— Слушай, Петров, ты уверен? — с беспокойством оглядывается Лёха, шмыгнув носом. — Всё-таки тачка директора…
Выглядываем из-за кустов, пока Тоха пробирается по стеночке к своей цели.
— Чё, трухана поймал? — толкаю друга плечом, хмыкнув напряжённо.
— Да нас за такое самое малое просто выгонят, а то и хуже…
Лёха вообще норм чел, но его привычка паниковать иногда раздражает. Уже ж делаем. Пути назад нет. Как бы интересно он сам отреагировал, если бы этот скуф подкатил к его маме? Я ему мягко намекнул, что не варик. Но меня всерьёз не приняли. А зря. Я с такими вещами не шучу. И вот ему — первое предупреждение.
Трясу руку с баллончиком, оглядывая глянцевый мерс чёрного цвета. Хорош. Даже немного жалко. Но дело того стоит. Снова переключаю внимание на Антона, который уже совсем близко к цели. Тоха не из нашей школы, и даже если мелькнёт, проблем у него не будет.
Останавливается у угла. Поворачивается на нас, снова отворачивает голову, надевает очки, натягивает капюшон и вскидывает зажатую руку. Для нас. Выкидывает один палец, второй, третий… И словно угорелый несётся к лестнице, подтягивается и, словно человек-паук, взбирается наверх, одной рукой выкидывает крышку от краски и пшикает чёрной краской в камеру.
И как только нам показывает «класс», мы с Тохой натягиваем капюшоны и тёмные очки — и со скоростью света приступаем: Тоха справа, я слева. Мой рисунок прост, и в нём мало приличного. Вывожу белой краской мужское достоинство во всей красе и со своей «способностью» к рисованию. А она у меня активно стоит на нуле.
А Тоха быстро жёлтой краской выводит большими буквами: «ЛОХ» на дверце пассажира. Действие занимает у нас не больше минуты. Переглядываемся и, как решили заранее, разбегаемся в разные стороны.
— Ой! — сталкиваюсь с кем-то и потом слышу писк. Мои очки отлетают в сторону. И на меня смотрят большие, широко распахнутые серо-голубые глаза. Полина Мотылькова, моя одноклассница. Что она тут делает? И почему именно она-то?
Вообще, я общительный пацан и с девчонками на мирной волне. Ну, с нормальными. Но эта Мотылькова — вся такая прямая, словно палку проглотила, учится на одни пятёрки. Всегда честная.
Мы, например, всем классом ещё в восьмом как-то решили уйти с физики: учитель задерживался, а она одна осталась. Как ни уговаривали — ни в какую. Не компанейская вообще ни в одно место. Потом таких люлей получили — все, кроме нашей умнички. Радость и гордость любого учителя, а для любого нормального чувака — ботаничка обычная. Пусть и симпатичная. Но здесь мордашки мало, когда столько загонов. Поэтому всегда как-то существовали с ней параллельно.
— Петров? Ты чего это… — переводит взгляд на машину, потом на меня. И от изумления открывает рот.
Вот блин! Её в нашем плане точно не было. Что она забыла в такое время здесь? Но времени на рассуждения нет. Хватаю девчонку за руку и, быстро оглядевшись, затаскиваю вниз по ступеням, ведущим к подвалу. Пришпиливаю к холодному металлу двери спиной — она даже ойкнуть не успевает
— Скрипка! — выдыхает сдавленно.
Накрываю её рот своей ладонью, сильнее сжимая, будто от этого мы станем невидимыми. Оглядываю её чёрный чехол за спиной. Она ещё и на скрипке играет. Ошизеть.
— Ты только молчи, ладно? — шепчу доверительно, заглядывая в глаза.
Она всё ещё смотрит на меня испуганными большими глазами и медленно кивает. Чуть даю ей свободу, и стаскивает с плеча инструмент, задевая свою сумку, которая падает, и некоторое содержимое вместе с ним. На улице сухо и нет ветра — никуда её пара тетрадок не денутся.
— Потом, — предупреждаю, вновь её зажав. Благо я хожу в зал, а она тоненькая — потому мне легко это даётся. И вовремя, так как на улице уже слышны голоса. Наш охранник Валентинович и вахтёрша тётя Оля.
Просто молюсь, чтоб им не хватило ума заглянуть сюда.
Делаю вдох — и приятный аромат винограда заполняет пространство. Это чё, волосы её пахнут так? Чуть наклоняюсь. Втягиваю воздух ещё раз. Прикольно…
— Это ж уму непостижимо! Это ж… Бандальников шкуру с меня сдерёт! — воет охранник, а вахтёрша, как курочка, охает и ахает.
— Звони в полицию, шо делать ещё остаётся? — наконец советует она.
Мотылькова поднимает глаза наверх и втягивает воздух носом. Тень Валентиновича падает на нас, когда он присаживается на приступок. И если сейчас мой «заложник» пикнет — нас точно найдут.
Сжимаю ей рот сильнее, наклоняю голову, чтоб поймать взгляд. И качаю головой. Она дышит часто и настороженно смотрит. На ней сейчас нет очков, которые обычно надевает на уроках, и оттого её глаза кажутся более насыщенного цвета, чем просто серо-голубой. А может, я просто никогда их не разглядывал так близко. Да и зачем мне это?
— Вот вандалюги, ещё и камеру закрасили, т-ц-ц-ц, — причитает тётя Оля сверху, когда охранник полицаев вызвал. — Ну пойдём… Два раза в реку не входят, чего здесь торчать… уже не воротятся…
И спина охранника исчезает, а их голоса удаляются. Расслабляю плечи и перевожу взгляд на одноклассницу. Она хмурит брови и упирается мне в грудную клетку.
— МММ! — возмущается, мотая головой.
— Ладно-ладно, не быкуй, Мотылькова, — миролюбиво говорю, — только не ори, ок?
Она прищуривается и кивает. И когда опускаю руку — начинает вырываться.
— Ты чё, вообще уже? — шипит на меня. — Отпусти!