнодушный к моей боли. Где-то там, в роддоме, спокойно спит молодая любовница моего мужа с их новорожденным сыном. А в другой части города спит наша дочь, не подозревая, что её отец разрушил нашу семью.
Мысли путаются, перескакивают с одного на другое. Вспоминаю, как познакомились с Дамиром в университете. Он уже тогда выделялся – высокий, статный, с удивительной харизмой. Все девчонки заглядывались на него, а выбрал он меня. Неужели потому что я была удобной? Спокойной, домашней, не требующей слишком много внимания. Всегда смотрящей на него влюбленными глазами. У меня даже мысли не проскальзывало, что вот такое может с нами случится. Что Дамир так поступил со мной, с нашей дочерью, с нашей жизнью.
К горлу подкатывает горечь. Сколько раз я закрывала глаза на его требовательность, на то, как он контролировал каждый аспект нашей жизни? "Это забота", – говорила я себе. "Он просто хочет для нас лучшего". А теперь его контроль превратился в открытую угрозу.
Телефон снова вибрирует сообщением от Дамира: "Надеюсь, ты примешь правильное решение".
От этих слов по спине бегут мурашки. Каким будет его следующий шаг, если я откажусь вернуться? Что он может сделать?
До рассвета остается несколько часов, и я принимаю решение. Нужно действовать, пока есть возможность.
Утром поеду прямо на работу. Там, среди коллег, я буду в относительной безопасности. А потом... потом нужно увидеть её. Увидеть ту, с кем мой муж решил начать новую жизнь.
Это может быть безумие и неправильно. Но мне нужно снова увидеть ее своими глазами. Посмотреть ей в глаза и может быть мне станет легче.
В семь утра я уже спускаюсь в холл гостиницы. У входа замечаю знакомую машину Дамира. Его водитель терпеливо ждет. Сердце пропускает удар, но я решительно иду к служебному выходу – благо, администратор подсказала, как им воспользоваться. Такси ждет меня с другой стороны здания.
По дороге на работу телефон разрывается от звонков Дамира. Сбрасываю их один за другим, только отправляю короткое сообщение: "Я на работе. Не могу говорить". Его ответ приходит мгновенно: "Вечером заеду за тобой. Это не обсуждается".
В больнице первым делом иду в ординаторскую. Руки дрожат, когда открываю базу данных, ищу информацию о пациентах. Нахожу информацию в каком роддоме размещена Диана Рашитова. Записываю адрес, хотя внутренний голос кричит, что это безумие.
День тянется бесконечно. Принимаю пациентов, заполняю карты, делаю обход. Всё на автомате. Коллеги бросают сочувственные взгляды, но никто не решается заговорить о вчерашнем. Я благодарна им за это молчаливое понимание.
В шесть вечера, когда обычно заканчивается моя смена, собираю вещи. Знаю, что Дамир приедет примерно через час-полтора – годами отработанная привычка, потому что я всегда засиживалась с документами после приема. И Дамир меня всегда терпеливо ждал.
Сегодня ему тоже придется меня подождать. Потому что сегодня у меня другие планы.
Выхожу через запасной выход, чтобы точно не столкнуться с ним у главного выхода, если муж решил подстраховаться и приехать пораньше. Сердце колотится как сумасшедшее, когда сажусь в автобус, идущий в сторону нужного мне роддома.
Под пальто в кармане врачебного халата лежит пропуск – удостоверение врача открывает многие двери. Я должна увидеть её, должна понять, что в ней такого особенного, ради чего можно разрушить двадцать лет брака. Пока еду, пытаюсь представить, что скажу ей. Но в голове только пустота и оглушающий страх.
Мне все больше кажется, что я вообще в каком-то бреду. Только у меня пути назад нет. Второй раз ускользнуть из-под носа Дамира у меня вряд ли получится. А я намерена увидеться с его молодой любовницей.
Телефон снова оживает. Дамир. Все же приехал пораньше, но не настолько несколько я боялась. Его опоздание дало мне фору в полчаса.
Сбрасываю звонок, отправляю сообщение: "Зашла в магазин за продуктами. Скоро буду дома".
Ложь даётся всё легче. Может, я учусь у лучшего учителя?
Автобус останавливается у роддома. Выхожу на подкашивающихся ногах, иду к входу. В голове стучит только одна мысль: что я здесь делаю? Зачем мне это нужно?
Но что-то толкает меня вперёд, что-то сильнее страха и здравого смысла.
Показываю пропуск охраннику, поднимаюсь на второй этаж. Хорошо что уже поздно и часы приема посетителей закончились. Охранник устал, не особо заострил внимание на мне. Кается мне благоволит сама Фортуна, раз удалось без преград зайти настолько далеко.
Сердце готово выпрыгнуть из груди, когда подхожу к посту медсестры. — Я к Диане Рашитовой, – говорю спокойным профессиональным тоном, хотя внутри всё дрожит. - Консультация по послеродовому периоду, - говорю первое пришедшее в голову.
К счастью, пожилая медсестра тоже измотана рабочим днем, поэтому она лишь кивает и сверяется с журналом.
— Палата 217, – отвечает она равнодушно.
— Спасибо, - только и отвечаю.
Иду по коридору, считая шаги.