ПЫНЯ.
Славик смотрел в потолок, по которому пробегали полосы света от фар, проезжающих автомобилей и качающегося на ветру светильника, висящего во входной арке во двор. Сон никак не шел, все бытовые вопросы он обдумал и прикинул, когда и как он их будет решать, с генеральным директором заочно доспорил, нашел аргументы, почему он не должен брать дополнительное направление без повышения зарплаты и пересмотра опциона. Может и надо было пойти на кухню, попить теплого молока, посмотреть минут 15 что-нибудь нудное по телевизору, глядишь, сон бы и вернулся в тело, но было лень. И тут засосало под ложечкой и навалилась какая-то тоска вперемежку с тревогой. Ну вот, началось, совесть решила воспользоваться его бессонницей и поработать над не отмоленными грехами теперь уже далекой молодости. В пьяных философских разговорах с друзьями, Славик описывал эти муки совести, как доказательство существования ада. Или того, что созданный для нас мир и есть ад и потраченную энергию на замаливание грехов кто-то собирает и, возможно, ей и питается. Далее эту тему Славик еще не проработал и каких-то чужих мыслей на просторах Интернета по этой теме он пока не нашел, поэтому разговоры этим и заканчивались. Когда первый раз на него свалилось такое состояние, гадких и подлых своих деяний ему представилось довольно много. А можно ли их отмолить или перекрыть какими-то добрыми и достойными поступками, подумал тогда Славик? И начать решил с песика Чакки, который достался ему в нагрузку с первой супругой. Собаки великодушны и не злопамятны, как сдохнут, попадают в их собачий рай и могут простить легко. Так и получилось, Славик действительно искренне раскаивался, что плохо относился в Чакки, даже бил его поводком, тот прятался от него под ванной, рычал и наотрез отказывался выходить, даже когда вся семья собиралась вечером в доме. В то время наступил кризис в отношениях с супругой, и Чакки доставалось в основном потому, что та его очень любила. Не оправдание, конечно, поэтому Славик обращался в темноту и вверх с просьбой простить его, учесть искреннее раскаяние и в целом хорошее и заботливое отношение к домашним питомцам на протяжении всей жизни. В какой-то момент, он вспомнил Гектора, черного лохматого гиганта неизвестной породы, который жил у родителей и попал под машину, когда заметил маму Славика на противоположной стороне дороги и бросился к ней. Его пытались лечить, потом родители решили его усыпить, но Славик забрал его к себе, выходил и через месяц, Гектор, хромая уже выходил на короткие прогулки. Гектор был очень предан Славику, и тот каждый день перед тем, как заснуть, слышал, как Гектор с грохотом падал спиной к кровати, вступая на ночную вахту охраны хозяина от врагов и других неприятностей. Короче, может отношение к Гектору как-то зачлось, но Чакки исчез из списка мук совести Славика. Потом исчезли тяжелые воспоминания о последнем годе его первого брака, вел он себя по скотски, конечно, по отношению к бывшей супруге, потом его перестал мучать эпизод, когда он переспал с женой хорошего приятеля, потом исчезли более мелкие проступки и остался один грех, работу над которым он постоянно откладывал. Это было предательство по отношению к однокласснику Пыне, Пынареву Сергею.
С тех пор прошло много лет, Сергея давно нет в живых, в начале 90-х его зарезали представители одной диаспоры, когда отжимали у него отапливаемую теплицу, приспособленную для выращивания тюльпанов, в районе Капотни и НПЗ. За год до этого Славик встретил его в метро, тот стоял, держась одной рукой за поручень, а свободной активно жестикулировал, перед ним сидели две смазливые девицы и внимали его речам с явным интересом. Славик сделал шаг к Пыне, чтобы попасть в угол его обзора. Видно было, что Пыня его заметил и узнал, но виду не подал и продолжил общение с подругами. Славику оставалось более тщательно осмотреть эту троицу. Все были одеты модно и дорого, сам Пыня вытянулся, возмужал, рыхлость куда-то пропала, возможно, помогал в этом спорт, по крайней мере, спортивная сумка на плече у Пыни висела. Славик на их фоне выглядел бедновато, в НИИ платили скромно, все гранты с коллегами из-за рубежа позакрывали, торговля китайскими кроличьими шубами и другим ширпотребом на ярмарке в Видном больших денег не приносила. До зарплаты в долларах в СП оставалось еще 4 года. Так мне и надо, подумал Славик, я бы на месте Пыни тоже не стал бы общаться с человеком, который меня предал. Славик вышел на станции Варшавская, в Пыня поехал до Каховской. Тогда Славик ничего не знал про цветочный бизнес Пыни, с одноклассниками общался он редко, в район, где прожил 20 лет приезжал не часто, на Варшавскую приезжал в основном навещать родителей. Никакого желания навещать малую Родину, заходить в родную школу номер 735, встречаться с одноклассниками и пацанами «на районе» не было.
Славик и Пыня жили тогда на противоположных сторонах квартала в виде прямоугольника, стороны которого образовывали Черноморский и Симферопольский бульвары, Балаклавский проспект и Варшавское шоссе. Это был один из квадратов массовой «хрущевской» застройки состоящей из 5 и 9 этажных коробок. Блочных, панельных и кирпичных. Сейчас реновация добивает последние островки этих неказистых сооружения, а тогда в 60-ые годы это действительно было решением по обеспечению людей пусть скромным, но отдельным жильем. В центре прямоугольника была школа, рядом с которой был пруд с крутыми берегами, по которым зимой детвора каталась на санках. Сам квартал был частью массива хрущевок, тянущегося вдоль Балаклавского проспекта, а на севере хрущевки начинались от Фруктовой улицы и Нахимовского проспекта. Форпостом дохрущевской Москвы были два «испанских дома» на пересечении Фруктовой и Варшавского шоссе. Добротные 6 этажные дома, построенные в 30-е годы в стиле «среднего НКВД» частично были заселены семьями испанских коммунистов, вывезенных из Испании после поражения от Франко. Часть из них получили квартиры и в квартале Славика, отсюда и неведомые фамилии Кавагоэ, Гарсиа, Серрано встречались у прекрасно говорящих на русском школьников.