День предстоял непростой.
Нужно было заскочить на работу — несмотря на декрет мне нет-нет, да и приходилось бегать в офис, потому что приезжали давние клиенты, которые привыкли работать со мной и не хотели никого другого. Потом надо было сгонять к матери, потом в поликлинику. Затем снова на работу, потому что должны были прийти еще одни клиенты, которых никак не получалось перенести на другое время. Все одно к одному.
К счастью, Семен был из тез отцов, которые не падали в обморок от одной мысли, что придется сидеть с полуторагодовалым ребенком. В такие запарные дни муж всегда подстраховывал. Забирал дочь гулять, спокойно мог провести с ней весь день, не названивая мне по каждому поводу.
Последние полгода так и вовсе проникся отцовскими чувствами и сам предлагал побыть с ней, дать время на то, чтобы я или отдохнула, или поработала. Отпускал в тренажерный зал и бассейн, погулять с подругами и просто сходить на маникюр.
Девчонки мои вздыхали и по-доброму ворчали: мол Абрамовой, как всегда, повезло, достался самый надежный мужик на свете. Счастливая.
Да. Повезло.
Да. Достался.
Да. Я бессовестно счастлива.
Нет. Мне за это не стыдно.
Особенно теперь. Пятнадцать лет мы были в браке. Из них последние десять долгих лет не получалось завести ребенка – врачи ставили неутешительный диагноз бесплодие, было несколько неудачных попыток ЭКО. А потом, когда я уже совсем отчаялась и опустила руки, вдруг все случилось само собой.
Просто однажды на тесте проступили заветные две полоски, а через девять месяцев появилась Арина. И вот уже год мы с Семеном были счастливыми родителями, а врачи разводили руками и в один голос твердили, что это настоящее чудо.
В тридцать семь, после стольких лет безуспешного лечения, после долгих ночей, наполненных слезами и отчаянием, стать матерью и правда было сродни чуду, за которое я не уставала благодарить судьбу.
День складывался благоприятно. С первыми клиентами мы рисовали кухонный гарнитур в новый дом. Пока только наметки – расположение шкафов, пожелания, материалы, остальное я буду доделывать и просчитывать из дома. К матери я сгоняла быстро, в поликлинике тоже не задержалась – забрала результаты Аришкиных анализов и улетела.
Оставалось только разобраться со вторым клиентом и можно идти домой.
На этом этапе меня ждало небольшое разочарование. Я прождала в салоне почти полчаса, после чего пришло сообщение, что встреча отменяется. Они то ли просто передумали делать заказ, то ли ушли к конкурентам.
Обидно, конечно, но ладно.
Я позвонила Семену, чтобы узнать, как у них дела, но муж не отвечал. Наверное, как всегда, пытался уложить Аринку спать, а в итоге заснул сам.
Так и не сумев до него достучаться, я отправилась домой, но по пути решила заскочить в любимую кафешку, чтобы купить пару пирожных. Диета, диетой, но против свежайшего сливочного «наполеона» я была совершенно бессильна.
Припарковавшись недалеко от входа, я неспешно направилась к крыльцу. Погода стояла хорошая – солнечно, но не жарко и приятный, едва заметный теплый ветерок, нежно прикасался к волосам. На улице было здорово, поэтому симпатичная летняя площадка, обнесенная деревянным заборчиком с пышными красными цветами поверху, не пустовала.
С краю сидели парочки, чуть дальше – пожилой мужчина, попивающий кофе с видом аристократа, в другой стороне — уставшая мамаша с двумя неугомонными пацанами лет десяти от роду. Еще дальше, у самой стены, под тенью раскидистого яркого навеса — молоденькая женщина с маленьким ребенком.
Я не всматривалась и даже сначала прошла мимо. Успела сделать пяток шагов, прежде чем кольнуло куда-то в солнечное сплетение. Сердце внезапно сократилось, а потом стало таким большим, что вдавилось в ребра, а ноги сами приросли к земле.
Еще не понимая, что происходит, я обернулась, зачем-то ища взглядом мать с малышом, и чуть не завопила от ужаса, потому что рядом с незнакомой девкой была моя Арина!
Дочка сидела в специальном высоком детском стуле и сосредоточенно вертела в руках игрушку, которую я прежде не видела.
Как и одежду, в которой была Аришка. Таких розовых платьев в огромный белый горох у нас отродясь не было. Резиночек с болтающимися цветными ленточками, подпрыгивающими от каждого движения, тоже.
— Ты моя сладкая булочка, — сюсюкала незнакомка, вытирая Арине щеки, перепачканные в пюре, — ты, моя тыковка. Давай, кушать. Ложечку за маму, ложечку за папу. Вот так. М-м-м-м, как вкусно…
Кажется, меня парализовало.
Это ведь бред? Галлюцинации? Мой ребенок не может быть там, он дома с отцом.
Я даже зажмурилась и тряхнула головой, пытаясь отогнать жуткое видение.
Мне просто показалось…
Однако, когда я разлепила глаза – картина не поменялась. Все тот же столик, та же незнакомая девка рядом с моей дочерью.
В том что это моя дочка – сомнений не было. Два белокурых коротеньких хвостика, ямочки на щеках. Та самая улыбка, от которой млело материнское сердце.
С каждой секундой меня все больше и больше захлестывало бешенство.
Вместо того чтобы успокоиться и встретить его с холодной головой, я, наоборот, завелась так, что едва искры не летели.
От тотального воспламенения спасала только Арина, развалившая игрушки по всей комнате и требовавшая, чтобы я ей то читала, то рисовала, то играла в куколки.
Я играла, улыбалась, но чуть ли не каждую секунду во мне что-то содрогалось, сжималось, екало и вскипало.
А еще казалось, что аромат чужих духов напрочь пропитала не только Аришкину одежду, но и всю квартиру.
Я уже и проветрила, и ребенка под душем сполоснула, и все равно удушливая вонь никуда не девалась, даже как будто наоборот усиливалась.
Кажется, кому-то пора лечиться.
Муж пришел хмурый и настолько погруженный в свои мысли, что даже не поздоровался.
Ах, да. Мы же виделись сегодня. Дважды. С утра и в кафе. Так что зачем говорить жене банальное «привет» или «как дела?». Совершенно не зачем, а то еще возгордится, грудь колесом надует…
М-да, успокоилась, называется.
Пока он мыл руки, я посадила Арину в ее любимый салатовый стульчик и принялась накладывать ужин, размышляя о том, когда лучше начать разговор? Во время еды? Или позже, когда муж будет сытый, ленивый и более сговорчивый?
Однако ни один из вариантов не оказался рабочим.
— Я не голодный, — сказал муж, на полкорпуса заглянув в кухню. И предвидя мой вопрос ответил, — с мужиками по бургеру перехватили.
Я замерла с лопаткой возле сковородки, сдавила ее так, что чуть ручка не треснула.
— Ты бы хоть предупредил заранее, я ждала тебя ужинать.
— Прости, Маш, забыл, — и, посчитав, что на этом его долг выполнен, ушел.
Я же кое-как проглотила ругательства, положила себе немного еды и съела ее без малейшего удовольствия.
Она, кстати, тоже была со вкусом и запахов духов.
Понимая, что нормально без эмоций не смогу задать свои вопросы, я решила отложить разговор до того момента, как Арина заснет. Не хотелось еще раз пугать дочь своими воплями.
Все то время, пока она доигрывала свои вечерние игры, я провела с ней, а муж в нашей спальне, лежа на кровати с телефоном.
Полдевятого пошел готовить ванную для дочери. Купать Аринку всегда было его обязанностью, я в это время стремительно наводила порядок и готовила дом ко сну. Стабильный механизм, который сегодня почему-то казался ненадежным. Вроде делала привычные дела и в то же время не отпускало чувство, что все не так и неправильно. Какая-то странная ненатуральность мерещилась даже в том, как неровно легла простынь в детской кроватке.
По-моему, уже попахивало паранойей.
Мне это было настолько не свойственно и так сильно напрягало, что я едва дождалась, когда дочь заснет и отправилась на серьезный разговор с мужем.
Он как ни в чем не бывало ковырялся в телефоне, смотрел ролики, иногда усмехался, и уж точно не ждал, что я снова вернусь к прежней теме.
— Я хочу обсудить сегодняшнее происшествие.
После этих моих слов он сначала замер, потом поднял к потолку взгляд, полный бескрайнего страдания.
— Маш, давай закроем эту тему. Я с работы. Я устал…
— У тебя сегодня официальный выходной, — напомнила я, — и с чего ты в послеобеденное время ломанулся на работу, я так и не поняла.
Кстати, да. Странно.
Сегодня вообще какой-то странный день.
— Что за допрос? — нахмурился Семен, — тебе поругаться на ночь глядя захотелось?
— Возможно. Все будет зависеть от твоих ответов.
— Блин, Маш, ну обязательно перед сном мозги выносить какой-то ерундой?
— Обязательно. Я не стала продолжать днем, чтобы не расстраивать и не пугать Аришку, но сейчас хочу расставить все точки над и.
— Начина-а-ется, — он досадливо цыкнул и отложил в сторону телефон, — опять будешь цепляться к тому, что я оставил дочь со Спиридоновской помощницей?
— Буду. Но позже, — кивнула я, — для начала скажи, откуда у Арины новое платье?
Судя по вытянувшейся физиономии, этого вопроса он точно не ждал.
— Маш, ты о чем вообще? — раздраженно спросил он, — какое на фиг новое платье?
— Розовое, в горох, — как и в чем не бывало пояснила я, наблюдая за его реакцией.
Занервничал.
Так с виду и не скажешь, но я знала его как облупленного и подмечала мелкие штрихи, выдающие возбужденное состояние – одна бровь якобы нагло вскинута, рваное движение плечом, сморщенный нос. Все это верные признаки того, что муж был не так спокоен, как хотел казаться.
— Я вообще не понимаю, о чем ты.
— Да? — я сложила руки на груди, — очень странно. Обычно ты ей желтые колготки с салатовым платьем надеваешь и сверху синюю кофту, а тут даже заколки в цвет подобрал.
— Какие на фиг заколки, я даже внимания не обратил…
Жестам оборвав поток возмущения, я прошла мимо кровати, взяла с подоконника пакет с платьем и перекинула его мужу:
Муж ушел на работу раньше обычного. Сказал, что нужно забрать документы из другого офиса.
На мой вопрос «для чего существуют курьеры?» ответил что-то невразумительное.
Он вообще был какой-то странный.
После вчерашней ссоры сначала развел просто ненормальную активность: а давай посмотрим фильм, а давай закажем твои любимые роллы, а давай, давай, давай… Потом вдруг воспылал ко мне какой-то просто неземной страстью, явно решив загладить вину добротным многоразовым сексом. А утром встал сам не свой. Непривычно молчаливый, задумчивый, рассеянный.
И я не знала, что из этого напрягало меня больше всего.
Хотя нет. Знала.
Меня напрягала ненатуральность.
Что в бешеной несуразной активности, что в рьяном желании удовлетворить меня в постели, что вот в этих задумчивых взглядах и ответах невпопад – во всем проступала ненатуральность.
И мне не мерещилось. Это действительно было так.
За годы совместной жизни я вдоль и поперек изучила Абрамова и его реакции. Так вот сейчас они были несвойственными, странными и от того еще более тревожными.
Я не могла избавиться от ощущения, что вышла на хрупкий лед, и теперь он трещал под моими ногами, так и норовя проломиться.
Однако несмотря на волнение и тревогу, все больше распирающую сердце, я не стала задавать вопросов и запускать неприятный разговор по второму кругу. Это бессмысленно. Муж снова уйдет в глухую оборону и примется повторять как заведенный «я не знаю, не помню, вообще не в курсе, ты несешь бред» и все в том же духе.
Это не значит, что нужно ставить точку и обо всем забыть. Конечно, нет. Просто надо как-то иначе подойти к решению этой проблемы. Не в лоб.
Я молча проводила мужа на работу, по привычке поцеловав его в щеку. Потом стояла у окна и сквозь полупрозрачную занавеску наблюдала за тем, как он шел к машине, попутно с кем-то разговаривая по телефону.
Интересно с кем?
Обычно я не задавалась таким вопросом – ну говорит и говорит. Он человек деловой, контактов много, вопросов, которые требуют его срочного участия, еще больше.
Но сегодня я вдруг поняла, что практически ничего не знаю о его контактах. Наши сферы деятельности не пересекались, и единственной моей точкой соприкосновения с его работой были корпоративы, на которые он меня неизменно брал с собой.
Еще я знала его помощницу – Оксану Андреевну. Ей тридцать пять лет, беспросветно жената, помешана на своих детях, и каким-то чудом умудряется совмещать все и сразу – работу, дом, семью, хобби, спорт. Батарейка с неиссякаемым запасом. И если бы я увидела, что Абрамов оставил Аринку с ней – то ни слова не сказала бы.
А вот Анна… Анна — это другое. И то, чему я стала невольным свидетелем не подчинялось никаким логическим объяснениям.
Посторонние люди так себя не ведут. Не хватают чужих детей. Не облизывают их, замирая от восторга. Не требуют неуместных «мама».
И чем дольше я размышляла об этом, тем менее реальным казался мой первоначальный вариант, будто муж втихаря от меня нашел няньку для дочери. Дело было не в этом. А в чем?
Подозрения, которых я не хотела, все больше просачивались в душу.
А потом, когда мы с Аринкой собрались на прогулку, я полезла под раковину, чтобы достать мусорный пакет…
Стала его вытаскивать, но зацепилась складкой за крепление ручки на ведре, дернула и порвала, и через дыру в боку все добро разлетелось по полу. В общем, хотела, как быстрее, а получилось, как обычно.
— Да чтоб тебя! — простонала я, запрокинув голову к потолку, — курица криворукая!
Пришлось усаживать дочь за мультики, а самой заниматься незапланированной уборкой. Собрала миллион обрезков, оставшихся после детского творчества, труху от заточки карандашей, картофельные очистки, использованные пакетики из-под чая. Среди всего этого великолепия мне попался скомканный шелестящий пакет, с какими-то бумажками внутри. Я сначала хотела бросить его к остальному мусору, а потом, сама не знаю почему, заглянула внутрь — смятый чек и бирка на белой веревочке.
Какое-то неприятное сколькое ощущение прошлось от затылка и ниже.
Такое я точно не выбрасывала – у меня уже давно не было ни покупок, ни распаковок нового. А учитывая, что мусор у нас долго не залеживается, то эта бирка тут появилась либо сегодня – и тогда ее выбросил муж. Либо вчера…и ее тоже выбросил муж.
То есть что получается? Семен вытащил тряпку из пакета, срезал ярлыки и только после этого стал одевать малышку? Да в жизни не поверю. Он скорее бы что-то другое взял, чем выполнил столько манипуляций с детским барахлом.
Чувствуя, как поднимается волна удушливого подозрения, я быстро завершила уборку, вставила в ведро новый пакет, а сама схватилась за телефон.
Вбила электронный адрес с бирки и попала на сайт небольшого, но весьма недешевого магазина детской одежды, добавила в поиск артикул и очутилась на странице того самого розового платья, в котором вчера была дочь.
Рука тут же дернулась, чтобы позвонить мужу, но я остановилась.
Опять начнет орать и с пеной у рта доказывать, что не при чем, что не знает откуда оно взялось, что я сама такое в шкаф положила и забыла.
Мне потребовалось два дня, чтобы придумать весомую, а самое главное неподозрительную причину, для того чтобы наведаться к мужу на работу.
Учитывая, что таким я никогда не грешила, а если и приходила, то всегда с предупреждением и заранее договорившись о времени и деталях, то задача передо мной стояла не из легких.
Если предупредить – он подчистит все хвосты, которые могли быть, и приду я к девственно чистому кабинету, в котором не то, что улик, пыли и то не найдешь!
Если заявиться просто так, мол: здравствуй, милый, я пришла, то Семен сначала покрутит пальцем у виска, поинтересуется в себе и я, не больна ли я, все ли хорошо у меня с головушкой, а потом начнет задавать неудобные вопросы. И нет никакой уверенности, что я смогу ответить на них спокойно и не стану сыпать обвинениями. Тогда он поймет, что я что-то начала понимать и опять-таки примется подчищать хвосты. Или, если есть какой-то коварный план, включит турборежим и тогда последствия могут быть печальными.
Словами не передать, как тошно было испытывать такие мысли относительно человека, с которым прожила столько лет. Тут и стыд, и злость, и недоумение.
Я планировала вместе с ним вырастить дочь, построить домик где-то в закрытом поселке и встречать счастливую старость кверху попой над грядками или в гамаке возле мангала, на котором шкворчит сочный шашлык. А не вот это вот все.
Теперь я была вынуждена играть в шпионов, а заодно изображать из себя дурочку, страдающую провалами в памяти. После того, как я нашла упаковку из-под платья и решила действовать осторожно, мне приходилось старательно изображать, что все в порядке, что я уже забыла о том неприятном, и несомненно малозначительном инциденте в кафе, и что меня совершенно не напрягает этот идиотский запах, который, кажется, въелся мне в нос и всюду преследовал.
Я делала вид, что бодра, весела, ни в чем не подозреваю мужа и как прежде суечусь вокруг ребенка, не замечая ничего вокруг. Делала вид, что у меня все прекрасно.
И видать так сильно в этом преуспела, что муж снова расслабился. Исчезло настороженное выражение глаз, улыбка снова стала вальяжной и несколько снисходительной а-ля «мачо на прогулке». Он беспечно трепал меня по волосам или хлопал по заднице, если зазеваюсь и оставлю тылы неприкрытыми. В общем, вел себя как всегда, а я была вынуждена давиться словами, контролировать каждый жест и каждый взгляд, чтобы не выдать себя. Очень утомительно, но что поделать? Я должна была убедиться в обоснованности своих подозрений, прежде чем начинать активные боевые действия.
Поэтому пришлось попотеть, придумывая повод для визита, но внезапно он нашелся сам. Вернее, он был всегда на виду, просто непривычный…
Мы никогда не заморачивались со всеми эти свадьбами. Стеклянная, деревянная, оловянная… Какая разница? Главное, что нам вместе хорошо, что мы счастливы, а сроки не имеют значения. Поэтому никогда не отмечали, а порой и вовсе не вспоминали об этой дате.
Однако в этом году она подвернулась весьма и весьма кстати.
Пятнадцать лет – серьезный срок? О, да! Юбилей, так сказать.
Это ли не повод сделать любимому мужу сюрприз?
Чтобы не выглядеть глупо и поверхностно, я даже подарками обзавелась. Заказала торт домой, два билета на концерт, и новый комплект белья для себя. На тот случай, если придется вечером показывать, как сильно я ждала это событие, аж заранее приготовилась, как самая прилежная и восторженная жена на свете.
На самом деле все второпях, в последний момент, и хорошо, что Аринку удалось пристроить к матери, иначе бы весь план не имел смысла.
Я отвезла ее, потом заскочила в салон, чтобы навести красоту — праздник как никак, а затем рванула к мужу на работу намереваясь поздравить с важной датой, а заодно разведать ситуацию и по возможности разузнать о том, что это за волшебная помощница у Спиридонова, так сильно любящая детей.
Мне удалось без проблем добраться до здания, в котором располагались офисы мужниной фирмы. То есть не мужниной, а той, в которой он работал, занимая весьма неплохую должность.
Охранника на проходной я помнила еще с прошлых редких посещений, поэтому нацепив самую счастливую и доброжелательную улыбку из своего арсенала, ринулась в бой.
— Здравствуй, Вениамин. Как дела?
Он растерялся, не признав жену одного из постоянных работников, а я, не позволив ему ни слова сказать, продолжала напирать:
— Как дела у Юленьки? Как учеба?
Юленька – это его жена. О ней я узнала в прошлый раз, совершенно случайно став свидетелем чужого разговора. Она хотела выучиться на детского психолога, потому что устала работать с цифрами и мечтала заниматься делом, которое будет по душе. Я еще посоветовала ей куда лучше пойти учиться и дала контакты одного очень хорошего специалиста, который мог посодействовать в этом вопросе.
— Учится, — кивнул он, так усердно скрипя шестеренками, что я даже на расстоянии слышала их надрывный скрип.
Ну же, балбес. Давай! Вспоминай!
Наконец, его лицо просветлело, а взгляд наполнился узнаванием:
— Здравствуйте, Мария! Каюсь, не признал сначала, — в искреннем раскаянии он прижал руку к своей груди, — выглядите просто божественно!
Утром он ушел раньше обычного.
Только поинтересовался во сколько я буду забирать Аринку от родителей, как будто это как-то могло повлиять на его день.
— Чуть позже созвонимся с мамой и решим, — миролюбиво произнесла я, хотя настроение было ниже нуля.
Я почти не спала, все лежала и думала не пойми о чем, а когда все-таки проваливалась в сон, то видела размытые, удушающе тяжелые картины.
То я бродила в лабиринте в поисках дочери, заглядывала за каждую дверь, но неминуемо натыкалась на грязную, потрескавшуюся от времени кирпичную кладку. То бежала по полю, пытаясь куда-то успеть, а над головами кружилась стая воронья. То шла по стеклянному мосту над пропастью и у меня под ногами белой паутиной расползались трещины.
Каждый раз, просыпаясь, я хваталась за сердце и в первые секунды не могла сделать вдох. Потом приходило облегчение, но ненадолго – дурные предчувствия не отпускали ни в дреме, ни в реальности.
— Мне сегодня придется немного задержаться, — сказал Абрамов, уже обувшись и поправляя галстук перед зеркалом, — после обеда поедем проверять один объект в области, вряд ли удастся от оттуда вернуться вовремя.
Кто бы сомневался…
— Спасибо, что предупредил, — я натянуто улыбнулась, подставляя губы для мимолетного ничего не значащего поцелуя, — ключи есть? Если мы уже ляжем спать – не звони, открывай сам.
— Хорошо.
Семен ушел, а я еще некоторое время постояла в прихожей, глядя на закрывшуюся за ним дверь и собираясь духом.
Надо было что-то делать.
Я понятия не имела, что. В голове полный разброд, мысли скакали как бешенные то в одну сторону, то в другую. И единственное в чем я была уверена, так это в том, что нельзя пускать ситуацию на самотек. Потому что…
Не знаю почему. Просто нельзя и все.
Интуиция снова нашептывала что-то гадкое и неприличное, что-то от чего волосы шевелились на затылке. Ей почему-то казалось, что дело не только в измене, что все гораздо серьезнее.
Надо с чего-то начинать, а я никак не могла понять с чего.
Куда идти? С кем говорить? К кому обращаться за помощью? И нужна ли мне эта помощь?
У меня ничего не было на руках, кроме вонючего платья, которое я не покупала и этой самой интуиции, доводящей меня до тряски. Ни одной реальной зацепки, ни одного подтверждённого подозрения и доказательства. Ничего.
— Проклятье, — я зарылась пальцами в волосы и подняла взгляд к потолку. Громко выдохнула, — мне нужен кофе.
Много кофе.
В любой непонятной ситуации пей кофе – это вообще мой девиз по жизни.
Я заставила себя успокоиться, замедлиться. Сварила в турке ароматный напиток по любимому рецепту с корицей и кардамоном, а потом ушла на балкон, прихватив с собой кружку и ноутбук.
Если с чего и начинать – то с сети. Она помнит все. И где если не в ней искать следы?
Чувствовала я себя при этом просто премерзко. Никогда не занималась отслеживанием чужих жизней по фотографиям, и ни за что бы не стала заниматься подобным, если бы не крайняя нужда и настойчивый вой внутреннего голоса, требующего готовиться если уж не к войне, то к полноценной обороне.
У мужа страницы не было ни в одной из соцсетей. Он слишком взрослый и слишком увлечен реальными проблемами и делами, чтобы тратить время на фотографии закатов, еды, котиков и прочей мишуры.
Да я и не он был моей целью.
Перво-наперво я набрала в поисковой строке «Спиридонова Анна». Мне тут же выдало чудовищный список на три тысячи человек. Я уточнила город и возраст. Сократив таким образом перечень претенденток в десяток раз.
И все равно их было много.
Пока я всех пролистала, заглядывая на странички, чтобы получше рассмотреть фотки, прошла уйма времени, но результата так и не было.
Среди всех этих юных прелестниц не оказалось помощницы Спиридонова со змеиными глазами.
Потом до меня дошло, что если она племянница Петра Васильевича, то это совершенно не означает, что фамилии у них должны быть одинаковыми.
В этот момент я пожалела, что не уточнила у Оксаны более детальную информацию по «практиканточке». Звонить сейчас и задавать вопросы – это привлекать к себе ненужное внимание.
Я попробовала найти страницу Спиридонова, но тот тоже не был фанатом ведения сетевого профиля, поэтому пришлось идти долгим путем.
Я пошла на станицу к Оксане.
Вот уж у кого полное раздолье. Тут и цветы, которые она вырастила на грядке, и запечённая до румяной корочки курица, и какие-то дикие поделки в детский сад.
Все это богатство меня не интересовало, а вот список друзей – очень даже.
На всякий случай я попробовала поискать среди них Анн, но ожидаемо ничего не нашла. Зачем племяннице Спиридонова дружить с какой-то помощницей из другого отдела.
Тогда я начала искать других Оксаниных коллег, а через них дальше и дальше, и дальше. От обилия лиц уже рябило перед глазами, но я не сдавалась.
Днем мой примерный муж позвонил и сообщил, что аврал на работе, поэтому немного задержится. Я же как примерная жена сказала, что буду ждать и пообещала ужин к его приходу.
Мне не сложно. Я приготовлю, накрою на стол, потом помою посуду. И уберусь, и все остальное сделаю. Эти бытовые мелочи – моя ширма, за которой можно спрятать свои истинные намерения.
А они были не слишком гуманными и приличными. Нет, я не собиралась подмешивать слабительное ему в еду, или сыпать перец в трусы – это все детский сад и нелепица, которые меня не спасут, а лишь наведут бесполезной суеты.
Меня не интересовала бестолковая месть и грезы о том, как бедный Абрамов будет носиться по этажам в поисках туалета, чтобы справить внезапную нужду. Найдет. Уже нашел. Анну Каталову.
Вместо иллюзий о том, как устрою им кузькину мать, потом вся такая красивая, с высокоподнятой головой уйду в туман, а Семен будет ползать на коленях и рыдать во весь голос, потому что осознает какое сокровище потерял, я стала прощупывать пути к отступлению и проверять, а все ли у нас в порядке. Потому что если Абрамов обманывал меня так подло и низко, добровольно пустив посторонних в наш дом и к нашему ребенку, то возможно ложь был и в других, менее очевидных областях.
Возможно, у меня просто разыгралась паранойя, а может, наконец, проснулся инстинкт выживания и здравый смысл, но я достала органайзер с документами и принялась тщательно изучать его содержимое.
Несмотря на то, что муж старательно работал и весьма прилично зарабатывал, совместно нажитого у нас было немного – квартира, в которой мы жили, машина.
Никаких нестыковок в бумагах я не увидела, но поймала себя на мысли, что уже не верю собственным глазам, поэтому на всякий случай сфотографировала договора, свидетельства и все остальное. Надо будет найти человека, который во всем этом разбирается и сможет проверить каждую букву и цифру.
Что еще? Счета?
У нас был счет на Аринку, куда каждый месяц докладывалась определенная сумма «на учебу». Был общий счет, где мы копили на безбедную старость.
Был еще мой собственный счет. Весьма скромный, потому что туда я откладывала те копейки, которые оставались свободными по итогу месяца.
Что со счетами у мужа – я понятия не имела. Спрашивала, интересовалась, но каждый раз получала раздраженный ответ – все в деле, все под контролем, ты все равно в этом ничего не понимаешь, так что не суйся.
Я и не совалась – это ведь мужское дело контролировать финансы и обеспечивать семью. А теперь вот что-то крепко призадумалась, а стоило ли так беспечно относиться к этой сфере жизни. Может, не зря мама мне постоянно твердила, что у женщины всегда должна быть своя работа и своя копейка? Что обеспеченный мужчина – это прекрасно, но не стоит впадать в полную зависимость от него.
Я, конечно, работала, копила по мере возможности, и в случае чего не окажусь с голой попой на снегу, но зависимостей было полно. И сейчас они так остро бросались в глаза, что становилось не по себе.
Пока я бегаю в декрете на работу, чтобы не упустить клиентов, и хоть немного подзаработать, Семен гуляет по ювелирным магазинам. Да так продуктивно, что получает карту лояльности с максимальной скидкой.
Пока я бьюсь с ним, чтобы сделать ремонт в детской комнате, и получаю отказ за отказом, потому что это лишняя трата денег, змееглазая Анна получает от него безлимит на переделки моего дома и полный карт-бланш.
И это только верхушка айсберга, то, что я нашла за одно лишь утро.
Что может вскрыться, если начать копать глубже – я даже боялась представить.
Родителям рассказывать об этом не стала, хотя очень хотелось позвонить маме и порыдать в трубку, жалуясь на происходящее.
Мама заводиться за пол-оборота и если узнает, что деточку обижают – тут же пойдет грудью на амбразуру, лишь усугубив ситуацию. Отец тоже борец за справедливость, да только сердце слабое, поэтому любые волнения для него под строим запретом.
Подруги? Хорошая мысль, только с декретом я настолько выпала из нашего дружного коллектива, что появляться с бухты барахты и вываливать на них все свои проблемы, как-то не очень.
А потом еще и мысль крамольная закралась. А что, если кто-то из них знал про Семена и его похождения, но молчал? Не говорил мне, потому что не хотел портить отношения, настроение, или еще бог весть что. А может и вообще заодно с неверным муженьком был? При встречах улыбался, а за спиной злорадствовал.
Точно паранойя.
Может, обратиться к специалисту? К кому-то кто за деньги все проверит, найдет доказательства, и уже с ними можно будет начинать обстоятельный разговор с мужем или идти на развод.
В том, что он состоится, я уже не сомневалась. Вот только не знала, какой уровень боли и грязи при этом можно ожидать.
Абрамов пришел позже обычного часа на два.
Я встретила его со слезами на глазах и с самым разнесчастным выражением лица:
— Семен! Как хорошо, что ты пришел!
— Что случилось? — спросил он, не глядя на меня.
— Ты не представляешь, что я натворила!
Муж все-таки обернулся и, подозрительно прищурившись, впился в меня взглядом:
Адвокат показался мне неприятным. Может, потому что внешне был похож на крысенка, а может, потому что был неотвратимым признаком того, что моей семье скорее всего пришел конец.
В любом случае, я чувствовала себя неуверенно и была не слишком-то приветлива. Историю свою выложила скомкано, на вопросы отвечала рвано и бестолково.
Было тяжело об этом говорить. Я словно вытряхивала корзину с грязным бельем перед посторонним человекам, и он, совершенно не стесняя, в нем копался.
— Как давно вы узнали про Анну?
— Были ли прежде тревожные звоночки?
— Вы уверены, в намерениях мужа…
И все в том же духе.
Я же была не уверена ни в чем. Даже в том, что правильно поступила, придя сюда и рассказывая о своих проблемах чужому человеку.
Наверное, похожие эмоции испытывает каждая женщина, обращающаяся за помощью к специалисту в таком щекотливом деле. Кажется, будто это что-то постыдное, неправильное, пятнающее честь семьи.
Это не так.
На самом деле постыдное – это предательство и измена. Именно они пятнают и семью, и веру в людей, и все остальное, а вовсе не желание пострадавшей стороны защитить себя и своих детей.
Я не знаю, откуда возникает такая установка – молчать, делать вид, что все хорошо. Скрывать, чтобы ни дай бог никто не узнал, что не все так гладко в сахарном королевстве.
На самом деле это путь в никуда. Надо решать проблемы, а не прятаться, пытаясь прикрыть цветастой ширмой зловонную кучу.
Адвокат будто почувствовал мое смятение:
— Вы уверены, что хотите продолжать?
— Абсолютно, — я надломленно кивнула, — вы простите меня за растерянность. Не очень приятно обо всем этом говорить…
— Я понимаю. И поверьте, вы не первая, кто приходит ко мне в таком состоянии и с таким настроением. Сомневаетесь, думаете: а что если я ошибаюсь, что если мне показалось, что, если все наладится. Что если своими действиями я сделаю только хуже…
— Вы правы. Именно так я и думаю.
— Исходя из своей многолетней практики, я могу вам сказать только одно. Если вы уже достигли той стадии, когда посчитали нужным прийти ко мне, то лучше не станет. Увы. И моя задача, как адвоката, рассказать вам о подводных камнях, которые могут поджидать на этом неприятном пути, и защитить ваши интересы, если в дальнейшем мы с вами продолжим работу.
— Мы ее продолжим, — сказала я и, отбросив сомнения, достала из сумки файл. — я принесла некоторые документы. Хочу знать все ли с ними в порядке и какие трудности могут возникнуть во время бракоразводного процесса.
Он мельком посмотрел распечатки, которые я перед ним выложила:
— Не переживайте, я все проверю, и по этим пунктам, и по возможному наличию у вашего мужа дополнительных источников дохода и собственности, подлежащей разделу. Как только у меня будут результаты – я вам сообщу.
Уходила я от него в полнейшем смятении. Не могла отделаться от ощущения, что постояла голой, на всеобщем обозрении. Крайне неприятное чувство, но гораздо неприятнее могло бы быть, не займись я этим вопросом и пусти все на самотек.
Так что меньше сомнений, больше дела.
Кстати, о делах…
По дороге к родителям я заскочила еще в одно местечко и, краснея еще сильнее, чем на приеме у адвоката, купила крохотную камеру для скрытого наблюдения, чтобы установить ее в Аринкиной комнате.
Потом подумала и взяла еще парочку для кухни и спальни.
Если Семен снова посмеет притащить свою подстилку в мой дом, то у меня должны быть на руках доказательства, чтобы было чем оперировать в суде.
Еще я сняла все деньги со своего счета. Пусть там не очень много, но после развода любая копейка будет не лишней.
У родителей я надолго не задержалась, потому что не было сил делать хорошую мину при плохой игре. Притворяться, будто все у нас с Абрамовым прекрасно, живем в душу и, вообще, у меня не жизнь, а сахар.
На самом деле внутренности сводило от желания поделиться своими проблемами.
Но нельзя. Отец только пошел на поправку, любое волнение ему противопоказано, маму тоже надо беречь. Они у меня одни.
Хватало того, что папа хмурился, будто подозревал меня в чем-то, а маменька квохтала, как курица наседка, сокрушенно причитая, что я слишком бледная, замученная что мне надо больше отдыхать.
Какой отдых, мам? Впереди война. Я должна быть готова к любому исходу и по возможности постараться уберечь вас от нервных потрясений.
Вернувшись домой, я посадила Аринку играть в кубики, а сама занялась размещением камер в квартире. В детской примостила ее на полке с книгами. В кухне – среди техники, выставленной на холодильнике, в спальне – между цветов.
Мне казалось, что они сразу бросаются в глаза, но Семён, вернувшись домой поздно вечером, ничего не заметил. Ему не было дела ни до цветов, ни до детских книг, ни уж тем более до кухонного комбайна.
А я, скачав себе приложение и запрятав ярлычок от него в самую дальнюю папку, втихаря баловалась просмотром изображений.
После вечерней стычки муж включил «пытку молчанием». Тот дурацкий прием, когда ничего кроме холода и тишины от человека получить невозможно, как ни прыгай, ни извиняйся, ни пытайся сделать шаг навстречу.
Беда в том, что в этот раз я ничего не хотела сглаживать, и уж тем более ни за что не собиралась извиняться.
Я была как вулкан, который вот-вот рванет, и держалась исключительно на ошметках здравого смысла, который надсадно твердил, что надо молчать, терпеть и ждать. Что муж уже не тот человек, который всегда был рядом, и которого я знала, как свои пять пальцев. Он изменился и не понятно, какой будет его реакция на скандал. Опрометчивые действия могут только усугубить ситуацию и пойти нам с Аринкой во вред.
Поэтому я тоже просто молчала. Просто делала обычные домашние дела, с надрывом ожидая заветного звонка от адвоката. Просто затаилась.
Ждала, уже понимая, что скоро от прежней жизни останутся только руины, но еще не догадываясь о том, каковы будут масштабы разрушения.
Еще два дня удалось переждать в пограничном состоянии, а потом началось…
Адвокат все-таки позвонил.
— Мария, здравствуйте, — и без прелюдий перешел к делу, — у меня есть для вас информация.
— Надеюсь хорошая?
— Это не телефонный разговор.
От его тона у меня похолодело за грудиной.
Не телефонный разговор… Так обычно говорят, когда все плохо.
— Я скоро приеду к вам.
— Жду.
Едва справляясь с нервной дрожью, я набрала номер матери.
— Мам, привет. Сможешь выручить и забрать Аринку на пару часов. Срочно выдернули на работу.
Она замялась, потом уточнила:
— Ты ведь помнишь, что сегодня нам с отцом на прием к кардиологу?
— Прости, — простонала я, — совсем из головы вылетело.
Я так закопалась в домашних проблемах, в муже творившем что-то непонятно, в проклятых шторах, что напрочь забыла обо все остальном. Кажется, я хреновая дочь.
— Семен не сможет тебя отпустить?
Одна мысль о том, чтобы оставить ребенка с мужем, вызывала жгучий протест:
— У него очень напряженный график. Весь в работе.
— Ты тоже не прохлаждаться идешь, — как бы невзначай обронила она, потом вздохнула и добавила, — успеешь забрать ее до двух?
— Успею.
— Тогда привози.
И вот я второпях собрала Аринку, отвезла ее к родителям на другой конец города, а сама рванула к адвокату, готовясь к чему-то ужасному.
Однако я и предположить не могла, что первой же фразой он выбьет почву у меня из-под ног.
— Все плохо.
— Вы меня пугаете.
— Простите, но говорю, как есть. Все плохо, — повторил он, доставая из стола какие-то распечатки. — я проверил те документы, которые вы мне принесли. Фальшивка.
— Это как? — прошептала я, сжимая в руках ремешок от сумочки, — в каком смысле фальшивка?
— В прямом. Недвижимость, которая якобы была куплена в браке, на самом деле была оформлена на мать вашего мужа. Как и машина.
— Но я ведь тоже была на сделке, ставила подписи, — я силилась понять, как такое возможно.
— Вспомните, где проходила сделка? В официальном офисе риэлторской фирмы? В банке? В МФЦ? Где вы это подписывали?
— Представитель фирмы пошел нам навстречу и приехал в офис к мужу с готовыми документами. Мы там все подписали, а дальше он сам занимался регистрацией. Специально так сделали, чтобы нам самим не бегать по организациям. Семен сказал, что сейчас так все делают. Что это удобно, надежно и экономит время… — слова застыли поперек горла.
Адвокат продолжал смотреть на меня строго и чуточку с сожалением, а я охнула и, в ужасе зажала себе рот ладонью. Это ведь неправда? Он ведь преувеличивает?
— То есть квартира, в которой мы сейчас живем, не наша?
— Вы не имеете к ней никакого отношения. И в случае развода, она не будет подлежать разделу. Как и машина, потому что та тоже куплена вне брака.
— Но как же…наверняка можно что-то доказать… — я пыталась хоть за что-то зацепиться, — Такие суммы из семейного бюджета не могли исчезнуть бесследно.
— Не было никаких сумм. У вашего мужа весьма посредственная зарплата.
— Он хорошо получает… — начала было я, но осеклась, потому что снова нарвалась на снисходительный взгляд.
— Официально у него зарплата, как у среднестатистического продавца в магазине обуви. Сколько бы он ни получал на самом деле, мы этого не узнаем. Все шло мимо кассы.
— Как давно?
— Здесь мы можем только гадать. Может, год, может, два, а может…всегда. Сами как думаете? Вы все-таки должны знать его лучше других.
Вот тут он ошибался. Чем дальше продвигалась в этом деле, тем сильнее мне казалось, что я вообще не знала человека, с которым прожила столько лет.