Альмуза, Яковитская Священница, находилась в своей келье, примыкающей к Часовне. Это было самое тихое и скромное место в королевстве, но даже здесь чувствовалось дыхание внешнего мира. Она была одета в своё рабочее платье и только готовилась надеть паломнический плащ.Её паломничество не должно было быть спонтанным. Оно требовало абсолютной чистоты — физической и духовной. Альмуза присела на краешек своего жесткого деревянного ложа. Она перебирала в руках последние предметы, которые должна была взять с собой, но в итоге отложила их. Ей нужно было оставить всё. Она взглянула на свою любимую, искусно украшенную свечу — единственный источник тепла и света в её келье. Яковитская вера требовала, чтобы паломник полагался только на свет Якова, а не на рукотворные источники. "Свет должен быть внутри, Альмуза," — прошептала она себе, — "а не на воске." С тяжелым сердцем, но с твердой волей, она задула свечу. Комната погрузилась во мрак, лишь тонкая полоска света пробивалась через щель в ставнях. Отречение от комфорта было завершено.Альмуза, Священница Яковитской веры, стояла в своем светлом, аскетичном плаще у дверей Часовни. Она уже отреклась от золота и роскоши, но один мирской предмет оставался на скамье у выхода, как напоминание о её долге. Это была целая миска густого овощного рагу. Для Священницы, которая привыкла к сухому хлебу и воде, и чья вера проповедовала пост и лишения, этот горшок с сытной, теплой едой был тяжелым бременем и почти искушением. Она знала: этот "подарок" или "провизия" был необходим для успешного выполнения её квестового паломничества. «Мой желудок должен быть пуст, чтобы душа была легка,» — молилась она, глядя на дымящееся рагу, — «но Яков требует, чтобы я выполнила задание, чтобы принести свет в наше Королевство. А для задания нужна сила, а не слабость.» Это был момент смирения перед необходимостью. Она не брала еду ради удовольствия, а брала её как инструмент — как бремя, которое должно обеспечить успех миссии. Альмуза взяла тяжелую миску в одну руку, а посох в другую. Тепло рагу ощущалось через глиняную посуду, приземляя её и заставляя сосредоточиться на физической задаче. "Пусть эта пища станет не грехом, а топливом для праведного дела. Да будет так, как требует квест, а не моя личная воля." Сделав последний, глубокий вдох, Альмуза открыла двери Часовни. Удар свежего воздуха встретил ее лицо.
Дорога была пыльной и петляла сквозь густой лес. Альмуза шла тихо, её мысли были сосредоточены на молитве. Но тишину нарушила легкая, задорная мелодия. Из-за поворота тропы появился Странствующий Бард, его лютня была украшена лентами, а на лице играла беспечная улыбка. Он предложил ей свою компанию и песни, обещая отогнать скуку и разбойников.
"Мой путь — путь лишений и тишины. Я не ищу веселья," — холодно ответила Альмуза, но Бард был настойчив, призывая к радости и утверждая, что даже Яков ценит её. Искушение было сильным. Как же хотелось, чтобы её суровый путь стал чуточку легче. Но Священница покачала головой, обошла его и продолжила путь. Праздность была отвергнута.
Вскоре лес стал ещё гуще, и Альмуза наткнулась на Странный Алтарь — грубо сложенные камни, усыпанные травами и ягодами, посвященные древним, языческим божествам. Яковитская вера требовала искоренения ереси, но Альмуза почувствовала, что это не её битва. Её путь — укреплять свою веру, а не разрушать чужую. Она обошла Алтарь, оставив его стоять в тени леса, как немой вопрос о природе веры.
Пройдя Алтарь, Альмуза почувствовала себя опустошенной, но её миссия не терпела слабости. У поваленного бревна она увидела Истощенного Путника — бледного, в лохмотьях, он просил еды. Несмотря на то, что рагу было её единственным провиантом, Альмуза не могла отказать. "Вот. Ешь. Слава Якову, который послал мне это бремя, чтобы я могла разделить его с тобой," — сказала она, протягивая миску. Путник жадно съел половину. Альмуза почувствовала прилив духовной силы, даже оставшись голодной. Милосердие было совершено.
Но не успела она сделать и десяти шагов, как из кустов выскочили двое Разбойников. Они требовали золото и одежду. Альмуза, пустая от золота, но полная праведной решимости, отказала. Когда один из них замахнулся дубиной, она, используя свой посох, резко ударила ему по руке и, прикрываясь им, бросилась бежать вглубь леса. Разбойники, ошарашенные её отвагой, отстали. Вера была сохранена, а физические силы истощены.
Найдя безопасный грот, Альмуза съела оставшееся рагу, и каждый глоток был ритуалом, топливом для духа. Затем, пополнив запасы лесными ягодами и кислыми яблоками, она продолжила путь, теперь уже с удвоенной решимостью.
Лес расступился, и вдалеке показалась небольшая деревня Ручьёнка. Однако, вместо привычного шума, её встретила тревожная тишина. Жители провожали Священницу настороженными взглядами.
У центрального Колодца, обычно центра деревенской жизни, Альмуза увидела причину этой тишины: Колодец был заброшен и запечатан. Старая женщина по имени Люба объяснила: Колодец "замолчал" после того, как из него послышались "стоны" и на воде появился "синий огонек". Несколько человек заболели, выпив из него. Деревня была парализована страхом и суевериями.
Альмуза, чья цель была личной, не могла пройти мимо такого горя. Её долг Яковитской Священницы — рассеивать мрак невежества и очищать оскверненное. Она согласилась остаться на ночлег, чтобы выслушать жителей и понять природу их беды. Вечером, слушая шепот о пленке на воде и демонических стонах, Альмуза размышляла: Это болезнь или проклятие? Метан или суеверие? Ей предстояло увидеть это самой.