Я стояла перед зданием Совета, вцепившись пальцами в мокрый подол плаща, и никак не могла заставить себя войти. Камень под ногами был гладким, как зеркало — отражал серое небо и мою неуверенность. Я видела себя, покачнувшуюся, размытую каплями дождя. И мне казалось, что отражение знает больше, чем я.
На фасаде здания дрожали глифы. Не от эмоций, конечно, — от влаги. Ритуальные символы, вплетённые в камень, светились мягким, постоянным светом: здесь сегодня проводилась официальная церемония.
Моя.
На входе страж провёл рукой над моим браслетом. Метка пары — та, что связывала меня с ним, — погасла ещё вчера. Но теперь и городская сеть признала меня одиночкой. Свободной.
— Госпожа Вейн? — спросил он.
— Пока ещё Арлейн, — сухо попровила я.
Затем вошла внутрь. Зал был большим. Холодным. Невыносимо пустым.
По обе стороны сидели члены Совета. Посередине — Леонель. В чёрном. Статный. Холодный. Его глаза — янтарные, как всегда. И абсолютно чужие.
Что-то внутри сжалось. Тихо, но ощутимо — как будто рвётся тонкая нить.
— Я подаю на развод, — сказал он. Ровно. Без эмоций. Будто говорил не о нашей жизни, а об очередной встрече, отменённой по расписанию.
В его голосе было всё то, что я когда-то любила. Уверенность. Холодная точность. И всё то, от чего сейчас хотелось кричать.
Я вдруг почувствовала себя чужой в собственном теле. Белый мрамор, свечи, запах ладана, старинные пергаменты...
И ни одного тёплого взгляда.
Только его — драконий, ледяной.
Без боли. Без сожаления.
Без любви.
— Причины? — осведомился Верховный Судья, скучающе пролистывая бумаги.
— Бесполезность, — коротко бросил Леонель. — Магия моей супруги погасла. Связь нарушена. Я больше не чувствую в ней пару.
Я хотела сказать, что он ошибается. Что связь — это не просто магия, не просто метка. Что мы были. Что я жива. Что можно всё исправить.
Но слова застряли. Горло сжалось, как будто кто-то сжал его изнутри. Смотрела на мужа, и не узнавала.
— Мы можем восстановить связь, — прошептала я. — Ещё не поздно…
Он повернулся ко мне. Наконец-то. Медленно, с ленивым презрением, словно смотрел не на женщину, которая спала на его груди, когда у него были кошмары, а на никчёмное существо, потерявшее свою ценность.
— Нельзя восстановить то, что умерло.
— Я не мертва!
— Нет, — усмехнулся он, — ты просто пустая.
Эти слова вонзились, как нож под рёбра. Он не кричал, не обвинял. Он просто выключил меня из своей жизни.
— Ты была временной слабостью, — продолжил Леонель. — Сбой. Эксперимент, на который я по наивности согласился. Но всё проходит. Даже иллюзия близости.
Его лицо оставалось красивым, как и прежде, но в нём исчезло всё человеческое. Лишь ледяная маска, за которой, казалось, кто-то другой.
— Алисия Вейн-Арлейн, выслушав аргументы сторон, Совет постановляет: союз признан утратившим силу. Печать истинной пары — аннулирована. Брак расторгнут.
Слова прозвучали глухо. Где-то наверху вспыхнула голограмма с нашими именами. Моя строчка исчезла первой.
Остался только он. Леонель Арлейн.
— Всё? — спросил он.
— Да, милорд.
Он не посмотрел на меня. Не сказал ни слова. Просто ушёл. Так, будто меня никогда и не было.
Я стояла ещё мгновение. Потом развернулась и вышла. Шаги отдавались гулом в пустом зале.
В холле меня ждала любовница мужа. Теперь уже бывшего.
Стройная, с длинными серебристыми волосами, в пальто из зачарованной ткани, которая не намокала. Глянцевая, словно реклама.
Мериса Браун.
— Ну здравствуй, бывшая жёнушка, — сказала она с ленивой улыбкой. — Теперь официально.
— Прекрати.
— Что? Я просто сочувствую. Ты держалась дольше, чем ожидалось. Но знаешь… — она склонилась ближе. — Истинная связь иногда ошибается. А иногда её можно переписать.
Я ничего не ответила. Просто повернулась и пошла прочь, пока не рухнула прямо в лужу под ступенями Совета. Плащ промок мгновенно.
Метро рядом пульсировало мягким голубым светом, но идти туда не хотелось. Я шла пешком.
Сквозь шумный город, где всё продолжало жить. Кафе, артефактные лавки, пары с сияющими браслетами. Всё было будто не со мной.
Дождь усилился. Капли стучали по крышам, по глиняной брусчатке, по стеклу витрин. Но мне было всё равно. Я даже не подняла капюшон. Не пряталась. Пусть бы промокло всё, даже душа. Кажется, так честнее.
На перекрёстке меня едва не сбила машина: водитель выругался. А я даже не обернулась.
Переход загорелся зелёным, и я пошла — будто знала, куда. На самом деле просто не могла больше стоять. Стоять — значило сдаться. Дать боли догнать. А я всё ещё пыталась убежать. Хотя бы на несколько шагов.
Всё вспоминалось сразу, налетом, как буря сквозь открытое окно.
Первые поцелуи, когда Леонель называл меня своей меткой судьбы. Вечер, когда в наших венах загорелся тот свет — знак истинной пары. Он тогда сказал: «Теперь я никогда не смогу тебя отпустить. Даже если захочу».
— На территории Дома Арлейн вы более не имеете права находиться.
Голос управляющего звучал чётко, безэмоционально. Он даже не удосужился поднять глаза — читал с пергамента, как будто обращался не к женщине, когда-то носившей титул госпожи этого дома, а к строчке в отчётности, подлежащей вычёркиванию.
Я стояла на мраморных ступенях, дрожа — от холода, но больше от унижения. На мне всё ещё было то самое платье, в котором я приходила в Совет: благородное, сдержанно красивое. Слишком тонкое, чтобы остановить тот ледяной холод, что пробирался внутрь — не по коже, а под кожу, к самому сердцу.
— Согласно решению Совета, с вас снят титул супруги драконьего рода. Все артефакты, а также личные и территориальные привилегии аннулированы. Дом Арлейн больше не имеет желания вас здесь видеть.
За его спиной уже стояли слуги. Они выносили мои вещи — методично, без суеты, как будто убирали последствия ненужного ритуала. Чемоданы, коробки, дорожные сумки, с которыми я когда-то приехала сюда как невеста, как избранная. Сейчас они выглядели ничтожно. Неловко завязанные ленты, торчащие рукава, мятые края. Никто не потрудился даже сложить их с уважением.
На нижнюю ступень лестницы мягко, почти беззвучно, скользнуло платье. Тёмно-синее, с вышитым вдоль подола тонким огненным узором — тем самым, которое он когда-то называл моим пламенем, будто видел во мне что-то яркое, живое.
Краем глаза я заметила, как один из слуг небрежно наступил на подол — даже не замедлил шага. Меня передёрнуло, будто на память наступили. На часть меня, которой больше нет.
— Не трогайте, — сказала тихо, но ровно. — Я сама.
Управляющий всё же посмотрел на меня — всего на секунду. И в его взгляде не было ни жалости, ни сожаления. Лишь вежливое завершение формальности.
— Простите, госпож... — он запнулся. — Простите, леди Вейн. На этом всё. Прощайте.
Я не ответила. Только кивнула. Медленно. Высоко подняв подбородок, расправив плечи, как учила меня наставница в Академии: «Если тебя изгоняют, иди так, будто сама выбрала уйти».
Дом не провожал меня. Дверь за спиной захлопнулась не просто глухо — а с холодной, безжалостной определённостью. Как будто ставилась точка в моей истории, словно последний приговор, скреплённый железной печатью.
Я осталась стоять на дорожке из зачарованного камня, которая больше не принадлежала мне. Ветер шевелил край платья, трепал волосы, но я не двигалась. Мои вещи стояли рядом — безликие, чужие, как будто принадлежали не мне, а другой женщине, чьё имя уже стерли из всех регистров.
Позади — Дом Арлейн. Могучий, величественный, с витиеватыми шпилями и окнами, в которых теплился золотистый свет. Казалось, он даже не заметил моего ухода. Он принимал только тех, кого признавал своим. Теперь я — изгнанная.
Проходящая мимо аристократка, едва взглянув на меня, отвернулась с брезгливой усмешкой. За ней шли двое молодых студентов Академии, переговариваясь о лекциях и грядущем бале Зимнего Равноденствия, и я вдруг поняла, что моя история уже неинтересна. Она прошла. Как сезон. Как ошибка.
«Ты была временной слабостью» — эхом отозвались слова Леонеля.
Я наклонилась, подняла с земли платье, аккуратно встряхнула его и сложила в чемодан. Ткань была влажной и пахла домом. Не этим — старым, с шершавыми стенами из детства. Из жизни до всего.
Рука потянулась к артефактному браслету, чтобы вызвать такси, но руна доступа уже не работала. Всё — обрублено. Я выдохнула, закинула сумку на плечо.
По каменным ступеням заскользила тень. Легкие каблуки. Звонкий смех.
— Какой удар для Империи. Настоящая пара не выдержала и года.
Я замерла, увидев Мерису. Та была в изумрудном плаще, с развевающимися локонами. Она была красива до бесстыдства, как те женщины, которые не скрывают, что получают от жизни лучшее — даже если это чужое.
— Я сочувствую, правда, — продолжила девушка с фальшивой мягкостью, — тебе ведь казалось, что ты будешь особенной. Что твоей любви хватит, чтобы удержать его.
— Не хочу с тобой разговаривать, — ответила я, пытаясь пройти мимо.
— Конечно не хочешь. Я бы тоже не хотела, если бы на моём месте была ты. Ой, подожди, — её смех снова кольнул меня, — ты ведь была на моём месте. Недолго.
Я остановилась. Затем медленно повернулась.
— Он изменял мне с тобой, пока мы были в браке?
Мериса изогнула бровь.
— О, дорогая. Ты и правда думаешь, что он ждал, пока тебя официально вычеркнут? Драконы не такие терпеливые, как люди. Особенно такие, как Леонель.
Я больше ничего не сказала. Только сжала пальцы в кулак — ногти впились в ладони. Внутри разгоралась боль, словно горячая лава. Больно было не от того, что он выбрал другую. А что так легко стёр всё, что у нас было. Как будто никогда меня не любил.
Мериса наклонилась чуть ближе.
— Знаешь… Благодаря тебе он понял, что хочет женщину с настоящей силой, а не ту, кто лишь притворяется избранной.
Она ушла, и за ней остался лишь звон её каблуков. А я стояла одна на пустой площади, окружённой серым камнем. В груди зияла пустота — слишком глубокая, чтобы дать волю слезам.
— Ты можешь остаться у меня, — сказала Кира. — Пока не решишь, куда дальше.
Я кивнула, но слова не находились. Взгляд упал на знакомую кухню — скатерть с вышитыми румяными яблоками, потолок из светлого дерева, медные крючки с пучками сушёного зверобоя. Тёплые запахи шалфея, хлеба и кошачьей шерсти окутывали пространство. Всё было до боли знакомо — и в то же время чуждо, словно меня временно пустили в чужую жизнь. На передышку. На переосмысление.
— Спасибо, — наконец выдохнула я.
Кира сделала вид, что не заметила дрожь в моих руках и того, как лицо стало острым, теневым, словно стерлось само собой. Старые подруги не задают вопросов, когда понимают, что ответ больнее тишины.
— Я приготовлю тебе постель в верхней комнате. Там спокойно. Никто не побеспокоит.
— Хорошо.
Когда Кира ушла, я осталась одна.
Кошка на подоконнике лениво повела хвостом, прищурилась, зевнула. Обычный, мирный жест — как из другой жизни.
Я села. Нет — осела. Осторожно, как будто тело было хрупким, как стекло, и каждое движение могло вызвать трещину. Скамья подо мной скрипнула, но не поддалась. В этой кухне всё держалось. Только я — нет.
Закрыла лицо ладонями. Ни слёз. Ни всхлипов. Только глухая, вязкая тошнота — не телесная, а та, что идёт изнутри. Из глубины, где когда-то пульсировала сила, где жила любовь.
Теперь — пустота. Без формы. Без вкуса. Без себя.
Я — никто.
Не госпожа. Не супруга. Не хранительница великого рода. Даже не волшебница — магия больше не откликалась, будто отвернулась. Она ушла вместе с меткой.
Всё, что было, словно обнулили. Вычеркнули. Переписали чужой рукой.
Я сидела так долго, что даже кошка спрыгнула с подоконника, потерлась о ноги, фыркнула и ушла — будто решила: та, что раньше её гладила, больше не здесь.
***
Комната на чердаке была крошечной, будто построенной не для жизни, а для воспоминаний. Пахло здесь старой бумагой, сухими травами и пылью — той, что ложится не только на предметы, но и на душу. Луч света пробивался сквозь узкое окно, скользил по стене, цеплялся за паутину в углу и терялся в деревянных стропилах, словно и сам не знал, зачем сюда попал.
Я стояла посреди комнаты, будто не решаясь сделать шаг. Будто боялась потревожить тишину, в которой всё ещё дышала прежняя я — та, кто мечтала, смеялась, верила. Та, кого никто не бросал.
Старый сундук у стены был чуть покрыт серым налётом времени. Вырезанная на крышке виноградная лоза, потёртая, но всё ещё красивая, показалась мне вдруг живой. Я провела пальцем по петлям. Холод металла отозвался в ладони, как привет из прошлого.
Сундук был моим. Ещё с юности. Я вспомнила, как убирала в него письма от бабушки, сухие цветы из гербария, список любимых чар и… кое-что, что не хотела ни видеть, ни забыть.
Я приоткрыла крышку.
Письма. Старая тетрадь, где на обороте лекций — стихи, полные юношеской надежды и наивных слов о вечности. И — мешочек. Бархатный, глубокого тёмно-синего цвета. Я помнила его на ощупь, как помнят родную кожу.
Год назад я спрятала его. Сама не знаю зачем. Руки дрогнули. Я развязала ленты. Осторожно. Как развязывают прошлое.
Внутри — артефакт. Маленькое серебряное крыло. Лёгкое, почти невесомое, с тонкой огненной жилкой в центре. Он подарил кулон в ту ночь, когда я впервые заснула на его плече, а он, глядя на меня, сказал с той особой теплотой:
— Чтобы ты помнила: даже у тех, кто падает, могут быть крылья.
Я сжала крыло в ладони. Оно было тёплым. От памяти. От чувств. От того, кем я была, когда держала его в первый раз.
И вдруг появился свет.
Свет был слабым. Артефакт вспыхнул — едва заметно, почти робко, будто услышал меня. Будто ожил.
Я замерла, не веря. Не шевельнулась. Лишь тишина, да пульс где-то в горле.
Потом осторожно, с замиранием, снова коснулась крылышка.
Свет стал ярче. Затрепетал, будто узнавал.
— Нет… — прошептала я. — Этого не может быть…
Я не могла оторвать взгляда. Крыло светилось, будто внутри его шла жизнь. Как будто то, что мы делили с Леонелем — истинная связь, метка, чувство — не умерло, несмотря на все подписи, печати и ритуалы.
Связь разрушена. Леонель ушёл. Совет всё аннулировал.
Но артефакт…
Я всё ещё держала крыло в ладони, когда поскрипывающая лестница за моей спиной издала первый звук. Шаги. Тихие, осторожные. И голос Киры:
— Иди пить чай, спускайся!
Я не ответила. Только медленно, почти неосознанно, закрыла мешочек, завязала ленты — и убрала артефакт в карман. Словно боялась, что если задержусь с ним ещё хоть на миг, то расплачусь. Или поверю. А верить — пока слишком больно.
Потом поднялась и спустилась вниз.
На кухне уже пыхтел чайник — тот самый, старенький, с закопчённым носиком и привычным посвистом, в котором было больше уюта, чем пара.
Кира стояла у полки, перебирая баночки с сушёными травами. Стекло звенело тихо, почти убаюкивающе — как будто время тоже решило немного притормозить.
— Помнишь, как мы ютились в одной комнате у старой Мелии? — Кира поставила чашку на подоконник, закуталась в клетчатый плед и подтянула ноги на скамью. — Ледяной пол, плесень на потолке… Мы всерьёз боялись, что она однажды оживёт и съест нас во сне.
Я невольно улыбнулась. Едва-едва, как будто внутри на секунду зажглась искра, давно забытая.
— И кот у неё был… с одним глазом. Маленький монстр. Постоянно пытался стащить мои амулеты.
— И шипел, если мы не делились с ним ужином. — подруга хмыкнула. — Но всё равно было тепло. Потому что мы были рядом. Это… многое меняло. Мы тогда были бедные, до глупости счастливые. Днём пахали в аптекарной лавке, по ночам писали зачарованные свитки за пару серебряных. Смеялись над всем — даже когда не было хлеба.
Кира замолчала на секунду, потом тихо добавила, не глядя на меня:
— А потом ты вдруг перестала нуждаться. В комнате. В деньгах. Во мне.
Мне вдруг стало не по себе — словно обнажили что-то хрупкое. Я отвела взгляд, уставившись в кружку. Слова не находились — и не нужны были: всё уже было сказано.
— Я не злилась, правда. Просто смотрела на тебя отсюда, снизу, и думала: пусть у кого-то хотя бы всё получится.
На какое-то время повисла тишина. Из чашек лениво поднимался пар, ветер мягко трепал занавески, будто напоминал: мир всё ещё здесь, за окном. И я, вдруг почувствовав, что могу, заговорила:
— Всё началось с одного дождя. Я возвращалась из лавки. Весна, холодная, с пронизывающим ливнем. Зонт сломался, книги промокли. Сапоги были в грязи, сумка тянула плечо. Хотелось лечь прямо на обочине и не вставать.
Я сделала глоток. Он обжёг, но не согрел.
— И тут подъехала машина. Чёрная. Беззвучная. Из неё вышел он. Высокий, как вырезанный из тьмы. Янтарные глаза. Кольцо с символом драконьего рода. Он сказал: «Вы дрожите. Могу предложить укрытие и ужин».
Кира усмехнулась:
— Ловко.
— А я тогда не поверила. Решила — аристократ играет в благородство. Конечно, отказалась. Но на следующий день он прислал мне книгу. Редкое издание Зейрии. Закладка — на моей любимой странице. А потом — письмо. С моими стихами. Теми самыми, что я прятала на обратной стороне лекций. И на третий день он пришёл сам. Просто стоял в лавке. Ждал. Пока я не согласилась поужинать с ним.
Кира не перебивала. Не вставляла реплик, не пыталась подобрать «правильные» слова. Просто слушала. И, странным образом, именно это оказалось самым нужным. Не утешение, не совет и даже не сочувствие. Только тишина, в которой мои слова могли звучать.
— Он сказал: «Ты — моя истинная. Я понял это с первого взгляда». Я засмеялась тогда — неловко, сбивчиво, как девочка, которую застали врасплох. Покраснела до корней волос. Пыталась возразить, найти в этом пылком признании пафос или игру. Но он был как огонь — необъяснимо тёплый, живой, притягательный. Он знал, как прикасаться — легко, бережно. Знал, когда нужно молчать. Как смотреть, чтобы под этим взглядом исчезал весь остальной мир. Даже воздух, казалось, менялся, когда он был рядом.
Я замолчала на мгновение. Пальцы машинально обвели край чашки — по кругу, ещё раз, будто в этом движении можно было найти ответ, равновесие или хотя бы временное укрытие от воспоминаний.
— Потом было приглашение в его дом. Всё казалось почти сказкой: ритуал, артефакт, клятвы. Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Пока ты дышишь — ты моя. Пока живёшь — я рядом».
— И ты ушла к нему...— прошептала Кира.
— Я и правда думала, что нашла дом. В нём. В его голосе, в его прикосновениях. Даже в этих холодных коридорах с позолоченными дверями — всё казалось настоящим.
— А может… — тихо сказала Кира, — ты нашла только красивую иллюзию. Очень убедительную. Он назвал тебя истинной — а ты сразу поверила. Потому что хотела верить.
Я замолчала. Слова подруги проникали внутрь медленно, как дождь под воротник. Не остро, но неотвратимо. В глубине я знала. Согласилась слишком быстро. Заклятие связи лёгло в душу слишком легко — не потому что я чувствовала истинность, а потому что так хотелось. Потому что впервые кто-то увидел меня и назвал своей.
Но признать это — значило перечеркнуть всё. Все вечера. Все поцелуи. Всё, что я считала любовью. А я ещё не была к этому готова.
***
Поздно вечером, когда весь дом погрузился в сон, я осталась одна. Комната будто выдохнула: стены сели глубже в пол, воздух стал тяжелым, как перед грозой. Я села на край постели, не включая свет, и, нащупав в кармане бархатный мешочек, достала артефакт.
Мои пальцы дрожали, когда я развязала тесёмки. Серебряное крыло соскользнуло мне в ладонь — тёплое, почти живое. Лёгкое, как дыхание… как забытая часть души.
Оно пульсировало. Слабо. Но в унисон с моей болью.
— Если всё это была ложь… — прошептала я, — …почему ты всё ещё помнишь меня?
И артефакт вспыхнул.
Не ослепительно — мягко. Как будто узнал. Как будто откликнулся. Пространство чуть дрогнуло, будто в комнате кто-то стоял — в тени, без звука. Не сквозняк. Не иллюзия. Чье-то присутствие.
Я затаила дыхание. Крыло дрожало у меня в ладони, и его свет понемногу угасал. Пока не осталась только тёплая тень. И сердце, которое снова не знало — верить или забыть.
— Тебе нужно выйти из этой комнаты, — мягко, но без тени уступчивости сказала Кира, ставя на тумбочку тарелку с кашей. — День. Второй. Потом ты врастёшь в постель, и даже магия не спасёт. Ни твоя. Ни чужая.
Я не обернулась. Лежала, как брошенная вещь — не сломанная, нет, просто ставшая ненужной.
— А если… магия никогда больше не вернётся? — спросила глухо. Будто не всерьёз, не веря ни в вопрос, ни в себя. Словно это уже не обо мне.
Кира выдохнула, чуть устало — как человек, который не знает, что сказать.
— Тогда… тем более придётся жить, — сказала она. — Обычной жизнью. Искать работу. Дышать. Есть. Не растворяться в своей боли.
— Думаешь, кто-то захочет связываться с бывшей женой дракона, за которой тащится шлейф сплетен и скандалов? — Я посмотрела на подругу без особой надежды.
— Архив, — отозвалась она просто, даже немного рассеянно, словно это был не ответ, а возвращение к мысли, которую она уже прокручивала в голове сотни раз. — Вчера пришло письмо от Марты Рольвен. Помнишь её? Язык древних кругов, седая, строгая, всё ещё ходит в мантии из сизого бархата. У них там… случилась беда. Им срочно нужен человек. Такой, кто не боится свитков, заклятых сто лет назад, и знает, в какую сторону разворачивать ткань магического текста, чтобы он не обжёг душу.
Я медленно села, ноги ещё не слушались.
— Архив? — переспросила, будто не поверила, что это может быть мой приют.
Кира кивнула.
— Да. Западное крыло. Там никто тебя не тронет. Ни драконом, ни слухами, ни даже собственными кошмарами. Только тишина, пыль и ты.
— А ты… правда веришь, что у меня что-то получится?
Она подошла ближе, присела рядом. Взяла меня за руку — осторожно, как берут что-то драгоценное, но раненое.
— Я верю, что ты не закончилась. Просто… тебя сожгли не до конца.
И в пепле… всё ещё есть искра.
***
Здание Городского архива стояло у самой кромки старого города. Камень его стен хранил на себе следы древних чар — будто сам воздух здесь когда-то знал заклинания, а теперь лишь молчаливо ждал тех, кто умеет слушать.
Стоя у подножия лестницы, я смотрела вверх — на вытянутые окна башен, в которых горел ровный свет. Совсем недавно училась в подобных залах и верила, что у знания есть форма и свет.
Теперь внутри меня осталась только осторожность.
Я уже знала, как внезапно рушится жизнь. И теперь училась не верить — ни словам, ни взглядам, ни обещаниям, даже если они звучали слишком правдиво, чтобы быть ложью.
В приёмной пахло старой кожей, сургучом и чернилами, которые когда-то были жидкими, но давно засохли, оставив только терпкий, въедливый аромат. Воздух был сухой, словно его слишком долго не проветривали, а стены — обитые потускневшим зелёным сукном — словно впитали в себя годы ожидания и тревоги.
Женщина в очках с толстой оправой поднялась со стула. Она была высокой, худощавой, с резко очерченной линией скул, собранными в тугой пучок волосами и взглядом, который точно подмечал всё, даже то, что ты сам в себе старался скрыть. Голос у неё был ровным, немного резким, с особой интонацией — будто каждое слово проходило строгую внутреннюю проверку перед тем, как вырваться наружу.
— Октавия Дель, — представилась она коротко.
Она не улыбнулась. Ни в голосе, ни в лице не дрогнуло ничего лишнего. С первого взгляда было понятно: с этой женщиной шутки не проходят.
— Добро пожаловать, госпожа Вейн. Вы будете работать с древними свитками. Работа требует сосредоточенности и аккуратности. Надеюсь, ваши руки точнее, чем слухи о вашем разводе.
Слова задели, но я осталась спокойной:
— У меня есть опыт работы с древними документами. Не беспокойтесь!
— Ну что ж, тогда покажу вам рабочее место.
Она встала и повела меня вдоль коридора.
Залы свитков начинались в восточном крыле, куда не доходил дневной свет, и где лампы мерцали мягким, почти старинным сиянием. Стены дышали памятью. Здесь шелест был иным — не бумажным, а вековым. Будто пергамент сам вспоминал, что в нём написано.
Подойдя к столу, я склонилась над бумагами.
Мои пальцы перебирали слои времени — обрывки ритуалов, забытые конструкции магии, фрагменты мёртвых языков, в которых остались только эхо силы. Здесь никто не просил меня быть сильной. Только — быть внимательной. И этого было достаточно.
— Госпожа Вейн?
Я вздрогнула от неожиданного голоса и подняла глаза.
В дверях стоял мужчина.
Высокий. В тёмной мантии. Волосы — седые. Глаза — серо-синие, холодные, но не равнодушные. Голос — собранный, как у того, кто привык говорить немного, но так, чтобы всё было услышано.
— Архивариус Лавелис, — представился он. — Буду наблюдать за вашей работой. Архив — место, где ошибки могут стать заклятиями. Нам нельзя пускать случайных людей.
— Я… не случайный человек. Просто… потерянный.
Он кивнул, словно соглашаясь.
— Потерянные часто становятся самыми внимательными. У них уже нет иллюзий. А значит — больше осторожности. И правды.
Мужчина шагнул ближе, не нарушая дистанции. Его взгляд скользнул по моему лицу, рукам… и задержался на груди — точнее, на кулоне, скрытом под вырезом платья. Очертания украшения были едва видны.
Я вышла из здания Архива поздно, когда город уже погрузился в мягкую, туманную серость сумерек. Улицы начали пустеть — фонари вспыхивали один за другим, отбрасывая на мокрый асфальт свет то бирюзовый, то янтарный. Шла медленно, почти волоча ноги — за день они гудели, как старый трансформатор.
Иногда мне казалось, что сам город ворчит мне вслед: «Что ты здесь ещё забыла, девочка без магии?». Но я упрямо шагала дальше, потому что уходить больше было некуда.
На перекрёстке остановилась. Послышалось жалобное «мяу». Ещё одно. И ещё. Посмотрела по сторонам и увидела котёнка — грязного, дрожащего, с подранным ухом. Он сидел у обочины между пакетом с мусором и валяющимся стаканом из кофейни, и мяукал так, будто знал, что никто не остановится.
Сначала я долго смотрела на него. А потом осторожно присела, протянула руку:
— Тихо, малыш, не бойся!
Котёнок позволил взять себя на руки, только один раз тихо пискнул и уткнулся мордочкой в моё запястье.
Домой я добралась к девяти. Подруга открыла дверь, зевая, с полотенцем на голове.
— Ну, ты где? Я уж думала, тебя сожрал архив. Кто это у тебя в руках?
— Котёнок. Нашла у дороги.
— Ну куда? У нас уже есть одно пушистое чудовище, — кивнула Кира в сторону двери на кухню, откуда тут же донеслось подозрительное «мррр» старшего кота.
— Посмотри, — я прижала котёнка к груди, — какой он маленький. Беспомощный. Ему нужна помощь.
Подруга закатила глаза, но уже с улыбкой.
— Ладно, ладно, — подняла она руки. — Заходи и заноси. Сейчас будем его мыть и откармливать. Только я не готова влезать в войну котов.
Мы принесли малыша в ванную, наполнили раковину тёплой водой, достали шампунь без запаха. Пока Кира держала крошку, я аккуратно смывала грязь. У котёнка оказался светлый, почти серебристый мех.
— Будет как снеговик, если выживет, — пробормотала Кира, пытаясь завернуть его в полотенце.
Полотенце мягко соскользнуло с плеча, я машинально поймала его, когда на браслете мигнул зелёный огонёк. Тот самый, который редко загорается — и никогда просто так.
Я вздохнула и подняла запястье, прочитав появившееся сообщение:
Уведомление Совета:
Явиться завтра в приёмную. До 10:00.
— Совет вызывает, — произнесла тихо, будто для себя, но Кира всё равно услышала.
Она тут же напряглась, словно её спину кольнуло ледяной иглой.
— Зачем? Что им от тебя нужно?
— Пока не знаю, — я убрала взгляд от браслета и встряхнула ладонью, как будто могла стереть эти слова. — Но завтра перед работой обязательно зайду.
Кира прикусила губу, словно хотела что-то сказать — и не решалась.
А я уже чувствовала знакомое, неприятное покалывание под кожей — предчувствие, которое редко ошибалось. Совет не тратил время на вежливости. Если тот вызывал — значит, что-то случилось. Или собиралось случиться.
Котёнок, успокоившись в тепле, попытался встать, но лапы ещё не слушались. Он был исхудавшим до костей, но уже не дрожал. Кира поставила перед ним блюдце, и малыш с жадностью принялся лакать молоко.
— И всё же… он милый. Особенно теперь, когда не пищит, как будто мир рушится.
— У него, может, и рушился. Я же говорю, он похож на меня. Тоже выброшен на обочину.
Подруга прищурилась, кивнула и улыбнулась краешком губ.
— Ну и как ты хочешь назвать это создание? Или оно останется просто «котёнком»?
— Раз это девочка, может, Искра? Маленькая, но упрямая. И светится, когда тепло.
— Искра… Хм. Надеюсь, она не вырастет в пожар. Ну ладно, Искра — так Искра. Ещё одна душа в нашем хаосе.
Тем временем котёнок уже пригрелся, свернулся на старом вязаном пледе, словно это было самое безопасное место в мире.
***
Утром город встретил меня туманом. Магистраль была забита, а в подземке воняло злыми чарами. Я добралась до нужного корпуса на пару минут раньше. Здание было типичным — серо-бетонное, в стиле «административная депрессия», но внутри пахло свежим кофе. Коридоры были вылизаны, как в операционной, охранник на входе сверил мои данные, кивнул и указал на лифт.
Тот поднял меня на шестой этаж, в коридор, где стены были обшиты деревом, а ковёр напоминал засохший мох.
Я постучала в дверь.
— Входите, — отозвался голос.
Кабинет был большой, с окнами в пол, но без света. Тусклая лампа под потолком бросала длинные тени на массивный письменный стол, заваленный свитками, магическими печатями и древними книгами. В углу медленно вращался стеклянный глобус с внутренней иллюминацией — магическая проекция города, со светящимися точками на пересечениях улиц.
За массивным столом сидел мужчина лет шестидесяти. Лицо — выточенное, как из гранита. Пальцы длинные, ногти идеально ровные. Он был похож не на чиновника, а на хирурга, который собирается вскрывать без наркоза.
— Алисия Вейн? — сухо уточнил он.
Придя в архив, захлопнула дверь с такой силой, что даже двери кабинетов вздрогнули. Прошлось эхо по сводчатым потолкам, взмыло вверх пыльное облако, и где-то в глубине помещения закашлялся какой-то пожилой архивный гоблин.
После повесила плащ на крючок. Он соскользнул и упал на пол, будто тоже был против этого дня. Я злобно подхватила его, повесила снова и бросила раздражённый взгляд в сторону высокого шкафа, на котором неровной стопкой лежали дела за прошлый год.
С тех пор как я вышла из кабинета Совета, меня трясло. Внутри глухо гудела обида, жгло унижение, и всё это мешалось с упрямым, тёмным желанием — доказать, что они ошибаются. Я — не пустышка. Не забытая тень из прошлого.
Свет из окна падал на длинный стол, где меня ждали папки, каталоги и карточки. Работа, которая обычно приносила странное, тихое умиротворение, сегодня злила. Бумаги не слушались. Пометки не совпадали. Штампы терялись, как назло.
— Замечательно, — буркнула, с усилием выдирая из картотеки нужную папку. — Просто прекрасно.
Я продолжала перебирать бумаги, раздражение с каждым листом только усиливалось. Пальцы дрожали от напряжения, сердце стучало слишком громко, как будто мешало сосредоточиться. Лист за листом — то выцветшие записи, то неразборчивые заметки, то просто чья-то халатность, которую теперь приходилось исправлять.
В какой-то момент, схватив реестр, я резко потянула его на себя — и тут что-то словно щёлкнуло в воздухе. Не громко, но ощутимо. Тонкий свист, трепет, как при внезапном порыве ветра в замкнутом пространстве — и со стола взлетели бумаги. Несколько листов приподняло, закрутило в воздухе, они вихрем закружились, хлопая по воздуху, и разлетелись в разные стороны.
Я застыла. Воздух в комнате был неподвижен — ни малейшего движения, ни намёка на сквозняк. Окно плотно закрыто, дверь — тоже. Но всё же что-то холодное, почти ощутимое, проскользнуло по коже. И я почувствовала, что это не ветер. Это исходило от меня. Изнутри.
Посмотрела на свои руки. Те были совершенно обычными. Тонкие пальцы, лёгкая бумажная пыль, чернильное пятнышко на костяшке большого пальца. Ничего особенного. Но внутри что-то будто продолжало вибрировать, словно где-то глубоко в груди, там, где обычно живёт злость, вдруг появилась струна — и её задели.
Я постояла немного, будто прислушиваясь к себе, затем медленно направилась по узкому коридору. В его конце, за чуть приоткрытой дверью, мягко светилась лампа в кабинете Архивариуса.
— Простите, — сказала, постучав. — Можно?
Он оторвал взгляд от книги и кивнул:
— Конечно. Что-то случилось?
— Не знаю, — сказала, подходя ближе. — Но, кажется… что да.
Я коротко рассказала, что произошло: как работала, как злилась, и как вдруг бумаги взлетели со стола. Архивариус слушал, не перебивая, только прищурился, когда я дошла до описания «вихря».
— Вы уверены, что не было сквозняка?
— Уверена. Всё было закрыто. И… я чувствовала, что это исходит от меня. Не знаю как объяснить, просто знала.
Он снял очки, потёр переносицу и произнёс, как будто сам себе:
— Значит, просыпается.
— Что просыпается?
— Сила, Алисия, — он посмотрел прямо мне в глаза. — Спящая, приглушённая, потерянная, изменённая. И, похоже, начала понемногу просыпаться.
Я ошарашенно смотрела на него, потом прошептала:
— Но… я пыталась чувствовать её всё это время. Внутри — ничего. Просто тишина.
— Иногда тишина — обманчива. Видимо, вам нужно не чувствовать, а действовать. Что именно вы делали в тот момент?
— Работала с каталогом. И злилась.
— Значит, вы были раздражены? — переспросил мужчина, глядя на меня поверх очков.
— Да, — кивнула, — очень. Я не злилась так уже давно. Просто… эти документы, ещё этот совет — это как будто под кожу лезет.
— Ага. — Он отложил перо, встал и прошёлся по комнате. — В большинстве случаев именно сильные чувства становятся катализатором. Гнев — один из самых первичных источников.
— Что теперь? Я должна повторить это? Или тренироваться?
— Давайте сначала попробуем повторить, — спокойно ответил Архивариус. — Не напрягайтесь. Просто сосредоточьтесь на той злости. Постарайтесь вспомнить то чувство, то напряжение. И попробуйте направить его на что-то конкретное, например, на листок бумаги.
Я попыталась. Сначала просто мысленно. Потом чуть сильнее. Но ничего не происходило.
— Простите, — выдохнула я. — Не работает.
— Это нормально. Ваши силы словно дрожжи в старом тесте. Их нужно будить не спешкой, а терпением. У вас было что-то похожее на вспышку. И это дало нам главное — подтверждение, что магия есть. Остальное — дело времени.
Он замолчал, а потом добавил, чуть мягче:
— И ещё — не бойтесь чувствовать. Особенно тогда, когда хочется казаться спокойной. Иногда настоящая сила рождается именно из боли. Или ярости. Или одиночества.
Когда я вернулась в архив, в комнате всё ещё витал лёгкий запах пыли. Подойдя к столу, осторожно провела пальцами по рассыпавшимся бумагам — те больше не шевелились, лежали ровно, будто ничего не произошло.
Я сидела на полу, скрестив ноги и уставившись в одну точку.
“Если это магия... если она действительно во мне... разве я не могу её вызвать снова?”.
Прищурилась, вспоминая ощущения того момента — как будто меня изнутри перевернули наизнанку. Гнев, обиду, отчаяние — всё это попробовала снова пробудить в себе. Думала о несправедливости, о любовнице мужа, о совете. И о том, что никто, чёрт побери, никогда ничего не объясняет.
Сердце стучало, будто вымеряя ритм гнева.
— Так… Ну давай, — прошептала сама себе. — Разозлись. Как тогда. Сделай это.
Вспомнила чувство — напряжение в плечах, жар в груди, щелчок внутри. Вдох. Выдох. Порыв злости. Секунда — и ничего. Только тишина и разочарование.
Котёнок, свернувшийся калачиком у подушки, сонно пошевелил ухом.
Сжав кулаки, прикусила губу. В голове промелькнули слова чиновника: «Вы — пустышка, Алисия».
И в следующую секунду воздух вздрогнул. Лёгкий порыв, едва заметный, пробежал по комнате. Занавеска шелохнулась, ручка с края стола упала на пол, звонко ударившись.
Искра подпрыгнула — вертикально, всем телом, как мяч. Потом шипя забилась под кресло, высунув только нос и два огромных, округлых глаза.
Я встала, подошла к креслу и присела рядом.
— Испугалась, малышка?
Котёнок сначала не двинулся, только замер, будто размышляя, стоит ли вообще снова доверять странной женщине. Потом осторожно протянул лапку вперёд, уставился на меня с укором.
— Прости. Я не нарочно, честно. Но… это опять сила. Или что-то на неё похожее.
— Ты с кем разговариваешь? — раздался голос за дверью. Через секунду в комнату заглянула Кира.
— С Искрой. И с собой, — вздохнула, поднимаясь на ноги. — У меня, кажется, снова… получилось. Почти.
— Что именно?
Я провела рукой по волосам, всё ещё пытаясь уложить мысли. Потом коротко рассказала о том, как пыталась нарочно вызвать силу, как ощутила ту же дрожь, как порыв воздуха взъерошил комнату.
Она слушала внимательно, сдвинув брови.
— И всё это просто от эмоций?
— Не уверена. Но похоже на то. Когда злюсь, что-то происходит. Пусть даже слабое, но происходит.
Затем я подошла к комоду, открыла ящик. Из плотного мешочка, достала артефакт. Он, как и прежде, излучал ровное свечение. Но теперь свет стал чуть ярче, словно отзеркалив эмоциональный отклик хозяйки.
Протянула руку, и перо вспыхнуло еще сильнее.
— Что со мной происходит? Почему именно сейчас?
Внимательно вглядывалась в кулон, словно он мог мне ответить. Но он молчал. Я не выдержала и, вздохнув, убрала артефакт обратно в мешочек.
— Не хочу сойти с ума. По крайней мере — не в одиночку.
— Ну уж нет. Если рехнёшься — я рядом. Хоть в магию, хоть в дурку.
Мы переглянулись и одновременно рассмеялись.
— Отличная перспектива: палата номер шесть и магическая шизофрения.
— Главное, что вместе, — серьёзно кивнула подруга, а потом закатила глаза. — Хотя, конечно, в халатах не тот стиль, что я предпочитаю.
***
Позже, лёжа в темноте, я не могла уснуть. В голове крутилось слишком многое — сила, страх, перо, котёнок, комната, воздух. Всё слилось в одно тревожное напряжение.
Но сон всё же пришёл. Мягко, без предупреждения, как будто сквозь лёгкую вуаль, окутывающую разум.
Я стояла на высокой скале, под ногами хрустел лёд, а холодный ветер заставлял трепетать ткань плаща. За моей спиной распускались огромные крылья — лёгкие, словно сделанные из инея и тончайшего ветра, мерцающие в тусклом свете.
Передо мной, чуть ниже на склоне, стояла женщина. Тёмные волосы обрамляли её лицо. Глаза были печальными, словно хранили в себе тысячи невысказанных слов и забытых историй. Голос звучал с южным акцентом — певучим и проникновенным, заставляя каждое слово вибрировать в душе.
— Ты опоздала, — сказала она тихо. — Но ты всё же пришла.
Я чувствовала, как эти слова будто растворяются в воздухе, становятся чем-то большим, чем просто звуки. Понимала их, ощущала важность и неизбежность.
Медленно потянулась к женщине, пытаясь дотронуться до неё, но пальцы скользили сквозь туман и холод. В этот самый момент сильный ветер подхватил меня, поднимая над склоном. Вспышка света и внезапное пробуждение. Резко открыв глаза, пыталась придти в себя. Сердце колотилось, а в голове ещё звучал певучий женский голос.
***
Я вошла в архив с ощущением тяжести на сердце — сон ещё свежо кружился в памяти, оставляя после себя холодок и загадку. Прошла к шкафу и открыла ящик, где хранились свитки, связанные с древней историей города и окрестностей. Среди них были старые пергаменты, пожелтевшие и истёртые временем, но хранящие множество тайн.
Мой взгляд остановился на свитках с символами, которые напоминали крылья, схематично изображённые рядом с драконьими силуэтами. Я аккуратно развернула один из них и начала читать. В тексте рассказывалось о давних войнах между Северными и Южными драконами — могущественными существами, которые некогда правили небесами и землями, разделёнными на две стороны.
В читальном зале уже давно выключили верхний свет, и только настольная лампа отбрасывала тёплое пятно на потрёпанный стол, где лежали разложенные свитки. За окном медленно опускался вечер, и город становился тише, как будто тоже затаил дыхание.
Я снова рылась в разделе, где хранились свитки о древних конфликтах.
Ещё один свиток. Пожелтевший край, потёртые символы… И вдруг — пустота. Между абзацами зияла рваная дыра. Страницы вырваны, небрежно, будто в спешке. Я аккуратно провела пальцем по краю пергамента и заметила — на обороте, в углу, почти стёртый, был странный знак. В виде круга с пересекающим его вертикальным штрихом. Как печать, оставленная на краю забвения.
Выскочила из зала и, не раздумывая, направилась к Архивариусу.
Он сидел в дальнем кабинете, как обычно окружённый кипами каталогов и списков. Поднял голову, когда я вошла, и снял очки.
— Поздновато, Алисия, — устало сказал он. — Ты что-то нашла?
— Да. Это… Посмотрите, — я положила свиток на край его стола и указала на разрыв. — Здесь что-то было. Видимо что-то важное.
Он взял пергамент, внимательно осмотрел. Потом выдохнул медленно, почти устало.
— Не ты первая, кто спрашивает о южных драконах в этом архиве. Предыдущий архивный сотрудник исчез. Просто не вышел на смену, а потом — тишина.
Я молчала, не зная, что сказать.
— Потом мы заметили книгу с вырванными страницами, — продолжил Архивариус, — мы провели пересмотр коллекции. Несколько книг оказались неполными. Некоторые страницы отсутствовали. В большинстве — разделы, касающиеся древних ритуалов. Запретных.
— Почему книги просто не забрали?
Он поднял взгляд и слегка усмехнулся.
— Не получится. У нас система слежения. Каждая книга зафиксирована в общем каталоге с магическим якорем. Утащить целиком — невозможно. А вот страницы… — он кивнул на свиток. — На них слежения нет.
Я снова посмотрела на вырванный участок.
— Кому могли понадобиться эти знания?
— Не знаю, — ответил Лавелис. — Но то, что ты копаешь в том же направлении… меня немного тревожит.
Вернувшись в главный зал, я с ещё большей сосредоточенностью углубилась в раздел, посвящённый южным династиям. Среди пыльных томов, с потёртыми корешками, взгляд зацепился за одну книгу, отличающуюся от остальных. На обложке — выбитый золотом герб в виде полукруга с крыльями, скрещёнными над чешуйчатой фигурой. Под ним — надпись: «Дом Вейтарис. История исчезновения».
Слово «исчезновение» словно отозвалось во мне странным холодком.
Я раскрыла книгу. На первых листах значилось, что Дом Вейтарис был одним из древнейших южных родов. Согласно преданию, они не только владели уникальной формой магии воздуха и холода, но и хранили ключ к трансформации — обряду, благодаря которому дракон мог обрести истинную форму, даже будучи рождён в человеческом теле.
Сила, которую невозможно просчитать. Магия, не подчиняющаяся ни Академии, ни Совету.
Я читала, затаив дыхание. Вейтарис были известны не только как драконы, но и как политические одиночки — они не участвовали в советах, не заключали браков по расчёту, держались обособленно. По легенде, последняя из рода, драконица по имени Леолин, исчезла за несколько лет до окончательной победы Северных.
На одной из страниц упоминался ритуал, связанный со светом. Заголовок был чёткий… но ниже зияла пустота. Страница вырвана. За ней — ещё одна. И ещё. Всего отсутствовало три листа.
Медленно перевернула книгу, нашла край последней вырванной страницы. И там — знакомый знак. Круг и черта. Такой же, как и в первом свитке.
Я вернулась к Архивариусу, положила книгу рядом с прежним свитком. Он едва взглянул — и сразу понял.
— Дом Вейтарис… — пробормотал он. — Вот это уже серьёзно.
— Вы о них слышали?
— Только по обрывкам. Местами даже не в научных источниках, а в пересказах и слухах. Говорили, они не просто исчезли. Они… растворились. Будто стерли сами себя из истории. А если это так, то у кого-то были очень веские причины сохранить их тайну.
— Или украсть, — тихо сказала я. — Три страницы. И тот же знак.
Архивариус тяжело вздохнул и откинулся в кресле.
— Алисия, я не буду тебя останавливать. Но если ты собираешься идти дальше — не вздумай делать это в одиночку.
— Вы хотите помочь мне в этом деле? — спросила я, глядя на мужчину, не отрываясь. Голос мой прозвучал тише, чем хотелось — внутри всё ещё покалывало от тревожного открытия.
Он устало усмехнулся, будто знал больше, чем говорил.
— Нет, дитя моё. Я слишком стар для таких приключений. Бумаги, каталоги, перекличка кодов — вот мой фронт. А всё, что пахнет тенями, легендами и вырванными страницами… — он покачал головой, — …это для молодых.
Я нахмурилась, но он неожиданно добавил:
— Однако у меня есть племянник. Упрямый, но со светлой головой. Историю южных он знает лучше меня, и уж точно не побоится копнуть глубже.
— Он работает здесь? — удивилась я.
Было уже за полночь, когда я вернулась домой. Улицы спали, и даже воздух казался сонным. Лишь редкие фонари отбрасывали размытые тени на асфальт. В квартире всё было тихо: Кира спала в своей комнате, Искра свернулась клубком на подоконнике, лишь еле заметно дёргаяя хвостом во сне.
Я не стала включать свет — разулась, сняла плащ, аккуратно опустила сумку у двери и на цыпочках прошла в свою комнату. Тихо, будто боясь потревожить сам воздух. Уснула почти сразу, стоило только коснуться подушки.
Сон пришёл без прелюдий — как ледяной ветер в лицо. Мне снился бесконечный коридор, по которому я бежала. Пол под ногами был будто из старых каменных плит, стены — из тумана и теней. Где-то за спиной эхом раздался голос:
— Алисия!
Я обернулась. Голос был Леонеля. Узнаваемый до дрожи. В нём было отчаяние, как будто он звал из глубины. Но куда идти? Направо? Вниз по лестнице? В двери, что исчезают при приближении? Всё вокруг ускользало, как вода сквозь пальцы. Я металась, цепляясь за стены, отблески света, но всё исчезало. И тогда наступила тишина. Бездна.
Проснулась резко, будто вынырнула. Поднялась, села на кровати, прислушалась — лишь тихое мурлыканье Искры под боком. Обняла свои колени. Несколько минут сидела так, пока не почувствовала, как мысли собираются обратно.
На кухне Кира уже хлопотала у плиты в футболке с котами и недосыпом в глазах.
— Ты выглядишь так, будто дракон на тебя наступил. Всё в порядке?
Я присела, взяла кружку с какао, согревая ладони.
— Мне снился Леонель. Он звал меня. Я пыталась найти его, но всё исчезало. Будто лабиринт из дыма.
— Хм… Может, это память, а может — что-то большее. Ты же говорила, он был тебе истинным. Такие связи не уходят бесследно.
— Но почему именно сейчас?
— Не знаю. — подруга поставила на стол тарелку с тостами. — Давай завтракай, а то на работу опоздаешь.
Я машинально взяла в руки тост, но ела рассеянно. Мысли всё ещё блуждали где-то среди теней и каменных коридоров. Меня не отпускал голос из сна — живой, тёплый, будто вытянутый из самого сердца. Что это было? Память? Видение? Или что-то гораздо большее?
Когда часы на стене показали половину девятого, я нехотя поднялась, набросила на плечи плащ и, кивнув Кире, вышла.
День прошёл среди свитков, каталогов и потрёпанных книг. Мысли постоянно возвращались ко сну. И с каждой минутой внутри крепло странное предчувствие. Когда солнце стало опускаться за серые крыши и окна архива потемнели, в дверях появился мужчина.
— Алисия? Меня зовут Луар Антрэ. Дядя сказал, тебе нужен помощник.
Он был выше, чем я ожидала. Волос чуть взъерошен, пальцы в чернильных пятнах, а на запястье — тонкий браслет с крошечным драконом. Взгляд — внимательный, цепкий, с лёгкой усмешкой.
— Проходи, но будь осторожен, здесь хранятся важные документы, — заметила я, складывая бумаги.
— А я умею быть осторожным. И читать между строк. Особенно если строки о южных драконах.
Разговор завязался легко, без напряжения, как будто мы были знакомы давно и просто продолжали старую беседу, которую кто-то когда-то прервал. Я не торопилась, слушала, вглядывалась в его лицо при каждом ответе. Он говорил спокойно, с той особой уверенностью, которую дают не учебники, а годы проведённые над свитками.
— А ты слышал о ритуале единения через свет? — спросила я, склонив голову. — Он упоминался в одном из фрагментов.
Луар задумался, подцепив ногтем край салфетки на столе.
— Это старый термин. Такие ритуалы были распространены в Южных владениях, Говорят, они могли узнавать друг друга по ауре, соединяться не только телом, но и светом. Это было сильно.
— А фамилия Вейтарис? Что-нибудь знаешь о ней?
— Исчезнувший род. Считалось, что они держали древнее Знание, передаваемое устно. Когда северные драконы начали зачистку, Вейтарис первыми отказались сдать артефакты Совету, а потом просто исчезли.
Я молчала.
— Почему тебя это интересует? — спросил он.
— В последние дни происходит что-то странное. Сны, вырванные страницы в архивных записях. Всё будто водит кругами, но не говорит прямо.
Антрэ на мгновение прищурился. Свет из окна лёг ему на скулу, подчеркнув тонкую тень под глазами.
— А ты не думала, что ответы иногда боятся быть найденными? Особенно, если к ним подходят слишком близко.
Я усмехнулась.
— Уже боюсь, но остановиться не могу.
Луар встал. Его взгляд стал другим — внимательным, даже чуть тяжёлым, как будто он приглядывался ко мне заново.
— Ты говорила, у тебя есть кулон. Он как-то реагирует на всё это?
— Да. Иногда вспыхивает и светится.
— Могу я его увидеть?
— У меня дома. Если хочешь, пойдём ко мне, покажу.
Он кивнул без тени колебания, как будто этого и ждал.
Мы вышли из архива, окунувшись в мягкий сумрак вечернего города. Свет фонарей дрожал в лужах, витрины закрывались, люди спешили домой.
И в этот момент из душа в коридор шагнула Кира.
На ней было лишь короткое полотенце — белоснежное, предательски сползающее с бедра, как будто само теряло волю перед заклинанием силы тяжести. Мокрые волосы тёмными волнами прилипали к коже, тонкие пряди цеплялись за шею, а капли воды неспешно стекали по ключицам, ловя блики и придавая её облику завораживающую притягательность. Она остановилась и застыла.
Взгляд её наткнулся на Луара — и расширился. В нём вспыхнул ужас, негодование и отчётливое желание испариться с этого света, не тратя ни секунды на объяснения.
— А-а-а! — сорвался с её губ резкий вскрик. — Алисия! Что за... чёрт тебя дери?!
Луар, будто по команде, поднял взгляд к потолку. Зрачки его расширились, а уши вспыхнули таким жарким румянцем, будто кто-то подложил туда жаровню.
— Мы… это… просто… кулон, — пробормотал он, заикаясь и пятясь назад.
— В следующий раз предупреждай! — гаркнула Кира, метнувшись в комнату с такой скоростью, что воздух завихрился за её спиной. Дверь хлопнула.
Повисла пауза. Я медленно провела ладонью по лицу и вздохнула.
— Извини, — прошептала, всё ещё прикрывая лоб рукой, словно надеялась спрятаться за пальцами.
Луар неловко усмехнулся:
— Ну, теперь точно могу сказать: у вас в доме царит особая атмосфера. И весьма ощутимая, — добавил он с осторожной иронией, всё ещё старательно не глядя в сторону двери, за которой скрылась Кира.
— Присаживайся, сейчас принесу артефакт, — указала я на диван.
Он кивнул, осторожно присел на край, будто опасаясь смять покрывало.
Я поднялась к себе, нашла мешочек с кулоном, и вернулась.
— Вот он, — сказала и села рядом.
Кулон сразу вспыхнул в моих ладонях мягким, ровным светом. Луар наклонился ближе, заинтересованно приподняв бровь.
— Можно?
Я кивнула. Однако, стоило кулону коснуться его кожи — свет погас, будто кто-то задул свечу.
— Хм, — пробормотал Луар и внимательно осмотрел артефакт, переворачивая в пальцах. — Очень интересно.
— Что скажешь? — спросила, пытаясь сохранить спокойствие, хотя сердце билось от волнения.
В этот момент из своей комнаты вышла Кира. Волосы были еще влажными, собранными в пучок, и в руках она держала полотенце, которым вытирала шею.
— Ага, вы тут уже устроились, — сказала она, глядя на Луара с прищуром.
— Кира, познакомься, это Луар. Он…
— Познакомились уже, — перебила та и прошла на кухню. — Это мужчина, который видел больше, чем следовало.
Луар почесал затылок, заметно смущённый. Он снова повернулся ко мне и протянул кулон обратно.
— Я не могу точно сказать, что это за артефакт. Но я чувствую, что на него наложена какая-то печать.
— Печать? Что она делает?
— Пока сложно сказать. Мне нужны мои приборы. У меня в лавке есть инструменты, с помощью которых смогу аккуратно считать сигналы. Тогда, возможно, скажу больше.
— Хочешь забрать кулон?
Он замешкался. Слишком поспешный вопрос.
— Только если ты мне доверяешь, — сказал он, внимательно глядя в мои глаза.
— Если честно... пока не очень, — призналась я.
— Значит, принеси его ко мне завтра. После работы. Я буду ждать.
— Договорились.
Из кухни донёсся свист чайника. Кира, не спрашивая, поставила три кружки на стол. Запах жасминового чая наполнил комнату.
— Ну что, садитесь. Раз уж вы всё равно тут, господин Луар. А то как-то неловко вышло, надо исправить.
— Я правда извиняюсь, — сказал он, подходя. —Не хотел никого смущать. И вообще — я ничего не видел.
— Конечно, — фыркнула Кира. — В глаза тебе просто чай попал, да?
Он снова покраснел и уткнулся в кружку. Я едва сдержала улыбку.
— Ну ладно, раз уже сидим, расскажи о себе, — продолжила подруга. — Только давай без этих «я торгую артефактами» и прочего магического снобизма. Кто ты вообще?
Луар пожал плечами, откинувшись на спинку стула, на этот раз более расслабленно.
— Я действительно торгую артефактами. У меня лавка в районе Ткачей. Но вообще, это скорее прикрытие. Я коллекционирую, изучаю, собираю редкости, легенды, следы старых родов. Иногда — следы магии.
— Типа археолога?
— Почти. Только я больше слушаю, чем копаю. Магические следы часто прячутся в устной памяти, поэтому люблю слушать стариков. Или смотреть на предметы, которые забыли все, кроме стен.
Кира нахмурилась:
— Много поэтичности для человека, который, по твоим словам, ничего не увидел.
Луар вздохнул:
— Ладно. Честно? Увидел всё. Но сразу отвернулся. И вообще, присяжные сочтут это случайностью.
Я расхохоталась.
Я открыла глаза. Тусклый утренний свет уже лился в окно. За ним — серое небо, мокрые черепичные крыши и едва различимый гул города.
Мне снилась снова та скала. Та женщина — с южным акцентом, с глазами, как омут, в которых отражалось что-то древнее. И Леонель — рядом с ней, стоящий чуть поодаль, в белой рубашке. Он смотрел на меня, не приближаясь. А женщина произнесла:
— Ещё не всё потеряно.
Я хотела крикнуть — спросить, что всё это значит, что происходит, что делать. Но губы не слушались. Леонель что-то сказал, почти беззвучно, а потом сделал шаг в туман. Я потянулась к нему, но проснулась.
И снова появилось ощущение, будто что-то важное ускользнуло, как нить, соскользнувшая с пальцев.
Я зевнула, села на кровати, почесала затылок. Искра уже проснулась и сидела на подоконнике, наблюдая за голубем с видом древнего судьи. Когда я подошла, она обернулась, мяукнула с укором и потерлась о мою ладонь.
— Мне тоже снились странности, малышка, — произнесла, потянулась и побрела в ванную.
Тёплая вода смыла остатки снов, но ощущение легкой тревоги, словно тонкая плёнка, осталось где-то под кожей. Я быстро оделась, наскоро перекусила, попрощалась с Кирой, которая дремала на диване, укрывшись пледом, и вышла из дома.
За окном хмурился день — то ли затянутое небо, то ли моё настроение, точно отражённое в пасмурной серости. Сквозь лёгкий утренний туман город выглядел приглушённым, словно кто-то убавил яркость. Я добрела до здания архива, распахнула дверь — и почти сразу пожалела, что не осталась дома.
Холодный сквозняк ударил в лицо, вперемешку с запахом пыли. Внутри царила тишина, но не уютная, библиотечная, а настороженная, как будто сам воздух ждал, когда я оступлюсь.
На верхней площадке уже маячил силуэт Архивариуса. Он стоял с чашкой дымящегося настоя и смотрел прямо на меня, приподняв бровь. Ни слова, ни приветствия — только взгляд, которым обычно сверяют древние манускрипты: внимательно, с недоверием и лёгким раздражением.
— На две минуты и семнадцать секунд позже, чем вчера, — произнёс он ровным голосом. — Учитывая, что вчера вы тоже опоздали на две минуты, тенденция тревожная.
— Я… — неловко переместила сумку с плеча на плечо. — Я шла быстро. Просто утро такое вязкое.
— Архив — не болото, юная леди. Здесь ценят точность. Особенно во времени. — Он сделал глоток, по-прежнему не отводя от меня взгляда. — У нас хранятся судьбы, привязанные к минутам.
Кивнув, виновато произнесла:
— Больше не повторится.
Он ничего не ответил, лишь медленно развернулся, махнув мне свободной рукой, как бы позволяя следовать за ним.
Я поднялась по скрипучей лестнице, ощущая на себе каждый деревянный вздох ступеней. День в архиве начался с холода, стыда и точных цифр. И, судя по взгляду Архивариуса, продолжение обещало быть не менее вдохновляющим.
И, конечно, всё пошло наперекосяк почти сразу. Сначала я уронила коробку с индексными карточками. Та выскользнула у меня из рук, будто ожившая, и бумажный дождь разлетелся, осыпая меня. Карточки попадали на каменные плиты, некоторые ускользнули под шкаф, как испуганные мыши. Я попыталась собрать их, ползая на коленях, пока за спиной не послышалось сухое:
— Аккуратнее. Каждая из них — чья-то история.
Я выпрямилась, держа в руках горсть карточек.
— Простите. Они скользкие.
— Возможно, но это не оправдание. Здесь скользить можно только по дате и факту. Всё остальное — скольжение к хаосу.
Я сдержала вздох, кивнула и, устыдившись до самых пят, продолжила сбор.
Потом положила карточки не на ту полку, и снова Архивариус буркнул:
— Алисия, если вы не различаете первую эпоху Глубокой Воды и третий цикл Горного Пламени, может, вам стоит временно перейти к сортировке квитанций. Там сложнее ошибиться.
Я отвела взгляд и промолчала. Даже не потому, что не хотелось огрызаться. Просто внутри что-то вяло шевельнулось и решило: да, пожалуй, день сегодня действительно не мой.
Рабочий день тянулся медленно. Мысли витали где-то в облаках. Сосредоточиться не получалось. Когда часы тихо покашливая древним маятником, наконец пробили конец смены, я чувствовала себя выжатой не хуже пергамента, на котором кто-то старательно чертил судьбы. Архивариус отпустил меня без слов — лишь кивком, в котором всё ещё пряталась тень неодобрения.
На улицу я вышла с облегчением. Вздохнула полной грудью, позволив себе больше не думать ни о датах, ни о циклах, ни о перепутавшихся эпохах.
Лавка Луара находилась на пересечении двух старых улиц, где дома всё ещё хранили на фасадах потёртые символы цехов. Небольшая вывеска — кованая, с выгравированным силуэтом дракона и перевёрнутым ключом — покачивалась на цепочке, скрипя на ветру.
Я толкнула дверь. Над головой тут же звякнул колокольчик — не звонко, а как-то глухо, с ноткой задумчивости, как будто лавка тоже устала от будничной суеты. Внутри пахло сухими травами, железом и чем-то древним.
Полки были заставлены всем, что можно вообразить. Стеклянные колбы с переливающимися жидкостями, деревянные коробочки с выгравированными знаками, книги в чехлах из шершавой кожи, кристаллы, подвешенные на нитях, и странные фигурки, будто вырезанные из света и тени. На одном из стеллажей дремал чёрный кот с двумя разными глазами — один зелёный, другой янтарный, и оба открылись, стоило мне переступить порог.
— Ты говорила, — Луар поправил рукав рубашки, мельком взглянув на меня через стеклянные линзы приборов, — что в последнее время что-то странное с тобой происходит. Расскажи подробнее.
— Ну… мне стали сниться сны. — Я опёрлась локтем о край стола, провела пальцем по узору, выгравированному на деревянной поверхности. — Повторяющиеся. Там есть женщина с южным акцентом, крылья, снег. И Леонель… мой бывший, тоже там. И ещё — моя магия. Она будто возвращается.
Луар тихо кивнул. Он не перебивал. Умел слушать так, будто каждое слово — это нить, за которую он тянет, выстраивая узор.
— Какого рода магия? — спросил он наконец, не отрывая взгляда от меня.
— Когда злюсь, что-то просыпается. Небольшие порывы ветра. Один раз даже вещи с полки сдуло. А недавно перо вспыхнуло ярче, когда я держала его в руках. Раньше кулон просто светился. Теперь будто отвечает.
— А раньше у тебя была сила?
— Немного. Очень слабая. Пару искр, случайные ощущения. Когда мы познакомились с Леонелем, он подарил мне этот артефакт и сказал, что магия будет увеличиваться с каждым разом. И так и было. Я чувствовала, как она постепенно росла. А потом метка исчезла, и всё оборвалось.
— Интересно, — произнёс Луар. — Очень интересно. Думаю, на артефакт, который ты носишь наложена печать Зова.
— Печать Зова? — Я прищурилась. — Что это такое?
Он встал, подошёл к одной из полок, снял тонкую книгу в замшевой обложке, полистал её. Потом снова посмотрел на меня.
— Есть такое понятие "Печать Зова". Она не направлена наружу, как большинство артефактов. Её сила не в том, чтобы защищать, атаковать или даже усиливать напрямую. Она зовёт. Но не кого-то извне. Она зовёт тебя. Ту, которая внутри.
— Меня? — выдохнула, не сразу осознавая, что именно он имеет в виду.
— То, что дремлет в тебе. То, что было сокрыто. Наследие. Потенциал. Родовая магия, возможно. Или нечто древнее. Твой артефакт не дарит силу — он шепчет ей, чтобы та проснулась. Постепенно, осторожно. Он зовёт тебя — и твоя магия отвечает.
Я смотрела на него, ощущая, как по спине пробежали мурашки.
— Но почему именно сейчас?
— Что-то изменилось. Что-то, что сорвало прежнюю блокировку. Может, исчезновение метки… или стресс… или просто время пришло. Иногда магия просыпается, когда её больше всего боятся. А иногда — когда её больше всего ждут.
— И ты правда думаешь, что перо — это печать Зова?
Луар подошёл ко мне, сел ближе:
— Не просто думаю. Я уверен. Когда держал его в ладони — он погас. Это значит, что он связан только с тобой. Я не смог ничего из него прочесть. Это твоя нить. Твоя история. Твоё пробуждение.
Мы замолчали. Я переваривала информацию, а Луар о чем-то размышлял.
— Расскажи о себе, о детстве, что-то, что может помочь понять, откуда в тебе магия. Такие артефакты просто так не дарят.
Я чуть вздрогнула. Вопрос был простой, почти бытовой, но внутри что-то скрипнуло и заныло.
— О себе? — переспросила, будто оттягивая момент, когда придётся всерьёз говорить.
— Я выросла здесь, в городе. С женщиной, которую всегда называла бабушкой. На самом деле она мне не родная. Просто нашла меня малышкой. Сказала, что я сидела на ступенях у магазина, замёрзшая и голодная. Совсем крошка. И рядом — никакой записки. Ничего.
Он слушал, не перебивая, в его глазах сквозила сосредоточенность. Внимание того, кто выслушивает не ради приличия, а чтобы по кусочкам собрать важную историю.
— Она взяла меня к себе. Оформить, конечно, было трудно — бумаги, опека. Но ей удалось. Бабушка всегда звала меня Алисией. Сказала, что имя пришло ей во сне в ту же ночь, когда меня нашла.
— А бабушка… она кто была?
— Обычная продавщица в лавке специй, в старом квартале, на перекрёстке. Она добрая была, пахла мятой и шалфеем. Улыбалась редко, но если уж улыбалась — отогревала, как камин в зимнюю ночь. Умерла три года назад.
Мой голос предательски дрогнул.
— Получается, — осторожно начал Луар, — ты не знаешь, кто твои родители? Вообще ничего?
Я покачала головой.
— Ничего. Ни имён, ни фамилий, ни почему я оказалась на улице. Бабушка говорила, что, может, меня оставили, потому что не могли растить. Или… потому что кто-то охотился за мной. — Я усмехнулась. — В детстве это казалось красивой сказкой. Сейчас — пугающим предчувствием.
И вжав ладони в колени, добавила:
— Ни тени, ни корней. Как будто я появилась из воздуха.
— Иногда, — произнёс мужчина почти шёпотом, — самые сильные появляются именно из пустоты. Не потому что пусты, а потому что в них есть место для силы. Для памяти. Для зова.
— Возможно, — продолжил он, — твоё прошлое было скрыто не просто так. Бывает, что родовая память прячется до времени. До момента, когда человек становится готов её принять.
— А если я не готова? — спросила я. — А если внутри находится только пустота?
Он покачал головой.
— Пустота — это мираж. Печать зовёт не пустоту. Она зовёт силу. Даже если ты ничего не помнишь, магия помнит.
Утро началось с запаха кофе. Кира уже проснулась, и судя по звукам, пыталась уговорить тостер не выплёвывать хлеб преждевременно. Я заглянула на кухню, потянулась и сказала:
— Устроим сегодня ужин в «Провансале»?
— Ты спятила? — прозвучало с набитым ртом. — Это же самый дорогой ресторан в городе. Ты знаешь, сколько там стоит просто сесть за стол?
— Половину зарплаты, — весело ответила я. — И что?
Кира уставилась на меня, как на сумасшедшую.
— Хочу поблагодарить тебя за то, что приютила, кормила, слушала мои бессмысленные ночные монологи, и вообще… Я бы без тебя давно пропала. А ты терпишь меня уже месяц.
— Не говори глупостей. Я тебя не терплю, я тобой наслаждаюсь. Как мазохист. — Она закатила глаза, но на лице появилась улыбка.
— Тем более, — я уселась рядом, вытянув ноги.
— Значит, — протянула Кира, подливая себе кофе, — ты решила вспомнить о своём богатом прошлом и отнести всю зарплату в жертву ресторанному божеству?
— Нет, не всю. Половину — на ресторан. А на вторую купим тебе платье и туфли.
Подруга поперхнулась кофе.
— Платье?
— Конечно. Мы не можем явиться в шикарное заведение как две библиотечные мыши. Ты должна выглядеть сногсшибательно. Как минимум, чтобы официант забыл, зачем к нам подошёл.
— Алисия, у меня нет ни желания, ни потребности выглядеть «сногсшибательно». — Кира насупилась, но в её взгляде мелькнуло что-то вроде смущения.
— Это не просьба. Это почти приказ. И он оплачен. Пойдем в торговый центр сразу после завтрака. Мне кажется, нам нужен лёгкий оттенок зелёного или лавандового. И каблук. Маленький, но уверенный. Что скажешь?
Кира закусила губу, как будто боролась с собой, потом вздохнула:
— Ладно. Только если платье будет простым. Без этих ваших шлейфов и блёсток.
— Без проблем. Только с кружевом, жемчужной отделкой и тонким вырезом на спине. Чисто символическим, конечно.
— Ты невозможная, — проворчала она, но глаза её светились.
— А ты — моя подруга. И сегодня вечером мы пойдём в самое нелепо-роскошное место города и будем есть изысканные блюда.
— Хм. Звучит неплохо. Даже чертовски заманчиво.
— Тогда решено. Быстро вставай, — сказала, схватив Киру за руку. — Идём.
— Я не доела! — в отчаянии воскликнула она, оглядываясь на недопитый кофе и остывшую кашу.
— Доешь позже. Или вообще в другой жизни. Сейчас у нас миссия.
— Можно я хотя бы умоюсь?
— Только если быстро. Считаю до тридцати.
Кира метнулась в ванную, и я услышала, как она бормочет себе под нос:
— Не надо было впускать в дом бывшую богачку. Хотя бы ради утреннего кофе.
Я усмехнулась. Сегодня её ждёт настоящая перезагрузка. Хоть бы туфли ей подошли.
В торговом центре мы потеряли счёт времени. Я заставляла Киру мерить всё подряд, от строгих платьев-футляров до воздушных сарафанов. Она ворчала, краснела, но в итоге выбрала элегантное чёрное платье на тонких лямках. Оно село на неё идеально, подчёркивая тонкую талию и выразительную линию плеч.
К туфлям она подошла с куда большим сомнением.
— Я не умею ходить на каблуках, — пожаловалась она, глядя на свою отражающуюся нерешительность в зеркале.
— Ты умеешь делать самые вкусные омлеты в мире и слушать. Каблуки — сущая ерунда.
Мы выбрали простые, лаконичные лодочки в сливочном цвете. На выходе я ловила на себе её взгляд, в котором читалось недоверие, благодарность и усталость.
— Ну вот, — сказала я, — ты готова.
— Я не готова морально, — пробормотала она. — Но в остальном — пожалуй, да.
***
Мы вышли из такси медленно, как будто стараясь растянуть удовольствие от этого момента. Кира шла чуть впереди — в платье, с мягкими волнами волос, блестящими серьгами и новыми туфлями, которые идеально подчёркивали её походку.
Я держалась рядом, ощущая на себе пристальные взгляды прохожих. На мне было платье цвета красного вина, тонкие высокие каблуки и едва уловимый блеск на губах. Мы шли, словно две героини фильма, которые только что вышли на сцену.
— Вот он, «Провансаль». Ты готова?
— Готова к тратам, от которых будет болеть душа? — усмехнулась Кира. — Абсолютно.
Но шаг вперёд мы сделать не успели.
— Какая встреча, — раздался знакомый женский голос.
На ступенях, у самых дверей, стоял Леонель. Чёрный костюм, привычная уверенность в каждом жесте. Рядом с ним находилась Мериса.
— Ты выбрала странное место для вечера, Алисия, — продолжила она, взглядом медленно скользя по нам. — Это ресторан для богатых. Для тех, кто здесь действительно уместен.
Кира напряглась. Я почувствовала, как она чуть подалась вперёд, но остановила её лёгким движением руки.
— Вижу, манеры у тебя всё те же, Мериса, — ответила я спокойно. — Прямота, как всегда, граничит с хамством.
Я спала тревожно, как будто даже во сне что-то тянуло меня обратно, к реальности. Сны были обрывочными, рваными — то голос Леонеля звучал как шепот в затылке, то чей-то силуэт исчезал в клубах света, то кулон вдруг вспыхивал в моих ладонях, обжигая кожу.
Где-то вдалеке надрывно звенел звонок. С трудом поняла, что это не сон. Он звенел и звенел, настойчиво, будто кто-то решил разбудить весь дом. Стиснув зубы, я медленно села на кровати, провела рукой по лицу. Воскресенье. Единственный выходной. Единственный шанс выспаться.
— Да чтоб тебя, — пробормотала, натягивая халат и спускаясь по лестнице босиком, с ощущением, что этот день с самого начала хочет быть испорченным.
Распахнула дверь. На пороге стоял бывший муж.
— Зачем ты пришёл? — устало спросила, даже не пытаясь скрыть раздражение.
— Мы не договорили вчера.
— Нет, мы как раз договорили. — уже собиралась закрыть дверь, но он быстро выставил ногу, не давая ей захлопнуться.
— Отойди, Алисия.
— Уходи, Леонель, — произнесла, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, хотя сердце стучало слишком громко.
Но он даже не замедлил шаг. Дверь скрипнула под его ладонью и распахнулась настежь. Незваный гость вошёл, как хозяин, будто имел право переступать мой порог. Огляделся с надменной гримасой, и в его взгляде скользнуло что-то брезгливое, почти презрительное, словно перед ним была не уютная квартирка, а подвал на окраине мира.
— Как можно жить в такой дыре? — процедил он, криво изогнув губы.
Я сжала пальцы в кулаки.
— Зачем ты пришёл?
Он не ответил сразу, взгляд был цепким, требовательным, почти обвиняющим.
— Хочу знать, что вчера произошло. Не смей врать. У тебя проснулась сила?
— Это не имеет к тебе никакого отношения. Мы с тобой больше ничем не связаны.
— Ответь на вопрос! — Голос стал резким.
Я невольно отступила назад, пока не почувствовала за спиной прохладу стены. Он по-прежнему смотрел пристально, будто пытался заглянуть под кожу, добраться до самой сути.
— Почему я должна что-либо объяснять? Просто уходи.
В его глазах сверкнуло что-то опасное. Он резко приблизился ко мне. И прежде чем поняла, что происходит, он схватил меня за горло.
— Не играй со мной в игры, — прошипел Леонель. — Я спрашиваю в последний раз. Твоя сила вернулась? Да или нет?
Пальцы впились в кожу, не до боли, но угрожающе. Я стиснула зубы, не собираясь поддаваться. И вдруг в коридоре раздался голос:
— Отпусти её.
Кира стояла в пижаме, с растрёпанными волосами и гневом в глазах. Леонель обернулся. Его пальцы разжались, и я резко вдохнула, отступив от него.
— Что здесь происходит? — спросила подруга.
— Ничего. Просто дружеская беседа бывших супругов.
— Это не похоже на дружескую беседу. Уходи! Или я позову стражей порядка.
— Вздумала угрожать мне? — Его голос стал почти шипением. Глаза потемнели, и я заметила, как кожа на его висках натянулась. Если Кира скажет ещё хоть слово, он может сорваться.
— Всё в порядке, — быстро ответила, встав между ними. — Я сама разберусь.
Леонель смотрел на нас с такой яростью, которая была почти осязаема. Он шагнул ближе ко мне, вплотную, и прошептал:
— Ты пожалеешь, что скрылa от меня правду. Очень скоро.
И ушёл, не оглядываясь. Тяжёлые шаги, хлопок двери — и тишина.
Кира стояла рядом, ее руки дрожали.
— Он тронул тебя?
— Нет, — прошептала я. — Но он понял, что во мне что-то просыпается.
— Зачем ему это?
— Не знаю. — покачала головой. — Он же сам развелся со мной. Я была ему не нужна. А теперь...
И в этот момент всё вскипело — как чайник, заброшенный на огонь, как гнев, который нельзя было больше держать внутри. В груди сжалось, будто вспыхнуло второе сердце, горячее и держащее на грани.
Я не заметила, как воздух вокруг меня дрогнул. Как тонкая вуаль жара прошлась по кухне. Только когда Кира закричала:
— Алисия! Что ты творишь?!
Я резко обернулась и увидела, как занавески у окна пылают огнём. Пламя росло жадно, расползаясь вверх по ткани, языки огня метались в воздухе, будто пытаясь дотянуться до потолка.
Подруга не растерялась. Она схватила ближайшую миску, плеснула в неё воды из кувшина и бросилась к огню. Брызги воды шипели на горячей ткани, огонь отступал нехотя, с резким треском, но не сдавался. Ещё одна порция — и наконец тишина, только капли на полу, мокрые клочья занавесок и запах дыма.
Я стояла, не двигаясь. Дыхание сбилось, руки затряслись, в голове стучало: «Я сожгла… я правда это сделала…»
— Ты что, с ума сошла?! — Кира повернулась ко мне с таким выражением, будто готова была швырнуть в меня остатки воды. — Ты мне сейчас весь дом спалила бы!
После вчерашнего разговора с Леонелем я чувствовала себя выжатой до последней капли. Хотелось завернуться в плед, спрятаться от всего мира и забыть, что в этом мире существует магия, драконы, бывшие мужья и занавески, которые вспыхивают, стоит мне слишком сильно разозлиться.
Но жизнь, как всегда, была неумолима. Архив ждал. Едва я переступила порог, как воздух показался плотным, будто напитанным тревогой.
Архивариус стоял у одной из полок, напряжённо перебирая страницы. Услышав мои шаги, он обернулся. Лицо его было мрачным.
— Доброе утро, — произнесла я осторожно. — Что-то случилось?
Он долго молчал, потом кивнул в сторону раскрытой книги на столе.
— Ещё одна. Пропажа.
Я подошла ближе. Это была толстая, старинная книга с бронзовыми уголками, хранившаяся в запертой секции, доступной только сотрудникам архива. Её название — "Скрытые каналы силы. Практики извлечения эссенции из магических существ" — сразу вызвало у меня неприятный холодок по коже.
— Какие страницы?
— Те, что описывают ритуалы высасывания силы из драконов, — буркнул Архивариус. — И ещё пара глав о защите от пробуждения внутренних магических структур.
Я провела пальцами по краю книги. Пергамент был аккуратно вырезан, не порван — всё сделано точно, чисто, с расчётом. Не вандализм, а кража.
— Сегодня проверю все тома, связанные с дракономагией, — пообещала я. — Возможно, ещё что-то исчезло.
Архивариус молча кивнул, и я направилась к дальним полкам, где хранились тома по редким и запрещённым практикам. Работала молча, методично. Пальцы скользили по корешкам, взгляд выискивал малейшие признаки вмешательства. В двух книгах действительно недоставало листов. В одной — главы о древней связи крови и силы, в другой — о влиянии артефактов на внутреннюю магию носителя.
В голове крутился только один вопрос: кому это нужно? Кто-то явно искал что-то конкретное. И слишком тщательно, слишком продуманно.
Весь день прошёл в тревожной рутине. Я пыталась работать — переписывала реестры, сортировала заявки, раскладывала папки, но в голове крутились одни и те же слова: «как забрать силу у дракона». Всё, что происходило вокруг, казалось совпадением. Артефакт, моя проснувшаяся сила, сны.
Когда вышла из архива, уже стемнело. Город жил своей вечерней жизнью. Трамваи звенели, машины спешили домой, в окнах домов вспыхивали лампы. Я прижала сумку к груди и зашагала по узкой улочке, ведущей к дому.
Первым тревожным сигналом стало чувство, будто за мной следят. Шаги — чуть в стороне, будто кто-то идёт, выдерживая расстояние. Я ускорила шаг. Потом всё произошло стремительно.
Чья-то тень метнулась сбоку. Резкий рывок, и мешок опустился на голову. Чужие руки сжали запястья. Я пыталась закричать, но ткань приглушила голос. Паника взмыла волной, сердце забилось с такой силой, что, казалось, сейчас разорвёт грудную клетку.
Меня тащили, грубо, в спешке. Камни под ногами скользили. Затем вдруг — крик. Громкий, яростный. Звук удара. Второй. Руки, державшие меня, разжались. Я рухнула на колени, сорвала мешок с головы и увидела Луара.
Он стоял, вцепившись в одного из нападавших, второй уже отползал по мостовой, прихрамывая. Луар размахнулся и нанес удар в лицо оставшемуся. Тот вскрикнул и, пошатываясь, побежал следом за товарищем.
Луар обернулся ко мне, дыша тяжело, ссадина на скуле наливалась кровью.
— Ты в порядке?
— Я… Да. Кажется, да.
Он наклонился, коснулся моей руки.
— Они хотели тебя похитить. Видел, как ты выходила. Не ожидал, что… — Он покачал головой. — Пойдем.
— Куда?
— В мою лавку.
Я не спорила. Просто шла рядом, чувствуя, как сердце всё ещё колотится в груди. Страх не ушёл. Он просто отступил, стал глубже.
Когда мы вошли в лавку, Луар тут же закрыл за собой дверь на замок, задвинул засов. Затем усадил меня в мягкое кресло и накинул плед.
— Сиди. Сейчас принесу воды.
Он вернулся с кружкой и подал её мне. Потом, не говоря ни слова, активировал браслет и что-то быстро набрал.
— Кира должна знать. Тебе не нужно оставаться одной после такого.
Я кивнула, сделала глоток воды, а затем слабо улыбнулась.
— Спасибо тебе.
— Пока я рядом, тебе ничего не угрожает.
Прошло всего минут пятнадцать, как в дверь лавки раздался настойчивый стук. Луар мгновенно поднялся со своего места, он явно ждал этого, и поспешил открыть.
На пороге стояла Кира. Её длинный тёмно-синий плащ был распахнут, в волосах путался вечерний ветер, а глаза метали молнии.
— Где она? — выдохнула она, даже не поздоровавшись.
— Здесь, — спокойно ответил мужчина, отступая в сторону.
— Алисия! — Голос её был чуть сорванный. — Ты цела?
— Уже да, — прошептала я, отставляя в сторону кружку. — Всё хорошо, правда. Немного напугана, но…
Кира присела передо мной на колени, взяла мои руки в свои, оглядела внимательно, как будто ища следы насилия.
Дорога до лавки Луара была на удивление короткой, будто город сам подсказал мне кратчайший путь. Туман стелился низко, обволакивая мостовую, капли влаги ложились на волосы, ресницы, кожу. Но я не зябла. Внутри пылало тепло — от напряжения, от ожидания, от странного предчувствия.
Дверь лавки, обычно полуоткрытая, сегодня была закрыта. Я постучала. Почти сразу замок щёлкнул, и в проёме появился Луар — с растрёпанными волосами, в чёрной рубашке с закатанными рукавами и рассеянной улыбкой на лице.
— Проходи, — сказал он. — Я тебя ждал.
Лавка встретила меня запахом старой бумаги, масел, лёгким дымком ароматических трав и чем-то металлическим, тонким, будто сталь или серебро. В глубине комнаты горела лампа, мягко подсвечивая стол, заваленный свитками, банками с травами и инструментами. Всё пространство было похоже на мастерскую алхимика, где каждая вещь имела своё место, и в то же время — на пещеру дракона, где за безобидными предметами скрывалась сила.
— Что ты задумал? — спросила я, сняв плащ и оглядываясь.
Луар махнул рукой в сторону кресла у рабочего стола:
— Садись. Сейчас всё покажу.
Я послушно устроилась в кресле, кутаясь в мягкий плед, который, кажется, он специально положил рядом. Внутри становилось теплее. Не только из-за пледа. Оттого, как Луар двигался. Сосредоточенно, уверенно, быстро. Казалось, что здесь я в безопасности.
— Итак, — начал он, выкладывая на стол несколько предметов. — Я подумал, если ты сама не знаешь, что именно происходит в тебе, значит, нужно спросить у самой магии.
Он разложил на столе семь кристаллов — крошечных, разной формы, от дымчатого до полупрозрачного, как замёрзшая капля росы.
— Что это?
— Резонаторы. Я использую их, когда ищу отклик магии. У каждого — своё звучание, своя частота.
Он расставил кристаллы полукругом передо мной, и в центр положил мой кулон. Свет в комнате стал казаться тише, будто стены слушали. Луар протянул руку:
— Закрой глаза. Дыши глубоко. Представь, что ты разговариваешь не словами, а тем, что живёт внутри. Без страха. Просто будь собой. И если твоя магия хочет быть услышанной, она отзовётся.
Я закрыла глаза.
Вдох. Выдох. Тишина. Странная, звенящая тишина, где каждый вздох казался эхом. Я сосредоточилась на ощущении в груди. Там, где иногда пульсировала непонятная сила, где теплилось что-то, что не принадлежало обычной мне. И вдруг ощутила едва заметное покалывание. Сначала на кончиках пальцев, потом в горле. Я не шевелилась, но внутри будто разгоралось пламя. Нежное. Уверенное.
Раздался звук.
Тонкий, хрустальный, как звук колокольчика. Самый светлый из кристаллов дрогнул. А затем — второй. И ещё один. Я открыла глаза.
— Что это значит? — прошептала.
— Три резонатора, — ответил Луар, глядя на кристаллы. — Они отозвались. Обычно реагирует один, максимум — два. У тебя активны все три. Это значит, что в тебе три пересекающиеся линии силы. Такое бывает у потомков драконов. Иногда у тех, кто связан с древними кланами. Или у тех, кто родился с печатью рода, не зная об этом.
— Но как? Я ведь никто. Ничего не знаю о себе. О прошлом…
Он приподнял один из кристаллов, разглядывая его при свете лампы.
— Не всегда корни видны. Но это не значит, что их нет. Печать Зова может привести тебя к тому, кем ты была. Или кем можешь стать.
— Есть кое-что... — продолжил Луар. — Оракул. Он находится в Академии, в хранилище артефактов. Это не просто вещь. Это древний разум, заключённый в кристалле. Он может поднять даже вытесненные воспоминания.
— В Академии? — переспросила я, и внутри что-то болезненно сжалось. — Меня оттуда выгнали. Мне запрещено туда возвращаться.
— Значит, придётся нарушить запрет, — спокойно сказал Луар. — Мы пойдём ночью. Я знаю, как отключить магическую защиту на дверях хранилища. Но ты должна быть уверена. Это опасно.
— Я знаю Академию, лучше, чем её охрана. Знаю, где есть незапертые входы. Знаю, в каких коридорах патруль появляется реже всего, — сказала и перевела взгляд на Луара и, как ни странно, заметила в его глазах лёгкую улыбку.
— Тогда у нас есть шанс, — сказал он. — Пойдём туда завтра.
— Когда?
— После заката. Печати я смогу отключить, но только на короткое время. Нам придётся действовать быстро.
— Ты уверен, что знаешь, как обойти их?
— Не просто знаю, — он усмехнулся. — Я сам когда-то помогал настраивать часть этих барьеров. Это была моя дипломная работа. Если что-то и изменилось, то незначительно.
Я удивлённо вскинула брови.
— Ты учился в Академии?
— Конечно. Думаешь, откуда у меня доступ к артефактам?
Кивнула, чувствуя, как волнение понемногу сменяется сосредоточенностью.
— А если кто-то нас заметит?
— Постараемся, чтобы не заметили. Главное — не терять голову. Делай всё, что скажу. И если будет нужно, беги.
— Не убегу, — твёрдо сказала. — Мы идём за ответами. И я их получу.
На полке над моим столом кто-то оставил чашку с недопитым чаем — забытым, как вчерашний сон. Запах жасмина застоялся в воздухе, смешавшись с прелым ароматом старых книг. Я поставила сумку, и чуть притормозила, ловя себя на странном ощущении.
— Доброе утро, — пробурчал Архивариус, даже не взглянув в мою сторону.
— Доброе, — отозвалась я, усаживаясь за свой стол.
Пальцы автоматически потянулись к стопке инвентарных списков, но сознание упрямо соскальзывало с букв. Где-то в глубине груди вибрировала тонкая, почти неслышимая дрожь. Я пыталась заглушить её привычными делами — перекладыванием бумаг, сверкой названий, подсчётом полок. Но мысли вновь и вновь возвращались к Академии, к тому, что может случиться.
Посрели дня произошёл курьёз, который выбил меня из тревожного ожидания. Одна из книг — «Каталог редких крыльев», внезапно сорвалась с полки и, зависнув в воздухе, неторопливо поплыла по залу. Я сначала подумала, что показалось, но книга, словно мохнатая бабочка, увернулась от моей руки и грациозно взмыла под потолок.
— Вернись немедленно! — прошипела я, вытягиваясь на цыпочки и пытаясь ее поймать. — Ты не птица, ты всего лишь бумага!
Я схватила указку, надеясь сбить её, но та изогнулась в воздухе и, словно насмехаясь, описала грациозную петлю.
Мимо, как назло, проходил Архивариус.
— Алисия, ты играешь в догонялки? — спросил он, бросив взгляд на парящую книгу.
— Это не я, это она! — ответила, указывая пальцем. — Видимо, почувствовала вдохновение. Или свободу.
— Или весну, — усмехнулся он. — Хотя весна давно прошла. Проверь защиту. Возможно, активировалась старая сигнальная матрица. Или… — он прищурился, — кто-то её разбудил. Слишком долгие прикосновения иногда делают книги капризными.
— Или просто кто-то не любит, когда её читают, — добавила я, наконец поймав книгу на лету, и прижимая её к груди, будто пойманную кошку. Обложка немного дрожала, как от негодования.
Вернувшись к полке, усадила каталог обратно на место и строго прошептала:
— Все хватит летать. Будешь себя хорошо вести, получишь закладку с золотым краем.
Книга будто фыркнула.
Поздно вечером Кира металась по прихожей, уже в третий раз задавая один и тот же вопрос:
— Вам точно не нужна моя помощь?
Я затянула пояс плаща, поправила капюшон и подняла взгляд.
— Нет. Ты же знаешь, если нас заметят, тебе будет только хуже. Ты не студентка Академии, Это слишком опасно.
— Но я могу хотя бы…
— Просто жди. Если не вернёмся, действуй по плану.
Она сжала губы, не сказав больше ни слова, но взгляд её был упрямым. Я знала, что она всё равно останется где-то поблизости, прячась в тенях, проверяя часы и сдерживая желание вмешаться.
Я открыла дверь и вышла на улицу. Луар появился спустя минуту, словно вырос из сумерек. Его шаги были почти бесшумны, как и всё в нём. Мы почти не говорили. Ни к чему слова, когда в груди грохочет барабаном предчувствие.
Академия раскинулась на холме, как дворец из снов — острые шпили, колоннады, балконы, резные арки, огромные окна. На фасаде виднелся герб с крылом дракона, сжатым в когтистой лапе. Я остановилась, глядя вверх, сердце сжалось.
— Всего месяц прошёл, а кажется, будто сто лет не была здесь, — вздохнула, вглядываясь в знакомые силуэты башен.
— Главное, что ты помнишь, где у неё слабые места, — отозвался Луар с лёгкой усмешкой.
Мы обошли центральный вход, где дежурили маги-наблюдатели, и пробрались вдоль стены, по знакомому закутку, который когда-то был удобным местом для побега с лекций. Маленькая дверь в заднем крыле всё ещё существовала. Она заросла плющом, поржавела, но не исчезла.
Я потянулась к ручке, когда сзади раздались шаги. Едва слышные, но чёткие — в этой тишине каждый звук казался слишком громким. Мы с Луаром обернулись почти одновременно. Сердце дернулось — слишком рано для стражей, слишком поздно для прохожих.
Из тени деревьев показалась Кира.
— Конечно, — выдохнула я, прикрыв глаза. — Конечно, это ты.
— Не смогла остаться дома, — призналась она, подойдя ближе и стягивая с головы тёмный шарф. — Я просто... хотела убедиться, что вы дошли.
Луар склонил голову чуть набок и с лёгкой улыбкой заметил:
— Ты подкрадываешься тише мышки. Или...тише кошки, которая считает себя мышкой.
Подруга дернулась, то ли от неожиданной шутки, то ли от того, что её приняли спокойно, без упрёков.
— Я волнуюсь. И если честно, боюсь за вас.
— Мы тоже, — спокойно ответил Луар. — Но ты должна остаться за пределами. Ты знаешь, как действовать, если что-то пойдёт не так?
Она кивнула.
— Я не войду, — пообещала. — Просто останусь неподалёку. Вон в тех кустах.
Бросив последний взгляд на нас, исчезла в темноте.
Мы вновь остались вдвоём перед старой дверью. Я нащупала в шершавой кладке крошечную, едва заметную щель. Легкое нажатие, осторожный сдвиг, поворот, и в тишине прозвучал знакомый щелчок замка. За дверью разверзлась полутьма, пропитанная сухим ароматом старой пыли.
Мы шли по коридорам почти на ощупь. Луар вёл меня, улавливая каждую вспышку сигнала, проверяя ловушки. Хранилище было в западном крыле, под библиотекой, куда обычные студенты никогда не спускались.
Подойдя к массивной двери, он достал из кармана тонкий кристалл и вложил его в углубление. Стены затрепетали, словно от ветра. Печати начали таять одна за другой — языки света ползли по камню, исчезали, оставляя после себя лишь лёгкий озноб.
— Осталось две, — шепнул он.