Мирайя
– А девка-то порченная, – слуги шепчутся за спиной. Надо бы остановиться и отчитать их — мол, как они смеют так говорить о жене Владыки, но вместо этого лишь стискиваю юбку белого платья.
Сердце тревожно сжимается, а нижняя губа трясется так сильно, что приходится ее закусить.
Крови не было.
Первая брачная ночь прошла, а белые простыни остались кристально чистыми. И сейчас слухи охватывают замок быстрее, чем огонь пожухлую траву по весне. Муж… ничего не сказал. Просто ушел, едва все закончилось, окатив напоследок таким взглядом, что у меня внутри все покрылось инеем.
Мои жалкие оправдания, больше похожие на лепет, даже слушать не стал. Но ведь никого другого у меня действительно не было! Я годами была влюблена в Айварса и чуть не умерла от радости, когда из пятнадцати других претенденток он выбрал меня.
Хоть и причин для этого особо не было.
Северные красавицы отличаются густыми светлыми волосами, полными губами, голубыми глазами. Владыке Норхаделя предложили лучших. И меня. С бледными губами. Невзрачными чертами. Тонкой косой непонятного цвета до самого пояса. Мышиного, как часто говорил мой сводный брат.
Пожалуй, глаза — единственное, чем меня природа одарила. Большие, синие, обрамленные густыми темными ресницами. Стоило тогда нашим взглядам пересечься, как у меня внутри все словно в бездну рухнуло. Владыка долго смотрел, словно какие-то ответы выискивал. А затем выбрал.
Меня.
Выныриваю из воспоминаний, когда впереди показываются широкие двери, ведущие в банкетный зал. Свадьбу всю ночь гуляли и, судя по голосам, продолжают до сих пор. Слуги распахивают створки, и, стоит мне войти в помещение, как все взгляды тут же обращаются ко мне.
В них мне чудится презрение, насмешка, осуждение. Не отрываясь, смотрю только на мужа, что сидит отдельно от всех. Мое сердце привычно обрывается при виде его лица. Суровое, мужественное. Твердая линия челюсти, легкая щетина, белые волосы, синие глаза под нахмуренными бровями.
Мне хочется провести по ним пальцами и убрать это мрачное выражение.
Нужно поговорить. Ночью я и двух слов не могла связать, ошарашенная всем происходящим, но сейчас жажду разговора. Нельзя начинать брак с недоверия.
Кидаю быстрый взгляд на отца и вижу как его лице расцветает угроза. Мой сводный брат, Фьор, сидит по правую руку от него. Тоже смотрит на меня с каким-то неприятным оскалом.
Быстро отворачиваюсь. Напряжение только усиливается.
Фьор просто безумен. Вчера чуть было не произошло нечто ужасное, и если бы не служанка, что пришла меня проведать…
К горлу подкатывает тошнота. Подхожу к мужу и сажусь рядом с ним. От яств ломится стол, но мне и кусок в горло не лезет. Кидаю на Айварса быстрый взгляд. Собираюсь с мыслями. Уже открываю рот, как вдруг…
Дверь распахивается, и в зал заходит Ригер — управляющий замком.
– Господин! – как-то торжественно восклицает он. – В одном из чуланов нашли служанку — избитую и испуганную. Она говорит, что у нее для вас важное сообщение.
Мое сердце начинает колотиться как сумасшедшее. Нет-нет-нет.
Перевожу взгляд на Фьора, но его лицо в этот момент скрыто массивным кубком, из которого он хлещет медовый отвар. Это же не может быть… та самая служанка? Почему подобные вопросы вообще решаются здесь — посреди свадебного пира, в присутствии минимум сотни гостей?
– Веди ее, – бросает муж, и толпа замирает в предвкушении.
Дальнейшее напоминает мой самый страшный кошмар. Дверь распахивается, в помещение вводят ее. Ту самую девушку. Светлые волосы, взгляд кроткой лани. Она испуганно озирается по сторонам, прижимая к груди руку, покрытую синяками.
Внутри поднимается тошнота.
Картинки вчерашнего дня вновь всплывают в голове.
Я стою перед зеркалом в традиционном свадебном наряде — светлая льняная ткань без каких-либо украшений. Не могу поверить, что через несколько часов и в самом деле стану женой Владыки Севера. Самый сильный, мужественный и красивый дракон Норхаделя.
Мечта любой девушки.
Моя мечта. С тех пор как мне исполнилось… сколько? Пятнадцать?
Закрываю глаза, представляя, каким будет наш первый поцелуй.
Мой первый поцелуй.
Наверняка обжигающим, трепетным, страстным. Касаюсь пальцами улыбающихся губ. В этот момент дверь позади меня с шумом распахивается, и я невольно вздрагиваю всем телом.
Мой сводный брат медленно заходит в комнату, а вслед за ним тянется шлейф надвигающейся беды. Закрывает за спиною дверь. Я оборачиваюсь и напрягаюсь всем телом. Улыбка исчезает сама собой.
Мой отец — глава клана Ульварн, второго по силе после Владыки. Вот только боги посмеялись, подарив ему вместо долгожданного наследника меня. Неказистую, слабую и болезненную, без внутреннего дракона и капли магии.
Когда мамы не стало, отец женился вновь, введя в наш клан Далию Рунгар — драконицу, у которой от первого брака был сын.
Фьор.
Сильный, уверенный в себе. Дракон с ледяной магией. Мальчик. Все то, что отцу так во мне не хватало.
– Прекрасно выглядишь, сестра, – тянет он с едва уловимой насмешкой. Сегодня мою длинную косу распустили и уложили волосы в сложную прическу. Накрасили лицо, добавив ему красок. Я и сама себя едва узнаю́.
– Что ты здесь делаешь, Фьор? – внутри поднимается беспокойство. С приемным братом нас связывают… сложные отношения. Как только наши родители поженились, мне казалось, что мы поладим.
Но все, что он делал — издевался надо мной, прикрываясь заботой.
Так было до тех пор, пока я не повзрослела. С тех пор его внимание… перешло грань. Липкие взгляды, случайные прикосновения, которые случайными никогда не были. Грязные намеки.
Меня коробило от каждого его слова, каждого взгляда. Вот и сейчас по коже неумолимо, словно насекомые, расползаются неприятные мурашки. Дергаю плечами, словно пытаясь их стряхнуть.
– Неужели я не могу проведать свою сестру перед свадьбой? Сказать ей пару напутственных слов? – его усмешка становится шире.
– Мне не нужны твои напутствия. Уходи, – говорю я, отслеживая каждый его шаг. Он неумолимо приближается, и я отступаю до тех пор, пока ноги не упираются в край кровати.
В его взгляде что-то зажигается. А я чувствую, что еще немного и закричу.
– Сомневаюсь, что маменька рассказала, что происходит между мужем и женой в первую брачную ночь, – с гадкой ухмылкой говорит он. – Надо же, чтобы кто-то взял на себя эту миссию. Расскажу… а может, даже кое-что покажу…
– Ты сошел с ума! – восклицаю я, бросаясь по направлению к двери. Страшно так, что слышу стук собственного сердца в ушах. Он и раньше говорил мне гнусные вещи, но сейчас…
Фьор перехватывает меня за волосы, растрепывая прическу. Я вскрикиваю и вцепляюсь ногтями в его кисть. Быстрее, чем я могу что-либо сообразить, он впивается губами в мои. Грубо сминает, пытается раздвинуть языком.
Меня всю передергивает от отвращения и ужаса. Крепко стискиваю зубы, пытаюсь отвернуться, бью его руками, но он словно не замечает. До боли стискивает волосы на моем затылке.
Отрывается только затем, чтобы сказать:
– Хочу, чтобы в свою брачную ночь с Владыкой ты вспоминала мои прикосновения. А потом… я буду приходить ночью в твою постель. Как это уже делал множество раз.
Он действительно приходил — когда мы были еще совсем детьми, и я боялась темноты. Вот только не для того, чтобы успокоить. Рассказывал страшилки, что доводили меня до истерики.
– Что ты несешь? – кричу я. Слышу… нет, скорее каким-то шестым чувством улавливаю чей-то тихий вдох. Поворачиваю голову и вижу ее. Незнакомую служанку, что стоит в проеме двери.
Смотрит на нас расширившимися от изумления глазами. Пухлый рот приоткрыт. Фьор медленно отстраняется. Отпускает меня и отходит на шаг. Смотрит только на девушку. Я гощу в замке Владыки уже две недели, но ни разу ее не видела. Почему-то сейчас это беспокоит меня особенно сильно.
Взгляд брата становится острым, опасным.
– Не беспокойся, Мирайя. Я со всем разберусь.
– Что… – обессиленно кидаю в его удаляющуюся спину. Быстрее, чем я могу что-то предпринять, он уводит служанку. А я не могу заставить себя ему помешать.
Меня трясет от пережитых эмоций. Губы огнем горят, и я поспешно вытираю их ладонью. Внутри расползается ядовитый ужас. Не знаю, что она видела и слышала, но если это до ушей Владыки дойдет…
Он откажется от меня.
Еще до свадьбы.
Весь остаток дня я как на иголках сижу. Тщательно умываюсь с мылом до тех пор, пока кожу не начинает стягивать. Даже рот с ним полощу, помня, что драконы могут учуять чужой запах. Распускаю волосы, так как прическа безнадежно испорчена.
С трудом успокаиваюсь. После прикосновений Фьора чувствую себя грязной, оскверненной. Страшно думать, что бы произошло, если бы не та девушка.
Муки совести съедают меня. Надо бы узнать, что сказал ей брат. Завтра. Я все ей объясню и поблагодарю за помощь. Возможно, даже выдам компенсацию, если муж разрешит. Если свадьба вообще состоится…
Вопреки моим сомнениям она все-таки состоится. Я иду по коридору из живых людей к Айварсу Вальдрейк — Владыке Севера. Фьор стоит в отдалении и смотрит на меня не отрываясь. В его руках — тяжелый золоченый кубок. Горят ритуальные огни, хор голосов тянет песню: о суровой зиме, стуже и любви, что способна растопить даже вековые льды.
Мои щеки горят огнем, сердце бьется раненой птицей. Склоняю голову перед Владыкой. Изумленно замираю, услышав то, что мне говорила, пожалуй, только мама.
– Ты очень красивая, Мирайя.
Мое влюбленное сердце тает, в горле встает ком. Все происходит словно в каком-то тумане, и я постоянно жду подвох. Наши руки связывают лентой, дают испить из одной чаши. И после того как брачные узы наконец-то заключены, наступает пир.
А за ним брачная ночь.
Фьор ошибается. В моей голове ни на секунду не всплывают его грязные прикосновения. От поцелуев мужа кружится голова, и слабеют ноги. Его руки повсюду — заставляют мое тело гореть и плавиться. Я даже обещанной боли почти не испытываю. Так, легкий дискомфорт, прежде чем всю меня накрывает невиданным наслаждением.
А потом…
Чистые простыни. Замкнутое выражение его лица. Банкетный зал. Ригер, приведший служанку. И ее тихий голос, что обвиняет меня перед сотней гостей в связи с собственным братом. А еще в том, что по моему приказу ее избили и закинули в чулан.
– Это ложь! – восклицаю я подрагивающим голосом. Мое лицо алеет от унижения. – Как ты смеешь наговаривать на свою госпожу? Айварс, это неправда…
Перевожу на него взгляд и вижу как мой муж, что дарил мне столько страсти этой ночью, внезапно подается вперед. Жадным, неверящим взором пожирает служанку.
Мое сердце пропускает удар, горло стискивает плохим предчувствием. Время словно замедляется, а звуки доносятся как сквозь толщу воды.
Айварс поднимается, громко отодвигая стул. Идет к ней. Спрашивает имя.
– Фрея, – она поднимает на него свои огромные голубые глаза. Смотрит как на божество, сошедшее с небес.
– Фрея, – медленно повторяет он. – Дай мне свою руку.
Она поднимает тонкую руку, покрытую синими следами. Доверчиво вкладывает в его протянутую ладонь. И под изумленными взглядами гостей на бледной коже проступают едва заметные линии метки истинности.
Реальность обрушивается на меня гулом голосов, звоном в ушах, тошнотой. Остекленевшим взглядом смотрю на то, как мой муж прижимает к себе служанку. Фрею. Свою истинную.
Все вокруг начинают хлопать, выкрикивать поздравления. Истинная усиляет вторую ипостась, поэтому обретенная пара Владыки — всеобщая радость. Теперь враги будут трепетать в ужасе перед мощью его ледяного дракона, а главы кланов много раз подумают, прежде чем кинуть ему вызов.
Вот только внутри у меня что-то обрывается — от боли, злости, отчаяния. Нутро кровоточит, словно в него нож всадили. Замираю, когда взгляд Айварса останавливается на мне.
И понимаю, что он верит каждому ее слову. Что я была близка с братом. Что именно я велела избить ее и заточить. Он смотрит на меня как на врага. И неприкрытое презрение в его взгляде ранит сильнее всего.
– Увести.
В его голосе столько холода, что мое нутро покрывается корочкой льда. И я почти не чувствую руки стражей, что подхватывают меня под локти и уводят из банкетного зала.
Дорогие читатели!
Приветствую вас в своей новой истории. Гарантирую, что будет очень эмоционально ❤️ Буду рада вашей поддержке в виде звездочек и комментариев!
А пока приглашаю вас окунуться в атмосферу книги:



Вера
Вскакиваю со звонком будильника и несколько секунд пытаюсь осознать, кто я и где нахожусь. Сон стремительно ускользает, точно вода сквозь пальцы. Еще несколько секунд назад я была Мирайей, которую правитель Севера приговорил одним лишь взглядом.
А сейчас… снова я. Вера. Неприметная учительница, пашущая в школе за копейки. И через час мне выезжать на работу.
Зябко поеживаясь, я встаю с постели. И когда уже отопление дадут? Надеваю очки, без которых мир выглядит как светлое расплывчатое пятно. Поднимаю наверх непослушные рыжие волосы и иду умываться.
Сегодняшний сон покоя не дает — почему-то страшно переживаю за Мирайю. Как родная мне стала. Ткнуть бы этому Владыке в лицо первую попавшуюся статью из поисковика. При потере девственности кровь бывает не всегда.
Вот же дремучие!
Возмущение настолько сильное, что меня просто потряхивает. Страшно представить, что с ней теперь будет. Там в этом Норхаделе и так жизнь — не сахар, ну а женщину, опозорившую клан или тем более Владыку…
Боже, о чем я вообще думаю? Это просто сон. Это все у меня в голове.
Мысль обрывается, когда вижу входящее сообщение на экране телефона. Сводный брат пишет.
“Дай денег”.
Шумно выдыхаю. Денег у меня впритык только на продукты. А еще подошва на осенних сапогах лопнула, надо бы новые купить. Или эти отнести в ремонт. Хотя их столько раз уже латали, что на них уже живого места нет. Выбрасывать жалко. Кожаные. Удобные.
Как бы то ни было, если я откажу, то сегодня вечером брат придет. Скорее всего, вместе со своей маменькой. Снова заведут песню о том, какую неблагодарную дрянь вырастили. Ни помощи не дождешься, ни куска хлеба в старости.
Надоело. Как же мне все надоело.
Опираюсь о раковину, пытаясь взять себя в руки.
Лучше бы они меня никогда не удочеряли.
Я сирота. Найденная на обочине, как какая-то безродная дворняга. Воспитательница в детском доме очень любила смаковать эту фразу, говоря, что ничего путного из меня не выйдет. Тощая, страшная, покрытая веснушками. Еще и молчала до пяти лет.
Мне так сильно хотелось, чтобы ее слова были неправдой. Так сильно хотелось иметь семью. И, наверно, именно тогда я начала видеть сны с Мирайей — маленькой девочкой, которую очень любила мама.
Я будто сама становилась ей. Чувствовала теплые объятья матери. Ее заботу. Ласку. Любовь.
И раздирающее душу горе, когда мамы Мирайи внезапно не стало. Так хорошо помню тот день. Будто сердце из груди вытащили, и рана теперь ноет, ноет. И именно тогда я узнала, что меня удочеряют.
Вот только новой семье не было суждено заполнить дыру в моей груди. С ними она становилась только шире. Меня не любили. Даже не пытались сделать вид. Попросту свалили почти все домашние дела. Уборка, готовка, а через год — уход за новорожденным младенцем, который стал неожиданностью для всех.
Мне всего девять было.
У меня все детство прошло как в тумане. Да и было ли оно?
Выросла. Поступила на преподавателя иностранных языков, а втайне мечтала уехать как можно дальше из этого города. Вот только денег не было. Только скоплю, как тут же появлялись мои ненаглядные родственники. Вымогали все до последней копейки – в их понимании я теперь им по гроб жизни должна.
Я занялась репетиторством. И теперь складываю наличку на верхней полке шкафа. Семейству показываю пустые счета в приложении банка. Пока работает. И я надеюсь, что так будет и дальше.
Верю, что в один прекрасный день я обязательно обрету свободу.
Не зря же меня зовут Вера.
***
Мирайя
Пощечина настолько сильная, что голову мотает в сторону, а во рту ощущается вкус крови. Отец замахивается снова, но в последний момент передумывает. Достает из ножен на поясе кинжал.
Я тихо всхлипываю, сжимая кулаки так сильно, что ногти до боли впиваются в ладонь. Дрожь в теле такая сильная, что ее не унять. Я должна быть сильной. Должна.
Обида и несправедливость сдавливают горло. И хоть я знаю, что переубедить его не получится, промолчать не могу.
– Отец, клянусь, я ничего не делала.
– Позорище! – рычит он прямо в мое лицо. Капли слюны попадают на лицо. – Что теперь обо мне говорить будут? Вырастил…
Он окидывает меня взглядом сверху вниз, словно пытаясь подобрать нужное слово. Обидное. Хлесткое. Схватывает за косу и больно наматывает себе на руку.
Горячие слезы текут по моим щекам. Обжигают.
Отцу плевать на справедливость. Его волнует только репутация клана. И потому, что бы я ни сказала, не будет иметь значения. В глазах общества я — распутница. В глазах Владыки — преступница, покусившаяся на святое.
В глазах отца — позор клана.
– Если бы не я, то тебя бы высекли перед замком, – рычит он. – Дрянь неблагодарная!
Его гнев забирается под мою кожу, заставляя меня дрожать от страха. Я не знаю, о чем он с Владыкой говорил наедине, но меня в тот же вечер вернули семье. Вместе с бумагами о недействительности брака.
Мой брачный браслет остался на мне. Свой Айварс выкинул, словно холодный металл жег его руку.
Отец заносит кинжал, и я зажмуриваюсь. Одно движение руки и он срезает мою длинную косу. Швыряет мне под ноги. Физически голове становится легче, но мне никогда так тяжело не было.
– Знаешь, кто ходит с такими волосами? Потаскухи и вшивые.
Унижение и стыд затапливают без остатка. Мои плечи начинают вздрагивать.
– Достаточно, отец, – Фьор маячит за спиной главы клана, глядя на меня с каким-то мрачным удовлетворением.
– А с тобой я потом поговорю, – сурово бросает ему отец. Смотрит на меня еще пару секунд, и в колючем взгляде такой холод, что у меня внутри все покрывается корочкой льда. Затем уходит.
И ко мне медленно приближается Фьор.
– Пошли, Мирайя. Провожу тебя в твою спальню, – с едва заметной усмешкой говорит он. Ногой отшвыривает мою косу и велит слугам сжечь.
Пячусь от него. Непривычно короткие волосы лезут в лицо, липнут к мокрым щекам.
– Я и без тебя знаю, где моя комната.
Он запрокидывает голову, почему-то смеется, словно мой испуганный вид доставляет ему удовольствие.
– Я сказал — пошли, – он грубо хватает меня за локоть. Тащит вверх по лестнице. Наш родовой замок холодный, мрачный. Каменные стены, высокие потолки, витражные окна, тяжелая мебель из темного дерева. “Величественный”, – говорит моя мачеха. – “Как и положено для обители клана Ульварн”.
После смерти мамы она все тут переделала, не оставив даже капли тепла. И с того самого момента я чувствовала себя в родных стенах чужой.
Навстречу нам попадаются слуги. Кидают на меня косые взгляды, перешептываются. Ком в моем горле только растет. Больно, горько, холодно, стыдно. Я ничего не сделала, но все равно чувствую себя виноватой. Перед отцом. Перед Владыкой.
Словно осуждение впитывается под кожу, вылепливая какую-то новую Мирайю. Грязную. Сломленную.
Это чувство только растет, стоит Фьору толкнуть меня в мою комнату. Просторная и светлая, она вдруг кажется крохотной каморкой без дверей и окон. Тюрьмой. И он заходит следом с видом завоевателя, чьи войска только что прорвались в осажденный город.
– Что тебе нужно, Фьор? Уходи! – кричу я с каким-то надломом. Он уже меня уничтожил, а ему все мало, мало, мало. Не успокоится, пока совсем с грязью не смешает. И за что?
– Прогоняешь меня? – он склоняет голову набок. Смотрит на меня со странным выражением. Остро, цепко. – Думаешь, можешь? А ведь я единственный, кто может тебя спасти…
– Мне ничего от тебя не нужно!
– После такого позора тебя никто не возьмет под свое крыло, Мирайя. Но если ты меня хорошенько попросишь…
– Убирайся! – меня накрывает какой-то истерикой.
Сводный брат медленно втягивает воздух. Зрачок сужается, а по коже идет рябь серебристых чешуек. Плохо. Очень плохо! Его контроль висит на волоске. Не хватает даже для того, чтобы удержать вторую ипостась.
– Все такая же гордая. Ничего из себя не представляешь, а смотришь, как Владычица Норхаделя на жалкого простолюдина. Вот скажи, моя дорогая Мирайя, что в тебе такого?
Тон такой, словно сам с собой говорит. Недоумевает. Он подходит вплотную, стальной хваткой сжимает мою нижнюю челюсть. Несколько секунд рассматривает мое лицо, пока я пытаюсь вырваться.
– Уродина. Тощая, – перечисляет он. Каждое слово — словно удар плетью. – Но чем дольше смотришь, чем больше хочется тебя себе присвоить. Подчинить. Уверен, Владыка тоже это заметил. И пахнешь…
Глубоко втягивает воздух возле моего уха и тут же неприязненно морщится.
– От тебя воняет… им. Помойся. И приведи себя в порядок. Распустила тут сопли.
Он убирает руку и брезгливо ее отряхивает, заметив влажные следы.
– Надеюсь, к утру у тебя мозги на место встанут, и ты встретишь будущего главу клана Ульварн как полагается. На коленях и с открытым ртом.
Мои глаза расширяются от какого-то первобытного ужаса. Смотрю на него так, словно вижу впервые. Эти лихорадочно блестящие голубые глаза. Искривленной усмешкой рот. Даже идеально зачесанные светлые волосы сегодня в хаотичном беспорядке. Да он болен! Совсем с катушек слетел!
Уверен, что может творить все, что ему вздумается. Убежден в своей безнаказанности. Хотя о чем я? Отец ему и слова не сказал, хотя грязные слухи касались нас обоих. А ведь из нас двоих именно я его родная дочь…
Фьор треплет меня по щеке, словно щенка, а затем разворачивается к двери. Уходит, насвистывая, и этот звук гулким эхом еще долго звучит в ушах. Лицо лихорадочно горит, а в голове бьется лишь одна мысль.
Завтра утром меня здесь не будет.
***
Вера
Просыпаюсь с чувством полного опустошения. Еще один сон. Такой яркий, что кажется даже более реальным, чем вся моя жизнь. Хотя что вообще в ней есть? Череду “дом-работа” разбавляют лишь редкие набеги приемной семьи.
Именно набеги, потому что после них ничего не остается. Ни в маленькой квартирке, ни у меня внутри. Все подчистую выносят.
Поскорее бы уехать. Еще немного осталось. Уже даже потихоньку начинаю смотреть вакансии и новое жилье. Уволиться посреди учебного года вряд ли получится, а вот лето — самое то.
На фоне жизни Мирайи мои проблемы кажутся сущей ерундой. Прошло три месяца с тех пор, как она сбежала из отчего дома. И сегодня, наконец-то, поняла, то, что я подозревала уже некоторое время.
Мирайя ждет ребенка.
Меня до самого нутра пронизывает ее эмоциями. Страх. Отчаяние. Закрываю глаза и как наяву вижу лицо целительницы. Трясущиеся руки Мирайи, которые та сцепила перед собой, когда старуха предложила ей сбросить плод.
– Кто ж тебя такую с ребенком возьмет? Ни кожи, ни рожи, а чужое дитя так вообще для любого мужика как ярмо на шее. Молодая еще. Работящая. Замуж выйдешь, а потом рожай себе на здоровье.
– Я была замужем.
– Знаю, знаю…
Для всех Мирайя — вдова какого-то работяги из дальнего Северного города. Она сбежала из дома три месяца назад, и с тех пор скрывается под чужим именем. Киа. Носит траурную повязку, что закрывает остриженные волосы, похудела, осунулась. Работает прачкой, и теперь ее нежные руки изъедены кровавыми мозолями.
Она не жалуется. Некому.
Но я знаю, как ей тяжело. Какой тяжелой плитой свалилась на нее эта новость. Среди путаницы мыслей я вычленяю главные. Страх того, что она попросту не потянет. А еще, что ребенка могут забрать. Дети драконов принадлежат драконам. А потому, если Владыка каким-то образом узнает…
– Эх, девка горемычная. Что совсем никого не осталось? – спрашивает целительница. – К мамке поехала бы.
– У меня только вера осталась, – отвечает она бесцветным голосом. И проснувшись утром, я долго заливаюсь слезами. Вера — вера. Вот если бы я как-то могла подать ей знак. Дать знать, что она не одна. Обнять.
Но все, что я могу — это наблюдать.
День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем.
Если не считать тягот повседневной жизни, Мирайя живет спокойно. Либо ее недостаточно хорошо ищут, либо, что вероятнее, отец запретил это делать. Наверно, даже рад, что так легко избавился от никчемной дочери, что принесла столько позора.
В какой-то момент она даже расслабляется. И именно тогда, спустя полгода с момента побега, с земель клана Ульварн приходит весть.
Отец Мирайи убит.
Фьор Ульварн занял его место и, поговаривают, намеревается бросить вызов самому Владыке. А еще он ищет свою пропавшую сестру.
***
Мирайя
Столько времени прошло, но сердце все равно замирает, когда слышу имя Владыки.
– Ох и темные времена грядут. Если уж истинные перестали усилять дракона, то боги отвернулись от нас… – вздыхает Свея — полноватая женщина лет тридцати. Из всех прачек она самая бойкая. – Говорят, эта Фрея за все эти месяцы так и не смогла понести дитя.
– Чай проклятье на ней какое, – вздыхает ее соседка.
– Неужели тьма добралась и до наших краев?
– Говорят, истинная высасывает из него все силы. Помяните мое слово, скоро Владыка у нас поменяется…
– Думай, что болтаешь, Фрида. Сейчас донесут твои слова Айварсу Вальдрейк, живо отрежут твой длинный язык.
– Сильнее его дракона не сыскать во всем Норхаделе, – восхищается четвертая. – Все это грязные сплетни, что распускает клан Ульварн. Киа, а ты что думаешь?
Я ни на секунду не прекращаю работу, хотя спина уже просто отваливается. Живот уже огромный, а ведь еще три месяца осталось. Работать придется до последнего — я едва концы с концами свожу. На самый крайний случай у меня остался брачный браслет, который я почему-то не сняла перед побегом. Можно продать.
До этого как-то не решалась, боялась, что вычислят.
– Да что ты к ней пристаешь? Думаешь, ей есть дело до каких-то там Ульварнов и Вальдрейков? Она, небось, ни одного благородного тейра в жизни не видела. Откуда ж ей знать, – заступается за меня Свея… в своей манере. Я скупо ей улыбаюсь.
– Уже видели на главной площади? Фьор Ульварн ищет сестру. Ну, ту… потаскуху!
У меня внутри все обмирает. С влажным звуком ткань плюхается обратно в бадью. Надо ее поднять, чтобы не привлекать внимания, но руки не слушаются. Смотрю на скрюченную кисть, похожую сейчас на птичью лапу. Ходуном ходит.
– Сто золотых тому, кто видел ее не больше двух недель назад. Тысячу — кто приведет живой, – вторит еще один голос.
– Киа, нормально все? Бледная, аж жуть.
– Что-то мне плохо, – сдавленно отвечаю я, хватаясь за живот. – Дышать тяжело.
– Ну, иди посиди на улице. Только недолго. А то тейра Эйгвин увидит — за весь час вычтет.
Они продолжают разговаривать, а я бреду на улицу, не чувствуя ног. Чувствую толчки в животе и невольно кладу на него руку. Мой малыш тоже ощущает мое беспокойство. Жадно глотаю ртом холодный осенний воздух. После жаркого помещения прачечной он пробирает меня до костей.
Как и новость, которую я только что услышала.
Фьор. Ищет. Меня.
Зачем?
Вера
– Что ты здесь делаешь? – замираю, когда вижу сводную сестру, копошащуюся в шкафу. Как раз там, где лежат мои сбережения. Алена пришла вчера вечером. Со своими поругалась. И я, не задумываясь, ее пустила.
Наверно, она единственная, кого я люблю. Все еще помню ее младенцем и озорной малышкой, что так доверчиво прижималась ко мне. Сейчас она — вечно недовольный подросток без тормозов. И почему-то это осознание больно режет по сердцу. Наверно, мне самой давно пора замуж и детей, но…
Вот уеду и наконец-то начну об этом думать. Билеты куплены, осталось только вещи собрать. Хотела вчера начать, но не при сестре же это делать. Сразу доложит.
– Туфли ищу. Помнишь, у тебя такие черные были?
– Я их продала, – как и все лишние вещи, что у меня еще оставались.
– Эх… – Алена слезает со стула и отряхивает руки. Звонко чихает. – Ну и пылища там у тебя.
– Как раз думала уборку затеять. Поможешь?
Смотрю на нее напряженно. Видела пакет или нет?
– Нее, прости, Вер. Меня Пашкин гулять позвал, – криво ухмыляется она, засовывая руки в карманы безразмерной толстовки. И с чем она туфли собралась носить? С этим?
– Твои в курсе? Во сколько вернешься? – складываю руки на груди. Беспокойство внутри растет.
– Ой, Вера, ну хоть ты не начинай, – недовольно бубнит она. – Все, я ушла! Вечером не жди, к своим пойду. А то достанут же звонками.
Она демонстрирует телефон, на котором высвечивается звонок от ее матери. Почти сразу сбрасывает.
– Беспокоятся за тебя. Ответила бы, – говорю я… в закрывающуюся дверь. Протяжно выдыхаю. Внутри остается неприятный осадок, но усилием воли я его подавляю. Дел просто куча. Некогда раскисать.
Нужно отмыть квартиру перед сдачей. Вещи собрать. Ну и деньги на всякий случай перепрятать. А еще… снова лечь спать пораньше и узнать, как там Мирайя.
***
Мирайя
Решение уехать уже не кажется мне таким уж хорошим. Деньги заканчиваются, а на работу с таким животом никто не берет. Самое время начать просить милостыню, но… в конце концов, удача поворачивается ко мне лицом. И удача ли?
В одном из поселений на глаза мне попадается старуха. Волосы у нее седые и всклокоченные, но взгляд такой осмысленный, ясный, до мурашек пробирает. Завидев меня, она принимается активно ковылять в мою сторону, расталкивая прохожих.
Ведьма, – шепчут ей в спину со всех сторон.
Ведьма? По телу ползет суеверный холодок. В Норхаделе есть маги — в основном хранители водной силы Сильдайн. Есть целители. А есть ведьмы, которых я считала не более чем детской страшилкой. Поспешно встаю с каменного выступа, насколько это вообще возможно в моем положении. Пытаюсь уйти. Костлявая рука хватает мою, сжимает неожиданно сильно. Не вырваться.
– Ты кто такая будешь? – скрипучим голосом спрашивает она, странно ко мне принюхиваясь.
– Киа, – холодно буркаю в ответ. – Отпустите.
– Землей пахнешь, Киа, – тянет она, и меня от ее слов ужас пробирает. – От души твоей только корни и остались, все остальное сорвано. Крепко тебя Варнор держит. Но недостаточно.
Варнор — покровитель Западных земель, откуда была родом моя мать. Отец считал, что из-за ее нечистой крови я в итоге родилась без капли магии и внутреннего дракона.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Слышала, работу ищешь? Пойдем, будешь моей помощницей, – безапелляционно велит она.
Выбора у меня особо и нет. Идти за ней боязно, особенно когда мы ступаем на едва заметную тропинку, ведущую в лес. Она припорошена первым снегом, что пошел на днях. Холодный ветер задувает под подол платья, щиплет щеки, растрепывает головной убор, под которым заплетены уже отросшие волосы.
Мы идем долго, минут тридцать. И наконец-то оказываемся перед деревянной хижиной.
– Меня Зо́ла зовут, – ведьма заводит меня внутрь, где оказывается неожиданно тепло.
В небольшом помещении почти ничего нет — голые бревенчатые стены, стол, на котором стоит глиняная посуда, у дальней стены лежанка. Довольно чисто. И, можно сказать, уютно.
– Но ко мне не привыкай, – строго говорит она, заваривая какой-то настой. – Я и так на этой стороне задержалась. Еще думала почему. А увидела тебя сегодня и почувствовала, как нити судьбы натянулись. Знал Варнор, что тебя встречу.
Я совсем без сил. От ее бормотания меня неумолимо клонит в сон. Я столько дней рывками спала и мало ела, а сейчас в тепле тело невольно расслабляется. Пью предложенный отвар, заедаю хлебом. Благодарю. Хочу задать ей столько вопросов, но в итоге засыпаю прямо так — сидя на лежанке и прислонившись к стене.
Я прихожу в себя ночью. В полной темноте. Дрожащим голосом зову Золу, но ее нет. Никто не отзывается. Ушла? Обхватываю себя руками, чувствуя болезненные пинки в животе. Еще совсем немного осталось, прежде чем я впервые подержу на руках свое дитя.
Мне страшно. Вдруг не справлюсь. Но вместе с этим радостно, трепетно. Я уже люблю его — неважно будет ли мальчик или девочка. И сделаю все, чтобы его защитить. И себя.
Я снова засыпаю, улегшись на бок. А уже утром понимаю, что ведьма ушла. Окончательно. Положила на стол ржавый ключ и несколько монет — видимо, все, что у нее было. И это осознание почему-то разрывает сердце. От боли. От благодарности.
Почему родной отец так жестоко со мной поступил? Не выслушал, наказал за поступок, который я не совершала. Его злость и презрение, мой страх — последнее, что пролегло между нами. И это уже не исправить. Он мертв.
А незнакомая, совершенно посторонняя женщина дала больше, чем я вообще могла надеяться…
Я глубоко вдыхаю воздух, и горький запах трав вдруг кажется мне пропитанным надеждой. Впереди зима, и у меня есть крыша над головой. Несколько монет. Браслет, который я так и не продала. А все остальное приложится.
Все следующие дни я привожу хижину в порядок. Убираюсь. Проверяю запасы. Возвращаюсь в город, чтобы закупиться овощами и крупой. В спину мне теперь тоже доносится “ведьма” — кажется, слышали, как Зола позвала меня к себе. Я говорю, что и правда работаю у нее помощницей.
– Уходить? – пересохшими губами спрашиваю я. Дочь безмятежно спит на руках, а я все смотрю на нее. Не могу налюбоваться. Красивая. Маленькая такая и беззащитная. Целый мир.
– Ага, – кивает она. – Я тебя подлатала. Не развалишься по пути. Ты девка молодая…
Тело все еще болит, но ощущается непривычно легким. Смотрю в окно, где до самого горизонта нависли тяжелые облака. Где-то через час начнет темнеть. Если пойду сейчас, то успею попасть домой до заката.
Раз целительница сказала, что можно…
Принимаюсь одеваться. Одежда грязная, влажная. Кое-где виднеется кровь. Дочь беспокойно ворочается на смятых простынях, а затем начинает громко кричать. Все пытаюсь придумать имя, но ни одно не кажется достаточно… достаточно.
Может, в честь мамы назвать? Тайла.
– На груди удобнее будет нести. Давай покажу, – женщина дает мне широкий обрез ткани и ловко крепит ее за моей спиной. Дочь оказывается прижата к груди. Почти сразу засыпает, и я надеваю сверху зимнее пальто. Запахиваю так, чтобы ни капли тепла не выпустить.
Сую в руку целительницы монету, что прихватила с собой. Благодарю.
– Берегите друг друга, – бурчит она, отводя взгляд. Слово это короткое проявление человечности вдруг кажется ей чем-то недостойным. Слабостью.
– Обязательно, – слабо улыбаюсь я.
Покидаю ее дом и направляюсь в лес. Шагаю тяжело. Тело слабое, болит, ноет. Стараюсь не торопиться. Давать себе время на отдых.
Поднимается сильный ветер. Кидает в лицо снег, забирается под юбку, заставляет слезиться глаза. Преодолевать сопротивление становится все сложнее. В какой-то момент я поднимаю голову и с возрастающей тревогой понимаю, что не знаю, где нахожусь.
Оглядываюсь по сторонам, затем назад, но шаги стремительно заметает, оставляя после себя лишь белую целину.
Тайла на моей груди начинает плакать, словно мое беспокойство передается и ей. Мое сердце заходится от страха, в горле застревает ком. Буря усиливается, обступая меня со всех сторон.
Нужно вернуться. Сколько я уже иду? Десять минут? Двадцать?
Поворачиваю назад и едва не падаю от резкого порыва ветра. Он срывает с головы платок, уносит его между деревьями. Ужас — первобытный, дикий охватывает меня до самого нутра.
– Пожалуйста, пожалуйста, – молюсь я неизвестно кому. По щекам текут слезы, а в голове лишь одна мысль. Лишь бы выбраться. Лишь бы с Талией все было в порядке.
Стихия безжалостно бушует, мотая мое ослабевшее тело из стороны в сторону. А я совершенно потерялась. Не знаю, откуда пришла, куда идти. Крик малышки только разгоняет панику по венам.
Замечаю поваленную ель и иду к ней, от страха не чувствуя ног.
Переждать. Нужно переждать. Спрятаться.
Залезаю под раскидистые ветви, сворачиваюсь калачиком, пытаясь сохранить тепло. Взмокшая одежда быстро остывает. Меня колотит от страха, ужаса, безнадеги. Плачу не прекращая. Я мечтаю о любом спасении. Любой помощи. Даже если не для себя.
Но слышу лишь завывания ветра. Натужный скрип деревьев. И хриплый, сорванный крик моей малышки.
Тело трясется, становится будто чужим. В сон нестерпимо клонит.
И я закрываю глаза. Всего на секунду.
Всего на…
Вера
Автобус резко останавливается, и я больно ударяюсь головой о стекло. Резко просыпаюсь и провожу рукой по мокрым щекам. Тело трясется, в груди нестерпимо ноет. Горько. Обреченно.
Это не моя боль. Ее. Но я чувствую ее как свою.
Хочется куда-то бежать. Помочь, спасти. Сердце заходится, мышцы напрягаются. Вижу свою остановку и подхватываю вещи. Чемодан ездила покупать. Чувствовала радость и предвкушение. А сейчас мне хочется его разбить об асфальт. Закричать на всю улицу.
Все же не могло закончиться… так?
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Это уже не просто в моей голове. Это мои самые дорогие люди. Моя семья.
Домой бегу со всех ног. Поднимаюсь на свой этаж, перепрыгивая через ступеньку. Пытаюсь отпереть дверь, но она уже… открыта.
Медленно отворяю и тихо зову:
– Алена, это ты?
Я дала сестре вторую связку ключей, когда она приходила в прошлый раз. А потом забыла забрать. Никто не отвечает, и я распахиваю дверь. Захожу внутрь. С порога вижу, что с квартирой что-то не так. Обувь раскидана, шкафы открыты, и их содержимое валяется на полу.
Воры?
Надо уходить, вызвать полицию…
Делаю шаг назад и вздрагиваю, когда в коридоре появляется моя приемная мать с братом. В руках у нее пакет с моими деньгами. У брата — короткий гвоздодер.
– Думаешь, мы не узнаем, неблагодарная тварь? – кричит она, тряся пакетом над головой.
– Это мои деньги! – пячусь к выходу не сводя с них глаз и едва не спотыкаюсь о чемодан. – Я сейчас полицию вызову!
– Значит, мы тебя взяли в семью! Кормили, поили, растили, и вот чем ты нам отвечаешь? – заходится приемная мать в визге.
Я резко разворачиваюсь и несусь в сторону выхода.
– Держи ее, Олег!
Я даже не понимаю, что происходит. Боль в голове, и я выпадаю на лестничную клетку. Чувствую, как что-то теплое струится по волосам. Последнее, что вижу, как дверь квартиры напротив открывается.
Темнота.
Холод.
Надрывный крик.
И я открываю глаза в ночном лесу.
Верайя
Руки и ноги не слушаются, голова словно чугунная. Не понимаю, кто я и где нахожусь. Несколько секунд назад я упала на лестничную клетку. Несколько секунд назад закрыла глаза в лесу. Странное ощущение. Разве можно быть двумя людьми одновременно?
Буря почти стихла, и каким-то неведомым образом я точно знаю, куда идти. Нужно только подняться.
Проверяю Тайлу, что теперь только хрипло мяукает. Совсем без сил. Выбилась, как и я. Но нужно еще немного потерпеть. Поднимаюсь и на деревянных ногах делаю первый шаг. Второй. Там, где я хоть что-то чувствую, тело нестерпимо ломит. Бьет ледяной дрожью.
Как дохожу до лачуги сама не помню. Вваливаюсь в остывшее нутро и принимаюсь разжигать огонь. Пальцы красные, не слушаются, и мне хочется разреветься от собственной беспомощности.
Проходит несколько бесконечно долгих минут, и у меня наконец-то получается. Обессиленно замираю на полу. Не глядя хватаю со стола флягу — помню, как ее вчера там оставила. Тянусь к лицу, чтобы поправить очки… которых нет. Вижу при этом прекрасно. И слышу. И чувствую.
Так, словно я всю жизнь смотрела одним глазом. Одним ухом слышала и дышала наполовину.
Ладно, потом разберусь. Сейчас главное — дочь покормить. Мучаюсь несколько минут, прежде чем ей удается взять грудь. Совсем вялая, и мне вдруг становится безумно страшно. Пытается заснуть, и я ее треплю ее по щеке, бужу.
Тихо всхлипываю.
Жар от печи наконец-то проникает в мое тело. Руки и ноги горят огнем, и я с тревогой думаю о последствиях обморожения. Сколько я просидела под деревом? Что вообще случилось?
Вопросы роятся в голове, оставаясь без ответа. Живот сводит от голода, но у меня нет сил, даже чтобы подняться. Клюю носом и тут же вскидываю голову. Тело паникой прошибает, словно я все еще сижу под елью, и мне нельзя спать.
С трудом успокаиваю бешено колотящееся сердце и перекладываю Тайлу в руках. Поела, спит, но нужно все равно начеку быть.
Почему-то вспоминаю, как с Аленкой приемная мать ночей не спала, а утром кричала, что ее сейчас в окно выкинет. Страшно было до безумия. Тогда-то я и стала ее к себе забирать. Первые месяцы на половину ночи. А потом на смесь перевели, и мы с ней на одной кровати спали. Долго.
Помню, как к боку моему прижималась, смотрела так доверчиво, улыбалась. А сейчас… сдала. Из-за цветных бумажек, на которые-то и не сказать, что много купить можно.
Боль, обида закручиваются изнутри. Впрочем, они ни в какое сравнение не идут с тем, что я чувствую к другой своей семье. Здесь. Подставили, вышвырнули. Даже слушать не стали. Айварс сейчас наверняка проводит ночь в компании молодой жены. Своей истинной. Пока мы с его ребенком умирали в лесу.
А ведь если он узнает о дочери, то отберет. Будет в своем праве. Фрея ведь так и не смогла понести наследника.
От страха меня мутить начинает. Раньше все эти мысли задвигала на задний план. Для меня Владыка был что-то вроде божества, злиться на которое я не имела права. А сейчас… словно очки свалились.
Но и он не столь большая проблема, как Фьор. Ему нужна была я — униженная, покорная, зависящая. Сомневаюсь, что что-то изменилось. Только сейчас у меня есть ребенок, которого он при любом раскладе сочтет помехой.
Сегодня я дважды умерла. В разных телах, разных мирах, но что-то соединило нас в единое целое, вернуло к жизни. Мирайя, Вера… я теперь даже не знаю, как называть себя.
Пусть будет Верайя.
Сон накрывает меня тяжелым одеялом, заставляя утратить связь с реальностью. Я просыпаюсь еще несколько раз — кормлю Тайлу, затем кое-как перебираюсь на лежанку, по пути перехватывая мешочек с сушеными ягодами. Наконец-то слегка расслабляюсь.
Боюсь смотреть на свои руки, ожидая увидеть неизбежные признаки обморожения. Но в тусклом свете они выглядят вполне нормально. Только красные слишком. А к утру даже от этого не остается ни следа.
Следующие дни я провожу почти все время на лежанке, покидая дом лишь для того, чтобы набрать снега для водных процедур. Тело восстанавливается быстро. Даже слишком, пожалуй. Но я впервые за последние месяцы никуда не рвусь.
Просто наслаждаюсь.
А потом Тайла заболевает.
Поднимается страшный жар, от которого ее всю лихорадит, и я чувствую, как щупальца ужаса в который раз сдавливают мое горло. Почти не помню, как лечить младенцев. Да и в прошлом Веры там были лекарства, врачи. У Мирайи и вовсе не было подобного опыта.
Я плачу всю ночь и уже было порываюсь отправиться к целительнице утром, но простуда проходит. Так, словно и не было ее.
А еще мои волосы падают на лицо, и я замечаю, что они какие-то другие. Более волнистые и рыжие, скорее похожие на те, что были у Веры. Зеркала здесь нет — пытаюсь рассмотреть свое отражение на водной глади, но ничего не получается.
Но, кажется, поменялось что-то еще. В деревне меня едва узнают. За спиной пускают слухи, что, мол, поглотила бедняжку ведьма, вернула себе молодость и красоту. Относятся с опаской, что меня вполне устраивает.
Наверно, этот нейтралитет и дальше бы продолжался, если бы не одно событие. В деревне пропадает ребенок. И обвинить в этом решают меня.
Весна в Норхаделе мимолетная. Сугробы держатся до последнего, а потом за неделю тают. Проходит еще несколько дней, и сквозь пожухлую траву начинают проявляться первые зеленые ростки.
Сидя в клановом замке, я не слишком обращала внимания на подобные мелочи. А в воспоминаниях с Земли это время года плотно ассоциируется с бесконечными лужами и испражнениями собак, появляющимися после того, как снег начинает таять.
Эта весна ощущается по-особенному.
Как начало чего-то нового. Вдыхаю свежий воздух, наполненный ароматами, и от какой-то эйфории кружится голова. Чувствую странную связь — то ли с этим конкретным местом, что стало моим домом. То ли со всем лесом.
Деревья покачиваются от ветра, шелестят вечнозелеными кронами. Где-то неподалеку течет ручей. Заяц прячется под кустом. А еще сюда идут.
Несколько мужчин. Две женщины.
Напрягаюсь всем телом и проверяю дочь. Мы с ней не расстаемся ни на секунду — даже сейчас она спит в перевязи на моей груди, пока я обхожу территорию вокруг хижины. Неспокойно было, решила ноги размять. Как чувствовала.
– Что вам нужно? – спрашиваю, когда между деревьями появляются первые силуэты. Вроде тихо спрашиваю, но голос почему-то разносится эхом. Незваные гости замирают, переглядываются. Но продолжают путь.
– Признавайся, куда Барди дела, ведьма? – хмуро спрашивает один из них, и я замечаю в его руке топор. Тяжело сглатываю.
– Ишь как похорошела, – шипит второй, с длинной светлой бородой. – Поглотила его, да?
За его спиной всхлипывает одна из женщин. Тихо так. Горестно.
– Я не понимаю, – стараюсь говорить спокойно, хоть и внутри все трясется от напряжения. Вряд ли я смогу убежать от взрослых мужиков с младенцем на груди. – Кто такой Барди?
Всхлипывания усиливаются.
– Сын мой названный, – угрожающе тянет тот, что стоит перед женщиной. – Не делай вид, что не знаешь, ведьма!
Кажется, дурная слава обернулась против меня. Пропал ребенок, и меня считают виновной. У меня сердце сжимается от страха, но еще и боли за женщину, что ищет свое дитя.
И что-то мне подсказывает, что этим мужикам все равно кто виноват. Они пришли карать. Прольется кровь, якобы за грехи, и будут считать, что правосудие свершилось. Прямо как с моим отцом получилось. Он ведь тоже разбираться не стал.
В душе вдруг расцветает гнев. Яркой вспышкой проносится перед глазами, на секунду туманя сознание. Крайняя. И почему я всегда остаюсь крайней?
– Я не видела Барди, – стараюсь говорить спокойно. Слегка похлопываю ладонью дочь, что начинает беспокойно ворочаться. – Но я могу попробовать помочь.
– Что ты можешь… – презрительно тянет бородач, но из-за его спины неожиданно шустро выходит женщина.
– Помогите, прошу, – она склоняется пополам. – Я за этим к вам и шла, но одну не пустили. Поймите меня, как мать — мать. Я в долгу не останусь…
– Что ты там мелешь, женщина? Кланяешься убийце своего ребенка, безголовая, – муж грубо перехватывает ее за предплечье и толкает за свою спину. Споткнувшись о корень, она падает в грязь. Плечи трясутся все сильнее.
Остальные никак не реагируют на эту сцену, а у меня все внутри переворачивается. Потряхивать начинает. Мне даже кажется, что в лесу темнеть начинает, словно над нами сгущаются темные тучи. Поднимается ветер, деревья тревожно качаются.
Хотели ведьму? Будет им ведьма.
– Только пальцем тронь, и твой стручок сгниет. Слово ведьмы, – шиплю я на бородача. Выразительно смотрю на остальных, и на их суровых лицах мелькает напряжение. Испугались. Действительно испугались, что лишатся самого дорогого, что есть в их жизни — палки между ног.
Ведь именно она, кажется, определяет главенство в этом мире.
Подхожу к матери Барди и помогаю ей подняться. Веду в дом. Женщина вся дрожит — от страха, стресса, унижения. Больно на нее смотреть. И еще больнее осознавать, что это часть ее обычной жизни.
– Меня зовут Верайя, а тебя?
– Инга.
Усаживаю ее на стул и принимаюсь заваривать чай. После Золы в хижине остались кое-какие травы, и я откуда-то знаю, какие именно помогут женщине хоть немного успокоиться.
– Рассказывай, Инга, что стряслось?
Внимательно слушаю каждое слово. Барди девять, и он пропал вчера днем. Искали по всей деревне, прочесали близлежащий лес. Спокойный, послушный. Только с отчимом не ладил. Честно говоря, я бы тоже не ладила, если бы видела такое обращение с матерью.
Тайла просыпается, и я ее кормлю. Параллельно пытаюсь придумать, как помочь Инге. С недавних пор я чувствую лес. Возможно, в моем теле все же появились искры магии. Моя мать — с запада, где покровительствует бог скал и земли. Да и Зола его упоминала. Варнор. Только, хоть убей, не могу припомнить, в каком контексте.
Ладно. Нужно хотя бы попробовать.
Отец пытался заставить меня почувствовать дар, но все без толку. Здесь магия основана в основном на желании и эмоциях, а у меня их сейчас хоть отбавляй. Заглядываю внутрь себя, ищу. Даже глаза закрываю. Перебираю собственные чувства, что могут послужить маяком.
Свет. Тепло. Любовь к дочери.
В груди что-то натягивается, и я открываю глаза. И, кажется, знаю, куда нужно идти.
Мы находим Барди спустя час. Отчим хотел его наказать, вот и убежал в лес. Заблудился, еще и ногу подвернул. Провел ночь на дереве. Умный парень.
Его мать рыдает на руках другой женщины, все никак в себя не может прийти. Сына, к слову, даже не обняла. Отчим что-то зло буркнул, что не мужик вырастет, а тряпка, а она так и застыла на полпути.
Меня почему-то все это злит ужасно. Я туго пеленаю лодыжку мальчика, оторванным от подола куском ткани. Лицо у него бледное, но ни слезинки не роняет. Затем Барди уносят на спине.
Вроде все хорошо закончилось, но все равно какой-то неприятный осадок остается. Инга, отброшенная в грязь. Ребенок, что боится приемного отца настолько, что готов убежать в лес. Неприглядные стороны чужой жизни не должны меня касаться, но все равно покоя не дают. Ничего не могу с собой поделать.
До хижины добираюсь уже в потемках. Кладу Тайлу на кровать, и та сразу сладко потягивается. У меня неизменно появляется улыбка, а сердце щемит. И как может мать позволить какому-то чужому мужику так вести себя со своим ребенком? Да и с собой тоже…
Не понимаю.
Мне кажется, ради дочери я убить готова. Наверно, даже стоит как-то научиться нас защищать. Купить ножи. От Золы остался всего один — старенький, тупой. Настолько, что хоть какой стороной ни режь, результат один будет.
Сегодня мне повезло — конфликт сам собой разрешился. Но завтра все может сложиться совсем иначе.
Проверяю запасы. Монета осталась одна, последняя, а еды хватит еще на пару недель. Браслет еще есть, но, честно говоря, мне его уже просто выкинуть хочется. От греха подальше. Думала искать работу в деревне или переезжать, но сейчас чувствую странную надежду.
У меня есть дар. А, значит, им можно зарабатывать. Нужно только понять, что он из себя представляет.
Все последующие дни я только этим и занимаюсь. И чем дольше раскрываю его, тем больше осознания приходит. Словно сама земля говорит со мной. Рассказывает, кто какими тропами ходит. Для чего нужны те или иные растения.
Через три дня ко мне приходит Инга с Барди. Приносят свежих яиц и молока, благодарят за помощь. О недавнем происшествии ничего не напоминает — малец даже не хромает.
– Это все благодаря вам, – говорит Инга, с каким-то нездоровым вниманием изучая мою дочку. Сразу хочется ее спрятать. – До чего у вас хороший малыш. Мои все тоже когда-то такими были.
– Спасибо, – стараюсь держаться отстраненно. Разворачиваю Тайлу лицом к себе.
– Так, о чем я. Как повязку сняли, как с ногой все хорошо стало, – продолжает она. – Даже к целителю везти не пришлось. Да она бы и не взяла. Говорит, что на таких, как на собаках заживает все равно. Толку на них дар тратить. А вы потратили. Спасибо.
Пожимаю плечами. Целительский дар? Это бы объяснило, почему после нескольких часов в лесу у меня не осталось признаков обморожения. Да и простуда Тайлы излечилась сама собой.
Можно попросить у старухи пару уроков, но соваться к ней не хочется. Не после того, как выгнала меня сразу после родов.
– Если мы можем чем-то отплатить… – говорит Инга. – Денег у нас нет, но если нужна какая-то помощь. Старшие могут с малышом посидеть.
Сначала по привычке хочу вежливо отказаться. Не знаю почему, но предложения о помощи принимать не умею. Но затем в голову приходит мысль.
– Умеешь силки ставить? – спрашиваю Барди.
Он за это время и слова не произнес. Вздрагивает и кивает.
– Научишь.
Моя жизнь потихоньку налаживается. В доме появляется свежее мясо, а в кармане — монеты. Мне даже ничего особо делать для этого не приходится. Целительница уезжает на несколько дней, и история о Барди доходит до жителей деревни.
Они сами приходят ко мне — сначала с осторожностью и опаской, а к лету хоть свой магазин можно открывать. Все мое жилище теперь увешано травами, из которых я варю лекарственные настои, вкладывая в них свою магию.
Теперь в моем обиходе есть острые ножи, а еще… зеркало.
Как сейчас помню, насколько тревожно мне было впервые на себя смотреть. Все это время я находилась в диком раздрае. Помнила лицо Веры, что было моим. Лицо Мирайи, что тоже принадлежало мне.
Такое странное чувство — не знать, как ты выглядишь и что из себя представляешь.
Но теперь я знаю. Многое осталось от прежней Мирайи. Большие глаза, темные брови и ресницы. Волосы Веры — рыжие, волнистые, непослушные.
Но я все равно себя не узнаю. Наверно, потому, что лицо сейчас наполнилось красками, совершенно изменяя черты. Словно раньше я была лишь тенью самой себя. В обоих мирах.
***
Время идет, и у меня появляется новая проблема. Тайла. Растет слишком медленно.
Я много помню о младенцах, но ничего не знаю о младенцах-драконах. Чувствую себя абсолютно беспомощной. Даже решаюсь на крайний шаг — иду к целительнице за советом. И только тогда узнаю, что дети драконов развиваются медленнее без привязки к взрослому дракону.
Не знаю почему, но эта новость выбивает меня из колеи. Чувствую себя так, словно неосознанно врежу своей дочери. Внутри поднимается злость, обида. Почему, когда только кажется, что все пошло хорошо, что-то еще наваливается?
От целительницы я ухожу, стерев память о нашем разговоре. Подливаю ей зелье в чай. Угрызений совести не испытываю — чтобы защитить своего ребенка, я на все готова. А старуха почти сразу начала задавать вопросы. Во взгляде разгорелся жадный блеск.
Любой дракон дорого заплатит за информацию о сокрытом ребенке. А Владыке даже платить не нужно. Достаточно просто приказать. Особенно учитывая, что детей у них с истинной так и нет — это одна из главных тем у местных сплетниц.
Но я переживаю зря. Проходит еще три года, и наша с Тайлой жизнь входит в колею. Моя дочь растет — правда, выглядит все равно младше своего возраста. Болтает. Активная и любознательная, как и любой ребенок.
Вопреки моему желанию слухи о целительнице Верайе расползаются далеко за пределы деревни. Говорят, что моя магия любого поставит на ноги. Ко мне приезжают люди со всех концов Норхаделя. Иногда драконы даже. Где-то помогают зелья, где-то мне приходится работать с хворью напрямую, но чаще всего получается справиться с ней.
Иду недолго — от силы минут десять. При этом каждую секунду беспокоюсь за дочь, что осталась одна в хижине. Проснется, испугается, будет меня звать…
В руке сжимаю нож. Самый крупный выбрала. И уже подходя к реке, замечаю фигуру девушки с длинными светлыми волосами. Обнаженная, раненная, неизвестно как оказавшаяся ночью посреди леса.
Называет свое имя. Ева. Пытается приблизиться, но падает на колени и громко вскрикивает от боли. Колеблюсь всего пару мгновений, прежде чем пойти навстречу. Интуиция подсказывает, что эта Ева подкинет проблем, но и оставить ее не могу.
Рана на ноге выглядит страшно — черные, набухшие вены расходятся во все стороны. Ее инфицировали тьмой — магией, что до наших мест почти не доходит. Она порабощает, меняет сознание и тело, превращая людей в монстров. Измененных.
Крепче сжимаю нож, готовясь отразить любую атаку. Но Ева не нападает. Трясется от холода, страха, усталости. Сканирую девушку магией. Повезло. Дальше ноги тьма не пошла, да и там ее словно что-то сдерживает. Снимаю свой плащ и отдаю ей.
– Верайя, – называю свое имя. – Повезло тебе, Ева.
– Повезло? – она вся продрогла, зубы стучат.
– Тьма могла распространиться глубже. В лучшем случае тебе бы отрезали ногу. В худшем… – тут даже объяснять не нужно. Пути обратно с темной стороны нет. Измененных убивают — чаще всего огнем.
Ева натягивает плащ, и я веду ее к себе домой. Прислушиваюсь к лесу. Спокойно, опасности нет. Тайла проснулась и зовет меня в темноте. Мне хочется ускориться, но девушка идет медленно, рвано выдыхая каждый раз, когда приходится наступать на больную ногу.
Обратный путь занимает вдвое больше времени. Когда возвращаюсь домой, то первым делом обращаюсь к дочери:
– Тайла. Пожалуйста, оставайся в кровати. У мамы гость.
Моя девочка кивает. Смелая, ни слезинки не проронила, хоть и впервые осталась ночью одна. С любопытством смотрит на Еву и та отвечает взаимностью. Мне от этого не по себе. Понятия не имею, чего ждать от гостьи. Пока все не выясню, к дочери подпускать нельзя.
Поправляю занавеску, что отделяет жилую половину комнаты, и занимаюсь Евой. В тусклом свете лампы я впервые могу ее как следует рассмотреть. На вид немногим старше меня. Типичная северянка. Светлые волосы, пухлые губы, что сейчас возвращают естественный яркий цвет, голубые глаза. Именно такие стояли со мной в один ряд в тот день, когда Владыка выбирал себе жену…
Ладно, не будем об этом.
Ева явно не из простых. Кожа у нее нежная, не знавшая труда. Ухоженная. Взгляд напряженный. Она тоже меня настороженно изучает. Не знаю почему, что-то в ней мне вдруг кажется… родным. Знакомым.
Встречались раньше? Пытаюсь припомнить, но в голове пусто.
Укладываю ее на лежанку, что оборудовала на входе — здесь я принимаю больных. Прошу дать мне руку, чтобы просканировать магией. И замираю, увидев на запястье метку драконьей истинности.
Истинная Владыки. Только с Запада.
Везет же мне на них.
В голове сразу вспыхивает красная сирена, знаменуя об опасности. Там, где истинная Владыки — там и сам он. А вторжение чужого Владыки на Север не пройдет незамеченным. Айварс будет тут как тут.
Надо поскорее подлатать ее и избавиться. Может, память еще стереть?
Сканирую ее магией, и со все увеличивающимся волнением понимаю, что вряд ли это удастся. Передо мной сильный маг. И что самое странное — на ней нет имени. А именно оно защищает жителей Аэргора от тьмы.
– На тебе нет защиты ни одного из Владык. Почему? – спрашиваю я.
– Какой защиты?
– Имени. У тебя не осталось имени. Все жители драконьих земель находятся под крылом одного из Владык. Имя защищает разум от вторжения тьмы. Которая у тебя сейчас в теле сидит, если что.
Ева выглядит так, словно понятия не имеет, о чем я говорю. В душу закрадываются первые сомнения. Об этом каждый ребенок знает… выросший в этом мире. Потеряла память? Нет, магия говорит, что с головой у нее точно все в порядке.
Решаю не церемониться — спрашиваю в лоб. Еве от моего любопытства не по себе, но она все же признается. Иномирянка. Лена.
Знакомое имя отзывается какой-то щемящей болью в груди. За эти годы мне начало казаться, что моя земная жизнь была просто сном, но сейчас воспоминания вновь воскресают в памяти.
Становится интересно, насколько мы с ней схожи. Мне больше не хочется ее выгонять — я вдруг впервые за эти годы не чувствую себя одинокой. Вдруг она поможет найти ответ, что со мной в итоге случилось?
Мысль кажется заманчивой, однако опасность, связанная с появлением истинной Владыки Запада, никуда не девается. Нужно вылечить ее, а затем отправить к Айварсу. Там она и имя сможет получить, и с истинным своим разобраться. Подальше от нас с Тайлой желательно.
Я готовлю отвар для нейтрализации тьмы, разговаривая с Леной на какие-то отвлеченные темы. Страшно хочется задать главный вопрос: что все-таки с ней случилось, но не успеваю. Она задает его первой.
Рассказывать не хочется — я еще ни одной живой душе не говорила. Но я себя перебарываю. Выкладываю все как есть. Эмоции на лице девушки сменяют друг друга от шока до какой-то подавленности. Она выслушивает молча, а затем говорит то, что я совсем не ожидаю.
– Мы из одного с тобой города, Вера. Я слышала… твою историю. У моей подруги ребенок учился в твоем классе… – она называет имя, и у меня горло перехватывает спазмом.
– Да, помню такого, – осипшим голосом отвечаю. До чего же миры тесные.
– Вряд ли тебе от этого легче станет, но их обоих посадили. Тогда весь город на ушах стоял. Я твое фото в газете видела. Волосы у тебя такие же были, да?
Мне на самом деле не легче. Внутри что-то ноет, ноет. Алена ведь без семьи осталась. Что с ней случилось? Детдом? Или родственники забрали? Чувствую себя так, словно едва затянувшуюся рану вскрыли, и я теперь не знаю, как ее исцелить.
Прошу Лену рассказать о себе, и ее рассказ только добавляет дров в костер моей тревожности. Судьба у нее — не позавидуешь. Как и истинный. Хорошо, что меня магия не связала с каким-нибудь самовлюбленным драконом. Я хоть смогла новую жизнь начать, а ей теперь не деться никуда.
Весь тот ужас, что сидел на задворках сознания последние годы, разом обрушивается на меня. Сжимаю рукоятку ножа, лихорадочно размышляя, что предпринять. Их шестеро. Двое из них — драконы. Отбиться не получится — уж слишком силы неравны. И даже если я каким-то образом смогу выскользнуть из хижины с Тайлой на руках, то меня догонят в два счета.
– Куда? Зачем? – страх разъедает меня изнутри, не дает дышать, но голос звучит неожиданно требовательно. Сама удивляюсь.
– Приказ. Владыки, – повторяет мужчина тоном, лишенных всяких эмоций. Говорят, ледяные драконы умеют обращать сердце в лед — и сейчас я почти в это верю. Не может у живого существа быть столь бездушного взгляда.
– Мне нужно собраться. Подождите здесь.
Не дожидаясь ответа, я захлопываю дверь прямо перед их носом. Руки подрагивают. Тайла испуганно выглядывает из-под стола, и это выражение ее лица ножом полощет по моему нутру.
Я не дам ее забрать. Все равно что сердце из груди вырвать. И то, и то — моя смерть.
План появляется сам собой. Нужно спрятаться в лесу. Даже далеко идти не надо. Под ель залезть, а дальше магией запутать следы. Я уже так делала, когда один особо навязчивый поклонник ходил ко мне чуть ли не каждый день.
Тогда я попросила землю отвадить его от нашего дома. И она помогла. Сколько бы ни плутал он по лесу, выйти к моей хижине так и не мог. Возвращался в деревню.
Сработает ли на драконах? Не попробую — не узнаю.
Смотрю на Тайлу и прикладываю палец к губам. Затем начинаю быстро собираться. Смахиваю в сумку готовые зелья, еду, подхватываю теплые накидки — свою и дочери. Жестами велю ей подойти, быстро одеваю. Отпиваю глоток зелья, меняющего запах. Снова беру нож.
Глаза Тайлы наполняются слезами, нижняя губа трясется. Она тихо шмыгает носом, и я сажусь перед ней на корточки.
– Солнышко мое, – выдыхаю я едва слышно. – Мы сейчас пойдем в лес… играть в прятки. Хорошо? Нужно вести себя очень-очень тихо, договорились?
– Это плохие дяди, да? – спрашивает она. Я киваю. Мое сердце бьется так сильно, что едва не выпрыгивает из груди. Глажу ее по волосам и целую в макушку. Поднимаюсь на ноги.
Нужно бежать из Норхаделя. Давно пора было это сделать, а я все боялась начинать все с нуля. Расслабилась. Думала, что нашла свое место. Дура самоуверенная.
В дверь раздается громкий стук, от которого буквально вся хижина трясется. На зиму я утеплила окно сеном, и теперь сухие травинки сыпятся на пол, пока я пытаюсь его открыть.
– Еще две минуты, – кричу я, распахивая створку. Сквозняк проникает в жилище, обдавая нас волной холода. Вот только вылезти нам не дают. Дверь срывается с петель, и в помещение врывается тот самый главный дракон. Моментально оценивает обстановку и бросается ко мне.
На инстинктах выхватываю нож, расчерчивая воздух между нами. Сама не ожидаю оставить короткий след на его лице. Царапина стремительно набухает алым, но дракона это не останавливает.
Выбивает оружие из моей руки, толкает к стене, из-за чего я больно ударяюсь головой. На пару секунд в глазах темнеет. Не успеваю прийти в себя, как волосы натягиваются. Схватил, на себя тянет. Скалится прямо в мое лицо.
– Что за дикая кошка? Попрошу тебя в награду.
– Мама! – голос Тайлы полон отчаяния. Щечки все мокрые от слез. Мою душу на части разрывают. Дракон следит за моим взглядом, как-то разочарованно цокает языком, увидев, что у меня есть ребенок.
Внезапно вспоминаю его имя. Роалд. Один из верных людей Айварса. Драконов, точнее. Раньше был одним из стражей. Сейчас… понятия не имею, кем ему приходится.
– Отпустите! – кричу я, пытаясь вырваться.
– Йон, бери мелкую, – командует Роалд, продолжая меня удерживать. – А ты… будешь подчиняться, и ничего с ней не случится. Усвоила, рыжая?
Замираю. Чувствую себя марионеткой, у которой разом обрезали все ниточки. Он… угрожает ребенку? В голове не укладывается.
Медленно киваю.
– Вот и славно. А то думал, что мы уже не подружимся, – снова скалится и подается ближе. Принюхивается и как-то разочарованно морщит нос. Зелье определенно уже начало действовать.
– Мама! – кричит Тайла, когда ее подхватывает на руки один из мужиков. Тянет ко мне свои маленькие ладошки. Меня всю выворачивает от желания вырвать ее, защитить. В горле ком встает, а плечи подрагивают от сдерживаемых рыданий.
Но глаза остаются сухими, словно плакать я разучилась. Нужно быть сильной. Не показывать дочери, как мне страшно. Иначе у нее вообще опоры не останется.
– Все будет хорошо, – обещаю я ей. Сама пытаюсь в это поверить.
Роалд насмешливо хмыкает. Толкает меня к выходу, продолжая крепко удерживать за волосы.
– Давай, давай, переставляй ноги.
– Я и сама могу идти.
Холодный ветер задувает под распахнувшиеся полы зимней накидки, мороз царапает кожу. Но я ничего этого не ощущаю. Внутри словно простирается бескрайняя ледяная пустошь. Дочь тихо всхлипывает на руках Йона, и этот звук бьет по моим натянутым, словно струны нервам.
– Что Владыке от меня нужно? – хрипло спрашиваю, когда мы оказываемся на дорожке, ведущей в деревню.
– Вот у него и узнаешь. Какие у тебя волосы, рыжая. Точно пламя в руках. Первый раз такой цвет вижу.
Еще сильнее тянет, словно хочет голыми руками с меня памятный скальп содрать. Шиплю от боли, и хватка тут же ослабевает.
– Будешь хорошо себя вести — под крыло возьму. А я, вообще-то, начальник стражи при самом Владыке. Радуйся.
Самоуверенный придурок. Как и все драконы.
– Начальник стражи и еще пятеро против женщины с ребенком. Неудивительно, что у Норхаделя дела не очень идут.
Роалд смеется. Коротко и как-то зло.
– А, знаешь, если будешь плохо себя вести, то все равно заберу. Так даже интереснее.
Крепко сжимаю зубы и молчу остаток пути. Отряд остановился в деревне — вижу две запряженные кареты и столпившихся вокруг любопытных жителей. Наше появление заставляет их чуть отступить.
Ближайшие два дня проходят в каком-то липком тумане. Мы едем почти без остановок, и я места себе без дочери не нахожу. Не могу ни есть, ни спать. Только смотреть в окно и прислушиваться — едет ли за нами вторая карета или нет.
– Голодовку решила объявить? – Роалд недоволен. Хмурит брови.
– Верните мне дочь! – требую я.
Голодовка моя им не нравится? Демонстративно выкидываю провизию в снег.
К концу второго дня они сдаются и пересаживают Тайлу ко мне. Я тут же обнимаю ее, сажаю на колени и не отпускаю до самого утра. А уже с рассветом мы пересекаем замковые ворота обители Владыки Норхаделя.
В животе у меня словно черная дыра, которая пытается засосать мои внутренности. Тревога не отпускает ни на секунду. В голове крутятся воспоминания. Вот, отец заталкивает меня в карету под насмешливыми взглядами слуг. Или самый первый день в этих стенах — я иду по коридору и восхищаюсь убранством замка. Думала, что в сказку попала.
Но нет.
Сейчас я держу голову прямо, смотрю прямо перед собой. От бессонных ночей в глаза словно песка насыпали. Каждая клеточка тела напряжена. Тайлу снова забрали — теперь ее несет на руках страж справа от меня.
Слуги распахивают двери, ведущие в небольшую гостиную. Светлые каменные стены, бордовый ковер, камин. Мозг отстраненно фиксирует обстановку, запоминая, куда, если что, нужно бежать.
Айварса вижу почти сразу — он стоит у окна, опершись бедром о каменный выступ. Он смотрит на меня и… на пару мгновений мне даже кажется, что узнает. Глаза слегка расширяются, во взгляде появляется смятение. Но это ощущение длится всего секунду.
Он моргает. И в выражении его лица я больше не могу ничего прочесть.
За пять лет он почти не изменился. Все те же белые волосы, синие глаза, в которых сейчас застыл колючий холод. Черты, мне кажется, только заострились.
– Приказ выполнен, Владыка. Целительница Верайя здесь, – кланяется ему Роалд, и в его смиренном тоне нет и капли того яда, которым он поливал меня.
– Здравствуй, Верайя. Присаживайся, – кивает Айварс на диванчик. Голос у него низкий, с легкой хрипотцой — как и тогда. Раньше внутри у Мирайи что-то трепетно замирало, плавясь воском.
Но я не она.
У меня в голове срабатывают все сигнальные системы. Опасность, будь начеку! Медленно сажусь на предложенное место, не отрывая от него взгляд. Он тоже на меня смотрит, и я этому радуюсь. Лишь бы и дальше не на мою дочь.
– Что понадобилось великому Владыке от простой целительницы? – спрашиваю я. Стараюсь говорить, как и положено, со смирением, но издевательские нотки проскальзывают против воли.
В его глазах что-то мелькает. Недоброе. Но продолжает он все тем же ровным голосом:
– Не так-то ты и проста, если слава о тебе разлетелась по всему Норхаделю. Говорят, что ты можешь исцелить любой недуг.
– Владыка болен? – склоняю голову набок.
– Не я. Моя истинная ждет ребенка. И их жизни находятся под угрозой.
Повисает тишина. Несколько ударов сердца просто пытаюсь переварить новость. Фрея ждет ребенка. Он хочет, чтобы я… вела беременность его жены? Той самой, ради которой вышвырнул меня, не дав даже и слова в свое оправдание сказать? И пока они нежились на супружеском ложе, я замерзала в лесу с новорожденной дочерью на руках.
Внутри поднимается волна протеста. Негодования. Мысленно считаю до десяти, пытаясь взять себя в руки. И только потом отвечаю:
– Боюсь, что у меня нет опыта в подобных делах, а мои заслуги сильно преувеличены. Вам нужен более… компетентный специалист. Уверена, таких много. Я не возьму на себя такую ответственность.
Его глаза опасно сужаются. Он делает шаг ко мне, и я каким-то шестым чувством улавливаю, что его равнодушие — лишь маска.
– Это не предложение. А приказ, – чеканит он. Мне кажется, что в помещении температура падает на несколько градусов. По окнам ползет изморозь.
Да уж, слухи, что Владыка теряет силы, сильно преувеличены. Его энергия давит, забирается мне под кожу, пытается подчинить. Мне даже дышать тяжело становится.
– И все равно. Я… не могу. Я отказываюсь.
Не хватало еще, чтобы меня отправили на эшафот лишь за то, что я не уберегла его истинную. Поднимаюсь на ноги и внезапно оказываюсь с ним лицом к лицу. Он почти на целую голову выше меня, и теперь нависает сверху. Подавляет.
– Ты должна спасти мою истинную и ребенка, – слышу его рык, от которого по телу разбегаются мурашки. – Иначе…
Тихий всхлип.
Мы одновременно переводим взгляд на Тайлу, что продолжает держать на руках его страж. Она смотрит на меня полными слез глазами, от которых все внутри скручивается в тугой узел.
Айварс смотрит на нее не мигая. Секунду, вторую, третью… Я за это время несколько раз успеваю внутри умереть.
– Прости. Не хотел напугать твою дочь, – поворачивается ко мне. – Ты же тоже мать. И знаешь, на что родитель готов пойти ради спасения своего ребенка.
– Это… угроза? – мой голос дрожит.
– Разумеется, нет, – мне кажется, он снова злится. Взгляд обдает холодом. – С чего тебе такое в голову вообще пришло?
– Ваш страж, – киваю на Роалда. – Угрожал моей дочери, чтобы привезти меня сюда.
– Она пыталась сбежать! – слышу голос дракона. – Напала на меня с ножом!
– Ты испугался женщины с ножом? – голос Айварса снова срывается на рык. Настолько сильный, что мне хочется голову в плечи втянуть. – Ты заставляешь меня жалеть о твоем назначении. Возвращайся к покоям своей госпожи. Я позднее с тобой разберусь.
Слышу быстро удаляющиеся шаги. Звук закрывающейся двери. Чувствую теплое дыхание на своем лице, когда Айварс шумно выдыхает. Пытаюсь отступить, забыв, что позади диван. Падаю обратно на него.
– Ты тоже. Верни девочку матери. Вон! – командует он второму стражу.
Боже, у меня внутри словно натянутая тетива ослабевает, когда Тайла оказывается в моих руках. Проходит несколько секунд, и мы оказываемся с Владыкой наедине.
Наедине я чувствую себя в еще большей опасности. Крепко прижимаю к себе дочь, словно ожидая, что Владыка ее сейчас вырывать начнет. До первого оборота почувствовать драконью ипостась невозможно — ее выдают лишь чешуйки, появляющиеся при сильных эмоциях.
Если Тайла их сдержит, то шансов догадаться ноль. Моя дочь выглядит младше своего возраста.
– …четыре месяца, и с каждым ей становится все хуже. Целители… говорят, что помочь ей нельзя. Она слишком слаба, чтобы выносить дракона, – переключаюсь на Айварса, только сейчас осознав, что он уже начал говорить.
Его голос звучит ровно. Отстраненно. И лишь по напряженной позе я понимаю, как тяжело ему дается каждое слово. Понести от дракона может далеко не каждая. Однако истинная… это совсем другое. Гарантия появления потомства.
И если Фрея на это неспособна, он будет вынужден искать другие способы. Например… с той, кому это уже удалось.
Холодная волна ужаса проходит по позвоночнику.
Хочу оказаться как можно дальше отсюда, но сомневаюсь, что Владыка так просто меня отпустит. Да, сейчас он говорит мягко, но на дне его глаз прячется сталь. Он махает перед моими глазами пряником, готовый в любой момент сменить его на кнут.
Потому что на кону жизнь его истинной.
Его ребенка.
И для него любые средства оправдают цель.
Я размышляю непозволительно долго, но Владыка меня не торопит. Рассматривает так пристально, что его взгляд почти осязаемо скользит по моей коже. Только усиливает мое волнение. Сбивает с мысли.
Фрею я ненавижу. Но вместе с тем, если она будет здорова, то я в первую очередь выиграю. Нужно попросить деньги. А еще гарантии, что мы с дочерью сможем уйти. Да, так будет правильно.
Я прочищаю горло и наконец-то выдаю:
– Мои услуги дорого стоят.
– Назови цену.
– Тысяча золотых, – помедлив, говорю я.
Владыка кивает без малейшей заминки, и я сразу понимаю, что продешевила. Он бы и больше дал. За свои услуги я больше двадцати золотых никогда не получала. Понятия не имею, какие тут у Владык расценки за жизнь истинной.
– Кроме того, мне нужны гарантии, что я смогу беспрепятственно покинуть замок вместе с дочерью.
Пауза длится всего секунду, но для меня она растягивается на целую вечность.
– Никто не будет удерживать тебя, целительница Верайя, когда моя истинная поправится. Слово Владыки.
Когда его истинная поправится. Он заранее похоронил свое дитя — вот что слышу я в его словах. От этого в груди больно, маятно. Ребенок-то ни в чем не виноват. Он — единственный, кого мне в этой ситуации по-настоящему хочется спасти.
– Я сделаю все, что в моих силах, – говорю я. Почти искренне даже. Да, если не думать ни об Айварсе, ни о Фрее, а о спасении невинного дитя, то все воспринимается совсем иначе.
Просто очередной заказ. Ничего более. А после него мы с дочерью сможем начать новую жизнь, подальше от Севера. Переберемся на Запад — туда, где море разбивается о темные скалы, а зеленые долины покрыты туманами.
Я не была там, лишь помню смутные образы из рассказов мамы. Она любила свой край. И я уверена, что нам с Тайлой там тоже понравится.
– Раз мы все решили, то слуги проводят тебя в гостевые покои. Я выделю женщину присматривать за… как тебя зовут? – он с полуулыбкой обращается к дочери, и та молниеносно отворачивается, пряча лицо у меня на груди.
– Она не любит чужих, – чеканю я, поднимаясь на ноги. – Куда мне идти?
Несколько минут спустя я следую за служанкой по знакомым коридорам замка. Никак не могу поверить, что все происходит на самом деле. Что я действительно вернулась в эти стены спустя столько лет.
Раньше я проживала на одном из верхних этажей — там, где находятся покои Владыки. Сейчас мне выделяют небольшую комнату рядом с крылом слуг.
– Прощу прощения, тейра, свободных комнат почти не осталось, – служанка выдавливает извиняющуюся улыбку. – В замке собрались гости со всего Норхаделя. Праздновать Фарнвальд.
Мне хочется обреченно застонать. И как же я забыла! Праздник середины зимы — отмечают его с размахом, устраивая в замке веселый пир. А прямо перед этим проходит собрание глав родов, на котором должен присутствовать и глава клана Ульварн.
Фьор, если ничего не поменялось.
По телу проходит волна дурного предчувствия. Если повезет, мы с ним даже не пересечемся. Сомневаюсь, что мне придется участвовать в праздновании. Нужно всего лишь разобраться с этой чертовой истинной как можно скорее и уехать из замка.
– Спасибо, – отвечаю служанке, заходя внутрь покоев.
Комната довольно уютная. Двуспальная кровать, платяной шкаф из темного дерева, стол у окна, стул. Окна выходят во внутренний двор, припорошенный снегом.
– Я принесу еду, – сообщает девушка. – Владыка велел вам отдохнуть. Через два часа за вами придут. Не переживайте, за девочкой присмотрят.
Служанка уходит, тихо затворяя за собою дверь. Мне хочется бессильно повалиться на кровать и уснуть прямо в одежде, но у меня только два часа. Ничего за них толком не успеешь, только это ожидание с каждой секундой все сильнее нагнетается.
Еду приносит другая девушка, и я прошу наполнить ванну водой. Мою просьбу выполняют и даже приносят чистые платья. Пока Тайла кушает и с любопытством осматривается, я успеваю помыться. После двух суток в пути чувствую себя почти человеком.
Примеряю одежду — она мне великовата, но жаловаться я не собираюсь. Снова пью зелье, изменяющее запах. Его только на два дня хватает, и в моей сумке запас чуть больше, чем на неделю. Нужно будет сварить новое. Только травы достать.
Тайла, кажется, потихоньку приходит в себя и теперь без конца щебечет. Все новое для нее — интересно. Она кроме нашей хижины ничего в жизни не видела. Спала на подстилке. А сейчас крутится на кровати, заворачиваясь в одеяло. Улыбается так, что мне хочется все кровати и матрасы мира скупить.
Не без труда уговариваю ее помыться, а затем расчесываю волосы. С улыбкой слушаю только что выдуманную ею историю. И как это все в ее голове умещается?
Огромная кровать с балдахином. Навязчивый запах благовоний. Служанка, что заботливо поправляет подушки, среди который раскинулась она. Истинная Владыки Севера. Я ее почти не узнаю.
На Фрее длинная белая сорочка. Лицо осунулось, и на нем особо четко выделяются глаза. Большие, влажные, как у трепетной лани. Она смотрит ими на меня с такой надеждой, что у меня внутри все переворачивается. Бледные губы пытаются сложиться в улыбку.
– Приветствую вас, Верайя, – слабым голосом говорит она. Едва сдерживаю облегченный выдох. Вроде не узнала.
– Тейра Фрея, – слегка склоняю голову. Медленно приближаюсь к ней, с каждой секундой ощущая все большее напряжение. Сердце не на месте. Что-то здесь не так. Воздух густой, тяжелый, замирает на полпути в легкие. Волосы на затылке дыбом встают. Такое чувство, что из каждого угла кто-то смотрит.
Комната большая, но ее стены на меня давят. Кажется, что стоит отвести взгляд, как они начинают сжиматься.
Надо выспаться. Просто надо выспаться. Еще немного и галлюцинации начнутся. Подхожу к кровати почти вплотную.
– Я вас осмотрю, – говорю я Фрее. – Мне нужна ваша ладонь.
Рука у нее костлявая, холодная. Держать ее неприятно. Не могу я найти к этой женщине сожаление даже в самых светлых уголках своей души. Хочется развернуться и уйти. Но вместо этого я разворачиваю свою магию, что проникает в ее тело, подобно корням.
Увязаю в чем-то густом, черном, душном, липком… Вздрагиваю всем телом и… все пропадает. Обычная аура. Человека. Без магии. Линии жизни истощены — такие тонкие, что, глядишь, порвутся.
Тяжело сглатываю. И что это было? Показалось?
– Что говорят остальные целители? – спрашиваю у служанки.
– Разное, – грустно отвечает она. Тоже смотрит с надеждой. – В основном, что тело тейры не справляется с беременностью и истинной связью.
Продолжаю смотреть, но ничего необычного не наблюдаю. Беременность развивается, но… Сама не могу понять, что именно меня смущает. Странное чувство. Звон внутри на одной ноте. Нарастает. Неприятный привкус во рту, точно съела что-то несвежее. Хмурюсь, вливаю все больше силы, пока руки трястись не начинают. Такое чувство, что вот сейчас я доберусь и…
– Ох, кажется, мне нехорошо, – бормочет Фрея. Прикладывает руку ко рту, и служанка спешит подать ей таз. Отстраняюсь за пару секунд до того, как истинную Владыки начинает выворачивать.
– Прошу прощения. Такое… бывает, – шепчет служанка. – Вы не подождете снаружи несколько минут?
– Я закончила. Обсужу свои… кхм… наблюдения с Владыкой, чтобы назначить лечение. Отдыхайте.
– Большое вам спасибо, – сдавленно произносит Фрея. – Вы даже не представляете, как я хочу, чтобы этот ребенок родился.
Вообще-то, представляю. Любая мать представляет, каково это — носить в себе новую жизнь. С трепетом ждать встречи. Любить. У меня в горле ком встает, и я не знаю, что ответить. Вежливо склоняю голову и выхожу. И только в коридоре могу сделать вдох полной грудью.
Тяжелая встреча. Иду за стражем и ощущаю ее непомерную тяжесть на своих плечах. Пытаюсь отбросить личное в сторону и думать о Фрее просто как о… больной. Я просто помогаю беременной женщине, после чего буду вознаграждена.
Вот только как ее вылечить? Я до сих пор не уверена в том, что видела. Может, ее чем-то травят? Или здесь магическое проклятие? Взываю к своей силе, желая получить ответ, но та молчит.
За размышлениями сама не замечаю, как оказываюсь у кабинета Владыки. Вижу открывающуюся дверь, и… мое сердце просто срывается в пропасть от ужаса. Оттуда выходит Фьор.
Мажет по мне быстрым взглядом. А затем глаза снова цепляются за мое лицо. Мой сводный брат смотрит с наглым прищуром, делает глубокий вдох. На губах появляется ухмылка, которая не сулит ничего хорошего.
Боже, боже, боже, это все просто дурной сон какой-то.
– Что за сладкая птичка? – спрашивает он, подаваясь ко мне. На инстинктах отступаю на шаг, обхожу его по дуге. Ничего не отвечаю — мне кажется, мои органы речи просто не способны издать ни единого звука.
Смотрю только перед собой. Туда, где за широким столом из темного дерева сидит Владыка. Дверь за моей спиной закрывается, отрезая мужские голоса.
– …Верайя. Целительница, – говорит страж, явно отвечая на вопрос главы клана Ульварн.
– Гордая какая… – долетает его ответ. Насмешливый, но я эти интонации хорошо знаю. И от них мороз по коже.
– Присаживайся, – Айварс кивает на кресло перед собой. – Как все прошло?
Хуже и не придумаешь. Надо поскорее выбираться отсюда. Я падаю в кресло и целых несколько секунд пытаюсь взять себя в руки. Голова чугунная, не варит.
– Я считаю… – медленно начинаю я, уставившись на оконную ручку над его плечом. На задворках сознания бьется мысль, и я ее озвучиваю. Попросту потому, что других идей нет. – Что это темное проклятье.
Брови Айварса взлетают вверх от удивления, а через секунду лицо приобретает жесткое выражение. Он поднимается, упираясь ладонями о столешницу. Смотрит на мое лицо.
– Темное проклятье? Думаешь, что мы бы не учуяли тьму?
У меня просто нет энергии спорить. Я на нуле. Еще его взгляд впивается в меня так, словно всю душу желает вывернуть.
– Допустим, – говорит спустя несколько секунд, так и не дождавшись ответа. Голос, поза — все в нем напряжено, натянуто, словно тетива. – Продолжай, Верайя. Как от него избавиться?
А надо ли? Несколько секунд я борюсь со слабостью — желанием сказать, что помочь я не в силах. Но что-то внутри сопротивляется. Наверно, из-за этой последней фразы. Фрея хочет жизни для своего ребенка. Я помню, с каким отчаянием желала того же. И сейчас хочу.
До боли впиваюсь ногтями в ладонь.
– Я уже имела дело с тьмой. Могу приготовить зелье, – прислушиваюсь к себе. – Сильное. Займет не меньше недели. А пока… придумаю что-то для поддержки. Даст ей… больше времени.
Айварс не отвечает. Думает.
– Ты сказала, что имела дело с тьмой. Когда?
Мне не нравится, куда движется разговор. Стараюсь говорить ровно и уверенно, но внутри у меня все трясется, как хвост трусливого зайца.
– Гарантии? Никто не может гарантировать исцеление вашей жены.
– Гарантии, что ты не используешь дар во вред. Ты сама только что об этом сказала.
И точно. Айварс встает, медленно движется ко мне. Обходит кресло, на котором я сижу, и встает позади него. Опирается о спинку, из-за его она слегка накреняется назад. Делает глубокий вдох. Задерживает его в груди слишком долго.
А я, как дышать забываю. Он… что-то подозревает? Запах недостаточно скрыт?
– Значит, гарантировать это ты мне не можешь? – задумчиво говорит он где-то над моим ухом, и по телу тут же разбегаются опасливые мурашки. – И договор заключать отказываешься?
Произносит вроде бы спокойно, но от каждого слова веет угрозой. Отказ действительно звучит подозрительно. И что же делать? Моя тревога стремительно набирает обороты. Слышу шум крови в ушах, а ноги становятся ватными. Хорошо, что сижу.
– Во-первых, мне неудобно вести с вами диалог, когда вы стоите за моей спиной, – нервно облизываю губы. – Во-вторых, мы просто неправильно друг друга поняли. Договор так договор. Проблема одна. У меня… нет документов. Я не знаю свое имя рода.
И то, и то — технически правда.
– Нет документов? – он, кажется, удивлен. – Почему?
– Так получилось, – только и могу выдавить я. Чувство такое, что по тонкому льду хожу.
– Мы что-нибудь придумаем. А пока… раньше магические сделки скрепляли не именем. А кровью.
Еле сдерживаю нервную усмешку. Рассказала бы я ему, что в моем мире подписывали кровью. Бумаги готовы через несколько минут, и я несколько раз их внимательно читаю. А когда оставляю в самом низу страницы кровавый отпечаток, то не испытываю ни капли облегчения.
Контракт гарантирует свободу, безопасность, вознаграждение — разумеется, в обмен на мои целительские услуги. Но он же моя тюрьма. Я не могу покинуть замок, пока ситуация… не разрешится. Дни, месяцы, годы… Сколько времени пройдет, прежде чем другие заметят, что моя дочь растет слишком медленно? Или она выдаст себя еще раньше — просто потеряв контроль над эмоциями?
Из кабинета Владыки выхожу на негнущихся ногах. Обратный путь почти не замечаю — так не терпится увидеть дочь. Тревожная струна звенит внутри и ослабляется, только когда я захожу в комнату и вижу Тайлу. Сидят с Ингой за столом, рассматривают книжку с картинками. Со страницы голубоватым свечением срывается бабочка, порхает прямо перед маленьким носом.
Тайла восхищенно ахает, звонко смеется, и этот звук наполняет мою душу теплом.
– Мама! – она только сейчас меня замечает. Слезает со стула и бросается ко мне.
– Замечательный ребенок, – Инга чинно встает. – Полагаю, мои услуги больше не нужны?
– Спасибо, вы очень помогли, – смотрю на бабочку, что продолжает кругами летать над раскрытой книгой. Ледяная магия. Инга — совершенно точно не служанка. Маг? Драконица?
– Буду рада посидеть с малышкой еще. Мы приехали в обитель Владыки для празднования Фарнвальда.
– Как я смогу вас найти?
– Меня зовут Инга Хельзарт.
И как я сразу не догадалась? Мы прощаемся, и я потрясенно смотрю в спину удаляющейся женщины. Хельзарт — один из сильнейших кланов Норхаделя. В его главе стоит Ульрих Хельзарт, однако, поговаривают, что по-настоящему всем заправляет его мать. Инга.
Только вот что ей здесь понадобилось?
Спрашиваю у Тайлы, чем они занимались. Поели, поиграли, посмотрели книжку — дочь рассказывает обо всем с таким восторгом, словно они ездили в Диснейленд земного мира. Признаться, слушаю я довольно рассеянно. Все никак не могу отойти от всех этих событий.
Через полчаса в комнату приносят сушеные травы в большой плетеной корзине. А еще небольшую нагревательную плитку на магическом огне. Аккуратно связанные пучки не подписаны, но мне это и не нужно.
Осторожно перебираю пальцами содержимое корзины, выбирая лучшие. Затем варю укрепляющий отвар. Магии не жалею. Никак не могу избавиться от чувства, что время играет против меня. Нужно как можно быстрее разобраться со всем и уходить.
Готовое лекарство отдаю стражнику. Солнце только клонится к закату, но спать уже хочется нестерпимо. Мы с Тайлой заваливаемся на кровать и сами не замечаем, как засыпаем.
Встаю с рассветом, наконец-то чувствуя себя отдохнувшей и полной сил. Тихо умываюсь, стараясь не разбудить дочь. За дверью слышатся шаги и голоса — кажется, слуги приступают к своим обязанностям. Улавливаю лишь обрывки разговоров.
Замок гудит словно улей в ожидании Фарнвальда. Когда я была ребенком, то тоже его любила. Мы приезжали в замок Владыки каждый год. И на одном из таких празднований я впервые посмотрела на Айварса не как ребенок на строгого Владыку. А как юная девушка на мужчину.
Я так отчетливо помню этот момент. Он улыбался, произнося какую-то речь. А для меня словно весь мир застыл. Смотрела, затаив дыхания, ощущая, как внутри поднимается щекотный жар. В груди дыхание сперло от эмоций. Стояла — оглушенная, потерянная, не понимающая, где нахожусь.
Сейчас эти мысли вызывают только злость. Мне хочется швырнуть корзину в стену, закричать. Я так долго все в себе держу, что, кажется, просто не выдержу. Притворяюсь, что все нормально, хотя внутри целый вулкан зреет.
Нужно еще немного потерпеть.
Несколько секунд я собираюсь с мыслями, настраивая себя на приготовления отвара против тьмы. Силы в него придется вбухать немерено. Включаю плитку и корплю над ним следующий час, после чего устало откидываюсь на стуле. Завтра продолжу.
Тайла уже встала и даже сама умылась. Моя дочь — умница. Знает, когда маму не нужно отвлекать. В дверь раздаются стук, и я тут же откликаюсь, в полной уверенности, что нам принесли завтрак.
Но на пороге стоит вовсе не служанка. А Фьор.