Добрый вечер! Или день? Прошу прощения. С того момента, как я оказался в этом тесном помещении, я совсем потерял счет времени.
Окно? Ох, какой я невнимательный! Вы абсолютно правы, через окно я совершенно спокойно мог бы определить время суток. Судя по всему, мой мозг ещё не в полной мере переформировался, чтобы считаться нормальным.
Но где же мои манеры! Доброго дня — благодаря Вам я могу это теперь сказать точно! Рад встречи с Вами. Позвольте представиться, Кирилл Петрович, но Вы можете обращаться ко мне по имени. Впрочем, Вы ведь и так собирались это сделать? Нет, не отпирайтесь! Может, у меня не всё в порядке с головой, но я прекрасно осознаю и кто я, и где я, и кто Вы.
Вы врач. Пусть Вы не в своей профессиональной форме, но мне не трудно об этом догадаться. Вас позвали именно потому, что у меня стоит диагноз. Сам я не знаю, как он называется, но Ваш коллега весьма непрофессионально выразился, назвав его “проблемой с головой”. Вы ведь перед приходом успели прочитать мою медицинскую карту и без труда узнали его подчерк? И нахожусь я сейчас в полицейском участке. Можете меня не успокаивать, я абсолютно спокоен. Я ведь ничего дурного не сделал, а значит мне незачем волноваться.
Признаться честно, я несколько удивился, когда увидел Вас одного. Я думал, полицейские будут Вас сопровождать, но Вы ведь настояли на том, чтобы они оставили нас наедине? Чтобы их черная форма и хмурый вид не вызвали у меня стресс. И сейчас они сидят в соседней комнате и слушают наш разговор через микрофон. Вы ведь прикрепили к себе микрофон?
Вы мне льстите, говоря, что я столь же интеллигентен, сколь непохож на человека с проблемой развития! За это стоит поблагодарить Вашего коллегу. Благодаря его поддержке, я сейчас выгляжу и веду себя, как Вы это видите.
О нем нет вестей вот как уже три недели кряду? Разумеется, ведь он взял на эти дни отпуск. Доктор Окский предупредил меня на одном из последних посещений, назвав это новым этапом моей терапии.
Нет, я знаю его не так хорошо, как Вы выразились. Я всего лишь пациент. Глупый человек, жалкий и беспомощный, который не может выжить без посторонней помощи. Нет, не отрицайте этого! Я двадцать лет жил в этом теле и прекрасно знаю его возможности и его ограничения. Вы можете сказать, что со мной происходит, но Вы этого совершенно не ощущаете. В отличие от Вас, я и осознаю свою слабость, и признаю её, и чувствую. Вы не можете похвастаться последним пунктом, разве не так?
Я вижу легкое недоумение на Вашем лице. Не ожидали напора и прыти от такого человека, каким являюсь я? Думаете, правильный ли диагноз поставил мне доктор Окский? Не волнуйтесь, его диагноз абсолютно верен. Верен, как и то, что лишь благодаря поддержке брата Вы видите меня таким спокойным и уверенным.
Да, я знаю, что его тоже давно никто не видел. Я правильно скажу, что он пропал примерно в то же время, что и доктор Окский? Разумеется, я буду осведомлен, ведь это мой брат! Единственный человек, который оставался на моей стороне, несмотря на мою дефектность. Разве что доктор Окский мог похвастаться такой же доброжелательностью. Доктор был единственным человеком — за исключением брата, конечно же, — чьё присутствие в доме меня не тревожило. Он был в самом деле прекрасным психиатром! Таких, насколько я помню, называют мастерами своего дела. Доктор всегда оставался вежлив и учтив, словно и не было у меня никаких проблем. Вспоминая наши разговоры, мне становится стыдно за мою неуклюжесть и глупость, но доктор сидел с таким выражением лица, словно из моего рта извергается вековая мудрость!
Слышите? Не пытайтесь меня одурачить, всё Вы слышите! Непрекращающееся жужжание. Да, где-то поблизости летает муха. Мерзкое существо! Наверно, Сатана специально создал этих тварей, чтобы они досаждали людям!
Не говорите глупостей, я вовсе не раздражаюсь. На время я повысил голос, потому что мухи в самом деле выводят меня из себя! В последнее время наш дом стал пристанищем для этих омерзительных существ! Но брат разберется с ней. Не обращайте на муху внимания.
Так, на чём мы остановились? Ах да: брат, доктор, моё лечение. Думаю, я поступлю верно, если начну с самого начала. Не с раннего детства, само собой, но с момента моего переезда в дом брата. Если моя память не изменяет, это было время, когда мне шёл десятый или одиннадцатый или двенадцатый год. Не скажу точно, да и Вы согласитесь, что год-другой не станет значимой погрешностью. Главное, что тогда я уже был в сознательном возрасте и вполне воспринимал происходящее вокруг. Мне трудно сказать, в это время проявилось моё слабоумие или родители просто устали заниматься безнадежным ребёнком. Во всяком случае, в тот год ко мне приехал брат и увез меня к себе. Он уже стал самостоятельным человеком, и в наследство от дедушки получил частный дом, в котором мы живем и по сей день.
Ни матери, ни отца я после переезда больше не видел. Они не приезжали в гости, не звонили, не отправляли писем, и со стороны моей и брата не чувствовалось ответного тепла. Однажды я спросил у него, что же с нашими родителями. Ответ его был резким и грубым. Не помню слов, но смысл сводился к тому, что с ними больше не связаться. Так что я не знаю, что с ними стало: может папа с мамой погибли, а может просто не захотели вспоминать, что у них есть урод в семье, порожденный их собственными действиями.
Как бы то ни было, единственным, кто остался у меня, стал брат. В отличие от мамы и папы он не собирался оставлять меня одного, какой бы обузой я не являлся в реальности. Он всегда уделял мне много внимания, следил и ухаживал за мной, и несмотря на множество ошибок, совершенных мной в самых простых вещах, брат воспринимал их сдержано. Чтобы он повысил на меня голос или, не дай Бог, поднял руку, я могу вспомнить единичные случаи, а поводов было для этого, уж поверьте, предостаточно. Вам известно, что в нашем городе нет специализированных школ для детей с отклонениями? Для брата это стало достаточным основанием взять меня на домашнее обучение, несмотря на все неудобства для него самого. Таким образом он избавил меня от насмешек со стороны сверстников и унижений от учителей. Несколько дней в году, ставшие для меня про́клятыми, вспоминаемые мной до сих пор подобно пытке, мне всё же приходилось посещать школу, чтобы сдавать экзамены. В эти дни я прекрасно чувствовал всего лишь малую толику того, что в ином случае мне пришлось бы терпеть каждый день.