Дженсен Рат
Высота стены храма Близнецов-Ветров полтора метра — не забраться. Отвесная, неровно отштукатуренная, она кажется непреодолимой преградой, но только не тогда, когда ты можешь проложить себе лестницу из золотых слитков.
Прячась в тени терновника, я выуживаю из нагрудного кармана свисток, резко дую. Звук неприятный, зато далеко разносится и похож на клёкот хищной серопёрой ярды. Кто услышит, не удивится, а вот для Карин, молодой жрицы храма, мой свист слаще музыки — он обещает ей хорошие деньги за пустяковую услугу.
Ожидание редко длится дольше четверти часа, но в этот раз верёвочная лестница, раскручиваясь, падает почти мгновенно. Я ухватываюсь за нижнюю перекладину.
Над стеной появляется лицо моей подельницы, и я, глядя снизу вверх, с первого взгляда понимаю, что Карин не на шутку встревожена.
— Барышня! — возмущённо шепчет она. — Почему так долго?!
— Как обычно. Что-то случилось?
Я карабкаюсь вверх и помогаю затащить лестницу обратно, вдвоём её скатывать легче.
— Ваши родители прислали за вами ещё час назад, — сообщает она.
Новость неожиданная и неприятная. Неужели что-то случилось? С чего бы родителям меня искать? Впервые такое…
Пять лет назад их дочка оправилась от очень тяжёлой болезни и решила, что её жизнь спасли не лекари, а молитвы матери и с тех пор проводит в храме Близнецов-Ветров времени больше, чем в родных стенах. Для всех девушка стала немного тронутой на тему религии, но правда в том, что пять лет назад душа настоящей Дженсен покинула тело, а опустевшую оболочку заняла я.
Пять лет назад храм стал моим убежищем — я понимала, что в семье быстро заподозрят подмену и проверять, что сделают родители, обнаружив в теле своей дочери чужую душу, не стала. Кто сказал, что меня примут? А вдруг вызовут экзорциста? Или просто выставят за порог без средств к существованию? Больше всего в тот момент мне хотелось жить, и я пошла на обман. Я до сих пор не представляю, как сказать матери, что её Дженни мертва… Да и зачем причинять боль доброй женщине, уже мне глубоко небезразличной?
Я не стала скрывать изменения — я их выпятила. Я ударилась в религию, как одержимая, и мой сумасшедший фанатизм затмил все остальные перемены: в характере, в мимике, в жестах, в предпочтениях. И пусть в высшем обществе я прослыла помешанной и малость слабоумной, зато никто не сомневается, что я настоящая.
Была и другая причина увлечься религией. Таким образом я знакомилась с новым миром и выбрала храм Близнецов-Ветров не случайно. Меня привлекли удобное расположение и огромная территория, как раз на случай поисков — пока всё оббегут я сто раз вернусь.
За звонкую монету одна из младших жриц согласилась мне помогать. На словах я уединялась в молельном павильоне, а на деле перебиралась через стену и отправлялась в свободное плавание.
— Слуга не упоминал, почему меня ищут? — я отдаю Карин две монеты вместо одной, за волнение. Будет плохо, если она побоится и дальше мне помогать, надо “подмаслить”.
— Впрямую он не сказал. Вы должны успеть подготовиться к обеду… Кажется, ваш жених приезжает? — Карин пожимает плечами и поспешно прячет монеты под ворот в висящий на шнурке мешочек.
А я застываю, как громом поражённая.
Какой такой жених?!
То есть я знала, что Дженсен сговорена, таскаю на мизинце помолвочное кольцо. Но за пять лет жених никак себя не проявлял, и я о нём не беспокоилась, не вспоминала о его существовании. Помолвка без жениха меня полностью устраивала. Но если к кольцу теперь будет прилагаться он, то колечко лучше снять. Я неосознанно трогаю ободок и мне мерещится, что полупрозрачный зелёно-жёлтый камешек на касание отзывается теплом.
Да уж, здравствуйте, господин Неприятность.
Окольным путём мы возвращаемся в молельный павильон. Я скидываю мужской дорожный костюм, благо истощённая болезнью фигура позволяет выдавать себя за худосочного парнишку, и кое-как натягиваю глухое мышино-серое платье, ужасное для юной кокетки и идеальное для недомонашки. Карин помогает пришпилить к волосам шляпу с густой вуалью, непроглядной дымкой скрывающей лицо. В таком облачении я больше похожа на старую вдову, чем на невесту, а значит идеальна.
Карин отступает на полшага, критически осматривает меня с ног до головы и, ничего не говоря, распахивает скрипучую створку.
Я выбираюсь наружу.
Крошечные павильоны разбросаны по дикому саду. Здесь не думают о ландшафтном дизайне и позволяют кустам расти, как им вздумается, лишь бы давали густую тень и ощущение уединённости. Утоптанные дорожки часто петляют, воздух наполнен свежестью и ароматами травы. Я ловлю себя на мысли, что успела искренне полюбить храм.
— Святые Ветра, наконец-то! — на дорожке впереди появляется ещё одна жрица. — Барышня, вас все ищут!
— Я молилась, — отвечаю я сухо и постно.
— За вами прислали ваши родители, барышня.
Я киваю, но шагу не прибавляю, продолжаю семенить, как полагается благонравной девице.
Старшая жрица поджимает губы, но вслух не возражает, всё же я регулярно пополняю не только личный мешочек Карин, но и казну храма, делаю щедрейшие пожертвования.
Когда мы добираемся до главных ворот, экипаж уже ожидает снаружи. Кучер нервно меряет расстояние между стеной храма и пустым вазоном — лошадка как раз доедает последний лист росшего в нём цветка. При виде меня кучер шумно выдыхает, не скрывая облегчения, всплёскивает руками, но своё мнение, как и положено хорошему слуге, оставляет при себе.
В экипаж я забираюсь с помощью Карин — горничных я с собой в храм не беру. Ни горничных, ни компаньонку, тихо меня ненавидящую за разбитые мечты о частых светских выходах.
Хлопает дверца, экипаж почти сразу трогается, и я, задёрнув штору, устало откидываюсь на спинку сиденья.
Жених, говорите?
Похоже его визит связан с тем, что я недавно отметила совершеннолетие. Напоминать о себе письмом или подарком он не стал, зато заявился лично. Впрочем я допускаю, что родители просто не упоминали о его знаках внимания и тем более не давали мне его писем, а отвечали от моего имени сами — боялись, что пространные цитаты из молитвенника произведут на беднягу неизгладимое впечатление. Кому нужна жена с приветом?
Солнечный луч падает на зелёно-жёлтый камешек, и кольцо будто подмигивает, смеётся надо мной как живое. Так бы и сорвала, но не на глазах у матери. Я давлю в себе раздражение и с притворным спокойствием следую на второй этаж. Жилой коридор убегает налево. Я чуть сбавляю шаг, прислушиваюсь. Судя по шуму суеты, почти все слуги внизу, наводят лоск в Большой столовой.
Мне везёт — мать решила лично проследить за моим внешним видом. Не удивлюсь, если в комнате меня дожидается новое, совсем не “вдовье” платье.
Я притворяюсь послушной — пока что меня всё устраивает. А вот комнате, обнаружив на плечиках подтверждение своей догадки — шифоновое весьма легкомысленное небесно-голубое чудо с россыпью жемчуга по лифу — я сухим не терпящим возражений тоном приказываю горничным удалиться.
Служанки вспархивают испуганной стайкой. Уходят не сразу, ждут реакцию госпожи Рат, но она их не останавливает.
— Матушка…, — обращаюсь я к ней, как только дверь за последней горничной закрывается.
Душевной близости между нами нет, воспринимать матерьюю эту немного полноватую, очень добродушную и совершенно несамостоятельную женщину я так и не стала. Я до сих пор подсознательно ощущаю угрозу, которую несёт тесное общение с ней, и невольно сторонюсь. Однако госпожа Рат мне не безразлична, и я искренне не хочу причинять ей боль.
А она смотрит на меня с любовью и умилением:
— Дженни, я знаю, что такие платья тебе не нравятся, — вздыхает она, — но ради меня потерпи сегодня, хорошо?
Вот мне интересно, а как родители планируют объясняться с женихом? Он увидит симпатичную тихоню-модницу, а после брака обнаружит, что вместо кисейной барышни получил религиозный синий чулок. Или жениху всё равно? Брак договорной, помолвка заключена задолго до моего появления в этом мире. Возможно, личные качества невесты просто не принимаются во внимание.
— Матушка, я… не хочу замуж. Я хочу быть с вами и молиться о вашем благополучии, — всерьёз моё возражение не воспримут, но это лишь первый пробный выпад, прощупывание почвы.
Госпожа Рат притягивает меня к себе и крепко обнимает:
— Глупый ребёнок! Дженни, что ты такое говоришь? Как ты можешь остаться с нами? Между прочим я мечтаю понянчить твоих малышей, — мать легонько щёлкает меня по носу.
— Но…
— Дженсен, обещаю, я поговорю с папой, и мы не будем торопиться со свадьбой.
— А кольцо? — уныло спрашиваю я и прокручиваю ободок на пальце.
Мама отстраняется, выражение её лица приобретает напускную строгость:
— Дженсен, не капризничай. Твой жених прибыл из столицы, чтобы инициировать помолвку. Как мы ему откажем? Ты же не хочешь, чтобы у нас были проблемы, верно?
— Я против брака с незнакомцем! А вдруг он окажется злым?
— Дженни, разве бы папа выбрал для тебя плохого мужа? И за незнакомца ты, конечно, не пойдёшь, потому что уже сегодня ты с ним познакомишься. Я обещаю, что до свадьбы хотя бы пару раз вы ещё обязательно встретитесь. К сожалению, он очень занятой и не может приезжать часто.
Вторую половину ответа я пропускаю мимо ушей, мне и первой хватило. Всё хуже, чем мне представлялось. Похоже, госпожа Рат вообще не имела отношения к устройству брака собственной дочери, господин Рат принимал решение один. Ах ты же… Слов цензурных нет!
Я напоминаю себе, что в этом мире подобное — норма. Вот взять для примера мать Дженсен, госпожу Рат. Классическая “правильная” жена — ведёт хозяйство, во всём слушается мужа, украшает собой его дом и поддерживает уют. Она вполне счастлива и, как мне кажется, уже после брака полюбила мужа. По крайней мере она к нему привязалась и относится с почтением и искренней теплотой. Когда-то выбор сделали её родители, мои дедушка и бабушка. Выбор удачный. Отец о нас заботится, не ограничивает в деньгах, ни разу не повысил голос. Если и изменяет матери, то тайно. Мда… Не из того я теста, чтобы принять подобный образ жизни. Мать на своём месте счастлива, а я, примеряя на себя её шкуру, готова взвыть от тоски.
Разговор не прошёл зря — я выяснила, что мать мне точно не поможет, причём из самых лучших побуждений.
— Папа дома? — уточняю я.
— Нет, Дженни, он уехал встречать нашего гостя, поэтому, пожалуйста, потерпи до вечера.
Угу…
То есть вернётся господин Рат сразу к обеду, будет безотлучно развлекать жениха, затем инициация — и отбрыкаться от свадьбы станет невозможно. Допустим, я всё же сумею вклиниться до ритуала и поговорить с отцом с глазу на глаз. Толку? Ответ будет один — “Дочка, я выбрал тебе хорошего мужа”.
Возможно, завтра я придумаю, как решить проблему без потерь, но вряд ли жених согласится подождать, когда меня наконец озарит, а прямо сейчас я вижу лишь один выход, не самый умный, зато самый очевидный — побег.
Я позволяю горничным нарядить меня, пару раз жалуюсь на волнение. Один раз — матери, которая зашла меня проведать.
— Простите, матушка, — выдыхаю я. — Мне действительно не по себе.
— Дженни, какая ты у нас красавица! Только взгляни, — она лично закалывает в мою причёску жемчужный гребень и тянет меня к ростовому зеркалу.
Мне больно смотреть на её нежную улыбку.
— Это не я…
В зеркале отражается болезненно-бледная кукла, на лице одни глаза и выделяются. Цвет платья мне совершенно не идёт, но в то же время я всё-таки похожа на дочь аристократа, а не на монашку.
Я не узнаю себя в отражении. Если в образе серой моли я вообще никакая, то в мужском костюме, очень даже живая, хоть и тощая. Впрочем, не могу не признать, что девушка в зеркале миловидна и очаровывает хрупкой женственностью. Тростинка-моргалка. ага.
— Это ты, Дженни. Ты очень красивая, моя девочка.
— Госпожа, экипаж появился в начале улицы, — докладывает старшая горничная.
— Идём, Дженни.
Зеркало отражает, как кровь отливает от моего лица. Волнение совершенно не наигранное.
Мы спускаемся в холл.
Сколько здесь ехать, минуту? И спускались мы столько же. Экипаж, наверное, прямо сейчас останавливается перед парадным крыльцом, ещё чуть-чуть, и они войдут. И тогда для меня всё будет кончено. Сердце проваливается куда-то в желудок.
Милан Авей
С невестой что-то нечисто.
По всем правилам она должна была встречать меня, стоя рядом с матерью, но почему-то осталась в своих комнатах. Госпожа Рат невразумительно извинилась от её имени и охотно рассказала, что у девушки хрупкая душевная организация.
Чушня! У всех девушек душевная организация очень хрупкая, но они почему-то этикетом не пренебрегают и свою хрупкость показывают иначе, благородно лишаясь чувств, когда это позволяют обстоятельства.
Похоже, полагаться на жену во время светских приёмов я не смогу.
— Какая изящная работа, — хвалю я напольную вазу, а мысленно представляю, как она от пинка разлетается на цветастые осколки.
— Имитация южно-ламейского стиля, — охотно поясняет господин Рат.
Мне без разницы, ясно?
Ожидание раздражает. Я был уверен, что не задержусь в городе, но прямо сейчас у меня зудит копчик, а это верная примета — к неприятностям.
— Вы коллекционер, губернатор? — хорошо бы, тогда я всегда буду знать, что дарить тестю.
— Нет, что вы! Баловство. Ваза приглянулась моей супруге, и я приобрёл.
Дженсен продолжает игнорировать меня и через пять минут, и через десять. Возможно, у неё действительно приключился какой-то конфуз, но давно пора решить проблему. Я-то ладно, но ведь она и родителей заставляет нервничать. Господин Рат всё чаще промакивает платком намечающуюся лысину.
— Дженсен вот-вот спустится, — обещает госпожа Рат.
В ответ на насквозь фальшивые заверения, я вежливо оскаливаюсь в улыбке.
Конечно, девушка так и не появляется. Больше того, начинается подозрительная суета, которую слуги тщетно силятся скрыть, но им не хватает способностей. Провинция-с. И дело не в выправке, а в том, что в столице слуги всего лишь чаще сталкиваются с разного рода неприятностями, поэтому и справляются лучше.
В доме разгорается сущий бардак, обед почти что сорван. Господин Рат рассыпается в извинениях и сбегает вслед за госпожой Рат. Я очень удачно оказываюсь представлен самому себе.
Я выжидаю момент и решительно взбегаю на второй этаж, лакеи и пискнуть не успевают, когда я проскакиваю мимо них.
Ориентируясь на шум, я вхожу в какую-то комнату и попадаю прямиком в спальню моей невесты.
Приличия меня больше не заботят, поэтому я не только не выхожу в коридор, а наоборот прохожу дальше.
Открывшаяся мне картина… на миг оглушает. Я ждал чего угодно, истерики, например, но не пустоты.
Моей невесты ни в будуаре, ни в спальне нет. В ванной, судя по всему, тоже. Зато на будуарном столике лежит моё кольцо, а в руках у четы Рат какая-то бумага, и они настолько увлечены содержанием записки, что меня не замечают.
Одного взгляда хватает, чтобы горничная, собиравшаяся что-то сказать, зажала себе рот обеими руками и попятилась.
Я выхватываю у госпожи Рат бумагу.
Мимолётно удивившись резкому какому-то рубленому, ни разу не женственному почерку, я вчитываюсь в текст.
“Мои драгоценные матушка и отец! Я молюсь святым Ветрам о вашем благополучии и глубоко сожалею, что причиняю вам боль, но я знаю, что вы меня любите и желаете мне счастья, и только поэтому я решилась уйти. Простите, но я отказываюсь выходить замуж, следуя вашей воли. Моё сердце давно принадлежит Рику, и только с ним я могу быть по-настоящему счастлива. Я обязательно буду писать и надеяться, что однажды вы сможете меня простить и принять”.
И подпись “Ваша Дженни”.
Хочется скомкать лист, смять, сжечь. Но я отбрасываю его на столешницу. Записка не мне — сжигать нельзя. Огонь всё же вспыхивает на пальцах, и я усилием воли заставляю его впитаться обратно.
Раздражение перерастает в опаляющую злость, а она сменяется ледяной яростью.
— Моя невеста изменяет мне с неким безфамильным Риком? — обманчиво спокойно спрашиваю я.
Ну разумеется!
Судя по письмам, которые я получал, Дженсен самая обычная девушка, скромная и застенчивая. Я думал, что слухи о её религиозности преувеличение. В любом случае, нет ничего плохого в том, что моя будущая жена проводит время в храме. Не в салонах же пропадает ночи напролёт, дегустируя вина и ликёры.
Но оказывается, храм был всего лишь прикрытием преступного романа.
И ещё… Почему почерк, которым были написаны письма отличается от почерка записки? Рик настолько вскружил Дженсен голову, что она позволила ему писать за себя? Почерк-то мужской.
Я смотрю на господина Рата, на госпожу Рат. И понимаю, что они шокированы. Похоже, они вообще ничего не знают о романе Дженсен. Гром среди ясного неба напугал бы их меньше, чем эта записка.
— Это какое-то недоразумение! — жалобно восклицает госпожа Рат. — Дженни очень хорошая девочка, послушная…
— Ваша послушная девочка только что сбежала из дома, — отрезаю я. — О Рике мы поговорим позже. Надеюсь, вы согласны, что Дженсен нужно найти и вернуть как можно скорее, до того как она попадёт в настоящую беду?
Домашняя, не знающая жизни девушка в городе, полном опасностей! Таким дурочкам одна дорога — в квартал сорванных цветков. Поймают, надругаются, продадут…
Дура!
Есть в кого.
Закивали… как болванчики.
Ладно, госпожа Рат. Но губернатор, чтоб его! Как он может управлять вверенной ему территорией, если даже с дочерью не справился?! Сколько лет она водила их за нос? Три года, четыре?
Я беру кольцо и надеваю на палец.
Будь кольцо инициировано, Дженсен бы просто не смогла от него избавиться, но и без инициации оно не бесполезная навеска. Остаточный след сохранился, и я вполне отчётливо ловлю направление.
— Но кто такой Рик? Я не представляю, к кому она отправилась, — господин Рас смотрит на меня, будто ждёт, что я в курсе его семейных дел.
Вот же вляпался с браком…
— Важно не к кому, а куда, — рявкаю я. — Я сам её найду и приведу.
Господин Рат мямлит что-то протестующее, даже сейчас больше беспокоясь о том, что я не стану церемониться с Дженсен, чем о том, что с ней может произойти, если я уступлю поиск здешней неповоротливой страже.
Дженсен Рат
Устроившись за столиком кафе, я лениво наблюдаю за суетой в зале ожидания. Казалось бы… мир другой, а в порту, как в привычном аэропорту, каком-нибудь Шарике или Домодедово, цены задраны до бессовестности. Так сказать, небесная наценка.
Но я заказала чай и булочку не столько ради перекуса, сколько ради того, чтобы не толкаться в толпе. Сижу я просторно, ещё и закинув ногу на ногу. Ни одна даже самая неотёсанная деревенщина так не раскорячится, да и мужчина-аристократ тоже подобной позы себе не позволит. Я же изображаю нахала, мальчишку пронырливого, способного, но напрочь бескультурного. Разве что на пол не сплёвываю…
Побег удался?
Больше всего я боялась “срезаться” на досмотре. Мне безумно повезло с новым именем. Дженсенами бывают не только девочки, но и мальчики. Я предъявила билет, а вместо свидетельства о рождении, где есть вся подноготная по родителям — удостоверение из местного клуба, в котором я состою уже четыре года с хвостиком. Стражи не стали придираться:
— В Лётную Академию?
— Ну да, — кивнула я и щёлкнула ногтем по прицепленному на жилет клубному значку, изображающему вписанный в круг трёхмачтовый парусник.
Багажа у меня как такового не было, стражи заглянули в “тревожный чемоданчик” и пропустили с миром.
Я делаю очередной глоток и кошусь в сторону табло. Будет два рейса до ближайших островов, на маршруте бегают небольшие одномачтовые челноки, а вот после них небольшой перерыв и мой рейс в столицу.
Наверное, родители уже обнаружили мою пропажу…
Стоило ли в письме упоминать Рика? Я сочиняла второпях, и решила, что тайная влюблённость станет лучшим объяснением моего побега. По крайней мере это то, что родители могут понять. Надо будет сразу по прибытию послать им второе письмо, рассказать, что у меня всё в порядке, наврать про Рике… Уверена, искать меня в Лётной Академии они не догадаются.
Эх, скорее бы.
Что-то я нервничаю.
От скуки и, чтобы отвлечься, я продолжаю осматривать толпу. Лавочку оккупировало большое семейство, их там поколений пять, и я надеюсь, они ждут челнок. Не хотелось бы мне оказаться их соседкой — дети цветы жизни, но любоваться ими я предпочитаю на расстоянии. Слушать крики годовалого малыша всю дорогу… Брр. А куда деваться? Не хочешь слушать — не слушай, либо уши затыкай, либо катайся на частных судах.
Чуть дальше грузный мужчина в деловом костюме прижимает к себе кожаный портфель. Этот почти наверняка, в столицу.
Немолодая пара, ещё одна большая семья, три жрицы, и им уступили лучшие места…
Взгляд цепляется за худощавого поджарого шатена, целеустремлённо пробирающегося через толпу. Я буквально прилипаю к нему глазами. Сколько я на него смотрю? Таращусь, пока он не выбирается на свободное пространство прямо перед кафе, где я засела. И лишь тогда, сообразив, что пялиться на незнакомца невежливо и странно, я отвожу взгляд и озадаченно прислушиваюсь к себе. Чем он меня так зацепил? Я бы даже сказала сразил. Он, конечно, симпатичный, но не настолько, чтобы терять разум.
Ответ легко находится. Шатен — хотя теперь уже кажется, что волосы светлее, цвет чистый русый — выделяется осанкой и аурой властной уверенности. Толпа перед ним сама расходится в стороны. Что он здесь забыл не ясно. Слишком холёный, затянут в синий камзол, подогнанный по фигуре. Наверное, камзол пошит на заказ. Парень явный аристократ, и не из последних. Вероятнее увидеть пингвина в Сахаре, чем такого экземпляра в общественной толчее провинциального порта. Но он почему-то здесь. И головой крутит, кого-то высматривая.
Мы встречаемся взглядами, и он морщится, отворачивается, идёт дальше, всем своим видом излучая нетерпение.
Я смотрю ему в спину.
Честно?
На долю мгновения я испугалась — подумала, что он может искать меня. Вдруг это мой жених?! Но нет. Во-первых, подозрительно хорош, слишком хорош для дочки провинциального губернатора, у меня наверняка что-то более простое. Во-вторых, как бы он меня так быстро выследил? Кольцо я сняла. Если предположить, что остаточный след не развеялся, а ещё держится, то жених бы подошёл ко мне, а не продолжал вертеть головой. Нет, он не магией ищет, а глазами.
Не важно…
Жених не муж, увести меня из порта против воли не сможет. И на крайний случай у меня приготовлен запасной план.
Шатен-нешатен так и крутится поблизости, чем меня нервирует, и самое нехорошее начинается, когда объявляют посадку на наш рейс. Почти все, кто в зале, ждут именно столичного рейса, и я пытаюсь затеряться в толпе, но шатен как прилип.
Только мне начинает казаться, что его от меня оттёрло, как я замечаю его в паре шагов слева. Ускоряюсь — он оказывается уже правее, но по-прежнему впереди. Я нарочно замедляюсь — он тоже позволяет другим себя обогнать.
Я решаюсь на финт ушами.
Помимо клубного значка у меня есть круглая бляшка от Альянса “Открытое небо”, а она даёт право прохода в отсек, примыкающий к командной рубке, так что разойдёмся мы с шатеном как в море корабли.
На повторном досмотре, предшествующем посадке, он оказывается впереди, и я вижу, как он несколько раз оглядывается. Снова закрадывается подозрение, что он ищет меня. Кого ещё? Но мало ли… Пусть дальше ищет, если он и по мою душу, то он меня не узнал. Я подбираюсь чуть ближе, убеждаюсь, что у него обычный билет, и его ждёт даже не верхняя, а нижняя палуба. Судно обещает быть битком, он ухватил явно один из последних билетов.
Подходит моя моя очередь на досмотр.
— Добрый день, — здороваюсь я, с готовностью протягивая билет и клубное удостоверение, в котором лежит вложенное рекомендательное письмо в Лётную Академию, моё козырное комбо.
— О, перед нами будущий командир? — добродушно усмехается страж.
Здесь мне тоже везёт, никто не требует свидетельство о рождении, в котором ясно написано, что я не сын четы Рат, а дочь.
Разгильдяйство, если честно. Зато багаж досматривают тщательно, не придраться.
Милан Авей
Рядом, невестушка где-то рядом.
Чем ближе я подхожу, тем слабее чувствую направление, незримая нить растекается в такое же незримое облачко тумана, но Дженсен это не поможет, потому что в зале я её точно найду, никуда она не денется.
Плохо, что я очень смутно представляю, как она выглядит. Да, к её совершеннолетию, как и до этого к шестнадцатилетию, мне прислали портрет. Но я не настолько наивен, чтобы верить кисти художника. Как сказал мой дядя, когда увидел изображение в рамке на моём столе, мастерство портретиста в том, чтобы и жабу изобразить симпатичной. Девушка на портрете была очень… приятной, но всё, что я о ней знаю, это то, что она светловолосая. Золотистый блонд на холсте в жизни вполне может оказаться мышиным русым, но точно не иссиня-чёрным или огненно рыжим.
Я ищу пару. Дженсен уходила не одна. Через окно её явно вывел Рик, а значит они вместе. Возможно, к ним присоединился кто-то ещё? Но большой их компания точно не будет.
Взгляд цепляется за нахалёныша, развалившегося за столиком кафе. Худющий заморыш, а сидит с видом хозяина жизни. Ещё и знак местного Воздухоплавательного клуба на жилет прицепил. Показушник демонов.
Не знаю, почему он меня разозлил. Самый обычный выскочка, таких сама жизнь наказывает… Может, зацепил встрёпанными льняными волосами? Издали, заметив белую макушку, я рванул в уверенности, что догнал, а разглядев, осознал ошибку.
Я наворачиваю круги по залу, но невестушка будто невидимкой стала, а нить между тем слабеет. Ещё немного, и совсем растает.
Объявляют посадку, приглашают на выход.
И с людьми происходит что-то странное. В мгновение я оказываюсь зажат в толчее, хуже, чем базарной. Толпа прёт к арке выхода, пока не стопорится заграждением стражей — пропускают всё равно по одному, проверяя каждого полностью, правило три года назад продавил Альянс “Открытое небо” и умудрился навязать всем перевозчикам и портам, а не только членам Альянса. И очевидно, что пока всех не проверят, не загрузят, судно никуда не двинется. Так зачем ломиться? Места по количеству билетов… Пустые размышления.
Но отвлёкся я с пользой. Я снова чувствую тающую нить, после “переключения” восприятие обострилось.
Поймать бы невестушку на досмотре — но кто мне позволит стоять и глазеть? Придётся объясняться со стражами, а это повод для скандала, который неизбежно станет достоянием света. Нет, меня не устраивает.
Но и в столицу тащиться меня тоже не устраивает, надо во что бы то ни стало найти её до отлёта и успеть покинуть судно. Такой выход объяснить легче лёгкого — девушке стало дурно, тонкая душевная организация, все дела…
Решившись, я вливаю в нить собственную магию. Нить таким образом погибнет быстрее, зато в последние минуты существования будет яркой, как путеводная звезда, а не размытой кляксой, указывающей во все стороны разом.
Я ловлю направление на верхнюю палубу.
Сам я на… нижней.
— Господин, располагайтесь, — бортпроводница указывает мне на одно из жёстких сидений между полнотелой старой крестьянкой и сальным замухрышкой, немного осоловевшим от хмельного пойла.
Рядом — не сяду. Им жизни не хватит, чтобы оплатить чистку моего камзола, который они своими штопаными трапками запачкают.
Нижняя палуба для самой простой публики, но бортпроводница держится не хуже экономки богатого дома. Чувствуется, что прошла хорошую школу. Ещё одно нововведение Альянса — любой пассажир имеет право на вежливость, даже тот, которого выбрасывают с борта за дебош.
— Я предпочитаю более удобные кресла. Отсек у командной рубки, пожалуйста, — несколько мест всегда держат в резерве, билеты на них не продают, так что проблем быть не должно.
Бортпроводница легко принимает моё пожелание, выписывает дополнительный квиток и принимает оплату.
— Поторопитесь, господи. Скоро взлёт.
— Ага…
Невестушку я чувствую, задержек не будет.
На верхней палубе шесть отсеков и один элитный. Я прохожу насковозь. Надо же, Рик раскошелился на два самых дорогих билета? Почему-то он мне представлялся безденежным пустозвоном. Кто бы ещё стал уводить девушку из дома вместо того, чтобы жениться как полагается, обеспечив ей всё?
В любовь я не верю, это чушь для дурочек вроде моей невесты.
Если интерес не к деньгам её отца, то зачем она понадобилась Рику?
Сейчас узнаю…
Я следую нити, чувствую, как она вибрирует, натягивается. Яркий всплеск, и нить развеивается, но это уже не важно, потому что я нашёл.
Я останавливаюсь у свободного кресла. В соседнем сидит…
Бездна!
В соседнем кресле сидит тот самый выбесивший меня белобрысый мальчишка, сверкает теперь уже не одним, а двумя значками, и второй, от Альянса, объясняет, как он сюда попал. Мальчишка настолько занят иллюминатором, что меня просто не замечает.
Придушил бы.
Я сажусь просто чтобы не маячить в проходе.
Чувствую себя последним идиотом.
Рик, я тебя недооценил, признаю. Мне следовало сразу понять, что побег подготовлен очень тщательно. Скорее всего Рик с Дженсен действительно появились в порту, но они либо на челноке на соседний остров ушли, либо вообще вернулись в город. А нить, прежде, чем уйти, перекинули на мальчишку, вот я об него и спотыкаюсь который раз. Надо признать, ловко. Давно меня так не одурачивали.
Тол вот… Да, Рик, ты продуманный засранец, но не радуйся, ушлёпок, я тебя всё равно достану, и разговор у нас будет особенный.
Мальчишка медленно поворачивает голову и мы сталкиваемся взглядами.
Я не выдерживаю, кипящее во мне раздражение выплёскивается:
— Вырядился! — рыкаю я.
— О-о? — он будто удивляется, словно ожидал от меня чего-то ещё, а не претензий к внешнему виду.
— Думаешь, нацепить значок, чтобы командовать судном, достаточно?!
Чего я к нему прицепился?
Сам себе объяснить не могу. Мальчишка ведь наверняка “жертва”. По нему хорошо видно, что летит в столицу, цвет волос совпадает — вот и скинули на него как на лучшего кандидата.
Дженсен Рат
Не худший у меня сосед, не худший. Это я себя так утешаю. Мог попасться какой-нибудь дышащий перегаром кабан, залитый хмелем по самые уши, а этот просто рожи корчит надменные. И чего прицепился вообще не ясно.
Вид ему мой не нравится, ха! За штурвал он меня не пустит — дважды ха!
Я между прочим его тушку возить и не собираюсь. Ну его, пусть хоть лопнет. Лучше в иллюминатор смотреть. Зря я что ли у стеночки устраивалась?
Взлёт проходит обычно. Божественное благословение надувает паруса, парусник разбегается по каналу, и отрыв от поверхности едва ощущается. Мы почти сразу оказываемся над Бездной. Лёгкий крен — парусник забирает левее. Сейчас мы вырвемся на открытый простор и начнём снижение.
Корабль ни разу не самолёт, про герметичность деревянное корыто ничего не знает и к большим высотам банально не приспособлено. Нет, в теории парусник легко пробьёт облака и пойдёт над ними, но, простите, что в это время будет с пассажирами? Командир довезёт сосульки. То есть не довезёт, потому что сам в такую же сосульку превратится. Проблему высоты местные решили просто — они не забираются наверх, а идут наоборот под островами. И тут главное чётко соблюдать высоту. Снизишься к океану — нахлебаешься отравляющих эманаций Бездны. А в худшем случае ещё и на летающих демонов нарвёшься, тогда всё, конец. Без шансов.
Мы снизились аккуратно, почти без тряски — с погодой сегодня повезло. Сейчас встанем в воздушный коридор…
— Барышня, будьте любезны! — вскинув руку, громогласно зовёт мой сосед.
Что за нетерпёж? И ведь даже артефактом связи воспользоваться не удосужился.
— Это делается вот так, — сообщаю я и зажигаю лампочку. — Неужто первый раз летите?
Он пронзает меня гневным взглядом.
Я усмехаюсь.
— Господин, чем я могу вам помочь? — появление бортпроводницы пресекает перепалку в зародыше.
— Личные обстоятельства, — хмуро поясняет он. — Мне требуется немедленно вернуться на остров.
— Что, простите? — переспрашивает она.
У меня такое же состояние. Что, прости? Ты, дружище, берега попутал или голову дома забыл? Насчёт головы согласна, она такой предмет, что за ним вернуться стоит.
Если он мой жених… Допустим, он пришёл, ориентируясь на магический след, но меня не узнал, принял за мальчика и закономерно решил, что ошибся. Разве след не должен был уже развеяться? Так вот, кем он себя возомнил, что считает возможным разворачивать рейс на сотню пассажиров как ему вздумается?! Нет, мне такое индюшачье чудо в перьях не надо.
— Мне нужно вернуться на остров, — спокойно повторяет он и с ленивой вальяжностью взмахивает кистью жестом повелителя.
М-м-м… пальцы как у пианиста, длинные и тонкие, моя слабость.
— Господин.
— Барышня, я не прошу сажать ваше корыто обратно. Передайте командиру, пусть свяжется с “Синей розой”. Меня устроит стыковка.
Даже так?
Парусники не самолёты, и пересадки с одного судна на другое прямо в воздухе для здешних обычное дело. Есть, например, россыпь малых островов. Площади дефицит, влётно-посадочный канал один, да к тому же узкий и короткий, большой парусник не сядет, банально не поместится. Как поступают в этом случае? Очень легко! Пассажиров собирает челнок и доставляет на парусник.
— Господин.
— Передайте. Принимать решение ведь не ваша обязанность, верно?
Бортпроводница сдерживается, но заметно, что сохранить бесстрастное лицо и приветливую улыбку стоит ей усилий.
— Я доложу, — обещает она, разворачивается и действительно уходит в рубку.
Думаю, сообщит.
А вот какое решение примет командир?
Женишок не потрудился представиться. “Синяя роза”, как я понимаю, его персональная лоханка? Он уверен, что одного названия достаточно, чтобы произвести на командира впечатление и заставить выполнять свои хотелки?
Всё-таки странно. Если он жених, то зачем такому индюку жениться на дочке провинциального губернатора? Ни политической выгоды, ни финансовой. Я даже на роль украшения не особенно гожусь, потому что лишена столичного лоска.
Возвращается бортпроводница.
И выглядит она озадаченной.
— Командир сказал, что свяжется с “Синей розой”. Господин, могу я помочь вам чем-то ещё?
Пфф.
— Держите меня в курсе, сообщите ответ “Синей розы”.
— Да, господин. Я проверю ответ через пять минут, — отвечает она.
Внезапная встряска, парусник слишком резко заваливается на бок. Меня спасает ремень, а вот проводницу от падения удерживает индюк. Поймал и спокойно придерживает.
За первой встряской следует вторая.
Нехотя отстранившись, бортпроводница кое-как добирается до своего кресла и пристёгивается, а я смотрю в иллюминатор. Внизу бескрайний океан, а я не транспортир, чтобы на глаз определять угол наклона, то есть могу ошибаться, но… Почему парусник выровнялся, странно подёргался и ровно пошёл вниз?! Причём стремительно… Чуть ли не на нос встал. Ладно, я преувеличиваю. Судно из флота Альянса “Открытое небо” и в отличии от неальянсовых, оно оборудовано стопорами. Опустить или задрать нос круче безопасного угла просто нереально, сколько рычаги ни дёргай, только предупреждающие сигналы будут орать.
Мы снижаемся слишком быстро, на пределе допустимого.
Так низко пассажирские и грузовые парусники не летают!
Что за ерунда происходит?
Запрошенная индюком стыковка тут точно не при чём, на стыковку парусник бы наоборот поднялся над островами. Я буквально влипаю лбом в стекло, силясь рассмотреть хоть что-то. Если мы продолжим снижение под тем же углом, то очень скоро нас ждёт кораблекрушение.
Фантазия быстро рисует самые вероятные сценарии катастроф. Возможно, мы разобьёмся о твёрдый континент. Боги выдрали из материка лишь центральную часть, так что земли внизу предостаточно. Собственно, именно нижние земли продолжают обеспечивать летающие острова основными ресурсами. Если же мы шлёпнемся в океан, то вариантов, пожалуй, два. Либо от удара парусник развалится, либо пойдёт дальше в глубину…
Не может быть, что это происходит со мной…
Я не хочу умирать снова! Сомневаюсь, что мне выпадет ещё один шанс оказаться в чужом теле.
В отсеке крики, сзади вскакивает мужчина и случайно цепляет меня за волосы. Лёгкая боль помогает выйти из ступора. Я оглядываюсь и заставляю себя выдохнуть. Парусник не падает, он снижается. Итог один, но разница принципиальная. Пусть у нас нет шлюпок, но я могла бы накрутить штурвалом крен. Люди успеют выпрыгнуть в воду до крушения. Придётся побарахтаться, но есть шанс, что нам пришлют помощь. По крайней мере по правилам Альянса диспетчеры ведут рейс на всём протяжении маршрута, то есть о том, что мы терпим крушение уже известно.
Я прижимаюсь к иллюминатору, чтобы оценить высоту и прикинуть запас времени. Сероватая дымка за стеклом подсказывает, что мы уже ниже безопасной отметки, дышим отравляющими эманациями.
— Сидеть, — рявкает князь.
По ушам бьёт тишина. Не знаю, как у него так получилось, но замолчали все и разом.
Я отворачиваюсь от иллюминатора.
— Бездна…
Эвакуировать отсеки нижней палубы я точно не успею. Но это и не требуется. Относительно безопасно спрыгнуть можно только в воду, а под нами твердь континента. Смертельно не повезло.
— Мы умрём, мы все умрём, — бортпроводница подскакивает к телу командира и под рёв, размазывая слёзы и потёкшую по лицу косметическую краску, принимается остервенело пинать его сначала мысками туфель, потом каблуками.
— Есть идеи? — спрашивает меня князь.
— Внизу земля, какие тут могут быть идеи?! Пшёл вон.
Бесит он. Хоть и помогает. По крайней мере порядок в отсеке навёл, только бортпроводница с ума сходит.
Я отцепляю ремень безопасности, поднимаюсь. И едва не наворачиваюсь — парусник явно попал то ли в околоземное вихревое течение, то ли в воздушную яму. Ни один вариант мне не нравится. Князь ловит меня за шкирку, неприятно встряхивает и на вытянутой руке относит в рубку… как нашкодившего котёнка.
И даже не брыкнуться.
Кресло помощника занято… телом. Командир, прежде, чем начать самоубийственную смену курса, убил его ударом кортика в шею.
Кровь повсюду.
Пока я осматриваюсь, князь действует. До меня долетает хлопок звонкой пощёчины, и я слышу, как бортпроводница набрасывается уже на князя:
— Это всё из-за вас! — истерично кричит она. Лёгкая пощёчина её не успокоила.
Запаса высоты почти не осталось. Я устраиваюсь в кресле и кручу регулятор спинки, потому что комфорт важен. Без комфорта я потеряю в точности.
Сирена орёт. Звук резкий, похожий на кряканье клаксона. Знать бы ещё что именно не нравится контролирующему артефакту: угол наклона, высота? А вот новый сигнал я “считываю” — его выдаёт система эхолокации, и означает он, что земля недопустимо близко.
Мы вот-вот разобьёмся.
Я обхватываю ладонями обтянутый шершавой кожей штурвал и мягко тяну на себя.
Проблема не в том, чтобы задрать нос и пойти наверх. Проблема в том что паруса развёрнуты в конфигурацию снижения. Если я попытаюсь пойти наверх, мы банально свалимся. Железное правило для всех судов независимо от размера: сначала паруса — потом штурвал. Только так и никак иначе.
Я нарушаю. Но нарушаю с умом. Я поднимаю нос настолько плавно, насколько это возможно, беру курс параллельно земле. Снижение продолжается, но оно микроскопическое. Я оттянула неизбежное крушение и выиграла время.
Разница в габаритах — мелочь.
Мне незнакома почти вся “начинка” рубки. Штурвал — да. Я опознаю горизонт и артефакт связи. Догадываюсь, что гигантская панель с сотней клавиш как раз и отвечает за паруса, но я вообще не представляю, куда там жать, в челноках куда проще.
Мы недопустимо низко, а впереди возвышенность, которую мы собираемся протаранить.
Чёрт-чёрт-чёрт!
Каждый манёвр — риск, но я забираю вправо.
Я смотрю только вперёд, но всё равно чувствую, как из соседнего кресла исчезает тело убитого помощника. Рядом, не боясь запачкать свой щёгольский камзол, садится князь.
— Спокойнее, ты отлично справляешься, — его уверенность придаёт мне сил, но я всё равно срываюсь.
— Я хожу на челноках! Ты понимаешь разницу между корытом и большим пассажирским двухпалубным парусником?! Это всё равно что крестьянину вместо картошки дать на разведение фиалку!
— Мы всё ещё теряем высоту?
— Хочу сесть в океане, — объясняю я. — Два-три часа, и за нами придут.
— Просто набери высоту.
— Это не просто. Нам бы до воды дотянуть.
— Прости, но у нас и часа нет. Слева мелькнул рой демонов. Нас нагонят и порвут до того, как придёт помощь. Набирай высоту. С любыми рисками.
Дуболом демонов!
Нельзя её набрать, нельзя!
— Мне нужно хотя бы четверть часа, — прошу я.
— Десять минут. Дольше я их не задержу, — он поднимается, и я слышу хлопок двери.
На миг я невольно оборачиваюсь. Именно рубка защищена. Если ничего не предпринять, демоны пробьются в отсеки верхней палубы и прежде всего пострадают пассажиры. Князь мог оставаться в безопасности со мной и спокойно ждать набора спасительной высоты, ведь за пятнадцать минут в рубку демоны не пробьются, но князь предпочёл рискнуть собой.
Вообще не индюк…
Я хлопаю по артефакту связи:
— Рейс двенадцать-сорок, мейдей! Мейдей!
А в ответ тишина. Почему — загадка. Возможно, перед смертью командир сбил настройки. Работает магия, но принцип то же, что и у радиосвязи, то есть командир общается с диспетчером на определённой частоте.
Частоте, которую я не знаю, а искать бесполезно — слишком долго.
Я выкручиваю рычаг в крайнее нижнее положение.
— Мейдей! — ору я. Если это не сработает…
Переживаю я зря, аварийная частота не подводит.
— “Открытое небо” на связи! — откликается бодрый голос.
— Рейс двенадцать-сорок, командир убил помощника, задал курс на снижение без ограничений и покончил с собой. В рубке пассажир, у меня есть опыт управления челноками, — докладываю я.
Милан Авей
Как только мальчишка с унылой обречённостью поминает Бездну, я окончательно уверяюсь, что судно погибнет, шансов нет.
Неотёсанный бесячий нахалёныш оказался не таким уж и выскочкой — по крайней мере в воздухоплавании он разбирается. Бортпроводницы с опытом ежедневных перелётов ничего не заподозрили, а он потребовал проверить рубку до того, как командир вышел и перерезал себе горло. Впрочем, уже тогда было поздно.
Я отказываюсь принимать неизбежное, перебираю в уме самые нелепые варианты. Попытаться спрыгнуть на небольшой высоте? Мы идёт над землёй, прыжок окончится с тем же финалом, что и крушение парусника. Даже наоборот, именно в паруснике есть крошечный шанс пережить падение. Может, попытаться связаться с “Синей розой”? Но толку? Нас не догонит даже самое быстрое судно, заточенное на “нырки” в Бездну.
— Есть идеи? — на что я всё ещё надеюсь? Но ведь надеюсь.
Мальчишка удивляет. Обругав меня, нахал поднимается и едва не падает из-за наклона палубы. Я ловлю его и провожаю в рубку. Не к месту, но я невольно поражаюсь, какой он лёгкий — вообще ничего не весит, скелет и кожа.
В чём только душа держится?
То, с каким спокойствием мальчишка обустраивается в рубке, обескураживает и одновременно вызывает уважение. Нахалёныш даже сейчас остаётся верен себе — он не хватается за штурвал, а без суеты отлаживает командирское кресло, регулирует спинку, устраивается с комфортом и по-хозяйски. И лишь затем он крепко обхватывает штурвал необычайно тонкими пальцами с аккуратно подпиленными ноготками.
Парусник послушно поднимает нос, падение останавливается.
Да уж, внешность обманчива. Мальчишка носит значок воздухоплавательного клуба абсолютно заслуженно.
Надо будет… извиниться?
Я выхожу из рубки, чтобы проверить отсек — удар с тыла последнее, что нам нужно.
Бортпроводница так и пинает тело командира. Женщина в истерике, и вот-вот, глядя на неё, остальные впадут в панику. Я не хотел, но…. я несильно хлопаю проводницу по щеке. Была бы под рукой вода, плеснул бы воды.
Отвлечь женщину от тела командира мне удаётся. Она замирает, смотрит на меня пустыми глазами. На миг её взгляд становится осмысленным. Женщина дёргается в попытке освободиться из захвата.
— Это всё из-за вас! — выкрикивает она и замахивается, выставив скрюченные пальцы на манер хищной птицы.
Я ловлю проводницу за запястье и рывком сажаю в кресло, насильно пристёгиваю.
— Уймись! — рявкаю я, хотя в глубине души признаю её правоту.
Культ Сиян давно пытается меня достать. Именно поэтому я отсиживался в столице, был предельно осторожен, не наносил визитов господину Рату — опасался, что приведу в их дом проблемы, опасался, что пострадает Дженсен. Как показала жизнь, правильно поступал.
Если бы я не появился на борту, если бы я не привлёк к себе внимание командира…
Если бы службы безопасности проверяли персонал тщательнее…
Люди пострадали из-за меня, но не по моей вине.
Возможно, через командира удастся выйти на след других членов культа?
— Я присмотрю за ней, — робко обещает вторая бортпроводница.
— Оставляю это на вас.
Я возвращаюсь в рубку.
Мертвецу в кресле делать нечего, я освобождаю место для себя, сажусь. Жаль, что я ничем не могу помочь. Мальчишка сражается за наши жизни. Парусник идёт над землёй. Подняться мальчишка не пытается. Хочет сесть в океан? Наверное, это разумно. Он отлично справляется, но надо помнить, что управлять большими воздушными судами он не обучался.
Тихое шипение и ругань сквозь зубы мне очень не нравятся. Мальчишка явно увидел какую-то проблему, которой не вижу я.
— Спокойнее, ты отлично справляешься, — пытаюсь я подбодрить.
В ответ я получаю многословную тираду да ещё и на повышенных тонах. Пиетета перед титулом нахал явно не испытывает. И мне это… нравится? Не сам тон, не то, что на мне срываются, а… Да какое мне дело?! О чём я вообще сейчас?
Я отмечаю подозрительное движение справа. Мальчишка то ли не видит — он сосредоточенно смотрит вперёд, почти не моргает и злобно сопит — то ли не понимает, что видит.
Парусник привлёк крылатых демонов, нам не повезло — поднимается целый рой. Не самый крупный, насколько я могу судить, но это может быть просто авангард стаи.
Бездна!
— Прости, но у нас и часа нет, — выдыхаю я в ответ на объяснение мальчишки.
Сесть в океан, дождаться помощи — отличный план, но демоны вскроют парусник как картонную коробку. Когда помощь придёт, живых не останется. Я кратко обрисовываю мальчишке наше незавидное положение, командую набирать высоту с любыми рисками и покидаю рубку.
Я прекрасно осознаю, что резкий набор высоты вряд ли возможен, поэтому я попытаюсь выиграть для нас время. Повезло, что рубка на верхней палубе, бежать недалеко. Правда, люк задраен, и приходится повозиться. Я бы вышиб, но нельзя — люк, хоть и ненадёжная, но хоть какая-то дополнительная защита.
Выбравшись, я ремнём присёгиваю себя к мачте, иначе рискую сверзиться. И лишь затем оглядываюсь. Рой, который я заметил из рубки, догоняет быстрее, чем мне хотелось бы, а в другой стороне маячит ещё один рой, и это совсем скверно.
Приятным сюрпризом становится раскрытие магического купола. Не знал, что на пассажирских парусниках такие ставят. Парусники ведь не спускаются в Бездну.
Первые демоны ударили в купол.
Низшие летающие твари. Разумными их не назвать, но интеллекта в крепких черепушках всё же больше, чем у животного. Опасными низшие твари не считаются. Только вот не в нашем положении, когда их больше сотни, а у нас ни возможности взлететь, ни надёжной защиты, ни отряда боевых магов.
Идею поискать помощи среди пассажиров я отбросил сразу — маги едва ли окажутся в отсеках нижней палубы. Зачем им тесниться с чернью в духоте? А вот панику спровоцировать легко. Внизу и в отсеках верхней палубы, кроме примыкающего к рубке, а катастрофе никто не знает, и пусть так остаётся как можно дольше.
Дженсен Рат
Муть за стеклом исчезает, словно её как штору сдёрнули, по глазам бьёт яркий свет чистого неба. На миг я зажмуриваюсь.
— Вырвались, — докладываю я. — Продолжаю подъём.
— Хорошо. Что планируете предпринять?
— Хей! — рявкаю я, прервав связь с землёй. — В отсеке!
— Господин? — незамедлительно откликается одна из бортпроводниц.
— Притащите князя, пожалуйста. Он выходил проветриться.
Что-то невразумительно пикнув, бортпроводница исчезает, а я задумываюсь над вопросом диспетчера. Парусник, увы, не вертолёт, зависнуть на одном месте не способен, судно либо ждёт вылета, либо идёт в воздушной струе, либо неуправляемо падает, четвертого не дано.
— Мы продолжаем подъём, — решаю я.
В идеале нам нужен челнок, с которого спрыгнет новый командир и возьмёт штурвал в свои надёжные руки, а я спокойно вернусь в пассажирский отсек. Правда, про спокойствие можно заранее забыть — от разбирательства никуда не деться.
Мне придётся показать свидетельство о рождении.
Все узнают, что я дочка губернатора — и демонов жених, и, что обиднее, воздухоплавательный клуб. Меня же не лишат значка?
Нет закона, запрещающего женщине рулить корабликами, более того, на мелких островах женщины спокойно управляют челноками, там у каждой семьи свой, а то и несколько, муж уходит по делам на одном, жена идёт за покупками на другом…
Но я-то хочу не домашним корытом рулить, а остаться в клубе!
Борьба за идеи феминизма в мои планы точно не входила, я предпочитаю программу “Безопасное небо”.
С родителями придётся объясняться…
Скрыть, что я ненастоящая Дженсен, едва ли получится.
Р-р-р, демонов князь.
В рубку он не входи, а вползает. Рука выше локтя и до шеи перемотана бинтами, крови заметно прибавилось. Князь бледен, в левом глазу лопнул сосуд. Пошатывается, чуть ли не валится на бортпроводницу, но упорно прёт ко мне.
— Сзади, между прочим, удобные кресла, — раздражает он меня несмотря на весь героизм.
— Такелаж в хлам, часть парусов утеряна.
Так вот откуда тряска.
— А хорошие новости есть? — если у нас проблемы с парусами, то ждать десанта спасателей не вариант. — Рейс двенадцать-сорок, нас потрепало, разваливаемся на ходу. Запрашиваю срочную посадку.
— Справитесь, рейс двенадцать-сорок?
— Лучше мы ляпнемся в воды взлётно-посадочного канала, чем в океан. Дайте нам пространство.
— Выполняю, — о, это первый голос, вместо инструктора отвечает диспетчер.
Да уж, прямо сейчас ради меня, другие парусники разворачиваются и уходят на соседние острова, челноки разбегаются. В небе буду только я и остров.
Угу, размечталась.
— Вижу землю, — отчитываюсь я. О том, что при нынешнем курсе мы идём на таран, умалчиваю.
— Рейс двенадцать-сорок, наблюдаю вас в шаре. Лево руля на десять градусов.
— Выполняю.
— Желаете сесть в ближайшем порту?
Хм…
С одной стороны, так и надо, но мы ведь не могли уйти от “родного” острова далеко. Что бы я ни говорила про ляпнуться, посадить парусник будет трудно. Не лучше ли выбрать знакомый порт?
— Он рядом?
— Да, но требуется крутой разворот. Заход по широкой дуге невозможен, так как дальше помешает россыпь малых островов.
— А что насчёт Энтайкаса?
— Это второй рекомендованный вариант. Лететь дальше, и вам придётся маневрировать между островами, от которых вы сейчас отклонялись. Заход на посадку по широкой дуге.
Парусник хоть и трясёт, но пока что он держится. Как отреагирует на резкие манёвры — неизвестно.
— Мы идём в Энтайкас, — решаю я.
— Принято.
Диспетчер берёт на себя роль разбитого шара. Конечно, голос не заменит объёмную карту-проекцию, но нам сойдёт.
Я кошусь на князя.
— Пусть нас встречают целители. Князь Милан Авей ранен в бою с демонами.
Вообще-то говорить не обязательно, целители в любом случае будут, этого требует протокол, но с моей подачи они начнут оказывать помощь так быстро, как это возможно.
Я осторожно протискиваюсь между двумя небольшими островками. Очередная встряска намекает, что мы лишились ещё одного паруса. Судно нехорошо накреняется, но пока некритично. Перекос “сыграет” на посадке.
— Лево руля на два градуса.
С самопилотом я капельку освоилась. Я выставляю ползунок и вжимаю клавишу. Штурвал сам собой чуть поворачивается, а затем также сам возвращается в исходное положение. Где бы я такую точность вручную обеспечила?
— Вижу Энтайкас, — докладываю я. — Вижу канал.
— Рейс двенадцать сорок, переводите паруса в нейтрал и сразу же в конфигурацию на снижение.
Самое сложное. В том плане, что меняя конфигурацию, я рискую порвать такелаж.
— Выполняю.
Парусник в ответ на мои действия затрепыхался, пришлось доворачивать штурвал вручную “на глаз”. И садиться нам тоже придётся на глаз. Самопилот на рваные паруса, увы, не рассчитан, а просчитать все нужные параметры инструктор просто не успеет. Между кружить над островом в ожидании программы для самопилота и срочным приводнением, я выбираю посадку “ручками”.
— Рейс двенадцать сорок, вы выше глиссады.
— Что? — притихший было князь, о котором я успела благополучно позабыть, напоминает о своём существовании.
— Траектория снижения, — поясняю я и одновременно отклоняю штурвал от себя, нос парусника опускается.
— Вы ниже глиссады! И вы снижаетесь слишком быстро.
Я тяну штурвал на себя, теперь уже поднимаю нос.
Со скоростью проще — я запрашиваю параметр у инструктора, вбиваю на панели и выжимаю клавишу, парусник начнёт тормозить своими силами, без моего прямого управления.
— Вы выше глиссады!
— Ай, зараза.
Чёртово корыто.
Челноки маленькие, манёвренные, а эта туша весом больше тонны, инертная и неповоротливая. Да я банально “не чувствую” габаритов, всё равно что с трёхколёсного детского велосипеда пересесть за руль грузовика. Да, я держу в уме разницу в размерах, но отсутствие опыта подводит. К тому же челнок реагирует на штурвал сразу, а парусник — с задержкой. Надо спокойно ждать отклика, а не выкручивать штурвал до предела, как очень хочется. Я про плавность и задержку помню, но всё равно то передавливаю, то перетягиваю.
Бросив тоскливый взгляд в сторону причала, где отдыхают челноки и мелкие парусники, обслуживающие маршруты до ближайших островов, я с сожалением кошусь на стражей, выстроившихся живым коридором от трапа до арки. Увильнуть не получится, да и не собираюсь я угонять незнакомую лоханку, мне на сегодня приключений хватило.
Нас вежливо-настойчиво приглашают в зал ожидания.
Я привстаю на цыпочки, верчу головой. Прямо сейчас вылетов не будет, и всех пассажиров явно попросили перебраться в общий холл, где располагается касса, то есть в зале ожидания будем только мы, пассажиры парусника.
Ускользнуть не получится.
Впрочем, я не сдаюсь, жду подходящего момента, потому что уверена, что он наступит.
Потихоньку я подбираюсь к выходу, но близко не подхожу, чтобы не мозолить глаза стражам.
Люди волнуются, кто-то испуганно плачет, кто-то возмущается из-за оставленного на борту багажа. В толпе мелькают форменные шапочки целителей. Пострадавших среди пассажиров нет, но у кого-то нервы сдали, у кого-то сердце слабое. Словом, я издали чувствую запах успокоительных капель.
— Уважаемые пассажиры, просьба сохранять спокойствие! Весь багаж будет снят с борта и передан владельцам. В связи с непредвиденными обстоятельствами вы можете вернуть полную стоимость билета или ожидать специального рейса. На время ожидания вам будет предложен обед от Альянса “Открытое небо”.
Ропот, гул.
— И сколько нам ждать?! — восклицает дородная женщина в цветастом платье. Такую ожидаешь увидеть торговкой на рынке.
— Мы рассчитываем подать новый парусник в течение нескольких часов, — заверяет проводница.
Чушь. В лучшем случае вылет будет поздно вечером, но я ставлю на завтрашнее утро.
Я пробираюсь к выходу.
— Куда? — удивляется страж.
— Сдать билет, — честно вру я. — Багажа у меня нет.
На самом деле сумка брошена под креслом в отсеке, но я же умная, документы и деньги я спрятала во внутренний карман, так что сумкой жертвую без проблем. Вон, жених пусть забирает.
Я показываю удостоверение клуба.
— Ну… проходи, малец.
Страж моё бегство явно неодобряет, но и задержать не может — с какой стати? Я ведь ничего не нарушаю. Да и в целом к пассажирам вопросов быть не может — вина целиком и полностью на командире. Про мою роль страж не в курсе, мне повезло.
Я выхожу в общий зал.
Сдавать билет — тратить время, но я спиной чувствую взгляд стража. Что же, задуманное как ложь внезапно становится правдой. Я пишу заявление и получаю наличность.
Свобода, я иду!
Остаётся понять, куда именно я направлю стопы. Ни домой, ни в храм нельзя. Как вариант — снять комнату в гостинице, однако приличных гостиниц на Энтайкасе всего две, а значит их обязательно проверят.
Клуб, конечно, тоже проверят, но пространства для манёвра у меня будет явно больше. Да и вообще, если в гостинице князю пойдут навстречу, то в клубе его появление наоборот расценят как вторжение.
Куда больше меня беспокоит, как быть с родителями Дженсен.
Я не представляю…
Я нанимаю более дорогой закрытый экипаж и первым делом в салоне задёргиваю штору, оставляю щёлку, чтобы следить за дорогой — мало ли, меня по пути осенит.
Экипаж выезжает на проспект, широкая мостовая режет город наискось. Я краем глаза слежу за мелькающими за стеклом домами.
Над всеми возвышается трёхэтажное представительство Альянса. В небо вонзается серебристый шпиль, увенчанный подвесной конструкцией — у вершины на тонких цепочках кружат три метровых парусника. Ниже парусников, у основания шпиля, устроена круговая обзорная площадка. Выглядит эффектно, но я смотрю на шпиль не поэтому.
Альянс — это мой проект.
Да-да, деньги, которые я тянула из отца под предлогом пожертвований храму, я частично прикарманивала. Причём, себе я забирала большую часть, не меньше двух третий, и очень скоро у меня накопилась весьма внушительная сумма.
Поверить трудно, что ещё пять лет назад никакого самопилота и в помине не было, парусники летали, как придётся, кораблекрушения были обычным делом. Купить билет на рейс было всё равно что купить лотерейный билет, где на кону жизнь и смерть.
Самопилот перевернул представления местных о воздухоплавании. Внезапно полёт перестал быть опасным.
Оглядываясь назад, я невольно удивляюсь — я действительно смогла?
Альянс начался с того, что я нашла хорошего юриста и “посадила” на зарплату. Я не настолько бескорыстная, чтобы делиться идеей просто так, поэтому юрист сперва открыл от моего имени контору, а затем нанял магов, судостроителей, воздухоплавателей и даже жрецов пригласил на роль консультантов по топливу, в смысле консультантов по благословению Близнецов-Ветров.
Три группы работали независимо друг от друга — каждая предложила своё решение поставленной задачи. Сама я автопилот не разрабатывала, я не конструктор, не маг. Я была вдохновительницей, автором технического задания и… в конечном итоге единоличной владелицей пачки бессрочных лицензий
Поначалу интереса к моему проекту не было, но мне удалось договориться с одним не самым крупным перевозчиком… И результат превозошёл самые смелые ожидания — катастрофы как отрезало.
Я представила статистику другим перевозчикам, презентовала программу “Безопасное небо”. Многих смущало, что “Дж. Рат” не показывает лица, а предпочитает общаться в переписке или через юриста, и никто не спешил вступать в новорожденный Альянс с количеством членов аж целый ноль.
Успех пришёл в один день.
Видят боги, я бы предпочла спорить до хрипоты, шаг за шагом продвигая программу, чем взлететь на трагедии. Потерпело крушение самое крупное парусное судно. Причина — ошибка командира корабля, он опустил нос недопустимо низко, и судно сорвалось в штопор. Погибли двести семь человек, среди них были дочь и сын одного из министр внутренних дел. Он написал мне через два дня после похорон, спросил, предотвратил бы самопилот трагедию или нет. Я ответила, что самопилот не даёт и не может дать абсолютных гарантий, но почти наверняка трагедию действительно удалось бы предотвартить, только не благодаря самопилоту, а благодаря контролирующему артефакту, блокирующему недопустимые команды.
— В Бездну? — переспрашиваю я.
В любое другое время я бы прыгала от радости, потому что именно нырки в Бездну влекут меня больше всего, но сегодня я Бездны нахлебалась.
— Хей, не делай такое лицо! Неужели наш маленький Джени испугался?
По сравнению с бугаём-инструктором я действительно маленькая.
— Я желаю подробностей, дядя Тар, — фыркаю я и невежливо вгрызаюсь в остатки бутерброда.
— Слышал, что в порту случилось?
— Эм…
— Джен, да это только глухой не слышал! Один из этих, ну… Короче, командир судна попытался всех угробить, направил корыто носом вниз и зарезался, а его помощник смог судно поднять.
То есть про моё участие ещё не раззвонили? Хорошо…
— И-и? — подталкиваю я.
— Говорят, на них напали сразу три или четыре роя, а где гнездятся демоны, там растёт дукка. Дальше разжёвывать?
Ну, я бы поспорила. Не дукка растёт там, где гнездятся демоны, а наоборот, они гнездятся там, где она есть. Бездна принесла не только зло. Дукка обладает исключительными целебными свойствами, и за каждый кочан богатеи готовы платить золотом по весу этой волшебной капусты. Добудь несколько штук — и ты богат.
— Мы не нырнём, так другие?
— Ну!
Самопилоты расходятся как горячие пирожки, небольшая контора превратилась в крупный концерн, обслуживающий как отдельных перевозчиков или даже частников, так и Альянс. Именно у меня самый качественный “обвес”, контролирующие артефакты и магическая “начинка”, обеспечивающая их работу.
Доход идёт, но при этом я… почти нищая. Потому что всё, что я получаю, я незамедлительно вкладываю в развитие дела.
Я дожёвываю мясо, залпом опрокидываю в себя остатки чая и спрыгиваю с подоконника, мимоходом отряхнув с губ крошки:
— Занырнём.
— Занырнём! — дядя Тар потирает руки. — Тебе штурвал, а мне дукку.
— Идёт, — киваю я, хотя в глубине души подозреваю, что инструктор наши силы переоценивает. Демоны после трёпки от князя злые и беспокойные, проскользнуть у них под носом и ограбить будет проблематично.
Но ведь мы не на корыте пойдём, а на “Селёдке”, весьма странном порождении местной инженерной мысли. Наверное, больше всего она похожа на подводную лодку: если парусник — это одна половинка скорлупы, то “Селёдка” представляет собой полый орех, утыканный боковыми и хвостовыми парусами.
Клянусь, я не знаю, как это деревянное чудовище летает.
“Селёдка” манёвренная, скоростная, способна к пикированию.
— Наша задача упасть, схватить, убежать.
— Да, дядя Тар, — план нехитрый, запомнить легко.
Трудность одна — садиться мы можем только в воду. Не обязательно в океан, широкая река или большое озеро тоже подойдут. То есть надо приводниться, доплыть до берега, потом углубиться в лес, найти и собрать дукку. И успеть вернуться в “Селёдку” до того, как демоны о нас прознают. На “Селёдки” мы уйдём, а вот пешком… Ноги против крыльев, расклад будет не в нашу пользу.
“Селёдка” уже ждёт, люк гостеприимно распахнут.
Я забираюсь внутрь.
— Садись за штурвал, Джен.
— Мы идём вдвоём? — хмурюсь я.
— А ты хочешь делить добычу на десятерых? Давай на взлёт.
То есть он даже рядом не сядет? Останется в салоне? Не то чтобы я испытывала с “Селёдкой” какие-то трудности, с ней я на “ты”, но лётное удостоверение у меня только на челноки, и по правилам инструктор обязан меня контролировать.
Ненавижу разгильдяйство в воздухоплавании.
— Дядя Тар.
— Джен, не нуди. Кто тебе мешал оформить удостоверение? Я тебе ещё месяц назад сказал, что ты полностью готов. Давай, вперёд.
— На ночь глядя, — продолжаю ворчать я.
— Так хорошо же, дукка будет светиться, — легкомысленно отмахивается он, увлечённо фиксируя на крючки с защёлками большие корзинки.
Я отворачиваюсь, устремляю взгляд через стекло и прислушиваюсь к себе. “Селёдка” обвешана по последнему слову, эхолокация в полном порядке, то есть отсутствие видимости преградой для рейса не является.
Нормативы? Их я знаю наизусть, но всё равно вытаскиваю папку с паспортом “Селёдки” и ещё раз сверяюсь с характеристиками судёнышка, особенно с разделом, касающимся ограничений.
По факту нарушение у нас только одно — инструктор не сидит там, где ему положено. Но дядя Тар прав, выйти на экзамен я готова хоть сейчас.
Я шлёпаю по артефакту связи:
— “Селёдка” на связи, — обращаюсь я к дежурному диспетчеру.
— Клуб Семь на связи, “Селёдка”, слушаю вас.
— Клуб Семь, прошу разрешение на выход в третий канал и взлёт.
— Эм… “Селёдка”, вы уверены?
Нет.
Хотя…
Документы при мне, и никакой инструктор не помешает мне “промахнуться” мимо Энтайкаса. Приземлюсь на другом острове, да ещё и с капустой в кармане.
— Да!
— “Селёдка”, разрешаю.
Я запускаю контролирующие артефакты и “бужу” самопилот.
Маршрутный лист для нашей вылазки, увы, обязательным не является, но дядя заранее просчитал все, что касается начала полёта. На последнем листе кооридинаты острова и клуба, так что возрвщаться тоже можно будет на самопилоте. Я выкручиваю на панели рычажки.
Самопилот “Селёдки” несравним с панелью пассажирского парусника. Всё равно что рядом положить простенький калькулятор и клавиатуру, а потом заявить, что ничего сложного, ведь и там и там кнопки.
Я вывожу нашу лоханку в начало взлётно-посадочного канала.
— Клуб Семь, “Селётка” готова к взлёту.
— Разрешаю.
Благословение Близнецов-Ветров надувает паруса, “Селёдка” набирает скорость. Короткий разбег, паруса в конфигурации взлёта. Я мягко тяну штурвал на себя, и “Селёдка” послушно отрывается от водной глади.
Я выставляю координаты из маршрутного листа.
— И как мы будем искать нужное место? — хмурюсь я.
— Джен, не тупи. Точка начала снижения и градус нам известны. Я прикинул.
Ладно…
Прикинуть и я могу — зажмурившись, ткнуть пальцем в карту. Но это я ворчу после дневного приключения. Как вспомню просвистевшую мимо рубки образину, так вздрогну.
“Селёдка” разворачивается чуть ли не на пяточке. Если представить, что наша лоханка никакая не лоханка, а карандаш, то моя моя задача закрасить светящееся пятно штрихами, положить линии одну к одной.
Я справляюсь — световых пятен всё меньше.
— Последний заход, — сообщаю я.
— И сразу свечкой вверх, — командует дядя Тар. — Чую, демоны вот-вот заявятся смотреть, кто их грабит.
Я прохожу над последним оставшимся кочаном дукки, перевожу рычаг конфигурации парусов на взлёт и, как только паруса перестраиваются, задираю нос.
Сзади раздаётся ругань и грохот.
— Дядя, ты упал?
— Как бы я упал, если я пристегнулся? Бритву уронил.
Какую ещё бритву?
Взлетаем хорошо, поза — лёжа на спине. Если за нами кто и гонится, то на кожаных лоскутах-махалках нечего и мечтать угнаться за парусами.
Огонёк на панели подмигивает дружелюбной зеленью — мы вышли на безопасную высоту, и я потихоньку опускаю нос. Мы продолжаем набор высоты, но теперь без экстрима.
И я наконец-то оборачиваюсь.
Корзинки надёжно зафиксированы вдоль стены, крышки закрыты, но дукка светится сквозь прутья, и я легко могу оценить, что корзины набиты битком.
— Дядя! — возмущаюсь я.
Корзин не хватило, и дядя часть добычи дядя оставил на полу. Надо ли говорить, что кочаны укатились в хвост? Но беда не в этом. Если бы мне по каким-то причином пришлось маневрировать и уходить в пике, я рисковала получить кочаном по макушке, благо затылок надёжно прикрыть подголовником.
— Нормально.
Среди кочанов я замечаю сачок на непомерно длинной ручке. У горловины поблёскивает лезви. Полагаю, я вижу бритву? Да уж… Снимать кочаны на ходу, затаскивать, высыпать в корзины и снова брить поляну… Я переоценила дядин профессионализм. Рисковать собой его право, но он и меня подверг опасности.
— Любой багаж должен быть жёстко и надёжно зафиксирован, — цежу я.
— Не нуди. Если такой умный, оформляй бумажки и летай сам.
— Оформлю и буду командовать, как тебе можно дукку собирать, а как нельзя.
Дядя в ответ расхохотался, а я повела “Селёдку” в клуб.
Моральных сил, чтобы уходить на другой остров не осталось, да и идея побега уже перестала казаться такой уж хорошей, надо попытаться поговорить и отменить помолвку, поэтому я задаю возвратные координаты и позволяю самопилоту рулить вместо меня. Я только контролирую, ну и посадка без ручного управления невозможна.
— Командовать он будет, командир, — ворчит дядя, шурша дуккой.
Вообще-то мне даже документ не нужен, чтобы начать. “Селёдка”, как и остальные лоханки клуба относятся к флоту Альянса, а значит, я через Альян могу “спустить” новую пачку правил техники безопасности.
— Зря ты её столько нагрёб, — хмыкаю я.
— Что?
— Сам подумай. Дукку добывают не так уж и часто, если вывалить в продажу целый мешок, цена упадёт.
— Ха! Я, Джен, не такой дурак, как ты думаешь. Я подписал договор с одним купцом, что он обязуется выкупить у меня весь сегодняшний улов. Купе, конечно, не рассчитывал, что мы богатую поляну оберём, но раскошелиться ему всё равно придётся. Так-то. Ты там не отвлекайся, рули. “Селёдка” внимание любит, а не пустой трёп.
— Клуб Семь, Селёдка на связи, запрашиваю посадку на третий канал.
— Разрешаю.
Ориентиурясь на эхлокацию, я снижаюсь. Третий канал уже и теснее того, “взрослого”, на который я шмякнула парусник, но сесть легче. Хоть в середине канала приводнись — “Селёдке” хватит расстояния для полного торможения.
— Джен, я серьёзно. Почему ты до сих пор не оформил документы? Ты же летаешь не хуже меня. В чём-то даже лучше. Честно, Джен, в трудной ситуации я бы отдал штурвал тебе, а не сам крутил.
Потому что у меня за плечами опыт пилотирования одномоторных самолётов.
“Селёдка” мягко соприкасается с водной гладью. Будь дело днём, я бы увидела красивый разлёт мириадов бриллиантовых брызг. Плеск, торможение.
Я запрашиваю руление к причалу.
— Подтверждаю, — откликается диспетчер, которому я явно помешала дремать. Спать он не имеет права, ведь запросить сопровождение может любое судно Альянса, не только клубное. Впрочем, когда кого запреты останавливали? Надо признать, что заминки с ответом не было.
— Джен, ты как? Со мной к купцу? Ехать надо сразу.
— Не-а, спать пора, детское время.
— Какое? А ты у нас что, деть?
Я пожимаю плечами.
Очередной мой промах — я привыкла считать, что детям нужно ложиться вовремя, да и взрослым тоже, а здесь, особенно среди простолюдинов, с пользой режима не знакомы. Дети, как и взрослые, встают с солнцем, а гулять могут хоть до утра. Правда, я не ручаюсь, что так во всех семьях. Возможно, это дядя Тар безалаберный папаша.
— Ты не знаешь, что я малолетка?
— Хлюпик ты. Джен… Доход, мы договорились, пополам. Не думаешь, что я поделю не поровну?
Я смотрю на него.
Доверчивостью я не страдаю и риск прекрасно понимаю, но тащиться к купцу мне лень. Цены я узнаю, прикинуть, сколько он мне приблизительно должен — смогу.
— Я ведь узнаю, — ухмыляюсь я. — И последствия, дядя, тебе не понравятся.
— Поглядите-ка, кто нам угрожает.
Даже если я пойду с дядей, при желании он меня обломает, ведь купец заплатит ему, а не нам. А что я докажу без официального договора?
На жадного дядя не похож…
Оставить бы пару кочанов себе, но не получится — они долго не хранятся. Дядя заключал договор заранее, не только чтобы гарантировать оплату, но и для того, чтобы купец заранее поискал зельевара, который сцедит и законсервирует полезный сок. Да там не только сок, там и кочерыжка, и листья — всё полезно.
В ход не идут только совсем маленькие кочаны, размером с кулак, и один такой я подхватываю — засушу и подвешу на цепочку как памятный трофей.
Дядя фыркает.
Махнув на прощание, я оставляю “Селёдку” на его попечение и выбираюсь через верхний люк
Вдохнув ночную прохладу, я поднимаю лицо к небу. Что с земли, что с летающего острова, звёзды одинаково далеки.