Глава 1. Дан
— Новенькую к нам определили! — сообщил запыхавшийся Макс, влетевший в кабинет литературы прямо перед самым началом занятия.
— Это которая дочка новой директрисы? — спросила Мила Царева, поправляя стильную укладку, как будто за две минуты, в течение которых она ее не касалась, с ней могло случиться что-то непоправимое.
— Ага!
Одноклассники оживились. Все, кроме Ассоль. Я посмотрел на Астанину, которая, подперев ладонью щеку, листала томик Ахматовой до нужной страницы. Я был уверен, что из заданных на дом стихов она знает только названия. Свое литературное имя Астанина не оправдывала от слова совсем, на что, мне, впрочем, было положить большой и толстый. Я просто хотел ее трахнуть.
А она не хотела. Астанина была единственная, кто меня отшивал раз за разом, и это, знаете ли, царапало гордость не менее неприятно, как если бы кто-то поцарапал новенький, недавно подаренный отцом внедорожник. Потому что с девчонками проблем у меня не было от слова совсем. Я умел сделать им приятно — во всех смыслах, и любая в этом классе была бы рада выпрыгнуть из трусов, чтобы оказаться в поле моего зрения и в постели. Но не эта изящная темноволосая красотка как с обложки журнала. Иногда мне казалось, что она накладывает фильтр фотошопа перед тем, как выйти на улицу. Как иначе объяснить то, что она выглядит как фея даже на физре, когда все красные и потные?
— Дан, че-как? — плюхнувшийся рядом Матвей, мой лучший друг и по совместительству вроде как соперник (если бы он мог быть соперником), который сох по Астаниной чуть ли не с первого класса, совершенно безрезультатно.
— Ждем звонка и новенькую! — за меня ответил Артем, который очень, ну очень давно пытался влиться в нашу компанию. Тоже безрезультатно.
— Новенькую?
— Дочка директрисы! Забыл?
— А-а-а-а… Дан, что думаешь?
— Да ничего, — я наконец-то отвлекся от созерцания профиля Астаниной, посмотрел на парней. — А должен?
— То есть тебе пофиг на новенькую? Она же матери точно на всех стучать будет. Такая подстава в выпускном классе!
Я пожал плечами.
Нашего предыдущего директора сняли за взятку одним днем буквально перед осенними каникулами и с жутким скандалом. Точнее, скандал очень хотели прикрыть, но не получилось, в итоге это прогремело на весь город. А новая директриса, Ольга Васильевна Снежина, приехала из Москвы. Никто из наших всерьез не верил, что это можно сделать добровольно, потому что ну да, развивающийся, в принципе перспективный индустриальный город, но Москва! Поэтому теории строили самые разные: начиная от того, что ее поставили специально, чтобы за нами следить. Ну то есть не за нами, а за педагогическим составом, мало ли кто еще крысятничает, и заканчивая предположением, что там у себя в Москве она тоже здорово проштрафилась по какому-то поводу.
Увы, ни первому, ни второму подтверждений не нашлось. Снежина работала в одной из Московских гимназий, а потом внезапно уволилась прямо посреди года и переехала. Вместе с дочерью. Тоже как бы ни разу не подозрительно, ну да и хрен с ним. Меня никогда не интересовали чужие скелеты в шкафу, своих хватало сполна.
В класс вошла русичка, Милена Анатольевна, она же Милатольевна, и тут же прозвенел звонок.
— Точность — вежливость королей, — донеслось еле слышное сзади.
— Ты где вчера колупался, чтобы достать эту народную мудрость? — так же шепотом поддел кто-то.
— В трусах его бабушки!
По классу прокатился хохот, но под взглядами Милатольевны все стихло.
— Я рада, что вы с таким энтузиазмом встречаете меня и творчество Анны Ахматовой, — сказала она. — Поэтому сегодня постараюсь спросить с вас по максимуму. Но прежде чем мы начнем…
Она приоткрыла дверь.
— Лиза, заходи.
И в класс шагнула такая ослепительно рыжая девчонка, что даже пасмурный ноябрьский день за окнами перестал быть томным. Волосы у нее сияли, как будто она только вышла из салона, как огонь, как живое пламя. При этом в точности такие же ослепительно рыжие брови и ресницы как бы намекали, что краска тут ни при чем. А вот глаза были холодными, как две голубые льдинки, и взгляд — настороженный, сосредоточенный, тоже.
— Класс, знакомьтесь. Лиза Снежина, она теперь будет учиться с нами.
Снежинка. Почему-то именно это пришло мне в голову, когда я на нее посмотрел. Такая же холодная и искристая.
— Да мы уже в курсе, — выдал Макс, и русичка посмотрела на него в упор.
— Рада твоей осведомленности, Валентеев. Лиза, садись, а Валентеев первым пойдет к доске и расскажет нам про основные этапы жизни и творчества Анны Андреевны Ахматовой.
Снежинка огляделась и направилась прямиком к Астаниной, но та хлопнула сумку на свободное место. У нее всегда было крайне говорящее выражение лица, и ей не нужно было даже произносить: «Здесь занято», чтобы все услышали: «Пошла нахуй».
Впрочем, Снежину это совершенно не смутило, развернувшись, она оказалась в первом ряду. Рядом с Боровом, то есть Колей Боровиковым, которому предсказывали отличную карьеру и большие деньги на поприще борца Сумо.
Ее губы едва слышно шевельнулись, и я понял, что она сказала: «Привет». Но — без тени улыбки, а после Макс со скрежетом отодвинул стул и поднялся.
Визуалы
Знакомимся с героями )
Лиза
Дан
Дорогие девочки, мы начинаем! Добавляйте историю в библиотеки, ставьте звездочки, делитесь впечатлениями!
Несмотря на зиму, история обещает быть ну очень горячей, так что впереди у нас много огонька!
Полетели!
И - ловим подарочки! Промо на книгу "Несбывшаяся любовь"
https://litnet.com/shrt/-mpm
TkJWIWOj
SFYoIDLP
Глава 2. Лиза
Срываться посреди учебного года из города, который любишь с самого детства, из квартиры, которая была твоим домом, с двумя чемоданами и котом, орущим на протяжении всего перелета как младенец — это хард левел. Оказаться в день своего совершеннолетия не в ресторане с лучшими друзьями, а в самолете — полный отстой. Но я справилась. По крайней мере, мне хочется в это верить, а еще мне хочется верить в то, что все наладится. Может быть, не сразу, но у нас с мамой начнется новая жизнь вдали от того кошмара, в котором мы жили последние годы. Новая школа, новый класс… ну, ерунда. Тем более что учиться тут осталось чуть больше полугода. Сдам ЕГЭ, поступлю в универ, и там уже буду на равных с остальными. То есть с нуля знакомиться с однокурсниками и с обстоятельствами.
— Ты это… — шепчет парень, к которому я села. — Я как бы здесь не пользуюсь популярностью.
Киваю на красивую девчонку, которая меня отшила.
— Да я, судя по всему, тоже, — говорю с легким смешком.
— А… ну это Астанина, — отвечает он одними губами. — В ее круг в принципе нелегко попасть. Так же, как и к Царевой, у них тут вроде как две группировки. Кто кого круче. Дружить и с той, и с той выгодно. Ну…
Он чешет спину.
— И я бы тебе это советовал. Если не хочешь оказаться в аутсайдерах. Как я.
Аутсайдерство меня не страшит. Вообще-то я догадывалась, что мне не будут особо рады, потому что учиться в школе, где твоя мама — директор, это, знаете ли, не лучший вариант. Именно поэтому в Москве я училась в другом районе, а мама работала рядом с домом. Меня это не стремало, напротив. Даже так в меня умудрялись кидать предъявы, что у матери связи в Министерстве образования, что меня «тянут», и все такое прочее. Но если там таких предъяв были единицы, то здесь точно просто не будет.
— Ахматова является ярким представителем поэзии Серебряного века, — уныло вещал от доски мой одноклассник, — на ее жизнь и творчество наложили отпечаток детство и юность. Все это привело к тому, что она стала писать стихи… и стала известной. Но не сразу.
— Это все, что вы можете сказать про Анну Андреевну? — уточнила учительница. Она была высокая, настолько, что, мне кажется, могла бы стать капитаном женской команды по баскетболу.
— Она еще встречалась с Гумилевым, — неожиданно вспомнил парень. — И вышла за него замуж. А потом умерла.
Кто-то сзади коротко хохотнул.
— Трагично, — произнесла учительница.
— Очень!
— Трагично то, Валентеев, что если бы вы хотя бы слушали то, что я говорю, не говоря уже о том, чтобы записывать, сейчас у вас была бы совершенно другая оценка. И, что гораздо важнее, совершенно другое качество знаний. Садитесь. Османчев! Давайте вы расскажете нам об Анне Андреевне Ахматовой то, что вы сейчас рассказывали своему другу.
— Я не об Анне Андреевне Ахматовой ему рассказывал.
Я невольно обернулась на этот голос: такие типажи бывают в каждой школе и в каждом классе. Мажоры, считающие, что им все позволено, и любая деталь в образе этого парня просто кричала об этом. Темные волосы небрежно уложены, в глазах — превосходство, часы на руке явно намекают на то, что ему не приходится подрабатывать по вечерам.
— Еще одна трагедия…
— Но вам могу рассказать об Ахматовой.
Если бы на ее месте была мама, ему бы пришлось писать объяснительную, но здесь учительница пасанула. Просто сказала:
— Будьте любезны, — и опустилась за стол.
— Анна Ахматова родилась в семье потомственного дворянина и своими поэтическими наклонностями здорово засмущала отца. — Османчев вышел к доске, рассказывая на ходу, как будто сам был учителем. Он сунул руки в карманы и в целом выглядел расслабленным, в отличие от мявшегося перед ним у доски одноклассника. — Его здорово стремал тот факт, что его дочь — поэтесса, он считал, что это может опозорить дворянскую фамилию Горенко. Так Анна стала Ахматовой. Свое первое стихотворение она написала в одиннадцать лет.
Я почувствовала на себе его взгляд, и встретилась с ним глазами. От этого взгляда стало не по себе. Настолько не по себе, насколько возможно — почему-то по коже прокатилась сначала волна мороза, а потом стало жарко. Терпеть не могу, когда меня так пристально рассматривают, как будто я экспонат в музее. Не просто пристально, еще и нагло, как будто ему реально все можно. Из вредности не стала отводить взгляд, наоборот — вскинула бровь, пристально его рассматривая.
— Ахматова училась в Царскосельской женской гимназии, но ее успехи оставляли желать лучшего, — ко взгляду добавилась еще и усмешка.
— Что дает надежду Валентееву, — заржал парень, сидевший на соседнем с Османчевым месте.
Астанина закрыла лицо ладонью.
— Гарский, вас я тоже спрошу, не переживайте! — Милена Анатольевна кивнула. — Османчев, продолжайте.
— Нелюбовь к учебе не помешала Ахматовой так же закончить Фундуклеевскую гимназию после переезда, а вскоре она действительно познакомилась с Николаем Гумилевым, и у них все закрутилось. Снежина, пойдем на свидание сегодня.
Я расслабилась, когда он снова вернулся к рассказу о жизни Ахматовой, поэтому пропустила удар. А он получился точным — и взгляды, облепившие меня со всех сторон, не шли ни в какое сравнение с одним-единственным, обжигающим, острым и словно проникающим в самое сердце.