Я едва сдерживаюсь, чтобы не ударить Лешку. Сидит, развалившись, ноги вытянул, глаза смыкаются. Еще чуть-чуть и захрапит. И это в самый разгар отцовской проповеди.
Закусываю губу, даю знак Антону, чтобы ткнул Лешку в бок. Не действует. Цокаю, и в этот же момент Антон еще раз ударяет братца. Тот вздрагивает. Хорошо, что не вскрикнул. Ноги подтягивает, спина выпрямляется. Сонными глазами косит то на меня, то на старшего брата. Он явно не в себе, что не удивительно. Насколько мне известно, Леша провел прошлую ночь в клубе со своими сомнительными дружками. Будь моя воля, посадила бы этого наглого мальчишку под замок или выпорола бы ремнем. Руки так и чешутся схватить Лешку за воротник и хорошенько встряхнуть. Ей-богу, ему же не пятнадцать! Пора бы завязывать отравлять нам жизнь, и наконец-то повзрослеть.
Я качаю головой, когда наши взгляды скрещиваются. Младший братик изумленно моргает. Мол, что он сделал?! Я прикусываю губу вновь и киваю в сторону отца. Он как раз переходит к кульминации — важность семейного бизнеса для будущего поколения. Тема не нова, но чертовски страшит.
После того как отец загремел в больницу, вернулся он оттуда каким-то не таким. Нет, поболтать о важности нашего бизнеса он любил всегда, этого у папочки не отнять. А вот то, с каким напором и пламенем он разглагольствует сегодня — вот повод призадуматься и напрячься. Мало ли что ему в голову могло взбрести, пока пролеживал бока в кровати по решительным рекомендациям его лечащих врачей. Я, пожалуй, тот его ребенок, который больше всего интересовался состоянием отца, но даже мне непонятно, отчего папа так бледен сегодня, хотя вроде бы по заверениям его именитых лекарей, шел на поправку.
— Итак, дети мои! — произносит он, всплеснув руками. Я морщусь. Не в проповедники ли он собрался податься? Уж хорошо у него получается пугать и интриговать одновременно.
Братья тоже вздрагивают. Лешка часто моргает — видимо, наконец-то проснулся. Антон же хмурится, желваки ходуном ходят, значит, злится. Я всегда считала себя злодейкой в нашей семье, но как показала практика — мой первый младший братик тот еще геморрой. И только Лешка — дурак дураком, прям как в сказке, а роль старшего «брата» играю я.
— Я болен. Тяжело болен, — с прискорбием сообщает отец, тяжело выдыхая.
Сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Судя по тому, что мне сообщил Вениамин Аристархович, наш семейный врач примерно два часа назад, отец вполне здоров, и если будет придерживаться графика, диет и эмоционального равновесия, то через месяц будет скакать как кузнечик. У отца, видимо, иное мнение. Ну что же, я слушаю. Братья, судя по их взглядам, брошенным на отца, тоже.
— Не помню, когда чувствовал себя так плохо, — щебечет папенька, закатывая глаза. — Не знаю, сколько времени мне отведено, но больше не хочу терять ни минуты!
Я сглатываю противно-кислый комок. У братьев лица вытягиваются. Ох, не нравится нам все это, совсем не нравится.
Отец, всплеснув руками, оседает на подушки, заботливо подбитые его помощником, который, кстати, стоит в сторонке и не выражает вообще никаких эмоций. Павлу Дмитриевичу отец доверяет всецело, зато я — нет. Он явно играет не нашем с братьями поле. Еще один чертов интриган в этом сумасшедшем доме.
— Поэтому я решил изменить завещание.
Теперь в лице вытягиваюсь и я. Хлопаю ресницами, едва не подскакиваю со стула и не хватаюсь за сердце. С таким успехом отец может отправить на больничную койку всех своих детей. Потому что подобные чувства сейчас испытывают Антон и Леша. Оба белеют на глазах, испарина проступает на их высоких лбах. Меня же прошибает ледяной пот.
Наследство. Как же я ненавижу это слово!
Складываю руки на колени, потными ладошками вниз. Надеюсь, никто не заметил моего испуга. Быть железной леди в этом доме сравнимо с чудом, потому что противостоять отцу у нас способен не каждый. Мне пока удавалось. Пока...
— И вот что я решил, — продолжает вещать отец, и голос его меняется. Начинает хрипеть, шелестеть, слабеть. Словно из него вытягивают душу, хотя в последнее не верится.
Если кто знает нашего дорогого папочку, то смело может заявить — у него нет души. Только холодный расчет, с которым он воспитывал и нас. Пожалуй, только Лешке повезло — большую часть своего детства он провел с матерью, которая бросила отца, не выдержав постоянного прессинга. Поэтому и вырос в нашей семье лоботряс и транжира.
— Все мое состояние получит тот из вас, кто обзаведется собственной семьей в ближайшее время, — с каким-то садистским восхищением сообщает он, улыбаясь. — И срок вам два месяца.
— Отец! Пап! — в унисон произносят братья, а я всего лишь могу открыть в безмолвном возмущении рот и тут же захлопнуть его, чтобы не оказаться слабачкой. Даже Антон ошарашен, хотя стойкости ему не занимать. Про Алешу молчу — наш дурачок всегда сначала говорит, потом думает. Он этим как раз и занимается, подскочив со стула и устремившись к отцу.
— Пап, что это за условия такие? — обиженно тянет братец. — Мы же...
— Сядь, сын! — рявкает отец, и даже я едва не подпрыгиваю, а Леша вытягивается как по струнке и семенит обратно. Антон не шевелится. Мы притихаем, почти не дышим, отец обводит комнату серьезным взглядом, и теперь-то я понимаю — не шутит старый черт. Ни фига не шутит. — Вы взрослые и самодостаточные, — продолжает он говорить, будто оправдываясь, хотя этого в его голосе не слышу. — Настолько самодостаточные, что ни черта не думаете о будущем нашей семьи.
— И что я должна теперь делать? — развожу руками, будто упрашивая вселенную помочь. Но рядом раздается голос не существа из иного мира, а моей помощницы. От нее, кстати, толку побольше.
— Найти актера.
— Ты издеваешься? — перевожу взгляд на Карину. Та пожала плечами и поерзала в кресле. На ее коленках лежит папка с делами, но к бумагам мы так и не притронулись.
Прошлую ночь после возвращения от отца я не могла уснуть. Вертелась с боку на бок, раздумывала, анализировала и пришла к единственному верному решению — подыграть отцу. Вот только вышла загвоздка — где взять «партнера». Своими бедами я поделилась с Кариной, а у нее котелок в таких делах неплохо варит. Сразу стала варианты предлагать, перебрала всех моих ухажеров за последние пять лет. В итоге, как оказалось, никто из них не подойдет на роль временной пары для отвода глаз. Вот просто не смогут они обмануть моего отца, потому что я выбирала мужчин таких самодостаточных, зачастую женатых. Меня никогда не смущало быть чьей-то любовницей — меньше обязательств. Встречи для физического здоровья, не более. А если не женатые, то и с ними всегда был уговор — отношения под запретом. Никаких чувств, просто хорошо провести время и разбежаться. К отношениям я всегда относилась с опаской, боясь, что могу утонуть в болоте очередной рутины. Предыдущие партнеры были не против, а те, кто все же посмели переступить черту, отправлялись в утиль.
— Я не издеваюсь, — без обиды тянет Карина. — Предлагаю взять актера, хорошо ему заплатить и пусть скачет вокруг тебя, иллюзию безграничной любви создает.
— И отец расколет нас при первом же знакомстве.
Карина пожимает плечами.
— Ну, тебе тоже надо бы изобразить чувства.
Я кисло улыбаюсь.
— Вот теперь ты точно издеваешься.
Помощница злорадно усмехается.
— Саш, чтобы обмануть твоего отца, нужно быть гениальной актрисой, — щебечет Карина, одаривая меня снисходительной улыбкой. — Либо по-настоящему испытывать чувства, чтобы он поверил.
— Ой, не начинай.
— Тогда какой вариант ты бы предложила? Потому что я теряюсь в догадках, — разводит руками помощница.
— Я надеялась, что ты мне поможешь.
— Надо бы это обмозговать. С наскока такое не решается, ты же знаешь.
Я киваю, нахмурившись. Карина права — придумать, как обмануть моего отца, задачка не из легких. Интересно, как братцы решат этот вопрос, потому что зная их, я была уверена на сто процентов — никто не захочет влипать в настоящие чувства. Антон всегда придерживался жесткой позиции относительно романов, а для Леши любая девчонка лишь развлечение на ночь или на месяц. Как дело пойдет. Возможно, Лешке удастся найти подходящую, а лучше влюбленную в него девушку, которая сама и не поймет, как окажется втянута в чужие проблемы. Антон, скорее всего, подойдет к вопросу с точно той же стороны, что и я. Прагматичный до зубовного скрежета. Отец сумел вытравить словно кислотой из нас чувства, заставив работать на семью. Иначе жить мы просто не умеем.
— Свяжись с моими братьями, назначь с ними встречи.
Черная бровь изогнулась дугой.
— Нужен мозговой штурм?
— Нужен план. Общий. Иначе мы погорим. Я не уверена, что отец солгал, пытаясь нами манипулировать с помощью этого дурацкого условия. И если ни у кого из нас не получится, то можно смело паковать вещички и на выход.
— Ты слишком серьезно отнеслась к его старческой причуде.
Пожимаю плечами и, откинувшись на спинку кресла, щелкаю пальцами.
— Я всего лишь хочу сохранить бизнес. А когда отцу надоест играться, у него уже не будет новых поводом манипулировать нами. Поэтому нам либо стоит действовать в одиночку, и вероятность провала возрастает, либо переиграть отца. Всем.
Карина кивает, открывая расписание на рабочем планшете.
— На какой день назначить встречу?
— Чем раньше, тем лучше. Но, — я задумалась, складывая ладони на коленях, — назначь с ними встречи на разное время. Боюсь, я не выдержу, если увижу их вместе. Моя голова просто взорвется.
Карина хихикает, прикрывая рот ладошкой.
— Хорошо, будет сделано. Что-то еще?
Я выдохнула и прикрыла глаза. Что-то еще... Но что? Я не знала. Так и не нашла решения, которое было для всех безболезненным. Увы, даже если у Антона или, чем черт не шутит, у Леши есть решение, мне они не помогут. Им проще найти тех, кто будет слепо следовать по пятам, и смотреть влюбленными глазами. Меня же мужчины обычно сторонятся. Ведь с уходом от дел отца основную часть по работе холдинга я взяла на себя. Дамочка со стальными яйцами — как однажды обо мне отозвался очередной мой любовник и распрощался, сославшись, что я слишком не похожа на женщину. Робот, машина, но не живое существо. Было обидно, но недолго. Я уже привыкла не обижаться.
— А что если... — в мою голову врывается голос помощницы.
Я часто моргаю, пытаясь сфокусировать зрение на Карине, которая загадочно поигрывает чересчур живыми бровями.
— Что если?
Она наклоняется вперед, едва ли не перегнувшись через стол.
— Еще долго?
Я нетерпеливо ерзаю на стуле, оглядываясь по сторонам. Карина шикнула, пригвождая меня к месту. Пожалуй, только ей и Антону я позволяю подобное с собой, остальных же предпочитаю держать в ежовых рукавицах. Леша в категорию остальных не входит. С ним вообще отдельная история.
— Еще немного, — шепчет Карина, пригубив стакан с водой.
Мы приехали в мой же ресторан примерно двадцать минут назад. К нам подошла официантка, которая приняла заказ, стараясь на меня не смотреть. Все они знали мое лицо, знали, кто я такая, и что бываю в собственных ресторанах, и все они предпочитали дистанцироваться от меня, лишь бы случайно не попасть под раздачу. Да, обычно я приезжала в рестораны, чтобы проинспектировать работу и навешать штрафов, сегодня же у нас с помощницей была иная цель. Правда, про цель я так и не поняла, зато Карина улыбается во все зубы и заговорщически стреляет глазками по сторонам.
Уныло ковыряюсь в тарелке, не чувствуя голода. На завтра помощница назначила встречу с братьями (по очереди, как я и просила), и мне бы стоило провести этот вечер дома, потягивая вино из высокого бокала и пытаясь расслабиться под черно-белую немую комедию. Но Карина не была бы собой, если бы не вытащила меня за шиворот из офиса и не повела за собой в ресторан.
— Он здесь.
— Кто? — От неожиданности я едва не вздрагиваю.
Карина наклоняется вперед и шепчет, прикрывая часть лица ладошкой. Будто нас могут подслушать или прочитать по губам. Я по инерции тоже подаюсь вперед. Будто школьницы, ей-богу! Шепчемся, сплетничаем на задней парте.
— Тот, кто нам нужен. Точнее, кто нужен тебе.
— И кто он? — шепчу в ответ, желая вытянуть шею и покрутить головой, выискивая загадочного «того, кто мне нужен».
— Не шевелись. Проходит мимо, — шикает помощница, замолчав.
Я едва ли не вжимаюсь в стул.
Кто-то прошел за моей спиной, но так как внезапный эффект оказался действенным, я не рискнула повременить голову и рассмотреть того, кого же выискивала помощница.
— О да, класс! Хорош, чертяка!
— Карина, — шикаю в ответ, заставляя ее вернуться к разговору.
Она вновь наклоняется и продолжает шептать.
— Помнишь наш вчерашний разговор?
Я устало киваю. Еще бы не запомнить то, что наверняка перевернет мою жизнь. А если и нет, так пощекотать нервишки я себе точно смогу.
— В общем, я нашла подходящего кандидата. Ему как раз нужны деньги.
Я открываю рот, желая возмутиться. Ресторан, в котором мы ужинали, считался самым дорогим в нашем городе. Звезд мы нахватали, цены были примерно такие же. Но уровень есть уровень, и ему нужно соответствовать. Поэтому человек, который остро нуждается в деньгах, здесь ужинать не будет. Его сюда даже просто так не пустят. Очередь у нас на месяцы вперед.
Если только ему сюда попасть не помогла Карина.
— И кто такой? — пытаюсь припомнить всех, кого видела в зале несколькими минутами ранее. На ум никто подходящий не приходит. Оборачиваюсь и мажу взглядом по гостям. Сплошь знакомые лица с тугими кошельками. Как и сказала — чужих здесь нет.
Карина хмыкает и выпрямляется. Изгибает дугой тонкую бровь и едва уловимо качает головой в ином направлении. К дверям, ведущим на кухню.
Я устремляю взгляд и едва не вскрикиваю. В этот самый миг выходит молодой мужчина в форме официанта. Лицо незнакомое, возможно, новенький. Он несет поднос с заказом за столик через два от нашего. Я слежу за каждым движением, не зная, чего ожидать. Не понимая, что вообще задумала Карина. Неужели ему нужны деньги? У нас же хорошая зарплата, еще никто не жаловался. Чаевые, премия, да и вообще я никогда в плане финансов не обижала сотрудников. И пока я об этом думаю, мужчина поворачивается к нам спиной, наклоняется, оставляя заказ, а из-за моей собственной спины слышится восторженное восклицание.
— Вот это орех!
— Карина! — Я оборачиваюсь и с укором гляжу на помощницу. Та вновь загадочно улыбается.
— Хорош, ведь так?
— Не понимаю...
— Он. Этот официант.
— Карина, — произношу, требуя объяснений. Она как никто другой разбирается в различной тональности моего голоса. Я больше не была хорошей подругой. Теперь я босс, требующий немедленного ответа.
Помощница морщится, но шутить перестает. Выпрямляется, положив на стол перед собой папку, поправляет прядь волос, упавшую на лоб, и говорит:
— Руслан Ильдарович Ахметов, двадцать семь лет. Работает в компании месяц. На прошлой работе попал под сокращение штата. Вдовец, есть дочь Элина, пять лет. Живут вместе в двухкомнатной ипотечной квартире. Не судим, к административной ответственности не привлекался. Отличные характеристики с прошлого места работы, также никаких проблем с соседями или родственниками не имеет.
— Так, притормози. — Я поднимаю руку, вынуждая Карину замолчать. — Ты хочешь сказать, что он тот...
— Да тот.
— Черт, Карина! — рыкаю, едва не сорвавшись. Кто-то обернулся, и мне пришлось сбавить тональность и наклониться, чтобы говорить тише, но достаточно громко, чтобы повлиять на безумный план помощницы. — Он не вариант. И вообще, как ты собиралась его заставить?
— Ты подозрительно спокоен, — произношу вполне уверенным голосом, хотя лукавлю. Смотрю на брата, на его непробиваемое выражение лица и места себе не нахожу. Антон чертовски талантлив в том, чтобы тщательно прятать истинные чувства глубоко в себе. Я училась у него, скрывала чувства, зная, что они моя слабость, но нервы ни к черту. Прошлую ночь почти не спала, все обдумывала сумасшедшую идею Карины, и вот теперь, когда я близка к окончательному решению, на меня смотрят такие же, как мои собственные глаза и не выражают ничего.
— А каким я должен быть? — интересуется Антон, устраиваясь в кресле удобнее. Ногу на ногу закинул, плечи расслабил, а на губах едва заметная улыбка. Он еще и издевается надо мной!
Выдыхаю. Успокаиваюсь. Сейчас не то время, чтобы враждовать с братом. Антон — моя спасительная соломинка, если что-то пойдет не по плану. На Лешку полагаться вообще нельзя, он сам потонет, и тебя следом утащит.
— Чуть-чуть волнения не повредило бы.
Антон усмехается.
— Зря ты думаешь, что я буду волноваться из-за очередной дурости нашего любимого папаши, — последние слова он произносит с неприкрытым пренебрежением. — Он наиграется и угомонится, а мы лишь сделаем хуже в первую очередь себе, если позволим старику управлять нами.
— Он всегда нами управлял.
На моих губах застывает кислая улыбка. Антон пожимает плечами.
— Потому что мы позволяем ему это делать.
— Ты хочешь сказать, что все, что сейчас творится, лишь наша вина? То есть виновата я? Ты? Леша?
Антон вновь пожимает плечами и, выпрямившись, подается вперед. Поближе ко мне. Его темные глаза щурятся, словно рентгеном сканируют меня. Едва не ежусь под взглядом, от которого ничего не утаить.
— Я никого не обвиняю, Саш. Лишь говорю, что то, что творит отец, неправильно. И мы сами позволяем ему думать, что он все еще управляет нашими жизнями. Словно мы дети, а не взрослые и самостоятельные люди.
Сглатываю вязкий комок и, откинувшись на спинку кресла, на миг жмурюсь. В словах брата есть правда. Нас так воспитывали. Вбивали эти мысли в голову с раннего детства, и вот теперь сиди, Саша, расхлебывай. Пытайся угодить любимому папочке.
— Ты ничего не будешь делать?
Смотрю на брата. На его губах расползается ядовитая улыбка.
— Зачем?
— А если он и вправду лишит нас наследства?
Антон усмехается и медленно поднимается из кресла, ясно давая понять, что больше не намерен обсуждать со мной глупости, творящиеся в нашей семье.
— Если так хочешь, то подыгрывай ему. Я же предпочту вернуться в офис и работать дальше. Вечером отправлюсь в какой-нибудь клуб, подыщу себе женщину на ночь, а если не сложится, то загляну к одной из своих постоянных любовниц на пару часов, — говорит Антон, и его слова не кажутся каким-то сумасшествием. Это его образ жизни, о чем он следом и сообщает. — Не отцу решать, как, где и кого мне трахать.
Не дожидаясь ответа, Антон бодрым шагом покидает мой кабинет. Я едва сдерживаюсь, чтобы не бросить в братца декоративную статуэтку, украшающую мой стол. В детстве я бы поступила именно так — швырнула бы в Антона мягкую игрушку или книжку, когда он доводил меня своей безупречной выправкой и ядовитыми колкостями. Но мы давно уже не дети и пора бы уже забыть прошлое.
— Чертов индюк! — рычу сквозь зубы, вжимаясь в спинку кресла. — Чтоб тебя!
После ухода брата я не нахожу себе места. Меня поражает его способность выдерживать самый сумасшедший удар, которым бьет отец. Но еще больше меня выбивает из колеи Леша. Он не пришел. Забыл. Проспал. Гулял всю ночь. Это все я узнаю от Карины, которой не сразу удается дозвониться до моего непутевого братца. Леша извиняется и обещает приехать на встречу попозже, но, конечно же, он не приедет. Глупо верить тому, для кого обещания ничего не значат.
В расстроенных чувствах я провожу весь день, то и дело ловя себя на мыслях, что не могу выбросить из головы Руслана Ахметова. Ладно, вру. Я не могу выбросить из головы его дочь. Как бы ни ругала себя прошлым вечером, я все же залезла в папку, которую любезно предоставила Карина, и тщательно изучила жизнь Руслана. И его красавицы-дочки...
Именно из-за нее я все еще не решилась. Так бы накануне подошла к Руслану и предложила сделку. Уверена, он не отказался бы. Да кто вообще откажется от такого предложения?! Никто. Но из-за малышки я не могу рисковать. Что-то не позволяет мне идти напролом.
Что-то под названием совесть.
Но, с другой стороны, я же помогу и ей? Ее отцу не придется вкалывать на работе, он сможет вернуться туда, где его опыт и образование пригодятся, при этом Руслану не нужно будет хвататься за любую работу ради того, чтобы не просрочить очередной взнос.
Все ради нее.
Да, решено! Я сделаю предложение сегодня же. Ради нее. Он согласится.
Убедив себя в правильности принятого решения, я погружаюсь с головой в работу, ведь ее никто не отменял, и в приподнятом, почти боевом настроении, еду на встречу с Русланом. То есть я еду в ресторан, где у него сегодня смена, но что у нас будет встреча, он, конечно же, не знает. Это лишь трудности, которые мне удастся избежать, если я не испугаюсь в последний момент. И когда я так дрожала перед разговором с мужчиной?
Я едва стою на ногах. С самого утра мотался по городу в поисках работы. Не верится, что все это происходит со мной. Готов выругаться, когда на кухне путают блюда и лишь то, что я все еще в строю, пусть и из последних сил, получается избежать недоразумения. В общем, была бы взбучка всем, и прежде всего мне. И вот я иду к столику Снежной Королевы, о которой меня здесь все предупреждали с самого первого дня, как я сюда трудоустроился, и ловлю себя на мысли, что мне плевать. Плевать, кто она такая, что она в два счета выставит меня на улицу без зарплаты. Что вообще может перекрыть мне кислород, если я случайно сделаю что-то не так. Просто смотрю на эту дамочку в идеально сидящем костюме и не вижу ничего, кроме очередной богатенькой выскочки.
Хотя могу признаться, что выглядит она неплохо. Но будь у меня столько же денег, я бы тоже выглядел не так, как сейчас. Круги хотя бы под глазами рассосались.
Утром, когда я собирался на собеседование, дочка захандрила. Вроде бы все было в порядке, температуры нет, горло не болит, животик не крутит, но Элина грустила и не хотела меня отпускать. В садик она пошла в итоге, но ее печальное личико все еще стояло перед глазами как ужасающая маска. Я почти не вижу дочку из-за плотного графика и бесконечной беготни по собеседованиям. И я зол на себя. Зол, что в какой-то момент все пошло не так, как хотелось бы.
— Добрый вечер, — произношу спокойным голосом, стараясь не смотреть на Королевну. Прозвище, а их оказалось не меньше десятка, как-то сразу прицепилось. Не думаю, что подобное красит, но против воли все же именно так называю свою начальницу.
Она сидит прямо, смотрит куда-то сквозь меня и как-то странно меняется в лице. Видимо, не слишком хорош, чтобы обслужить ее величество. Кстати, накануне она была здесь со своей помощницей, как мне позже доложили, намекнув, что «госпожу» Карину стоит побаиваться. Если что-то ту не устроит, Королевна сразу же узнает.
Между нами повисает тишина, которая внезапно взрывается от ее голоса. Говорит она негромко, но с таким тоном, будто отдает приказы, а не просит принять заказ.
Я едва поспеваю за ее тарахтением и чуть ли не откланявшись, ухожу прочь, надеясь, что хозяйка отужинает быстро и покинет ресторан, не доставляя мне проблем. Не хотелось бы неожиданно сорваться лишь по тому, что тебя никто не хочет брать в хорошее место после сокращения, а дочка не болея все же чем-то больна. В перерыве я звонил тете, но та лишь подтвердила мои догадки — с Элиной все в порядке, но сегодня она отчего-то грустна. Я просил присмотреть за дочкой, молясь, чтобы все у нас было хорошо. Если дочка заболеет, никто мне здесь больничного не даст, а вешать больного ребенка на престарелую женщину... В общем, я и так многого прошу от тети и очень благодарен ей за помощь, но быть отцом-одиночкой чертовски сложно. Впрочем, как женщине в одиночку растящей детей.
Александра Георгиевна не торопится покидать ресторан. Ест так долго, что за это время можно было объехать наш город. Жует каждый кусочек медленно, потом проглатывает и опять пять минут ковыряется в еде. Потом делает глоток вина. Совсем крошечный, чтобы осушить бокал за час, и вновь возвращается к тарелке. Уверен, что ее еда уже остыла и стала не очень-то вкусной, но она не возвращает блюдо на кухню, как и не заказывает ничего нового. Только тянет время и все время посматривает по сторонам. Может она сегодня в ресторане с какой-то собственной проверкой? Мне стоит напрячься, ведь я новенький, и если что-то пойдет не так, первым вылечу. Но начальница мрачна и молчалива, и еще из-за нее я не могу уйти на положенный перерыв.
Начинаю злиться. Нервы ни к черту.
Хочу позвонить тете и узнать об Элине. Я даже телефон свой взять в руки не могу. Запрещено. А вдруг там пропущенные звонки или сообщения, и с моей дочкой что-то случилось? Как-то неспокойно мне...
Находясь в очередной раз в зале, я украдкой бросаю взгляд на Воронцову. Та как раз делает крошечный глоток и неожиданно начинает кашлять. Ее бокал едва не летит на пол, но все же опрокидывается и остатки вина искрящимися каплями плюхаются на светлый костюм. Расплываются пятна, которыми я против воли любуюсь.
Наконец-то она уйдет.
Не будет же сидеть здесь, продолжая жевать остывшее блюдо, и ждать, когда на ее чертовски дорогом костюме исчезнет пятно от красного вина.
Я бы с удовольствием позлорадствовал, лишь бы сбросить напряжение, но ноги сами несут меня к ее столику. Все же эту невозможную женщину должен обслуживать я.
— Могу я вам помочь?
Она замирает. Перестает кашлять и судорожно тереть пятно на пиджаке и медленно поднимает глаза. Смотрит на меня. Лицо странным образом искажается. Уж не инсульт ли у нее? На миг, честно слово, пугаюсь. Не хватало, чтобы с Воронцовой что-то случилось, когда я рядом стою. Мало ли... Но та молча качает головой и резко поднимается, лицо при этом остается прежним — искаженным от непонятных мне мыслей.
Комкает салфетку, которой пыталась вытереть пятно, швыряет ее на стол, при этом ловко подхватывая сумочку. Бросает через плечо что-то про личный счет и быстро покидает ресторан. Невольным свидетелем сцены становятся еще несколько гостей и проходящая мимо Марина, тоже официантка. Она изумленно изгибает брови, безмолвно интересуясь, что это было. Я пожимаю плечами и быстро убираю со стола. И когда моя рука ложится на вторую салфетку, я замечаю, что Воронцова забыла в спешке свой телефон.
И что делать? Унести в офис, отдать администратору или бежать за начальницей следом, надеясь, что та еще не уехала? И опять мои ноги решают быстрее, чем голова успевает подумать. Лучше верну телефон сразу же как нашел, чем потом попаду в неприятности, если Воронцовой что-то не то взбредет в голову.