Я как сейчас помню тот день… Он был одним из самых важных дней Третьей Мировой войны шиноби, ведь в тот день мы узнали, что три Великие деревни наступают на нас с суши и моря одновременно. Конохагуре, Кирикагуре и Кумокагуре объединились в зыбкий альянс, чтобы раз и навсегда покончить с казавшейся им совершенно незначительной и слабой Суной, шиноби которой, тем не менее были для них как кость в горле…
Но как и буйволы, чувствуя себя великим сплоченным стадом, к которому опасается подойти даже лев, спокойно идут на водопой к ближайшему оставшемуся в период засухи озеру, совершенно не подозревают, что за каждым из них уже следят из мутной воды… два тысячных передовых отряда и флотилия Кири совершенно не подозревали о том, что об их передвижениях уже стало известно…
- Отличная работа, Фува! – Третий Казекаге, Хаганэ Стального Песка, одетый в свой бессменный хлопковый халат с оторочкой, подбоченясь, подмигнул уже вошедшей в пору самой цветущей юности девушке, которая, впрочем, оставалась все такой же пресной и безликой как лицом, так и телом. Зато Фуве было не занимать проницательности, наблюдательности и целеустремленности. Она уже почти собрала нужную сумму с миссий к возрасту совершеннолетия, чтобы спокойно выйти замуж, но, пусть он подавится своим железным песком, Третий-сама никак не отпускал ее с должности. Проклятье, Фуве уже начало поднадоедать быть личным шпионом Казекаге: сплошная конспирация, тяжелые условия, постоянная опасность и страх быть раскрытой и совершенно никакой личной жизни. Ее тело уже хотело рожать, у нее трескалась грудь от отсутствия близости, но распроклятый господин Хаганэ и слушать не хотел о замене такого успешного шпиона! Фува уже и так, и сяк пыталась намекнуть, но господин Третий умел быть непреклонным в своих решениях. Сам-то он многое себе позволял, но вот с Фувой становился воистину железным.
- Прекрасно! Ты достала именно то, что нам нужно, - еще раз сухо похвалил ее Казекаге, взглянув на карты местности с отмеченными на них перемещениями противника. А бедная Фува едва держала себя в руках, потому что от пережитых за последние дни страхов быть обнаруженной и схваченной вражескими лазутчиками у нее месячные пришли раньше срока, и капельки крови предательски текли по ногам, благо она всегда носила длинную юбку на всякий случай.
- Вот! - небольшой мешочек с жалованием плюхнулся прямо в ее едва успевшие сложиться навстречу лодочкой руки.
- Благодарю Вас, Хаганэ-сама, - неприлично легко кивнула ему в знак благодарности Фува, здраво опасаясь, что более глубокий поклон вызовет адскую боль в пояснице. – Могу я быть свободна?
- Для начала найди мне Сасори, - коротко процедил Хаганэ-сама. – И передай ему новое задание.
Фуве ничего не оставалась, как с тихим вздохом подчиниться. Она взяла кусок папирусного свитка, исписанный разлапистым почерком, и теперь уже глубоко поклонилась.
Выйдя на поверхность из затхлого помещения, являвшегося некогда одной из последних лабораторий Господина Второго, и откашлявшись от забившего нос железного песка вперемешку с осыпающейся с плохо окрашенной двери меловой пылью, Фува, ссутулившись и иногда хватаясь за живот, побрела по улочкам Суны.
Сама она может и никогда не найти Сасори. Поэтому ей было проще отыскать вечно крутившегося вокруг него Комуши, который всегда знает, в какой из своих скорпионьих нор сегодня находится этот опасный парень, яды которого, по слухам, тоже служат личным нуждам Великого Казекаге…
Почему я никогда не любил обосновываться на одном месте, а вместо этого, уподобляясь пустынным кочевникам или паукам и скорпионам, перемещался из одной своей мастерской в другую? Вовсе не потому, что мне так хотелось соблюдать предписанные всякому шиноби правила конспирации, а потому что у людей есть два на первый взгляд незаметных, но значительных порока. Один из них, понятное дело, любопытство. Но я еще могу хоть как-то потерпеть, когда просто стоят над душой и смотрят, чем ты занят. А вот когда уже начинают открывать рот и болтать впустую… мое терпение лопается окончательно. И незванный гость получает токсичную дымовую бомбу прямо в лицо! Ах, как жаль, что не в свой балаболящий мне под руку рот! Хотя… кашель, чихание, а затем долгая и затяжная аллергия даже на воду ему обеспечены.
Комуши, как и ожидалось, нашелся у лавок с горячим съестным. И тот, кто знал его раньше, не узнал бы его сейчас. Нет-нет, это был все тот же Комуши, правда, подросший и окрепший, с густыми черными бровями, однако накинутая поверх обыкновенной его одежды белая хламида, некогда найденная им среди выброшенных на улицу тряпок у какого-то уважаемого дома, должна была придавать ему важный вид.
- Я сейчас в двух местах работаю, - вальяжно вещал с набитым ртом Комуши нескольким обедавшим рядом караульным шиноби, запивая горелую, только что вытащенную из очага лепешку створожившимся кефиром. – В передовом разведотряде связным. Ну и личным связным Сасори-кукольника.
- Это тот самый Сасори, который чуть было не стал нашим Казекаге? – переспросил его один из мужиков, выковыривая изо рта остатки пищи ногтем. – Странное дело, покойный Шамон-сама, видно, и в самом деле выжил из ума, когда решил назначить на место Каге Песка ребенка.
- Так то ж не просто так, а по ближайшему родству, - важно поднял указательный палец и ткнул им в сторону центра Суны Комуши, не переставая жевать. – Мой друг Сасори – правнук Первого Казекаге!
В ответ ему послышался громкий дружный гогот, а потом тот же самый спросивший о Сасори мужчинка ответил:
В ту ночь Третий Казекаге не спал.
И вовсе не потому, что переживал из-за разведданных, добытых Фувой – они были далеко не уникальны и лишь подтверждали сведения, добытые как другими разведотрядами Песка, так и немногочисленными АНБУ. После гибели Второго Казекаге, во избежание свершения над новым Каге справедливой мести, АНБУ были сильно сокращены и официально разбиты на мелкие мобильные отряды. Неофициально же многие из ключевых членов АНБУ Песка были сосланы под разными предлогами на окраины Страны Ветра либо навеки упокоились, задушенные в собственных постелях тонкой железной проволокой. Такой тонкой, гибкой и упругой, что проще было найти след от удушения хлопковой ниткой. От проблем Хаганэ предпочитал избавляться незаметно и своевременно – эти уроки он усвоил еще во время пребывания в Скрытом Камне.
Однако же от влияния Тсучикаге Ооноки пока он избавиться так и не смог. С этим противным злым духом приходилось считаться, потому что этот влиятельный дальний родственничек вполне мог невзначай выдать другим скрытым деревням его подноготную как на духу! Конечно, у Хаганэ тоже было, чем покрыться, возникни такая ситуация, но конкретно в данный момент его первостепенно волновало далеко не это.
И даже не наличие других потенциальных наследников и претендентов на место Каге.
Нет. Сейчас его куда больше волновала одна прелестная девушка, чей прекрасный образ и гибкий стан на мгновение мелькнул перед ним во дворце Правителя Страны Ветра во время его последнего визита.
Хаганэ уже узнал, кто она.
Единственная дочь Даймэ. Принцесса Хитару.
Он увидел ее, заблудившись в дворцовом саду и случайно попав на женскую половину. У небольшого мраморного бассейна, скрытого от чужих глаз лесом мирта и жасмина, несколько служанок в полупрозрачных после купания одеждах помогали расчесывать длинные черные волосы девушке просто неземной красоты – белокожей, изящной, но при этом полногрудой, с невероятной нежностью в формах округлого живота и бедер…
Хаганэ ослеп. Хаганэ оглох. Хаганэ потерял способность говорить, потому что язык его присох к небу. Он едва вспомнил, зачем он здесь, потому что такой красоты он никогда и нигде до этого не видел. Он готов был сейчас упасть на колени и так ползти за ней хоть до края известного мира шиноби.
Одного лишь мига встречи было достаточно, чтобы взволновать сердце так, что оно не могло биться не в унисон с сердцем принцессы Хитару…
Хаганэ плохо спал с тех пор, как вернулся из столицы. Точнее, теперь он вообще не спал.
Он уничтожил своим сатецу все до единой подушки на своей кровати, но не потому, что был в ярости или бешенстве, а потому, что не мог сдержать себя во сне… Подушки было жалко – он сам вышивал их с такой любовью, стремясь, будучи Каге, окружить себя комфортом, которого ему раньше недоставало. Но еще сильнее была его страсть к принцессе, которая порождала вполне обоснованный страх, что подстегнутое гормонами сатецу выйдет из-под контроля на людях.
Живущий уже много лет на верхних этажах резиденции Казекаге и полностью обустроивший под себя казенные апартаменты Хаганэ вышел на небольшой балкон, чтобы вдохнуть холодного воздуха ночной пустыни. Он распахнул свой халат, внутренне умоляя все ветра охладить беспокойное тело. Но тщетно.
Ничто теперь не давало ему покоя: его душу терзали подготовка к тяжелой войне с тремя великими деревнями днем и воспоминания о прекрасной дочери Даймэ ночью.
И лишь только в стихотворении Хаганэ находил какую-то отдушину для своей мятущей души, которая страдала даже больше, чем изнывающее от любовной тоски тело.
Постояв немного и так и не найдя покоя даже в едва заметных мерцаниях патрульных факелов, причудливой процессией расходившихся по спящим во тьме узким улицам Вечной Суны, Хаганэ вернулся в свои покои и вскоре снова вышел на балкон, теперь уже со свитком и со страусиным пером в руках.
В прохладных ночных ветрах все чудились Хаганэ нежность жасмина и свежесть мирта. Его перо почти само собой написало эти строки:
Как нежность лепестков жасмина ты -
Причина моего невольного томления.
Нераспустившихся бутонов чистоты
Достойная! Мое ты искушение!
Ведь кожа ярче атласа, нежней шелков,
Твой стан – гитара, волосы как струны.
Я ж связан музыкой твоей, и я готов
Исполнить песнь любви прекрасной ночью лунной…
А в это время Фува, ворочаясь на неудобной, кое-как сработанной деревянной кровати в своей маленькой комнатушке, лепившейся вместе с добрым десятком таких же комнатушек на последнем этаже в одном из общежитий шиноби на окраине Суны, с тяжелым вздохом думала о насущном. О том, что ей уже больше двадцати лет, и что еще пара-тройка лет – и оставаться ей в старых девах век вековать в этой казенной комнатенке на пятом этаже, где особенно страшно воет ветер во время песчаной бури, невыносимо жарко днем и так же холодно ночью. Она уже почти накопила на приличное приданое - даже на детские вещи уже хватало, но кому она будет нужна, когда ее молодость, здоровье и выносливость начнут покидать ее? Происхождение ее было неизвестно, красоты и богатства у нее не водилось, поэтому и рассчитывать было особенно не на что. Но, что самое плохое, Казекаге-сама не отпускал ее со своей личной службы ни в какую!