Стас вернулся с работы раньше обычного:
— А Дашка где? — спросил он.
— На пляже.
— Уже усвистала, — проворчал муж, усаживаясь за стол, — Нет бы отца дождаться, встретить, пообщаться. Сказать, папочка, как я соскучилась. Прям сил никаких нет, дай обниму…
— Не ворчи. Дай человеку отдохнуть. Она сессию на отлично сдала, в поезде почти сутки тряслась.
— Да-да, почти полгода не виделись и сразу на пляж. В воде же интереснее, чем с родным отцом …
Соскучился.
Я невольно улыбнулась. Дашка всегда была папкиной дочкой, любимой девочкой-принцессой, которую он катал на спине и плел бездарнейшие, кривые, но такие милые косички. Сидел с ней, когда болела, читал перед сном книги.
Теперь принцесса выросла. Сама поступила в один из самых престижных вузов столицы и приезжала только на каникулы. На неделю зимой и на месяц-полтора летом.
Мало. А что поделаешь? Дети взрослеют, у них своя жизнь, и родителям остается лишь радоваться вот таким приездам.
— Никуда она от тебя не денется.
— Да уж надеюсь. Надеюсь не поздно придет?
— Стас, ей не десять лет, чтобы к восьми часам быть дома.
— Да знаю я, — вздохнул муж, — соскучился просто…Кстати, тебе не кажется, что дети слишком быстро растут? Я же вот только недавно учил ее кататься на велосипеде, а сейчас уже мадам.
— Между прочим мадмуазель, — вспомнилась расхожая фраза, — но ты прав. Быстро. Недавно в первый класс вели, а теперь уже студентка. Сессии, кавалеры…
— Так! Стоп! Не порть мне аппетит!
— Что такого я сказала?
— Никаких кавалеров! Она еще маленькая о таких глупостях думать.
— Ты же сам только что сказал, что девочка выросла, — с улыбкой сказала я.
— Это другое!
— Да-да, другое.
— Ноги поотрываю, если узнаю, что какой-то хрен к ней подкатывает, — он грозно раздувал ноздри, а я всеми силами старалась не рассмеяться. Такой сердитый, прямо куда деваться.
— Она уже третий курс. Вернее четвертый.
— Не уже! А еще!
— Ладно, не пенься, я уже поняла, что ты самый ревнивый отец на свете.
— Не ревнивый, а сознательный. Для меня она всегда будет малышкой. Я вот вижу девчонок ее возраста, и они все мне кажутся несмышлеными кнопками. Ну какие кавалеры? Им еще в куклы играть надо, а не вот это вот все. Куда только родители смотрят.
Я предпочла не продолжать эту тему. Если Станислав узнает, что у Дашки появился парень – у него инфаркт будет. А мне муж нужен здоровым, бодрым и радостным.
— С кем хоть на пляж ускакала?
— С Мариной. — и видя непонимание в его глазах добавила — она же предупреждала, что приедет с подругой.
— Точно, — Он досадливо поморщился: — вот только подруг нам тут и не хватало.
— Не ворчи. Девочки дружат. Дашка мне все уши про нее прожужжала. И умница, и красавица, и веселая, и надежная. Погостит у нас недельку и уедет.
— То есть неделю дочери будет не до родителей?
— Смирись, муж, — я сочувственно потрепала его по темной, едва тронутой серебром макушке, — это будет очень непростая неделя.
— А если серьезно, зачем надо было тащить с собой посторонних? — не унимался он, — неужели им мало совместного времяпрепровождения в течение семестра?
— Ты ее даже не заметишь. Девчонки всю неделю в гостевом доме будут.
Спустя полчаса небо заволокло тучами и начался проливной дождь. И буквально минут через десять у ворот раздался звонкий смех.
Выглянув в окно, я увидела Дашу и Марину.
Они уже никуда не торопились. Шли босиком, задорно шлепая прямо по лужам, в руках несли обувь. Дочь была в шортах, натянутых прямо поверх купальника, а ее подруга обмотала голубое парео вокруг бедер. С распущенными темными, длинными, до поясницы волосами она была похожа на русалку. Рыженькая Даша на ее фоне выглядела, как светлячок.
Очень разные. И надо же, подружились. Весь третий курс – не разлей вода. Каждый раз, когда звонила дочь, мне приходилось выслушивать тонны историй о том, какая Маринка замечательная, как им весело, как они учатся, развлекаются и вообще постоянно вместе. Что и не мудрено, учитывая совместно проживание с одной комнате студенческого общежития. Здорово, если их дружба продержится всю жизнь, как у меня с институтскими подругами. Столько лет прошло, а мы до сих пор друг другу как родные.
Когда Дашка позвонила и сказала, что хотела бы пригласить Марину к нам в гости, я не увидела повода для отказа. Дом у нас большой, даже два, если считать гостевой. Места хватит всем. Пусть отдыхают.
Я вышла на крыльцо и, облокотившись на перилла, наблюдала за тем, как они, увлеченно о чем-то болтая, подходят ближе. Почти тут же ко мне присоединился муж:
— Промокли?
— А сам как думаешь? — кивнула на небо, с которого хлестало.
На следующий день Алексей вскочил раньше будильника. Будто специально, чтобы доказать, что я не права, и что он запросто может встать, даже поспав всего пяток часов. Причем сам встать, без моего содействия.
Обычно же как… Я ставила свой будильник, просыпалась первая, будила его, ласковой кошкой прижавшись к боку. Пока он раскачивался, тер глаза, лежа в постели, я спускалась вниз и готовила легкий завтрак. Заваривала его любимый кофе.
А тут все сам. Сам проснулся, сам встал, сам пошел вниз на кухню. Только делал это как слон в посудной лавке, так что я все равно проснулась. За ним не пошла, вместо этого осталась в постели и уныло смотрела в окно.
Погода такая хорошая. Солнечная. Птицы поют, листва шумит.
Что ж так не спокойно-то?
Через двадцать минут Леша поднялся обратно и, рывком распахнув шкаф-купе, принялся одеваться. Движение нервные, затылок упрямый.
Хоть ни слова не было сказано, но чувствовалось, что он все еще обижался на меня.
Неприятно.
Я не могла отпустить мужа в командировку в дурном расположении духа, и тем более поругавшись. Даже если эта командировка в соседний город всего на день, и к вечеру он должен был вернуться.
Как бы не спорили, как бы не обижались друг на друга и не ругались – любимых надо провожать в хорошем настроении.
Поэтому, улучив момент, когда он воевал с галстуком, я подошла и тихо сказала:
— Давай помогу?
Муж посмотрел на меня исподлобья, но руки от галстука убрал, предоставляя профессионалу заниматься этим нелегким делом.
Я завязала красивый узел, расправила невидимые складочки на рубашке, а потом, встав на цыпочки, обхватила ладонями лицо мужа и поцеловала.
Он ответил, но не сразу. С секундной задержкой, будто еще сомневался идти на встречу или не идти, менять гнев на милость или не менять.
— Не сердись, — прошептала я, обнимая его, — я заботилась о тебе.
— Знаю, — кивнул Леша, — и не сержусь. Проводишь?
— Конечно.
Мы спустились вниз. Муж взял чемодан с ноутбуком, обулся и вышел на крыльцо. Я за ним. Дождалась, пока он выгонит машину из гаража, снова обняла, поцеловала, дала обычные напутствия:
— На серпантине не гони.
— Не буду.
— Позвони, как приедешь на место.
— Позвоню.
Леша еще раз чмокнул меня в нос, прыгнул в салон и плавно выкатил со двора. А я навела порядок на месте вчерашнего пикника, потом позавтракала, выпила чашечку кофе, почитала на террасе книгу, наслаждаясь утренней тишиной, и отправилась на работу.
Надо было пересмотреть меню с нашими поварами, дозаказать кое-что из продуктов, да и так по мелочи всякое. Много времени это не заняло, к полудню я уже освободилась и отправилась домой.
Девочки снова обосновались у бассейна. Только вместо вчерашнего шума-гама царила тишина. Дашка, лениво двигая руками, плавала на надувном матрасе, а Марина сидела на шезлонге и с кем-то сосредоточенно переписывалась в телефоне.
При моем появлении обе встрепенулись.
— Как дела?
— Сегодня так лениво… отдыхаем, — вздохнула дочь и поплыла дальше, а Марина обратилась ко мне:
— Тетя Лен, сфоткайте меня пожалуйста, а то у Даши руки мокрые.
Она поднялась с шезлонга и протянула мне телефон.
— Фотограф из меня так себе, — предупредила я.
— Ничего. Я уверена, у вас все получится.
Она перекинула распущенные, вьющие волосы через плечо, встала боком, красиво отставив ножку.
Я сфотографировала.
— Еще вот так пожалуйста, — развернулась спиной, подняла руки, зарывшись ими в шевелюру.
И снова передо мной оказалась ее задница. В этот раз в черных, умопомрачительно маленьких стрингах.
Я на автомате щелкнула и вернула телефон владелице.
— Спасибо, тетя Лен. У вас здорово получилось, — поблагодарила Марина, посмотрев снимки.
— Ты кому это собралась такие развратные фоточки слать? — подозрительно спросила Дашка, подгребая к бортику.
— Светка попросила показать новый купальник, — коварно улыбнулась Марина. — надо похвастаться.
Светка – это еще одна их институтская подруга.
— Передавай ей привет.
— Обязательно, — она что-то понажимала, потом улыбнулась и зачем-то мне сообщила, — все, отправила.
Где-то в районе трех позвонила Олеся и по видеосвязи торжественно объявила, что их породистая тракененская кобылка только что родила жеребенка.
Они с мужем в этом плане сумасшедшие, целую ферму развели. Каких-то коз, дающих молоко со вкусом пломбира, породистых кур, несущихся синие яйца, трех лошадей. Я только диву давалась, откуда у людей столько сил, чтобы бы еще домашним подворьем заниматься? Мой предел – это кошки, которые целыми днями где-то мотались и приходили домой только пожрать.
Первое, что я увидела, едва открыв глаза, — это резная ножка кресла прямо перед моим носом. Я уставилась на нее озадаченно и хмуро, пытаясь понять, где я и как я тут оказалась.
Внутри было странно — какая-то пустота, холодная и безысходная.
Я не понимала откуда она взялась, но потом вспомнила… Лучше бы не вспоминала, честное слово.
Потому что все то, что было пустым в одно мгновение наполнилось болью.
Мне муж изменил.
И не просто изменил, а залез на подругу нашей дочери в нашем же доме. А на полу я, потому что заснула там, где проревела полночи.
Тело затекло. Кое-как опираясь на ладони, я сначала села потом, ухватившись за подлокотник кресла, встала.
Штормило. Пока шла в ванную, – моталась словно пьяная, хотя ни капли алкоголя во мне не было. Тело одновременно казалось невесомым и в тоже время на каждой ноге по пудовой гире.
Кажется, где-то в доме раздавались звуки, но мне было не до них. Все, чего хотелось – это залезть в душ.
Скинув одежду, провонявшую чужим предательством, я забралась в кабину и включила теплую воду. Потом прибавила почти до кипятка, потом наоборот пустила холодную. И так несколько раз, то шипя от горячего, то взвизгивая от ледяного.
Контрастный душ помог – туман в голове начал рассеиваться. Легче, конечно, не стало, но по крайней мере я начала соображать.
Как жить дальше? Что теперь будет?
Я понятия не имела, как буду выгребать и лишь одно знала наверняка — надо найти адвоката, который будет защищать мои интересы при разводе.
Развод…
Вот уж не думала, что когда-нибудь буду пробовать это слово на вкус. Казалось, что все у нас с Лешей прекрасно, что, прожив хорошую, насыщенную жизнь мы вместе встретим старость, будем ходить за ручку, как те трогательные бабульки с дедульками, над которыми все умиляются. Внуков будем растить…
Все казалось таким реальным, предопределенным и сломалось за один день. Да какое за день! За одну секунду! В тот самый момент, когда я распахнула дверь гостевого домика и увидела их.
В груди спазм такой силы, что пришлось прижать ладонь к сердцу, а спиной привалиться к холодной стене.
— Тише, тише, — шептала, обращаясь к самой себе, — не надо. Тише… Они того не стоят.
Ладно хоть слез больше не было. За эту ночь я потратила их столько, сколько не тратила за все предыдущие годы брака. Гордилась, что муж у меня золотой, сокровище с которым жизнь проживешь и ни слезинки не прольешь. И на тебе. Отыгрался! Компенсировал годы безмятежного счастья, коварным ударом в спину.
Глянув на свое отражение в зеркале, я горько усмехнулась. Утро китайского пчеловода во всей красе — под глазами мешки, кожа блеклая, и все лицо какое-то одутловатое, будто сразу стала старше на десяток лет. Так дело не пойдет…
Я достала из шкафчика косметичку и принялась приводить себя в порядок. Не для кого-то. Для себя. Я так хочу. Мне так нужно.
Только после этого я вышла на кухню, где вовсю колдовала дочка.
— Даш? — настороженно позвала я, наблюдая за ее нервными, суетливыми движениями.
— Мамуль, садись. Сейчас будем завтракать, — голос неестественно веселый, как и весь ее внешний вид, — я блинчиков по твоему рецепту напекла. Правда сахара, кажется, многовато положила, но все равно вкусно.
— Даша, посмотри на меня.
Дочь замерла, как будто испугавшись моих слов, втянула голову в плечи и медленно обернулась.
Утро китайского пчеловода номер два…
Тоже ревела, а теперь пыталась спрятаться за напускной веселостью. Это пугало еще больше, чем слезы, потому что в каждом жесте, в каждом взмахе ресниц был надрыв и агония.
— Ты хоть немного поспала? — тихо спросила я.
Она сникла:
— Не знаю. Вроде засыпала, но потом вскакивала. Сны снились…плохие… А еще я много думала.
— О чем?
— О том, что ты… — она замялась, потом вдохнула побольше воздуха и выпалила, — ты должна простить папу!
Глядя на то, как в ее глазах разгорался фанатичный блеск, я растерялась.
— Что? — даже переспросила, не в силах переварить услышанное.
— Ты должна простить отца! — твердо и в то же время капризно повторила дочь.
Ну вот и приплыли. Сначала муж потоптался, теперь добивала родная дочь. Кто следующий? Кому еще хочется отщипнуть кусок от моего разбитого сердца?
— Даша, ты понимаешь, о чем вообще меня просишь?
— Да, мам, понимаю.
Я начала заводиться:
— Может, мне еще Мариночку принять? Завести с ней дружбу? Пустить к нам жить? А по утрам будем собираться за одним столом, как большая дружная семья. Этого ты от меня хочешь? Или может, скажешь, что я уже не котируюсь на рынке невест и твоему обожаемому папочке нужна женщина помоложе?
— Что?! Нет! Марина…она… Она тварь, конченая! Я ненавижу ее! Она и в подметки тебе не годится! — Дашу затрясло, — ты…ты самая красивая и прекрасная женщина на свете! Самая лучшая.
Я вышла встречать его на крыльцо, вовсе не от того, что капец как обрадовалась возвращению блудного мужа. Нет. Меня передергивало от одной мысли, что он зайдет в дом. Я только навела какой никакой порядок и не хотела, чтобы заново топтались грязными ботинками.
Грязь. Именно это ощущение появлялось, когда я думала о Леше и Марине. Я не знаю, как другие женщины прощали и продолжали жить с изменщиками. Это мерзкое чувство гадливости… оно же навсегда. Сколько бы времени ни прошло, как бы ни силилась простить и забыть, а с удовольствием есть тухлое яблоко, перемазанное нечистотами, не сможешь. Омерзительный привкус ничем уже не перебить.
Наверное, я слишком категорична, но как есть.
Заправив руки в карманы, муж неспешно поднялся на крыльцо и остановился, исподлобья глядя на меня.
Я тоже смотрела и все больше чувствовала, что он изменился. Как будто в одночасье стал чужим. Не человеком, с которым прожила двадцать лет, а незнакомцем, от которого не знаешь, чего ожидать.
Я больше не чувствовала себя комфортно в его присутствии. Мне было холодно, несмотря на летнюю жару.
— Как дела? — спросил он и даже улыбнулся, пытаясь сделать вид, что ничего не произошло.
Неужели думал, что подыграю?
Как бы не так.
— Давно ли ты стал адептом тупых вопросов?
Он вздрогнул, будто я отвесила ему оплеуху, а потом с укором сказал:
— Ты же сказала, что готова к нормальному разговору.
— Готова, — сказала я, складывая руки на груди, — только если ты думал, что нормальный разговор: это когда мы с тобой будет стоять друг напротив друга, улыбаться и говорить, как в старые добрые времена – то у меня для тебя плохие новости. Улыбаюсь я близким, родным, тем кому доверяю и тем, кто мне симпатичен. Ты не относишься ни к одной из этих категорий. Поэтому говори, чего хотел и проваливай.
Набычился. Не понравилось, как я с ним разговаривала. Привык к уважению, мягкому обращению и улыбкам, а теперь строил из себя оскорблённого.
— Хорошо. Давай просто обсудим то, что произошло, — произнес таким тоном, будто делал мне одолжение, — без эмоций. Это-то ты можешь?
— Не пытайся сделать из меня истеричку, Леш.
Уж чем-чем, а истериками я никогда не грешила. Кажется, у меня этой опции не было в базовых настройках. Орать с пеной у рта, бросаться с громкими завываниями, бить посуду – не про меня. И Жданов это знал, но продолжал изображать обманутого дурака:
— Я же вижу, что злишься.
Издевается что ли? Может, я должна была встретить его с распростертыми объятиями и радостной улыбкой?
— Имею право. Вперед, я жду.
Он отошел к перилам и устремил задумчивый взгляд на гостевой дом.
— Мне очень жаль, что вы с Дашей это увидели. Это было не очень…красиво.
Это было не просто некрасиво, это было мерзко до тошноты. Стоило вспомнить и рот снова наполнился горечью.
— Ты не представляешь, как нам жаль. Особенно твоей дочери.
Он досадливо сокрушенно покачал головой:
— Наверное, думает, что отец совсем умом тронулся…
Мне не нравилось, как он говорил. Не нравился его тон. Слишком спокойный для человека, который жалел о содеянном и пришел просить прощения.
— Можешь сам у нее об этом спросить.
Он помолчал еще немного, подумал, а потом выдавил сконфуженное:
— Пожалуй, нет.
— Пожалуй нет?! — я не поверила своим ушам, — ты залез на подругу дочери в доме, где эта самая дочь родилась и росла, а теперь говоришь: пожалуй, нет? Вот уж не ожидала, Жданов, что ты еще и трусом окажешься.
— Лен, — он в сердцах хлопнул ладонью по периллам и развернулся ко мне лицом, — ты думаешь, мне просто?
— Как у тебя только наглости хватает, говорить такое! После всего, что натворил? После того, что мы видели своими собственными глазами? Не просто ему… — я негодующе всплеснула руками, — обалдеть.
— Лен…
— Что, Лен? Хочешь сказать, что я не права? Или что-то не так поняла? Ты предал меня. Предал дочь. Предал семью, — холодно чеканила я, — Предал наш дом, который мы с тобой строили с нуля. Разрушил всю нашу жизнь, забравшись на эту залетную проститутку, а теперь смеешь жаловаться на то, что тебе тяжело?
— Она не проститутка, — сквозь зубы процедил мой муж.
— Да? А кто же она? — поинтересовалась я, ожидая каких угодно слов, но только не того, что Алексей поднимет на меня серьезный взгляд и уверенно скажет:
— Женщина, которую я люблю.
— Кто-кто? — Переспросила я, склонив голову на бок и приложив ладонь к уху.
Мне ведь послышалось? Почудилось будто мужчина, с которым столько лет прожили душа в душу, вдруг словил приступ безумия и сказал, что любит подругу дочери.
— Не притворяйся, Лен. Ты все прекрасно поняла с первого раза.
— Я ни черта не поняла, Жданов! Вот просто ни-чер-та! У меня все это в голове не укладывается. Как муж, которому всю жизнь доверяла, как самой себе, вдруг оказался мало того, что подлым изменщиком, так еще и говорит о какой-то внезапной любви.
Даша
Это какой-то бред. Бредятина!
Такое чувство будто весь мир сошел с ума и творит не пойми что.
Может, это сон? Дурацкий кошмар, состоящий из бессмысленных отрывков? Скорее всего. Надо просто проснуться…
Однако сколько бы я ни щипала себя за руки, сколько бы ни хлопала по щекам – пробуждение не наступало. Вокруг все так же булькало зловонное болото, затягивающее мою семью. Мою прекрасную дружную семью, в которой все друг друга любили, уважали и поддерживали. В которой, я всегда оставалась маленькой девочкой, а родители, как два надежных крыла позволяли взлетать все выше и выше.
А теперь все ломалось, сыпалось прямо на глазах, превращаясь в уродливые руины.
Я до сих пор не могла прийти в себя после того, что увидела в гостевом домике. Стоило только прикрыть глаза и снова картинка как живая: приглушенный свет, человеческие тела, уродливые в своем вожделении, взгляд Марины из-за отцовского плеча.
Стоило только вспомнить об этом и тут же окатывало лютым морозом.
Это все неправда! Отец не мог так поступить, просто потому что не мог! Он всегда боготворил маму, сдувал с нее пылинки, радовал цветами и подарками, заботился! Просто произошло какое-то чудовищное недоразумение. Может ему было плохо и случайно перепутал мою подругу с матерью. Кратковременное помутнение рассудка, инсульт…
Я не знаю, чем еще объяснить произошедшее.
А мама…
Неужели она не понимала, насколько все это неправильно и нереально? С отцом что-то случилось, беда какая-то, а она про развод. Ну какой развод?
Я отказывалась в это верить. Не понимала, как такая мысль вообще могла прийти ей в голову. Мы семья, мы должны держаться друг за друга, помогать. А отцу явно была нужна помощь!
Только почему-то мама не понимала этого, не видела. Ее реакция была пугающе жесткой и бескомпромиссной. Я пыталась достучаться, пыталась объяснить, что так неправильно, так нельзя, но она не слышала меня. Уперлась и все тут. Он сделал свой выбор, я делаю свой…
Ну какой это был выбор?! Это просто ошибка! Досадное недоразумение, которое надо было поскорее забыть.
Однако мама была непреклонной. Я наблюдала за тем, как она вычищала гостевой дом, как таскала мусорные пакеты, в которых наверняка было Маринино барахло. Это было правильно – мне самой хотелось вышвырнуть все это говнище из нашего дома. Но когда она вернулась в дом, поднялась в их с отцом спальню и начала также избавляться от папиных вещей, мне стало страшно.
Хотелось подскочить к ней, хорошенько встряхнуть и спросить: что ты творишь?! Что это за глупости такие? Он же придет! Я уверена.
И отец пришел. На следующий день, после обеда.
Я даже еще не увидев его, узнала по рычанию машины. Вернулся! Я знала, что он вернется. Оставалось только молиться, чтобы у матери победили не обиды, а здравый смысл. Чтобы она выслушала его и поняла. Наверняка, были какие-то уважительные причины, по которым произошло то, что произошло, надо просто разобраться, выслушать его и простить.
Они разговаривали на террасе, а я сидела в своей комнате, прижал ладони к губам и ждала, когда все разрешиться. Когда этот кошмар закончится и все вернется на свои круги. Когда придут родители и, держась за руки, объявят, что помирились.
Однако время шло, но никто так и не пожаловал в мою комнату, а выглянув в окно, я увидела, что отец таскает мешки со своими вещами в машину.
Что ты делаешь? Не туда! Их надо нести в другую сторону! Обратно в дом!
Когда он уехал, я бросилась вниз и нашла маму на кухне возле окна. От одного взгляда на нее меня перетряхнуло. Спина прямая, выражение глаз холодное, отстраненное. Как у человека, который что-то для себя решил и смирился с этим решением.
— Вы помирились? — спросила я, уже понимая, что это не так, — он попросил прощения?
— Он приходил не за этим.
Да наверняка за этим! Она просто не дослушала его! Не поняла! Включила обиженку!
— И что он сказал?
— Сказал, что любит Марину и будет жить с ней в городе, а этот дом оставляет нам.
Меня как мешком по голове прибило.
Кого любит? Марину? Да это бред собачий! Он мать любит! Всегда любил. Зачем она врет? Зачем наговаривает на него?
Я убежала к себе и провела самую кошмарную ночь в своей жизни. Ни на секунду не сомкнув глаза, таращилась в потолок, думала, злилась на отца, за то, что не смог нормально все объяснить, на мать, за то, что не захотела слушать. Они ведь все испортят!
А к утру пришла к единственному правильному выводу. Раз им самим не хватает мозгов и такта, чтобы помириться, это придется сделать мне.
И для начала надо переговорить с отцом. Не по телефону, а с глаза на глаз. Пусть мне объяснит, как допустил такое, и дальше мы уже вместе подумаем о том, как успокоить и убедить мать.
Мысль окрылила, поэтому после завтрака, наспех собравшись, я отправилась в город, пребывая в полнейшей уверенности, что все в моих руках.
Добралась до нашей квартирки, расположенной в новом четырехэтажном комплексе, с видом на море. Перед дверью остановилась, вдохнула, выдохнула, приводя мысли в порядок. Я меня все получится. Надо просто взять и сделать. Решить эту проблему, раз другие не могут. Спасти нашу семью.