Воодушевлённая Гермиона на полном ходу встретилась с неожиданной преградой, едва не выронив увесистый горшок с собственноручно выращенным бубонтюбером. Ей удалось убедить профессора Стебль, что это можно сделать не только в тепличных условиях. Маленькое открытие, маленькая победа. Девушка собой чрезвычайно гордилась. Приятное тепло циркулировало по телу от предвкушения реакции профессора. Она оказалась права. Опять.
– Клянусь бородой Мерлина, Гермиона! Если он начнёт плеваться гноем, то полетит с Астрономической башней! – лицо Джинни вытянулось, когда подруга притащила горшок в спальню девочек.
Пришлось попросить Джин присмотреть за ним. У нее маленькому беззащитному бубонтюберу было бы небезопасно. Отнести его сюда было разумно. А она всегда старалась поступать разумно.
– Джин, бубонтюберы чрезвычайно прихотливы, если я докажу, что их можно выращивать в домашних условиях, это существенно увеличит...
– Я все сказала! Будь ему хорошей ответственной мамочкой, и никто не пострадает! – отрезала подруга.
Гермиона только вздохнула. Что ж. Видимо ей действительно придётся стать ему мамочкой, лишившись сна на пару недель. Но она была упряма. Оно того стоило.
И вот все её многодневные труды чуть было не пошли прахом из-за... Ну конечно! Его слизеринское величество! Платиновый хорёк собственной персоной!
Потревоженный бубонтюбер яростно зашевелил скользкими щупальцами, протянувшись к нарушителю его спокойствия.
– Эй, Грейнджер! – парень резко отпрянул в сторону, прекрасно зная об особенностях этих милых растений. – Вечно ты с собой какую-нибудь херню тащишь! То Поттера с Уизелом, то эту слизь в горшке!
– Мерлин, Малфой! Ты чуть было не загубил мою лабораторную! – выдохнула Гермиона. Она держала растение на вытянутых руках, опасаясь, что оно начнёт мстить всем подряд, в том числе и своей благодетельнице.
– А ты чуть не загубила мою мантию, которая стоит как дом рыжего семейства твоего нищего дружка! – раздражённо ответил Малфой, стряхивая с одежды существующую только в его воображении пылинку.
Его свита, уже успевшая подтянуться к своему принцу, жадно прислушивалась к их диалогу. Крэб и Гойл, даже не уловив сути конфликта, начали подобострастно гоготать.
– Не обеднеешь! – фыркнула девушка. – Папочка купит новую. Или... Ой! О чём это я? Его вряд ли выпустят из Азкабана на шопинг!
– Прикуси язык, поганая грязнокровка! Найди применение своему рту получше – оближи своего нового питомца! Хотя... Даже его после такого стошнит гноем!
Малфой плавным, но очень быстрым движением, сделал рывок в бок, обходя её вытянутую руку с горшком, и вырастая буквально в паре сантиметров от девушки. Мерлин! Какой же он стал высоченный! На голову, а то и на полторы выше Гермионы. И уже не такой тощий. Плечи раздались, скулы и подбородок вырисовывались ещё чётче. Волчонок превратился в волка. И злость в нём вспыхивала все так же быстро.
На миг девушка испугалась, что он её ударит. Зачем он приблизился?
Просто эффект неожиданности. Он ничего ей не сделает. Они в школе. Это довольно часто используемый путь к теплицам, так что кто-то обязательно увидит. Он не посмеет. Просто не посмеет...
Она гордо вздернула подбородок.
– Или что? Завалишь меня своими скучными оскорблениями и пустыми угрозами?
– О, ты не представляешь, что я могу с тобой сделать, мелкая сучка!
Что-то в его голосе, какие-то вибрации, резко прошлись вдоль по её позвоночнику, заставляя мелкие волоски на загривке встать дыбом.
– Ты ничего мне не сделаешь, Малфой! Иначе тут же отправишься вслед за своим отцом! Наверняка, дементоры будут так рады тебя видеть, что расцелуют при встрече!
– Что ж... Это было опрометчиво с твоей стороны, Грейнджер, – внезапно его голос стал очень спокойным. Но это тон... Ледяной. Мерлин! Лучше бы он на неё наорал. В этих его словах чувствовалось обещание. Окунавшее её то в лаву, то в жидкий азот.
– Отойди, Малфой! – Гермиона с сожалением отметила, что её голос всё-таки дрогнул.
Парень удовлетворённо цокнул языком.
– Я из-за тебя могу уронить горшок с бубонтюбером!
Будто для него это аргумент.
– Да в жопу себе засунь его уже, – с досадой ответил парень. Он уже успокоился, преувеличено аккуратно обходя её и возвращаюсь к своей компании.
– Он туда не поместится! – машинально огрызнулась Гермиона.
Понимание того, что ляпнула, прошло по ней резким жаром, опалившим кончики ушей. Хорошо, что они были скрыты волосами. Чего не скажешь о пылающих скулах и щеках.
Собственными руками вручила ему козырь.
– Какая неприкрытая попытка набить себе цену, грязнокровка! – зло хохотнул Малфой. Его глаза, впрочем, оставались опасно холодными. Растекающаяся ртуть. Стальной блеск.
– Она нам тонко намекает, что Поттер с нищим ещё не все дырки ей растарабанили, – радостно подхватил Тео.
Малфой закатил глаза. Если где-то запахло смрадом жопно-сортирного юмора, Нотт не сможет пройти мимо.
– Да, Грейнджер! Продемонстрируешь нам вместительность своего анального отверстия? – подтрунивал подошедший чуть позже Флинт, но тут же разобравшийся, что к чему. Это не Крэб с Гойлом, чувствует кровь как истинный слизеринец и знает, куда вцепиться, чтобы побольнее. – Готов лично проверить. Ручаюсь, что мой член толще, чем у твоих дружков. Даже если их соединить и сложить вдвое.
Малфой прищурился, наблюдая за реакцией.
Грязнокровка напряглась как струна. Её нижняя губа дёрнулась, глаза сперва сузились, а потом резко расширились. Кажется, девчонка была на грани истерики. Вот-вот забудется и прижмёт к сердцу этот сраный бубонтюбер. Чем это было чревато, Драко не надо было рассказывать. Один плевок гноем – и она загремит в больничное крыло минимум на неделю. Заманчивая перспектива, если бы не…
Чёртово аристократическое воспитание! Они шутили слишком... Это было грязно. Грязно даже для грязнокровки.
Он не смог себе отказать в удовольствии. На какой-то краткий миг. И её алое лицо, чуть приоткрытый в возмущении рот, стеклянные глаза, готовые наполниться слезами. Он жадно впитал эту картину, запоминая каждую черту. Щедрое угощение для его души.
Гермиона не была уверена, что он услышал её. Так тихо она это произнесла. Кажется, даже сама не слышала звука собственного голоса.
Но Малфой на слух не жаловался. Он все отлично расслышал. Парень выпрямился на диване, небрежно стряхнул на пол перо и пергамент.
Гермиона отстранённо отметила, что он делал какой-то доклад. Слизеринец внимательно смотрел на неё. Ничего не говорил. Ждал продолжения? Выражение лица – нечитаемое. Никаких эмоций. Тем более она сама их щедро расплескала по всей гостиной, на двоих хватит, еще на сдачу домовику останется поохать.
Забавно, но за эти пару месяцев, что они жили вместе в Башне старост, он изучил её достаточно хорошо. Если не перебивать, то грязнокровка сама выдаст всю информацию, она из нее вытекала из дырявой винной бочки.
Гриффиндорка упала в кресло, раскидав руки по подлокотникам, и, не глядя на него, заговорила:
– Несколько часов назад. Её обнаружили младшекурсники. Девушка училась на Когтевране, я ее не знала, кажется, у Джинни есть какие-то общие знакомые с ней… Мерлин, неважно!.. Амалия Винерс вроде бы. На курс младше нас. Это было, – девушка сглотнула отказывающуюся течь по гортани слюну и выдержала долгую паузу, словно решаясь прыгнуть в воду с большой высоты. –Как её убили... Кто-то выпустил из неё всю кровь. И вытащил внутренние органы. Они были разложены полукругом над головой… Это все… без применения магии, магловским способом. Мне даже сложно представить, как это возможно. Кто мог так...
Она сама не понимала, зачем рассказывает ему. Самым разумным объяснением было – он тоже староста, а это важная информация. Охрененеть, какая важная. Или же она просто начала… привыкать к нему. Бред, с Малфоем такое невозможно. Это все равно что привыкнуть к постоянно кровоточащей ране.
Ладно. Ей над было с кем-то поделиться. И пусть он сейчас скажет что-то… малфоевское. В своем духе. До одури циничное и отрезвляющее.
Гермиона сфокусировала взгляд на одной точке на корешке какой-то книги о магических существах. Вроде бы она её ещё не читала. Эти книжные полки – единственный островок, отражающий её личность в этой гостиной. Всё остальное было малфоевским. Он доминировал, давил. Наверное, поэтому ей не особенно нравилось тут находиться.
По большей части слизеринец проводил время в гостиной один, сидя на подоконнике и глядя в окно. Иногда потягивая непонятно откуда взявшийся огневиски. Изредка заходил Забини.
И девицы, конечно. Регулярно.
С Блейзом они обычно лениво перебрасывались картами на диване, замолкая при появлении Гермионы.
Мерлин всемогущий, зачем все-таки она рассказывала ему все это!? Лучше бы подождала хоть пару часов, пока эмоции улягутся. Делиться с Малфоем первым впечатлением – это как показать акуле свежую рану. Небезопасно. Со шрамами другое дело. Они акулам неинтересны.
Сосредоточить взгляд на чём-то простом и привычном.
Гермиона сама не понимала, почему это убийство произвело на неё такое впечатление. Конечно, оно было чудовищным, варварским, ужасным, но всё-таки она видела смерти раньше. Она, черт побери, участвовала в войне! Трупы не были для неё чем-то из ряда вон. И всё-таки...
Она призналась себе, что это страшное происшествие выбило её из колеи. Она-то надеялась, что всё наконец-то закончилось. Волдеморт побеждён, они могут спокойно учиться, ходить на вечеринки, быть безрассудными подростками, пусть и со взрослыми глазами… Закончить Хогвартс, устроиться на работу, жить обычную жизнь обычных магов. Нормально. Нормально! Насколько это возможно для тех, кого заставили стать воинами в детском возрасте.
И вот жизнь подкидывает... Изуродованный труп в школу. В самое, блин, безопасное место. В Хогвартс. Эта шутка уже стала более бородатой, чем сам Мерлин.
– Где это случилось? – наконец-то подал голос слизеринец. – Хватит пыхтеть, Грейнджер!
Он был спокоен. Всё ещё чуть-чуть хрипел после сна. Обычный Малфой, ведет себя как обычно, грубит ей. И это неожиданно… успокоило. Мир пока на месте. Вот почему она рассказала ему. Он не станет вопить, хлопать себя по ляжкам, стенать о том, как страшно жить. Он и так знает, что страшно.
– В подземельях, недалеко от гостиной Слизерина, – ответила Гермиона уже спокойнее, впервые пристально оглядывая его за всё время своего монолога.
Малфой ответил ей прищуренным взглядом.
«В чём-то подозреваешь меня, грязнокровка?».
«Не надо уметь читать мысли, чтобы понять».
«Я всегда подозреваю тебя, Малфой».
Что-то такое она хотела бы вложить в свой взгляд. Он, вероятно, понял. Ха-ха, они с Драко Малфоем понимали друг друга без слов, жили вместе и дежурно собачились. Какая идиллия.
– Что когтевранка там делала?
– Понятия не имею! – огрызнулась Гермиона. – У неё уже не спросить, язык тоже отрезали, и он валялся где-то в районе её уха.
Мерлин! После войны она стала такой циничной. Ей самой было стыдно за своё несдержанное высказывание. Но перед Малфоем она не хотела бы этого показывать. С ним она была с одной стороны более закрытой, чем с остальными, постоянно ожидая атаки, с другой – более искренней. На него можно было вывалить свои непереваренные эмоции, так как за его чувства она нисколечко не переживала.
Парень прищурился.
– Откуда ты знаешь такие подробности, Грейнджер? Где что валялось…
– Вообще-то я староста, Малфой! – немного неуверенно ответила девушка. Но ее голос предательски подскочил почти на целую октаву.
– Конечно-конечно! Наверняка, это Снейп с Макгонагалл наперегонки понеслись сообщать тебе столь необходимую информацию. Ведь для того, чтобы оповестить студентов и усилить меры безопасности, обязательно необходимо знать, в каком порядке убийца расположил её органы на полу.
Гермиона прикусила щеку изнутри и постаралась не краснеть, но это было выше её сил.
Малфой всё видел. Видел её смущение. Ее злость на себя. Надо было все-таки подождать, пока песчаная буря внутри уляжется.
Драко совершенно не хотелось идти. Но он понимал, что Снейп там точно будет, и он непременно заметит отсутствие крестника.
Деятельная Грейнджер уже унеслась вслед за Эббот, на ходу задавая ей какие-то вопросы дрожавшим от напряжения голосом.
Недопитый кофе она сунула на каминную полку. Совершенно варварски. На какую-то книжку поставила. Что свидетельствовало о крайней степени смятения. Да что с ней такое? Привыкла уже к спокойной жизни?
Правильнее сказать – отвыкла от войны.
Драко поморщился. Кружка удивительно быстро наполнила карамельным ароматом гостиную. Почему-то он показался Драко удушливо-приторным. Его было много. Как и грязнокровки в его жизни.
На книге останется уродливый коричневый кружок. Почти наверняка. Можно было бы настучать на неё Мадам Пинс, вдруг фолиант из библиотеки? Он пару секунд повертел эту мысль в голове, смакуя образы краснеющей до кончиков ушей Грейнджер, которую библиотекарша станет отчитывать словно первокурсницу своим скрипучим голосом.
Нет, Малфой, как-то мелко. И правда, сошло бы ещё для первого-второго курса. Сейчас надо бы придумать что-то посущественнее. Мыслить более масштабно. Но сегодня ему было лень тратить свой талант на выдумывание пакости грязнокровке.
Вздохнув, Малфой поднялся с дивана. Подумав, решил не надевать мантию. Если кто-то предъявит ему за отсутствие формы, скажет, что просто находится в глубочайшем шоке от потери такой замечательной студентки как... как там её?
Зал уже был полон народа. Студенты возбуждённо переговаривались. Младшекурсники выглядели испуганными, старосты, включая Грейнджер, успокаивающими пчёлками носились от одного к другому, опыляя своей лживой уверенностью и спокойствием.
Уж он-то знал, насколько её уверенность была лживой.
Стол Слизерина практически заполнен, он заметил Забини, Паркинсон и Нотта, и решительно двинулся к ним.
Утирать сопли мелкоте Драко не собирался. В конце концов, они же слизеринцы, пусть сразу привыкают к суровой правде жизни и закаляются, мелкие сучата. Им и так достался спокойный, зализывающий раны и притихший после войны, мир.
Ну почти притихший.
Снейп о чём-то сквозь зубы переговаривался с Макгонагалл. Он выглядел так, словно совершенно не хотел здесь находиться. Впрочем, он всегда так выглядел на людях. И если у зельевара и было место, где ему нравилось, то там, скорее всего, живых людей быть не должно. Подземелья и кладбища ему идеально подойдут.
Опа.
Плохо, Малфой.
Люциус за такое шибанул бы тебя чем-нибудь болезненным, как тупую псину, не поддающуюся дрессировке.
Как он мог не заметить? Отец учил его, что хороший боевой маг должен максимально быстро сканировать пространство любого помещения, замечая малейшие детали.
А эта деталь была совсем не маленькой.
Посреди зала в воздухе висел гигантский портрет. Улыбающаяся блондинка. Она тянула в сторону свои огромные, неестественные, не живые (теперь уже и в прямом смысле) губы.
Почему-то Драко подумал, что если бы это он убил её, то отрезал бы их. Они были неправильными, чужими на этом лице.
Он тряхнул головой, чтобы отогнать наваждение. Подобные мысли довольно часто появлялись у него в голове и постепенно перестали напрягать. Он сросся с этой херней.
Что будет, если со всей дури швырнуть об стену кошку Филча? Ну это почти скучно. Таким вопросом задавался почти каждый ученик, застигнутый животиной после отбоя и удирающий прочь под её хриплое, но гулкое мяуканье.
Как отреагирует Паркинсон, если оттрахать её в рот в кабинке мужского туалета, держа за волосы и не давая сделать достаточно глубокого вдоха, заставляя задыхаться? Отлично отреагирует. Он уже проверял. Отряхнет колени, поправит юбку и соблазнительно улыбнётся, слизывая остатки его спермы из уголка рта. Эта девушка – определённо то, что ему нужно.
Фантазии о том, как Поттер падает с метлы и летит с высоты фунтов в сто, разбиваясь в лепешку, – тоже абсолютно естественны для него. Если рядом всмятку расшибётся его нищий рыжий прихвостень – вообще отлично.
В принципе, мысли о том, чтобы причинить кому-то боль, преследовали его довольно часто. Но мало ли какие у человека мысли… Ему хватало квиддичного поля, чтобы выпустить злость. А ещё секс. Не то чтобы девицы были в восторге, но ведь Драко никого из них не принуждал. Скорее наоборот. Они сами висли на нём гроздьями.
Так что…
Он же не какая-нибудь правильная Грейнджер, чтобы ужасаться подобным вывертам своего мозга. Наверняка, после того, неплохого, надо признать, удара на третьем курсе, когда она разбила ему лицо, грязнокровка неделю трепетала в душе от собственной жестокости.
А ему… просто иногда было любопытно.
Её обожаемые маглы постоянно делают это. Вскрывают трупы, заражают подопытных животных страшными болезнями, изобретают смертоносные бомбы, по сравнению с которыми все их убивающие и пыточные заклинания просто детский лепет… Только ради того, чтобы ответить на самый банальный вопрос, двигающий науку маглов вперёд: «а что будет, если...?»
И, пожалуй, из всех волшебников только Волдеморт больше всего подходил на роль сумасшедшего учёного от мира магии. Он проводил все эти безумные эксперименты над самим собой и над другими, с одной лишь целью - обрести бессмертие. Он обладал всеми необходимыми для этого качествами: запредельный цинизм, нездоровое любопытство, полнейшее отсутствие эмпатии. И он не был стеснён никакими общепринятыми нормами. Единственное существо, которым он дорожил, была Нагайна. И то только потому, что она являлась крестражем, частью его души, от которой зависело его бессмертие.
Лордом практически невозможно было манипулировать, потому что у него не было чего-то хрупкого, чем он дорожил. А кто-то мог прийти и разбить это на миллион осколков.
Драко готов был служить ему, убивать для него, принимать пытки, испытывать нечеловеческие муки, принять метку, уничтожить собственную душу… Любая ебаная хуйня… Если бы это позволило спасти Нарциссу. Ебучая слабость, с которой он ничего не мог поделать. Женщина, которая его родила, вырастила, заботилась. Она отдала ему так много, что он не был уверен, хватит ли ему жизни, чтобы выплатить долг.
Авроры обшарили каждый уголок, пытались сунуть нос под каждый кирпич.
Две недели прошло. И вроде бы разговоры поутихли. Обсуждать это надоело, ничего нового. История стала обрастать слухами. Некоторые сплетни передавали таким громким шепотом, что от них невозможно было отвернуться.
Разумеется, его вызывали на допрос. И не раз.
– Где вы были в момент инцидента?
– А с кем вы были?
– А что вы делали?
– Случались ли у вас последнее время конфликты с маглорождёнными?
– Вы всё ещё придерживаетесь взглядов вашего отца касательно нечистокровных волшебников?
Конфликты с маглорождёнными. На этом вопросе он едва не фыркнул. Да он находился в состоянии перманентного конфликта с одной конкретной... грязнокровкой.
Пожиратель смерти.
Предвзятость.
Это было неудивительно. Он сын Пожирателя смерти. И сам бывший Пожиратель. Оправданный, но видимо не в той же степени, как тот же Снейп, например.
Если бы не запрет директора, они бы влили в него литр сыворотки правды.
Драко бесился и предлагал им притащить омут памяти, чтобы полюбовались, как он дрых на диване в гостиной все эти несколько часов.
Авроры, седой мужчина и высоченная, худая как палка, тётка с манерами старухи Макгонагалл, вежливо качали головами и говорили, что в этом пока нет необходимости.
Пока нет необходимости.
Пока!
Что ещё вы хотите? Вы же уже нашли убийцу. Узнать, не помогал ли ему кто-нибудь кромсать грязнокровку на части и художественно раскладывать их на полу?
Кто-нибудь с уродской чёрной меткой на коже.
– К слову, ваша метка… она..., – седой аврор поднял на него взгляд мутных голубых глаз и твёрдо продолжил. – Можно взглянуть на неё?
Прямо-таки к слову.
– Нет, – нагло ответил Малфой, тоже не отводя взгляд. – Если вам интересно, эта вульгарная безвкусная картинка всё ещё на месте. Разве что немного поблёкла. К сожалению, со смертью Лорда она никуда не делась.
– Всё ещё называете его лордом?
В парня тут же упёрся цепкий взгляд тёмных глаз. Ведьма прищурилась, посылая ручейки морщин к вискам.
Драко пожал плечами.
Это была привычка. Но, чёрт возьми, он не собирался оправдываться перед этими уёбками.
Некоторые Пожиратели, чтобы обелить свою репутацию, после войны проклинали Волан-де-Морта последними словами.
Малфою не хотелось всего этого. Он неизменно кривился, читая в «Пророке» откровения очередной "жертвы обстоятельств". Он бы назвал Реддла безносым лысым хреном в лицо. И был готов к тому, что это будут его последние слова.
Если бы не Нарцисса. Близкие делают людей слабыми, привязывают к этому миру, заставляют терпеть все его несовершенства и всю боль, которую он несёт.
Метка.
Блядская уродская отметина, бесившая его. Каждую грёбаную секунду, стоило взгляду лишь мазнуть по ней.
Он пытался от неё избавиться. Он перепробовал ёбаную кучу способов. Срезал слоями кожу тонким лезвием.
Но она появлялась вновь. Словно издеваясь – прямо поверх оголенного мяса и мышц. Однажды он чуть было не дошёл до кости, убирая слой за слоем. Зажав в зубах собственную волшебную палочку, снова и снова заносил опасную бритву. Но череп продолжал равнодушно глядеть на него пустыми глазницами.
Выжигание. Он привык к боли, уже практически равнодушно смотрел, как кожа краснела, натягивалась, пузырилась и лопалась. Хоть Поппи никогда и не жаловалась, но это был менее кровавый способ. Так что меньше уборки для его эльфийки. Разве что мерзкий запах горелой плоти по всей комнате, который не выветривался. Но метка всё равно проступала поверх ожога.
Салазар! Он даже попробовал магловский способ. Лазер или что-то в этом духе. Так маглы сводили свои неудачные тату.
Но уже через пару минут после выхода из салона руку снова обожгло тупой болью. Ему даже не нужно было закатывать рукав, чтобы убедиться. Проклятая метка снова была на месте.
Он знал, что метка – нечто большее, чем просто картинка под кожей. Это была отравленная магия в его теле. С которой он ничего не мог поделать. Как бы ни старался.
Казалось, он чувствовал, как она снова и снова отравляет его кровь расползаясь, а сердце услужливо перекачивает её по всему телу. И, возможно, внутри него тёк один лишь проклятый яд. Гораздо хуже, чем то, что Малфой видел под кожей грязнокровок. Гораздо опаснее.
– Почему хотите избавиться от неё? – черноволосая девчонка, у которой даже овал лица обрамляли какие-то цветочные узоры, с любопытством посмотрела на него, когда он устроился в кресле и закатал рукав чёрной рубашки. - У вас такая идеальная кожа, - она аккуратно взяла его руку и провела татуированным пальцем по центру метки, заставив его напрячься. - Такая бледная. Чёрная однотонная картинка смотрится на ней просто шикарно. Минималистичные тату сейчас в моде. Если хотите, можем добавить к ней что-нибудь. Например, имя вашей девушки. У вас есть девушка?
Малфой едва не закатил глаза. Если бы ей удалось... Если бы она избавила его от метки, то он бы, возможно, пригласил её на свидание. И даже трахнул бы потом. Просто, чтобы посмотреть, где заканчивается эта виноградная лоза, оплетающая её руку, переходящая на грудь и ныряющая в декольте.
Но чуда не случилось.
– Минималистичные тату в моде! - передразнил Малфой девчонку, сидя в гостиной Слизерина и рассказывая Забини об очередной неудачной попытке. - Знаешь тех девок, которые не знают, что означает эта картинка, такое заводят.
- Ага, тебе бы ещё железяку в бровь, кожаную куртку и мотоцикл, - задумчивого поддакнул Блейз, оценивая на свет содержимое своего бокала с огневиски. - Только вот череп со змеёй - это как-то банально. Было бы прикольнее, если бы череп держал в зубах откушенный член, например.
- По-моему, это как-то по-гейски, - ответил Драко, закидывая длинные ноги на кофейный столик. – Или что это, по-твоему, должно означать?
- Ну, типа как знак "не входи, убьёт!", - мулат с наслаждением сделал большой глоток горячительного.
– Черные? – переспросил он.
Малфой решил, что она просто отвлекает его внимание, чтобы... Чтобы что? Сбежать от него?
Какого хрена она всё вечно портит?! Почему бы ей просто не заткнуться и не дать ему рассмотреть получше? Понять себя, прислушаться… Драко готов был пригвоздить её на месте заклинанием, чтобы она не рыпалась, и он мог понять, что вообще с ним произошло? Это нечто случайное или её родинка действительно отвлекла его? И в ней ли вообще дело? Ну, не в Грейнджер точно! Она только добавляла головной боли!
Может быть, ему просто показалось, что она смотрится пикантно. Мило? Привлекательно?
И отдельно от грязнокровки, разумеется. Такое ведь возможно? Ему могли нравиться волосы, задница, тонкие запястья девушек, но при этом они не привлекали его… целиком.
В контексте истории с расчленёнкой в школе, прозвучало как какая-то черная ирония.
Салазар! Со всеми этими допросами, убийством, суетой и напряжением он забыл, когда последний раз задирал девчонке юбку, чтобы оттрахать где-нибудь в пустом классе или тёмном коридоре. В таких тяжелейших для его либидо условиях не удивительно, что какая-то паршивая родинка возле пупка заставила его зависнуть. Просто надо не мудрить лишнего, и найти Пэнси.
Да, именно так он и сделает. Наверное, завтра.
– Да, – она постаралась отодвинуться от него подальше и быстро облизнула губы.
Драко мрачно проследил за движением её языка.
Определённо, ему была нужна Пэнси.
Гермиона не знала, что еще сказать. А он молчал. Нависал над ней. Мерлин всемогущий, почему он не может быть хоть на пяток дюймов пониже? Может, тогда это мерзкое ощущение беспомощности и давления было бы слабее? Да кого она обманывает? Это Малфой. Даже будь он ниже её ростом, всё равно смотрел бы на неё как на букашку. Океан презрения и самодовольства в каждом его… Кстати! Его глаза вернулись, чернота схлынула с радужки как-то уж слишком быстро. Она даже не успела отследить этот момент. И не находила ему объяснения.
Зрачки могли так расшириться, если ему вдруг пришло в голову использовать магловские препараты. Зачем-то. Глупость. Да и не сужаются они потом так быстро.
Более верный способ – применение непростительного. Своеобразная печать. Но, насколько Гермиона знала, такой эффект появлялся после многократного применения. Ну или длительного. Как, например, у Лестрейндж. Её глаза были черными. Абсолютно. Тьма её души полностью поглотила радужку. Эта ведьма сама вряд ли помнила, какой у неё на самом деле цвет глаз.
– Думаю, это очередная тупая трата времени на разговоры с тобой! Я спать! Не смей шуметь! Ползи лучше в свою нору и сиди там тихо до утра!
Его голос звучал скорее устало, чем злобно, а последнюю фразу он договаривал на ходу. Уже поднимаясь по лестнице. Вряд ли сегодня будут силы на душ. Странно. Моментов, когда он мог вырубиться мгновенно, как тогда над докладом для старухи, стало меньше. Других он и не помнил уже, если совсем честно. Но сейчас его клонило в сон, и он не собирался упустить это состояние. Слишком редкое, как стояк у тридцатилетнего старпёра. Салазар, если с ним такое случится, лучше раньше сдохнуть! Не хватало только превратиться в своего деда, у которого секс был ещё при Мерлине.
И всё-таки сон. Надо было что-то делать с этим. Он не обольщался. Завтра так легко уснуть, скорее всего, не получится. И когда зелье сна без сновидений перестало работать? Надо попросить Нарциссу прислать ещё. Это, наверное, выветрилось…
…
Гермиона таращилась ему в спину, пока её не слизнула темнота. Последним растворился белобрысый затылок. Она прислушалась к звуку хлопнувшей двери и перевела взгляд на уродливое пятно на лакировке. Вздохнула и, ещё раз быстро глянув в сторону лестницы, пробормотала латающее заклинание. Края лакировки сползлись друг к другу.
Почему всё нельзя чинить так просто? Обладая магией, они не так уж и отличались от маглов. Войны, предрассудки, неприятие непохожих, ещё и рабство… Определённо. Обычное общество в каких-то вопросах продвинулось гораздо дальше магического. Хотя везде были экземпляры вроде Малфоя, которые тормозили воплощение и развитие всех гуманистических идей.
Ей нужно будет поговорить с мальчиками. Или с Джинни. Гермиона надеялась, что её глобальный проект по травологии не сгинул у неё под кроватью в спальне девочек. После той позорной стычки с шайкой Малфоя, она показала горшок с бубонтюбером профессору Стебль, и та была весьма впечатлена результатами. Сказала, что если ей удастся ещё на месяц продлить ему жизнь вне теплицы, то получит «превосходно» и может в этом году больше не посещать её занятия, так как учить девушку больше нечему.
Вот только Гермиона не проверяла, как там дела у «питомца» и беззастенчиво скинула его на подругу. Не получалось из неё хорошей мамочки, как ни крути.
…
Утро началось шумно. Драко смотрел в потолок, и думал о том, что шум, вероятно, был продолжением сна. Беспокойного, мельтешащего, с кучей каких-то людей, мёртвых и живых.
Кошмары не были для него чем-то из ряда вон.
…В этот раз весь замок был в крови. Она топила его, и в ней плавали части тел, а люди-расплывчатые тени, в панике неслись куда-то. Драко шёл вперед, по колено в густеющей, почти чёрной липкой жиже. Он сам не знал, куда направляется, но продолжал двигаться, лишь брезгливо отталкивая палочкой слишком близко подплывшие человеческие конечности…
Не оригинально. Можно было нарисовать что-то пострашнее. Его воображение явно сдавало позиции.
Мерлинова мошонка, пусть эти голоса тоже будут частью кошмара!..
Поттер и Уизел.
Раз её придурки заявились сюда, значит произошло нечто беспрецедентное.
Какое-то время он таращился в потолок, пытаясь прислушаться. Толстые стены и расстояние скрадывали четкость звуков.
Драко вздохнул и рывком откинул одеяло.
Возбуждённые голоса самых главных утырков Хогвартса не утихали. А значит, ему придется вмешаться. Иначе они решат, что могут заявляться сюда когда угодно. Стоит только ослабить контроль, наползут как тараканы.
Перед входом в гостиную башни старост было непривычно оживленно. Четыре эльфа под руководством Филча, пыхтя, тащили огромный портрет какой-то волшебницы.
Из-за образовавшегося столпотворения Малфою пришлось остановиться.
Грейнджер стояла с другой стороны, внутри гостиной, сложив руки на груди и критически осматривая творящуюся перед ней суету.
– Что за хрень происходит? – сцепив зубы, процедил парень.
Один из эльфов невольно бросил на него взгляд, реагируя на недовольную интонацию волшебника, и едва не выпустил уголок портрета, уронив его себе на ногу. Остальные недовольно загудели. Негромко, впрочем.
– Мистер Малфой, – Филч резко обернулся, и вложенные в его голос ядовитые интонации вполне могли бы посоперничать с малфоевскими. – Замена дверного портрета, не видите разве?
– На хер его вообще менять?!.. Твоя идея, неугомонная грязнокровка?
В присутствии Филча Малфой мог себе позволить не стесняться в выражениях. Война и всё пережитое окончательное стёрли любой намек на субординацию. Хотя он и раньше не особенно уважительно относился к завхозу-сквибу. Да и к остальному персоналу школы.
Малфой раздражённо шагнул вперед.
Салазар. Если это очередная тупая затея Грейнджер…
Девушка, всё это время наблюдавшая за эльфами, вздрогнула и всплеснула руками:
– Мерлин, Малфой, с чего ты решил, с чего ты решил, что я стану этим заниматься?!
Гермионе хотелось верить, что слизеринец ненавидел всех одинаково. Но остальные не получали, к сожалению, столько его негативного внимания.
Неожиданно за девушку ответил Филч:
– У вашего предыдущего портрета случился нервный срыв, и он отказался оставаться в этой башне.
«Вы даже портрет довели. От вас одни проблемы», – красноречиво говорил его взгляд.
– У директора и так полно забот. Ему некогда заниматься истериками портретов. Поэтому он просто распорядился заменить его.
Как всегда, когда речь заходила о представителях школьной власти в голос Филча невольно добавлялась подобострастная нотка.
Малфой закатил глаза.
– А какого хрена четыре эльфа тащат этот херов портрет? Один мог быстро вставить его в дверной проём с помощью магии.
Он сказал это просто, чтобы к чему-нибудь придраться. Было плевать в общем-то.
Но ручная работа в Хогвартсе действительно выглядела глупо. Тут практически всё держалось на магии. Драко иногда казалось, что, если убрать отсюда всех волшебников и забрать всю магию, эти стены рухнут мгновенно. А ведь в детстве они казались ему незыблемыми.
Прошло слишком много времени, и случилось достаточно много дрянных вещей, убедивших его в обратном.
– Пожелание наездницы, – отмахнулся старик.
Кого?
Драко мельком глянул на портрет, поняв, что волшебница была изображена верхом на вороном коне.
– Поднимите повыше! А теперь вставляйте в петли! – Филч отвлёкся на эльфов, отворачиваясь от Малфоя.
Тот решил, что ему тут делать нечего, обошел завхоза и раздражённо протиснулся в дверной проём, оттолкнув плечом все еще зависавшую там грязнокровку.
– Они справятся без твоего участия, Грейнджер. Тебе не обязательно контролировать всё, что происходит в школе. Пытаться быть в курсе всего тебе всё равно не поможет. Лучше иди к себе и прячься под одеялком, а то вдруг объявится очередной любитель заглянуть поглубже во внутренний мир грязнокровок.
Гермиона вздрогнула и оторвала взгляд от суетящихся эльфов.
– О, мне показалось, или ты переживаешь за меня, Малфой?
Он остановился и замер, одобрительно цокнув языком. Определенно, золотая девочка приходила в себя. Она немного оправилась и становилась сама собой. И ему это… понравилось.
Ему гораздо меньше нравилась тревожная, закусывающая губы и заламывающая руки Грейнджер. Думающая так оглушительно громко и напряженно, что гостиная того и гляди могла заполнится повалившим из ее ушей дымом.
Он сам пребывал не в лучшем состоянии, то мучаясь от бессонницы, то вырубаясь, чтобы окунуться в очередной кошмар.
И ему нужно было что-то для равновесия рядом.
– Не смогу уснуть, представляя, что ты стала жертвой маньяка. Столько мыслей в голове, все пытаюсь сосчитать, на сколько частей тебя можно разделать, – в тон ей язвительно ответил парень, растягивая уголки губ в довольной улыбке.
– Откуда ты знаешь, кто такие маньяки?
В её голосе тут же появилось сковывающее связки напряжение.
Страшно, грязнокровка?
Я знаю, что тебе страшно.
Поэтому он, разумеется, сделал то, что сделал бы Малфой.
Не ответил.
Решил сохранить интригу. Развернулся и направился к лестнице.
Она не опустится до того, чтобы бежать за ним как собачонка, пытаясь заглянуть в глаза и найти там ответы на свои вопросы. Будет тихо терзаться ими в темноте своей комнаты.
Малфой поднялся к себе и упал на кровать, стряхнув ботинки. В последние дни он часто торчал в гостиной Слизерина. У Блейза уже, кажется, заканчивались запасы бухла. Ещё одно убийство – студентам нечем будет снимать стресс и в ход пойдут самодельные паленые зелья. Тогда слизеринцы выпилят сами себя на радость остальным трем факультетам.
Это был просто какой-то ёбаный сюр.
Убийцу нашли только на следующий день. В этот раз он не потащился в свою спальню, а зачем-то сбежал в совятню. Лежал там на полу, свернувшись калачиком и тихо скуля.
Блетчли.
Ебаный Мерлин!
Снова слизеринец.
Это уже была нехорошая тенденция.
Шепотки где-то рядом, за спиной, сбоку, они ползли по безразлично холодным каменным стенам, окутывали их.
Студентам Слизерина, даже младшекурсникам, приходилось ходить группами.
Предубеждение. Горькое, вязкое, липкое.
Конфликты, перепалки и драки вспыхивали то тут, то там. Все были в напряжении и готовы перегрызть друг другу глотки.
Их насильно усадили на пороховую бочку. Не хватало только одного неосторожного чирка.
Хотя нет ведь, блядь. Не друг другу, конечно. Ученики не стали бы грызть глотки друг другу, когда у них уже был назначенный враг.
Она влетела в гостиную первой, слегка коснувшись его плечом и мазнув волосами по боку. Иррациональный страх. Что он захлопнет дверь перед её носом и оставит одну в темноте.
А он мог.
– Мы не будем ничего обсуждать! Даже не думай!
Чёрт. Как хорошо он её знает. Хотя догадаться было несложно.
Конечно, она бы хотела всё обсудить. Ей всегда нужно было всё обсудить и разложить по полочкам. Разложить у себя в голове хотя бы. Но девушка не была уверена, что ей это удастся.
Целоваться с Малфоем.
Это же что-то из… кощунственного? Святотатство? Предательство? Нарушение всех заповедей Гриффиндора. И Слизерина тоже, но на их заповеди ей плевать.
Против всех её внутренних установок.
Это ведь не установка даже, а простое правило эмоциональной безопасности. Никаких интимных контактов с тем, кто травил тебя на протяжении многих лет. И продолжает это делать.
А что сказал бы Гарри!? И Рон? Тем более – Рон. Да они бы просто потеряли дар речи! Надолго.
– Ничего не случилось. Ты поняла?!
Не дождавшись ответа, он хмуро вгляделся в её потерянное лицо.
Кажется, нашёл для себя наилучшее решение. Просто отрицать то, что ему неприятно. Долбаный трус.
– Конечно, ты вовсе не целовал меня, - с деланной покорностью согласилась Гермиона.
Не нужно это проговаривать. Звучит ещё более дико, чем когда… происходит.
– Я тебя придушу сейчас...
Он шипел. Ну точно – змей.
Они закончили дежурство очень быстро, в раз отрезвевший Малфой оттолкнул её, и в какой-то момент ей показалось, что он ударит её. Просто вобьёт кулаками в стену. Избавится от единственного свидетеля своего позора.
Своего?
Ладно, в голове у этого злобного кусачего хорька частенько отплясывали черти, но что произошло с ней?
Гермионе следовало оттолкнуть его сразу. Укусить. Сделать что-то правильное. То, что сделала бы Гермиона Грейнджер, гриффиндорка, Золотая девочка, лучшая подруга Гарри Поттера. И психически здоровый человек.
Мерлин, от него должно было вонять мерзкими сигаретами. И запах действительно был. Но он почему-то не показался ей отвратительным.
Она просекла его фишку: курить самые мерзотные сигареты в гостиной, когда ему хотелось, чтобы она ушла. Но в обычное время он курил что-то… не столь отвратительное. Вроде бы даже ягодное. Возможно, каждый раз разное.
В этот раз была смородина.
Он не ударил.
И это отдалось где-то в груди странным облегчением. Не потому, что она боялась боли. Физической боли было в её жизни много. Вряд ли даже боксерский нокаут сравнится с Круциатусом. Но ей не хотелось… разочаровываться. Годрик помоги! Разочаровываться в Малфое! Как такое вообще могло прийти ей в голову?!
Он просто отпрянул, и какое-то время блуждал диковатым взглядом по её лицу, а затем его глаза резко метнулись вниз – куда-то в район её живота. Возможно, ей просто показалось, потому что он сразу же отвернулся. Издал какой-то болезненный рык и молча понёсся по коридорам. Он пролетел по этажам как метеор. Наверное, это дежурство вошло бы в историю школы как самое короткое, если бы кому-то пришло в голову засекать.
И сейчас, когда они влетели в гостиную, Гермиона чувствовала раздражение, нервную дрожь во всём теле.
Ей, черт возьми, хотелось его провоцировать.
Хотелось скандалить с ним.
Неужели Малфой думает, что такое грандиозное и жуткое событие, как поцелуй с ним, можно совсем не обсуждать?
Она предусмотрительно отбежала к книжным полкам, и замерла там. Стратегически удобное положение, так как недалеко была лестница, ведущая наверх.
Но только вся её стратегия обламывалась на том, что Малфой бегал гораздо быстрее. Приди ему в голову мысль догнать её, она вряд ли успеет подняться даже на две ступеньки. Слизеринец настигнет её в два прыжка.
– Так почему ты это сделал? Почему поцеловал меня, Малфой?
Храбрая гриффиндорка.
Дёргает змею за хвост.
Да она практически подставила ей шею для укуса!
Блондин злобно прищурился.
Она ожидала, что он продолжит эту игру. Будет всё отрицать. Или выйдет из себя и попытается заткнуть ей рот... более грубыми методами.
Но он неожиданно избрал другую тактику:
– А что насчёт тебя, Грейнджер? Почему ты позволила мне?
И это было неожиданно. Удар под дых, выбивший из неё воздух. Но этого нельзя было показывать. Даже моргать слишком часто нельзя было.
Отличный вопрос на самом деле.
Она могла бы перехватить у него эстафету отрицания. Что-нибудь в духе – он схватил её, сделал это насильно. Ей было бы даже проще. Ведь когда девушка говорит, что парень поцеловал её насильно, ей как-то традиционно больше верят, чем парню, пожаловавшемуся на то же самое.
Нет, она не станет. Она же храбрая гриффиндорка, чёрт возьми! А честность тоже требует храбрости. Иногда даже большей, чем вступление в схватку с самым сильным тёмным волшебником в истории магического мира.
Почему ты позволила мне?
– Я просто... растерялась.
По крайней мере, она не соврала. Это была правда. Чистая. Но есть дьявольская разница между чистой правдой и... всей правдой. Просто всю правду она пока не могла ни сформулировать толком, ни тем более озвучить даже самой себе. Это было нечто тёмное, сокрытое где-то в глубине её души.
– Растерялась, значит..., – с усмешкой нараспев протянул Малфой. – И часто ты так... теряешься?
Гермиона возмущенно выдохнула.
Спокойно.
Он специально провоцирует тебя.
Ты ведь этого ожидала. О чём ещё он может говорить? Если не метёт языком о грязной крови, обязательно будет намекать на легкодоступность.
– Если ты так просто теряешься со мной – с тем, кого ненавидишь – то можно предположить, что твои любимые гриффиндорцы уже все поголовно не по разу пересовали свои языки тебе в рот.
– Как предсказуемо, Малфой.
Гермиона чувствовала себя даже немного довольной тем, что предсказала его дальнейшие мысли. Вот только они всё равно отчего-то задевали.
Это совершенно точно была Грейнджер. И её запах всё ещё оставался у него на языке, он прилип к нёбу, застрял в лёгких. А когда запретная карамель лёгким дуновением пронеслась мимо него, Малфой машинально, как хищный зверь, жадно заглотил этот воздух.
Это она.
Он ничем не выдал себя, отвернувшись. Быстро прикидывая в уме варианты. Это не могут быть дезиллюминационные чары. В хорошо освещённой гостиной не видно совершенно ничего. Никаких плывущих силуэтов мебели или стен. Так великолепно замаскироваться не могла даже умнейшая ведьма на их курсе. Да и эта магия работает иначе. Маскировка, а не полная невидимость.
Что-то даровало ей невидимость.
И он должен это выяснить.
Но нельзя дать грязнокровке понять, что её раскрыли. Грейнджер определённо куда-то намылилась. Если раскрыть её сейчас, он не узнает, куда она бегает по ночам.
В голове мелькнуло быстрое предположение, что девчонка просто побежала потрахаться к кому-нибудь из своих ебарей-неудачников. Поттеру или Уизли. Да, с большой долей вероятности, с кем-то из них. Внезапно припёрло, а попадаться на горячем не хочется. Всё-таки имидж отличницы нужно поддерживать.
Даже перед врагом.
Особенно перед врагом.
Но не слишком ли она заморочилась?
Ну и пусть эта мелкая потрепанная шкурка несётся по своим делам. Тебе-то какое дело, Малфой?
По-быстренькому отсосёт Поттеру и вернётся в башню старост доставать тебя своим высокомерным видом и задирать свой зазнайский нос.
Нет, он всё-таки узнает. Едва уловимый сквозняк и звук закрывшейся двери.
Он какое-то время оставался на месте, сделав пару затяжек. А затем соскользнул с подоконника, не слышно приблизился к двери. Их развеселый портрет наверняка дремал, возможно, эта тётка даже не заметила, что Грейнджер ушла.
Прислонился к стене и прикрыл глаза, прислушиваюсь. В голове сформировался план. Если она невидима, он не сможет за ней проследить. Но было одно заклинание, позволяющее ощущать тепло человеческого тела, добавляющее волшебнику возможность видеть контуры невидимки. Заклинание редкое, он как-то изучил его в библиотеке просто так, на всякий случай. Жизнь научила его, что в ней полно этих самых всяких случаев.
Под веками вырисовывался контур движений палочки. Плавный, непрерывный. Ошибка могла стоить зрения, поэтому заклинания не было в школьной программе. Его массовое изучение точно привело бы к крайне неприятным для школы последствиям. Долгопупс точно бы ходил со стеклянными шариками вместо глаз. С двумя, в отличие от Грюма.
После произнесения он наложил на себя дезиллюминационные чары. Приподнял руку, чтобы убедиться, что первое заклинание сработало.
Рука слегка подсвечивалась красным по контуру с вкраплениями синего, зелёного и жёлтого. Внутри – голубоватые разветвлённые дорожки, как реки на карте, видимо, это были вены. Ну, по крайней мере, у него кровь точно не чёрная. Очередное подтверждение чистокровности.
Когда он покинул гостиную, то, как и ожидал, никого не увидел. Но слабое красное свечение угадывалось в конце коридора. И Малфой поспешил за ним.
И куда она?..
Как-то слишком предсказуемо.
Даже не интересно.
Салазар, какой-то не очень смешной анекдот.
Стала невидимой, чтобы среди ночи вломиться в библиотеку. Похоже на какую-то нездоровую зависимость. Может быть, она способна возбудиться только в окружении книг? Бегает сюда, чтобы встречаться с таким же извращенцем или ублажает себя в одиночестве, обложившись всеми имеющимися в доступе экземплярами «истории Хогвартса».
Люмос. Она использовала его.
Уверена, что никто за ней не следит.
А он, кажется, разгадал секрет её невидимости.
Если она у грязнокровки давно, то многие моменты прояснялись.
Хмм… Книги об одержимости и тёмных сущностях, подселяющихся в человека. Не то чтобы он не думал в этом направлении. Но Грейнджер явно думала больше. У неё было больше мотивации размышлять об этом. Убивали ведь только грязнокровок.
Малфой запоздало поймал себя на мысли, что находиться в темноте коридора оказалось неожиданно комфортно и приятно. Тьма окутывала, обнимала, держала за руку.
Слабое магическое освещение создавало тени, ползущие по полу. Возможно, это была игра воображения, но Драко казалось, что преследующая его тень словно расслаивалась. Раздваиваясь, двигаясь, куда сама хотела.
Он по-прежнему видел её. Даже не так.
Он её чувствовал.
Как подрагивали контуры тела Грейнджер. Грязнокровка боялась, это было заметно по лихорадочным движением. По сбивающемуся дыханию. А его чувства обострились. Он неожиданно неплохо видел в темноте, усилились слух и обоняние.
Интересное наблюдение.
Он ощущал себя хищником на охоте. В каком-то смысле так оно и было.
В конце его ждала добыча.
Он представил, что испытает настоящий взрыв из ощущений, если вцепится ей зубами в шею, порвет кожу и доберётся до неё - той самой грязной чёрной крови, почувствует её тугую пульсацию на языке.
В таком состоянии её запах усилится в сто раз, забьётся повсюду, проникнет под кожу и в лёгкие. Запах паники, смешанный с карамелью.
Это были странные мысли. Словно чужие. Они переплетались с его собственным неприятием к таким, как она. И порождали нечто огромное и жестокое. И будто бы… совершенно бессмысленное.
Последняя мысль была отрезвляющей, как пощёчина. Серьёзно, Малфой? Правда хочешь это сделать? Укусить её? Или всё же почувствовать, какова её кожа на вкус. Хмм…
Грейнджер в библиотеке.
Смотрится так органично среди книг, в облаках пыли, окутанная запахом дерева и бумаги.
Ему невыносимо хочется приблизиться к ней, он рискует рассекретить себя, попасть под слабое мерцание Люмоса. И тогда его чары не выдержат.
Она поймёт, что кто-то рядом, следит за ней.
Грейнджер ощущает присутствие, протягивает вперёд руку. Он легко уклоняется, а она слепо щурится и с облегчением выдыхает.