Ну вот ты и стал героем,
Ты весь – как сплошной прочерк,
Тебя позабыли всюду,
А ежели где вспомнят, – булавками колют фото.
Но ты уже стал героем:
Тебе нипочем порча,
Тебя не берет вуду,
Твой след теряют собаки, когда узнают, кто ты.
(Олег Медведев, «Герой»)
Все началось с того, как двое ребят, брат и сестра, нашли тайник в стене старого дома...
Аврора
– Нееет, Ипполит, – двенадцатилетняя Аврора уперла руки в бока. – Простукивание стенок тебе не даст ровно ничего: черта с два ты так определишь, есть ли полость в стенке толщиной в три локтя. Если она там и есть, то уж явно не под штукатуркой и одним слоем кирпичей. Поверь мне, друг мой, раньше клады прятали на совесть…
– А ты почем знаешь, ты их прятала что ли? – отмахнулся кузен, продолжая методично простукивать стену пядь за пядью.
– Не прятала, но я, в отличие от некоторых, хотя бы читаю книги! – парировала вредная девчонка. – Это некоторые в своем военном училище забывают все, кроме «налево-направо-кругом-шагом марш». В средние века клады прятали в подвалах, не в стенках. Ну, разве что какой-то совсем старинный, еще при постройке этого дома. Да и то крайне маловероятно, потому что тогда здесь был не господский дом, а какие-то службы.
– А причем тут средние века, если клад могли спрятать и позже? – резонно возразил Ипполит, продолжая стучать по стене. – Ну, скажем, предыдущий владелец этого дома или тот, что был перед ним? В прошлом году я явственно слышал, как в этой стенке что-то шуршало. Прямо внутри стены, да-да, и я не путаю: ты сама говорила, что у меня отличный музыкальный слух – и не только музыкальный? Да, конечно, это скорее всего была крыса, а не какой-то там призрак, но что ей делать внутри стены, а?.. Черт!
От очередного удара, пришедшегося довольно высоко – на уровне вытянутой руки, на гладкой поверхности стены, оклеенной новомодными обоями, обозначился смутный след, повторяющий форму камня.
– Что, что там такое? – сестренка запрыгала внизу, толкаясь под локоть и пытаясь что-то разглядеть. – Ты что-то нашел?!
– Этот камень вертится! – потрясенно вымолвил Ипполит. – Клянусь: как только я стукнул по тому месту, как он повернулся, словно дверца на петлях, а потом вернулся назад. Там какой-то механизм – пружинка или что-то вроде этого.
– Ты издеваешься, да?
Аврора прекрасно помнила, как на прошлое Рождество Ипполит разложил по всему дому записки с ориентировками. Когда она все же нашла по ним свой тщательно запрятанный подарок, – в нарядной коробке оказалась еще одна – поменьше, в той – вовсе маленькая, а уж в ней – надкусанное яблоко, на черешок которого был приделан клок бумаги с надписью «Аd pulcherrimа»*. Потом он, правда, извинился, подарил ножик в красивых ножнах и фарфоровую куклу, но осадочек, как говорится, остался.
– Нет, – лицо кузена (на самом деле – единокровного брата, но Аврора предпочитала звать его кузеном) выглядело явно взволнованным, даже прыщи побледнели. – Я тебе клянусь, что так и есть.
Было очевидно одно: то ли она стала менее наблюдательна, то ли в своей гусарской школе Ипполит научился, наконец, прилично врать, то ли… То ли это правда?!
– А ну-ка, – маленькая Аврора (действительно маленькая, не зря Ипполит прозвал ее «полтора локтя плюс шляпка») решительно отодвинула долговязого парня и вскарабкалась на высокий табурет. Когда девочка ударила крепким кулачком в то место, где на обоях обозначился след, она почувствовала, как камень слегка дрогнул в своем «гнезде». – Ого! Ну я тебя сейчас… Нечего пялиться, Ипполит, постой-ка лучше на страже!
– На стреме, так правильно, – проворчал кузен, направляясь к дверям.
Меж тем Аврора, не особо смущаясь, закатала юбку. За подвязкой ее правого чулка были закреплены небольшие ножны, из которых девочка извлекла узкий холодно блестящий клинок.
– Вот сейчас и посмотрим, что тут за клад, – прошептала она, обводя контур камня отточенным лезвием. – Половина мне, половина тебе – и никому ни слова, понял? Я хочу отослать почти все мамочке и Каролине, чтоб они там не бедовали, но бабуля может быть против… Оп-па!
Аврора похлопала по камню и торжествующе улыбнулась, демонстрируя, как камень прямо-таки раскачивается в стене, словно плохо закрытая калитка на ветру.
«Вот ведь мелкая чертовка, – подумал Ипполит. – Идея была моя, начал поиски я, но пришла эта упрямая коза и просто отодвинула меня плечом. Похоже, мне точно не быть командиром… А вот того, кто на ней когда-то женится, мне прямо-таки искренне жаль».
– Ты бы поаккуратнее, – сказал он вслух, пытаясь сохранить остатки авторитета (как-никак он был взрослым парнем, на шесть лет старше нее). – Потом не оберешься вопросов как да что…
– А что ты предлагаешь?.. – улыбнулась Аврора. – Ого! Ну ничего себе!
После десятка неудачных попыток настырной девчонке удалось-таки раскачать и провернуть камень: за ним открылась обширная полость, в которую она по локоть запустила руку.
– Слушай, там что-то лежит. Деревянное. Но не сундук: для сундука тут слишком узко. Сейчас зацепим!
Аврора поднялась на цыпочки и, изогнувшись всем телом, просунула в открывшуюся за камнем щель уже всю руку до плеча. Через пару минут кручения на месте и чертыхания («Ах, ну до чего благовоспитанная девица!» – с иронией подумал Ипполит) девочка радостно улыбнулась и извлекла свою добычу на свет Божий. Это был деревянный футляр, закрытый на замочек, – обычно в таких хранят документы.
– Легонький, – сказала она, взвесив футляр на руке. – Что-то сдается мне, что там не золото… На, держи!
Аврора перекинула футляр кузену, прикрепила отрезанный кусок обоев на две вытащенных из лифа булавки и спрыгнула на пол.
Аврора
К вечеру второго дня Аврора успела прочесть все, что было в футляре. Собственно, внимания заслуживала только одна запись: та самая, на которую она наткнулась только со второго раза:
«Редкие гости, первые за несколько лет, - я уже думал, что никогда не дождусь кого-либо из этих людей. Их трое, они путешествуют верхом и не скрывают лиц: благородный старик, дама преклонных лет, одетая во все черное, и сопровождающий их молодой мужчина огромного роста… Этот последний, кажется, может похвастаться тем, что навестил сие скромное убежище дважды: дай бог памяти, но, по-моему, именно он сопровождал тогда человека, которого я счел волшебником. Старик весьма щедро заплатил мне – и очень вовремя: большая сумма, оставленная предыдущим визитером, почти подошла к концу. Они задержались здесь на две недели: пожилые супруги держались все время вместе, коротая время за негромкими беседами и игрой в шахматы, их спутник иногда выбирался с какими-то поручениями, – разумеется, уезжал он всякий раз ночью… В начале июля мои гости отбыли - Бог весть, куда, эти люди не имеют привычки сообщать о своих планах, – и я снова остался один на один со своими мыслями и заботами. Каким-то образом угадав мои проблемы со здоровьем, господин оставил мне флакончик какого-то снадобья. Что ж, от Невидимых можно ожидать не только нечеловеческой проницательности, но и вообще чего угодно. Надеюсь, этого зелья мне хватит надолго…».
Аврора перечитала эту запись несколько раз, удивляясь все больше.
«Господи, его покровители были волшебниками! – восторженно подумала она. – Волшебники, которых кто-то преследовал (может, инквизиция? Хотя на ту пору ее уже вроде давно упразднили…), могли тайно попросить убежища под этой самой крышей, а в остальное время управляющий следил, чтобы дом не пришел в упадок. Черт, а ведь я это чувствовала с самого начала! Это Ипполит повторял всякие глупости про прусского барона, - потому что у него нет воображения!.. Маги, чародеи, волшебные снадобья и тайны – сказка да и только. Они называли себя Невидимыми…»
Ничего больше интересного в бумагах не было, а если что-то из малозначительных записей на самом деле было шифровкой, – то она не могла ее понять. Записи оканчивались декабрем 1762-го: тот, кто писал, никак не подводил итоги года, а просто обрывал записи, хотя пустой бумаги оставалось еще прилично. Что ж, значит пришел черед снова отправляться к таинственному вращающемуся камню, чтобы раздобыть записи за более ранний период. Она тогда не сказала об этом кузену, но, основательно пошарив в тайнике, нащупала явно больше, чем один футляр.
Как на грех, Ипполит на ту пору уже отбыл к месту учебы, а потому Аврора дождалась ночи и, взяв свечку, отправилась на охоту за тайнами совсем одна, хотя сердце ее и замирало от страха. Впрочем, ничего страшного с ней не случилось – ну, за исключением разве что того, что в определенный момент ее рука нашарила в просторной нише за камнем что-то странное и спустя минуту извлекла оттуда совершенно ссохшуюся дохлую крысу, – видимо, ту самую, которую Ипполит слышал год тому во время каникул. Зато на сей раз Аврора разжилась аж тремя футлярами (а было их там гораздо больше), а крысу похоронила с почестями на задворках парка, – как-никак, эта зверюга оказалась хорошей разведчицей и погибла при исполнении воинского долга.
Все три футляра содержали бумаги за разные годы, и, с недельку посидев над ними в свободное время, девочка все же обнаружила среди всевозможных сведений о содержании хозяйства несколько настоящих перлов.
Почти в каждой из тетрадей было по две-три записи о визите тех самых «покровителей». Точнее – одного из них, хотя, возможно, всякий раз это были разные люди. Управляющий довольно пространно рассуждал об этом, пытаясь по памяти сравнить рост и комплекцию прошлого и настоящего визитеров, а гадать ему об этом приходилось по той причине, что каждый раз «покровитель» скрывал свое лицо под маской!
Черт побери, это было даже слишком загадочно, и слово «Орден» или «Невидимые», которое упоминалось всякий раз при описании данных визитов просто вгоняло Аврору в трепет, – как страшный, но сладостно-волнительный рассказ, прочитанный на ночь и лишающий сна на многие ночи вперёд. А когда она все же засыпала, то уже и во сне восторженные мысли о тайнах, заговорах, сражениях и незнакомце (или все же незнакомцах?) в маске и чёрном плаще уносили её в прошедший век.
Хранитель
«Похоже, я сегодня умру» - первая мысль, которая пришла ему в голову, была такой же ясной, как солнечные лучи, пробивающиеся из-за края плотной гардины. Не то, чтобы ему было как-то по-особенному плохо, или сердце частило больше обычного – он просто это знал, и осознание скорого конца не добавляло ему ни радости, ни скорби. Готов ли он к таким переменам? Да, и давно. Завещание в пользу Этьена лежит у нотариуса, то, что он должен забрать – в доме. Лично навестив старосту поселения и проставив ему несколько бутылок выдержанного вина из дальних углов погребка, он договорился о том, что Этьен может жить здесь до тех пор, пока не прибудут хозяева дома («Они за границей, а нынче война» - объяснение вполне устроило благодушного и прилично поддатого старика). То, что Этьену положено знать как временному управляющему, спрятано в надежном месте, которое можно найти с помощью шифровки, прилагающейся к тому же завещанию в отдельном конверте.
Да, душа его была спокойна, ибо он поступал честно. По отношению к Этьену: парень получит денежки, а если захочет и сможет договориться с хозяевами – то и неплохую должность управляющего. По отношению к прочей родне: они не захотели его знать – и он платил им той же монетой. Наконец, по отношению к своим работодателям, загадочным владельцам дома: он уходил, загодя приведя все в полный порядок и более того – он оставлял себе преемника, то есть когда кто-то из хозяев или гостей явится сюда – они найдут не заколоченный дом, а жилой, в котором все по-прежнему. Да, он не общался с хозяевами тесно и фактически они так и остались для него незнакомцами без лиц… Но, в конце концов, они спасли его и дали прожить остаток дней спокойно. Кто ж знал, что он, еще в принципе не старый мужчина, закончит свой век так быстро. «Может, моя мать и рожала дураков, - подумал он, вспоминая свою незадачливую жизнь. – Но она точно не рожала неблагодарных».
Аврора
Всего футляров с записями оказалось тринадцать штук, «чертова дюжина», и начинались они с ноября 1749 года. «Сегодня я заступил на должность управляющего гостевым домом в Ноане, провинция Берри, - гласила первая запись. – Это событие можно считать самым счастливым поворотом моей судьбы, и я не устаю благословлять Провидение, чудесным образом пославше мне моих покровителей. Чем объяснить то, что они выбрали на эту должность именно меня, отчаявшегося и одинокого? Тем, что я молчалив, умею хранить тайны и практически не имею родственников (а те, что есть, отвернулись от меня)? Тем, что я долго работал управляющим гостиницы (до того, как бездна азартных игр окончательно затянула меня в свои безумные недра)? Они освободили меня из тюрьмы Сен-Пелажи, куда я был заключен за долги, выплатив всю сумму моим кредиторам и фактически выкупив меня из этого бесконечного рабства, они привезли меня сюда – в уединенное место, где, как они сказали, моя страсть к рискованным играм сойдет на нет, ибо ей нечем будет подпитываться. Мне придется жить здесь одному, самому управляясь с хозяйством, - лишь на некоторые работы дозволяется нанимать работников из близлежащей деревни. Все это (а также уединенное расположение самого гостевого дома) преследует одну цель: редкие гости, которые здесь будет останавливаться, должны иметь возможность не просто сохранять свое инкогнито, но и пребывать здесь действительно тайно. Вверенная мне обитель – тщательно перестроенная и переделанная на современный лад часть старинной усадьбы – вполне вероятно, столь же древней, как находящаяся неподалеку средневековая церковь. Кто мои покровители? Я не знаю их имен и не видел их лиц, а черная маска на лице человека, доставившего меня сюда, наводит на мысли о том, что гостевой дом принадлежит некой тайной организации. Кто же они? Шпионы, заговорщики, может, некая таинственная религиозная секта? У меня нет ответа (и вряд ли он появится в ближайшее время), а потому в моем положении я должен благодарить, не любопытствуя…»
«Интересно, - подумала Аврора, – помнит ли моя бабушка этого управляющего? Ведь дом-то покупала она. Надо бы разузнать.» Она переписала себе в тетрадь все найденные интересные отрывки, а затем перетаскала футляры с «Хроникой гостевого дома Ордена», как она назвала найденные записи, обратно в тайник. Затем, собравшись с мыслями и тщательно отрепетировав перед зеркалом невинный взгляд, отправилась к бабушке – своему самому близкому человеку, той, что вырастила и воспитала ее.
Бабушка сидела в «голубом салоне» - красивой зале со стенами, обитыми голубым шелком и увешанными портретами предков и родственников: изображение самого знаменитого из них – прадеда Авроры графа и маршала Мориса Саксонского – понятно, на самом почетном месте. Мадам Дюпен до Франкей была одета в простое домашнее платье и довольно небрежно причесана, в руках – томик Вольтера, вокруг на креслах – три или четыре неоконченных вышивки.
- Что, дитя мое? – с порога спросила она, похлопав по сидению банкетки рядом с собой и сдвигая с места ближайшую вышивку. – Иди посиди со мной, побеседуй. Ты так редко это делаешь…
От бабушки слегка пахло вином. «Употребляю в умеренных количествах для бодрости духа, - говорила она всегда. – В моем возрасте и при моем положении – имею право». В общем-то, Аврору это на сей раз порадовало: меньше будет лишних вопросов.
- Бабуля, - осторожно начала она. – А у кого ты купила эту усадьбу? И что тут было раньше, ты же знаешь?
- У кого – прекрасно помню, - госпожа Дюпен повела все еще красивыми плечами. – Такого проходимца не вдруг забудешь. Он собирался бежать из страны – не потому, что боялся террора, как я, а потому что знатно нажился на своих махинациях и теперь хотел это все выгодно пристроить в условиях более стабильной экономики. Ты понимаешь, о чем я говорю? Стабильная экономика – это когда…
- Я знаю, бабуль, господин Дешартр объяснял. Так что с этим… проходимцем?
- Не говори таких слов, дорогая! – возмутилась бабушка, которая сама минуту назад обозвала его так. – Так вот, этот мсье Пиррон продал мне усадьбу и куда-то там уехал. Помнится, он еще и пытался за мной ухаживать – как же, я была тогда ооочень видная вдовушка…
Рассказ про господина, склонного к махинациям и пытающегося ухлестывать за ее бабулей, как-то не увязывался с записями, найденными в тайнике. Или это он специально, для конспирации? Так или иначе, Аврора задала следующий вопрос:
- А до него, до этого Пиррона или как его? Дом-то старинный, хоть и перестроенный.
- А бог его знает, - махнула рукой бабушка. – Впрочем… Давай посмотрим, все есть в купчей. Что-то мне даже самой интересно стало.
Бабушка встала, открыла один из ящиков большого шкафа орехового дерева, покопалась там с минуту и вытащила на свет деревянный футляр, похожий на один из ТЕХ.
- Тааак… Вот она. Ну смотри: господин Пьер Пиррон купил эту землю и дом в 1747м… Надо же, как раз в тот год, когда твой прадед стал маршалом Франции, и за год до моего рождения. Он неплохо так его перестроил, судя по плану. Ну и я малость добавила: оба сада и парадное крылечко – моя работа, раньше вместо сада был просто широкий луг… А купил он этот дом у какого-то там Этьена Парре, который Бог знает кто такой был… Ну а о том, чьим был этот дом раньше – здесь не говорится.
На этом месте Аврора внутренне сделала стойку, как гончая на дичь. Какого-то Этьена автор «Хроник» упоминал как своего наследника, то есть все сходится! Домом управлял тот, кто вел тайный дневник, потом, видимо, этот Этьен, который как-то стал его владельцем (где-то между 1762м и 1767м), ну а потом уже он продал усадьбу этому проходимцу Пиррону, а уж тот – ее бабушке. Что ж, копнем про Этьена – откопаем про Орден! Стоит спросить господина Дешартра – он местный, знает тут буквально все.