Бабушкин дом дышал. Он попыхивал угасающими в печке угольками. Пел с ветром песенки в трубе. Скрипел половицами. «Ти́кал» жучками в деревянных стенах, стараясь переспорить и сбить с ритма часы. Шуршал мышками под полом. Пищал прилипчиво — кусачими комарами.
Днем Костику окошки дома казались маленькими. Солнечные лучики словно обходили стороной эти световые проемы. А ночью... Окна будто расширялись. Часто казалось, что сам лес с околицы деревни заглядывает в дом и смотрит сотнями немигающих глаз различных существ, обитающих в нём. Не спасали даже шторки на окнах, которые каждым вечером Костик старательно закрывал, не оставляя ни одной щелочки для чужого взора.
— Баю-баюшки-баю, не ложися на краю...
Звучал в полумраке от горящей свечи, тихий и родной голос бабушки...
Костик не шевелясь лежал зажмурившись и подтянув одеяло под подбородок. Он не очень любил ночь. Точнее, не любил совершенно! Ночью было темно, а потому — страшно! Страшнее всего становилось после того, как затихала деревня. Тогда на него наваливались звуки всего и вся. Лес, дома, животные и даже птицы с насекомыми начинали свою ночную жизнь, которая казалась более громкой, чем дневная людская. Темнота только усиливала эти впечатления, и Костику хотелось спрятаться и лежать, тихой незаметной мышкой, до самого рассвета! Лишь бы не слышать, не видеть, не знать этого ночного многоголосого и непонятного Мира. Поэтому летом у бабушки Костик старался ложиться, как только бабушка начинала укладывать Веронику, его младшую сестру. Совсем ещё малявку, как ему, восьмилетнему, казалось. Он-то совсем взрослый! И что с того, что он боится темноты? Вот в городе же не боится! В городе не бывает так темно, не бывает тихо. Город не спит никогда. А тут... Тут рядом был лес. Нет, вы не так это сказали: ЛЕС, вот как надо.
В ЛЕСУ росли огромные деревья и непролазный кустарник. Местами там встречались овражки, заросшие травой так, что по дну их лучше не ходить, а то можно было провалиться в глубокие расщелины.
ЛЕС не любил тех, кто вторгался в него. Он окружал деревню плотным кольцом, начинаясь сразу за завалинкой крайних домов, словно захватил в свои крепкие «руки» деревенские домики и людей в них. ЛЕС любил уважение и всех в деревне держал, если не в страхе, то в почтении! Одна лишь узенькая дорожка — тропинка, как ленточка, дотянулась от города до деревни. Вот и всё послабление деревенским! Да что говорить, если и река текла практически среди широких стволов, и разливаться ЛЕС ей не позволял. Так и звали речушку — Узенка. На дары ЛЕС, правда, не скупился: и грибы — ягоды летом, и зверьё во все времена года в нём не переводились. Только приходи с уважением, да бери по необходимости. Ну, деревенские такими и были, берегли свой ЛЕС — батюшку, понимая его чаянья. Ведь он их и кормил, и оберегал. И в войну спасал, от супостатов укрывал в своих непроходимых дебрях.
—...Придет серенький волчок, тебя схватит за бочок.
Продолжала бабушка заунывно напевать, укладывая внучку.
Все колыбельные Костик знал ещё с тех пор, как бабушка, баюкая, пела их ему. Но, это было о-о-очень давно! А сейчас все песенки были «мелкой», как называл сестричку Костик, в желании показаться своим друзьям более взрослым.
—...И утащит во лесок,
Под ракитовый кусток...
Костик не утерпел и, будто сердясь на песенку, спросил:
— И почему он должен утащить? Зачем ему? Никогда же не тащил, а тут лечь нельзя!
— Волк охраняет покой. Лес стережёт и нас! Не любит он непослушных. Да, если кто обижает маленьких и зверюшек разных, то придет и утащит в чащу лесную! Вот лиходею и будет наказание.
— Какое?
— Так ночью в лесу одному быть, поди, не сладко. Страшно ведь! До утра сидеть слушать, как лес живет. А то кто придет и обидит! Тот же волк с совой из темноты пугать начнут звуками разными: ууух, да, стук, да хрясть... А то хохотать начнут, так, что мороз по коже. Тут и стар и млад от страха поседеют!
Вот узнал это Костик и пожалел. Ответ-то ему не понравился. Ещё страшнее стало.
— ...Там птички поют,
Тебе спать не дадут.
Ой, люли-люлюшеньки, баиньки-баюшеньки
Сладко спи по ночам,
Да расти по часам.
Вероничка сегодня как-то рано уснула. Бабушка примолкла, проверяя: спит ли. Убедилась — спит её махонькая... Тоже притомилась за длинный день. Шебутные ручки, на удивление спокойно, лежали под щёчкой, а любопытный вздернутый носик тихо посапывая, отдыхал и готовился к новому дню.
Бабушка подправила одеяло, встала и, взяв свечу со стола, пошла за занавесочку к деду, пора было и ей укладываться. Тоже намаялись, знамо ли дело — двое малышей, а годы-то идут. Дед, конечно, подсобит и там, и там. Но на нём и огород, и хозяйство. Хоть и не большое оно, но требует рук. А годы... всё одно, берут своё. Основные хлопоты по дому на бабушке.
Вот и дедушка с бабушкой, чуть покопошились, расстилая кровать, и укладываясь. Свечу задули. Темнота навалилась на паренька разом, оглушив звуками ночи.
Время шло. Все уже уснули. И только Костик не спал. Непонятная тревога билась в нём всё сильнее, держать глаза закрытыми уже не получалось. Они распахивались сами, от каждого шороха. Вскоре, он лежал уже не сводя глаз с окошка комнаты, и практически не мигая. Страх поселился у него где-то между лопаток, и время от времени пробегал мурашками вверх — вниз по позвоночнику, вызывая дрожь во всем теле...
Луна сегодня светила особенно ярко. Но легче от этого не было. Тени обрели четкие контраст. Темные, словно живые, они изогнутыми черточками летали из стороны в сторону по потолку и стенам, словно за окном береза отрастила целый лес рук…
И шорохи, стоны, кряхтение... Звуки! Зачем столько звуков? Но улица жила своей ночной жизнью. Чуждой Костику. Ему было всё это непривычно, потому и страшно. И в доме и на улице тишины, как не бывало! А тут ещё, вон, у лавки — огоньки зажглись... Два! Это же глаза, глаза волка! Он же за ним пришёл! Вот и скрип половиц у двери... Крадётся кто-то! Больше Костик терпеть не смог, и ныряя с головой под защиту одеяла и подушки заголосил: