Глава 1
Марина Ковалёва любила два совершенно несовместимых мира — право и искусство. Днём она была юристом-консультантом, уверенной, требовательной к себе и другим, с идеально собранными волосами и строгими костюмами, в которых чувствовала себя бронёй. Но вечером… вечером в ней просыпалась другая Марина — гибкая, музыкальная, тянущаяся к движению.
Она занималась танцами с восемнадцати лет — восточные, классические, смешанные стили, всё, что позволяло телу говорить то, что иногда язык сказать не мог. Когда музыка обнимала её, Марина забывала о законах, дедлайнах, недописанных отчётах. Она становилась мягкой, почти воздушной, и каждый раз удивлялась, как могут сосуществовать в ней такие разные женщины: строгая голова и упрямая душа.
Её фигура была тонкой, грациозной, каждое движение — точным, будто выверенным хореографом. Длинные светлые волосы, которые на работе она собирала в строгий хвост, дома рассыпались по плечам. Голубые глаза — яркие, внимательные — казались иногда слишком честными для тихой правды жизни. Она умела быть строгой, умела быть нежной… но главное — умела быть настоящей. И, как ни странно, оставаться невинной в мире, который давно привык требовать обратного.
Марина редко допускала мужчин близко. Не потому, что была холодной — наоборот, слишком тёплой. Слишком уязвимой, когда дело касалось сердца. Она мечтала о любви, но не о той, что появляется между делом, в переписке или после двух бокалов вина. Она мечтала о любви большой, честной, аристократичной, как в старинных книгах. Потому её подружки и подшучивали:
— Ты родилась не в той эпохе, Марина. Тебе бы в Византию, к королям, к принцессам…
А она лишь улыбалась. Иронично. И всё же где-то внутри верила, что сердце её действительно из другого времени.
Вечером, после тяжёлого рабочего дня, Марина забрела в любимый книжный магазин, тот самый, где она спасалась от мира. И взгляд её упал на толстый том с золотым тиснением:
«Феодора Великая. Императрица, изменившая Византию».
Книга будто сама попросилась в руки — тяжёлая, тёплая от чужих прикосновений, с ароматом старой бумаги. Марина погладила обложку — и ощутила… странное. Чуть слышное покалывание в кончиках пальцев. Почти ток.
— Что за ерунда… — пробормотала она, но книгу купила.
Дома она заварила любимый бергамотовый чай, зажгла свечу и забралась под плед. Открыла первую страницу — и всё вокруг исчезло: стены, время, звуки города. Она читала про девочку из Константинополя, красивую, упрямую, родившуюся не в той касте, не в том условии, но сумевшую стать самой любимой и самой сильной женщиной империи. Девочка-актриса. Девочка-куртизанка. Девочка-борец.
«Попади в то время я…» — успела подумать Марина.
Сон накрыл её мягко, как пушистая шаль. Лёгкие тени пробежали по комнате. Где-то хрустнула доска. Свеча затрепетала — и погасла.
И вдруг — холод.
Холод, пахнущий морем, ветром, дымом и чужой жизнью.
Марина вздрогнула. Открыла глаза — и не увидела своей квартиры.
Перед ней был низкий потолок, стены из гладкого кирпича, украшенные узорами. Круглое окно, через которое виднелась бирюзовая гладь моря. Дальние купола Константинополя. И шёлковая ткань, покрывавшая её тело, была не пледом, а лёгкой туникой, вышитой золотой нитью.
— Что?.. — прошептала она.
Но голос её был выше, мягче. Молодее.
На цыпочках в комнату вошла юная служанка — темноволосая, с огромными карими глазами.
— Феодора? — прошептала девушка. — Ты проснулась?..
Марина замерла.
Феодора.
Она.
Императрица будущего.
— Нет… нет… — едва слышно прошептала Марина. — Это… сон?
Служанка испуганно покачала головой:
— Феодора, тебя ждут в Великих Термах. Ты должна готовиться к выступлению. Госпожа сказала, что опоздаешь — и беды не избежать.
«Великие Термы. Выступление. Куртизанка…»
Марина ощутила, как земля ушла из-под ног.
Она попала в эпоху. В жизнь другой женщины. В тело той, что должна была стать самой легендарной императрицей Византии.
А ей — МАРИНЕ — ещё даже не дали понять, как дышать в этом мире.
Она встала.
Ноги дрожали. Сердце рвалось наружу. Но взгляд её — новый, незнакомый, слишком яркий — отражался в бронзовом зеркале. Голубые глаза. Светлые волосы. Нежное лицо.
Её лицо.
И — судьба, которая уже шагнула навстречу.
— Хорошо, — прошептала она. — Значит… игра началась.
И впервые в жизни она почувствовала не страх.
А вызов.
Марина моргнула ещё раз — медленно, как будто каждая ресничка двигалась отдельно. Воздух… был не её воздухом. Он был тёплый, густой, влажный, пах солёным морем, цветами, смолой и… благовониями. Какими-то сладкими, густыми, обволакивающими.
И — гром.
Нет… это не гром. Это толпа.
Она осторожно подняла голову — и увидела арку. Огромную, резную, с золотыми вставками. Не пластик, не декор — настоящее золото, отполированное до зеркального блеска. За аркой — колонны, расписанные узорами, мозаика на полу, цветы… мир, который она видела только в книгах об истории Византии.
— Госпожа! — снова услышала она. — Быстрее! Нас вызывают!
Марина повернулась.
Перед ней стояла девушка лет шестнадцати, смуглая, с большими глазами, худыми пальцами. Лицо — испуганное, но преданное.
— Ты… кто? — выдохнула Марина.
Девушка округлила глаза так, будто Марина спросила: «Кто такой солнце?»
— Госпожа Феодора… ваша служанка… Анаста. Вы же знаете…
«Феодора».
Марина выпрямилась так резко, что чуть не упала опять.
— Нет… — прошептала она. — Нет-нет-нет… это… этого не может быть…
Но руки… руки её тряслись.
Она посмотрела вниз — и увидела тело. Стройное. Гибкое. Юное. И… на ней была лёгкая туника, богатая, но смелая. Короткая. С глубоким вырезом. Прозрачные рукава. И кожа… другая. Смуглее. Мягче.
«Это не сон. Или… сон? Чёрт, мозг, включись!»
А дальше — всё случилось слишком быстро.
Музыка.
Скрипки? Нет, лиры. Тонкие, звенящие. Ритм — быстрый.