Развод. Раскрашу жизнь заново - читать онлайн

Глава 1

В книге встречаются сцены курения и распития алкогольных напитков. Автор эти действия не поддерживает и осуждает. Курение и алкоголь вредят здоровью.

– Ларионова! - в дверном проеме мелькнуло лицо медсестры. – На УЗИ. Спускайся на третий этаж.

Синяя униформа исчезла, громкий голос принялся называть другие фамилии. Из палат одна за другой потянулись женщины. Шли они кое-как, неуклюже переваливались, как утки, морщились и охали. Но я бы отдала всё, чтобы быть на их месте.

Потому что у них в прозрачном кювезе лежит награда за все страдания. Их малыши. Недовольно хмурятся, пищат, не хотят брать грудь или просто кричат. Но они есть. А у меня никого нет.

Я продолжила лежать, свернувшись ракушкой. Уже пятый день я здесь. На УЗИ была два раза, пробовала написать отказную, чтобы под мою ответственность отпустили домой. Там я бы выплакала свое горе. Но врачи не соглашались. И Олег уговаривал подождать. Хотел, чтобы всё перепроверили. Ведь уже два раза было… Но этот раз оказался самым страшным.

– Тебе что, отдельное приглашение надо? – фыркнула медсестра, снова заглянув в палату. – Доктор ждет. Будут решать, что с тобой делать.

Я встала. В зеркале мелькнули слипшиеся сосульками волосы. Я безразлично стащила резинку и свернула пряди в тугую гульку. Синяки под глазами стали резче.

«Вот сейчас напишу отказ от госпитализации, и даже если его не примут, соберусь, вызову такси и уеду», - отчетливо прозвенело в голове.

Я одернула халат, руки скользнули по мягкому животу. Пальцы привычно попытались нежно погладить кожу и замерли. Я отдернула ладони, будто обожглась.

Пусто. Там теперь пусто. Восемнадцать недель моя девочка была с нами. А потом ее сердечко перестало биться.

Два раза я не выходила и восьми недель. В это раз думала, всё получится. И Олег так думал. Но я всё испортила.

Я с ненавистью посмотрела на бессильно висящие руки, на пальцы ног, торчащие из тапочек, на ногти с невыносимо нелепым в этих стенах цветом. Легкомысленным, оранжевым и бирюзовым.

Я хотела, чтобы моя девочка видела меня красивой. Моими глазами видела меня. Я хотела ее порадовать.

Но она почему-то решила не рождаться. Улетела обратно к звездам, откуда однажды ночью спустилась ко мне.

В коридоре было пусто. Все куда-то разбежались. Только изредка доносились младенческие крики. Они резали сердце пополам.

Поэтому я и хотела уехать домой. И там, в тишине спокойно оплакивать свое горе. Чтобы рядом был только Олег. Больше никого ни видеть, ни слышать не хотелось.

Я побрела к лестнице.

– Здесь закрыто, - пробасила санитарка, тыкая мне под ноги шваброй. – Через платное все ходят.

Она кивнула в сторону. Я молча подчинилась. За эти пять дней я привыкла к приказам, одергиваниям и еле сдерживаемому раздражению персонала. Нет, конечно, не все. Но многие. Я не выбирала оказаться здесь. Меня срочно привезли по скорой.

А еще было непонятно, почему положили в палату к женщинам, которые благополучно родили здоровых малышей. Это что, такая изощренная пытка?

На второй день я, рыдая, попросила Олега устроить меня в платное отделение, в отдельную палату, но он сказал, что там сейчас нет мест.

– Потерпи… Скоро заберу тебя.

Голос был отстраненным. Мужчины переживают горе по-своему. Он старался меня поддержать. Хотя почти ничего не говорил, только слушал.

Через две недели мы должны были поехать в другой роддом заключать контракт. Я долго выбирала. Олег вздыхал, но терпеливо ездил со мной. Правда, докторов слушал невнимательно, а когда мне показывали родовую и палату, отвлекался на телефон.

– Прости, - едва слышно шептал в сторону. – Важный разговор…

Я немножко обижалась, но старалась отнестись с пониманием. Муж много работает. Сейчас как раз появилась возможность продвинуться по служебной лестнице. Место директора по связям с общественностью всё еще вакантно.

Год начался хорошо. Я потихоньку перестала бояться, что и этот раз окажется неудачным. Мне уже тридцать семь. Олегу сорок пять. Позади множество попыток, лечение и, наконец, долгожданное чудо.

Мы поздно начали, рассчитывая, что всё получится с первого раза. Олег хотел купить жилье побольше, отложить денег и занимался карьерой.

Я в свое время отучилась в медицинском колледже. Но от вида крови меня мутило, а страдания пациентов отзывались в душе так, будто болело лично у меня. Поэтому по специальности работать не стала.

Осела дома. Олег был только «за». Все мои попытки устроиться на работу пресекал на корню.

– Ты хранительница домашнего очага. Я хочу вечером возвращаться к любимой жене, а не загнанной офисной служащей.

Я смирилась. В глубине души знала: так Олег чувствует себя еще увереннее. Он добытчик, а я хозяйка. Готовила вкусные завтраки и ужины, слушала внимательно его новости о работе, окутывала заботой и нежностью.

И мне было хорошо. Неожиданно обнаружился талант к фактурной живописи. Я рисовала на заказ картины и не торопилась с ребенком. После тридцати самое время. Если бы знать…

Глава 2

Воздух сжался, превратившись в ледяной панцирь. Мир сузился до тесной щели в двери, через которую я наблюдала за этой невыносимой сценой. Олег, мой муж, с его привычной небрежной улыбкой, сейчас выглядел… другим.

Лицо его было сосредоточенным, в глазах – нежность, такая всепоглощающая, что просто резала меня изнутри. И эта женщина…

Её волосы, рыжевато-каштановые, рассыпались по плечам. Часть их завесой скрывала лицо.

Она сидела, откинувшись в кресле, глаза прикрыты, рука лениво опиралась на подушку. Я заметила кольцо на безымянном пальце – его я узнала сразу.

Несколько месяцев назад Олег попросил помочь ему выбрать украшение для своей двоюродной сестры, которая живет в Турции. Я еще удивилась, ведь они почти не общались. Но Олег сказал, что у сестры юбилей, и он хочет отправить подарок.

Целый вечер я прилежно просидела на сайте дорогой фирмы, подбирая кольцо. Олег просил, чтобы было изысканно, но в пределах определенной суммы.

– Я доверяю твоему вкусу, - сказал он тогда, целуя меня по привычке в лоб.

Он часто целовал меня в лоб. Даже не целовал, а просто прижимался губами и стоял так несколько секунд. «Это меня успокаивает», - говорил он мне.

Оказалось, я выбирала кольцо для той, которая уже носила его ребенка. Получается, Олег большой циник. Иначе, почему он не выбрал подарок сам, а попросил меня?

Не мигая, я продолжала смотреть на пару, которая могла бы стать рекламой этого роддома. Более трогательного момента единения двух душ в ожидании третьей, сложно было бы отыскать.

Я хотела уйти. Но почему-то кончились силы, поэтому единственное, что я могла делать, это стоять, вцепившись побелевшими пальцами в дверную ручку.

Эти двое меня не замечали. Они парили в своем космосе, в своем мирке.

Наконец, Олег приподнялся и поцеловал женщину в лоб. Прижался губами на несколько секунд, как бы впитывая её тепло. Затем он аккуратно уложил её волосы за ухо, движения были нежными, неторопливыми.

Этот жест отчетливо показал мне: он ее любит.

Эта мысль пронзила меня как осколок стекла.

Любит.

Не меня.

А её.

В комнате было тихо, и двое влюбленных тихо созерцали предстоящее счастье. Он – мускулистый, сильный, а она – хрупкая, беззащитная.

Я отстранилась от двери. Нужно было уходить, но ноги словно прилипли к полу. В отличие от бесплатного отделения, здесь было новенькое бирюзовое покрытие. В палате напротив заплакал младенец, и это меня отрезвило.

Что-то горячее потекло по шее, я провела тыльной стороной руки под подбородком. Слёзы. Горячие. Жгучие. Я громко всхлипнула, и в тишине отделения этот звук прозвучал оглушительно. Запоздало зажала рукой рот.

Нужно уходить. Пытаясь сдержать рыдания, стиснула губы, но изо рта вырвалось предательское мычание. Дверь распахнулась, и в проеме показалась фигура Олега.

Я зажмурилась. Словно это могло спасти меня. Или превратить в невидимку. Чтобы исчезнуть отсюда. И жить дальше. Как-то жить дальше.

– Полина?

Я снова беспомощно замычала, и Олег, шагнув ко мне, схватил за запястья. До меня долетели нотки его парфюма. Олег удивительный мужчина. Таких как он больше нет на свете. И духи у него необычные. Они составлены из дорогих парфюмерных масел, к которым примешивается запах леса и земли.

Но сейчас этот аромат был мне ненавистен. Я дернулась изо всех сил, пытаясь освободиться, но ничего не вышло. Олег вцепился в меня железной хваткой. Кожа горела, и это хотя бы немного напоминало мне, что я еще живая. Что пять минут назад, когда увидела идиллическую картинку, я не умерла.

– Успокойся, - тихо сказал муж и увлек вслед за собой на диван.

Мелькнули рыжеватые волосы, любопытные глаза, в которых я успела заметить торжество и насмешку.

– Настюш, зайди в палату, - приказал Олег.

Женщина послушно скрылась. Олег потянулся и ногой захлопнул дверь. Затем обернулся ко мне. В голове звенело это нежное «Настюш».

– Что это? – глупо спросила я.

Скорее, этот вопрос я задала самой себе. Сидела, оглушенная и вялая, как выловленная рыба, и никак не могла осознать, что всё происходит на самом деле.

«Надо было не ходить на УЗИ», - не к месту промелькнуло в мыслях.

– Тебе нельзя волноваться, - напомнил хладнокровно Олег.

Он по-прежнему удерживал меня за предплечья, словно я могла сбежать.

– Уже можно, - сухими губами прошептала я.

– Пойдем, - как-то устало выдохнул Олег.

Он встал и приобнял меня за плечи. Ни любви, ни заботы этот жест больше не таил. Показалось, что меня схватил сотрудник полиции или надзиратель. Не дожидаясь вопросов, повел меня к лестнице.

Шагал широко, уверенно, а я семенила рядом и всё боялась потерять тапок.

В палате я оказалась ровно через полчаса. УЗИ было сделано, выписка почти готова, Олег с одеждой ждал меня при выходе из отделения. Даже если бы я захотела сбежать, в одном халате далеко не уйдешь.

Визуалы героев

Полина, 37 лет

Художница

Олег, 45 лет

Зам.директора по связям с общественностью

Визуал героев

Настя, 25 лет

Любовница Олега

Глава 3

Кто эта женщина? Я в недоумении снова и снова вглядывалась в зеркальце в козырьке. Я бы себя не узнала. Вместо улыбчивой шатенки с лицом сердечком, хмурая постаревшая баба. Моя гордость – дымчато-серые глаза, способные менять оттенок, лишены блеска. Под ними мешки и синяки, сухие губы потрескались, кожа провоняла антибиотиками и пожелтела.

Меня повело вправо, муж слишком резко вывернул руль. Я привалилась плечом к дверце. Ремень больно врезался в грудь. Она болела, каждую секунду напоминая, что кормить некого. И, наверное, теперь уже никогда не придется.

– В общем, так… Куда лезешь, козел! – рыкнул он, ударив по клаксону.

Выехав на кольцевую, встал в крайний левый ряд и, как крейсер понесся вперед. На прилетающие регулярно штрафы он давно уже не обращает внимания.

– Полин, только давай без нервов, ладно?

Он мельком взглянул на меня. Я смотрела прямо перед собой, сил отвечать на его взгляд не было. А если честно, я просто боялась столкнуться с ним глазами. Что я там увижу? Пустоту? Безразличие? Жалость?

Последнее вряд ли. Олег не умеет жалеть. И в этом я убедилась буквально через секунду.

– У нас с Настёной всё серьезно, - отрешенно сказал Олег, черной тучей нависая над серым «фордом», который мешал лететь дальше.

«Форд» замигал желтым и поспешно перестроился вправо. В салоне стояла тишина. Музыку муж не включил.

– Настя скоро родит, - продолжил он.

Меня затошнило. Ужасно хотелось пить, но я не догадалась купить воду, когда выходила из роддома. Бежала оттуда со всех ног, со спины меня прикрывал Олег.

Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. На курсах для беременных показывали, как нужно продышивать схватки. Сейчас это не помогло.

– Нам понадобится няня… Понимаешь, к чему я клоню? – уточнил Олег.

Я повернула голову и посмотрела на его профиль. Сколько раз я любовалась им, когда он был за рулем. Олег прекрасный водитель. Уверенный, быстрый, временами злой.

– Понимаешь? – переспросил он, упрямо наклоняя голову вперед.

Вид у него стал таким, будто он собирался кого-то боднуть. Он делал так всегда, когда торопил с решением или ответом.

– Нет, - отозвалась я.

Перебирать варианты было лениво. Точнее, отупевший от стресса и лекарств мозг, не хотел даже попытаться выдвинуть версии.

– Ты могла бы стать няней для моей дочери. Для нашей с Настей дочери.

Я моргнула. Раз, другой. Тряхнула головой, словно надеялась, что звук его голоса исчезнет. Потом глупо хихикнула.

– Что?

– Блин, Полина! Сосредоточься. Повторяю: я хочу, чтобы няней у моей дочери стала ты. У тебя есть медицинское образование. Я тебе доверяю.

Тирада прозвучала слегка раздраженно, Олегу не нравилось, когда кто-то не понимал его с первого раза.

И тут я засмеялась. Истерично и некрасиво. Олег продолжал смотреть на серую ленту асфальта. На его лице не дрогнул ни один мускул. Он словно был готов к такой реакции, и теперь скучающе ждал, когда я успокоюсь.

– А ты… ты не боишься, что я могу навредить? – наконец, выдавила я.

Я никак не могла до конца поверить, что мой собственный муж предложил мне такое? Мне. Женщине, которая четыре дня назад потеряла ребенка. Девочку. Дочь. Это была его дочь тоже.

Это ее они должны были сегодня оплакивать. Грустить. Держаться за руки, скорбеть и верить, что она их слышит и утешает.

– Нет. Я уверен в тебе. Ты не сможешь навредить.

Тишина резала уши. Автомобиль слегка покачивало. За серыми ограждениями бушевали волны. Вздымались белыми барашками, предупреждая о сильном ветре.

– Ты не находишь, что это жестоко? – спросила я, внимательно разглядывая в окне силуэт Морского собора.

Его купол словно подпирал небо. Линии были нечеткими. Наверное, из-за серых, как войлок туч.

Оказалось, я заплакала.

– И снова нет, - холодно парировал Олег. Мне кажется, так ты отвлечешься. А возможно, увидев, как это всё сложно, вообще порадуешься, что у тебя нет детей.

Слезы текли по щекам без остановки. Купол собора остался позади, теперь над заливом кружили неугомонные чайки.

Зазвонил на подставке телефон. Экран засветился прямо передо мной, и я отчетливо увидела фото Настюши. Олег нажал на руле кнопку сброса. Изображение исчезло, но я почувствовала, как меня обдало жаром. Это же…

Это же она! Та самая Настя, которая не так давно приехала из… Откуда же она приехала? А, впрочем, неважно… Но это точно она! Просто в больнице я в диком стрессе не узнала ее сразу.

В прошлом году мне позвонила тетя Рая – дальняя родственница. Кажется, троюродная тетка отца. Причитая, принялась рассказывать о каком-то дяде Толике, тоже родственнике, который умер и не успел выучить дочь. И вот эта дочь – Настя, не поступив в институт, уже несколько лет мыкается и ищет хоть какую-нибудь работу. На тот момент она собирала заказы на складе, и тетя Рая слезно попросила по возможности подыскать бедной девочке местечко.

Глава 4

Олег доставил меня до квартиры, впустил внутрь и сразу же захлопнул снаружи дверь. Будто затворил мышеловку. Я осталась одна. Недоуменно обернулась, услышав, как скрежещет ключ в замочной скважине. Раздался лязг, и ключ зашевелился в другом замке, том, который изнутри открыть было невозможно.

Нажала на ручку двери. Естественно, она не поддалась. Недоумение сменилось паникой: зачем он меня здесь запер?

Завибрировал телефон в кармане.

«Думай до завтра. Приеду в 9», - прочитала я.

Я огляделась. В квартире всё было точно так же, как и пять дней назад. Даже моя домашняя одежда, которую я впопыхах скидывала перед приездом скорой, осталась лежать на диване. Складывалось ощущение, что Олег здесь не бывал. Значит, всё это время он провел с Настюшей?

На ватных ногах прошла в гостиную и опустилась в кресло. Тело заныло, словно умоляя помыть его и уложить в мягкую постель. Но я не обращала на него внимания.

Оно меня предало и не заслуживает участия. Я кормила его витаминами, пророщенным овсом, не жалела скрабов и лосьонов, укрепляла на беговой дорожке, стояла в позе «собака мордой вниз» и нежила на солнечном пляже. А оно отказалось выполнить всего одну функцию. Выносить ребенка.

За него это сделало другое, более молодое и сговорчивое.

Сколько я так просидела, я не засекала, но когда спохватилась, за окном уже было темно. Впрочем, осень. Темнеет рано. К тому же, начался дождь. Теперь мне есть с кем оплакивать мою девочку.

Я переместилась в спальню. Выдвинула ящик комода и вынула оттуда два черно-белых снимка. Провела по глянцевой поверхности, вглядываясь в неясные очертания. Глаза снова наполнились слезами.

Мечтала, что первые изображения дочки останутся в альбоме, и спустя несколько лет я буду показывать ей, какой крохой она была в моем животе. Но ничего этого уже не будет.

Реальность разделилась на две части.

Я четко поняла, что я прошлая умерла вместе с моей девочкой. И той меня, которая была любима мужем, тоже больше нет.

Я сгорела при жизни. И вряд ли смогу возродиться. Да и зачем?

Кинула глянцевые квадратики на дно ящика, плотно его прикрыла. Постояла, прижимая пальцами гладкое дерево. Словно боялась, что сейчас вылетят оттуда воспоминания, закружат и унесут в прошлое, где еще пять дней назад я была самой счастливой женщиной в мире.

Ноздри чутко уловили запах больницы. Я поплелась в ванную. По дороге снова бросила взгляд на входную дверь. Зачем Олег меня запер? Боится, что я убегу? Но куда я могу убежать? У меня никого нет. Только мама, которая полгода назад снова вышла замуж и сейчас вьет гнездо с дядей Славой. Ей всего лишь пятьдесят семь, она имеет право на счастье.

Живет она в небольшом городке на Волге. Оттуда я уехала, когда мне было семнадцать. И еще был жив отец.

Стараясь не смотреть на себя в зеркало, я включила воду и забралась в ванную. Села на дно, обхватив колени. Разлетаясь брызгами, забарабанили по голове и плечам струи воды. Смешались с моими слезами.

«Ненавижу! Ненавижу!» - вжимала я кулаки в мягкий, пустой живот. Перед глазами так и маячил Олег, целующий чужое круглое пузо. Наверняка, у Настюши есть приложение, где она свою дочь называет «пузожитель». А рядом линеечка, на которой отмечено, сколько уже недель она беременна.

Тридцать семь? Тридцать восемь? Олег сказал скоро… Может быть, Настя уже завтра родит, поэтому меня заперли тут, как заложницу. Готовят к роли няньки.

Смахнув с лица воду, я уставилась на кафельную плитку. Заметила розовые капли и перевела взгляд вниз. Возле ступней разлилась бледно-красная лужица.

Я тихонько завыла.

***

– Полина!

Кто-то грубо тряс меня за плечо. Неужели опять медсестра с градусником. Я застонала и попыталась открыть глаза. Спросонья не сразу поняла, где нахожусь. В комнате полумрак, света сквозь плотные шторы не видно. Который час?

– Вставай. Нам нужно поговорить.

Олег стоял передо мной, сунув руки в карманы брюк. Кажется, даже перекатывался с пятки на носок в нетерпении. Неужели уже наступило утро? Вчера я долго не могла заснуть и еще в четыре часа бродила по форуму, где собрались такие же неудачницы, как я. Те, чье тело отказывалось выполнить свою главную миссию.

О том, что мне пора искать форум для разведенных женщин, я пока не задумывалась.

Я вскочила, присобрала на груди хэбэшную простенькую майку, первое, что попало вчера под руку, когда я добралась до кровати. Увидела, как Олег отвернулся, будто застукал незнакомую женщину в неглиже.

В зеркале отразилось какое-то чудовище с всклокоченными волосами. Быстро пригладила пряди руками. Потянулась за халатом и с облегчением спряталась в его мягкую толщу.

– Давай… умывайся… Я в гостиной жду.

Олег развернулся и вышел. В приоткрытое окно ворвался запах леса и земли. Или это парфюм?

Всё вокруг было какое-то вязкое, тягучее, как бывает, когда тебя резко выдернули из сна, и ты не можешь понять, явь это или дремота. Лучше бы, конечно, чтоб кошмар развеялся, и я оказалась в объятиях мужа. Успокаивающих, согревающих, не безразличных…

Глава 5

– Ты можешь объяснить мне, что случилось,- спросила я подрагивающим голосом.

Меня никак не оставляло впечатление, что всё это какой-то дурной розыгрыш. Как человек, который всего неделю назад ездил со мной выбирать роддом и врача, теперь предлагает мне собрать вещи и куда-то уйти?

Олег откинулся в кресле и уставился на меня так, будто к нему подошел бомж и потребовал отдать машину. Пошевелил пальцами в воздухе, цыкнул утомленно, всем видом показывая, как жаль терять драгоценные минуты на этот бессмысленный с его точки зрения разговор.

– Я тебя разлюбил…

Произнес он это тоном избалованного ребенка. Как будто ел-ел клубничное мороженое, а потом бац! объелся и разлюбил. Я ошеломленно подняла на него глаза.

– Что?

Лицо Олега вмиг приняло утомленное выражение. Мол, что тут непонятного?

– Я тебя разлюбил. Но ты этого даже не заметила. Ты давно уже живешь своей жизнью. Картинами, навязчивыми идеями, своими хотелками, но… не мной. Не нами.

Он смотрел с вызовом, нагло, словно понимал, что за его слова ему не будет ровным счетом ничего.

– Это не так, - тихо выдавила из себя я. – И ты это знаешь. Я как раз-таки жила именно тобой и твоими желаниями… Я берегла дом… Я…

Тут Олег громко фыркнул и прикрыл лицо козырьком из ладони. Всё это выглядело унизительно. Я замолчала. Неужели я и правда, была настолько слепа? Всё проморгала, проворонила… Но ведь он даже ни разу не заговорил, не намекнул, что у нас какие-то проблемы.

– Зачем же…

Я откашлялась. Мне не хватало голоса. Слова пропихивались сквозь гортань, словно там всё было замотано колючей проволокой. Цеплялись за острые шипы, оставались висеть клочками. А я торопилась собрать их. Потому что стало страшно: вдруг из этих обрывков, Олег ничего не поймет.

– Зачем ты хотел ребенка?

– А я и не хотел… Это была твоя идея.

– Но ты бы мог сказать, - потерянно прошептала я.

Олег зевнул. Длинно, с подвыванием.

– Ну… зачем? Началась бы… драма.

Я сложилась пополам, потому что скрутило желудок. Спазм был такой силы, что я задержала дыхание. Олег никак не отреагировал. Наверное, подумал, что я разыгрываю как раз-таки «драму». Спектакль, чтобы вызвать жалость.

– Я же не знал, что у тебя получится. Особенно в третий раз. Инна Федоровна говорила шансов практически нет.

Я выпучила глаза. То ли от боли, то ли от изумления. Получается, Олег за моей спиной общался с гинекологом и обсуждал шансы на беременность и вынашивание?

Он заранее был уверен, что никаких детей у нас с ним быть не должно. Олег, словно прочитав мои мысли, дополнил:

– Настю я люблю и ребенка от нее сразу захотел. А тут ты со своим выкидышем…

– Заткнись… - прошипела я сквозь зубы.

Перед глазами проплывали радужные всполохи.

– Что? Не хами мне, а то и недели на сборы не дам.

Олег вскочил и прошелся по комнате. Потом остановился надо мной, нависая темной глыбой.

– Хорошо, что не надо больше притворяться. Я хотел тебе еще летом всё сказать, но ты залетела. Пожалел. А зря. Только время потерял. Дефективная ты какая-то… Любая баба на раз-два рожает, а ты выкидываешь. Вон, Настёна и забеременела сразу, как я захотел, и красоткой какой осталась…

Тут он снова смерил меня уничижительным взглядом. Так смотрят на котенка с лишаями – с брезгливой жалостью. Я за небольшой срок беременности, и правда, не похорошела. Сначала был изматывающий токсикоз, а потом отеки и какие-то пятна на лице. Сейчас и подавно далека от гламурной дивы.

Но меня это мало волновало. Главное, чтобы с ребенком всё было хорошо. И я верила, что Олег тоже так считает. Как в кривом зеркале в его глазах я видела и беспокойство обо мне, и слышала планы на будущее. А получается, я всё это придумала?

– Мы могли бы сохранить деловые отношения, - снова заговорил Олег. – Развод, это да, несомненно. Но я ведь знаю, что тебе идти некуда, работать ты ни дня не работала, вот и хотел и жилье, и оклад предложить. Квартиру бы снял в соседнем подъезде. Первый месяц здесь бы пожила. Насте по ночам спать надо. Но…

Неожиданно Олег расплылся в улыбке. Омерзительной, кривой, как ятаган, который он всадил мне между лопаток.

– Но ты не хочешь. Значит, милости просим,- он дернул подбородком в сторону прихожей.

– Я… у нас же общий счет, и квартира куплена в браке, - в полуобмороке пролепетала я. – Я имею право на половину.

– Ой ли? – весело изогнул бровь Олег.

Стоял надо мной, разглядывал, как забавную говорящую зверушку.

– Нет здесь, Полина, ничего твоего. Nothing, - повторил почему-то по-английски.

Он оживился и подвинул к себе кресло. На лице отразилось нетерпение, будто давно хотел поделиться тайной.

– Ты думаешь, когда я тебе рассказывал о кредиторах, от которых в случае чего хорошо бы уберечь все активы, я это делал просто так? Вспомни, ты же сама подписала все бумаги.

Глава 6

Невыносимо болела голова, пульсировала в такт с бешено колотящимся сердцем. Каждый удар отдавал тупой, ноющей болью в виски, куда кто-то методично забивал гвозди. Глаза жгло, словно я смотрела на сварку без маски, и это жжение распространялось от макушки, охватывая лицо и шею.

Только что я случайно наткнулась на переписку Олега с Настюшей. Я полезла в интернет в панике. Хотела найти информацию по поводу развода и раздела имущества.

Статей было много. Наперебой всплывали окна с услугами юристов и адвокатов. Мне было трудно сосредоточиться. Курсор соскользнул и щелкнул по значку почты. Она открылась без всяких паролей, словно специально дожидалась своего часа. Взгляд выхватывал отдельные фразы.

«Она залетела! А ты говорил, что не спишь с ней!»

«Нахрена ты лазила в мой телефон??? Я не сплю с ней. Ты же знаешь, у нее проблемы по этой части. Она делала это у врачей. Я просто подрочил в баночку!»

«Зачем??? Ты говорил, что не хочешь от нее детей! Тебе мало нашей малышки?!»

«Любимая, успокойся. Она вынудила меня. Иначе бы истерила и не дала нормально сделать документы».

«Ага, конечно! Ты всё еще любишь ее! А мне в уши льешь!»

«Нет, Настенька! Знала бы ты, как она меня бесит… От нее вечно краской несет, а от тебя божественный аромат духов. У нее морщины появились, а ты мой гладкий румяный персик! Я с ума схожу по тебе…»

«И что ты теперь будешь делать?»

«Это не твоя забота. Во-первых, она дефективная и у нее сто пудов будет выкидыш. А во-вторых, она так рассеяна, вечно спотыкается на лестнице. Я уже много раз предупреждал, чтобы она была осторожнее…»

Вытаращив глаза, я перечитала последнюю фразу. Все остальные давно утонули в общем потоке слащавой нежности. Но для меня эти предложения горели красным цветом.

Я отшвырнула ноутбук. Он улетел на пол и, кажется, разбился. Всё равно. Свое черное дело он уже сделал.

По спине прополз холодок, зубы клацнули. Получается, все эти годы я жила с самым настоящим чудовищем?

Интересно, когда он намеревался убить нашу дочь?

Я зажмурила глаза, но это не помогло. Слова выстраивались в цепочку, переливались разноцветными буквами.

Они теперь со мной навсегда.

Не было никакого искусственного оплодотворения, все три раза я беременела обычным путем. В последнюю беременность секса почти не было. Я боялась спровоцировать выкидыш.

Однажды Олег напился и грубо мною овладел. Никакие уговоры не помогли. Зажмурившись, я молила только об одном – лишь бы не произошло страшного. Ничего не случилось.

Потом Олег долго извинялся. Смотрел встревоженно и ругал себя последними словами. А я успокаивала его, и игриво предлагала, что в следующий раз, когда ему так сильно захочется любви, я могу предложить варианты.

Я хотела сохранить баланс. Стать матерью и остаться хорошей и внимательной женой.

Слезы высохли, оставив после себя липкую, тяжелую скорлупу. Губы были сухими. Я с трудом сглотнула слюну, почувствовав песок в горле. Темнота казалась единственным убежищем от этой нестерпимой боли, от навалившихся воспоминаний, от всего, что произошло.

Сидела на низком диване сгорбленная, как старая кукла, из которой вынули начинку. Гладкая кожа казалась грубой и неприятной на ощупь. Двухуровневая квартира, когда-то наполненная смехом и светом, теперь напоминала холодную и пустую гробницу.

Каждый угол, каждая вещь кричала о том, что было, напоминая о нем. Стаей птиц взметнулись воспоминания. Наша свадьба: белое платье, его влюбленные глаза, щебетание гостей, и это недопустимо яркое солнце, пробивающееся сквозь стекла Дворца бракосочетаний. Лепестки и конфетти сыпались нам на волосы и плечи. Потом – годы жизни вместе – спокойные, безмятежные. Я ведь была «ЗА мужем». Мой муж – самый умный, самый сильный, самый честолюбивый и самый… любимый. Я за ним, как за каменной стеной.

Но никакой стены уже не было. Только тонкий холст с прорисованными достоверно камнями. Обманка, какие ставили в прошлом во дворцах для развлечения гостей.

Это нечестно – пульсировало в виске.

Теперь в глубокой ночи мне хотелось лишь одного: забыться, исчезнуть, раствориться в темноте, чтобы боль наконец-то оставила меня в покое. Но темнота только усиливала ощущение безысходности. И я знала, что даже утром это не закончится.

Боль останется, призраки тоже. Навсегда. На всю оставшуюся жизнь.

***

Спустя четыре дня, сидя в душном маленьком кабинете юриста, я внимательно пересчитывала корешки папок, расставленных в шкафу. Если их будет четное количество, всё закончится благополучно.

Папок оказалось 29.

Когда я, трясясь от страха и негодования, запросила у мужа копии документов, он хохотнул в трубку:

– Ну-у-у, Полина Андреевна… Я уж думал ты одумалась и решила принять наше с Настюшей предложение, а ты фигню какую-то устраиваешь. Ладно, вышлю копии. Изучай.

Юрист, полный мужичок с продолговатыми монгольскими глазами не обнадежил. Олег не блефовал, когда говорил, что мне ничего не светит. По закону выходило, что так.

Глава 7

Я тоскливо обвела глазами крохотную квартиру-студию. Хозяйка, высокая, тощая женщина терпеливо ждала моего решения. Освещение было тусклым, но даже в нем было заметно, как много косметики наложено на ее лице. В какой-то момент мне показалось, что сейчас по щекам и лбу поползут трещины, и куски тонального крема отвалятся и упадут на пол.

– Там еще светильники есть, - махнула она рукой в сторону встроенной крохотной кухоньки. – Лампочки перегорели.

Я сделала несколько шагов и почти сразу уперлась носом в окно. Сломанные жалюзи заменяли шторы. За стеклом, на сколько хватало глаз, толстыми карандашами высились многоэтажки. Человейники, как их называют. Гетто – презрительно цедят через губу обладатели больших квартир в центре или в спальном, но уверенно-старом районе.

– Вещей-то много у тебя? – панибратски поинтересовалась Майя.

– Картины и инструменты… краски…

– Э-э-э, нет, - нахмурилась женщина, - красить тут не дам. Всё заляпаешь. Кого я потом поселю?

Я едва сдержала усмешку. Странно, что и в таком виде квартира предлагается в аренду. Ее не подновляли, наверное, с момента постройки дома. Обои несвежие, сантехника с ржавыми потеками, а в воздухе висит запах чего-то жареного. Но по такой стоимости я могу позволить себе либо комнату в другом районе, либо отдельное подобие квартиры, но здесь, на далекой окраине.

– Они просто будут стоять. Упакованные. Я не буду рисовать. Обещаю.

Я сказала правду. Олег забрал у меня не только душу. Он заморозил мой талант. С момента, как он объявил о своем решении, я не смогла больше взять в руку кисть или мастихин*

* (инструмент, похожий на шпатель, используется для нанесения густой краски на холст)

Живопись была моей отдушиной и когда я слишком уходила в себя. Грузилась – как выражался Олег. И когда внутренности выворачивало от боли, в прямом и переносном смысле.

В первый раз, когда я забеременела, мои картины были полны света и нежности. Абстрактные мазки пастельных тонов превращались в воздушные, почти прозрачные цветы. Я мечтала, что эти картины украсят детскую.

Особенно удались одуванчики. Они словно с газона перелетели на полотно. Объемные, ярко-желтые, как цыплята…

Когда я теряла детей, я тоже убегала в живопись. Погружалась туда, как в океан. Лишь бы сомкнулись над головой толщи вод и больше не пропускали ни звуков, ни воспоминаний. Композиции получались тревожными, но впитывали мою боль и отчаяние. Так я выжила.

В тот вечер, когда я прочитала переписку с Настюшей, по привычке заползла в мастерскую. И впервые ничего не почувствовала. В душе было пусто.

Я равнодушно перебрала кисточки, переставила баночки с краской, царапнула ногтем последнюю картину. Прислушалась к себе. Ничего нигде не дрогнуло. Не загорелось в кончиках пальцев, не появилось ощущение щекочущего перышка в горле, словно именно там зарождается замысел, а потом спускается ниже и разгорается большим желтым шаром в груди.

На следующий день попробовала снова. Но единственное лекарство от всех печалей и теперь осталось мне недоступно. Не чувствовала ничего и смотрела на холсты так, будто впервые их видела.

И вот прошла уже отведенная Олегом неделя, опустошение стало только сильнее, а безразличие овладело полностью.

Если бы сейчас меня спросили: чего ты ему не простишь? Измену? Его безжалостное предложение стать няней? Жестокость?

Нет.

Я никогда не прощу ему смерти вдохновения. Самого страшного испытания, которое может достаться творцу.

– Ну, так что? - Майя копалась в сумочке. – Берете?

– Да.

***

Штрих-код не пробивался. Корпулентная рыжеволосая дама с халой на голове выразительно вздохнула. Очередь за ней не роптала, но нетерпеливо тянула шеи, чтобы увидеть, кто виноват в задержке.

Я почувствовала, как под мышками стало мокро. Прищурилась и начала вбивать код вручную. Нет. Товар не найден.

За моей спиной бодро пикал считыватель кассира Вани.

– Вань, - жалобно проблеяла я, стараясь не замечать разъяренного взгляда покупательницы. – У меня тут опять…

Ваня прервался, обернулся ко мне, оценил ситуацию и, молча расправив жесткую упаковку, считал штрих-код.

– Тут просто сильнее надо и вот так прижать, - пробормотал он.

Я с облегчением выдохнула.

– Наша карта есть?

– По номеру телефона, - процедила сквозь зубы дама.

Искусственную шубу, которую она надела по поводу первого снега, пришлось расстегнуть, но это помогло мало. На щеках и декольте женщины расцвели красные неровные пятна. То ли от духоты, то ли от злости.

Я покорно принялась набирать цифры. И снова сбой. Чуть не плача, я снова и снова просила повторить телефон.

– Позовите другого кассира, - раздались отдельные голоса.

– Ну, сколько можно!

– Жалобу в Роспотребнадзор надо написать и всё…

Наконец, скидка прошла, дама расплатилась и, собрав покупки, отплыла, как большая баржа в сторону.

Глава 8

Однажды утром, собираясь на работу, я обнаружила, что с трудом застегиваю пуховик. Подозрения, что торты не пройдут даром, были давно, но мне, честно говоря, было абсолютно наплевать.

Наоборот, чем больше увеличивался вес, тем спокойнее я себя ощущала. Нарастающий слой жира убаюкивал и внушал, что в нем можно спрятаться и расслабиться. За этой броней никто меня не обидит.

Вещей я забрала с собой немного. Я никогда не была шмоточницей. Покупала добротные, дорогие вещи и умело сочетала их между собой. Сначала мне стали малы джинсы. Их я заменила на брюки для беременных, который случайно прихватила с собой, когда уезжала от Олега. Пояс с регулировкой отлично подходил для моих растущих теперь уже от сладкого объемов.

Свободные майки и пара пуловеров, налезали нормально. Бюстгальтеры стали тесны, и я нашла на маркетплейсе самые дешевые спортивные бра и стала носить их.

В магазине я куталась в безразмерную фирменную жилетку, а больше никуда и не выходила из дома. Работа в супермаркете имела свои преимущества. Оно из них – не надо ходить за продуктами. Платили честно, хотя и мало. Но мне было всё равно.

Так как я ненавидела свободное время, оно неизбежно утаскивало меня в прошлое, я набирала подработку и подменяла всех, кому нужен был выходной. Сумма на карточке понемногу увеличивалась, но меня интересовало только, чтобы хватило на аренду.

Приближался Новый год. В витринах сначала робко, а потом всё гуще засветились огни и олени, появились елки и груды бутафорских коробок с подарками под ними, покачивались свисающие на пушистых нитях снежинки и шары.

В один из таких вечеров я столкнулась с Олегом.

Я брела мимо сверкающих витрин. В лицо дул ледяной ветер, я уворачивалась от снежной крупы, которая дробью рассекала мне лицо. Год назад я бы ворчала и ругала климат. В этом – мне было безразлично. Можно сказать, я даже испытывала удовольствие, от колючих ударов я чувствовала, что еще жива.

Сегодня я заменяла Оксану, выкладывала вместо нее товар на полки. Ходила с тележкой на склад и обратно в торговый зал. Со мной на складе оказалась незнакомая мне женщина, которая, пользуясь отсутствием начальства, включала музыку. Это должно было хоть как-то скрасить ее монотонный труд. Особенно ей нравилась одна песня. Ее она прослушала раз десять.

И вот теперь, когда я шагала вдоль сияющих витрин, в голове у меня так и крутились слова:

А я живу одна.
Такие вот дела.
А всё она взяла
И мужа увела.

Мадам Брошкина, по всей видимости, не собиралась сегодня оставлять меня в покое. Я остановилась перед одной из витрин. Она была зеркальной и во всей красе явила мне пресловутую Мадам Брошкину.

Я задумчиво рассматривала себя, будто со стороны. Мокрые от снега волосы обвисли неряшливыми прядями. Лицо округлилось. Пуховик мне пришлось застегнуть на кнопки, молния не сходилась. Снег залетал в прореху и, скорее всего, уже промочил свитер. Его я купила в секонд-хенде. Растянутый, но уютный. Закрывает горло и не колючий. Какая мне разница?

За стеклянной витриной кипела жизнь. Я подняла глаза и увидела надпись «Шоколадный пиксель». Ветер швырнул за воротник очередную порцию ледяной крупы. Я поежилась и, не отдавая себе отчета, потянула за ручку двери.

Отчаянно захотелось в тепло, а еще рот наполнился слюной в предвкушении огромного куска шоколадного торта.

Внутри кондитерской пахло ванилью, корицей и чем-то сладким и пряным. Тепло окутало меня, как мягкое одеяло. Я стряхнула с себя остатки снежной крупы, которая уже начала таять.

Там, где полы не были покрыты специальными ковриками, они были выложены плиткой, имитирующей старинный мрамор. Светлые стены украшены фотографиями разнообразных десертов, от миниатюрных капкейков до многоярусных тортов.

Маленькие столики были расставлены так, что создавали ощущение уюта и интимности. На них стояли вазы с еловыми веточками и шарами, в углу расположилась мягкая зона с креслами и пледами.

Я прерывисто вздохнула, представив, как уютно устроюсь у электрического камина, очень похожего на настоящий.

– Здравствуйте! – появилась девушка за стойкой. – Что будете заказывать?

Взгляд остановился на торте, который показался совершенством: темный, влажный бисквит, пропитанный шоколадным сиропом, наверху нежный крем и белый шоколадом в виде пикселей.

– Вот это, пожалуйста, - сказала я, указывая пальцем. – И кофе. Латте.

Девушка улыбнулась и принялась колдовать у кофе-машины.

Впервые за два с половиной месяца я выбралась в люди. Это было так необычно, будто машина времени занесла меня в прошлую жизнь.

– Присаживайтесь, я принесу ваш заказ, - обернулась девушка.

И только я собралась последовать ее совету, как позади меня нежно звякнула колокольчиком входная дверь. «Еще каких-то замерзших бедолаг занесло», - подумала я и повернула голову.

– Господи, Олежа, мы сегодня выберемся из этой дыры? – раздался капризный голосок.

– Сейчас, любимая, сейчас. Только давай по кофейку, а? Смотри, какие десерты!

Олег всегда был сладкоежкой.

Помертвев, я втянула голову в плечи. Только не это! Как?! Как, черт возьми, в многомиллионном городе, в этих трущобах, где никогда не ступала нога великого и ужасного Олега Павловича, мог оказать он собственной персоной? И не один, а со своей… профурсеткой!

Глава 9

Задыхаясь в снежной крупе, я бежала по тротуару. Сверху сыпало, снизу чавкала каша. Запрыгнула в лифт, взлетела на тринадцатый этаж и, шмыгнув в квартиру, захлопнула дверь. Выдохнула, прикусив костяшки пальцев. Сползла вниз, уткнувшись лицом в колени. С волос упали капли.

Я не плакала. Просто сидела, оцепенев. Случайная встреча, к которой я оказалась не готова, вновь выбила из-под ног почву. Она и так была зыбкой, как болотная кочка. Но я старалась на ней удержаться.

Старалась, даже не с того дня, как пришлось покинуть дом, с которым было связано столько надежд, а с момента, когда получила свидетельство о расторжении брака. Равнодушные черные буквы холодно извещали, что брака больше нет. Нас с Олегом больше нет, и не будет.

Теперь у него новая, с иголочки женщина. И новая жизнь в новых обстоятельствах. С ребенком.

Мне же осталась гербовая бумага и фамилия. Заполняя заявление, я указала, что хочу вернуть девичью фамилию. Давно уже пора сменить паспорт, но мне было страшно, и я всё оттягивала момент, когда порвется последняя ниточка, связующая меня с Олегом.

Зубы клацнули. Меня начал колотить озноб. Я неуклюже стянула с себя пуховик и поплелась к ноутбуку. Пока он загружался, обвела комнату тоскливым взглядом. Напольные вешалки. Неуютно. Пусто. Постыло.

Мне 37, а всё мое имущество это несколько сумок с одеждой, коробка с книгами и картины. Зачем я их притащила? Хотела выкинуть, но что-то удержало. Будто намеренно цеплялась за обломки прежней жизни.

И вот сегодня пришло время. Моя фамилия – это первое, что нужно вернуть официально. Теперь я не Ларионова, а Вавилова.

Полина Андреевна Вавилова.

Открыв госуслуги, принялась заполнять заявление на получение нового паспорта. Я понимала, что это лишь один из многих-многих шагов, но нужно сделать хотя бы первый.

Из воздуха неожиданно соткалась уверенность, что, как только я получу новый документ, с новенькой фотографией и старой фамилией, власть Олега надо мной начнет ослабевать. Как, у нанесенной ножом раны, сначала слипнутся края, потом появится корочка, и потом она отвалится. И даже если останется шрам, это будет уже не так больно.

На это потребуется время, но рано или поздно должно сработать.

– Ты с ума сошла? – простонала мама.

Мне пришлось рассказать о разводе. Тянуть больше было нельзя. На Новый год она собралась вместе с дядей Славой приехать в Петербург. Вот это был бы номер, если бы на вокзале ее встретила пополневшая совсем не от беременности дочь и повела бы на автобусную остановку, вместо большого и теплого внедорожника. А потом привезла в крошечную студию на тринадцатый этаж.

– Тебе почти сорок! – с надрывом прошептала мама. – Кому ты нужна будешь!

«Спасибо за поддержку», - мысленно сказала я, но вслух произнесла другое.

– Ты же нужна дяде Славе.

Для мамы мой развод – это страшный сон. Она уверена, что потеряв этот статус, я уже ничего и никогда хорошего в жизни не увижу. Я прислонилась затылком к стене и закрыла глаза. Матрас подо мной жалобно скрипнул.

– Не сравнивай! Я вдова, – отрезала мама. – И потом, у меня есть специальность, я и одна не пропаду, а вот ты…

Я опустила руку с телефоном. Мама завелась надолго. Обрывки фраз долетали на расстоянии. Необязательно вслушиваться. Я знаю их наизусть.

– Полина?! – взвизгнула мама.

Я открыла глаза, кажется, задремала. Пора заканчивать этот монолог, маму не переговоришь и не переубедишь. Хотя, безусловно, она права. Я слишком легкомысленная и никогда не могла продумать жизнь наперед. Я расслабилась, встретив Олега. Поверила, что могу заниматься любимым делом и ни о чем не беспокоиться.

Что ж, теперь я понимаю, что это была ошибка.

Взгляд упал на завернутые в бумагу картины. Вот и мою жизнь так же завернули и прислонили к стеночке. Меня тоже посчитали ошибкой.

Факт обо мне: я никому не нужная стареющая тетка с лишним весом.

***

– Здравствуйте… пакет нужен… товары по скидке… наша карта… наличные или карта… спасибо за покупку…

Покупатели давно превратились для меня в тени. Повыше, пониже, побольше, поменьше. Ни лиц, ни их выражения я уже не видела.

– Полина! – звонкий голос вырвал из сонного оцепенения.

Я вздрогнула, подняла глаза и приоткрыла от удивления рот. Захотелось ущипнуть себя – неужели это правда? Не может быть!

Передо мной стояла Дина. Моя лучшая подруга – Динара.

Дина, с которой мы подружились в первом классе. Третьеклашка, слывший грозой младшей школы, подставил мне подножку, и я упала в лужу. Дина шустрым воробышком налетела сбоку и треснула его со всей силы мешком со сменкой по голове. От неожиданности хулиган остолбенел, а когда дошло, кто на него поднял руку, заревел, как бык и двинулся вперед.

– Только попробуй, - храбро крикнул воробышек. – Линара из 7 А знаешь? Это мой брат… Наподдаст так, что костей не соберешь!

Мальчишка что-то заворчал себе под нос и, потирая стриженый ежик волос, отступил.

Бойкая девчонка исчезла так же быстро, как и появилась. Я не успела даже сказать спасибо.

Глава 10

Я моргнула, раз-другой, мне показалось, что я обозналась, и Дина сейчас обратится в незнакомку. Во все глаза я смотрела на подругу, которую сама же когда-то вычеркнула из своей жизни. Губы кривились, дрожали, но я улыбалась. Потому что кто-то наверху увидел мое отчаяние, прочитал мои мысли и прислал мне моего ангела-хранителя - Динару. Теперь я не должна пропасть.

– Поля! - раздался, звонкий, знакомый до мурашек по коже, смех. – Ты… что ты тут делаешь?

Голос подруги из радостного стал растерянным.

Она совсем не изменилась, разве что стала еще ярче и еще больше излучала тот неуловимый огонек, который всегда притягивал к ней людей. Каштановые волосы стали короче, но, как и прежде, спадали небрежно, подчеркивая изящную линию шеи. Глаза цвета шоколада с пушистыми ресницами искрились жизнью. Той жизнью, которую по капле растеряла я.

– Можно как-то побыстрее уже… - раздалось сбоку.

Я кожей почувствовала, как начинает потихоньку закипать очередь. Утро. Все торопятся. Кто за перекусом забежал, кто за сигаретами. Пенсионеры еще не подошли, только народ, спешащий на работу.

Я пробила ее бутылку с водой. Дина расплатилась и отошла. Я панически завертела головой: неужели она уйдет? Но и бросить кассу я не могу. Но Дина осталась стоять у столика, где высились корзины. Она всё поняла и ждала, когда я смогу перекинуться с ней хоть парой слов.

Я улыбнулась во весь рот, одними глазами умоляя: не уходи. Не уходи, Диночка, я сейчас… Дина кивнула, а я заморгала часто-часто, заторопилась. Все покупки пролетали, словно по волшебству. Ничего не зависало, оплата проходила, и даже покупатели начали улыбаться. Очередь я раскидала за пять минут.

Краем глаза продолжала следить за Диной. Будто боялась, что она исчезнет, растает в воздухе. В зале было душно, и Дина расстегнула пальто. Под ним оказался брючный костюм вишневого оттенка. Ее любимый цвет. Открутив пробку, она сделала маленький глоток воды. Отодвинула рукав и взглянула на часы.

Я заторопилась.

– Лена, подмени меня!

Напарница, меланхолично жуя жвачку, кивнула и подошла к кассе. Покупателей не было, только в зале бродили несколько человек.

Кутаясь в жилетку, я подошла к Дине.

– Привет, - язык зацепился за зубы.

Дина наклонила голову набок, в глазах ее мелькнуло беспокойство.

– Не ожидала тебя тут встретить, - я повела руками, будто демонстрировала магазин эконом-класса.

– Я тоже не ожидала, - ответила Дина. – Что случилось, Поля?

Это же Дина! Она сразу с места в карьер. Увидела меня здесь, поняла, что я в глубокой э-э-э… скажем, непростой ситуации, и не стала терять время на банальные «как дела? сколько лет, сколько зим». Спасибо, вообще со мной заговорила.

Я молчала. Только кусала губы изнутри. Там уже давно не осталось живого места, я содрала всю кожу. И теперь даже теплый чай вызывал боль. Так же не было живого места и на мне. Но как рассказать Дине, не упомянув об Олеге.

Дина поняла мое молчание. Она всегда меня понимала. Нам не нужно было иной раз и рот открывать, считывали сигналы шестым чувством.

Качнувшись вперед, она порывисто обняла меня. Я уткнулась носом в ее шею, вдохнула теплый запах кожи, сандала, мускуса и ванили. Ее аромат окутал меня мягкой кашемировой вуалью.

– Чш-ш-ш, - Дина погладила меня по голове. – Давай не здесь. Запиши мой номер.

Я проглотила слезы, вынула из кармана телефон, забила цифры и сразу же нажала вызов. В сумочке у Дины заиграло. Она кивнула и, пожав мне руку, шепнула:

– Мне надо бежать. Ты во сколько заканчиваешь?

– В девять. Но еще товар… В десять…

– Я позвоню.

Дина поцеловала меня в щеку и подмигнула.

– Не дрейфь, плакса.

Я расплылась в улыбке. Мое детское прозвище.

В тот день, когда мы виделись в последний раз, она сказала: «Я надеюсь, я ошиблась, плакса".

Мелькнуло черное пальто. Дина исчезла. Как и двенадцать лет назад…

***

– Зачем ты это делаешь, Дина? – бормочу я, изучая крышу библиотеки прямо под моим домом.

Мы стоим на балконе, и теплый июльский ветерок играет с нашими волосами.

– Потому что я не хочу, чтобы ты обожглась. Будь начеку. Это всё, о чем я тебя прошу. Ты мало его знаешь…

Она права – всего полгода. Но этого достаточно, когда ты совпал с человеком до последней молекулы.

Дина настойчиво смотрит мне в глаза. Вчера состоялась наша с Олегом свадьба. Из ресторана Дина уехала расстроенная, почти сбежала, и я решила, что она просто устала. Быть подружкой невесты сложно. Распереживалась, хотя это на нее не похоже, а может, и немножко приревновала. Олег не сходил у меня с языка.

Дина уехала в разгар танцев. Я отплясывала с гостями, я даже не заметила, куда подевался Олег. Наверное, вышел с друзьями покурить. Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулась.

– Поля, я домой… - Дина смотрела в сторону.

Визуал Дины

Дина, 37 лет

Представитель крупной фармацевтической компании

Глава 11

– Почему ты мне не написала? Сейчас все мы в соцсетях...

Дина смотрела исподлобья. Злилась. Я улыбнулась. Видела ее всегда насквозь. И лишь единожды ослепла и пожертвовала нашей дружбой.

Мы встретились в круглосуточной кофейне, недалеко от моего дома. Я постеснялась приглашать ее в свое обшарпанное жилище. Дина сменила строгий костюм на свитер с голубыми снежинками. Волосы собрала в хвостик, и сразу из представительной дамы обратилась в домашнюю девчонку.

– Да как бы я тебе написала? После всего…

Я отвела глаза, потыкала пластиковой палочкой дольки апельсина в стакане с вишневым чаем. Дина шумно вздохнула, выразив крайнюю степень возмущения. Я перевела взгляд в черноту окна. Большая серебристая звезда качнулась от сквозняка и снова замерла на месте. В стеклянном аквариуме, где мы сидели, больше никого не было. Бариста надвинул наушники и уткнулся в телефон.

– Балда ты… - притворно-сердито отозвалась Дина.

– А тебя, как сюда занесло? – решила я сменить тему.

После исповеди об Олеге и всего, что случилось, мне снова стало не по себе. Будто сковырнула корочку на подзажившей ране. До этого казалось, что если я расскажу хоть кому-то, как мерзко и жестоко поступил со мной человек, которого я любила, мне станет легче. Но на деле, оказалось только хуже.

– А,- махнула рукой Дина.

Прищурилась, глядя на крупные капли, в которые превращался снег, ударяясь о стекло.

– По работе. Я представляю «ФармБио». На семинар приехала. Все дни в Лахта-центре проводили, а сегодня здесь – в бизнес-клубе. А я опоздала на развозку и поехала сама. На метро. Заблудилась, захотела пить, зашла в первый попавшийся магаз.

Услышав название компании, в которой работала Дина, я уважительно хмыкнула. Неудивительно, что она выбрала самую крупную и известную в фармацевтическом мире. Ее реклама на каждом углу и на федеральных каналах. Динара никогда не любила полумеры и выбирала только самое лучшее. Как бы ни было сложно.

Новость о том, что Дина в командировке, немного расстроила. В глубине души я надеялась, что она живет здесь, и рядом с ней мне будет легче пережить трудные времена. По крайней мере, можно будет хотя бы вот так встречаться, болтать.

– В общем, Поль, это судьба, - громко сказала Дина.

Она скомкала салфетку и метким движением закинула ее в урну. Я проследила за полетом оранжевого шарика.

– Раз ты теперь свободная женщина, - продолжила Дина, - я считаю, ты должна поехать со мной. Здесь тебя ничего не держит. Карьерой в «Колобке», думаю, можно пожертвовать. Так что…

Я испуганно уставилась на нее и затрясла головой, как паралитик.

– Нет-нет-нет, ты что? Куда я поеду? Что там у меня есть?

– А здесь что? – поинтересовалась Дина.

Я опустила глаза и потеребила края свитера, натянутого по самые пальцы. Дина права. Ничего у меня за душой не осталось.

– Ты знаешь, Поль, я здесь всего четыре дня, а уже… всю энергию потеряла. Не понимаю, как ты тут еще жива. Промозгло, сыро, темно… бррр, - повела она плечами. – Недаром Раскольников с топором хаживал… Кто угодно в такой атмосфере с ума сойдет.

Я приготовилась возмутиться и начать отстаивать мой любимый город грудью. Нормальная тут атмосфера. Да, климат не сахар, но зато…

– Знаю, знаю, - не дала мне даже начать Дина. – Всё знаю. Но! Сюда можно только летом и только на пару недель. Тебе-то в нынешнем состоянии точно. Так что, давай, увольняйся из своей богадельни, и поехали со мной.

– Куда? – тоскливо проблеяла я.

Если честно, тот мрак и ужас, та стынь, в которую превратилась моя жизнь в последние месяцы, пугали. Особенно не нравилось, что я, поглядывая со своего тринадцатого этажа вниз, пару раз ловила себя на мысли, как легко и просто закончить все мучения. Один шаг и не будет больше ничего.

Отгоняла, конечно, эту дичь, цеплялась за жизнь. Если уж не для себя, то ради мамы. У нас с ней сложные взаимоотношения, но она не заслужила боли, которую я по глупости могла бы ей причинить. Я теперь знаю, как это, когда больно и нечем дышать. Хорошо, что у меня нет детей…

– Тебе нужно туда, где тепло и солнце. И небо высокое и голубое. И горы. Хотя бы на время, Поль…

При мысли, что мне снова придется что-то менять, по телу пробежали мурашки. Я никогда не любила перемены. Но если моя жизнь превратилась в горстку толченого стекла, то есть ли разница, куда перемещаться?

Карие глаза смотрели так же убедительно, как это было тридцать лет назад, когда Дина предложила мне залезть к ней на дерево. Они не обманули тогда, не обманут и сейчас.

– Твое сердце завело тебя в эту передрягу. Нужна холодная голова, чтобы выбраться.

– Ты предлагаешь убежать? – я криво усмехнулась.

Получается, Олег выиграл по всем фронтам. Выкинул меня на помойку, как поношенные трусы, и зажил новую жизнь. А мне нужно сгинуть?

– Нет, - глаза Дины сверкнули. – Но если ты решила из-за этого… чудака спустить свою жизнь в унитаз, то это самое глупое, что ты можешь сделать. Пойми, я предлагаю не убежать, а взять свою жизнь под контроль.

Глава 12

Среди зимы я ожидала увидеть грязно-мутное море, но оно оказалось чудесного бирюзового цвета. Это было неожиданно. Я замерла, жадно впитывая новую картинку.

С восторгом оглянулась на Дину. Поблагодарила одними глазами. Она понимающе улыбнулась и медленно пошла по берегу, скрипя полированными камнями. Как всегда она угадала мое желание побыть в одиночестве.

Лениво накатывались волны, оставляя после себя клочья серой пены. Воздух, пронизанный соленым запахом и тонким ароматом хвои, был удивительно чист и свеж. Солнце, стоящее довольно высоко, мягко согревало лицо, несмотря на легкий морозец.

Я сняла перчатки, чтобы ощутить тепло на коже, и, присев, осторожно провела рукой по мелкому, приятно холодному песку. Поискала глазами Дину. Она отошла на уже приличное расстояние. Ее теплый клетчатый палантин был единственным ярким пятном на зимнем пляже.

Вот она обернулась и помахала мне рукой. Я плотнее закуталась в шарф, порывы ветра пробирали насквозь, омывали свежими струями мою изнывшую душу.

Сморгнув выступившие то ли от ветра, то ли от избытка чувств, слезы я молча наслаждалась открывшейся передо мной красотой. Стояла неподвижно, прислушивалась к себе, выискивая хотя бы крошечное желание запечатлеть эту картинку на холсте, но… тщетно.

Несколько одиноких чаек с пронзительными криками покружили над водой, и улетели к берегу.

Я посмотрела на скалы. Они возвышались справа и были покрыты тонким слоем снега. На вершинах виднелись темно-зеленые кусты можжевельника, их ветки подрагивали от ветра.

– Ну, что, Ассоль? – раздался голос подруги совсем рядом.

Я вздрогнула: так задумалась, что не заметила, как она вернулась.

– Готова к встрече с принцем?

Я грустно улыбнулась – какой там принц? Себя бы собрать по кусочкам. Пока не получалось.

Дина поселила меня в квартире, которую они с мужем купили на будущее для дочери. Семилетняя София только пошла в школу, и однушке предстояло пустовать еще долго. Сдавать ее Дина не хотела. Смешно, но она верила в чужую плохую ауру.

– А у меня она разве не плохая? – спросила я.

Дина энергично замотала головой.

– Нет! Немножко потрепанная, это да, но не плохая. Устраивайся, а я побежала.

Я прошлась по комнате, заглянула на кухню и оттуда вышла на балкон. Вдалеке высились горы, окутанные белыми шапками облаков. Так непривычно видеть перед собой что-то кроме многоэтажек.

Глаза заслезились от синевы. Без войлочной серости купол неба устремлялся в бесконечность. Неожиданно глубоко внутри побежали жизнерадостные искры. Смотри, как классно! Всё хорошо будет!

И тут же потухли, придавленные воспоминаниями о том, что пришлось пережить. Не будет ничего хорошо. Не у меня.

Неожиданная обида затопила душу. И зачем я вообще сорвалась с места? Почему моя жизнь пошла зигзагом, и теперь я скитаюсь, как бездомная дворняжка по стране? Ючусь из милости по чужим углам. Права мама, мне скоро сорок и я неудачница.

А в это время Олег живет припеваючи. Ест, спит, гуляет с коляской и уже точно получил новую должность.

Дотянув кое-как до вечера, ушла спать. Но тут новая напасть! В голове закружились картинки, как Настюша кормит младенца грудью, как устраивает каждый месяц фотосессию, как скупает в магазинах крошечные платьица и повязки с бантиками.

Интересно, как они ее назвали? – крутилась я на сбившейся простыне.

Это была пытка. И самое ужасное, что палачом выступала я сама.

***

– Лёш, ну, чего встал? Заноси!

Я спросонья мялась у двери, пока Дина командовала мужем. Да, я всё, всё пропустила. Не была у Дины на свадьбе, не знала ее жениха, не поздравляла с рождением дочери. Потому что была поглощена Олегом.

В проеме двери показалось ярко-зеленое колесо, следом желто-красная рама и зеленое сиденье. И только потом я увидела Лёшу. Он поздоровался и прислонил велосипед к стене.

«Наверное, хранить негде», - подумала я и двинулась в сторону кухни, чтобы открыть балкон.

– Это тебе! – выпалила Дина.

– З-зачем? – изумилась я.

– Тут недалеко есть сосновый парк, там велодорожки, тишина, красота, бабульки гуляют, молодежь бегает… А ты будешь кататься. Нервы успокаивать.

– Не надо мне, - затрясла я головой. – Ты что, специально его купила?

При этих словах Лёша улыбнулся, и я по-хорошему залюбовалась. Высокий, со светлым чубом и голубыми глазами – прямо богатырь Алёша из сказки. А Дина, наоборот, помрачнела.

– Нет, - неохотно выдавила она. – Это мой. Купила, чтобы с Лёшей и Соней кататься, но мой вестибулярный аппарат сказал мне «до свидания». Помнишь, как я в детстве гоняла? Помнишь, как мы с тобой отжигали под «Леприконсы»?

Дина изобразила несколько танцевальных движений и запела:

– Помню, было мне десять лет, и я копил на новый велосипед… Ну вот. А как родила, так всё… Ни на коньках, ни на роликах, ни на велике.

Я на всякий случай проверила, не держит ли Лёша за спиной ролики и коньки. Но нет. Для начала Дина решила, что и велосипеда будет достаточно.

Глава 13

Я взмокла, как мышь, но до моря доехала. Прислонив велосипед к парапету, потащила гудевшее от усталости тело по пляжу. Плюхнулась на первый попавшийся камень и вытянула ноги.

Море мой подвиг не заметило, всё так же шумело, поглощенное только собой. Радости или удовлетворения от того, что пересилила себя, я тоже не ощущала. Сидела, смотрела на волны, время от времени делая глоток воды из бутылки.

Ветер усилился, и я натянула капюшон от толстовки. Не хватало еще заболеть. И так бедной Дине хватает со мной хлопот. Я как раз завязывала под подбородком шнурок, как порыв ветра изловчился и каким-то особенным образом обрушился на набегающую волну.

В одно мгновение глыба воды деформировалась, как будто встала на дыбы, и лучи солнца пронзили ее насквозь. Это длилось всего пару секунд, но я почувствовала, как у меня расширяются зрачки. Зрелище было настолько завораживающим, а цвет необыкновенным, что я несколько раз сжала и разжала кулаки.

И цвет, и форма волны так и просились на картину. Я ошеломленно задохнулась – впервые за много месяцев мне захотелось отразить увиденное на холсте. В кончиках пальцев зародилось знакомое тепло. А вдруг оно снова исчезнет?

Я тоненько заскулила. Я же забуду. Всё забуду. Жадно всматриваясь в игру ветра и волн, я принялась шарить по карманам. И о, чудо, в толстовке оказался сложенный вчетверо глянцевый рекламный листок. А в безрукавке дешевый карандаш для бровей, который я купила из жалости у бабульки на развале.

Купила и забыла. Не спуская глаз с моря, я расправила на коленке листок и сделала несколько набросков. Это были только одной мне понятные горизонтальные и вертикальные линии. Никакого намека на композицию. Но это была моя личная гарантия, что я не забуду, как это должно выглядеть на холсте.

Запрыгнув на велосипед, помчала к дому. От радости хотелось петь, но я то и дело прислушивалась к себе – не исчезло ли? не исчезло ли желание рисовать? Тревога усиливалась еще и от того, что с собой из дома я увезла лишь минимальное количество грунтовки, красок и инструментов.

Сама не понимала, зачем их забирала, ведь с творчеством я рассталась навсегда. Наверное, по привычке. Так я думала. А сейчас благодарила небо, море, Дину, голубей, выпрыгивающих из-под колес, за то, что я снова хочу творить!

В квартире кинулась в кладовку, где лежала неразобранная спортивная сумка. Почти сплясала джигу, когда увидела, что есть краски нужных оттенков. И совсем большой удачей оказался маленький, завалявшийся на дне холст.

Нетерпеливо нанесла грунтовку. Ждать, когда высохнет, сил не было, поэтому на помощь пришел фен. А дальше… Дальше я на пару часов вообще выпала из реальности.

Очнулась только, когда легли последние штрихи и с сожалением вздохнула. Золотистой и серебряной краски нет, значит, необычного свечения, что я увидела сквозь волны, сегодня не достичь.

Придется потерпеть до завтра. А пока… пока можно заказать всё необходимое на маркетплейсе. Нашла в прихожей брошенный телефон. Прикусила губу, увидев от Дины пропущенные вызовы и сообщения.

«У меня всё в порядке», - быстро набрала в ответ. Разговаривать ни с кем не хотелось.

Ждать несколько дней, когда привезут холсты и краски, сил не было. Каждую минуту я до дрожи боялась, что желание творить вновь исчезнет. По этой же причине, даже спать ложиться было страшно. А вдруг?..

Решила утром поехать в «Леонардо» - уж там-то есть всё, что мне нужно. Велосипед очень пригодился.

До вечера ходила вокруг стола, плотоядно поглядывала на приготовленные инструменты, но не решалась начать. Было страшно. Потому что из груди рвалось нечто. И оно грозило быть совсем несветлым и нерадостным.

Бушевала боль, требовала выхода. Словно наконец-то проснулась от спячки и потребовала вывести ее свободу.

Я тянула время. Тщательно свернула в пучок волосы, расставила баночки, разложила шпатели, приготовила холст. Замерла, касаясь полотна кончиками пальцев. Как слепой, провела по шершавой поверхности.

Медленно надела фартук, вытерла о джинсы вспотевшие ладони и, облизав пересохшие губы, нанесла первый мазок…

***

– У тебя точно всё в порядке, Полин?

Голос Дины звучал настороженно. Так разговаривают с сумасшедшими, чтобы не вызвать агрессию.

Я звонко рассмеялась.

– У меня всё отлично, Диночка! Лучше и быть не может!

И всё же чувствовалось, Дина не верит. Наверное, гадает, не истерика ли у меня?

– Я вижу тебя на велике каждый день, - осторожно сказала она. – Это обнадеживает. Но почему ты уже две недели не хочешь со мной встретиться?

– Не спрашивай, Диночка, умоляю, - попросила я. – Подожди еще пару деньков, и я позову тебя в гости. Пожалуйста.

Губы сами собой расплылись в улыбке. У стены в комнате стояло десять картин.

Я сделала это! На эти две недели я стала одержимой.

Сначала это были абстрактные мазки, полные боли и отчаяния, темные, как беззвездная ночь. Потом сквозь погребальный плащ скорби прорвались цветы. Не нежные, как это было в прошлом, а дикие, яростные, порой, с острыми хищными шипами.

Глава 14

Холщевый чехол на лямках больно впивался в плечи. Чертыхаясь и проклиная себя, что повелась на рекламу, я взбиралась на велосипеде в горку. Улица небольшая, тротуар узкий, спасало, что машин здесь почти не бывает.

«Не сковывает движений, говорили они, удобно для переноски холстов, уверяли они», - злилась я больше на себя, чем на креативных продавцов из интернета. Отзывы надо было читать!

Я ехала в фотосалон. Дина сказала, что хозяин готов устроить временную выставку, совместив мои картины с художественными фотоэтюдами.

– Ой, нет! Ты что?! – испугалась я.

– Полин, но у тебя уже целая коллекция накопилась. Пусть люди увидят!

Картины оказались моей терапией. Моим спасением. Особенно «Черные лилии», что я закончила на этой неделе. Теперь она вместе с еще тремя работами тыкалась острым углом мне под ребро. Ткань сумки оказалась тонковата.

За этот месяц я выполнила какое-то немыслимое количество работ. Едва проснувшись, бралась за кисть и краски, заканчивала глубоко за полночь. Дина поначалу возмущалась, взывала к благоразумию, напоминала, что мне нужно иногда спать, но я лишь улыбалась полубезумной улыбкой.

Наконец, подруга махнула на меня рукой.

– Ладно… у тебя хоть глаза стали живые… Так что, твори!

Краски ложились легко. Абстрактные композиции, фантастические моря, бездонный, как черный колодец космос, с вкраплениями золотистых и голубых звезд, серебристо-серые, с корявыми трещинами безжизненные пустыни, неизвестные, с чьими-то следами планеты и, конечно, цветы, цветы, цветы… Выплескивала свою боль.

Когда уставала, прыгала на велосипед и мчалась по парку, глотая соленый ветер. Качая вершинами, глухо шумели сосны, с лаем бежала навстречу пушистая, как шар собачонка, хрустели под колесами сухие иголки.

И вот уже в бедрах и талии стали свободны джинсы, проступили острые уголки ключиц, обозначились скулы, торты и сладости ушли в небытие. Вместо них я покупала свежую клубнику, доставленную из заморских стран.

Высыпала в миску, окатывала водой, бралась за хвостик и, закрыв в предвкушении глаза, надкусывала ароматную ягоду. Кисло-сладкий фейерверк обрушивался сразу, все чувства обострялись, а мозг лихорадочно проецировал новые идеи.

Обнаружив на местном рынке вкуснейший несоленый сыр, творог и недорогие, но ароматные помидоры в лавке, я налегала и на них. В теле появилась легкость. Постепенно и глаза вспомнили, как менять цвет. Особенно, когда впитывали оттенки моря.

Душевная боль никуда не исчезла. Растворившись в красках, она стала не такой яркой, однако грозно напоминала о себе, как только ко мне приближался мужчина.

Пусть даже с безобидной попыткой помочь скатить велосипед по ступенькам или накачать шину. Все мои приглаженные иголки тут же вставали дыбом. С ледяным лицом я цедила «нет» и окатывала несчастного таким взглядом, словно он предложил мне что-то совсем неприличное.

Накопленные деньги понемногу исчезали. Ела я совсем немного, а вот коммуналку оплачивала полностью. Тут я выставила Дине условие – никакой благотворительности. Устроилась на полставки вести кружок живописи в Дом детского творчества. Три раза в неделю занималась с подростками, а в остальное время убегала в вымышленный мир, который сама же и создавала.

В этот момент в меня словно вселялся чей-то дух. А однажды ночью, когда я дописывала картину, над головой отчетливо прозвучало – Лионель. Я испуганно обернулась. Никого. Недоверчиво дотронулась до мочки уха. Может, от перенапряжения слуховые галлюцинации начались?

На секунду оторвав руку от руля, поправила сумку. С тоской посмотрела на уходящую ввысь улочку. Ладно, еще пару домов, а там и фотосалон. Я так и не решила, стоит ли открыто объявлять себя автором картин.

И вдруг отчетливо поняла - нет. Даже головой качнула. Я спрячусь за псевдонимом. Пусть будет Лионель. Я посмотрела значение – сильная и независимая.

Это, конечно, неправда. Никакая я не сильная и не независимая, но… Так мне будет спокойнее. Ни за что и никому я бы не призналась, что до сих пор считаю себя самозванкой, а не художницей. Олег внушил мне эту мысль намертво.

Размышляя над всем этим, я не заметила, как из проулка впереди вынырнула округлая морда автомобиля. Если бы я не была так погружена в свои мысли, то успела бы затормозить.

Однако случилось то, что случилось. Крыло желтого мини Купера задело колесо, и в следующее мгновение я вместе с велосипедом полетела на тротуар. Картины больно ударили по спине. Зубы клацнули, и я испугалась, что прикусила язык.

Машина дернулась и замерла на месте. Лежа на боку, я барахталась под придавившим меня велосипедом. Ничего не получалось. Одна из лямок сумки каким-то непостижимым образом сползла и зацепилась за сиденье. Я была похожа на беспомощного жука.

Хлопнула дверца. Сначала я увидела ноги в синих джинсах, а затем услышала взволнованный голос:

– Вы в порядке? Простите ради Бога, я вас не заметил…

– Смотреть надо, куда едете, - злобно пропыхтела я.

Глава 15

Одним движением горе-водитель отцепил сумку, поднял велосипед и протянул мне руку. Я сердито ее оттолкнула. Нашелся благодетель! Сначала летит, людей давит, а потом ручки тянет. Небось, в телефоне залипал!

Справедливости ради, мини Купер никуда не летел. Если бы он ехал быстро, мое падение завершилось бы гораздо драматичнее. Никаких доказательств, что водитель залипал в телефоне, у меня тоже не было.

Но мне это было неважно. Достаточно того, что это мужчина. А все мужчины самовлюбленные павлины и эгоисты. И думают только о себе.

«Самовлюбленный павлин», будто прочитав мои мысли, притих, и я всё-таки решилась на него посмотреть. Пусть корчится под моим испепеляющим взглядом.

Однако никто рассыпаться в прах не торопился. Высокий, широкоплечий тип в вельветовом пиджаке смотрел доброжелательно. Чересчур широкоплечий. Похоже, занимался греблей или плаваньем. Коротко стриженные, тронутые благородной сединой волосы оттеняли модную небритость, подчеркивая чуть тяжеловесный подбородок.

Секунда, и мужчина улыбнулся. Нахал! Весело ему! В уголках глаз лучились морщинки, но это его совсем не портило. Наоборот, мне показалось, что он любит смеяться и делает это охотно, не заморачиваясь.

Олег, например, боролся с сеточкой у глаз, и поэтому смеялся от души редко, только растягивал рот, как лягушка. Переборов страх перед иголками, решился на уколы у косметолога. Я беззлобно подшучивала, что в нашей семье мы поменялись местами. Обычно, такую непримиримую борьбу с морщинками ведут женщины.

Воспоминания о бывшем муже настроения не улучшили.

– Отойдите, - сварливо буркнула я, дотягиваясь до велосипеда.

И тут же вскрикнула от огорчения. Переднее колесо превратилось в «восьмерку».

– Вот вы! Это всё вы! – коброй зашипела я какие-то несвязные обвинения.

– Я прошу прощения, - поспешно приложил к груди руку незнакомец. – Я компенсирую. Позвольте, я отвезу вас, куда скажете. А велосипед в мастерскую. Тут недалеко… На Гагарина есть…

– Я сама. Не надо мне ничего, - продолжила шипеть я.

Велосипед было безумно жалко. Я закинула на плечо сумку и, прихрамывая, попыталась покатить его перед собой. Но колесо завиляло, тут же соскочила цепь, а в довершение с треском оторвалась лямка, и сумка сползла набекрень.

Я чуть не разревелась. Что ж за день-то такой? А вдруг это знак, что мои картины не надо никому показывать?

– Нет, я так вас не оставлю, - сказал виновник моих бед и решительно перехватил велосипед. В другой руке оказалась и сумка с картинами.

Всё это мигом было загружено в машину. И не успела я возразить, как и меня подтолкнули в салон. Я сердито дернула плечами, сложила на груди руки и отвернулась. Краем глаза заметила в боковом зеркале, как растрепались волосы.

Позавчера Дина приготовила сюрприз. Отвезла меня в салон красоты, где предложила полностью довериться ее мастеру - Рустаму. Все три с половиной часа, пока он надо мной колдовал, я не смотрела в зеркало. А когда его длинные пальцы в последний раз пробежались по волосам и развернули кресло, ахнула.

Из шатенки с тусклыми, безжизненными волосами, я превратилась в платиновую блондинку. Мало того, теперь у меня была модная и очень женственная стрижка! А ведь я никогда не носила даже каре.

Я недоверчиво уставилась на себя в зеркало. Глаза стали ярче, скулы, как будто поднялись и стали резче, если посмотреть сзади – под линией волос открывалась изящная линия шеи.

Самым же главным достоинством нового образа стало то, что прическа прекрасно сохраняла форму. Вот и сейчас достаточно было встряхнуть головой, чтобы привести себя в божеский вид.

– Вы ужасно красивая, когда злитесь, - услышала я сбоку. – Давайте знакомиться. Меня зовут Леон.

Мне стало смешно. Только я выбрала себе псевдоним, и тут сразу же образовался некто Леон! К тому же, как банально он знакомится! Думает, что необычное имя и шаблонный комплимент окажут на меня волшебное действие. Зря старался. Я давно превратилась в сухарь и не собиралась больше никому доверять.

Я развернулась, намереваясь продемонстрировать своё полное равнодушие. Но выражение его лица оказалось столь безмятежно-спокойным, что это выбило из колеи.

Он был похож на добродушного кота, и даже глаза цвета халвы щурил на солнце совсем как кот.

«Играет, - с сожалением подумала я. – Знает, что за наезд на пешехода по головке не погладят, вот и хочет сгладить негатив».

Мои щеки постепенно остыли.

– Я замужем и не знакомлюсь с посторонними мужчинами, - сказала я сухо.

От собственного вранья стало горько.

Он улыбнулся, и его улыбка взбесила меня еще сильнее. Я уже сто раз пожалела, что позволила этому Леону (если, конечно, он не придумал имя) затащить меня в свой чертов автомобиль. Сзади, словно поддержав меня, оскорбленно звякнул покалеченный велосипед. Каким чудом мужчине удалось запихнуть его в багажник – я не поняла.

– Полина – неохотно всё же буркнула я.

Невежливо сидеть истуканом. Человек старается, хочет загладить свою вину. Незаметно я потерла бедро. Ноет, точно будет синяк.

Визуал Леона

Леон, 46 лет. Архитектор

Глава 16

Автомобиль мягко вкатился на дорожку, вымощенную плиткой.

– Вот мой дом. Если уж не хотите чая, то давайте быстро переложим ваши груз, и вы хотя бы стряхнете с себя пыль.

Я хотела возразить, но взглянув на брюки, заметила грязные разводы. Да и руки не мешало бы сполоснуть или протереть влажными салфетками. Нехотя выбралась наружу.

Мой новый знакомый открыл кованую калитку и сделал приглашающий жест. Я заглянула внутрь и чуть не открыла от изумления рот.

Небольшой, ухоженный двор был вымощен серыми камнями, между которыми пробивалась зелень мха. Это придавало территории обманчиво запущенный вид. Вдоль забора росли невысокие туи. Выстриженные пирамидки чередовались с шарами. Дорожка из бежевого кирпича вела к дому.

И дом этот поражал воображение. Половина его была вполне классической и даже скучноватой. Фасад закрыт резными наличниками, на широкой террасе проглядывали плетеные кресла, наверняка летом с карниза спадает девичий виноград или хмель, за которым можно спрятаться от зноя и посторонних взглядов.

Всё уютно и старомодно, словно в книге о прошлой эпохе.

Зато вторая половина, к которой протянулась гладкая асфальтированная лента, будто шагнула прямиком из будущего. Серые блоки переливались на солнце, в огромных панорамных окнах отражалось небо, ломаные геометрические формы разрезали пространство, как заточенный клинок. По сравнению с классическим своим собратом, сооружение выглядело мрачным. Настоящее логово маньяка. По спине пробежали мурашки. А может, это просто ветер, подувший с моря?

Придерживая сумку за уцелевшую лямку, Леон направился к деревянной части дома. Я медленно двинулась за ним. Мы поднялись по ступеням. Массивная дверь с кованым узором казалась неприступной. Я в недоумении поискала глазами ручку. Как она открывается?

Молчаливый ответ последовал сразу. Леон поднес ладонь к черному экрану рядом с косяком. На нем вспыхнули какие-то значки, похожие на пиктограммы, и дверь тихо щелкнула.

– Я здесь подожду, - поспешно сказала я и засунула в карманы руки.

Перед тем как отвернуться, успела заметить, как в серо-бежевых глазах мелькнула насмешка. Может быть, показалось, но я расценила по-своему. Кому ты сдалась немолодая и дерганная баба? Никто на твою невинность покушаться не собирается.

Леон скрылся в доме, а я подошла к перилам и еще раз оглядела двор. Хорошо тут, спокойно. Заметила на березе скворечник, а чуть ниже какую-то жердочку, к которой был приколочен уже сморщенный кусочек сала. Невольно улыбнулась. Получается, этот Леон зимой подкармливает птичек?

Сердито себя одернула. Занесло же ее туда, куда не следовало. Хотела ведь на такси поехать, чтоб не волочь самой картины. Но так уже привыкла к велосипеду, что сделала выбор в его пользу. Точнее в ее пользу. У нее велосипед-девочка. Она даже придумала имя – Джулька. Как дают имя автомобилю. И разговаривала с ней, как с живой.

При мысли о изувеченной Джульке покосилась на дверь. Всё из-за этого… Кота. Скоро он там?

Леон появился совсем с другой стороны. Из второй части дома. В одной руке он нес стакан с нежно-красноватым напитком, а в другой большую брезентовую сумищу. Под мышкой торчало что-то продолговатое.

Подойдя ближе, поставил бокал на столик и протянул нечто, оказавшееся дорожным парогенератором.

– Вот… Хорошо отчищает. Опробовано на себе. И влажные салфетки, раз вы боитесь зайти в дом. Лимонад грейпфрутовый. Ничего туда не подмешивал. Мне кажется, вам понравится. На чай же, я думаю, вы не согласитесь?

Я, чувствуя неловкость, пробормотала спасибо и занялась брюками. Оливкового цвета «бананы» были куплены только на прошлой неделе, и вот надо же, какая неприятность их постигла.

Отчистив ткань, потянулась за упаковкой салфеток. Тщательно протерла каждый палец, подозрительно посмотрев на запотевший стакан, почувствовала жажду. Представила кисло-сладкий вкус, м-м-м…

– Чьи это работы?

Я резко обернулась. Леон держал на вытянутых руках одно из моих полотен. Остальные уже были расставлены вдоль стены.

– Это… - я запнулась и, чтобы придумать ответ, всё-таки сделала глоток лимонада.

Невероятно терпкий вкус оставил послевкусие каких-то специй.

– Это одной знакомой… Я их везла в «Вернисаж». Они будут выставлены вместе с фотографиями.

Леон, словно не слыша, продолжал смотреть на Черные лилии. Я молчала.

– Ваша знакомая очень талантлива, - наконец, произнес Леон. – Они продаются?

– Нет!

Ответ прозвучал слишком резко, и я попыталась смягчить его.

– Это непрофессиональные работы, так что…

– А вы можете уговорить вашу знакомую?

Леон оторвался от картины и посмотрел на меня в упор. Я поразилась тому, как горели его глаза. Из серо-бежевых они превратились в золотистые. Дернула плечом, не зная, что сказать.

Черные лилии я бы никому не продала. А вот остальные…

– Мне не нужно ее уговаривать. Она мне полностью доверяет. Выбирайте любую, только не эту, - я подошла и забрала свою любимицу из рук.

Глава 17

С момента моего побега из Петербурга прошло девять месяцев. Ровно столько, сколько нужно для рождения нового человека.

И это сработало.

Я не смогла родить младенца, но я родила себе новую себя.

***

Самолет оторвался от земли. Я нервничала, сидела, закрыв глаза, будто устала. Здесь короткая взлетная полоса, а затем сразу море. Но я старалась об этом не думать. Несколько раз корпус ощутимо встряхнуло, и я с каменным лицом, вцепилась в ручки кресла.

Через несколько минут лайнер занял свой эшелон, и я немного расслабилась. Самое страшное позади. Усмехнулась. Почти год назад страшными мне казались совсем другие вещи.

Одиночество, собственная ущербность, бессилие, а главное тотальная недоверчивость. Сухарь он и есть сухарь.

Что же изменилось за это время? Ведь формально я по-прежнему одинока, но это только так кажется. Во-первых, у меня есть я, а во-вторых, мои картины. Со мной в багаже путешествует лишь несколько, остальное отправилось еще два дня назад.

После двух выставок в приморском городке обо мне заговорили. Точнее, не обо мне, о Лионель, под чьим псевдонимом я так и скрывалась.

Критики хвалили: «смелый стиль, глубину цвета и удивительную эмоциональную наполненность». Это если дословно. А если на словах, то всех поражала боль и искренность. Некоторые посетители даже плакали перед полотнами.

Это было так трогательно.

Эти выставки я сумела организовать сама. Чудом, не иначе. Ведь я ничегошеньки не знала и не умела. До этого я никогда ни о чем не договаривалась, не входила ни в одно сообщество, не общалась с такими же самоучками, как я, и уж тем более с профессионалами.

После успеха в фотоателье, все мои картины, кроме Черных Лилий (они не продавались) купил человек, оставшийся неизвестным. Иван Аркадьевич передал мне только деньги. Когда я начала расспрашивать, покраснел до бронзы и замахал руками:

– Не знаю ничего я, Полюшка. Может, турист какой… Да, точно, скорее всего приезжий. Москвич, наверное.

Мелькнули у меня подозрения, но я придавила их тяжелым камнем. Какая, впрочем, разница? Даже если эти картины купил Леон? На здоровье.

Интересно, куда он их повесит? В старой части дома или в той – космической? В жилище будущего прекрасно смотрелись бы Черные лилии, но с ними я не расстанусь никогда.

Рассердилась на себя, что ломаю голову над такими глупостями и запретила себе думать о том странном дне, когда меня сбил мини Купер и о мужчине, похожем на кота. Недаром, имя из семейства кошачьих.

Стюардесса предложила напитки. Я взяла апельсиновый сок. Горчинка оставшаяся на языке напомнила о том, как я пила сок на веранде. Да что ж это такое! С чего вдруг сегодня полезли воспоминания?

Чтобы отвлечься, я вынула из сумочки планшет и открыла файлы с описанием выставки. Сбылась моя мечта. Я возвращалась в Северную столицу не просто так. Послезавтра в одном из арт-центров состоится мой показ.

Конечно, волновалась.

Экспозицию готовили настоящие профессионалы, но я всё равно хотела держать руку на пульсе. После моего второго триумфа со мной связался директор галереи «Эквилибриум» и предложил персональную выставку.

– А я всегда знала, что ты талантлива! – сказала, обнимая меня, Дина. – Ты еще прогремишь на весь мир! За твоими работами будет очередь! Плохо только, что ты прячешься за чужим именем.

Я пожала плечами. Тут уж ничего не попишешь. Не могла я открыться. Что-то мешало. Прячась за выдуманной Лионель, я становилась сильнее. Поэтому и открывала двери в разные кабинеты. Не как художница-ноунейм, а как ее агент.

– Всё готово? – тревожно спросила я девушку-менеджера, когда на следующий день приехала в галерею.

– Да, Полина Андреевна. Осталось только развесить фотографии.

Эта идея посетила меня внезапно. В качестве изюминки я оформила несколько фото, где был показан творческий процесс. Работа над картинами. Женская фигура в мешковатом комбинезоне, снята со спины, на голове то тюрбан, то разноцветный платок, то шляпка в форме колокольчика, скрывающая полностью прическу.

Посетителям будет интересно увидеть, как рождаются картины.

– Кстати, к нам обратились из Мануфактуры творческих людей. Они просят хотя бы несколько картин выставить у них, - семеня рядом, тараторила менеджер Оля.

Предложение меня заинтересовало и, заметив это, Ольга продолжила:

– Они выставляют и продают дизайнерскую одежду, украшения, сумки… Некоторые полотна так и просятся к ним.

– Мне нужно обсудить с Лионель.

Первое время это раздвоение было непривычно, но я справилась, и теперь уже не делала досадных промахов, что могли бы меня разоблачить.

– Флаеры готовы? – перевела я тему разговора.

– Да. И люди для раздачи наняты.

– Фуршет?

– Мы заказали кейтеринг. Ресторан «Арт-кухня Париж».

Я удовлетворенно кивнула. Отлично.

Обвела глазами пространство, наполненное солнцем, проникающим сквозь огромные окна. За стеклом серебрилась вода канала, качала на волнах желтые и оранжевые листья. По прогнозу завтра тоже солнечный день, и это мне на руку.