– Что значит откуп за тебя дать? – моя будущая свекровь распалялась все больше. Она наступала, угрожающе глядя исподлобья, будто собиралась забодать. И при этом сжимала кулаки, так что костяшки пальцев побелели.
– Да это не просто откуп, а позор на весь наш уезд! – истошно визжала она. – Ты соображаешь, что эти мясники могут сделать с моим сыночком? Почему он должен страдать?
Последние слова эрми Орелия Палестри вытянула на таких высоких тонах, что стекла на единственном окне тонко зазвенели.
– Но без откупа мне придется провести ночь с чужим мужчиной! Разве это не больший позор? – мной овладевала паника. Такая, что сковывает ноги, морозит кровь и сжимает грудь, не давая сердцу биться.
Я пыталась найти слова, способные убедить эту женщину, которая вдруг отбросила свою привычную слащавость и показала истинное лицо.
Мы с Орелией кричали друг на друга, стоя посреди моего будуара.
Я уважала мать будущего супруга. Но даже подумать страшно, на что она меня сейчас толкает!
– Да какой там мужчина! – махнула рукой Орелия. – Наместнику девятый десяток стукнул. Каждый знает, он право первой ночи использует, чтобы чай с молодухой погонять, да массаж стоп вытребовать.
– Но я хочу в свою первую брачную ночь быть с мужем! – пыталась воззвать я к чувствам эрми Палестри. Мысль о дряблых, пахнущих старостью ногах лорда наместника показалась мне отвратительной. Я невольно вздрогнула.
– После того как ему всыпят полсотни палок по пяткам посреди главной площади, что это за удовольствие будет? Мой Мартин, красавец и умница, из приличной семьи. Он к такому обращению не привык.
Я кинула беспомощный взгляд на подвенечное платье. Еще утром оно меня радовало, а сейчас казалось цепью, что навеки прикует меня к этой жестокой, фанатично преданной любимому младшему сыну женщине.
Наша с Мартином свадьба назначена на завтра. Хоть я умоляла не играть ее в праздник Урожая.
Это одна из пяти дат в году, когда наместник может требовать право первой ночи на любом венчании.
Зная об этом, семьи старались в такие дни свадеб не планировать. Зато провести церемонию можно было за копейки. Бережливая эрми Орелия подобной возможности пропустить не могла. Она велела своему послушному сыну вписать наши с ним имена в журнал именно на эту дату.
– Вы не смотрите, что там наместник заявиться может, – деловито говорила она моему опекуну, – в праздник Урожая не одна свадьба-то. Я сама слышала, наш сосед свою дочку замуж отдавать собирается. И не смущает его ничего. Еще вопрос, кого наместник выберет.
Но с утра прилетели вести, что кроме нас с Мартином никто больше в день Урожая не женится. А значит, наместник придет в храм и заберет меня до утра.
Откупиться от повинности можно, но не деньгами.
Молодой муж должен показать, что он полностью признает превосходство владыки. Хоть и не желает делиться женой.
В таком случае мужчине могли назначить пятьдесят ударов палками по пяткам, либо десять плетей. А еще вылить на голову три ведра ледяной воды. Экзекуция должна проходить на главной площади, чтобы весь уезд видел – власть наместника все так же велика.
Небогатые семьи использовали эту возможность, чтобы сэкономить на церемонии, и шепотков избежать.
– Эрми Орелия! – чуть заикаясь от волнения, я попыталась привести последний аргумент. – Разве не слышали вы, что порой охрана наместника по его прихоти развлекается с чужой молодой женой, ублажает взор старика!
– А это вот как ты сама себя поставишь, деточка! – Орелия Палестри хлопнула пухлой ладонью по столу. – Ишь, еще замуж не вышла, а уже готова супруга и хозяина своего под удары подставить. Лишь бы самой чистенькой остаться! Те девки, верно, ни беседу поддержать не могли, ни ступни старичку размять. Вот он и придумал, как ему развлечься от безысходности. Да и слухи это все. Уверена, и близко ничего такого не было.
– Что тут у вас за скандал, матушка? – в дверь просунулась голова моего жениха, Мартина.
– Милый, я тебе сказала же меня внизу подождать! – Орелия тут же сменила тон на сюсюкающий. – Примета дурная, невесту в свадебном платье видеть. А мы его примерять будем.
– Да уж, я бы предпочел вовсе без платья, – засмеялся Мартин, заходя внутрь. Он не стеснялся нескромных шуток при матери.
– Угомонись, жеребец, – ласково прикрикнула Орелия, шлепнув сыночка чуть ниже спины, – впрочем, раз уж ты пришел, то полюбуйся, как твоя суженая совсем тобой не дорожит и под розги тебя засунуть желает! Пусть, говорит, с него хоть всю шкуру сдерут, лишь бы мне беспокойств лишних не было.
– Да как же так? – ахнул Мартин. – Арлин, как ты можешь?
– Очень даже легко, – не давала мне и слова сказать будущая родственница, – истекай кровью, замерзай и унижайся, пока женушка твоя у зеркала охорашиваться будет. И еще вопрос, для кого! Может, она сразу и вдовой рассчитывает остаться!
– Эрми Орелия! – я пыталась призвать к этой женщине здравый смысл, но он, должно быть, взял отпуск. – Никто ведь не отправит Мартина на смерть! И на улице все еще жара, холодная вода до погибели не доведет.
– Арлин! – жених побагровел от гнева . – Постыдись! Я ведь внук барона Ресмера! И вполне может быть, его наследник. А ты хочешь, чтобы я трясся на глазах у всего уезда в мокрых подштанниках, да еще и побитый? Ты, верно, совсем не любишь меня и замуж идешь по расчету.
– Мартин! – его слова ранили в самое сердце. – Конечно, я люблю тебя. Тебя одного.
– Вот значит и делай, как мать говорит! – отрезала Орелия. – А старичок тебе вреда не причинит. Лорд наместник еще с моим покойным отцом дружбу водил. А теперь, Марти, брысь отсюда. И позови портних, пока идти обратно будешь. Пора наряд примерять. Только перед этим передо мной извинись! Ишь, рот она разевает на кормилицу, на мать супруга своего будущего!
– Ты нагрубила матушке? – теперь Мартин побледнел. – Сейчас же проси у нее прощения! Я требую!
Последние слова он выкрикнул, замахнувшись на меня. Но затем смутился и поскреб затылок.
Я вздрагивала всем телом, по лицу струились слезы. Под фатой их не видно, одна радость, пусть и сомнительная.
В экипаже, в который меня затолкали, больше никого не было.
Я дергала дверь, но карету заперли снаружи. Иначе с меня сталось бы выпрыгнуть наружу. Провести свою первую брачную ночь с властным, надменным герцогом – что может быть хуже?
Этот молодой мужчина вряд ли откажется поразвлечься без обязательств! Те немногие подружки, что у меня есть, любили о таком посудачить. Если кому из эрминов дать возможность залезть под юбку к молодухе, мигом все воспитание и образование как дождем смоет! И если о пощаде просить, это только раззадорит. Эрмины любят объезжать кобылок с норовом.
Вспомнив, с каким мечтательным выражением эту фразу произносила соседская дочка, прикусив губу и закатив глаза, я зарыдала уже в полный голос.
Карета остановилась. Снаружи послышались стук и бряцанье. Дверь открылась, и мужской бас дурашливо протянул:
– И кто у нас там прячется? Давай, лапушка, выбирайся.
– Не выйду! – пискнула я. – Что хотите делайте, а к герцогу вашему я не пойду.
– Эх, осторожнее, молодка, – крякнул все тот же бас, – ежели б мне дали сделать, что хочу, тебе из экипажа и выходить не обязательно было. Я б уже забрался да сам все сделал. Да так, что на тебе одежка бы в лохмотья стерлась. Так ить нельзя, девкой ты должна до эрмина герцога дойти.
Экипаж накренился, когда бородатый, грузный, здоровенный мужик в отделанной железом одежде поставил колено на верхнюю ступеньку, а затем втянулся внутрь на руках.
– Вылезай уже, бедовая, – велел охранник. На его кованом нагруднике я разглядела герб наместника.
Огромная лапища обхватила мое запястье, потянула к выходу.
Мне пришлось подчиниться.
– Не сопротивляйся, не то на весь уезд посмешищем станешь, – увещевал меня громила.
Выбравшись наружу, я прищурилась сначала от яркого света, а затем от великолепия дворца лорда Хорлина.
Бородач причмокнул, разглядывая меня.
– М-м-м, какую ягодку в постель к герцогу доставили.
– Руки прочь, Эрглон! – на здоровяка тараном надвигалась сухонькая дама средних лет, с собранными в пучок серыми от проседи волосами. – А ты, дорогуша, прекрати рыдать, твой красный нос из-под фаты просвечивает! Идем! Надо тебя подготовить к первой ночи.
– Так она упрямится, как ослица, эрми Фита, – здоровяк Эрлонг стушевался при виде этой суровой женщины, – я даже боялся, что укусит.
– Если укусит, получит горячими розгами по пяткам, – прищурилась дама, – ишь, чего удумала! Скандал перед ритуальной ночью устраивать! Так ведь весь уезд без урожая оставить можно! Нельзя обычаями предков пренебрегать!
Она приставила руки к бокам.
– Так что, сама пойдешь, или Эрлонг тебя потащит, тупая ты ослица? У молодого герцога нрав ох, и крутой! Не советую злить его своим упрямством.
Я бросила взгляд на снующих по двору слуг. Одной мне с ними не совладать, да и на помощь звать бесполезно.
– Пойду сама, эрми Фита, – тихо сказала я.
– Вот и правильно. Без глупостей только! У меня, знаешь ли, самой рука тяжелая. Даже Эрлонг боится. Я – жена дворецкого и здешняя экономка. Над всеми слугами начальница. А ты, значит, невестка Орелии Палестри?
Я кивнула, продолжая всхлипывать.
– Хороша старая скряга. Своих-то троих дочерей выдавала так, чтобы на право первой ночи не попасть, а на невестке, значит, сэкономила.
Эрми Фита повела меня по просторному двору. Во дворец мы зашли не с парадного входа, а направились куда-то вглубь.
– И нечего бояться. Я сама, когда замуж выходила тридцать лет назад, прошла через этот обряд. У родни не было денег откупиться, а у мужа не хватило смелости зад под розги подставить. В то время у наместника ох и лютый был палач. Кожу лоскутами бы сорвал с одного удара. А лорд Хорлин тогда еще в мужской силе находился, хоть и уже не первой молодости.
Эрми Фита делилась со мной этими пугающими откровениями, пока мы двигались к нужному подъезду.
– И что же было, эрми Фита? – выдохнула я в ужасе.
– Да то самое и было, – женщина пожала плечами, – провела с лордом ночь и не померла. Зато на муженьке своем до сих пор за трусость его отыгрываюсь. И если тебе мудрости достанет, тоже этим воспользуйся. Вон тебе какой видный эрмин достался. Да к нему любая добровольно в постель запрыгнуть готова! Если б можно было, тебе бы и доплатили бы местные красотки за удовольствие такое.
– Тоже мне удовольствие! – из груди вырвался всхлип.
– Я мужа своего люблю! Как я к нему опороченной вернусь?
– Запомни, дорогуша, ночь с высокородным эрмином тебя не так опорочит, как мужнее предательство. Вот мы и дошли.
Внутри дворца было роскошно. Хоть мы и не с крыльца проникли, а все равно нас встретил просторный холл, отделанный дорогими материалами.
– Эй, горничные! – крикнула Фита.
На ее зов тут же прибежали три девицы.
– Подготовьте эту молодушку для первой ночи. И приведите сразу в герцогскую опочивальню.
2.2
Меня подхватили, закружили в вихре щебетания и легкого девичьего смеха. Им еще и весело!
– Эрна, не печальтесь! Сейчас мы только поправим ваше личико и вы отправитесь к герцогу-красавчику!
Мы вчетвером оказались в будуаре, горничные накинулись, с пудреничками и пуховками.
– Одежда на вас и так приличная, исправлять нечего. А бельишко-то поди новенькое?
Я кивнула. Конечно же, новое. Для Мартина, для моего любимого мужа, который сейчас уж точно места не находит, переживает, представляя, какие ужасы меня ждут!
Бледно-голубой кружевной комплект, чуть светлее свадебного наряда, выгодно подчеркивал мои прелести. Те самые, на которые сегодня получил право надменный, чужой, холодный мужчина!
– Эрна! Прекратите это безобразие! – прикрикнула на меня старшая из горничных.
– Мы только ваши слезы осушаем, как вы их обратно проливаете и проливаете!
– Доброго дня, эрми Орелия, – вежливо поздоровалась я с хозяйкой дома, – а где Мартин?
– Вспомнила о муже наконец-то! – запричитала свекровь – Мартин-то бедный всю ночь места себе не находил.
Эти слова согрели мое сердце. Я была права, мой муж беспокоился обо мне. Мартин любит меня.
– Посмотрите на нее, люди добрые! – призвала Орелия неведомых зрителей. В просторной прихожей, переходящей в гостиную, никого кроме нас не было.
– Стоит, улыбается. Накувыркалась в постели герцога, вон и платье новое у нее. А в руках что?
– Это откуп от владыки, – я поспешно протянула ей футляр.
– Дай сюда!
Орелия вырвала из моих рук дар Максвелла, открыла коробочку и зажмурилась от великолепия драгоценных камней.
– Ишь, роскошь какая. Знать, доволен молодой герцог остался. Сумел сливки-то снять. И не говори, что плохо тебе с ним было! Вон щеки как порозовели, кровь с молоком!
– Эрми Орелия, вы пустите меня в дом? – спросила я, начиная тревожиться. Поскорее бы увидеть мужа.
– Я-то пущу, у меня сердце доброе, – Орелия чуть не облизывалась на подаренное герцогом ожерелье, алчно разглядывая камни, – но вот как теперь Мартину-то принять тебя, опороченную?
– Но, эрми Орелия, – ахнула я, – ведь это и ваша воля была, и Мартина, чтобы я отправилась во дворец наместника исполнить древний обряд!
– Как ты блуд не называй, он все одно блудом зовется! – свекровь захлопнула футляр, но мне не отдала, прижала трофей к пышной груди.
Мысли мои путались. Что происходит?
– Мартин! – зычно позвала хозяйка дома. – Твоя гулящая жена воротилась!
А потом бросила мне:
– Что стоишь, глазищами бесстыжими своими хлопаешь? К мужу иди, в ноги бросайся, чтобы он тебя простил, опороченную!
С этими словами Орелия схватила мою руку повыше локтя и принялась пихать к лестнице, так грубо, что я чуть не упала.
– Наверх иди!
Решив оставить выяснение отношений со свекровью на потом, я поспешно принялась подниматься, и почти добралась до второго этажа, когда сверху послышались тяжелые шаги. Мартин, шатаясь, вышел на лестничную площадку, протянул руку и сграбастал меня, ставя рядом с собой.
Внутри у меня все похолодело. Он был пьян!
Рыжие волосы, обычно тщательно расчесанные и красиво уложенные, висели спутанными прядями, всегда веселые голубые глаза выглядели тусклыми, с красноватыми белками. На щеках пробивалась щетина.
– Мартин, что с тобой? – прошептала я потрясенно.
– Ну что, досыта натешился с тобой герцог? – в голосе мужа слышалась ненависть.
– Отвечай! – рявкнул он, видя что я замешкалась.
– Он остался вполне доволен и отдал откуп, – ответила я, – передала его твоей матушке.
– Так я и знал, что ты тут же воспользуешься возможностью заскочить на горячего жеребца, мерзкая ты тварь!
От его грубых бранных слов мое дыхание перехватило, а сердце чуть не остановилось.
“Он просто пьян и очень расстроен происходящим”, – твердила я себе.
Мартин ухватил меня за волосы и волоком потащил в коридор. Было ужасно больно, стыдно и обидно. Как он может так поступать со мной, если сам не захотел жертвовать собой и подставиться под побои ради чистоты нашего брака?
– Дрянь! – пыхтел Мартин, затаскивая меня в спальню и кидая на разобранную постель.
– Сейчас я отыграюсь на тебе за твои похождения, потаскуха!
– Мартин! Что такое ты говоришь? – закричала я, как ни странно, приходя в себя все больше.
– Вы сами отправили меня к герцогу Коллину, чтобы он взял свое право первой ночи!
– Раз ты вернулась, чистенькая, в новом платье да еще с наградой, значит не отстаивала свою честь!
– Так же, как и ты! – я стукнула кулаком по перине. – По-твоему, я с ножом на него должна была наброситься или себя порешить?
– Кабы действительно любила меня, что-то да придумала! – заявил Мартин. – Но раз уж ты теперь порченная, должна грех свой отработать. Тогда я тебя может быть и прощу.
– И чего ты хочешь, Мартин? – я напряженно ждала ответа.
– Противно касаться твоего тела после чужого мужчины. Так что ублажи меня сама, чтобы мне ничего делать не пришлось.
Он снова схватил мои волосы и скинул меня с кровати.
– Вот так, встань на колени и смиренно доставь мужу удовольствие.
Мартин мерзко улыбался, расстегивая штаны, а я не сразу поняла, чего он от меня хочет.
– Ну же! Лобызать тебя в губы я пока брезгую. Но так и быть, могу принять твои покаянные поцелуи, своим мужским средоточием!
Этого не может происходить на самом деле!
Мартин спустил штаны, являя моему взору то, что я сейчас видеть совсем была не настроена.
– Ну, чего уставилась? Неужто у герцога лучше? Давай, заглаживай свое распутство. А потом я может и пущу тебя в супружескую постель.
Такого унижения я не заслужила.
Решительно поднялась и заявила, глядя мужу в глаза:
– Ты пьян, Мартин. Надевай штаны и ложись спать. Надеюсь, после пробуждения ты поймешь свою неправоту.
3.2
Я казалась себе смелой и решительной. Даже ногой топнула, как настоящая недовольная жена.
Но Мартин не настроен был мне подчиняться.
– Ах, ты! – взревел он и отвесил мне такую пощечину, что я отлетела назад и ударилась затылком об стену, сползла по ней на пол.
Точно ли это мой муж? Как из милого парня он превратился в такое чудовище?
– Мерзавка! Покувыркалась с герцогом, и теперь смеешь мужу своему указывать! Да кто ты такая? Мы с маменькой подобрали тебя из жалости! Не желаешь обслуживать меня как подобает – катись отсюда, будешь спать в сарае, покуда не образумишься!
Шатаясь, Мартин добрел до двери и открыл ее пинком. А потом указал пальцем на проем и заорал, что есть силы, так что лицо побагровело, оттеняя волосы:
– Вон! Или я спущу тебя с лестницы!
Я не заставила себя просить повторно. Понимала, что Мартин не осознает сейчас происходящее. А бутылки, что валялись в углах комнаты, источая кислую вонь, показывали, насколько плачевно его состояние.
Дорога, ведущая от поместья Палестри к городской улице, была темной. Ничего удивительного, что эрми Орелия экономила и на фонарях, не считая нужным облегчать жизнь прохожим.
То и дело вляпываясь ногами в небольшие лужицы, я бежала, ориентируясь на тени. Впереди забрезжил свет, я оказалась на освещенном пространстве. Слева от меня начинались улицы, справа была дорога, по которой можно дойти до тетушкиного дома.
Я решила попросить помощи у родственницы. Умолять тетю Хильду позволить мне хотя бы переночевать в моей бывшей комнате.
Куда я пойду потом? Без понятия. На защиту тетушки рассчитывать нечего, не станет она этим заниматься и ругаться с Орелией Палестри.
Уезд у нас спокойный, можно без страха ходить даже ночью. А сейчас еще был вечер, хотя и поздний. Природа как бы сжалилась надо мной, сквозь облака проглянула ранняя розоватая и почти полная Элиба.
Но идти мне становилось все труднее. Ступни горели болью, икры ломило.
По лицу текли слезы обиды и ужаса от всего происходящего.
– Матушка, ах, если бы ты была жива! – шептала я безотчетно.
Мне так хотелось укрыться в надежных материнских объятиях, как в детстве. Когда мамины руки могли отвести любую беду, спасти от неведомых чудовищ и подарить спокойствие.
Навстречу мне попалась веселая компания. Три девицы и двое парней. Они смеялись и оживленно болтали. Одеты прилично, но просто. Не из зажиточных.
Заметив меня, придержали шаг.
– Эй, девица, у тебя что-то случилось? – спросил один из гуляк.
– Да это нищенка-побирушка! – презрительно воскликнула спутница, повисшая на его локте.
– И правда, – добросердечный парнишка почесал в затылке. А потом, пошарив в кармане штанов, вытащил горстку мелочи.
– На вот тебе, на обувку тут не хватит, но может кто добавит.
Его товарищи тоже принялись хлопать по карманам одежды, в поисках монеток.
Глотая слезы, я взяла у них деньги. Не в моем положении отказываться от милостыни.
– Спасибо, эрче, – прошептала я.
– Иди-иди! – замахала на меня руками вторая девушка. – А вы не пяльтесь на каждую юбку.
Бранясь, компания пошла дальше.
Как стыдно. Я падала все ниже.
Наконец, добравшись до своего прежнего жилья, я забарабанила в закрытые ворота.
Пес принялся было лаять, но узнал меня, почуяв мой дух.
Забряцали засовы, слуга Кларенс отворил дверцу, так что она была на цепочке. Вдруг да тут дюжий мужичина пришел грабить приличное семейство.
– Чего тебе надо, нищенка? – грубо спросил слуга. Но тут же признал меня и ахнул.
– Эрна Арлин? Да что с вами случилось? Неужели ограбили?
Он поспешно открыл ворота полностью, впуская меня. Без вопросов провел в дом, позвал горничную тетушки Хильды и попросил доложить обо мне.
Родственница спустилась ко мне в гостиную. Лицо ее было недовольным и озадаченным.
Тетушка Хильда уже готовилась ко сну, атласный халат накинут на ночную рубашку, на голове чепец.
– Арлин? Что ты здесь делаешь, и почему в таком виде?
– Тетушка Хильда! – всхлипнула я. – Мне некуда пойти. Мартин выгнал меня в сарай и считает опозоренной. Все имущество отобрали.
– Так, а я тут при чем? – тетя брезгливо посмотрела на мои ноги. – Арлин, уйди с ковра, ты его запачкаешь!
И верно, из разодранной кожи ступней сочилась кровь.
Переступив с ковра, я увидела на его коричневом ворсе пятна.
– Простите, тетя, – смиренно сказала я.
– Я ведь говорила тебе, Арлин, – твердо заявила тетя Хильда, – выходя замуж ты больше не можешь вернуться сюда за помощью. Иди и разбирайся со своим супругом сама. У тебя теперь своя семья, я в нее лезть не собираюсь.
4.2
– Хильда! – послышался одышливый голос моего бывшего уже опекуна. – С кем ты там разговариваешь?
– Ни с кем, Тилло, – торопливо ответила тетушка, – тут собачка с улицы забежала, я ее велела выгнать. Иди спи.
Но тяжелые шаркающие шаги свидетельствовали, что дядя жену не послушал.
Кряхтя и вздыхая он уже спускался по лестнице. И примерно на ее середине увидел нас.
– Арлин, ты ли это? – ахнул дядя.
– Да, дядюшка, – скромно сказала я, – мне пришлось сбежать от Палестри.
– Глупости какие! – отрезала тетя Хильда. – Не слушай эту полоумную, Тилло. Арлин уже уходит. Ее, поди, заждались дома муж и свекровь.
– Подожди, Хильда, – задыхаясь, дядя преодолел спуск с удивительной для него скоростью, – разве ты не видишь, бедное дитя били! У нее синяк на скуле и ноги в крови! Мы не можем ее выгнать!
– Но должны! – тетя поджала губы. – Не считай меня черствой, дорогой. Но мы окажем девочке дурную услугу, позволив остаться у нас. И поссоримся с Палестри. Этого мне точно уж не хочется.
– Да, ты права, – дядя с сожалением согласился с супругой. Его маленькие, заплывшие жиром глазки оглядывали меня. Но на этот раз во взгляде не было вожделения.
Он и правда меня жалел! Кто мог подумать, что человек, с которым у нас даже общей крови нет, окажется добросердечнее моей единственной родственницы.
– Вот что, Хильда, мы не можем отпустить ее вот так одну в ночь. Босую и оборванную. Дай ей хотя бы переодеться, в старой комнате остались кое-какие вещи, которые мы еще не успели отправить к Палестри. Пусть Арлин хоть омоет пораненные ноги и наденет подобающее положению платье.
Я чуть воспряла духом. Действительно, на предложение дяди возразить нечем. Если я приведу себя в порядок, то вряд ли это плохо отразится на моей семейной жизни.
Скрепя сердце, тете пришлось согласиться с мужем.
– Хорошо, – произнесла она сквозь зубы, – но мы с тобой, Тилло, сейчас же пойдем к себе вдвоем. Арлин помогут горничные.
– Спасибо, тетушка! – с жаром воскликнула я, чувствуя, как слезы вновь побежали по щекам.
– Можешь остаться в своей бывшей комнате до утра, – хмуро сказала тетя, – а с первыми лучами Ашибала отправишься в дом своего мужа.
Я не стала ей прекословить, прекрасно понимая, что не задержусь до рассвета в некогда родном мне доме. Возвращаться к Палестри я не собиралась.
Максвелл Коллин, герцог Ремтиллена
– Сейчас бы питья озорного, да девицу горячую! – Артур Стафлер, мой старый приятель, мечтально вздохнул и потянулся до хруста.
Я подобрал Арта в одном из уездов, что входят в мои владения. Вдвоем до моей берлоги в пригороде столицы ехать веселее.
Каюсь, все свои владения я не обозрел, терпения не хватило.
Главная цель всего этого действа – развеяться после сердечной драмы.
Клементина Шардон разбила мое сердце… в существовании которого я сомневался ровно до встречи с ней.
Чтобы не думать об этой столь же легкомысленной, как и прекрасной, эрми, я и затеял всю эту поездку.
Но она мне наскучила, хоть порой в ней и бывали интересные моменты.
Один раз я даже чуть не забыл, что страдаю и не желаю смотреть на женщин. Этих коварных обольстительниц, готовых переметнуться в любой момент к другому.
Более сладкоречивому и напыщенному павлину. Яркому и громкому, как шуршащий фантик от конфеты.
– Прости, Арт, – я зевнул, – мне хочется упасть в кровать чуть ли не с порога и проспать сутки, а то и двое.
– Скучный ты тип, – вздохнул Стафлер, – что ж, высади меня у трактира. Я устал трястись в экипаже, желаю размяться.
– Как скажешь, – сказал я, не особенно скрывая свое облегчение. Арт веселый малый, но в больших количествах утомляет.
А в малых его представить сложно, учитывая его крупные размеры. Вот и сейчас он занимал почти половину моего довольно просторного экипажа.
Я отворил окошко, разделяющее кабину экипажа с возницей. С моей стороны оно прозрачное, с улицы – затемненное.
– Блейз, притормози у трактира, – велел я, – эрмин Стафлер нас покидает.
Тут с облегчением, должно быть, вздохнули лошади.
– Не теряю надежды на совместное веселье! – прогудел Артур, с кряхтением выбираясь из кареты.
– А теперь гони, – скомандовал я Блейзу, – желаю тишины и покоя как можно скорее.
Но этим надеждам не суждено было сбыться.
Мой дворецкий Рашбер вышел на крыльцо встречать меня, как только карета въехала во двор.
– Что-то случилось? – поинтересовался я на всякий случай, поскольку выражение его лица было как обычно, невозмутимое, но глаза поблескивали.
– Пришла срочная депеша из Медлевила, – сказал дворецкий.
Из Медлевила? Я же был там недавно. Наместник, Эшберн Хорлин, мой дальний родственник преклонных лет. Неужели он проиграл битву с подагрой, и меня решили об этом уведомить? Я ведь видел его… сколько? Да, меньше, чем неделю назад. Хотя в таком преклонном возрасте любой день может стать последним.
Спина резко похолодела.
– Давай письмо, – велел я, проходя в замок и направляясь в кабинет.
Конверт был обычным, белым. Уже легче, он не траурный. Не придется сейчас же все бросать и отправляться на похороны.
Да и процедура назначения нового наместника такая тягомотная.
“Мой дорогой Максвелл”, – прочитал я.
“Был рад видеть тебя и сожалею, что ты быстро уехал, мог бы погостить еще в Медлевиле. Тем более, что нам угрожает напасть, которой я и ожидать не мог!
Один из амбаров, куда твои подданные приносят зерновую дань, вчера зацвел. И не розами да тюльпанами, а жирной и мерзкой плесенью. Когда работники мои принялись ворошить зерно, узрели, что внутри проклюнулись рыхлые и скользкие грибы, какие если и начинают расти, то к лету.
Я решил было, что это единичный случай и просто амбар не просушили как должно. Однако же к вечеру в соседнем поместье сгнил целый погреб с картофелем.
Максвелл, обращаюсь к тебе, как к своему сюзерену: проблема хранения урожая дело серьезное. И знаки такие могут говорить о том, что обряд Первой ночи с девственницей прошел не как должно.
Я знаю, что ты человек молодой, не веришь в эти все приметы. Но если уж в храме было заявлено, что ритуал будет исполнен, надобно было это совершить в полной мере.
Уже и не понимаю, что думать. Была ли девица, что ты взял, невинна? Или акт ваш не состоялся? Хотя мне сложно поверить, что такой полнокровный мужчина как ты решил бы пожалеть такую аппетитную красотку.
Дорогой Максвелл, прошу рассмотреть эту ситуацию как можно скорее и найти способ помочь Медлевилу, чтобы избежать голодных бунтов по зиме. Преданный тебе Э.Х.”.
5.2
Максвелл Коллин, герцог Ремтиллена
– Что за чушь! – воскликнул я, будто почтенный лорд Хорлин мог меня услышать. Я и правда не верю в древние предрассудки.
А уж акт страсти, по моим понятиям, должен приносить удовольствие обоим участникам, а не исполняться по чьей-то указке.
Девочка и правда была славная и в другое время я бы не упустил возможности с такой развлечься. Но сама мысль что я, внук рыцаря и сын королевского советника должен послушно лечь в постель и совершить соитие… будто я племенной жеребец или бык!
Фу, противно от такого!
Кстати, я ведь и думать забыл об этой трогательной девушке. Такой милой в своих заблуждениях.
Как ее приняли дома?
Я хлопнул себя сначала по лбу, потом по карману брюк.
Разумеется, пустому. Я ведь в поездке не раз успел переодеться.
Велев поскорее вытащить мои вещи из кареты, я набросился на чемодан, как только его доставили в комнаты.
– Эрмин! – слабо протестовала горничная. – Я разберу грязные вещи.
– Погоди, Изидора, – отмахнулся я, засовывая руку в очередной карман. Есть. Вот она, коробочка с заговоренным перстнем.
Открыв ее я, увидел нежно-золотистый камень. Так и есть, она до сих пор невинна.
Значит, с муженьком не сложилось. Все же я разбираюсь в людях.
Одно хорошо, раз самоцвет не рубиновый, не было никакого акта, ни по любви, ни по насилию. И тысячу корсов я не проиграл.
Получается, мне нужно найти эту красотку… Арлин? Да, точно, она Арлин Палестри. Найти и переспать с ней, чтобы в Медлевил не пришел голод.
– Ну, рассказывай! – потребовала Эмилия.
Она отвела меня в комнату, которую сама называла “кабинет”, но это было нечто вроде кастелянной.
Две стены заняты длинными полками, где аккуратно разложено постельное белье и расставлен инвентарь для обслуживания номеров.
Под окном примостился небольшой стол, заваленный папками с документами. Эмилия сама вела учет всех затрат и прибылей, да и прочую канцелярию.
Сейчас хозяйка посадила меня на низкий, грубо сколоченный табурет, а сама нависла надо мной, скрестив на груди руки.
– Ты, значит, женушка моего братца младшенького, – с напором сказала она, видя, что я не тороплюсь откровенничать.
– Мартина, – прошелестела я, все еще не понимая, какую мне вести линию. Но что отпираться глупо, совершенно очевидная вещь.
– Давно я его не видела, – усмехнулась Эмилия, – с той поры, как овдовела. Они с матушкой тогда меня утешить приехали. И заодно рассказать, как важна семья для нас с малышкой Кирой. Если ты успела узнать мою маменьку хотя бы поверхностно, можешь догадаться, что она меня убеждала наши капиталы теперь объединить. А если точнее – мое сделать общим.
Я кивнула.
Очень похоже на Орелию Палестри.
– Но я отказалась. К тому времени сама уже, как понимаешь, матерью была. И невыносимо смотреть было, как моя родительница из парня, Мартина, делает не пойми, что. Не мужчина, а так, бараний плевок.
Как бы мне ни было тяжко, на этих словах я улыбнулась.
Эмилия – женщина резкая, не стесняется в выражениях, и под горячую руку ей лучше не попадаться. Может она быть невыносимой.
Но человек справедливый.
– Как же вышло, что ты озверела так? – продолжала допытываться хозяйка. – Вон ты с виду будто куколка с торта, ручки марципановые, губки карамельные. Тебя ж еще довести надо было!
– Меня отдали по праву первой ночи эрмину Коллину, – призналась я со вздохом, – а когда вернулась, ваша матушка и Мартин заявили, что не примут опороченной. И Мартин… он мне изменял у меня на глазах. А потом требовал… требовал извинений.
Рассказ вышел сумбурный, но Эмилия, кажется, все поняла.
– Право первой ночи? Значит, маменька сэкономить на венчании решила? Хорошо, у меня муж полностью всю женитьбу сам оплатил и дату назначил. А иначе, кто знает…
Я вспомнила слова Фиты, экономки наместника, что Орелия Палестри своих троих дочерей отдавала замуж вне значимых дат, чтобы они не попали на закон о праве первой ночи.
Значит, по крайней мере, в случае Эмилии все дело в ее муже, который не пожелал рассматривать подобную возможность.
Выстроив, наконец, мысли в подобие стройной цепочки, я рассказала, как застала Мартина с Иридой во время акта любви, как ударила его по голове вазой. И об ожерельи обмолвилась, из-за которого меня теперь называют мошенницей и воровкой.
– Да, попала ты в переделку, – сочувственно поджала губы Эмилия, – а герцог тебя зачем ищет? Ты ж ему уже дала, что требовалось. Или так понравилось, что он повторить решил?
Поняв, что имеет в виду хозяйка, я смутилась. Действительно, главного-то я не сказала. О том, что девственность моя все еще при мне, но я ее проиграла Максвеллу. И по условиям нашего с ним спора поделиться этим не могла.
Пришлось притвориться, что я и сама не понимаю.
– Не знаю, эрми, – вздохнула я, – может быть, жалоба свекрови дошла и до самого герцога.
– Маменька, конечно, женщина громкая, но сомневаюсь, что герцог стал бы тебя из-за этого самолично разыскивать, – прищурилась Эмилия, – ох, девонька, или не договариваешь ты, или и правда настолько хороша в постели, что вон какой роскошный эрмин за тобой в расстегнутой рубахе по всему герцогству бегает.
Ох, что она теперь обо мне думает!
Но хозяйка смотрела одобрительно и подмигнула.
– Зацепила ты герцога, это точно. Но если этот фазан думает, что может пользовать родственницу Эмилии Телдежи, будто уличную девку, сколько ему влезет, тут он сильно ошибается!
6.2
Герцог Коллин не торопился звать меня к себе. Как и сказал, он сначала принял ванну, сытно отобедал и может быть даже вздремнул с часок.
Его кучер Блейз рассказал, что экипаж съехал с дороги, колеса увязли, и герцог Коллин помогал вытаскивать карету наравне с остальными.
– Да что там, помогал! Чуть ли не сам на руках и вытащил.
Блейз так похвалялся своим эрмином, с аппетитом разгрызая хрящики бараньих ребрышек, что я впечатлилась.
Мы с Кирой, дочкой Эмилии, подавали к столу. Посетители посматривали на меня с интересом, а вот Милло я больше не видела.
Это меня пугало.
Улучив минутку, я отвела хозяйку в сторону.
– Эрми Теледжи, – взволнованно зашептала я ей, – боюсь я, вдруг Милло в Медлевил поехал рассказать, что меня видел! И ваша матушка следом примчится!
– Да если бы и поехал, – дернула плечом Эмилия, – у него ж нет такой кареты, как у герцога. Это ему от силы пару часов ходу до твоего уезда, а повозка Милло долго телепаться будет. Но не трусь, спит Милло. Я ему вина не пожалела на угощение. Так что, храпит как поросеночек. Только вот и герцогу задержаться у нас придется. Ось на карете треснула и колесо одно менять надобно.
К вечеру, когда я уже сидела в своей комнате, за мной пришла Эмилия.
– Ну все, пташечка моя, – заявила она, – герцог тебя требует предъявить. Но ты не бойся ничего. Главное, уверенной будь. Если хочет то что под твоей юбкой, пусть сначала обещает от Мартина уберечь.
Откровенность Эмилии меня слегка покоробила. Но ничего не сказав, я кивнула и пошла за ней.
Герцогу отвели апартаменты на третьем этаже. Тех немногих постояльцев, что там жили, одних этажом ниже отправили, а кто поскромнее так и в мансарде пару свободных комнат отдали.
Так что Максвелл Коллин получил в собственное распоряжение чуть ли не половину нашего постоялого двора. Всего-то на троих человек.
Дверь на лестничной площадке была заперта, Эмилия отперла ее своим ключом, завела меня в коридор.