– С днём рождения, Ваше Высочество!
– Долгих лет жизни, Ваше Высочество!
– Пусть наше юное солнце империи не погаснет десять тысяч лет!
Хвалебные речи и поздравления вились и расплывались подобно дымке от благовоний. В небе парили воздушные змеи и уносились прочь, подхваченные ветром, когда обрубали нить. Запах полыни витал от рукавов служанок, когда они приносили закуски к холодному чаю.
– С днём рождения, мой любимый сын, – уголки красных губ его матери поднялись в улыбке, но глаза её выражали грусть родителя, чьи дети слишком быстро повзрослели.
Одинокий цветок персика оторвался от ветви и упал в пиалу, стоящую на столе в резной беседке. Хороший знак. Из главного павильона доносилась непрекращающаяся музыка, недавно прибыла иноземная делегация и привезла дары в честь дня рождения третьего принца Ли Жуй Линя.
– Ваше Высочество, – из-за спины послышался спокойный и нежный голос.
– Учитель! – третий принц подскочил с места, невзирая на этикет, но, заметив острый взгляд серых, как сталь, глаз наставника, вовремя спохватился. Отвесив поклон сидящей напротив него матушке, он быстро пробормотал извинения, на что получил только добрую и понимающую улыбку и позволение пойти.
– Наставник! – Жуй Линь так быстро, как только мог, шагом добрался до человека в сером ханьфу, которое было расшито серебряной нитью и плотно облегало подтянутую и гибкую, как бамбук, фигуру.
Принц со всей осторожностью взял протянутую ему ладонь и проводил учителя до стола, и сам налил ему в пиалу холодного чая, на что получил уже два укоризненных взгляда и округлившиеся глазёнки новенькой служанки.
Жуй Линь только весело рассмеялся, его смех то звенел, словно пипа, то гудел гуцинем. Этот солнечный звук, ещё скачущий по высоте и нотам, растопил тонкий, как рисовая бумага, лёд в глазах наставника и матушки. Они и не сердились всерьёз, всё же этот день принадлежит только Жуй Линю и никому более.
Сердце пело от радости, клокочущие внутри эмоции не давали усидеть на месте дольше одной палочки благовоний. В этот день они выбрали его, отложив церемонии поминовения предков[1] на потом. В качестве подарка учитель сыграл ему на сяо, а матушка подарила серебряные наручи, инкрустированные красной яшмой. Такой же красной, как его серёжка в правом ухе, которая всегда была с ним.
Незаметно небо затянуло тьмой, и солнце ярко-красным кругом скрылось за горизонтом. Беседку освещали тепло-жёлтые, почти оранжевые круги от фонарей. Смех и разговоры улетали ввысь к крыше и рассыпались мелкими искрами умиротворения.
Музыка, всё это время игравшая из дальнего павильона, прервалась ужасающим криком и резанула по ушам скрежетом струн. Наступила оглушающая тишина.
Гул барабанов и сигнального гонга оглушал. Стена огня застлала взор. Все размылось в разноцветные пятна. Холодные когти ужаса вонзились в сердце, желудок свело судорогой. Выпитый чай подступил к горлу комом.
Задыхаясь, Жуй Линь бежал. Ноги будто увязали в тине. Слуги, чиновники, министры толкали его локтями, не разбирая в суматохе, кто перед ними. Удары приходились в грудь, живот и голову.
Огонь и дым были повсюду. Хлопья пепла кружились в воздухе. В главном павильоне золотые полотна окрасились в алый, белые жемчужные нити стали розовыми. На возвышении в центре неподвижно стоял его отец, пронзенный мечом прямо в сердце. Темная струйка крови медленно скатилась по подбородку и упала на золотую парчу. В глазах цвета неба застыл ужас и неверие.
– Отец! – то ли прошептал, то ли крикнул Жуй Линь. Голос его потонул в вязкой реальности, отравленной смертью.
Перед его отцом упавшим на колени, стоял мужчина, держащий меч. На рукояти размеренно покачивалась красная кисточка.
Воздух застрял в легких. Жуй Линь покачнулся на подогнувшихся ногах и упал. Удар коленей о плитку пронзил его позвоночник, как удар молота о наковальню. Он часто задышал. Слёзы еще больше размыли реальность.
Человек, державший меч, обернулся. Жуй Линь узнал эти глаза – ясные, как летнее небо. До сих пор ему приходилось задирать голову, чтобы посмотреть в них. Чёрные, как тушь, волосы обрамляли пустое, безэмоциональное лицо. Легкие кожанные доспехи были покрыты кровью.
Это был Ли Вэй, первый принц. Его любимый старший брат. Один из людей, который относился к нему с добротой и любовью. Солнечно улыбался и дарил подарки.
Сердце пропустило удар и вновь побежало, отдаваясь пульсацией в висках. Лёд, в который превратилась кровь, стал пламенем. Ладони до скрипа сжались в кулаки. Глаза налились красным.
– Ли Вэй! – Крик резанул горло. Привкус меди лёг на язык. Злость и страх теперь текли вместо крови по его жилам. – Что ты...
– Стража! Схватить третьего принца! Живым или мёртвым. – Отдал приказ Ли Вэй, точно хлыстом высекая искры. И что-то сломалось. Оборвалось. Разбилось вдребезги. Каждый осколок вонзился в сердце и душу, ещё не очернённые этим миром.
Голос, что произносил его имя подобно теплому огню свечи, приказал схватить его живым или мёртвым.
Солдаты, стоявшие каменными изваяниями в тени, достали мечи и двинулись вперёд, точно загоняли дикого зверя.
– Ваше высочество! – Панический крик раздался из-за спины. Сбоку мелькнули серые рукава. Знакомые руки резко подняли и с силой потащили прочь из главного павильона. Грохот солдатских сапог и звон стали с криками последовали за ними.