Саске попытался открыть глаза, но даже такое мимолётное движение сразу же отдалось резкой болью в области затылка. Рука машинально потянулась к голове, но вскоре он осознал, что связан по рукам и ногам.
«Какого чёрта?» — мысленно Учиха уже расчленил виновника своего внезапного заточения, а затем сжёг его посредством безжалостного аматерасу.
Вновь предприняв попытку разлепить глаза, Саске слегка прищурился, давая им возможность привыкнуть к свету, а после, когда они снова обрели способность нормально воспринимать реальность, незамедлительно оглядел место своего пребывания.
Это была небольшая пещера с отчётливым запахом удушающей затхлости, что практически мгновенно ударяла в нос невыносимым смрадом, перебивая и без того тяжёлое дыхание нукенина, но при этом она была достаточно хорошо освещена солнечными лучами, беспрепятственно проникающими в неё сквозь огромные щели в породе. Тишину убежища нарушало мерное капанье воды откуда-то сбоку, а рядом пробегала тоненькая змейка ручейка, что игриво петляла между скалистыми выступами. Саске не помнил точно, каким именно образом попал в это странное место; последнее, что он мог выудить из глубин своих воспоминаний, так это сильный удар по голове — далее неизбежное погружение в темноту.
— Что здесь происходит, даттебайо? — за неожиданным копошением в противоположном углу, что тут же привлекло его внимание, последовал недовольный возглас «товарища по несчастью»: — Почему я связан?
Этот голос, эта светлая копна волос и это неотъемлемое словечко «даттебайо»… Да, ошибки быть не могло: этого человека последний из клана Учиха узнал бы из тысячи!
— Узумаки, — прошипел он, невольно начиная раздражаться от одной только мысли, что джинчурики находился рядом, — потрудись объяснить, какого чёрта здесь происходит?
Болезненно прищурившись, Наруто поднял на него взгляд небесно-синих глаз и оцепенел, на несколько секунд затаив дыхание.
— С-саске? — заикаясь, промолвил он, абсолютно не доверяя в данный момент своему зрению. — Твоих рук дело, придурок? — грозно спросил тот, стараясь высвободить запястья.
— О чём ты? Я и сам связан, между прочим, — будто бы оправдываясь, начал Узумаки, но получив в ответ лишь короткое: «Заткнись», решил последовать примеру заклятого друга и так же сосредоточиться на высвобождении конечностей из ненавистных пут.
Уровень чакры обоих — даже у джинчурики — отчего-то был сильно истощён, и шиноби, моментально почувствовавшие это, с обречённостью понимали: о применении техник пока и речи быть не могло, что, в свою очередь, неимоверно затрудняло процесс их освобождения.
— Вижу, пришли в себя, — послышался низкий мужской голос со стороны входа в ущелье, что заставило молодых людей отвлечься от своего занятия и обратить взоры на говорившего.
Перед ними стояла высокая фигура, с головы до ног укутанная в плащ иссиня-чёрного цвета. Лицо незнакомца было так же полностью скрыто накинутым на голову капюшоном, оставляя пленников в мучительном неведении, кто же перед ними стоял.
— Кто ты, чёрт возьми? Что тебе от меня нужно? — прорычал Учиха, не вытерпев возникшей вдруг тишины.
Впрочем, неизвестный проигнорировал вопросы, обращённые к нему, и медленно стянул с себя плащ, приоткрывая завесу тайны своей личности. Ни Наруто, ни Саске не узнали его, хотя мысль, что они где-то уже встречались, промелькнула и у того, и у другого. Парень был высок ростом, атлетически сложенным, с огненно-красными невероятно густыми волосами, причудливыми завитками обрамляющими довольно-таки приятное лицо, но тёмные очки на глазах и сдвинутые к переносице брови придавали его внешности некую суровость. Понять о намерениях незнакомца на их счёт было практически невозможно, поэтому шиноби лишь выжидающе смотрели на него, всё ещё надеясь услышать объяснения.
— Спрашиваю последний раз: кто ты? Что тебе от нас нужно? — повторил Саске, теряя остатки терпения и пытаясь активировать шаринган, что, естественно, ему и не удалось из-за слишком низкого уровня чакры.
Тот неторопливо повернул голову в сторону последнего из клана Учиха и, сделав несколько коротких шагов по направлению к нукенину, присел перед ним на корточки.
— Как же я хотел увидеть тебя вживую, Учиха Саске, — проговорил он, с устрашающей неподвижностью продолжая сидеть напротив него. — Почему-то я представлял тебя совсем по-другому…
— Даю тебе пять секунд, чтобы ты освободил меня, иначе… — Саске не смог договорить угрозу, абсолютно неожиданным образом получив сильнейший удар ногой в район челюсти и по инерции завалившись от этого набок. Ощутив во рту металлический привкус крови, он выплюнул выбитый коренной зуб и неверяще поднял на незнакомца глаза, до конца ещё не осознавая, что же всё-таки произошло секунду назад.
— Давно мечтал это сделать, — довольно ухмыляясь, произнёс неизвестный, но затем, взяв Учиху за ворот рубашки и притянув его ближе к своему лицу, сурово добавил: — А теперь уясни раз и навсегда, грёбаный ублюдок: тебя я выслушивать не намерен. Ещё одно твоё поганое слово — и я за себя не ручаюсь.
Саске смерил незнакомца испепеляющим взглядом, но ответить всё же не решился и, повернув голову вбок, сплюнул очередную порцию крови, что успела скопиться во рту.
«— Запомни всё хорошенько, Сакура, и в подробностях перескажи Наруто, ладно? — хищно улыбаясь, шептал наследник шарингана дрожащей всем естеством девушке, делая последние толчки и достигая вершины наслаждения. С силой сжав её бедра, и без того сплошь покрытые синяками и ссадинами, он протяжно то ли простонал, то ли прорычал, изливая в неё своё семя и блаженно закатывая глаза, в то время как Сакура…
Она уже никак не реагировала на происходящее. Ей было в высшей степени всё равно на то, что с ней творил некогда любимый человек, ведь внутри уже давно что-то лопнуло, сломалось, умерло, давая возможность больше не чувствовать этой разрывающей, всеобъемлющей боли в её разрушенной душе.
Безжизненно устремив свой потухший блёкло-зелёный взгляд в небо, что приобретало оранжево-красные цвета заката, куноичи отстранённо ждала, когда же этот кошмар закончится…»
Харуно резко открыла глаза и провела дрожащей рукой по вспотевшему лбу. Опять ей снился этот чёртов сон, который никак не давал ей и мизерного шанса забыть. Забыть то, что она так не хотела больше вспоминать. Казалось, подсознание отчего-то ополчилось против неё, постоянно напоминая о случившемся в тот роковой для деревни день. День, когда Учиха Саске сломал не только её жизнь, но и разрушил судьбы многих, кто повстречался ему на пути.
Сакура приподнялась на локтях и перевела взгляд на стоящие рядом часы. Семь утра. Устало откинувшись обратно на подушку, она вновь приложила холодную ладонь к разгорячённому лбу и попыталась заснуть, но сон, как назло, полностью вылетел из её головы, уступая место совершенно ненужным и таким болезненным воспоминаниям. Перед глазами так и мелькали устрашающие картины пережитого ужаса, что тут же заставляли до боли закусить нижнюю губу в попытке подавить подкатившие к горлу слёзы. Да, вспоминать об этом было поистине тяжело. Неимоверно…
Помимо её воли, мозг стал методично прокручивать нападение Саске на Коноху, не упуская ни единой мельчайшей подробности: как вокруг неё толпами погибали дети, женщины и старики, которых она так и не смогла тогда спасти, как разрушались дома, падая обломками на головы жителей, как отовсюду раздавались рыдания и крики, что вынуждали кровь стынуть в жилах, а ещё — как сильные и цепкие руки Учихи рвали на ней одежду, оставляя после себя царапины, синяки и глубокие, абсолютно незаживающие со временем душевные раны.
Погребальную церемонию Сакура тоже помнила очень хорошо. Погибших было настолько много, что территорию кладбища пришлось расширить вдвое, а некоторых хоронить в одной могиле. Так получилось и с её родителями, что большую часть жизни провели друг с другом, а теперь и покоились вместе, навеки оставаясь неразлучными.
Затем в воспалённом сознании девушки всплыло лицо Наруто. Как он отчаянно орал на Цунаде, что никогда и ни при каких обстоятельствах не позволит казнить Саске, защитит его любой ценой, невзирая ни на что, но… Договор между странами Альянса о незамедлительной казни нукенина в случае его поимки к тому моменту уже был подписан всеми пяти каге, и с этим мало что можно было сделать. Вспомнилось и то, как Цунаде со всей силы врезала Узумаки по лицу, только чудом не сломав ему челюсть и не свернув шею. Ведь она знала. Знала, что Саске сделал с ней! Она единственная знала об этом и потому собственноручно хотела прикончить Учиху за столь чудовищный поступок. А Наруто о многом не ведал. Он не понимал, почему Сакура молчала, почему смотрела на всех затравленным взглядом, почему невольно вздрагивала от резкого движения или звука и почему, в конце концов, старалась избегать со всеми встреч…
К горлу подступила утренняя тошнота, ставшая за это время уже привычным явлением. Машинально положив руки на заметно округлившийся живот, куноичи задумчиво провела по нему ладонями и нахмурилась от новой порции болезненных воспоминаний.
Поначалу, когда она только-только узнала, что беременна от своего же насильника, Сакура ненавидела этого маленького человечка, растущего у неё в утробе, всеми фибрами своей души. Ненавидела каждой клеточкой покалеченного тела, ежеминутно, ежесекундно отторгая его от себя и желая ему незамедлительной смерти. Днями напролёт она умоляла Пятую избавить её от ребёнка, избавить от этого демона, пожирающего изнутри израненную плоть, но Хокаге каждый раз отвечала на эти просьбы категорическим отказом, и, конечно же, небезосновательно. Вскоре и сама Харуно догадалась, в чём здесь было дело: Коноха не могла отказаться от шарингана, которым, безусловно, обладал бы кровный ребёнок Учихи Саске. Деревня нуждалась в этом додзюцу, как никогда прежде, и в конечном итоге она смирилась. Смирилась с тем, что её интересы в данных обстоятельствах совершенно не учитывались. Покорилась этому злому року, что безжалостно навис над ней, и подчинилась.
Единственным условием с её стороны, выдвинутым своей наставнице, было разве что сокрытие того факта, кто, собственно, являлся матерью вновь родившегося носителя шарингана. И через две недели после того, как Сакура узнала о своей беременности, она покинула Лист, объясняя причину отъезда необходимостью передачи медицинского опыта одной маленькой, но дружественной стране. Так и оказалась сейчас здесь: в небольшом деревянном двухэтажном домике, стоящем на опушке леса, вместе с сиделкой преклонных лет на случай, если начнутся преждевременные роды.
Всё так же поглаживая свой живот, Харуно неторопливо перевела на него зелёные глаза и невольно улыбнулась. Странно, но она уже давно не ощущала к малышу ненависти. Из разряда наследника монстроподобного Учихи он постепенно превратился в ребёнка Харуно Сакуры, неизбежно вызывая в ней тёплые материнские чувства. Ей отчего-то становилось тепло на душе, когда она представляла, как держит его на своих руках, как учит говорить и ходить, как целует перед сном и успокаивает, если вдруг ему приснятся кошмары. Теперь Сакура была более чем уверена, что от Саске её сокровище унаследует лишь шаринган, всё остальное даст ему она — его мать, и поэтому ни при каких обстоятельствах она не посмела бы отказаться от своей плоти и крови.
Наруто сидел в фойе госпиталя и с несвойственным ему каменным выражением лица сверлил взглядом висевшую на стене картину. Он выглядел довольно-таки напряжённым, и неустанно дёргающаяся правая нога лишний раз доказывала его стопроцентное внутреннее переживание.
О, это было невыносимо, даттебайо!
Три часа. Нескончаемо долгих три часа длилось его ожидание, грозившее в конечном итоге перерасти в настоящее безумие. И хоть ему уже и успели доложить о том, что сам процесс начался задолго до его возвращения с миссии и он подоспел практически к самому завершению, легче от этого никак не становилось.
— Успокойся, — послышался тихий голос Неджи, что сидел чуть поодаль от беспокойного джинчурики. — Всё будет хорошо.
Узумаки медленно перевёл на него взгляд тёмно-синих глаз и недовольно нахмурился, старательно изображая безмятежность.
— А я и не волнуюсь, — рассерженно буркнул он, когда понял, что безмятежность у него получается из рук вон плохо. — Я спокоен как никогда.
Но нервные движения лодыжкой так и не прекращались.
Хьюга улыбнулся своей фирменной почти незаметной улыбкой и откинул голову на спинку кресла, устало прикрывая бьякуганистые глаза. Ведь что ни говори, а ожидание утомило даже его.
— Если ты такой спокойный, как говоришь, тогда прекрати, пожалуйста, дёргать своими нижними конечностями. Это раздражает, — будто бы насмехаясь, проговорил Неджи, получая мгновенную реакцию со стороны Наруто. Подскочив со своего места словно ошпаренный, он начал судорожно мерить шагами коридор, раздражая тем самым ещё больше.
— Чёрт, Неджи, я ужасно волнуюсь! — признался-таки Узумаки, обхватывая свою белокурую голову руками. — Я просто с ума сейчас сойду! Ну сколько уже можно?! Почему так долго?
Однако душещипательные стенания джинчурики прервала медсестра, что мгновение спустя показалась в зале ожидания. Её тут же припечатали две пары глаз, синих и бьякугановых, отчего она даже немного стушевалась, издав что-то наподобие нервного смешка.
— Поздравляю, Наруто-сан, у вас дочка, — проговорила девушка, обращаясь к совершенно ошалелому Наруто, который так и стоял, вцепившись руками в блондинистые пряди, бесцельно то открывая, то закрывая рот.
— Д-дочка, даттебайо? — заикаясь, переспросил он, будто бы желая ещё раз удостовериться, точно ли стал сегодня отцом, на что медсестра, давно уже привыкшая к подобной реакции мужчин на рождение детей, ободряюще ему подмигнула.
— Можете пройти к своей жене и ребёнку в палату, — она протянула свою тонкую руку в приглашающем жесте. — Я вас провожу, следуйте за мной.
Наруто неосознанно отошёл на два шага назад, так и не сумев перебороть то невообразимое волнение, что разыгралось внутри, и незамедлительно уткнулся спиной в широкую грудь Неджи.
— Куда это мы собрались? — насмешливо спросил его Хьюга и, недолго думая, подхватил того за локоть, насильно потащив к нужной палате.
Хината сидела на кровати, держа в руках маленький свёрток, и безотрывно, даже с некоторым удивлением смотрела на него. Вид у неё был более чем потрёпанный, даже, можно сказать, измученный, но Наруто голову давал на отсечение, что такой красивой свою жену он ещё ни разу не видел. И пусть под глазами залегли отчётливые тени, а к вискам налипли влажные пряди тёмных волос, взгляд женщины, смотрящей на своё новорождённое дитя, делал её неимоверно привлекательной.
Услышав возню около входа в палату, она перевела счастливый взгляд на пришедших мужа и брата.
— Наруто, — только и смогла проговорить Хината, широко улыбаясь ему и как всегда заливаясь румянцем. Уж сколько времени они были женаты, а Хьюга так и не научилась подавлять неуместное смущение перед любимым джинчурики.
— Э-э-э-э, — протянул Узумаки, пребывая в состоянии глубоко транса. Войти он отчего-то не решался, так и продолжая парализованно стоять в дверях палаты, абсолютно не понимая, как поступать дальше.
— Да иди же ты, болван! — сильный удар в плечо от Неджи был как нельзя кстати, придав необходимое Наруто ускорение и позволяя новоявленному отцу наконец-таки увидеть своё долгожданное и уже такое любимое чудо.
От мамы девочке достался бьякуган, что, впрочем, было даже слишком предсказуемо, а вот что ей досталось от отца, предстояло только узнать, хотя светлые реснички и бровки явно свидетельствовали о том, что дочь у них будущая блондинка.
— Наруто, — повторила Хината, чуть устало склоняясь в его сторону, — нам надо назвать её...
— Угу, — тут же кивнул он, продолжая безотрывно смотреть на ребёнка, а спустя долю секунды на его лице уже отпечатался умственно-аналитический процесс, придавая ему несколько глуповатое выражение. — Если честно, я сейчас ни одного женского имени вспомнить не могу, — широко улыбаясь, заключил Наруто, нервозно почесав затылок, на что Хината, склонившись ближе к дочке, смущённо проговорила:
— Я тут много думала. Может, назовём её в честь деревни…
— Коноха?! — удивлённо воскликнул новоявленный отец, не веря, что его жена предложила подобное всерьёз.
— Нет-нет, — затараторила та. — Ты не так меня понял. Мы же живём в Деревне, Скрытой в Листве, а листья в основном зелёные, вот я и подумала… Может… Может, назовём её Мидори*?
Девять лет спустя.
— Мизура-сан, только не говорите, что он опять сбежал, — устало проговорил Хатаке, потирая переносицу.
— Этот мальчишка просто ураган, за ним не уследишь! — отчаянно прокричала светловолосая женщина в своё оправдание, на что Какаши попытался смягчиться и более ласково спросил: — Ладно-ладно, объявится, вы мне другое скажите: не пробудился ещё?
Мизура отрицательно замотала головой, заслуживая вздох облегчения со стороны Копирующего ниндзя.
— Странно, конечно, ему ведь скоро уже девять, но пока это всё же играет нам на руку, — напоследок произнёс он, отправляясь на поиски пацана.
Хатаке знал, где может его найти. Абсолютно точно знал, и именно там он его и нашёл спустя каких-то полчаса. Черноволосый мальчик с утончёнными чертами лица, гордым профилем и неимоверно белоснежной кожей, что иной раз поражала своей аристократичной бледностью, преспокойно играл в «войнушку» с другими детьми близлежащей деревеньки. Этот озорной мальчонка и представить себе не мог, какой опасности подвергался в случае пробуждения своего шарингана на людях, но дети на то и были детьми, чтобы не задумываться об угрозах окружающего их взрослого мира.
— Кейто! — сердито прокричал Какаши и махнул тому рукой, призывая сорванца незамедлительно подойти к нему, на что ярко-зелёные глаза мальчишки, устремившиеся в сторону сенсея, моментально округлились от ужаса.
Виновато улыбнувшись, он попятился, а потом и вовсе драпанул в противоположном от него направлении в сторону леса, вынуждая Хатаке слегка ухмыльнуться и броситься вслед за беглецом.
Такие игры в догонялки были у них в обыкновении. И то, что Кейтаро в очередной раз самонадеянно пытался скрыться в густых зарослях кустарника, для Какаши не стало чем-то неожиданным или внезапным — скорее, выглядело немного обидно, ведь малец раз за разом пробовал обмануть опытного ниндзя столь избитой уловкой, словно бы считая его склонным к склерозу стариком.
— А вот ты и попался, маленький негодник! — победно провозгласил Копирующий, поймав юнца за воротник его футболки. Мальчик испуганно всхлипнул, а маленький, но уже достаточно хитрый мозг стал оперативно придумывать спасительные оправдания.
— А-а-а, Какаши-сенсей, я не виноват! Не виноват! Мне разрешили! — отчаянно завопил Кейтаро, безрезультатно стараясь высвободиться из цепкой хватки мужских рук.
— Кейто-чан, ты ведь знаешь, что тебе нельзя убегать из дома, — нравоучительно начал Какаши, строго глядя на хулигана, но запнулся, когда мальчишка, перестав брыкаться, поднял на него свой щенячий взгляд, вынуждающий незамедлительно умилиться.
И пусть особо Хатаке не растрогался, зато моментально предоставилась очередная возможность подивиться тому, как этот маленький человек походил на своего отца. Такая схожесть доставляла неимоверное количество переживаний и проблем, которые тяжким грузом ложились на многострадальные плечи уже немолодого шиноби.
— Но почему? Я хочу, чтобы у меня были друзья! Мне скучно одному, — с непередаваемой грустью, даже как-то по-взрослому произнёс ребёнок, понуро опуская плечи. — А ещё я хочу пойти с вами в Коноху. Я не понимаю, почему мне туда нельзя.
Копирующий окончательно смягчился и отпустил Кейтаро, ощущая в горле неприятный, сдавливающий трахею спазм.
— Кейто, слишком рано тебе об этом знать, поверь мне… — он осёкся, увидев, как Кейтаро топнул ногой. Своенравный Учиха!
— А я хочу знать, Какаши-сенсей, хочу! — воскликнул тот, сжимая маленькие ладони в кулаки. — Может, тогда я пойму, почему меня обрекают на вечное одиночество!
Сердце Хатаке, казалось, пропустило удар, непроизвольно сжавшись от жалости к этому мальчугану. Ох, сколько же невыразимой боли было в его потускневших глазах, сколько отчаяния…
Да, в нём текла проклятая кровь клана Учиха, но разве такую жизнь заслуживал этот маленький, ни в чём неповинный малыш, стоящий сейчас прямо перед ним?
Конечно же нет!
Какаши тяжело вздохнул и привлёк Кейтаро к себе, слегка приобнимая того за хрупкие плечи.
— Ну что ж, Кейто, воля твоя, — тихо проговорил он. — Сядь, пожалуйста.
Мальчик незамедлительно подчинился и уселся на пенёк, выжидательно уставившись на наставника, который отчего-то не спешил начинать свои объяснения.
Да и с чего ему было, собственно, начинать? Как подать такую информацию ребёнку, чтобы тот банально не испугался? Какие ободряющие слова произнести, чтобы юнец смог утешиться?
О, Ками-сама, он не знал! Не знал ответа ни на один этот чёртов вопрос!
— Дело в том, Кейтаро, — неуверенно начал Какаши, — что ты принадлежишь очень могущественному клану. Твой отец, да и клан в целом, принёс немало боли и страданий Конохе, и поэтому его символика утопает в людской ненависти. Хоть ты ни в чём и не виноват, люди не примут тебя. Не примут того, в ком течёт кровь врага. — Он исподлобья посмотрел на неподвижного ребёнка, до такой степени поражённого, что не смел ни дышать, ни моргать, и ощутимо напрягся, однако, помедлив несколько мгновений, всё же продолжил: — Кейтаро, на твою долю выпадет много испытаний, если кто-нибудь узнает о твоём происхождении. Именно поэтому я так сильно и переживаю, когда ты убегаешь из дома…
Учиха с трудом смог разлепить глаза: веки были настолько тяжелы, что казалось, будто бы в них залили тонну свинца, поэтому поднять их было чем-то сродни подвигу. Шумно вздохнув и болезненно прищурившись, он осмотрелся, вернее попытался это сделать, потому как тело бесстыдно не слушалось его приказов. Свет был слишком приглушён, но, несмотря на это, Саске всё же смог разглядеть, что находился в подвальном помещении, тошнотворно отдающем сыростью и плесенью. Он сидел на стуле, связанный по рукам и ногам, что лишало его всякой возможности хоть как-то двигаться, широкие плечи также были перетянуты толстыми верёвками, из-за которых каждый вздох отдавался болью в груди, а на запястьях виднелись браслеты, поглощающие чакру. И это было плохо. Очень. Ведь без чакры выбраться из подобной ситуации практически не представлялось возможным.
Мысленно чертыхнувшись, Учиха всей душой пожелал Какаши, завлёкшего его в эту засаду, сдохнуть самой мучительной смертью, а спустя мгновение уже нещадно ругал себя, что на какую-то долю секунды потерял бдительность из-за того странного ребёнка и так глупо попался в ловушку.
Ну как? Как он, шиноби с колоссальным опытом, мог угодить в подобную передрягу? Ответ отчаянно не находился.
Повернув голову чуть вбок, Саске увидел Ренну, неподвижно сидящую на таком же стуле, что и он, и прислонившуюся виском к холодной каменной стене. Её глаза были закрыты, а грудь мерно то вздымалась, то опускалась, говоря о том, что она всё ещё находилась в состоянии глубокого сна. Его сердце на долю секунды сжалось, а затем застучало с удвоенной силой о покалеченные кости грудины. Её-то он как раз меньше всего хотел подвергать опасности, потому что… любил. Любил, насколько это было вообще возможно его прогнившей местью душой.
Встретив её всего лишь полгода назад, Саске и сам не ожидал подобного поведения, но с первой же секунды их знакомства его непреодолимо тянуло к ней. Эта чертовка, полностью лишившая его возможности контролировать свои эмоции, в прямом смысле слова сводила с ума, заставляя теряться в собственных желаниях обладать её телом и душой. Учиха не особо мог вспомнить, говорил ли он ей, что любил, скорее всего нет, но где-то внутри своего сознания понимал это с пугающей ясностью. Он любил её. Любил так, что с недавнего времени стал безгранично доверять; она стала чуть ли не единственным человеком в этом ненавистном ему мире, который своей преданностью и любовью заслужил его стопроцентное расположение, и именно поэтому так не хотелось, чтобы из-за него пострадала и она.
Ренна слегка шевельнулась и, мимолётно дотронувшись холодными пальцами до разгорячённого лба, приоткрыла глаза, тут же встречаясь с чернотой взгляда возлюбленного.
— С тобой всё в порядке? — хрипло спросил Саске и нахмурился, ощущая сильное першение в горле — что за гадость они ему вкололи? — но куноичи не ответила, подозрительно отведя свой взор в сторону.
Учиха расценил этот жест по-своему, ошибочно принимая его за страх.
— Ренна, кхм, — Саске попытался прочистить глотку, — не бойся, я что-нибудь придумаю. Мы обязательно выберемся отсюда, обещаю… — Он не договорил, Ренна перебила его:
— Саске, — она шумно сглотнула, едва заметно задрожав, — ты… Ты должен знать, —
продолжила нерешительно, сжимая тонкие изящные ладони в кулаки. — Я не врала, когда говорила, что люблю… тебя… — её чистый мелодичный голос скатился до неприятного хрипа, заставив Учиху судорожно выдохнуть.
Необходимо было срочно что-либо предпринимать и выбираться из этого ненавистного места, а затем всю ночь напролёт доказывать ей, что он тоже любит. И говорить ей об этом, много раз говорить!
Поток мыслей Саске прервал звук вставляемого в замочную скважину ключа, а через секунду дверь со скрипом отворилась, впуская в темницу свет от коридорных ламп и озаряя тем самым их временное прибежище.
— Акаде, он уже очнулся? — раздался грубый мужской голос, принадлежавший крупному шиноби со связкой ключей в руках. — Тогда веди его наверх, чего ты ждёшь?
Надзиратель окинул отступника грозным взглядом и, сердито помотав при этом головой, тут же скрылся из виду. И только сейчас Учиха заметил, что Ренна не была скована ни браслетами, ни верёвками — ему моментально сделалось не по себе, но отвечать на незамедлительно возникший в его голове вопрос он отчего-то не решался.
— Ренна? — только и смог прошептать Саске, безотрывно глядя на неё и пытаясь сглотнуть неприятный ком, что мигом образовался в горле.
Это что, шутка? Ренна решила над ним подшутить?
Куноичи закусила губу и виновато глянула на него.
— Я — тайный агент Конохи. Ты был моим заданием, — произнесла она чуть севшим от волнения голосом, вставая со своего места и нерешительно направляясь в сторону выхода, чтобы открыть дверь шире.
Саске медленно закатил глаза, ощущая, как сильно начинала кружиться голова. Нет, всё-таки каким же он был дураком, что доверился ей. Самым настоящим наивным идиотом! Но, чёрт возьми, он никогда бы не подумал, что Ренна — его Ренна! — могла предать. Да кто угодно, хоть весь мир, но... Только не она.
Слова недавней возлюбленной, ядом разъедающие то немногое, что ещё осталось в нём от человека, не прекращали звучать в его утомлённом мозгу ни на секунду, вынуждая захлёбываться в этом омуте обиды, непонимания и гнева.
«Я — тайный агент Конохи. Ты был моим заданием. Заданием. Заданием… заданием…»
Двенадцать лет спустя.
— Папа!!! — яростно вопила миловидная девушка восемнадцати лет от роду, влетая в резиденцию, подобно маленькому блондинистому урагану, и крепко удерживая брыкающегося парня у себя за спиной. — Минато подглядывал за мной, когда я была в душе! — И словно бы в доказательство своих слов она предъявила родителю полностью покрасневшего до кончиков ушей белобрысого мальчишку, всеми возможными жестами пытающегося доказать свою полную непричастность ко всем обвинениям.
Звук падающей челюсти шестого Хокаге заставил куноичи победно улыбнуться.
— Что ты делал, Минато? — шокированно переспросил Наруто.
— Ми… ми… ми… — начал заикаться тот, ощущая на себе всю тяжесть отцовского недоумения, — Мидори всё врёт! Не такая уж она и привлекательная, чтобы подглядывать за ней! — на одном дыхании выпалил Минато, посылая гневный взгляд своих синих глаз в сторону сестры.
— Что-о-о?! Да ты просто злишься, что единственный бьякуган не унаследовал! — воскликнула Мидори в негодовании, сжимая миниатюрные ладони в кулаки.
— Да нахрена мне ваш бьякуган? Я в папу пошёл, понятно?! И расенгану папа только меня научил, понятно? — Он так же сжал кулаки и, не найдя слов получше, добавил остервенелым ором: — Накося выкуси, уродина!
Вены на щеках куноичи стали медленно взбухать, активируя клановое додзюцу, и, не мешкая больше ни секунды, она кинулась к брату… Ситуация накалялась до предела и грозила перерасти в масштабную потасовку, поэтому вмешательство стороннего наблюдателя, коим и являлся достопочтенный глава деревни, а по совместительству отец этого безумного семейства, было просто необходимым условием для предотвращения братоубийства.
— А ну молчать!!! — сорвался Наруто, яростно разнимая старшую дочь и среднего сына. — Вы что это, совсем не понимаете, что папа занят, папа ра-бо-та-ет! — Схватив обоих за шкирку, он хорошенько их потряс. — Минато, нельзя так говорить про сестру. Мидори, не дразни его лишний раз!
Неугомонные дети Хокаге насупились и отвернулись друг от друга, заслуживая тем самым раздражённый вздох со стороны отца. Спустя пару секунд, сердито нахмурившись, Шестой выпустил непутёвых отпрысков из своего захвата, начиная яростно, и оттого неприлично звонко, вышагивать по паркетному полу родного кабинета.
— Ну почему? Почему вы не можете взять пример с Джирайи? — запричитал Узумаки-старший, безостановочно качая белокурой головой. — Он, конечно, самый младший, но… — и опять его голос сорвался на крик, — почему-то самый спокойный из вас, даттебайо!!!
Тело Шестого охватило пламя, что говорило о непроизвольном переходе в режим Девятихвостого, а это, в свою очередь, означало лишь одно: Он. Был. Зол. Неимоверно зол. Просто-таки абсолютное зло в человеческом обличье.
Быстро смекнув, что разнервировали отца не на шутку, Мидори и Минато оперативненько ретировались из кабинета прямиком в коридор, естественно, зная все закидоны своего не вполне обычного родителя. Никто из них не хотел попасть под горячую руку джинчурики, а благодаря звукам чего-то ломаемого, доносившимся по ту сторону двери, они лишний раз убеждались, что смылись как нельзя вовремя. Прислонившись к стене и напряжённо вслушиваясь в каждый треск и удар в кабинете, неугомонная парочка очень надеялась, что вскоре их отец всё-таки сможет прийти в норму.
— Кажется, опять придётся делать ремонт, — тихо промямлила Мидори, виновато сдвинув брови к переносице и закусив нижнюю губу. — Зря мы его злим постоянно…
— Да уж, это точно, — тихо вторил ей Минато, но уже через секунду, довольно ухмыльнувшись, произнёс: — Я же говорил, что папа не станет меня наказывать. — И, сделав несложные манипуляции руками, будто бы создавая расенган, запулил воображаемой техникой в сестру. — Страшилка.
— Пф-ф, — сердито фыркнула куноичи, понимая, что их временное перемирие закончено. — Извращенец мелкий!
Активировав свои глаза, она яростно подлетела к брату и, заблокировав несколько точек потока чакры, полностью вывела его правую руку из строя.
— Ах ты скотина! — взревел Минато. — Я всё маме расскажу! Она же запретила тебе такое делать! Запретила! Правило номер один! Самое важное правило! — Сейчас молодой шиноби больше походил на визжащую неуравновешенную барышню, которая балансировала на грани истерического обморока, нежели на сына знаменитого шестого Хокаге. — Готовься к неделе домашнего ареста, — закончил он уже совершенно осипшим голосом, потому как голосовые связки были безбожно сорваны. В последний раз зыркнув на сестру испепеляющим взглядом, Минато поспешил удалиться, судорожно разминая пострадавшую руку.
Мидори зло цыкнула ему вслед, дескать, не пугай пуганных, однако же спустя мгновение уже глубоко сожалела о содеянном. Несомненно, ей здорово влетит за подобное от матери. И это являлось неоспоримым фактом.
Правило номер один семьи Узумаки, самое важное из всех существующих правил, звучало так: «Применять бьякуган к членам семьи, не имеющих этого додзюцу, а это были отец и Минато, строго-настрого запрещено».
При нарушении данного пункта домашнего кодекса «преступник», вне зависимости от его возраста и звания, действительно карался недельным арестом в собственной комнате. Это было золотым правилом их семейства, и именно его-то она и нарушила. Очень неосмотрительно нарушила. Мидори тяжко вздохнула, нещадно ругая себя за свою же несдержанность и импульсивность. Ну, а что она, в принципе, могла с этим поделать? Какая уж уродилась!
Наруто внимательно вчитывался в досье на новобранца. Просьба Какаши-сенсея его, мягко говоря, немного обескураживала.
— Хаттори Кейтаро, значит, двадцать лет, хм, — задумчиво прочитал он, а затем слишком уж по-детски произнёс: — Какаши-сенсей, да он ведь даже не чунин! Каким образом я должен зачислить его в отряд Анбу?
Копирующий ниндзя отвлёкся от разглядывания частично разрушенного кабинета Хокаге, что, конечно же, было для него совсем не ново, и пристально посмотрел на бывшего ученика.
— Я наблюдал за ним с детства. Он очень одарённый молодой человек и вполне себе заслуживает этого места. К тому же моих рекомендаций должно хватить, чтобы ему был присвоен статус джонина.
Узумаки фыркнул — каких ещё рекомендаций?
— Что за бред?! Чтобы стать джонином, надо…
— Наруто-сама, вы слушаете, что я вам говорю? — зловеще приближаясь к его лицу, спросил Хатаке. — Я советник Конохи, моё слово тоже не последнее!
— Вы что, давите на меня? — нервно хихикнул Узумаки, возвращаясь к изучению досье.
Ну почему этот мужчина в маске до сих пор имел такое сильное влияние на него, главу деревни?
— Владеет техниками огня и чи… — он осёкся, — чидори? — Хокаге непонимающе поднял глаза на сенсея, а затем бросил мимолётный взгляд на новичка.
— Да, Хаттори владеет этой техникой. Я самолично обучил его чидори. И хочу отметить, что такого способного ученика у меня ещё никогда не было. — Гордости в голосе заметно поубавилось, когда на него устремился мрачный взор Наруто. — Ну после тебя, конечно же, Наруто, после тебя, — моментально исправился Какаши.
Шестой подозрительно прищурился и медленно перевёл взгляд на молодого человека, стоящего чуть поодаль. Несколько мгновений он просто рассматривал его, а затем грозно проговорил:
— А этот ваш самый лучший в мире ученик вообще разговаривать умеет? Или же вы на все мои вопросы будете отвечать за него, Какаши-сенсей?
Кейтаро вздрогнул, а из-под маски раздался приглушённый нервный смешок. Признаться честно, он был слегка смущён от вида разгромленного кабинета шестого Хокаге, а также неимоверно взволнован от той мысли, что его могут зачислить в ряды шиноби Конохи, поэтому никак не мог заставить свой разум мыслить хладнокровно.
— Извините, я просто ещё немного не освоился, — послышался неуверенный голос новичка, — но я хочу, чтобы вы знали, Хокаге-сама, для меня большая честь поступить на службу в Коноху. Это моя давняя мечта.
От слов Хаттори Наруто немного смягчился и слегка улыбнулся самым уголком губ, продолжив изучать анкету новобранца.
— Почему на снимке в маске? — недовольно спросил он. — Я должен знать всех в лицо.
Для Кейтаро это было самой неприятной темой, что только могла возникнуть, но, собрав всю свою волю в кулак, он достаточно твёрдо произнёс:
— Извините, но это исключено. В детстве моё лицо было сожжено кислотой — я никогда не снимаю маску, Хокаге-сама. Это одна из причин, почему мне хотелось бы служить именно в рядах Анбу. Быть белой вороной среди шиноби Конохи — перспектива не из лучших, поэтому в отряде, где все и так ходят в масках, мне было бы комфортнее.
Светлая бровь Наруто выразительно изогнулась: самонадеянный тон молодого человека и раздражал, и забавлял одновременно, и что-то в этом юнце казалось ему до боли знакомым, но вот что — понять было практически невозможно. Что-то слишком неуловимое, ускользаемое, когда об этом начинаешь задумываться сильней.
— Хм, что тут скажешь, не позавидуешь, — отстранённо пробормотал он, внимательно разглядывая новобранца. Эти жесты, эта поза, этот голос…
Слегка мотнув головой, Узумаки попытался вернуть свои мысли в нужное русло.
— Ну что ж, мне интересно посмотреть на твои способности, поэтому мы устроим показательный бой. Если одержишь победу в поединке с одним из лучших джонинов отряда Анбу, то я автоматически присвою тебе звание «джонин» и зачислю в отряд. Но это будет только в случае победы. Устраивает?
— Почту за честь, Наруто-сама, — без колебаний ответил Кейтаро.
***
Наруто и Какаши стояли на верхнем балконе тренировочного корпуса, что серыми металлическими стенами практически всегда невероятно угнетал сознание, и напряжённо вглядывались в двух шиноби, находящихся внизу на площадке.
Хокаге всё же надеялся, что Минору, один из самых опытных джонинов Конохи, своим мастерством сможет остудить распалившийся пыл новобранца, но… Что-то ему подсказывало — исход битвы будет абсолютно иным.
Первым в атаку устремился Хаттори, применив технику огня, а точнее огненного феникса. Техника была простой, ничего не говорящей об уровне подготовки её применяющего, но Наруто невольно поразился, с какой грациозностью шиноби перемещался во время нападения. Будто бы пантера, играющая со своей жертвой в странные, смертельно опасные игры. Затем, сложив несколько печатей, тот засветился ярким голубоватым сиянием, концентрируя всю чакру у себя в ладонях.
— Чидори? — заинтересованно спросил Наруто, обращаясь к Какаши, на что тот утвердительно кивнул. Узумаки задумчиво потёр подбородок ладонью, продолжая пристально наблюдать за боем.