— Включай живее, а то пропустим!
Марина с Артемом смотрели какой-то отечественный сериал, что само по себе было странно. Ладно дочь, ей семнадцать, и в этом возрасте сказки про любовь кажутся чем-то умопомрачительным. Но сын-то куда? Двадцатилетний бычок, у которого на уме одни гулянки, машины и девушки. Он-то что интересного там увидел?
Мне тоже стало любопытно. Поэтому, отправив в духовку противень с пирогами, я пошла в гостиную, чтобы посмотреть, что же так увлекло моих взрослых детей.
— Какая она красивая, — восторженно вздыхала Марина.
— Она не просто красивая, она офигенная!
— Ага. Звезда. Не то, что…
При моем появлении они дружно замолчали.
— Чего смотрите? — я села на соседнее кресло. На экране какая-то глазастая девица страдала по неведомому принцу и наигранно выдавливала из себя слезы. Мне она не понравилась, — что это за актриса?
Дети как-то странно переглянулись, потом Марина возмутилась с таким видом, будто я на святое посмела посягнуть:
— Пфф, еще скажи, что ни разу ее не видела!
У дочери был трудный период — последний год в школе, нагрузка бешеная, репетиторы. Поэтому и без того сложный характер порой становился просто невыносимым. Она огрызалась по поводу и без, спорила, и постоянно закатывала глаза, как будто она одна умная, а остальные дураки… Особенно мать.
Надо признаться, подружек из нас не получилось, хотя я очень старалась. Теперь только оставалось задаваться вопросом, где я не дотянула, где не додала, не досмотрела?
— Не видела, — я миролюбиво улыбнулась, — ты же знаешь, я сериалы не смотрю.
— Ну и зря! — припечатала она и выключила телевизор.
— Вы же только начали…
— Уже передумали.
— Ладно, — Артем бодро хлопнул себя по коленкам и поднялся с дивана, — мне пора. У нас сегодня день группы. Так что всем пока.
— К ночи вернешься? — без особой надежды спросила я.
— Нет.
— Позвони!
— Ага, — беспечно отозвался сын и спустя минуту его уже и след простыл.
А я поспешила на кухню, проверять как там пироги. Спустя некоторое время Марина вышла ко мне и, глядя исподлобья, спросила:
— Мам, может, вы все-таки купите мне новый телефон?
— У тебя есть. Ты и полгода с ним еще не проходила.
Она тут же выставила иголки:
— Он прошлого модельного ряда! Как ты не понимаешь? У меня уже все подружки сменили. Даже Ленка сегодня купила! Одна я как лохушка…
— Как лохушка? — удивленно переспросила я, — с телефоном стоимостью больше сотни?
Я не могла этого понять. В моей молодости лохушкой можно было прослыть если белые носки поверх колготок надеть или юбку в трусы случайно заправить и не заметить этого.
— Мам, — простонала она, — тебе говорили, что ты старомодная?! Сейчас телефон – это не просто трубка для связи. Сейчас – этот имиджевый предмет.
— Вот сдашь ЕГЭ, поступишь, и новый телефон станет частью твоего нового студенческого имиджа. Мы же уже обсуждали это, Марин.
— Да, бли-и-ин, — она недовольно топнула и ушла к себе в комнату. Сквозь неплотно прикрытую дверь до меня донеслось ее недовольное «как же ты меня достала!»
Было очень обидно. Настолько, что мы полдня не разговаривали, а когда муж пришел домой, я не удержалась и пожаловалась ему. В ответ он пожал плечами:
— Давай просто купим ей этот телефон и все.
— Коль, мы покупали полгода назад. Он за эти шесть месяцев протух? Испортился? Стерся? Объясни мне? Да и должно же у нее быть понимание, что если чего-то хочешь, то надо постараться, приложить усилия. Что не каждая ее блажь должна быть исполнена по первому хотению. Вот, поступит – тогда и будет повод купить. А не просто так.
Он только рукой махнул, мол, делай как хочешь и ушел в спальню, а я снова почувствовала себя непонятой. Как и много раз до этого…
— Я пошла к подруге, — внезапно раздалось из прихожей.
— К какой?
— К Ленке.
— Придешь во сколько?
Марина снова закатила глаза, цыкнула недовольно и через губу ответила:
— Завтра. У нас пижамная вечеринка.
— Ты же не собиралась никуда.
— А вот взяла и собралась. Нельзя что ли? — огрызнулась она.
— Марин, что за тон?
— Вер, да оставь ты ее в покое, — сказал муж, вышедший к нам, — пусть идет, отдыхает.
— Спасибо, пап, — дочь чмокнула его в щеку, подхватила с пола плотно набитую спортивную сумку и, бросив мне скупое «пока», выпорхнула за дверь.
Муж, кстати, тоже уже был собран и при полном параде. В костюме, с галстуком. Даже успел побриться.
Но в отличие от ситуации с детьми, о его планах я знала заранее. О встрече с партнерами в загородном гостиничном комплексе Николай сказал еще неделю назад. Меня с собой не звал, да я и не просилась – такие мероприятия всегда казались мне суматошными. Но сейчас стало немного грустно, потому что впереди замаячил одинокий вечер пятницы.
Наверное, где-то в параллельной вселенной в этот момент из темноты должна была вынырнуть хищная черная машина, за рулем которой сидел самый заботливый и ответственный в мире мужик, только и ждущий встречи со мной. Он бы забрал меня к себе в салон, обогрел, утешил, отвез домой. Сказал бы те самые слова, от которых узел в груди ослаб, а за спиной начали бы прорезаться новые крылья. Конечно бы сразу влюбился, рассмотрев за зареванным жалким фасадом самую прекрасную в мире женщину с тонкой душевной организацией. Я бы ловила на себе его долгие задумчивые взгляды, смущалась и краснела как девочка, тут же позабыв и о предателе-муже, променявшем меня на темноволосую диву, и о детях, так гадко поступивших с матерью.
Наверное, да. Так бы все и было. В параллельной вселенной.
В моей же просто пошел холодный осенний дождь.
И тут же выяснилось, что курточка, которую я накинула, впопыхах выскакивая из дома, без капюшона, а тоненькая водолазка под ней совершенно не грела. Сетчатые кроссовки промокли через две минуты, все остальное – через пять.
Я замерзла.
А вокруг было все так же темно и безлюдно. Только пожухлая листва недовольно шуршала под дождем.
Пора было признавать поражение по всем фронтам. Моя семья где-то там, вне зоны доступа, а я одна на ночной дороге. И уже нет смысла куда-то бежать, обрывать телефоны, что-то пытаться изменить.
Все уже изменилось, без меня. Я просто этого не замечала раньше.
Обхватив себя руками за плечи и отбивая дробь зубами, я уныло поплелась обратно.
Путь домой оказался бесконечным. Я шла, не чувствуя ног. В кроссовках хлюпало. Резинка с волос куда-то подевалась, и теперь мокрые пряди свисали сосульками и липли к лицу. Руки окоченели. Я дышала на них, пытаясь хоть как-то согреть, но моего рваного дыхания было явно недостаточно
До дома добралась уже в каком-то забытии. Стеклянный взгляд перед собой, движения на автомате. В груди то ли дыра, то ли целая пропасть.
Я дважды уронила ключи, прежде чем попала ими в замочную скважину. Ледяными непослушными пальцами было непросто справиться и с дверной ручкой, которая никак не хотела опускаться. Будто сам дом не хотел пускать внутрь и намекал, что я тут лишняя.
Едва переступив через порог, я задохнулась от острого чувства одиночества.
Никогда! Никогда за пятнадцать лет проведенных в этих стенах, я не оставалась ночью одна. Всегда был муж, дети, а сейчас пусто…
Даже нет ни кошки, ни собаки, чтобы выбежали на встречу – у Марины аллергия на шерсть.
Только пустота.
Часы в прихожей показывали два-ноль-ноль.
Я сняла сырую насквозь куртку, скинула хлюпающую обувь и поплелась ванную. По пути остановилась перед зеркалом. Черные брюки, серая водолазка, ноль макияжа… Представила, как бы смотрелась на фоне разодетых гостей…на фоне той самой Звезды, и стало тошно.
О чем я только думала, выскакивая из дома в таком виде? Зачем вообще выскакивала? Ведь ясно же было, что все бесполезно.
Опустошение такое, что нет сил ни на злость, ни на месть, ни на дальнейшие жизненные планы. Я просто хотела согреться.
И уже в душе, под обжигающе горячими струями, чувствуя, как щиплет оттаивающее тело, я заплакала. В этот раз тихо, чуть слышно поскуливая.
Продолжалось это долго. Час, не меньше.
За это время на телефоне не появилось ни одного пропущенного вызова или сообщения. Мне так никто и не позвонил, не спросил все ли со мной в порядке, не извинился.
Заснула я только под утро. Провалилась в муторный сон, не приносящий ни отдыха не успокоения. А когда проснулась – поняла, что не одна. Откуда-то снизу раздавались приглушенные, знакомые голоса.
Мне даже почудилось на миг, что все вчерашнее – не более, чем плохой сон. Но только на миг. Как бы наивна я ни была, как бы ни хотелось сохранить свой хрупкий мирок, но прятаться от реальности в мире грез не собиралась.
Они ждали меня на кухне. Все трое.
Марина и Артем сидели за столом, муж стоял, сложив руки на груди и привалившись бедром к кухонному гарнитуру.
При моем появлении тихие разговоры смолкли окончательно. На смену им пришла звенящая, неприятная тишина.
Когда мы стали чужими? Почему я не увидела этого раньше.
Смотреть на детей было просто невыносимо, поэтому я обратилась к мужу:
— Коль, нам надо поговорить.
— Мы для этого здесь и собрались.
— Наедине.
Он покачал головой, отказывая даже в такой малости:
— У нас семейный совет. Это касается всех, поэтому они тоже имеют право участвовать.
Интересно, кого-нибудь их этих троих интересовали мои права? Права жены, права матери? После вчерашнего, я стала в этом сомневаться.
Я все-таки посмотрела на своих таких взрослых и внезапно совершенно непонятных детей. Маринка сидела нахохлившись, всем своим видом выражая бунт и протест – ее обычное состояние, начиная с переходного возраста. Что ни скажешь – все в штыки. Хотя, казалось бы, семнадцать лет – уже пора бы выходить из этого состояния…
Словно в тумане я прошлась по комнатам, и каждый уголок, каждая деталь были частью моей души. Шторы, мебель, мелочи, которые я выбирала с любовью и трепетом. Да мне, как и любой женщине, хотелось, чтобы в доме было тепло и уютно. Хотелось, чтобы он был особенным, а в итоге он стал чужим.
Прежде чем уйти, я заглянула к детям. У Артема пусто, а у Марины, как всегда полный бардак. Вещи на стульях, спинке кровати, да и сама кровать не заправлена.
Вчера, еще до всего этого Армагеддона, я не стала наводить у нее порядок. Думала, вот вернется дочь со своей пижамной вечеринки, заставлю все разбирать.
Дозаставлялась…
Может, надо было как отец? Совать новые телефоны, шмотки, машины. Все разрешать, все покупать, ни в чем не отказывать? Забить на собственные принципы и попытки вложить что-то в их головы?
Вот куда теперь эти принципы? Никуда. Устарели, так же, как и я сама.
Теперь Вероника будет им говорить, что хорошо, а что плохо. И наверное, ее они будут слушать с большим интересом, чем меня. Она ведь Звезда! Она точно знает, как надо. Не то, что кислая мать со своими придирками.
Я внезапно поняла, что задыхаюсь в этих стенах. Тут больше ничего для меня не было — ни воздуха, ни защиты, ни опоры. Пора собираться.
Уходила я налегке. С небольшой спортивной сумкой, в которой болтался тот самый пакет с трусами, да самое необходимое на первое время. Все остальное – пусть разорвут и выбросят, как они это сделали с моим сердцем.
В этот раз такси приехало на удивление быстро. Словно специально ждало, чтобы увезти меня из этого места. Когда отъезжали от ворот дико, до дрожи хотелось обернуться, но я заставила себя сидеть прямо и терпеть. Назад пути нет.
Мне хватило сил продержаться до Любиного дома. И уже там, сидя на маленькой кухне старинной подруги, я дала волю слезам. Она гладила меня по голове, пыталась как-то утешить, но мы обе понимали, что нет таких слов, которые могли бы уменьшить мою боль.
— Козел, твой Коля! Козлина последняя! Так поступить с тобой, еще и детей привлечь…— сокрушалась она, — и они не лучше!
— Не надо, Люб, — просипела я, — не надо…
— Не смей их защищать! Просто не смей и все! И когда обратно попросятся, не вздумай принимать!
— Не попросятся. Там Звезда. Рейтинги…
— Да, какие рейтинги, Вер? Глянула я эту вашу Веронику Майскую. Может, сами сериалы и не плохи, а она…так…седьмая слева в десятом ряду. Одно самомнение на пустом месте. И ребяточки твои еще намучаются с новой «мамкой». Так намучаются, что на пузе к тебе приползут. Помяни мои слова. А теперь идем спать, уже поздно.
Это была самая жуткая ночь в моей жизни, полная боли, ностальгии и слез.
А на утро меня ждало электронное уведомление о разводе, и температура под сорок.
Ночные прогулки под холодным дождем не прошли даром, да и встряска, которую устроили родные, изрядно подкосила здоровье.
Врач, пришел только под вечер – в сезон гриппа у них был полный завал – послушал меня, по старинке постучал ребрам и отправил на КТ с подозрением на воспаление легких.
И я, привыкшая, что мне всегда было на кого опереться, испугалась, растерялась, и несмотря на ворчание Любы решила позвонить Николаю.
— Сами справимся, — причитала она, а я была не готова справляться сама.
Маленькая, несчастная девочка, которая все еще жила где-то глубоко внутри меня, хотела заботы со стороны семьи. За одни сутки невозможно было приучить ее к мысли, что этой семьи больше нет и теперь полагаться можно только на саму себя.
Однако Вселенная быстро добила остатки розовых очков.
Я не смогла связаться ни с кем из своих. До Николая я не дозвонилась, набрала Артема – тот вообще никак не отреагировал, а Марина прислала скупое «не хочу сейчас разговаривать». Не «не могу», а именно «не хочу».
Мы с Любой сами доехали на такси до больницы, мне сделали КТ и, просветив двустороннюю пневмонию, тут же забрали на стационар.
Уже там, лежа на неудобной койке и загибаясь от болезненного кашля, я получила сообщение от мужа:
Я на совещании. Что-то важное?
Я тяжело сглотнула и отправила «нет».
На этом наше общение закончилось.
Наверное, можно было написать ему, что со мной случилось, наверное, он бы даже как-то помог, а дети бы поволновались о своей больной матери, но… зачем? Для чего создавать иллюзию, будто рядом со мной кто-то есть? Чтобы потом еще раз упасть с небес на землю? Я больше не выдержу таких падений.
Как же плохо мне было, кто бы знал…
И не было сил бороться. Наоборот, я смотрела в белый потолок, испещрённый тонкими трещинами, и малодушно думала о том, что хочу умереть. Закрыть глаза и просто уйти туда, где не больно и где самые близки не предают. Я ждала этого. Жаждала.
Только врач попался жестокий. Взял и не отпустил. Не позволил уйти. Назначил подходящие лекарства, уколы, капельницы, процедуры, и несмотря на мою апатию и желание покончить со всем этим, болезнь отступила.
Спустя еще четыре дня врач счел мое состояние удовлетворительным и отправил на выписку. Рекомендации – хорошее питание, поддерживающие препараты и, как насмешка, щадящий режим.
Кто бы меня еще пощадил…
Как и говорила Марина, они с Артемом приехали меня встречать. Причем не просто встречать, а сразу должны были отвезти к Николаю для подписания документов.
Непередаваемые ощущения, когда твои же дети везут тебя на развод с их же отцом.
Даже врагу такого не пожелаешь.
— Привет! — сказал сын. Вид как всегда веселый и слегка шальной. Эдакий румяный рубаха-парень, беспечный дурень, у которого всегда все хорошо.
— Привет, — буркнула Марина, не отрывая взгляда от телефона.
Он за рулем, она рядом, а я заняла место позади.
В машине гремела музыка. Мне даже показалось, что Артем прибавил громкости, когда я садилась в салон. Наверное, боялся, что я начну ныть, реветь или закачу им скандал.
Только зря боялся. На меня нахлынул такой приступ безразличия, что я просто отвернулась к окну и рассеянно наблюдала за прохожими.
Эти двое что-то переглядывались, перешептывались. Иногда поглядывали на меня в зеркало заднего вида. Наверное, им тоже было неудобно, и в другой ситуации я бы поспешила утешить, сгладить ситуацию, сказать, что все будет хорошо. А сейчас молчала.
Они взрослые и сделали свой выбор, а у меня просто не осталось ресурса, чтобы забирать на себя чужой негатив.
Все, мальчики-девочка, батарейка разрядилась, дальше – сами.
Как доехали до здания, в котором располагался офис мужа – я даже не заметила, только очнулась, когда услышала Тёмино бодрое:
— Ну вот мы и на месте.
— Ага, — сказала я и потянулась к дверной ручке.
Надо закончить со всем этим и домой … Хотя дома у меня теперь нет.
Просто закончить и уползти в какую-нибудь нору, где буду зализывать раны в гордом одиночестве.
— Тебя потом забрать? — как-то неуверенно предложил сын.
— Нет.
— А что нет-то? — вмешалась Марина, оборачиваясь ко мне в просвет между передних сидений, — потом скажешь, что забили на тебя!
— У тебя новый телефон? — усмехнулась я, глядя на гаджет в ее руках, — красивый.
Марина вспыхнула и торопливо спрятала его в карман, а потом то ли оттого, что ей нравилось меня мучать, то ли из-за подростковой глупости выпалила:
— Да! Купила, наконец. Вероника отца уговорила.
Не то, что я…только запрещать и могла.
Сразу представилось, как она с новой Колиной любовью обсуждала свою старомодную мамашу, которая даже мобильник не давала купить. Жаловалась, плакалась, а та гладила ее по голове и обещала разобраться с досадным недоразумением.
У меня привычно екнуло в межреберье. Больно. А что поделать? В том месте, где раньше царило умиротворение и бесконечная вера в родных, теперь всегда будет болеть.
— Поздравляю.
— И все? — напряглась она, — даже нравоучений не будет?
— Нет, — сказала я и вышла из машины.
Было прохладно. Я подняла повыше воротник куртки, повесила сумку на плечо и, запрокинув голову, посмотрела на высокое серое здание. На седьмом этаже Колина фирма. Надо просто подняться туда и со всем покончить.
Еще раз поправив сумку, я обошла машину и, не обернувшись на детей, которые напряженно следили за мной сквозь окна, отправилась ко входу.
Каждый шаг давался с трудом. Я уговаривала себя, что надо просто пережить этот момент, а потом будет легче. Просто пережить.
Секретарша в приемной, увидев меня, тепло улыбнулась:
— Здравствуйте, Вера Андреевна, давно не виделись. Как ваши дела? Вы вроде похудели?
— Да я только из больницы. С пневмонией лежала.
— Ох, ты. Как же вы так? Беречься надо.
— Пытаюсь, — скованно ответила я, — Николай у себя?
— Да, ждет вас.
Похоже, слухи, о том, что начальник разводится со своей старой курицей женой, еще не разошлись по офису, иначе бы секретарша так спокойно себя не вела.
— Спасибо.
Я направилась к двери, но она распахнулась за миг до того, как я коснулась ручки. На пороге стоял хмурый Николай:
— Явилась? Мы тебя заждались.
Я пришла немного раньше. У меня еще было десять минут, и он это знал. Марина наверняка предупредила его, когда мы подъехали.
— Боялся, что не приду?
Он ничего не ответил. Только бросил быстрый взгляд на секретаря, потом шире распахнул дверь и посторонился, пропуская меня внутрь.
На кожаном диване в углу кабинета сидел усатый мужчина весьма представительного вида. Как выяснилось минуту спустя – нотариус.
Подписание бумаг много времени не заняло. Николай не обманул – открыл на мое имя счет с указанной суммой, предоставил документы на новую квартиру, а также на нежилое помещение. Все четко. В делах он всегда был верен своему слову. Жаль, что в браке верность не сохранил.
Малыш Артем
После тренировки Артем с друзьями завалились на хату к Мишке. Отец тому купил двушку недалеко от универа, и это было отличное логово как для скромных мужских посиделок, так и разнузданных вечеринок.
Сегодня было скромно. Тренер всю душу из них вынул, пока гонял по залу и заставлял лупить по мячу, поэтому хотелось просто развалиться на диване, разметав руки по спинке, и тупить.
Их было пятеро. Сам Артем, Денис и Леха, с которыми дружили с первого класса, хозяин квартиры Мишаня, и еще один парень из команды – здоровенный, как бизон, и такой же задиристый, Егор.
Они заказали доставку, а потом лениво жевали пиццу и запивали пенным. Отдыхали.
— Тёмыч, а правда, что у тебя предки разводятся? — осторожно поинтересовался Денис, опасаясь расстроить друга таким вопросом.
Однако тот ответил совершенно невозмутимо и без напряга:
— Уже неделю, как развелись.
— И как вы?
— В смысле, как мы?
— Когда у меня родители думали разводиться, я таком ахрене был. Не знал, куда деваться, что говорить. Как кусок говна между ними мотался, пытался помирить… Как вспомню, так вздрогну. Хорошо, что передумали.
Артем пожал плечами:
— Ну, развелись и развелись. Что такого? Они же взрослые люди, знают, как лучше.
— А из-за чего?
— У отца новая женщина, — не без гордости сказал Артем, — Они уже назначили дату свадьбы.
— Сочувствую.
Вот уж в чем-чем, а в сочувствии Артём не нуждался. В последнее время у него все было просто прекрасно. Какой-то небывалый подъем энергии и душевных сил.
— Это почему еще?
— Но как же, — Денис озадаченно нахмурился, силясь понять такую реакцию, — Приходишь домой, а там все по-другому.
— По-другому – это не значит плохо, — убежденно сказал Артем и полез за телефоном в карман, — я вам сейчас покажу настоящую красоту.
Он открыл галерею, нашел фотографию Вероники у них в гостиной и развернул экраном к парням:
— Видали, какая теперь у моего отца жена будет? Королева!
— Ну…симпатичная. Да.
Артем хмыкнул. Она не была симпатичной, она была охренеть какой красивой. Каждую секунду. Во всем. В каждом жесте, в каждом повороте голову, в каждой улыбке. От ее улыбки мурашки бежали по рукам. А голос такой, что хотелось слушать и слушать.
Кстати, тем для разговора с молодой женой отца оказалось гораздо больше, чем с родной матерью. С той все стабильно было: ты поел? Поел. Тепло ли оделся? Тепло. Как прошел день? Отлично. Поговорим? Позже, занят.
Скукота, да и только.
То ли дело с Вероникой. Она и в тусовках понимала, и машины ценила, и шмотках шарила, и вообще была «в теме».
— Но все изменится...
— Уже изменилось. Раньше домой придешь – едой какой-то пахнет. Супом там, пирогами. А теперь такими обалденными женскими духами, что голова кругом. Раньше утром выйдешь на завтрак – суета и мягкие тапочки, а теперь шпильки и чулки.
Да, Вероника обожала высокие каблуки. Носила их постоянно и со вкусом. И это было обалдеть как шикарно!
Цок-цок-цок…
Просто отвал башки!
— А мне тетя Вера нравилась, — сконфужено сказал Леха, внезапно почувствовав себя не в своей тарелке, — она классная у вас. Добрая, теплая, как булочка. Всегда, как увидит — улыбается, хвалит. А какой у нее борщ…
— Лех, не тупи, а? Ну, какая булочка? Какой борщ? Ты моего отца видел? Он же не пекарь какой-нибудь, чтобы буханку с собой везде таскать. Ему надо такую женщину, чтобы на людях можно было появиться. Чтобы остальные шеи сворачивали и слюной давились от зависти, глядя на его спутницу. И я, между прочим, как мужик, полностью его в этом поддерживаю! Вероника идеально ему подходит.
В комнате повисла тишина. Парни как-то странно переглянулись, потом Денис спросил:
— А как же мать?
— А что с ней? Матерью была, матерью и останется. Не вижу проблем, — пожал плечами Артем, закидывая в рот соленый орешек, — ее ж никто родительских прав не лишал. Так что все норм.
— Выкинуть из дома родную мать это норм? — подал голос до этого молчавший Егор.
Здоровый, кулаками махать любит, а бестолковый, как пробка. Порой очевидные вещи по сто раз приходилось объяснять, чтобы до него дошло.
— Никто ее не выпирал! У меня отец не крохобор какой-нибудь и не урод моральный, чтобы ее выгонять. Он ей квартиру хорошую купил, стартап организовал, и денег дал столько, что она и до конца жизни не потратит.
— При чем тут деньги?
— При там, что благодаря отцу она дама обеспеченная. Не нуждается ни в чем.
— Это их дело, как бывших супругов. Я про тебя.
— А что я? — Артем начал злиться.
— Ты молча проглотил его выходку и отказался от матери?
Крошка Мари
Репетиция закончилась поздно.
Актеры устало ворчали, руководительница художественного кружка осипла. Сорвала голос, пока расставляла их по сцене и пыталась добиться нужного результата.
К сожалению, не все понимали, насколько это важное мероприятие.
Это было не просто выступление школьного кружка со спектаклем «Снежная Королева на новый лад». Нет! Муж их руководительницы – преподаватель театрального вуза, и он будет на новогоднем представлении. И если произвести на него впечатление, то он может замолвить пару словечек в приемной комиссии.
Марина собралась произвести о-о-чень хорошее впечатление. Такое, чтобы на других он даже не смотрел. Тем более роль у нее была самая что ни на есть главная. Сама Снежная королева! А еще у нее был козырь!
Она так и представляла, как все обалдеют не только от ее потрясающей игры, но и оттого, что на ее выступление придет Вероника Майская. После такого он не то, что шепнет в приемной комиссии, он сам лично пойдет устраивать ей собеседование. В этом она не сомневалась. Как и в том, что поступление на актерское мастерство у нее уже в кармане.
— Все, девочки, мальчики! На сегодня отбой, — просипела Ольга Михайловна, тихонько постукивая себя ладонью по груди и пытаясь продышаться, — Пожалуйста! Повторяйте дома роли! Учите! Проговаривайте перед зеркалом! До выступления всего месяц, а у нас конь не валялся! Лоботрясы!
Марина была согласна с ней, как никогда. Поэтому уходила из зала последней, напоследок решив задать несколько важных вопросов о том, какая поза больше подходила для одной из эпизодических сцен.
— Марин, пока это не принципиально, — сказала руководительница, тут же вызвав всплеск неприятия, — займись лучше четкостью произношения. Некоторые фразы ты проглатываешь.
— Я поняла, — девушка натянуто улыбнулась и ушла.
Ничего она не проглатывала! Она интонировала! А это огромная разница!
Оставалось только надеяться, что муж Ольги Михайловны более сведущ в актерском мастерстве, чем его женушка.
В раздевалке девчонки обсуждали репетицию и свои успехи.
Она посматривала на них с улыбкой и снисхождением. Подруги подругами, но, что уж душой кривить, половина из них была попросту деревянной. Ни чувств, ни надрыва, ни выражения. Интонации такие, будто на детсадовской елке перед родителями утренник ставили. Не хватало только платьев с мишурой и заячьих ушек на голове.
Что уж скромничать, единственной настоящей звездой в этом спектакле была она. Заслуженно, между прочим!
В последнее время Марина уже чувствовала себя частью актерской тусовки. Вероника щедро делилась подробностями закулисной жизни и порой такое сообщала, что ни в одном таблоиде не прочитаешь.
Марина очень этим гордилась. Теперь в школе на переменах она загадочно улыбалась и с видом бывалой селебрити говорила: а вы слышали, что тот-то и тот-то сделал то-то и то-то? И девочки такие: да не может быть! А она: уж поверьте мне, я точно знаю о чем говорю.
Она чувствовала себя на ступень выше и значимее остальных. Ей это льстило.
— Ланская, признавайся, никакая Вероника Майская к тебе на выступление не придет, — внезапно сказала Сонька Ежова.
Одна из неблизких подружек. Сучка редкостная. Богатая, но завистливая, наглая. И туда же! В театральный собралась поступать. Хотя в табуретке и то больше экспрессии было, чем в ней!
— Конечно, придет, — невозмутимо ответила Марина, пытаясь подобрать наиболее удачный ракурс перед зеркалом.
— Нафиг ты ей сдалась со своим школьным спектаклем?
— Она выходит замуж за моего отца.
— Ну это-то как раз понятно. Мужчина, женщина, — Сонька сложила на левой руке большой и указательный пальцы колечком, а правым указательным несколько раз в нем туда-сюда подвигала, — а вот ты тут при чем?
Марина смерила ее снисходительным взглядом:
— Мы, вообще-то, подруги.
— Ну-ну, — ухмыльнулась Ежова, — обычно новые жены не любят детей от первого брака. А вы прям подруги?
— Не хочешь, не верь.
— А я и не поверю, пока своими глазами не увижу ее на нашем выступлении. И если она не придет, буду до конца школы звать тебя Ринка-Бололо, договорились?
Марина не успела ответить, потому что встряла другая подруга:
— А мама твоя тоже придет? Ты их как разводить будешь? Или рядом посадишь?
Черт…
О том, что мать тоже была приглашена на представление, Марина благополучно забыла.
От этой проблемы надо было срочно избавляться.
Она уже не маленькая девочка, которой нужна мамочкина помощь и поддержка!
У нее свои планы, ожидания, амбиции в конце концов.
На выступлении ей была нужна сиятельная Вероника, а никак не приземлённая Вера Андреевна, которая и двух имен в современном киноискусстве назвать не могла.
Ну вот зачем она придет? Будет только вздыхать да охать, толку-то от этого? Чтобы ее растрогать и нарваться на похвалу много не надо. Четверть хорошо закончила – молодец, фигню какую-то сделала – умница. Она вообще радовалась каким-то несущественным мелочам что у нее, что у Артема.
Надо было учиться жить дальше.
Это было непросто. Это было страшно. И это было необходимо.
Люба настаивала на том, что мне срочно надо поменять прическу, покраситься, сделать макияж и рвануть на свидание. Она считала, это то, что нужно, чтобы встряхнуться и вернуть веру в себя, я же была уверена, что это как подорожник, приложенный к огнестрельному ранению.
Вроде правильно все, клин клином выбивают, но как выбить из себя то, что занимало большую часть жизни? Схватить первого встречного прыгнуть с ним в цветочно-конфетный период или в койку, и верить, что сразу все пройдет? Что по мановению волшебной палочки станешь желанной, уверенной в себе львицей, а прошлые проблемы просто возьмут и сами отвалятся? Так не бывает. И врут те, кто говорит, что это помогает. Прежде всего сами себе врут.
Каюсь, в какой-то момент накрыло. Я накрасилась, брови нарисовала, губы подвела, ресницы подкрутила, а потом подошла к зеркалу и разрыдалась. Потому что не я это была, а пародия. Не роковая женщина, а клоун. Все эти потуги показались жалкими и убогими, потому что как не красься, не рихтуй себя, а с двадцатипятилетней куклой не сравнишься. Устаревшая модель, б/у.
Люба, конечно, за такие мысли мне наваляла. Потом вздохнула, обняла и сказала, что я просто еще не готова. Что надо дать себе время, чтобы переболеть, прожить эту боль, пропустить через себя, а потом отпустить.
Я не представляла, как можно такое отпустить, и отчаянно искала тот якорь, который поможет не сорваться.
Пару дней я потратила на то, чтобы купить все необходимое в квартиру. Настроение от этого только хуже стало, потому что постоянно приходилось напоминать себе, что я теперь одна, и что надо все подбирать для себя одной. Никаких массивных угловых диванов, на которых могли все уместиться, никаких наборов посуды на шесть персон, никакой бытовой техники с большой загрузкой. Даже прикроватную тумбочку можно было взять одну. Но я все-таки взяла две. Для симметрии.
И пока все это доставляли, жила у Любы.
Не знаю, как бы справилась со всем этим, если бы не она да Влад, который звонил каждый раз, как у него появлялась связь. Вдвоем они удерживали меня наплаву, но я чувствовала, что нужно срочно себя чем-то занять. Тогда и вспомнила про щедрые откупные от мужа в виде коммерческого помещения.
И если изначально, я вообще собиралась отказаться от такого щедрого «подарка», то спустя несколько дней передумала. Влад очень жестко сказал, чтобы я не страдала ерундой, а брала то, что мне причитается и использовала. Люба его поддержала. И промаявшись еще день, я все-таки решила сходить туда и посмотреть, что к чему.
Любопытная подруга, конечно, увязалась со мной.
С самого утра мы отправились по указанному в документах адресу. Это было близко, всего через две улицы от моего нового жилища. Тоже новостройка, первые два этажа которой были отведены под офисы. У моего помещения был отдельный, очень удачный вход.
— Не дурно, — хмыкнула Люба, когда мы поднялись на крыльцо.
Тут вышла заминка. Глеб передал мне целую коробку ключей, и почему-то ни один из них не подходил к входной двери.
— Дай-ка я! — сказала Люба и забрала их у меня. А я полезла в сумочку, потому что оттуда голосил телефон.
Стоило только глянуть на экран и руки затряслись. Артем.
Ни он, ни Марина не звонили мне с того момента, как забрали из больницы и отвезли к отцу. А ведь прошла почти неделя…
— Здравствуй, Артем.
— Мам, привет! — как всегда бодро произнес он, — че там, как?
— Потихонечку, — сердце билось где-то во рту, — у вас как дела?
— Норм. Я че звоню-то. У меня соревнования в эти выходные. А я красную форму не могу найти. Где она?
Перед мысленным взором тут же возникла гардеробная, вторая полка слева, снизу. Я сама убирала туда эту форму посте того, как постирала и погладила.
Только сказать ничего не успела. Люба внезапно выхватила трубку у меня из рук:
— Тём, привет. Это тетя Люба. Мать занята. Давай сам, — и сбросила звонок, потом посмотрела на меня строго и сказала: — Не смей!
У меня закололо, защипало, задергалось.
— Люб, ну зачем ты так.
— Что именно зачем я так? — спросила она, протянув мне погасший телефон, — ты действительно занята. СВОИМИ делами.
— Там же соревнования…
— И что?
— Это важно, он готовился.
— Какой молодец, — Любин голос сочился сарказмом, — готовился.
— Я перезвоню. Скажу ему…
— Хорошо, — она подняла руки в пораженческом жесте, — перезванивай. Давай. Ну что стоишь, давай-давай. Звони. Скажи малышу, где его подгузники. А то ведь он без рук, без ног, без мозгов. А еще без совести. Привык, что маменька все сделает и на блюдечке притащит.
— Люб…
— Что Люб? Когда твои вещи из дома надо было выносить, что-то он не растерялся. Вон с какой довольной мордой в субботнике участие принимал. А тут, что ты будешь делать… Трусы спортивные найти не может. Бедолажка.
У Николая Ланского было все хорошо. Только изжога мучала.
А так, куда ни глянь, везде на коне.
Развод, который прошел совершенно гладко и безболезненно, а самое главное строго по его плану – ни лишних скандалов, ни лишних расходов.
Дети, адекватно воспринявшие его позицию и поддержавшие ее. Влад – не в счет. Парень далеко, поэтому от рук и отбился. Был бы рядом – не стал бы швыряться громкими словами, а по-мужски бы поддержал.
Бизнес на грани грандиозного расширения и обновления – на днях должно было состояться подписание самого важного в жизни договора.
И вишенка на торте – Вероника. Яркая, как вспышка в ночи. Острая, как перчик чили. Роскошная, как бриллиантовое колье, которое он недавно ей подарил.
При одном воспоминании о молодой жене, у Ланского поджимался живот, и рука тянулась к узлу на галстуке, потому что внезапно переставало хватать кислорода. Кажется, он желал ее каждую секунду. Стройная, ладная, гибкая – она легко отзывалась на все его желания и фантазии. А эти глаза, когда стояла перед ним на коленях, совершенно голая, и смотрела снизу вверх… Дурел от этого взгляда. Хотел наброситься, присвоить, раствориться. Если бы не работа – его и ее – у них был бы такой медовый месяц, что вылезали бы из кровати исключительно ради еды.
Рядом с ней он чувствовал себя другим. Моложе лет на двадцать, задорнее, и в то же время внушительнее. Когда она ласково брала под руку и нашептывала о том, что он самый лучший, Ланской ощущал себя как минимум королем. Вот что значит правильная женщина рядом!
Хотелось распушить перья и хвастаться перед ней своими успехами, и в то же время хотелось хвастаться самой Вероникой. Как говорил Артем – не девушка, а мечта. И Николаю хотелось, чтобы все знали, что мечта досталась именно ему.
Насчет старшего сына Ланской не переживал. Неприятно, да, но со временем все наладится. Влад не дурак и рано или поздно осознает, что отец имел полное право так поступать. Жизнь одна и надо прожить ее так, чтобы на старости ни о чем не жалеть.
В общем, все отлично.
Но изжога, да-а-а. Изжога задолбала.
У него и раньше случались приступы, но там была Вера, которая все контролировала. Когда надо – подносила стакан с мутным пойлом, заставляла принимать таблетки для профилактики, следила за питанием. Так что если недуг и появлялся, то тут же подвергался массированной атаке и затихал на неопределенный период.
Сейчас Веры не было, а у самого Николая голова была занята другими, более приятными и важными мыслями, чем какие-то таблетки. Он, наоборот, чувствовал себя более свободным, раскрепощенным и молодым, когда никто не напоминал о том, что надо принять пилюлю, или померить давление.
В конце концов, он же не старый пердун, который целыми днями сидит в обнимку с тонометром. Полтинник – это самый рассвет сил. И сам Ланской – живое тому подтверждение. Активная жизнь, успешный бизнес, молодая жена. А изжога – это мелочи, ее и перетерпеть можно
Правда Герман, их семейный врач, оптимизма не разделял:
— Ты пьешь то, что тебе прописывали?
— Когда как, — уклончиво ответил Николай.
Врач посмотрел на него поверх очков:
— Когда? И как? Это важно.
— Гер, ну че ты привязался. Пью. Как могу.
— Диету соблюдаешь?
— По мере возможностей.
— Значит, не соблюдаешь. А жена куда смотрит?
— Мы с Верой развелись, — напомнил Николай.
— Я про твою новую. Пусть контролирует.
Вот делать ему больше нечего, как заставлять Веронику контролировать прием его таблеток и диету. Единственная медицина, которую он мог допустить в их отношениях – это если она в костюме медсестры на голове тело, придет делать ему массаж. Все остальное мимо.
Но с врачом спорить не стал. Молча выслушал рекомендации, забрал очередную распечатку — у Веры уже целая пачка подобных где-то была – и ушел, как всегда уверенный, что он лучше знает, как быть дальше.
В итоге распечатка, свернутая вчетверо, отправилась в бардачок, а сам Ланской поехал на дружескую встречу с партнерами. Правда, одну таблетку все-таки закинул в рот и, не запивая, проглотил, потому что ждали его в неформальной обстановке, с накрытым столом и напитками. И отрываться от коллектива, мотивируя это какой-то никчемной изжогой, он не собирался.
В этот раз они собирались в дорогом клубе. С сауной, бассейном, бильярдным столом и кальянной комнатой. Обсуждали дела, бизнес, перспективы. Николай намеренно умолчал о предстоящей сделке, чтобы не вызывать зависти и раздражения. Дружба-дружбой, но в бизнесе все строго: или ты, или тебя.
Потом, напарившись и расслабившись, перешли на личное.
— Ты с Верой развелся? — удивленно спросил Берг, который большую часть времени жил заграницей и все узнавал самым последним. — Соболезную.
Тут же встрял Беликов:
— Тут не соболезновать надо, а поздравлять. Он себе такую куклу отхватил, что закачаешься. Покажи ему.
Николай хмыкнул и полез в телефон, чтобы найти фотографию Вероники. Выбрал ту, на которой она в обтягивающей спортивной одежде возле тренажера, и потом, когда мужики цокали языками и хвалили его выбор, щурился как довольный сытый кот.
С ремонтом я не торопилась. Серьезные работы, конечно, выполняли профессионалы, но мелочи – например, покраску стены в приемной, я делала сама. Не из-за желания сэкономить, а просто потому, что мне нравилось.
Монотонная работа руками успокаивала и отвлекала от неприятных мыслей. Вроде делаешь что-то, копошишься, стараешься, и легче становится. Голова переключается на текущие задачи и нервный комок, заменивший сердце, как будто бы не так сильно и болезненно сжимается.
Возможно, это самообман. Скорее всего даже самообман! Но я была готова сколько угодно обманываться, лишь бы выжить.
Пройдя дважды валиком по стене, я отошла к выходу, чтобы оценить результат на расстоянии. Вроде ничего, цвет такой приятный, и лег ровно…
Мне понравилось. И с чувством выполненного долга, я отправилась в самый маленький из кабинетов, который на время ремонта стал комнатой отдыха. Я притащила сюда вешалку на ножке, надувной диванчик и низкий, раскладной столик. А еще электрический чайник, микроволновку и немного посуды, чтобы можно было перекусить прямо тут.
Несмотря на вечернее время, хотелось кофе. Поэтому я набрала воды, поставила ее греться, в чашку сыпанула немного коричневых гранул и только после этого взялась за телефон.
Тридцать семь пропущенных…
У меня аж сердце оборвалось. Фантазия тут же нарисовала множество жутких вещей, которые могли случиться. Авария, пожар, наводнение, маньяки.
Трясущимся от волнения пальцем я тыкнула на ярлычок и увидела вереницу неотвеченных звонков от бывшего мужа. Сердце уже не просто билось, а пыталось проломить ребра и окровавленным куском шлепнуться на пол.
Зачем он звонил? Что случилось?! Что-то с Мариной? С Артемом?
Еще и сообщение прислал: Перезвонила, живо!
Всего лишь буквы, но они просто сочились яростью и раздражением. Коля злился, причем на меня, и я против воли начала судорожно соображать, чем могла провиниться.
Перезвонила ему, но было занято, а набрать второй раз не успела – поступил звонок от старшего сына.
— Да, Влад? — сказала я, нещадно дребезжа осипшим голосом, — что случилось?
— Я поговорить с тобой хотел.
Я прижала руку и судорожно выдохнула в трубку.
— Да ты не переживай, все в порядке, просто…
И он поведал мне о том, как переделал доверенность, сделав своим доверенным лицом меня, а не отца. И что Николай, узнав об этом пришел в ярость.
— Я же и правда ничего не понимаю в бизнесе. Если ты хочешь приумножить, то лучше все вернуть, как было. Передать бразды правления отцу и …
— Нет, мам. Ничего я ему передавать не буду. Перебьется. Если честно, я хотел вообще переписать на тебя свою долю, но оказывается там много тонкостей и удаленно это сделать нельзя, а приехать пока не получается.
— Зачем? — прошептала я, будто опасаясь, что стены услышат и доложат бывшему мужу.
— Потому что ты имеешь право! — жестко отреагировал сын, — и на бизнес этот, над которым папаня так трясется, и на все остальное. Я себя идиотом чувствую от того, что сразу не понял, что он задумал. Надо было догадаться, еще в тот момент, когда отец только начал выделять доли. Но я ведь даже подумать не мог, как потом все обернется. Я дурак, мам. Прости. Мне ничего не надо, я доволен тем, чем занимаюсь и, тем, чего достигаю сам. Но я отчаянно хочу, чтобы у тебя все было. Это твое.
Я так и сидела, прижимая руку к ребрам, за которыми заполошно билось сердце, а по щекам текли слезы. Душа рвалась в клочья от того, что отец с сыном теперь на ножах. Мы же были семьей. Хорошей семьей… Почему все развалилось? Неужели из-за меня?
— Отец зазвездился совсем. Пора возвращать его с небес на землю.
— Он будет в бешенстве.
— Уже, — невесело хохотнул сын, — но ты не бойся ничего, и не ведись на провокации. Ты теперь свободная женщина и ничего ему не должна. Если будет доводить — жалуйся мне. Я ему корону подправлю. Главное, знай, что я всегда на твоей стороне. Хорошо?
— Хорошо, — вымученно улыбнулась я.
Стоило только завершить разговор с сыном, как прорвался звонок от Ланского.
Я выдохнула, собралась духом и спокойно ответила:
— Слушаю.
— Руки в ноги, и ко мне в офис!
— И тебе здравствуй, Коля.
Он скрипнул зубами:
— Здравствуй, Вера. Жду тебя прямо сейчас.
В этот момент отключился электрический чайник. Я посмотрела на него, на кружку, которую приготовила и покачала головой:
— Я сейчас не могу.
— Что значит не можешь? У меня дел выше крыши, так что собралась и приехала.
— Нет.
— Нет?!
— На сегодня у меня запланированы свои дела, и я не буду их переносить.
— Ты…
— Но мы можем встретиться завтра. Например, часиков в десять. Как тебе такой вариант?