
Яковинское княжество. Параллельный мир…
Алексей медленно толкнул массивную дубовую дверь и вошел в спальню. На улице еще слышались веселые крики, отголоски смеха и звон бубнов, сопровождающих свадьбу, но для них с невестой настало время уединиться. Впереди первая брачная ночь, неизбежная и строго регламентированная обычаем.
Невеста уже ждала его, сидя на краю широкой кровати. На ней был надет традиционный свадебный сарафан, украшенный мелкой вышивкой по подолу и рукавам, а лицо скрывал непрозрачный платок. Таков был древний обычай: жених увидит лицо и тело своей жены лишь утром, но для первой ночи этого не требовалось. Достаточно было снять лишь нижнюю часть одежды, обнажив единственно важную часть тела. Кто придумал этот обычай, уже никто не помнил, но соблюдали его неукоснительно.
Алексей знал, что девица напугана — так всегда бывает в первую брачную ночь. Невинность и страх перед неизведанным ясно читались в каждом её движении. Мужчина медленно подошел к кровати. Его тяжелые сапоги глухо стучали по деревянному полу.
— Я буду осторожен, — прошептал он, присев рядом с ней на кровать и наклонившись ближе, чтобы девушка могла его услышать.
Память мгновенно перенесла его в прошлое. Десять лет назад, когда он был ещё молод и полон надежд на будущее, у него уже была одна такая ночь. В тот раз в его объятиях оказалась совсем другая девушка — его прекрасная Елизавета. Брак с ней был наполнен радостью и светом, казалось, что их счастье никогда не закончится. Но конец пришел. Родив пятого ребенка, Лизонька умерла. Алексей остался вдовцом…
И вот снова свадьба. Ему вновь предстояло жениться, правда, по необходимости. Детям была нужна мать. Однако… его выбор был сделан не просто так. Сходство нынешней невесты с его Лизой было поразительным — те же черты лица, тот же кроткий взгляд из-под длинных темных ресниц. Может быть, это как-то исцелит его разбитое сердце?
Алексей осторожно уложил девицу в кровать, расправляя подол её сарафана, и медленно задул свечи. Комната погрузилась в полумрак, и только слабый свет луны по-прежнему ярко лился через окно.
— Арина, милая, ничего не бойся, — снова зашептал он, касаясь пальцами её обнаженного бедра…
***
Следующим утром…
Комната была залита солнечным светом, который игриво просачивался сквозь тяжёлые шторы. Алексей открыл глаза и несколько секунд пытался понять, где находится. Ах да, свадьба…
Повернул голову в сторону и увидел свою новоиспеченную жену. Девушка вздрогнула под его взглядом и судорожно опустила подол сарафана, словно пытаясь спрятаться. На простыне были едва заметны тёмные пятна крови — свидетельство её невинности. Алексей долго смотрел на неё, не торопясь ничего говорить. Потом улыбнулся и медленно протянул руку, касаясь её хрупкого плеча.
— Ну здравствуй, милая… - прошептал мужчина мягко.
Переместил руку повыше, чтобы наконец-то снять платок, всё ещё закрывающий её лицо, дернул за край, и покрывало с легкостью слетело с головы.
И тут Алексей… замер. Его глаза широко распахнулись, а дыхание перехватило от шока.
— Что??? — прошептал он ошарашенно. — Какого черта?
Девушка дёрнулась, как от удара. Она была страшно бледна и слегка дрожала.
— Ты не Арина! — голос Алексея захрипел от ярости. — Ты… ты Марта!
Девушка пришла в ещё больший ужас и начала всхлипывать.
— Простите, Алексей Яковлевич… — её слов было почти не разобрать. — Батюшка повелел мне выйти за вас вместо сестры… Сказал, что негоже младшей идти замуж прежде старшей. Я не могла ослушаться… Простите ради Бога…
Она спрятала лицо в ладонях и сжалась в комок.
Алексей вскочил с кровати, его лицо покраснело от отчаянной ярости.
— Ненавижу! — его голос сорвался на крик, и этот вопль отчаяния разнёсся по всему поместью…
***
Наш мир…
Вика крепко держала меня за руку. Её ладонь была тёплой, но я всё равно дрожала. Лежала на больничной койке в VIP-палате вдыхала запах лекарств и… ненавидела это место.
— Всё будет хорошо, — уверенно сказала Вика, сжимая мою руку чуть крепче. — Эта операция легкая и безопасная…
— Не люблю больницы, — тихо пробормотала я и невольно поежилась.
— Мара, ты же у нас умница, красавица и вообще супер-вумен! — Вика улыбнулась своей широкой, ободряющей улыбкой. — Завтра ты будешь свежа, как огурчик, и снова пойдёшь покорять мужские сердца.
Я фыркнула.
— Сдался мне этот "род мужской" триста лет… — проворчала я, но настроение волшебным образом улучшилось.
— Ага, ещё как сдался! — Вика рассмеялась и потрепала меня по волосам. — Полстраны тебя обожает. Ты же знаешь, твой заядлый перфекционизм нашёл идеальное воплощение в видеороликах. Как там? "Идеальная жизнь с Марой Князевой, — иронично передразнила она рекламный слоган. — Подпишись на канал и узнай, как совершенно изменить свою жизнь!»
Я невольно улыбнулась.
— Спасибо, Викуся, — произнесла тихо. — Ты умеешь поддержать. Знаешь, я уже почти не боюсь…
Но через полчаса, когда я ощутила действие анестезии и мои веки начали тяжелеть, в душе внезапно вспыхнуло острое беспокойство. Сердце начало биться всё медленнее и медленнее, словно что-то пошло не так.
Последнее, что донеслось ко мне сквозь туман мрачного беспамятства, было:
— Мы её теряем...
И сознание тут же потухло.
***
Очнулась я от того, что кто-то бесцеремонно и болезненно толкал меня в плечо.
- Эй, госпожа Марта! Просыпайтесь! Полдень на дворе. Неужто и сегодня не будете вставать с кровати??? Алексей Яковлевич опять будет в ярости…
Я застонала, чувствуя, как ужасно болит всё тело. Казалось, что каждая мышца в нем решила взбунтоваться и устроить государственный переворот с намерением обрести независимость…
Служанка выскочила из комнаты, как ошпаренная. Возможно, ее напугал стон, вырвавшийся из моей груди. Стонала я от жгучего ужаса, который навалился на душу. Внезапно воцарившаяся тишина заставила вздрогнуть.
— Господи, где я?
Я оглядела спальню.
Она была просторной, но не вызывала чувства уюта. На деревянном полу, который выглядел по-старинному грубо, была расставлена массивная дубовая мебель - двустворчатый шкаф с резьбой, темный комод с ящиками и такой же стол с изогнутыми ножками. На стене напротив виднелся камин с чёрными следами копоти. Около кровати, на которой я сидела, лежали аккуратно связанные разноцветные коврики, дико напоминающие мне дом в деревне. Сама кровать представляла собой огромную пушистую перину с мягкими подушками, разложенными как у изголовья, так и в ногах.
Я осторожно опустила ноги на пол. Стоило стопам коснуться шершавого пола, как по телу пробежала неприятная дрожь. Холодно. Как только встала на ноги, колени тут же подогнулись, и я едва не упала. Навалилась такая жуткая слабость, что я почувствовала себя старухой.
Что со мной происходит? Тело ломило. Суставы болели так, будто я прожила долгую жизнь, работая на каменоломне. С трудом попробовала сделать шаг, но тут же застонала, когда резкая боль пронзила каждую косточку.
Я попыталась сделать ещё один шаг, дыхание сбилось, и тут мои пальцы нащупали длинные пряди волос, опускающиеся почти до колен. Что за чертовщина? Я перекинула часть волос на грудь. Они были темными, спутанными и значительно более длинными, чем я когда-либо носила. Судорожно провела рукой по прядям, надеясь, что это какая-то иллюзия, но они были настоящими.
Сердце забилось быстрее. Я подняла дрожащие руки повыше и, к своему ужасу, увидела, что кожа покрыта трещинами, ногти сломаны, а под ними чернеет грязь. Меня захлестнуло отвращение. Я - та, кто всегда с педантичностью обновляла маникюр и не терпела ни малейшего беспорядка - не могла вынести этот вид.
Вдруг взгляд зацепился за зеркало в широкой деревянной раме. Как во сне я двинулась к нему, но каждый шаг давался с трудом. Я двигалась, как старая больная женщина. Наконец, оказавшись перед зеркалом, замерла, шокировано открыв рот.
Отражение было жутким. Передо мной стояла чужая женщина — тощая, бледная, измученная. Она смотрела на меня с таким же ужасом. Это не могу быть я!!!
Ничего в этом лице не напоминало меня прежнюю. Черты были измождёнными, губы потрескались, кожа покрылась болезненными красными пятнами и шелушилась. Глаза, обрамлённые тёмными кругами, смотрели на меня с отчаянием. Это не я, нет…. Некоторое сходство, конечно, было, но это точно не я. А может… я сошла с ума?
Эта невероятная мысль промелькнула в голове, пытаясь хоть как-то объяснить происходящее. Но всё вокруг было слишком реальным. Боль, которую я ощущала в каждом суставе, постоянно напоминала, что я не сплю.
Внезапно снова одолел приступ слабости. Ступни подкосились, и я едва удержалась на ногах, схватившись за край стола. Что происходит?
Но в этот момент дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвались четыре служанки. Среди них я сразу узнала ту самую рыжеволосую, что приходила раньше. Не церемонясь, они начали стягивать с меня одежду, как будто я была безвольной куклой, а не человеком.
— Что вы делаете?! — закричала я, пытаясь вырваться из их рук.
Но сил не хватило, чтобы противостать им. Служанки действовали с холодной решимостью, не обращая внимания на протесты. Чем больше я возмущалась, тем грубее они становились. Меня быстро обнажили до нижнего белья и начали натягивать через голову несуразное серое платье. В этот момент внутри меня, как дикий огонь, вспыхнула ярость.
Собрав все силы, которые остались в этом измученном теле, я резко оттолкнула одну из девушек. Та не удержалась на ногах и полетела на пол, а остальные замерли в ступоре. Рыжеволосая, с которой я столкнулась ранее, неожиданно оскалилась. Ее глаза сверкнули злостью, и прежде, чем я догадалась о ее намерениях, она со всей силой влепила мне пощёчину.
От неожиданности я отшатнулась, голова дёрнулась в сторону, а щека вспыхнула болью. Но что-то внутри меня в этот момент щелкнуло. Паника мгновенно исчезла, ее место занял гнев — всепоглощающий, яростный, бесстрашный.
Я перестала ощущать боль в теле. Молниеносно подняла руку и с удвоенной силой вернула рыжеволосой пощёчину. Удар оказался настолько мощным, что её отбросило на стену. В комнате на мгновение воцарилась тишина. Остальные служанки замерли в шоке, явно не ожидая от меня подобного.
Тяжело дыша, я смотрела на них с яростью, которая переполняла каждую клеточку моего существа.
— Ещё раз тронешь меня — пеняй на себя, — процедила сквозь стиснутые зубы.
Остальные служанки сделали шаг назад, их лица побледнели, но рыжеволосая быстро оправилась. Ее взгляд наполнился упрямством, и она холодно сказала:
— Алексей Яковлевич приказал немедленно доставить вас в гостиную. На обед. Мы не уйдём, пока вы не будете готовы!
Я сжала кулаки, чувствуя, как внутри всё кипит от злости. Кто такой этот Алексей Яковлевич? Воображение мгновенно нарисовало образ седого старца с густыми усами, который, видимо, решил, что может командовать мной. Что ему нужно? Почему я должна подчиняться?
— Убирайтесь прочь! — бросила гневно. — Одеться и привести себя в порядок я могу и сама.
Три служанки мгновенно ретировались. Рыжеволосая ещё какое-то время сверлила меня взглядом, наполненным яростью, но, в конце концов, и она сдалась. Резко развернувшись, она ушла.
Я облегчённо выдохнула, чувствуя, как напряжение постепенно ослабевает. Нужно взять себя в руки и в первую разобраться с тем, кто такой этот Алексей Яковлевич. Может, он подскажет, как я тут оказалась?
В голове шумело от пережитого стресса, но я не могла позволить себе расслабиться. Время слабости прошло — теперь пора действовать…
___________________
Приглашаю в свою новинку
Я осторожно вышла из комнаты. Коридор, в котором оказалась, был длинным и узким, с высоким потолком и каменными стенами, украшенными старинными картинами в тяжёлых рамах. Здесь царила абсолютная тишина, и не было заметно ни одной живой души. Лишь мои шаги, приглушённые потертыми коврами, нарушали безмолвие.
Я шла вдоль череды окон, время от времени бросая взгляд на пейзаж за ними. Глазам открывался прекрасный вид: листва деревьев пожелтела, а местами и покраснела, знаменуя приход осени. Небо было таким голубым, что хотелось зажмуриться. Сердце сжалось от тоски: в моем мире всё было точно также, ветер гонял листья по городским аллеям, а небо все чаще затягивали облака. Как же я хочу вернуться обратно!
Из тоскливого состояния меня вырвал звук голосов. Они доносились из-за угла. Я осторожно свернула в поворот коридора и замерла.
Впереди увидела распахнутые двустворчатые двери. В комнате за длинным столом из тёмного дерева сидел молодой мужчина лет тридцати. Он был поразительно красив.
Длинные, слегка волнистые волосы цвета темного каштана падали на широкие плечи. Лицо с тонкими чертами казалось идеально аристократическим, почти совершенным. Наряд, который он носил, сразу напомнил мне век где-то девятнадцатый. Тёмный сюртук подчёркивал фигуру, белая рубашка с коротким воротником и блестящими пуговицами оттеняла светлую кожу. Брюки были идеально выглажены, а завершали ансамбль высокие чёрные сапоги из блестящей кожи.
Мужчина что-то напряжённо читал, не отрывая взгляда от бумаг. Его лицо было сосредоточенным и очень серьёзным. На мгновение я замерла, не в силах отвести взгляд от его рук - красивых и изящных, будто у музыканта. Пальцы нервно играли со пером, как будто мысли, которые он пытался записать на бумаге, давались ему крайне нелегко.
Вдруг я заметила, что в комнате он был не один. К столу подошла молодая девушка в форме служанки — на ней было простое серое платье и чепец. Такие же, как у тех... гарпий, что недавно напали на меня. Она приглушённо произнесла:
– Алексей Яковлевич, к вам посетитель. Пригласить его?
Мужчина поднял на нее взгляд, и я заметила, что его глаза были очень выразительными — огромными, темными, сверкающими из-под ресниц. Взгляд казался серьёзным и властным. Стоп! Как служанка его назвала? Алексей Яковлевич? У меня закружилась голова. Так это не старик?
В разуме тут же вспыхнули тысячи вопросов: кто он такой, почему приказал привести меня сюда и что ему вообще от меня нужно?
Вдруг мужчина почувствовал мой взгляд и повернул голову. Наши глаза встретились. На его лице не вспыхнуло никакого удивления, поскольку он ожидал моего прихода. Однако черты его тут же стали жёсткими, взгляд — колючим. Я бы даже сказала, ледяным.
Я чувствовала себя маленьким кроликом перед смертоносным удавом.
Служанка продолжала стоять, ожидая его ответа.
– Это Сергей Павлович? – уточнил мужчина у неё.
Когда девушка положительно кивнула, он продолжил:
– Пусть заходит. Я приму его здесь.
– А госпожа? – служанка повернулась в мою сторону.
– Отведи в гостиную. Пусть ждет меня там…
Служанка поклонилась. Буквально бегом подскочив ко мне, она бесцеремонно подхватила меня под руку и повела в противоположную сторону. Я хотела возмутиться — мне ведь был нужен именно этот молодой человек, чтобы поговорить с ним. Но потом рассудила, что в присутствии какого-то Сергея Павловича беседовать будет действительно неудобно. Ладно, подожду.
Однако руку служанки, удерживающей мое предплечье, я быстро стряхнула. Она аж остановилась и посмотрела на меня удивлённым взглядом. Да что ж тут творится-то? Если я действительно попала в тело кого-то другого (а другого объяснения не нахожу), то почему к этой женщине так отвратительно относятся?
– Я не маленькая, умею ходить, – бросила раздражённо, приподняв тяжёлые юбки, и пошла дальше самостоятельно...
***
Вошла в гостиную и сразу изумилась ее изысканности. Потолки были очень высокими, а стены обшиты темным деревом, что создавало несколько мрачное впечатление. Массивные окна были едва прикрыты полупрозрачными шторами, сквозь которые проникал мягкий, приглушённый свет. Комната выглядела солидно, но совсем не уютно.
В центре стоял большой дубовый стол, накрытый белоснежной скатертью. По всему периметру столешницы были расставлены серебряные приборы, в центре возвышались блюда с тушёным мясом, овощами, пышными булочками и какой-то кашей. Ваза с фруктами, стоящая с краю, была полна блестящих яблок и винограда. В бокалах поблескивала жидкость, но, скорее всего, это была вода.
Не обед, а пир какой-то.
Я чувствовала, что голодна. Попыталась присесть на ближайшее место, но служанка дёрнула меня за руку и, поджав губы, указала на стул почти во главе стола.
Присев там, я напряженно выдохнула. Мне тут же подали большую тканую салфетку, которой я прикрыла колени. Буквально светский прием, честное слово!
Служанка быстро вышла из гостиной, а я потянулась к яблокам и схватила одно. Оно оказалось твёрдым, но очень сочным. Я с удовольствием вгрызлась в мякоть фрукта и откинулась на спинку стула. Боль в суставах всё ещё чувствовалась, но теперь она превратилась в лёгкую ноющую боль, которая пряталась где-то на задворках сознания. Я училась не обращать на нее внимания.
К счастью, ждать пришлось недолго. Вскоре послышались шаги и голоса. Я немного растерялась, не зная, как себя вести, но быстро вспомнила основное правило истинной женщины: нужно всегда подавать себя правильно. Встречают по одежке, а в данном случае по поведению.
Я выровнялась, расправила плечи и убрала надкусанное яблоко в сторону. Отпила немного воды из бокала и стала ждать.
Тот самый молодой мужчина, Алексей Яковлевич, появился первым. Он даже не взглянул на меня. Широкими шагами прошёл через всю комнату и сел рядом со мной во главе стола.
Спокойно расправил салфетку и поправил пару столовых приборов, всё так же игнорируя мое присутствие. Я уже была готова задать свой первый вопрос, но в этот момент в комнату буквально ворвались… дети.
Обед тянулся медленно, как густая патока. Тишина давила на мозг, вызывая жгучее напряжение в душе. Алексей Яковлевич сидел рядом и ковырялся вилкой в тарелке, как будто каждый кусок мяса был его личным врагом. Ел он медленно и неохотно, не скрывая отвращения то ли к еде, то ли к моему присутствию.
Правда, на вид он был совершенно равнодушен к происходящему за столом: к разбросанным овощам, к капризам самого младшего ребенка, который не столько ел, сколько разбрасывал кашу по столу.
Няня стояла в стороне, бледная и напряженная, обреченно следя за всем этим безобразием. Время от времени она бросала быстрый взгляд на Алексея Яковлевича, будто дожидаясь бури с его стороны, но он молчал.
От всей этой атмосферы и, самое главное, от гадского отношения мужчины у меня абсолютно пропал аппетит. Стресс всегда проявлялся во мне странной привычкой остро замечать мелкие и досадные изъяна вокруг. Вот и сейчас взгляд машинально цеплялся за всякую мелочь. На скатерти обнаружила застарелые пятна, которые не выведешь даже с помощью сильных отбеливателей, а у моей вилки оказался искривлен один из зубчиков, и это раздражало сильнее, чем хотелось бы.
Ребенок, сидевший напротив меня, трехлетка, действительно издевался над едой. Служанка, которая должна была его кормить, лишь устало пододвигала тарелку поближе, не решаясь сделать замечание. Отец же, казалось, был глух ко всему происходящему.
Неужели так зациклен на ненависти ко мне?
И вдруг пронзила одна мысль: где же их мать? И кем мне приходится этот мужчина, восседающий рядом, как надменный идол? Может, спросить об этом? Нет, это невозможно. Не могу же я поинтересоваться как бы невзначай: извините, кто я?
Притвориться потерявшей память казалось заманчивой идеей, но слишком рискованной. Я сделала глубокий вдох и прогнала нарастающее волнение. От этого волнения изъяны вокруг ещё больше обострились. У одной из служанок на фартуке обнаружилась некрасивая складка, её явно не успели как следует прогладить. А у няни мелкие прядки выбились из причёски, придав ей весьма жалкий вид. И лишь Алексей Яковлевич выглядел идеально. Каждый волосок на своём месте, каждое движение выверено как у танцора. Понимаете ли, он даже ел с каким-то неуловимым изяществом!
В этот момент в столовую вошла та самая служанка, которая так нелюбезно привела меня сюда. Наклонившись к мужчине, она громко прошептала ему на ухо:
— Простите, господин, но Сергей Павлович возвратился и просит вас ещё на полчаса.
Алексей Яковлевич поднялся, оставив обед недоеденным. Он молча вышел из гостиной, не удостоив никого прощальным взглядом. Как только дверь за ним закрылась, дети выдохнули таким с огромным облегчением, будто сбросили тяжёлую ношу. Старший, которому было лет десять или чуть меньше, сразу же схватил помидор и начал катать его вилкой по белоснежной скатерти.
— Михаил Алексеевич, — раздался негромкий голос няни, — вам не по статусу играть с едой. Так ведут себя только малыши, а вы наследник и должны вести себя достойно.
Но мальчик проигнорировал её, будто вообще не услышал. Тем временем средний, хитроватый мальчишка лет девяти-восьми, с ухмылкой схватил два помидора и раздавил их прямо на скатерти. Служанки ахнули, но не посмели вмешаться. Няня схватилась за сердце.
— Дмитрий Алексеевич, вы сведёте меня в могилу, что скажет ваш отец???
— Ничего! — равнодушно пожал плечами Дмитрий. — Мама никогда не бранила нас за игры.
Мама? Значит, у них всё-таки есть мать?
Но няня быстро добавила:
— Ваша матушка теперь на небесах! — произнесла она поспешно, но тут же бросила на меня быстрый взгляд, словно только сейчас вспомнив о моём присутствии. — У вас теперь другая мать. Она наверняка не хочет видеть вас такими некультурными и грязными.
— Она нам не мать! — отрезал старший Михаил, сжимая вилку с такой силой, что костяшки его маленьких пальцев побелели. — Да ей всё равно. Она с нами даже не разговаривает.
Няня густо покраснела и бросила на меня неожиданно извиняющийся взгляд. А я растерянно захлопала глазами, чувствуя, что в голове начинает выстраиваться тревожная картина.
Боже, неужели я их мачеха?
Только этого мне и не хватало!
Я не выдержала безобразия за столом, а ещё этой ужасной догадки, что я теперь их мать. Мой перфекционизм упал в обморок. Я встала из-за стола и, не прощаясь, просто ушла.
Вдогонку же мне полетела раздражённая фраза, брошенная младшим Михаилом:
— Ну вот, она, как всегда, не обращает на нас никакого внимания. Вы видели, Эльза Васильевна?
Видимо, это обращались к няне, и та промолчала, но мне было всё равно. Это не мои дети, я вообще не при делах!
Внутри начало закипать возмущение, голова пухла от всего того безобразия, что видели мои глаза. Боже, как я здесь оказалась и как выбраться отсюда? Нет уж, хватит, мне нужно срочно поговорить с Алексеем Яковлевичем!
К счастью, плохой памятью не страдала и легко нашла дорогу обратно к кабинету этого напыщенного индюка. По какой-то странной привычке, позволяющей посторонним слышать приватные разговоры, дверь он снова не закрыл. Но когда я подошла поближе, то услышала два мужских голоса.
Один принадлежал Алексею Яковлевичу, а второй был мне незнаком. Наверное, тот самый его друг-товарищ… Сергей Павлович. Я была настолько возмущена, что, пожалуй, вошла бы туда, бесцеремонно прервав их разговор. Однако смысл их слов заставил замереть на месте.
Они говорили обо мне, точнее, о той женщине, в тело которой я попала.
— Слушай, Алёша, я думаю, ты должен развестись с ней…
— Мне религия не позволяет бросать женщину после общей постели, — спокойно возразил Алексей Яковлевич.
— Но ты никогда не был особенно религиозен. Это всё влияние матушки. Она настращала тебя небесными карами. Твоя жена — это просто пугало, прости за прямоту, огородное пугало. Над ней смеётся весь высший свет. В городе толки только о ней и о тебе бестолковом. Каждый потешается, как старик Орловский обставил тебя. Хорошенькую дочь приберёг для более удачного брака, а тебе спихнул это страшилище.
Алексей Яковлевич ничего не возразил. Не возмутился тем, что кто-то оскорбил его жену. Помолчав некоторое время, он наконец ответил:
— Развод — это слишком хлопотно. У меня сейчас... не самые лучшие отношения с князем. Боюсь, если разведусь в столь неудачное время, проблемы только усугубятся. Да и не по душе мне это. Матушка действительно говорила, что развод — дело неблагодарное. В любом случае, Орловский младшую дочь за меня уже не отдаст. И останутся мои дети опять без матери.
— Так они и так без матери, — возмутился Сергей Павлович. — По твоим же словам. Ты хоть не бери её больше никуда. Ни на приёмы, ни на обеды, коли не хочешь, чтобы позор покрывал ваше семейство годами. Сестрица твоя, Любава, уже язык сточила жалобами, что из-за твоей жены и она стала объектом насмешек. Мол… род Разумовских теперь точно изведётся. Особенно если столь неприглядная девица родит тебе ещё одного ребёнка.
— Не родит, — мрачно произнёс Алексей Яковлевич. — Я к ней не хожу.
— Что? — удивился Сергей Павлович. — Впрочем, понять тебя можно. Но... ежели приспичит, то как справляешься?
— Никак, — ответил Алексей Яковлевич. — Мне сейчас не до этого.
Я готова была лопнуть от возмущения. Подлецы! И один, и второй. Обсуждают за спиной бедную женщину, всячески порочат, унижают, как о вещи какой-то говорят. Просто возмутительно и отвратительно! Как же мне захотелось заскочить в кабинет и хорошенько влепить этому Алексею Яковлевичу по наглой морде. Но гнев не лучший помощник. Лучше я не буду совершать необдуманных поступков. Мой перфекционизм никогда не позволит действовать без тщательного обдумывания всех последствий.
— Ладно, Алёша, дорогой, не унывай. Авось успокоятся все, слухи поутихнут, но ты советами моими не пренебрегай, старайся Марту свою никуда не брать. И о разводе серьёзно подумай. Найдётся для тебя пригожая девица, та, которая и детей твоих полюбит, и которую не стыдно будет в свет вывести…
Не знаю, каким было выражение на лице Алексея Яковлевича, но дослушивать не стала. Прошмыгнула мимо, свернув в ближайший поворот, и направилась к той самой спальне, в которой очнулась. Найдя её без труда — у меня была идеальная память — я закрыла дверь.
Заперла ее на щеколду и прижалась спиной к деревянной поверхности.
Боже, куда меня занесло??? Это же рассадник высокомерия и глубочайшего нравственного упадка. Неужели мне придётся жить здесь? Может, усну и проснусь в своём мире? Но дело же не во сне. Похоже, там я просто умерла…
От этой мысли стало ужасно тоскливо, но во мне тут же вспыхнуло новое чувство — то самое упрямство, которое всегда было двигателем моей жизни. Да, всё это сложно. Обстоятельства, люди, дети — это серьёзный вызов. Вызов моему характеру, силе воли, моему будущему. Но разве я не люблю принимать такие вызовы? Разве не свербит внутри дикое желание поставить всех на место?
Прошлая моя жизнь была в какой-то степени похожа на эту. Тяжёлое детство в неблагополучной семье заставило меня мечтать о благополучии. И я добилась всего сама. Закончила школу на отлично, выучилась в университете, хоть по специальности работать так и не пошла. Стала блогером, научилась снимать, монтировать ролики, подбирать ключик к человеческим сердцам, создавая в своей жизни сказку — сказку истинного перфекциониста.
Я любила порядок, следила за своим здоровьем и внешностью. Обожала минимализм и могла часами убираться в квартире, получая от этого настоящий кайф. А всё потому, что моя прежняя жизнь была крайне неидеальной. Ведь до того, как я пришла к этому пониманию и достигла популярности, я валялась на самом дне социальной ямы.
Меня бросили родные, надо мной насмехались в школе. Я имела склонность к лишнему весу и не знала, как жить полноценной жизнью. Но сумела преодолеть все преграды одну за другой.
Теперь же новые преграды стоят передо мной. Неужели я не справлюсь во второй раз? Справлюсь, ещё как!
Именно в тот момент я поняла, чем буду заниматься в этом новом и странном мире…
__________________________
Любите сильных и пробивных героинь? Приглашаю вас в свой ЗАВЕРШЕННЫЙ роман
Больше часа я лежала в кровати, уставившись в потрескавшийся потолок. Мысли текли вязко, как холодный мед. Я думала отгородиться от них, как и от ноющей усталости, что тянула тело вниз, но непривычный физический дискомфорт сбивал с правильного настроя.
— Ладно, — прошептала я себе. — Вставай.
Наконец, заставив себя пошевелиться, я присела в кровати. Мир слегка пошатнулся перед глазами. Потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и не рухнуть обратно. Тело было слабым, податливым, как будто его выжали до последней капли. Собрав остатки сил, я поднялась на ноги и поковыляла к зеркалу.
Оно встретило меня безрадостным отражением. Лицо осунулось, кожа на щеках покраснела и воспалённо лоснилась. Волосы, выбившиеся из прически и безжизненно висевшие вдоль тела, давно потеряли здоровый блеск. Я пробежалась пальцами по ключицам, которые безобразно выпирали и придавали облику болезненный вид. В желудке неприятно покалывало, ощущалась тяжесть, будто организм отвергал пищу, съеденную в обед.
Отвращение сдавило изнутри. За этим телом, в которое я попала, требовался тщательный уход. И не только для привлекательности. Сейчас на кону стояло здоровье – самое важное сокровище каждого человека. Ведь без здоровья просто не может быть нормальной жизни…
Решение пришло мгновенно: начать заботиться о теле незамедлительно. Поправив волосы, я разгладила складки на платье ладонями и поспешила к выходу из комнаты.
Путь мой лежал на кухню, но не ради еды — желудок всё ещё протестовал. Мне нужно было найти простое и эффективное средство для ухода за кожей.
Я не знала, как туда добраться, поэтому, заметив первую попавшуюся служанку — юную девчонку лет пятнадцати — схватила ее за руку. Она вздрогнула и посмотрела на меня с испугом, но не нагло. Светлые волосы и большие голубые глаза, наполненные бесхитростностью, невольно напомнили ангела.
— Проводи меня на кухню, — сказала я ровно, не слишком мягко и не слишком резко. Девчонка тут же поклонилась и молча повела меня по коридору. На редкость замечательная, если сравнивать с остальными.
Кухня поразила меня своими масштабами. В помещении с очень высоким потолком стены были выложены неким подобием плитки. На стенах висели медные кастрюли и сотейники. По центру возвышались несколько массивных столов из темного дерева, за которыми суетились люди. Кухарки мелькали туда-сюда, как воробьи, помахивая черпаками и полотенцами. Несколько мальчишек-поварят таскали мешки с мукой и кочаны капусты. В печах весело трещали дрова, в воздухе пахло хлебом и жареным луком.
Мое внимание привлекла высокая и худая женщина, стоявшая за большим столом с корзинами. Каждая вторая работница подходила к ней и что-то спрашивала, из чего я сделала вывод, что она здесь главная. В отличие от стереотипных главных кухарок, она вовсе не была пухлой — ее лицо с резкими скулами и впалыми щеками выглядело хмурым и неприветливым. Увидев меня, она замерла и смерила взглядом, полным недовольства.
Я знала, что здороваться в данном случае будет несолидно, поэтому, натянув маску важности, спокойно обратилась к ней:
— Мне нужен стакан молока и три ложки мёда.
Женщина продолжала стоять, не шелохнувшись. В ее взгляде читалась смесь пренебрежения и вызова. Ещё одна бунтарка. Этот дом, как оказалось, был полон людей, постоянно балансирующих между высокомерием и откровенной наглостью.
— Может, вы не расслышали? — спросила я чуть громче с лёгкой издевкой. — У вас проблемы со слухом?
Я говорила медленно, громко и четко повторяя каждое слово:
— Стакан молока. И три ложки мёда. Прямо сейчас!
Кухня замерла. Во мгновение ока все вокруг уставились на нас, притихнув и тревожно ожидая развязки. Только надоедливый рой мух продолжал кружить над столами, нарушая тишину.
Наконец ледяная кухарка недовольно поджала губы, но все же развернулась. Глухим голосом она бросила через плечо:
— Настька, дай госпоже то, что она хочет.
Девушка, которая привела меня сюда, тут же бросилась исполнять поручение. Вскоре кувшинчик молока и тарелка с мёдом были у меня в руках. Я сдержанно улыбнулась Насте и произнесла:
— Ты молодец.
Та покраснела и смущенно опустила глаза.
— Запомню тебя, Настя.
Грациозно развернувшись (не зря я пару лет ходила на секцию восточных танцев, двигаться красиво точно умею), я выплыла из кухни, очень величественно прижимая посуду к груди.
Этот дом был пропитан неприязнью ко мне, и виной всему было отношение хозяина дома, чтоб ему икалось. Алексей Яковлевич, очевидно, приложил руку к тому, чтобы слуги ни во что меня не ставили. Но ничего. Я переживу. Со злыми языками приходилось встречаться и раньше.
Вернувшись в свою комнату, я аккуратно перемешала оба ингредиента, благо, молоко было теплым. Влила я его совсем немного. Получившуюся кашицу осторожно намазала себе на запястье. Выждав некоторое время и не обнаружив покраснения, я сделала радостный вывод, что аллергическая реакция мне не грозит.
Через полчаса стояла перед зеркалом и наносила на лицо это суперсредство. Оно было липким, но я знала, что должен быть замечательный эффект. Молочная кислота аккуратно отшелушивала омертвевшие клетки, а жиры питали кожу. Мёд, обладая антибактериальными свойствами, должен был ускорить заживление ран и погасить воспаления.
Когда смесь подсохла, я умылась водой из кувшина. Кожа стала чуть более гладкой, хотя красные пятна пока не исчезли. Но я знала, что результат будет виден не сразу. Это было только начало. У меня в запасе еще много рецептов, которые в конце концов помогут вернуть это тело в норму.
Спустя несколько часов в комнату постучала рыжеволосая служанка — та самая, что вчера нападала на меня вместе с подружками. На сей раз она была одна и явно не собиралась нарываться. Вместо этого она смерила меня взглядом, полным презрения, и процедила сквозь зубы:
— Господин зовёт на ужин.
Мои брови изумленно взлетели вверх.
Я сидела за столом, перемешивала кашу, но есть почти не могла. Отвратительный привкус во рту и вид пищи вызывали тошноту. На овощи и смотреть не могла, не говоря уже о жирном мясе. Странное это было состояние: желудок будто сводило узлом, но я не могла понять, что со мной происходит. Наверное, у хозяйки этого тела сдали нервы. Как тут не нервничать? Вечные упрёки, недовольные лица и эти нескончаемые вечера, когда каждый ужин превращается в пытку. Может, у меня воспаление кишечника или что-то с поджелудочной, но одно было ясно: о своём питании придётся заботиться самой, а не есть то, что подают здесь.
Алексей Яковлевич, как всегда, ел грациозно, не спеша. Движения его были плавными, лицо сосредоточенным. Наелся он быстро, довольствуясь скромной порцией каши с мясом и салатом. Ему и не нужно было больше. Целый день аристократ сидел за своим рабочим столом, не растрачивая энергию, и оттого, казалось, пища приносила ему лишь эстетическое наслаждение. Взгляд у него всё время был одинаковый: отстранённый, будто он вовсе не здесь, а где-то далеко, в своих мыслях. И лишь дети, играющие за столом, вырывали его из этого состояния.
Кажется, старшие делали вид, что не могут наколоть овощи на вилки. В итоге, соленья падали с вилок на скатерть, а младший, трёхлетний, с задором наблюдал за их шалостями. Две девочки — единственные среди них — тихо ковырялись в тарелках. Они были похожи на отца: темноволосые, с большими глазами, но в них не было той холодной строгости, которая составляла львиную долю личности их отца. Девчонки вели себя осторожно, держались чуть особняком, доказывая, что нравом они, возможно, пошли в мать.
Неожиданно младший мальчик схватил с тарелки квашеный помидор и с силой бросил его в служанку, стоящую напротив. Она не успела отреагировать — алый плод ударил её в грудь, оставив пятно на платье. Взвизгнув от неожиданности, девушка сделала шаг назад, но было уже поздно. Алексей Яковлевич громко стукнул ладонью по столу, и дети вздрогнули, испуганно посмотрев на отца. Он не стал повышать голос, но тон показался убийственным. Однако… обратился он вовсе не к своим отпрыскам, а к бедной няне, которая побледнела, как полотно.
— Вы не справляетесь со своими обязанностями, — произнес аристократ строго. — Заберите детей. Им пора спать. А завтра мы обсудим вашу компетентность, Эльза Васильевна!
Бедная женщина побледнела ещё больше, едва слышно предложила детям встать, и те, будто почувствовав её страх, послушно поднялись. Только младший не сразу поддался — его пришлось поднимать на руки одной из служанок. Он бился, как маленький дикий зверёк, колотя её по плечам, но девушка быстро унесла малыша из комнаты. Гостиная опустела, и я осознала, что мы с несносным супругом остались одни.
Как же всё изменилось за последние несколько часов! Ещё недавно я собиралась поговорить с ним по-человечески, найти хотя бы крупицу понимания, но после этой сцены — нет. Я видела его натуру всё яснее.
Алексей Яковлевич сидел неподвижно, крепко сжав челюсти, будто боролся с приступом ярости. Наблюдая за ним, я невольно отметила: его лицо, несмотря на безупречные черты, выглядело отталкивающе. Красота тела быстро тускнела, когда за ней вскрывалась гниль души…
Мужчина резко повернулся ко мне, и в его взгляде вспыхнуло холодное напряжение.
— Марта! — произнёс он, словно плетью ударил. Ах да, сейчас меня зовут Марта. Надо же, у нас с этой несчастной женщиной даже имена схожи. Она – Марта, я – Мара. Что ж, пока побуду Мартой.... — Ты совершенно не занимаешься детьми. Они запущены. Им нужна мать. А ты прохлаждаешься в своей комнате! Долго это будет продолжаться?
Одна моя бровь вопросительно поползла вверх. Я хорошо умею изображать подобное выражение лица. На некоторых спесивых действует безотказно. По крайней мере, действовало там, на Земле. Я любила изображать нужные эмоции в нужное время. Люди легко поддаются таким манипуляциям, хоть и не все. В данном случае, мне действительно попался крепкий орешек. Или же Алексей Яковлевич еще не понял, что теперь перед ним не рабская подстилка. Ладно, еще поймет…
— Это, в первую очередь, ваши дети, Алексей, — бросила я небрежно. — Почему бы вас САМОМУ ими не заняться?
Ошеломление на лице этого индюка нужно было видеть. Его от природы большие глаза распахнулись и стали еще шире, длинные ресницы - нужно отдать им должное, весьма симпатичные и закрученные, как у коровы - приклеились к векам. Он смотрел на меня, как на восьмое чудо света, наверное, несколько секунд, а потом процедил:
- Что???
Да, похоже, с этим человеком еще ни одна женщина не разговаривала на равных.
- Послушайте, - произнесла я спокойным миролюбивым тоном. Истерики закатывать я не собиралась, скандалы тоже. - То, что вы мой муж, не дает вам никакого права издеваться надо мной. Я - нездорова. И если вы этого не видите и не замечаете, то вы очень плохой муж!
В этот момент его прорвало. Мужчина стукнул кулаком по столу с такой силой, что тарелки задрожали, а столовые приборы звякнули.
- Да как ты смеешь, женщина??? - возмутился он. Его широкие ноздри стали раздуваться, как у племенного быка.
А я хмыкнула.
- Держите себя в руках, мужчина! — бросила с укором. — Я сказала правду. Муж из вас просто отвратительный!
Большущие темные глаза прищурились, превратившись в щелочки, и Алексей Яковлевич презрительно произнес:
- Марта, ты симулянтка! Упорная лгунья и симулянтка, и хватит строить из себя страдалицу! Не держи меня за дурака: я общался с теми, кто тебя хорошо знает, и они просветили. Я не верю тебе ни на йоту!
Я немного удивилась. Вот это заявочки!
Я первая прервала разговор. Встала из-за стола и решительно вышла из гостиной. На удивление, Алексей Яковлевич ничего не сказал и даже не попытался меня остановить. Возможно, он был слишком ошеломлён или просто не знал, что делать.
Всё внутри меня бурлило от негодования. Я чувствовала, как гнев растекается по жилам, заполняя каждую клеточку тела. Идти, правда, было тяжеловато: на вечер суставы разболелись сильнее обычного. Немного кружилась голова, и подташнивало. Возможно, потому что я практически ничего не ела за ужином. Нужно было бы отправиться на кухню и взять что-то лёгкое, но по пути я вдруг услышала приглушённые всхлипы.
Замерев на месте, попыталась разобрать, откуда доносится звук. Этот плач, такой искренний и несчастный, вызвал у меня неожиданную жалость. Почему-то первой мыслью было, что это могла быть няня. Кто ещё в этом доме сегодня подвергся моральному насилию больше, чем она?
Алексей Яковлевич, похоже, любил выплескивать своё недовольство на людей, которые не могли ему ответить. Это всегда казалось мне подлостью. Ненавижу «героев», которые «сильны» обижать только слабых и подвластных…
Собравшись с мыслями, я направилась в сторону небольшого коридора, заканчивающегося неприметной узкой дверью. Едва приоткрыв её, я увидела, что в полутёмной комнате на единственном стуле сидит Эльза Васильевна.
Комнатка была крохотной и скромной: узкая кровать у стены, маленький стол под единственным окном с тонкой занавеской. Оконное стекло слегка запотело от ночной прохлады, и лунный с свет с трудом пробивался сквозь него, создавая бледные, размытые пятна на полу.
Эльза Васильевна, не замечая моего присутствия, вытирала лицо платком, её плечи сотрясались от подавляемых рыданий. Я почувствовала очередную вспышку ярости на иномирного мужа. Вот бы и его довести до слез, но ведь мужчины не плачут, блин!
Я вошла и тихо прикрыла дверь, стараясь не испугать няню ещё сильнее. А она наконец подняла на меня взгляд и вскочила на ноги, судорожно вытирая лицо. Глаза её были полны испуга и растерянности, как у оленёнка, загнанного охотничьими псами. Женщина прижимала к груди скомканный платок и молча смотрела на меня.
— Эльза Васильевна, — произнесла я мягко, — простите за вторжение. Я просто хотела сказать вам, что… вы замечательная. Не позволяйте никому заставлять вас думать иначе. Я вижу, как вы стараетесь, но дети в этом доме неуправляемые, а условия, в которых вам приходится работать, невыносимы вдвойне.
По мере того, как я говорила, лицо Эльзы Васильевны постепенно светлело. В её глазах появилась тень удивления. Похоже, она не могла поверить своим ушам. Как же редко, видимо, ей доводилось слышать слова поддержки в этом доме.
— Спасибо вам, — наконец произнесла она дрожащим голосом. — Я знала, что вы — единственный здесь по-настоящему хороший человек. Простите за такие слова, но...
— О, что вы, я вполне с вами согласна, — поспешила заверить я. — К сожалению, пока я не могу влиять на решения своего мужа, но хочу, чтобы вы знали: дело не в вас. Я уверена, что ваш мягкий характер уже помог не одному ребёнку вырасти прекрасным человеком. Но здесь… здесь дети одичали без должного воспитания, а отец отказывается что-то менять…
Эльза Васильевна активно закивала.
- Да, я тоже так считаю… - начала она, но тут же испуганно прикрыла рот ладонью, словно ужаснувшись своей вольности. Я усмехнулась.
— Не волнуйтесь, я с вами полностью солидарна, — ответила я. — Просто захотелось сказать вам несколько добрых слов, ведь эта ситуация не стоит ваших слёз.
— Марта Михайловна, вы… просто ангел, — прошептала няня, стараясь сдержать новые слёзы. — Спасибо вам. Я всегда буду помнить ваши добрые слова.
Мне стало тепло на душе, ведь в этом мире нашёлся хоть один адекватный человек. Внезапно захотелось обнять женщину, но я понимала, что не стоит сближаться слишком поспешно. Жизненный опыт подсказывал, что наилучшие отношения строятся всё же на некоторой дистанции.
— Эльза Васильевна, — вдруг пришла в голову одна мысль, — не могли бы вы оказать мне небольшую услугу? — я произнесла это осторожно, наблюдая за её реакцией.
— Да-да, конечно, Марта Михайловна! — она тут же предложила мне свой единственный стул, нервно оглядываясь по сторонам.
Я села, а она замерла рядом, явно не зная, куда себя деть.
— Пожалуйста, присаживайтесь, — я улыбнулась, — давайте поговорим, как женщина с женщиной.
Эльза Васильевна благодарно кивнула и аккуратно присела на край кровати.
— Я болею в последнее время, — начала я приглушённым голосом. — И у меня бывают, скажем так, провалы в памяти…
— О Господи! Как же так? — лицо Эльзы Васильевны вытянулось от ужаса.
— Да, вот так, — я потупила взгляд, стараясь придать своим словам правдоподобность и немного смущаясь своей лжи. — Не могли бы вы напомнить мне некоторые обстоятельства, которые я, возможно, забыла?
— Конечно, Марта Михайловна, — быстро ответила она. — Я расскажу всё, что вы пожелаете знать.
Я улыбнулась. Наконец-то получу ответы на свои вопросы и разберусь с тем, что здесь происходит…
***
Через пару часов я лежала в своей спальне на кровати, глядя в потолок. Сон не приходил — в голове крутилось всё, что мне рассказала няня. Конечно, она знала не так уж много, ведь работала здесь всего месяц, но и этого хватило, чтобы меня шокировать.
Оказалось, что Алексей Яковлевич собирался жениться вовсе не на Марте, а на её сестре Арине. Как получилось, что женой его стала я — Эльза Васильевна не знала. По столице ходили слухи, что отец Марты, в стремлении устроить всё себе на пользу, просто «подсунул» Алексею Яковлевичу не ту сестру.
Это казалось безумием. Теперь я понимала, почему аристократ меня ненавидит, хотя это ничуть не оправдывало его поведения. Няня упомянула, что его первая жена умерла, когда младший ребёнок был совсем маленьким. Он очень горевал о ней и, по сути, продолжает горевать до сих пор. Жениться снова он решил лишь ради того, чтобы у детей была мать и хозяйка дома. Теперь всё становилось яснее. Ему просто нужна была нянька, которая заодно согревала бы его постель. От этой мысли стало мерзко.
С утра на кухне было шумно и жарко. Жирные кастрюли, черные от копоти, сопели на печи, тарахтели крышки, глухо звенели тяжелые ножи, которыми кухарки нарезали овощи и мясо. Работниц здесь сегодня было немного, человек пять, но все они поглядывали на меня весьма мрачно.
Я стояла у печи, с трудом добившись, чтобы мне дали немного овсянки. Толстенные стенки горшка, в котором я собралась варить кашу, просто испытывали мое терпение: накаляются долго, тепло отдают медленно, а удобства в них никакого. Как же непросто приходилось мне, привыкшей исключительно к современным благам! Сидела бы я сейчас в светлой кухне, включила бы плиту, да и сварила бы овсянку за пять минут, не мучаясь с поддувалами и дровами.
Почему взялась за это дело лично, а не приказала заняться кому-нибудь другому? Потому что я… перфекционистка. Как только представлю, что моя каша будет готовиться какой-нибудь недобросовестной женщиной (которая от ненависти ко мне может и плюнуть туда), то меня передергивает. Лучше уж я сама помучаюсь, если что…
Печь занимала почти полстены, как крепость, сложенная из кирпича. Беленая, местами покрытая трещинами и потеками сажи, она смотрела на меня и посмеивалась (в переносном смысле, конечно же). Спереди был широкий топливник, за ним – углубление для горшка. Длинная серая труба вздымалась к потолку, выпуская запах горелого дерева, и каждый раз, когда я открывала дверцу, чтобы подложить дров, густой дым окутывал лицо, заставляя глаза слезиться.
Однако настроение у меня было на удивление хорошим. Я перемешивала кашу, стараясь не задеть толстые края горшка, и думала о том, что с утра мне удалось снова нанести на лицо маску. Кожа стала мягче, пятна посветлели, даже мелкие морщинки разгладились. Правда к продолжающейся суставной боли добавилось ядовитое жжение в деснах, но, возможно, это был просто недостаток витаминов. С таким-то питанием неудивительно.
Я предвкушала приятный и вкусный завтрак. Немного меда и фруктов, которые стояли на тарелке поблизости, придадут каше вкуса и пользы. Я поглядывала на фрукты, выбирая, что именно добавить. Яблоко и пара незнакомых плодов, напоминающих сливы, выглядели довольно аппетитно.
Желудок предательски заурчал, требуя еды. Я размешивала овсянку, наблюдая, как она густеет, когда в кухне появилось еще одно действующее лицо – та самая рыжая служанка, которая переплюнула всех по степени своей наглости.
Только сейчас я смогла ее более внимательно рассмотреть.
Это была молодая и довольно симпатичная девушка с толстой рыжей косой, напоминающей канат. Веснушки разбросались по щекам, не испортив ее, но придав лицу какую-то дерзкую непосредственность. Вот только надменное выражение, застывшее в чертах, раздражало и бросалось в глаза. Платье, что она носила, выгодно подчеркивало изгибы ее фигуры, и она, очевидно, знала об этом.
Рыжая прошла мимо с таким вызывающим видом, что я скривилась. Она бросила на меня презрительный взгляд, фыркнула и двинулась к другим кухаркам, которые по-прежнему разглядывали меня с недовольством, словно я была здесь лишней. Я же продолжала заниматься кашей, стараясь не обращать на них внимания, но мысль о том, каким образом можно было бы поставить эту девицу на место, не покидала меня.
Ведь ясно было, что ни о каком хозяйском авторитете речи не идет. Муж-объелся груш меня не поддержит, а, напротив, станет на сторону этой зарвавшейся девки. К тому же физически я была слаба и не имела ни силы, ни достаточного влияния, чтобы заставить служанок вести себя подобающим образом.
Наконец, каша была готова. Я схватила горшок тряпкой и перенесла его на деревянный стол. Взяв заранее приготовленную глиняную тарелку, я начала накладывать кашу из горшка в посуду. Но не успела положить и пары ложек, как кто-то сильно толкнул меня сзади.
Я едва удержалась на ногах, тарелка выпала из рук, грохнувшись на пол и разлетевшись осколками, а каша растеклась лужей по полу. Ошарашенно обернувшись, я увидела рыжую служанку, которая с притворным волнением всплеснула руками.
— Ах, простите, госпожа! — воскликнула она, и голос ее звучал с таким наигранным сожалением, что меня чуть не стошнило. — Я совершенно случайно, я отработаю эту тарелку!
Ее глаза смеялись, а губы издевательски кривились. За моей спиной захихикали кухарки, и я ощутила, как вспышка злости обожгла меня. Я вскинула брови, молча глядя на это рыжее воплощение дерзости. Такие люди были обычно неуправляемы и понимали только язык силы.
Но сейчас сил у меня не было. Поэтому я приняла решение действовать иначе.
— За всё в этой жизни приходится платить, — произнесла я как можно спокойнее. — Закон сеяния и жатвы знаешь?
Служанка прыснула, закатив глаза.
— Госпожа изволит учить меня крестьянским делам? — рассмеялась она, скрестив руки на груди. — Да вы в этом ни черта не понимаете! Или вы в доме своих родителей работали в поле? А я думала, что вы аристократка. Наверное ошиблась. Да и лицом вы больше на крестьянку смахиваете…
Было очевидно, что насмехалась она вполне открыто, но я позволила себе лишь снисходительную улыбку.
— Сеяние и жатва бывают не только в поле. Но тебе простительно не знать с твоим-то происхождением, — спокойно продолжила я. — Есть и духовный закон. Что посеешь, то и пожнёшь. Если ты сеешь зло, пожнёшь зло. Если сеешь послушание, пожнёшь благословение. Сеешь раздор — пожнёшь беду…
Лицо служанки вытянулось. Ее надменная уверенность как будто на мгновение дрогнула.
— Вы мне угрожаете? — проговорила она, высокомерно вскинув подбородок.
— Нет, что ты, — ответила я с притворно мягкой улыбкой. — Я просто предупреждаю, что за каждый проступок и слово придется ответить. И ты не знаешь, когда придет этот момент…
Похоже, мои слова произвели на нее какое-то впечатление. Может, спокойствие было достаточно убедительным или в тоне моем что-то было, но рыжая заметно занервничала. Смешки за спиной тоже утихли, и я отвернулась, чтобы заняться кашей. Положила себе новую порцию, взяла фрукты и направилась к выходу. Сделав всего пару шагов, обернулась и снисходительно указала рыжей на осколки.
За день я еще трижды бывала на кухне. Сварила легкий овощной суп, снова кашу, но на сей раз пшеничную, схватила с подноса несколько булок. Удивительно, но в этот день у меня совершенно отсутствовала тошнота. Да, тяжесть в желудке еще осталась, но мне не было дурно, и пища не просилась обратно.
Всё оставшееся время я занималась… своей комнатой. Точнее, только начала заниматься. Наметила разузнать, где в поместье прачечная, ведь выстирать шторы и постель очень даже не мешало бы. Потом начала исследовать все полочки и ящички, которые смогла найти. Вещей здесь было очень мало, разве что в старом сундуке нашлось несколько симпатичных платьев в местном стиле. Наверное, приданое бедной Марты…
Однако, когда я со своими исследованиями добралась ко входной двери, то заметила на полу... тряпичную куклу. Стоп, откуда это? Ее точно еще вчера здесь не было…
И тут я вспомнила то самое странное ощущение, от которого проснулась ночью. На меня кто-то смотрел – пристально, недобро. По крайней мере, я так чувствовала. Но когда присела и начала вглядываться в полумрак, то никого не увидела. Встала на ноги и тут же почувствовала движение воздуха по полу. Подошла ко входной двери и поняла, что она приоткрыта. Неужели кто-то действительна заходил, а потом убежал?
Укорила себя за то, что забыла на ночь запереть дверь. Привычки просто нет: на Земле я жила в мире и покое, и никто не ломился в двери моей спальни.
Значит, этот кто-то случайно уронил куклу здесь? Усмехнулась. Нет, это не кукла вуду для создания порчи. Это обычная детская игрушка, которая могла принадлежать только двум особам, живущим в этом доме.
Значит, кто-то из девочек – дочерей аристократа – приходил? Но зачем? И почему мне показалось, что от не доброго побуждения это было?
В общем, я сунула куклу в карман платья (благо она была совсем небольшой и с легкостью там поместилась), и продолжила исследование комнаты.
А вечером меня позвали на ненавистный совместный ужин.
Собрались в том же составе. Я с радостью заметила няню на прежнем месте и мягко улыбнулась Та ответила сдержанным кивком: боялась показать, что мы познакомились поближе. Еще бы! Она тут вообще на птичьих правах, а я местный изгой.
Дети, как всегда, баловались, Алексей Яковлевич изображал истукана и сидел на стуле, переплетя руки на груди. Одет он был несколько иначе, чем всегда. Сегодня снял камзол, привлекая к себе внимание к крепким мускулам, очертившимися под рукавами рубашки.
Я присела рядом, всеми силами изображая благодушие и… равнодушие. Есть не стала, а сделала вид, что пригубила компот в стакане.
И вот тут-то я и заметила, что среди служанок, стоящих вдоль стола, находится рыжая ведьма. Она сверлила меня ненавидящим взглядом, не отводя глаз.
Я аж перехотела изображать себя пьющей и отставила стакан. И вдруг... на лице этой нахалки промелькнуло разочарование. Это было настолько мимолетно, что почти невозможно было заметить, но я… давно интересовалась таким искусством, как чтение мыслей через мимику, и мой намётанный глаз сразу же обнаружил странную зацепку.
Отчего она досадует? Чего хочет??? Посмотрела на стакан, в свою пустую тарелку и… потянулась к еде. Начала накладывать лапшу и мясо, иногда поглядывая на рыжую. Она снова успокоилась и стала выглядеть самоуверенной. Я же, неловко повернувшись, якобы случайно зацепила тарелку рукой, и та со звоном полетела на пол. Разбилась, еда разлетелась по полу.
Наступила гробовая тишина.
Дети перестали вытворять шалости, Алесей Яковлевич отмер, няня побледнела и прикрыла рот.
- Ох, я такая неловкая сегодня! – улыбнулась я, изображая искрометную пофигистку, а сама взглянула на рыжую. Та выглядела насупленной. Блин, всё слишком очевидно! Кажется, она очень хочет, чтобы я здесь ЕЛА и ПИЛА!
Почему? С едой что-то не то? Но я ведь накладываю с общих блюд! Что-то не сходится, однако, в этом однозначно что-то есть…
- Марта! Ты испортила наш семейный сервиз! – наконец запоздало подал свой гневный голос Алексей Яковлевич
Я повернулась к нему и спокойно ответила:
- Можете вычесть из моей зарплаты! – мило улыбнулась и… поднялась на ноги. – Пожалуй, у меня пропал аппетит! Всего доброго…
И нагло направилась к выходу.
Муженек меня не окликнул, наверное, потому что был слишком шокирован. Уже у входа я обернулась, чтобы оценить обстановку, и увидела, что все, абсолютно все смотрят мне в спину. Честно, едва ли не впервые в жизни мне захотелось показать всем неприличный жест, но… тут же дети, так что… покажу как-нибудь позже. Мужу, например.
Вышла в коридор и пошла вперёд свободной походкой победительницы, почти не чувствуя боли в суставах то ли от радости, то ли от того, что мне действительно стало лучше.
Однако… к своей спальне не дошла. Потому что позади послышались торопливые шаги, и в тот же миг кто-то вцепился мне в волосы.
- Ах ты ж дрянь! – зашипел на ухо женский голос, и я узнала… рыжую стерву. – Как ты смеешь огорчать Алексея Яковлевича??? Этот сервиз принадлежал его предками и передавался из поколения в поколение, а ты... а ты… пугало огородное! Коза драная! Ты его испортила! И даже прощения не попросила!
Я вцепилась в ее руки, пытаясь оторвать цепкие пальцы от своих волос, но она с такой силой дернула мою голову, что из глаз посыпались искры… Однако ум остался холодным.
Так, Мара, соберись. Приемы самообороны, которые проходила пару лет назад, помнишь? Ну давай!
Как истинная перфекционистка, я считала своей обязанностью обучиться в этой жизни всему хотя бы понемногу. Да, мастером боевых искусств не стала и не стану, но пару приемов знала на зубок. Нужно всего лишь извернуться, схватить чужое запястье и вывернуть его, заставляя разжать наглые пальцы.
Рыжая взвыла от боли. А я выровнялась и, не ослабляя теперь уже свою хватку, прижала ее лицом к стене. Наклонилась пониже и зашипела ей на ухо:
- Послушай меня, нахалка! Еще раз прикоснешься ко мне, я не остановлюсь на таком захвате. Всего пара движений, и твоя рука сломается… Помни свое место, крестьянка! Госпожа здесь я, а тебе стоит заняться мытьем пола! Усекла???
Наносить смягчающую маску с молоком и медом стало моим ежевечерним ритуалом. Это успокаивало не только кожу, но и душу. После событий на ужине я чувствовала напряжение, витавшее в воздухе. Столько догадок, столько подозрений! Однозначно, из общего котла есть больше не буду…
Неужели меня травят? Или, может, травят всех? Но на последнее не похоже. Каким же образом яд мог попасть в еду? Или всё-таки это был не яд? Да и зачем травить? Кому я могу мешать?
«Алексей Яковлевич мог бы уже давно избавиться от меня, просто оформив развод, — размышляла я. — Хотя я его совсем не знаю, возможно, он испорчен больше, чем кажется. Вдруг моя смерть, точнее, смерть Марты, слишком выгодна ему?»
Конечно, не хотелось видеть в нем хладнокровного убийцу. На такого он вроде бы не тянул, но полностью отмахиваться от этой догадки тоже не стоило. Вторым своим недругом в этом поместье я считала эту рыжую — даже имени её не знаю. Но она действует открыто, не скрывая своих намерений. Если бы она травила, то вела бы себя тише воды, ниже травы.
В любом случае, я больше рисковать не намерена. Воспользовавшись этим случаем, решила, что никому не позволю подвергать себя опасности. Теперь буду готовить отдельно.
Именно поэтому утром сразу отправилась на кухню. При виде меня кухарки опустили глаза. Кажется, мою персону только что обсуждали. Впрочем, мне было всё равно. На одном из столов я заметила небольшой глиняный сосуд с сухой овсянкой. Неужели для меня приготовили?
Я оглянулась — никто на меня не смотрел. Ну уж нет, я не поведусь! Сюда очень легко подсыпать какую-нибудь гадость. Возьму овсянку из общего мешка, из которого они тоже варят. Таким образом, я буду уверена в том, что с пищей всё в порядке.
На сей раз всё прошло без эксцессов. Наверное, потому что рыжей на кухне не было. Я быстро приготовила себе завтрак, выбрала фрукт получше и пошла к себе.
Позавтракав, решила вернуться на кухню. Хотела взять побольше фруктов. Но, проходя неподалёку от своей спальни, наткнулась на плачущего малыша — младшего сына Алексея Яковлевича. Он сидел прямо на полу и хныкал, одетый лишь в одну рубашонку, без штанов. О Боже, кажется, даже босой!
Я не выдержала и схватила его на руки. Ребёнок взглянул на меня ошеломлённо. У него оказались огромные тёмные глаза и длинные ресницы, такие же, как у отца. Кажется, Марта действительно ни разу не брала ребёнка на руки. Кстати, ясно почему — у меня сразу же заныли суставы. Всё-таки мальчик был тяжёлым. Но я не стала его опускать.
— Что ты здесь делаешь, малыш? — прошептала я, не зная его имени. — Ты потерялся? Почему не одет? Где няня?
Он долго смотрел на меня, а потом осторожно вытер щеки от слёз. Кажется, ему стало любопытно.
— Ты некрасивая, — произнёс он вдруг.
Меня откровенно перекосило. Ну вот что это? Неужели уже гены отца дают о себе знать?
— Так говорит Авдотья, — вдруг добавил он, а у меня от сердца отлегло. Нет, не гены, это сплетни.
— А кто такая Авдотья? — осторожно уточнила я, стараясь говорить мягким тоном.
Мальчишка оживился.
— Это подружка моя.
— И как она выглядит? — спросила я, медленно направляясь дальше по коридору в ту сторону, где предроложительно должна находиться детская.
— Авдотья красивая, — произнёс мальчик. — У неё такая оранжевая коса, очень большая и толстая. А у тебя худая коса…
Я едва не споткнулась. Теперь всё ясно. Рыжая и здесь постаралась.
— На самом деле, малыш, все люди на земле красивые, — сказала я. — Просто я болею. Когда поправлюсь, стану красивее твоей Авдотьи.
— Правда? — удивился ребёнок с такой искренностью, что я не удержалась от широкой улыбки.
— Абсолютная правда. Вот увидишь.
Малыш с интересом закивал. Кажется, я ему понравилась.
— А ты почитаешь мне сказку? — вдруг оживился он. — Няня сказала, что не может. У неё уроки с сестричками. А Авдотья не хочет. Давно не хочет. Она сейчас злая.
Я хотела спросить, отчего же эта Авдотья так зла, но не стала. Не хотелось впутывать ребёнка в чужие интриги. Кажется, у нас начали складываться кое-какие отношения. Это потому, что он ещё очень мал. А мне было приятно, что хоть в ком-то эта гниль неприязни ещё не проросла глубоко.
— Хорошо, я тебе почитаю, — согласилась охотно. — Где находятся твои книжки?
Малыш так радостно захлопал в ладоши, что я окончательно умилилась. Не все в этом доме потеряны. Что ж, и то хорошо.
Спальня ребёнка оказалась довольно далеко. В одном из коридоров я столкнулась с зарёванной служанкой. Она была таким же подростком, как и Настя из кухни. Увидев малыша на моих руках, она воскликнула:
— Никита Алексеевич, куда же вы убежали?!!
А мальчик с негодованием отвернулся, спрятав лицо у меня на плече.
— Уходи, ты злая, не хочу тебя видеть. Ты мне конфетку не дала.
Я хмыкнула.
— Не волнуйся, — обратилась я к служанке. — Он нашёлся. Я ему сейчас почитаю, а ты пока займись другими делами.
Служанка покорно кивнула, хотя смотрела на меня настороженно.
Я вошла в детскую и поразилась её размерам. Эта комната была в несколько раз больше моей. Мебели здесь было много, и вся она казалась дорогой. Огромные сундуки с игрушками, в основном деревянными и железными, стояли вдоль одной из стен. На окнах висели светлые портьеры, а кровать с балдахином была завалена мягкими игрушками и подушками.
Никита сполз с моих рук и босыми ногами побежал по тёплому ковру с высоким ворсом, схватил со стола потрёпанную книжку в кожаном переплёте и сунул мне в руку. Кажется, у ребёнка дефицит внимания. Мне стало его жаль. Он ещё маленький, а служанки, возможно, даже неграмотные.
— Давай сперва оденемся, — сказала я с улыбкой.
— Не хочу, — насупился Никита.
— Тогда я не буду тебе читать. Почему? Потому что не могу спокойно смотреть на твои голые ноги: буду переживать, что ты можешь заболеть!
Мальчик некоторое время смотрел мне в глаза, нахмурив брови, но потом выдохнул.
Смотря на разъяренную девчонку, постаралась улыбнуться.
— Я и не пытаюсь быть вашей матерью, — произнесла сдержанно. — Твой брат попросил почитать ему книгу, и я читаю. Больше ничего.
Девчонка растерялась. Наверное, она думала, что я буду убеждать её в обратном. Начну говорить, какой буду хорошей матерью и всё такое. Но мне это было не нужно. Нянькой я не нанималась. Да, я сделала доброе дело, посидев с малышом, но безо всяких обязательств.
— Присаживайся, может, хочешь послушать сказку вместе с Никитой?
— Ещё чего! — надула губы девочка, а ведь ей было лет семь, не больше. На меня смотрела злобно, и я подумала, что она наверняка тоже жертва всякого рода сплетен.
— Как хочешь, — пожала плечами, — я ещё немного почитаю. Иначе твой брат огорчится.
И, полностью игнорируя её, продолжила чтение. Кажется, моё абсолютное спокойствие подействовало на девчонку отрезвляюще. Я даже не заметила, когда она ушла.
Дочитав сказку, произнесла:
— Поучительная история, правда, Никита?
— Не знаю, — ответил он. — Немного скучно. Почитай ещё.
— Нет, хорошего понемногу. Кажется, сейчас пришло время идти на завтрак. Ты умывался сегодня? А мне пора идти.
— Не уходи, — произнёс неожиданно мальчишка. — Мне скучно.
- Полезно учиться играть самому…
- А ты ещё придёшь?
— Возможно, — ответила уклончиво и опустила ребёнка на пол.
Сходила за фруктами на кухню и, вернувшись в свою комнату, решила заняться физическими упражнениями. Ничего серьёзного. Нагружать это тело было ещё нельзя. Поэтому я сделала лёгкую зарядку и проветрила комнату. Потом занялась дыхательной гимнастикой, которая помогла взбодриться.
После этого критическим взглядом обвела комнату. Судя по всему, прибираться ко мне сюда, если и приходят, то крайне редко. Значит, займусь этим сама.
Когда заявилась в корпус, где жили служанки, они уставились на меня, как на привидение.
— Ты, — указала на первую попавшуюся, — принеси мне в комнату ведро с чистой водой и несколько тряпок.
— Зачем это? — поджала губы молодая женщина, обладая, на удивление, отталкивающей внешностью. — Уборка у вас проводится раз в неделю.
— Ишь ты! — возмутилась я. — Ты ещё будешь мне указывать? Быстро бери ведро с водой и тряпкой и марш наверх!
Служанки от неожиданности вздрогнули, а я удивилась. Как же вела себя Марта, что её ни во что не ставят даже самые низшие слуги в этом доме? Мне стало любопытно. Кто она такая? И почему у неё такой характер?
Служанка повиновалась.
Через полчаса ведро с водой и тряпки были в моей комнате. Правда, уходить женщина не торопилась. Встала в дверях, посматривая на меня и чего-то ожидая.
— Ты что-то забыла? — спросила я, нахмурившись.
— Нет, — произнесла та, поспешно опуская глаза. — Просто... зачем ведро и тряпки? Кто здесь будет убирать?
— А это уже не твоё дело, — отрезала я.
Я стала надвигаться на неё с довольно угрожающим видом. Женщина испугалась и юркнула за дверь, после чего я поспешно заперлась. Вот нутром чую, что сейчас разнесёт сплетни о том, что хозяйка сама убирается в комнате. Да, возможно, для формирования авторитета это не самое удачное решение, даже опрометчивое. Но находиться в этой грязи я, как перфекционистка, больше не могла.
Есть что-то волшебное в том, чтобы наводить чистоту и порядок. Не знаю как, но процесс очищения жилища и процесс очищения мыслей взаимосвязаны. Когда твой дом начинает дышать свежестью, в голове тоже становится свежо и просторно. Когда исчезает пыль и грязь, когда вещи становятся ровными рядами, возникает ощущение, что и в жизни у тебя теперь всё правильно. Это отличная психотерапия для тех, кто чувствует себя морально подавленным.
На тщательную уборку в комнате у меня ушло около двух часов, но теперь всё блестело, дышало свежестью, покоем, миром, устройством. Я тоже с облегчением выдохнула, получив невероятный заряд сил. Да, физически устала — с моим состоянием здоровья даже такое простое дело превратилась в испытание, но я всё равно была очень рада.
Получив настоящее вдохновение, я спустилась вниз, нашла ту самую служанку, которая противоречила мне, и потребовала:
— Вынеси ведро и выстирай тряпки!
Я видела, как слуги посмеиваются надо мной. Похоже, они сделали свои выводы и решили, что госпожа ударилась в служанки, если сама убирает свои комнаты, но мне было всё равно. Лишаться удовольствия от работы или доверять свою комнату чужим рукам я не собиралась. У меня найдётся тысяча способов изменить их отношение в нужную мне сторону.
Вечером на ужин, к моему удивлению, меня не позвали. Честно говоря, я была очень рада, поэтому спустилась на кухню, чтобы приготовить себе овощей. Через час в большом глиняном кувшине стояло ароматное овощное рагу. Упоительный запах разносился по комнате, и служанки удивлённо принюхивались. Похоже, такого рецепта здесь не знали, но делиться им я не собиралась — по крайней мере, намеренно.
И вдруг в кухню вошла та самая служанка, которая прислуживала младшему Никите. Мальчишка был с ней, она вела его за руку, а он о чём-то довольно щебетал. Увидев меня, мальчик обрадовался и кинулся ко мне.
— Ты здесь? Почитаешь мне, почитаешь?
Я улыбнулась и потрепала его по волосам.
— Ну, не сегодня, давай завтра, утром.
Он разочарованно выдохнул, но согласно кивнул. Потом стал принюхиваться и спросил:
— Что это? Вкусно пахнет!
Конечно же, не угостить ребёнка я не смогла. На глазах у настороженных кухарок я достала тарелку, отсыпала немного рагу, добавила хлебную лепёшку и усадила его за стол. Малыш смотрел на блюдо недоверчиво — его внешний вид его не впечатлял, но я произнесла:
— Это очень, очень полезное блюдо. В нём много витаминов, благодаря которым ты вырастишь большим и сильным.
— Вита... что? — переспросил малыш. — Не понимаю.
— Витамины — это нечто очень полезное внутри еды, — объяснила я. — Особенно их много в овощах и фруктах. Когда люди часто это едят, они вырастают здоровыми. Ты же хочешь стать сильным мужчиной, когда вырастешь?
Алексей Яковлевич кричал.
- Что за безответственное отношение! Мой сын пострадал!!! Как ты могла??? И вообще…
Он буквально надрывал голос и через минуту охрип. Его мелко потряхивало от ярости, словно долго сдерживаемая река отвращения наконец-то провала плотину его терпения и затопила окружающее пространство.
Мне было проще не слушать его, чем дергаться от воплей. А что? Я когда-то изучала психологические приемы взаимодействия с неуравновешенными людьми и снимала об этом ролики на своем канале. Они пользовались большим успехом. Самое главное в данном случае настроиться на то, что этот человек (тот, который неуравновешенный) - не прав. Вот не прав, и точка! А если он не прав, то его слова лживы. Чужая же ложь никоем образом меня не волнует.
Ну поорет он еще пару минут, в конце концов выдохнется, и тогда я тоже смогу что-нибудь вставить.
Алексей Яковлевич выдохся уже через минуту. Волосы прилипли к его к мокрым вискам: он однозначно старался орать. И, кажется, устал.
- Всё, теперь можно мне? – уточнила я, делая шаг вперед. Мы стояли друг напротив друга в его кабинете. Он тяжело дышал, я же, переплетя руки на груди, скучающе смотрела ему в лицо.
Нет, я не была спокойной внутри. Немного переживала о Никите, но няня сообщила, что с ним ничего серьезного. Несварение желудка.
Правда… несварение от нежирного овощного рагу – это бред сумасшедшего. Я готовила его в духовке, не обжаривая овощи на сковороде. Более нежного блюда трудно найти.
Не дожидаясь ответа, проговорила:
- Вашему сыну стало нехорошо буквально через полчаса, как он поел мои овощи. А судя по всему, его желудок остановился гораздо раньше, еще днем, потому что в рвотных массах оказались непереваренные…
- Днем он был в порядке! – вновь возвысил голос Алексей Яковлевич, грубо прерывая меня. – Хватит себя выгораживать, Марта. Ты не приспособлена к жизни замужней женщины! Теперь я понимаю, почему отец спихнул тебя мне: хотел избавиться от столь безответственной дочери…
Я закатила глаза. В общем, голос разума муженек слышать не собирался. Он просто хотел, чтобы я осталась виновной, и точка.
Равнодушно пожала плечами.
- Вы ведь всё равно мне не поверите, что бы я ни сказала? – уточнила презрительно. – Тогда наш разговор окончен…
- Нет уж! - возмутился аристократ, преграждая мне дорогу. – Я запрещаю тебе чем-либо кормить моих детей! Для этого есть няня и служанки! И вообще... с чего вдруг моя жена начала готовить на кухне, словно низшая прислужница???
Ну вот, начинается.
- А с того, что пища с вашего стола гробит мое здоровье, - процедила раздраженно. – Вы же отказываетесь обращать на это внимание. Вот я и решаю вопрос самостоятельно...
- Марта, - насупился Алексей Яковлевич, – я тебе много раз говорил: хватит симулировать! Ты ничем не больна, разве что ленью и безответственностью. Лучше исправься, стань покорной, займись домашним хозяйством, проводи время с детьми, но только ничем их не корми… Всё это должны с радостью совершать все благонравные жены нашего королевства!
Я скривилась.
- Знаете что, Алексей, - процедила с отвращением, - идите в…*опу!
Закончив на этой «возвышенной» ноте, я развернулась, успев заметить, как ошарашенно вытянулось лицо утончённого аристократа, и поспешно покинула кабинет. Внутри кипела ярость. Кажется, она даже затмила неизменную боль в суставах.
Нет, ну в самом-то деле, что за человек такой??? Как в принципе могут существовать настолько эгоистичные и самовлюблённые люди?
Кажется, к разуму мужа не достучаться ни при каких обстоятельствах. Потому что его нет…
***
Лицо Алексея Яковлевича пылало.
От ярости.
Марта выразилась, как последняя уличная торговка. Нет, хуже. Как опущенная падшая женщина.
Может... действительно развод?
Но... что скажут люди? Что он – богатейший помещик, граф Разумовский – не смог совладать с какой-то там женщиной??? Его же засмеют в кулуарах высшего света!
Руки чесались что-нибудь разбить, но на глаза попадались только исключительно ценные вещи – то чернильница, подаренная отцу Его Величеством Александром Третьим, то напольная ваза, привезенная дядюшкой Стефаном из заморских стран…
Нет, это не дело. Нужно пойти иным путем. Кажется, старик Орловский имел на непутевую Марту хоть какое-то влияние. Нужно срочно пригласить его в гости, чтобы дочь свою вразумил.
Правда… с самой свадьбы Алексей Яковлевич с ушлым графом еще не разговаривал. Более того, он запретил ему показываться в этом доме и отказался платить выкуп за невесту, коль уж тесть так подло его обманул.
Но сейчас проблема назрела нешуточная, и у Алексея, похоже, не было выхода. Кажется, он ненавидит Марту даже сильнее ее отца!
Решено! Он немедленно напишет письмо Михаилу Орловскому…
***
Лекарь оказался человеком бесхитростным и простым. О таких говорят «божий одуванчик». Старый и сухощавый мужчина прощался со мной весьма любезно. Мы стояли на пороге поместья, когда я сунула ему в руку немного мелочи, одолженной у Эльзы Васильевны (деньги обязательно верну в ближайшее время).
Он смутился, но деньги всё-таки взял: было заметно, что мужчина небогат и живет крайне скромно.
- Скажите, - произнесла я приглушенно перед прощанием, - отчего Никите стало плохо на самом деле? Он слишком молод, чтобы заболеть от тех продуктов, которые съел…
- Вы правы, госпожа – произнес старик. – У меня сложилось впечатление... уж постите за такое дерзкое предположение... что он отравился чем-то. Например, иногда колдуньи, да покарает их Всевышний, продают корень жмытника, растолченный до порошка. Это растение очень угнетает пищеварение, отчего даже легкие блюда становятся для человека непосильными. Такое мерзкое снадобье колдуньи продают испорченным жёнам, считающим, что их мужья слишком много едят. Те начинаю подсыпать снадобье в пищу, и у мужей начинаются сложности. Они теряют в весе и начинают болеть. Мне на мгновение показалось, что юный господин отравился чем-то похожим, но я не посмел озвучить столь вопиющую догадку, простите меня…
Кожа моя начала оживать. Красные пятна почти исчезли, шелушение я смазывала на ночь каплей подсолнечного масла, и оно тоже начало исчезать. Суставы болели теперь только по утрам, когда я только просыпалась, но после легкой зарядки становилось легче.
Улучшения были налицо, и это послужило еще одним доказательством того, что меня травили. Правда, болезненная худоба пока никуда не делась. Мне нужно было больше мяса, желательно с салом, чтобы набирать вес, но пока мой желудок этого не вмещал.
Я постаралась подобрать другую прическу, сделать ее объемной, чтобы не так сильно бросались в глаза острые скулы. Пояс на платье тоже не стала завязывать слишком туго, чтобы не подчеркивать неестественно узкую талию.
В общем, отражением своим в зеркале я осталась сравнительно довольна.
Да и морально ощущала себя замечательно.
Я привыкла к тому, что бороться в жизни – это вообще нормально. Я даже получаю от этого некоторое удовольствие. Например, мне удалось пару раз поставить на место рыжую – и это улучшило настроение. Конечно, противница из нее опасная, ведь именно ее я подозреваю в отравлении меня и Никиты. Но на любого найдется управа.
До сих пор не могу поверить в то, что она могла навредить ребенку только ради того, чтобы меня оклеветать. Отчего такая жгучая ненависть к Марте? Она верная служанка прежней супруги Алексея Яковлевича? Но тогда Авдотья должна была очень ответственно заботиться о детях в память о хозяйке.
Скорее всего тут другая причина: ревность и зависть. Похоже, рыжая метит на место жены аристократа…
Глупая! Алексей Яковлевич не тот человек, который женится на ком попало, это же очевидно! Его гордыня размером с океан. Если причина травли – соперничество, то Авдотья просто сумасшедшая!
Еще несколько дней я прожила в относительном покое. Откровенно заскучала по своим видео, посетовала на то, что без обновления контента мой канал очень скоро потеряет популярность, но… тут же применяла собственную установку, которую обожали мои зрители. Она звучит так: «Если можешь что-то в жизни изменить – измени. Избавься от лишнего веса, измени прическу, обнови гардероб, выбрось хлам их дома, откажись от ненужного, перестань общаться с теми, кто просто крадет твое время… Но в тех вопросах, где ты не властен – смирись и прими. Научись видеть хорошее и в том, что тебе откровенно не нравится»
Полюбить этот мир? Принять тот факт, что я никогда не вернусь обратно? Научиться быть не блогером, а женой ненормального графа???
Да будет так!
Как я к этому пришла?
У меня была одна знакомая, которая страдала хроническим недовольством жизнью. Всё у нее было «не так»: то обои, купленные за бешеные деньги, разонравились, то платье, которое в магазине сидело отлично, теперь висит, как на вешалке, то друзей нет, хоть есть как минимум я, то денег нет, хотя регулярно икра на столе…
Она была недовольна родителями, братьями, сестрами, соседями, погодой, работой и так далее. А я слушала её и думала о том, что родителей моих уже нет в живых, сосед напротив постоянно орет матом и не дает спать по ночам, из друзей только эта пессимистка, а мне все равно так нравится жить...
Потому что жизнь – это то, что ты строишь сам. И ты выбираешь – ненавидеть ее и быть вечно недовольным или же любить жизнь во всём её многообразии и учиться находить хорошее абсолютно во всём…
Однажды соседка подарила мне на день рождения... горшок для кактусов (подозреваю, что она просто хотела его выбросить, но избавилась от него в мою сторону). Я приняла его с недоумением. Не люблю комнатные растения, а уж кактусы тем более. Но задалась вдруг вопросом: а можно ли заставить себя полюбить? Даже сняла видео на эту тему.
В итоге, купила землю для комнатных растений, приобрела кактусы и посадила их в горшок.
Ежедневно поливала и рассматривала, как эти странные и не самые красивые на свете растения идут в рост, а потом и цветут в конце концов...
И знаете... я привязалась к ним. Ежедневное наблюдение за кактусами помогло мне увидеть в них некоторую красоту, уникальную, ни на что не похожую, своеобразную… А когда они зацвели, я улыбалась…
Мой эксперимент закончился успехом.
Оказывается, ты сам строитель даже своих собственных вкусов и предпочтений! Можешь полюбить то, что не любишь, можешь найти красоту в том, что всегда считал неприятным…
Поэтому никакой хандры и печали о прошлом у меня так и не случилось.
Этот мир, этот муж, эти дикие дети – мои странные кактусы, за которыми я буду внимательно наблюдать. Вряд ли полюблю – не та ситуация, но терять из-за них покой не стану. Более того, попытаюсь изменить хоть что-то, а вдруг… кому-то это послужит на пользу, тому же Никите, например. Ребенок ведь не виноват, что родился в такой ненормальной семье...
Однако рыжая – это не «кактус» вовсе. Это вредитель, гусеница, которая нагло жрет мой цветок! Таких собирают и выбрасывают прочь…
***
Родители Марты заявились неожиданно. По крайней мере, для меня. Об этом снова сообщила Эльза Васильевна, спасибо ей. Прибежала, взволнованно шепча о том, что меня вот-вот позовут вниз, потому что прибыли мать, отец и моя младшая сестра Арина.
Младшая сестра! Не та ли, на которой хотел жениться Алексей Яковлевич?
Благодаря тому, что няня меня предупредила, я смогла тщательно привести себя в порядок и настроиться на встречу. Хоть посмотрю в глаза тому человеку, который отдал свою дочь на растерзание высокомерному графу…
Звать меня пришла… Авдотья. Смотрела она злорадно, словно предвкушала неприятности, которые обрушатся мне на голову. Я прищурилась. Что-то намечается? Она о чем-то знает?
Убедиться в правильности этих выводов пришлось сразу же, как я переступила порог малой гостиной.
Алексей Яковлевич еще отсутствовал. За длинным обеденным столом, застеленным белоснежной скатертью, сидели трое - высокий крепкий мужчина с лысиной и кудрявыми седыми бакенбардами, полная и ярко разодетая женщина с большими глазами и полными губами, а также… весьма миловидная и очень похожая на мать… девушка, которая в нашем мире могла бы легко стать актрисой. Да, это была Арина, и она – красавица…
Алексей Яковлевич изображал вежливость. Мать Марты едва ли не стелилась ковриком перед ним, постоянно вставляя: «Зять, какая погода нынче замечательная!», «Зять, вы такой мудрый!», «Дорогой Алексей, цены вам нет…»
Боже, более откровенной лести я еще не слышала. Причем, эти фразы женщина вставляла по поводу и без. Отец Марты отчаянно создавал важное и при этом заискивающее выражение на лице. Правда, волновался изрядно, что было заметно по тому, как потело это лицо. Арина же… изображала благочестивую мадонну и откусывала еду микроскопическими кусочками.
Мне стало смешно. Смешно наблюдать за этим цирком, ведь муж мой вёлся на всё это, как дитя малое. Он тоже важничал, отвечал скупо, немного надменно. Он же статусом повыше будет, царь и бог местный… тьфу!
- Спасибо, что откликнулись на приглашение! – наконец выдал муж, и это стало вершиной его гостеприимства. Отец расплылся в подобострастной улыбке, мать польщённо захлопала ресницами, а Арина театрально вздохнула.
Алексей Яковлевич, который всё это время даже не смотрел в её сторону, наконец покосился и… поплыл.
Я была в шоке. Взгляд аристократа наполнился умилением, потом тоской, потом стал задумчивым и даже каким-то отчаянным.
Муж поспешно отвернулся, а я едва вилку из рук не выронила. Выходит… тут романтическая трагедия на моих глазах разыгрывается???
Как же стало гадко на душе! Нет, не из-за какой-то там ревности. Мне этот кобель и его внимание даром не нужны, но… оказывается изменять жене можно буквально взглядом. Вон, как уставился снова, прямо-таки разомлел от одного вида Арины…
Я взглянула на родителей Марты: может, хотя бы они выразили недовольство этим обстоятельством? Но нет, эти двое усердно не замечали происходящего.
Да что же происходит???
Мне надоело смотреть на это, и я с притворным участием и весельем нарушила неловкое молчание:
- Папенька, как вы доехали? Надеюсь, без проблем? Как ваше здоровье? Запоры до сих мучают, или наладилось как-то?
Михаил Всеволодович вздрогнул и перевел на меня непонимающий взгляд. «Волшебство» между муженьком и Ариной тоже сдулось, и все четверо уставились на меня, как на безумную.
Я криво усмехнулась.
- Смотрю, у вас и со слухом проблемы уже. Да, старость – не радость. Так… как там ваши запоры, дорогой батюшка?
Последнюю фразу я буквально прокричала, как для глухого.
Наконец Михаил Всеволодович отмер и начал… багроветь.
- Да что же ты мелешь, дочь??? – возвысила голос мать Лидия Петровна.
Алексей Яковлевич тоже насупился и, кажется, по старой привычке собрался стукнуть по столу кулаком, но вовремя передумал. Чтобы не позориться перед гостями.
- Марта, немедленно извинись перед отцом! – потребовал он строго, сверля меня хмурым взглядом. – Это недопустимо – так разговаривать с родными!
Я фыркнула.
- Родные не избивают своих дочерей! – бросила пренебрежительно.
Алексей Яковлевич удивился и покосился на тестя: мол, неужто правда? Михаил Всеволодович потупил разгневанный взгляд, как бы подтверждая: мол, пришлось куда деваться… Муженек поджал губы.
- Ты сама провоцируешь наказание, - бросил он мне. – Но всё же, отец… - он посмотрел на побледневшего мужчину, - поднимать руку на женщину недопустимо! Закон храма не велит…
- Да, да, конечно... – поспешил согласиться пристыженный «батюшка», - не сдержался, каюсь…
Можно было подумать, что муж меня защитил, но тут скорее снова сыграло роль его желание показаться совершенством: религия, которой он номинально следовал, похоже, запрещала избивать жену. И то хлеб…
- Однако… я хотел бы поговорить с вами, отец, и с Мартой наедине… - добавил аристократ.
- Зачем же наедине? – притворно возмутилась я. – Тут все свои, скрывать нам нечего…
Алексей Яковлевич бросил на меня уничижительный взгляд.
- Тебе лучше помолчать сейчас, жена! – проговорил он сдержанно, но очень напряженно. – Решается твое будущее, если ты еще не поняла…
Я выпала в осадок. Значит… этот хлыщ все-таки подумывает развестись? Попользовался бедной Мартой, опустил её ниже плинтуса, довёл до того, что кто-то травит ее насмерть, а теперь собирается вышвырнуть прочь? Судя по батюшке, несчастную дочь тот назад не примет, потому… я против! Собралась высказать кое-что, но Михаил Всеволодович опередил меня. Похоже, ему не терпелось выговориться, поэтому он начал заискивающим тоном:
- Дорогой Алексей… Коль уж надумаешь на развод подавать, надо бы убедиться, что Марта… не носит дитя под сердцем. Как бы не получилось потом… неудобно, понимаешь?
Я заскрежетала зубами от ярости. Они о человеке говорят или о родильной машине, которую, если что, можно выбросить на помойку при случае? Лишь бы всем было удобно!!!
- Да каким образом у меня может быть дитя, если муж со мной не спит??! – заорала я, заставив всех четверых подпрыгнуть на стульях от неожиданности.
«Батюшка» изменился в лице и озадаченно посмотрел на зятя.
- Так это… - начал он прерывающимся голосом, - негоже так поступать, дорогой зять. Законы храма требуют не пренебрегать женою своею…
Алексей Яковлевич побагровел от гнева. Он буравил меня взглядом, оказавшись в некой ловушке. Ведь репутация для этого петуха – превыше всего, а тут вдруг оказалось, что и он «не без греха» …
Я переплела руки на груди и посмотрела на него в ответ с вызовом.
- Вы никогда не задумывались, дорогой муж, что у поведения моего может быть причина? Ваша слепота поразительна! Разве не кроткую овцу вы получили женой? Почему же эта овца вдруг стала волчицей, а? Может, потому что волк оказался брехливым шакалом???
Последнюю фразу я выплюнула уже в гневе, резво поднявшись на ноги. Колени сразу же заныли, но я отмахнулась от этой боли.
Алексей Яковлевич смотрел на меня ошеломленно, словно только сейчас узнал, что я в принципе умею разговаривать и вообще мыслить. Наверное, меньше удивления он испытал бы, если бы с ним сейчас заговорил канделябр на столе. Похоже, Марта обычно не была способна высказывать свои мысли достаточно четко и понятно.
Вечер того же дня. Кабинет Алексея Яковлевича…
Алексей Яковлевич в прострации смотрел перед собой. Он развалился в кресле, будучи откровенно растерянным, а напротив него сидел Сергей Павлович и с интересом его изучал.
— Ты сегодня сам не свой, — произнёс тот, делая глоток из бокала. — Случилось чего? Слышал, что ты сегодня принимал старика Орловского. Неужели простил?
Алексей Яковлевич очнулся и посмотрел на друга детства.
— Пришлось, пожалуй, — нахмурившись, ответил он. — Ты знаешь, я чего-то недопонимаю. Марта очень изменилась…
Сергей Павлович хмыкнул и забросил в рот виноградину.
— Стала еще более ленивой? — иронично произнёс он.
Алексей Яковлевич, погружённый в свои мысли, не обратил внимания на его смешок.
— Она словно другой человек, — неторопливо продолжил он.
— Правда? — удивился Сергей Павлович. — Может, совесть проснулась?
— Нет, она стала ещё хуже! — пробормотал Алексей Яковлевич. — Дерзит, возмущается, ругается, как последняя баба базарная, но…
— Но? — удивленно протянул Сергей Павлович, отставляя бокал, и его светлые глаза блеснули любопытством. — В данном случае может существовать какое-то «но»?
— Да…— неуверенно признался Алексей Яковлевич. — И это меня смущает больше всего. Ты знаешь, а Марта не так глупа, как я думал.
Сергей Павлович выпал в осадок.
— Да ты что говоришь? Она же двух слов связать не могла! Я помню, ты представлял её мне через неделю после свадьбы — так она буквально заикалась и чуть не упала в обморок при виде меня!
Алексей Яковлевич, наконец, посмотрел на друга.
— У неё обнаружился характер. Зловредный, конечно, упрямый, но чем-то она мне бабулю мою напомнила — Александру. Ты помнишь её? – произнес Алексей задумчиво.
— Да, как не помнить, — усмехнулся Сергей Павлович. — Бабуля у тебя была ещё та! Но, честно говоря… — он нахмурился, — Марта Орловская никак не может походить на твою славную бабушку.
— Понимаю, — кивнул Алексей Яковлевич, — но всё же… что-то задевает меня в ней. Не пойму, что.
Теперь пришло время удивляться Сергею Павловичу.
— Но разве это повод закрывать глаза на её остальные выходки?
— Не повод, — согласился Алексей Яковлевич. — И скажу тебе так: недостатков в ней гораздо больше, чем можно было представить. Наверное, я зря пытаюсь найти в Марте что-то хорошее. Пожалуй, нужно заняться её воспитанием поплотнее… или развестись, как ты мне советовал.
Сергей Павлович усмехнулся.
— Ты же знаешь моё мнение. Развод — единственный выход.
— И всё же, — неожиданно произнёс Алексей Яковлевич. — С разводом пока подожду. Проблем с репутацией мне сейчас не нужно.
— А что насчёт Арины? Если ты помирился со стариком Орловским, то, возможно, он передумает и все же ее за тебя отдаст? К тому же, мне кажется, что девица-то и не против…
Алексей Яковлевич задумчиво склонил голову.
— Не знаю… — проговорил он. — Сейчас об этом не думаю. Но, возможно, стоит подумать. Только пока не разберусь с Мартой, поднимать этот вопрос не стану.
Сергей Павлович некоторое время разглядывал друга с непониманием, почти не узнавая его. Совсем недавно Алексей Яковлевич говорил о своей жене крайне негативно, и даже имени её слышать не мог. Он мечтал об Арине Орловской, как о величайшем счастье, но сейчас даже эта мечта будто отошла на второй план. Что же могло так изменить его отношение к этой "уродливой" Марте?
Сергею Павловичу стало безумно интересно. Он придвинулся ближе и заговорщически понизил голос.
— Слушай! А почему бы тебе не устроить небольшой ужин? Позовём Рябцевых, Завгородних. Можно и Николая Воронцова.
Алексей Яковлевич удивлённо посмотрел на него.
— Зачем?
— Посмотришь на свою жену в окружении этих людей. Возможно, она… не так уж и изменилась, и тебе просто кажется? Разве это не любопытно?
— Возможно, — протянул Алексей Яковлевич. — Она, правда, заводит меня в тупик…
***
В гостиную я больше не вернулась, и лишь из окна наблюдала, как чета Орловских вместе с Ариной уезжают из поместья. До сих пор передергивало от отвращения. Вот это родственнички! Таких и врагу не пожелаешь. Дай Бог больше никогда их не видеть…
В комнату поскреблись. На пороге неожиданно для себя увидела Эльзу Васильевну. Она смотрела на меня с таким волнением, что я не удержалась и рассмеялась.
- Что с вами?
Женщина облегченно выдохнула.
- Как я рада, что вы улыбаетесь, - произнесла она. – Очень боялась застать вас в отчаянии…
Я фыркнула.
- Не волнуйтесь. Отчаиваться мне не из-за чего.
- Вы поразительная... – восхищенно прошептала няня. – Знаете, смотря на вас я тоже начинаю чувствовать себя более смелой. Сегодня, например, наказала Михаила Алексеевича (старшенького) лишением сладостей до вечера за грубость со мной. Он, конечно, снова нагрубил, но я отмахнулась. Видя, что я не реагирую на его капризы, он озадачился и замолчал, так что считаю это не только своей победой, но и вашей, дорогая Марта Михайловна! Ваша стойкость – это прекрасный пример для подражания…
Я улыбнулась – польщенно.
- Спасибо, Эльза… - произнесла мягко. – Думаю, нам нужно оставить эти формальности и называть друг друга по имени. Да и на «ты» не помешает. Вы согласны?
Няня радостно кивнула.
Она скрасила мой вечер разговорами о детях. Никите уже полегчало, он часто вспоминал обо мне. Остальные дети всё ещё злились на меня, разве что Танечка – пятилетняя и предпоследняя дочь графа – был к моей особе равнодушна.
- Она всё время такая, - поделилась Эльза Васильевна. – Апатичная, немного нелюдимая. Знаете, мне кажется, она тяжелее всех переживает разлуку с матерью, но держит это в себе. Я стараюсь проводить с ней побольше времени, но она меня не воспринимает.
Стало жаль этого ребенка. Мне вообще всех этих детей жаль. Но вряд ли я способна чем-нибудь помочь в этой ситуации.
Когда няня ушла, я степенно и неторопливо начала готовиться ко сну. Взглянула на себя в зеркало и с некоторым удивлением отметила, как изменилось лицо. Болезненная худоба исчезла, лицо посвежело, появился некий намек на щеки. Да, черты лица у Марты были своеобразными. Ее трудно было назвать писаной красавицей, но при должном уходе...
Я остановилась посреди комнаты в некоторой растерянности. Значит, муж собрался испытать меня гостями? Я начала ходить взад-вперед по спальне и размышлять. Да, он хочет унизить меня, это точно. Похоже, решил сбить с меня спесь. Я должна встретить этот вызов во всеоружии.
Начнем с главного – с одежды.
Я забралась в сундук, где хранились скромные одеяния Марты. Разложив пять платьев на кровати, посмотрела на них с унынием.
Эх, тыкнуть бы носом этого индюка в такое приданое. А то, видите ли, «Марта выдуривала платья у сестры»! Да о чем вообще речь? Она бедна, как церковная мышь. Осталось только в холодильнике повеситься…
Платья выглядели откровенно не очень. Жутко мятые, каких-то мрачных расцветок. Одно – тёмно-зелёное с яркими белыми кружевами. Другое, коричневое, вообще без украшений и простое, будто монашеское. Третье кремового цвета - единственное, пожалуй, из всех наиболее приятное глазу. Но на нём тоже нет ничего, что украшало бы горловину или рукава. Выглядит довольно неброско. На остальные смотреть было бессмысленно.
Я прикусила губу. Конечно, это кремовое платье подошло бы, если бы были достаточно яркие украшения. Но, облазив всю комнату, я их не нашла.
– Вот так муж! – пробормотала раздраженно. - Не удосужился жене подарить ни цепочки, ни заколки, ни кольца…
Но ничего.
В своих роликах я периодически освещала такую тему, которая называлась «Очень умелые ручки» — по примеру передачи моего детства. В этой теме я собирала всякого рода информацию по преображению и обновлению старых вещей. Похоже, пришло время воспользоваться собственными советами и создать из этого всего что-то достойное.
Придумала!
Вот эти белые кружева, если их перенести на кремовое платье, будут смотреться неплохо. А вот с этого платья можно срезать пуговицы и пришить их у горловины. Они такие красивые, что создадут видимость украшений. Но у меня нет ни ножниц, ни иголки с ниткой.
Пришлось найти Эльзу Васильевну. Она как раз играла с двумя младшими в детской. Никита встретил меня с радостью и даже побежал обниматься.
– Почитаешь, почитаешь! – закричал он.
Я слегка виновато улыбнулась.
– Прости, малыш, но я сейчас очень-очень занята. Приду к тебе завтра, обещаю.
Мальчик сперва расстроился, но потом отвлекся на свои игрушки.
А вот пятилетняя Таня посмотрела на меня настороженно. Она следила за мной всё то время, пока я разговаривала с няней, но не проронила ни слова. Странный ребёнок. Кажется, с ней всё-таки не всё в порядке.
Попросив у Эльзы Васильевны всё, что нужно для шитья, я отправилась к себе. Рукоделием в своей прошлой жизни я занималась часто и с удовольствием, поэтому отпороть кружева и аккуратно пришить их на другое платье оказалось для меня крайне просто. Я залюбовалась результатом. Бежевое платье сразу же приобрело некую изысканность.
«Сюда бы ещё полоску бус, – подумала я, – было бы отлично…»
Но тех не нашлось.
Зато у Марты Михайловны оказалась в наличии косметика. Не такая, конечно, как на Земле, но я вполне могла узнать краску для бровей, румяна и некое подобие краски для губ. Дело в том, что и этим я в своё время интересовалась. Я вообще была очень любознательным человеком и хотела попробовать всё на свете. Была подписана на канал одной девушки, которая регулярно наносила макияж старинной косметикой.
– А вот теперь мы попробуем сделать волшебство, – пробормотала я с улыбкой.
Вымыла волосы и высушила их полотенцем. Когда они высохли окончательно, задумалась.
Чтобы создать локоны, пришлось найти Настю. Щипцы для подкручивания выглядели устрашающе – их накаляли на огне, и они едва ли не поджаривали волосы.
– Ладно, разок потерплю, – вздохнула я, осознавая, что красота требует жертв.
Часть волос я приколола шпильками на макушке в симпатичный пучок, остальные волнами рассыпались по плечам. С помощью Насти бежевое платье удалось выгладить допотопным утюгом. Оделась. Да, на поясе платье оказалось широковато – Марта сильно похудела. Пришлось немного ушить его несколькими стежками.
Теперь же пришло время заняться лицом.
Тщательно умылась и нанесла некое подобие пудры. Чтобы лицо не казалось чрезмерно бледным, для этого использовала кисточку для рисования. Настя наблюдала за мной с восторгом – она никогда не видела процесс грамотного использования косметики. С краской для бровей и ресниц пришлось повозиться: ложилась она грубо, выглядела слишком чёрной. В общем, пока я приноровилась, пришлось несколько раз умываться и начинать заново.
Однако через час мне удалось приловчиться. Брови стали выразительнее, ресницы — длиннее. Я даже сделала тонкую полоску стрелок на верхнем веке. Их почти не было заметно, но глаза визуально стали больше. Я улыбнулась своему отражению. Всё-таки красота — страшная сила, а мастерство — это вообще отпад…
Осталось аккуратно нанести румяна так, чтобы они были почти незаметны.
Ну и губы. С ними было сложнее всего, потому что красящая субстанция выглядела непонятной. Снова помогла кисточка для рисования. Теперь на меня из зеркала смотрела довольно симпатичная девушка, хоть и немного худощавая. Глаза — тёмные, выразительные, прическа добавляет облику благородства. Платье неброское, но светлое и летящее, кружева отлично дополняют образ, делая его нарядным. Нашлись и туфли в том же сундуке — помятые, правда, но на мне разгладились.
— Госпожа, вы так прекрасны! — всплеснула руками Настя, заворожённо наблюдая за мной.
Кажется, она отсутствовала на рабочем месте уже больше двух часов. Но ничего, обойдутся без неё. Пусть учится. Может быть, подобное преображение и ей когда-нибудь пригодится.
Я улыбнулась девчонке.
— Спасибо, Настя. А теперь расскажи мне, что ты знаешь о гостях…
Настя знала мало: лишь фамилии и тот факт, что это были близкие друзья Алексея Яковлевича, в основном семейные пары, его ровесники. Лишь один мужчина, Николай Воронцов, был новым соседом, живущим в поместье слева от нас. Он ещё никогда здесь не был, с Мартой был незнаком и, кажется, возрастом выходил немного старше остальных.
Алексей Яковлевич сорвался с места и поспешил навстречу девушке. Воронцов удивлённо обернулся к Сергею Павловичу.
— А что происходит? Что не так? — уточнил он.
Друг хозяина поместья до сих пор не мог прийти в себя и лишь открывал рот для ответа, но ничего не произносил. Он долго не сводил глаз с очаровательной брюнетки, но через некоторое время всё-таки отмер. Наконец Сергею Павловичу удалось повернуть взгляд к Николаю Воронцову, и он произнёс:
— Просто эта девушка — супруга Алексея Яковлевича Разумовского, Марта Разумовская…
Капитан в отставке побледнел. Разочарование волной пронеслось во взгляде, и он с некоторой тоской опять посмотрел в сторону супругов. К этому моменту Алексей Яковлевич уже находился рядом с женой и о чём-то мило с ней беседовал. Она мягко улыбалась ему в ответ.
— Как жаль! — вздохнул Николай Воронцов. — Надеюсь, Алексей простит мне столь чудовищную ошибку, — произнёс он, как будто был в чём-то виноват. – Я, право, серьезно напутал…
— Это неудивительно, — ответил Сергей Павлович, продолжая со странным недоумением наблюдать за своим другом и его женой. — Обычно Марта Михайловна выглядит совсем иначе. Даже не представляю, что с ней могло произойти.
— Правда? — удивился Николай Воронцов. — Но ведь женщины в принципе непредсказуемы и могут быть совершенно разными…
— О, вы не представляете, о чём речь! Эта девица, она...
— Здравствуйте, Николай! — бархатный женский голос прервал речь Сергея.
Оба мужчины обернулись и увидели перед собой трёх улыбающихся девушек. Одна из них с особенным вниманием смотрела в глаза Николаю Воронцову. Тот мягко улыбнулся и произнёс:
— Здравствуйте, Лидия! Рад вас видеть!
— О, я тоже рада вас видеть, дорогой Николай! Позвольте представить вам моих кузин. Это Светлана, это Розалия.
Две девушки, очень похожие друг на друга блондинки с завитыми волосами и большими серыми глазами, учтиво кивнули. Их затянутые в перчатки руки так и норовили взлететь вверх для поцелуев, но Николай Воронцов просто кивнул в ответ.
Девушки разочарованно переглянулись. И хотя обеим было не больше двадцати лет, Николай Воронцов, похоже, в их глазах считался весьма завидной партией. Поэтому его возраст их ничуть не смущал. Перебросившись с девицами парой вежливых фраз, капитан снова отвернулся и продолжил разглядывать Алексея Яковлевича и его жену. Лидия отошла в сторону, отвлекшись разговором с Сергеем Павловичем, а две девчонки недовольно поджали губы. Им очень хотелось привлечь внимание Николая к себе.
Увидев же, кого он рассматривает, одна из них — Светлана — презрительно скривилась.
— О, вы ведь не знакомы с Мартой Разумовской?
Розалия резко прервала сестру:
— Не называй её Разумовской. Справедливости ради она должна была остаться Орловской. Алексей Яковлевич так или иначе разведётся с ней.
Николай изумлённо обернулся и посмотрел на девиц вопросительным взглядом. Столь дерзкие речи его ошеломили. Девушки, обрадовавшись, что он наконец-то прекратил разглядывать «никчёмную» женщину, не заметили стальных ноток в его голосе.
- Вы действительно говорите о супруге Алексея Яковлевича?
Светлана ухмыльнулась, радуясь, что может поделиться потрясающей сплетней.
— Всем известно, что Алексей Яковлевич, очень красивый, влиятельный аристократ столицы, отчаянно хотел жениться на Арине Орловской. Но тесть обманул его и вместо Арины подсунул графу её старшую сестру - уродливую, глупую и крайне некультурную девицу. Так что этот брак обречён. Неужели вы не слышали об этой дикой истории, Николай?
Капитан напряжённо сжал челюсти. Все эти россказни были ему отвратительны, к тому же, они казались ему лживыми до невозможности.
— Но я не вижу никакой уродливой женщины, — произнёс он напряжённо, стараясь не выдать гнева и отвращения, которые обуревали его. — Я вижу красивую молодую женщину, поэтому ваши разговоры кажутся мне крайне неуважительными и неуместными, дорогие барышни.
Светлана и Розалия вспыхнули, их щёки залились румянцем, глаза широко распахнулись. Девушки напряжённо переглянулись, а потом одновременно в раздражении поджали губы.
— Однако вы крайне неучтивы, Николай, — произнесла Розалия. — Это как-то нехорошо с вашей стороны.
Мужчина не удержался и закатил глаза.
— Думаю, нехорошо - это обсуждать хозяйку поместья, в котором вы находитесь, — произнёс он холодно и отвернулся, всем своим видом показывая, что не хочет продолжать подобное знакомство.
Девушки фыркнули и, приподняв юбки, демонстративно удалились. Весь оставшийся вечер они бросали на Николая Воронцова гневные взгляды, а после этого случая по всей столице разлетелась сплетня, что завидный жених — откровенный грубиян…
***
Как только я вошла в большую гостиную, все взгляды обратились ко мне. Взгляды удивлённые, непонимающие, оценивающие. Очень быстро глазами нашла Алексея Яковлевича. Тот смотрел на меня в таком шоке, что я не удержалась от смешка.
— Что, не узнал? Муж объелся груш… - пробормотала себе под нос.
В тот же миг он сорвался с места и поспешил ко мне нервной походкой. Уж не выгнать ли собрался? Смотрит, как на врага народа. Однако, в паре шагов от меня муж остановился, разглядывая с ног до головы ошеломлённым взглядом. Дольше всего остановился на лице, словно не мог поверить в то, что это действительно я, то есть его «никчёмная и уродливая» Марта. Хотя я всего лишь воспользовалась косметикой. И немножечко оправилась от последствий отравления.
— Ты странно выглядишь, — вырвалось у него, а я закатила глаза.
— Ох, и комплимент! А вы бы предпочли, чтобы я выглядела, как раньше? — съехидничала и при этом мило улыбнулась я. Со стороны могло показаться, что мы с мужем полны расположением друг ко другу.
Алексей Яковлевич сразу же вспыхнул. Кажется, моя язвительность пришлась ему не по нраву. А чего он, интересно, ждал с таким приёмом?
— Ты снова остришь, Марта? — процедил он. — Я-то думал, что перемена во внешности произвела благотворную перемену и внутри…
— Добрый вечер, Марта Михайловна! — учтиво поздоровалась со мной одна из двух блондинок, которая повыше. — Чудесный вечер, не правда ли?
— Да, отличный! — сдержанно ответила я, напряженно разглядывая странную троицу. Светловолосые девушки были очень похожи друг на друга, но все-таки не являлись близнецами. А вот рыжая бросалась в глаза… абсолютным отсутствием вкуса, потому что при столько ярком медном цвете волос надела оранжевое платье! Безвкусица…
— Ваш супруг был очень любезен, что позволил всем нам вновь побывать здесь, — продолжила девица слащавым тоном. — Жаль, конечно, что в последнее время такие встречи (которые были раньше регулярными), стали проходить столь редко. Вы ведь знаете, что еще в прошлом году Алексей Яковлевич приглашал нас с сестрой, — она указала на другую блондинку, — и с подругой на ужины едва ли не каждые две недели. Ну да, откуда вам знать, вы же еще не были его женой и даже не помышляли ей стать, ведь правда?
Я чувствовала, что меня пытаются загнать в ловушку, поэтому ответила крайне скупо:
— Правда.
Они ожидали какого-то продолжения, но не дождались, поэтому инициативу в свои руки взяла другая блондинка.
— А скажите-ка, дорогая Марта Михайловна, — она пододвинулась ближе и загадочно сверкнула серыми глазами, — правда ли, что ваш отец поменял вас с сестрой прямо перед входом в опочивальню, так что Алексей Яковлевич женился на Арине Михайловне, а ночь провел с вами?
У меня даже глаза раскрылись шире от изумления. Вот уж не думала, что кто-то из местных решится задавать настолько провокационные вопросы с их-то «вежливостью». Остальные девицы навострили уши и фактически перестали дышать, желая услышать ответ или же увидеть мою позорную растерянность. Я действительно растерялась, но всего на мгновение, после чего мило улыбнулась, тоже придвинулась поближе к блондинке и заговорщическим тоном прошептала:
— Знаете, дорогая, мне кажется, вы ещё слишком малы, чтобы я могла говорить с вами о таких… г-м-м… вещах. Это разговоры только для взрослых. Сколько вам лет, дорогая? Четырнадцать? Или уже всё-таки стукнуло пятнадцать?
Самодовольная улыбка сползла с лица блондинки. Она подняла на меня непонимающий взгляд, потом поняла, что я над ней откровенно насмехаюсь, и начала гневно скрежетать зубами.
— Мне двадцать один! — возмущенно бросила она. — Неужели этого не видно? Вы что, совсем слепы?
— Двадцать один? — притворно удивилась я. — А я думала, только маленькие девочки носят на одежде столь милые розовые бантики.
Я указала на лиф её платья, где эти бантики были пришиты в ряд. Девица буквально разъярилась и притопнула ногой.
— Вы еще и невежественны, Марта Михайловна! — воскликнула она. — Это последний писк моды. Даже княгиня не брезгует подобными украшениями!
— О! А вы, значит, княгиню копируете! — парировала я насмешливо. — Но, боюсь, до княгини вам очень далеко.
И улыбнулась шире.
— Ну что ж, барышни, - поспешно добавила я, напуская на себя благодушный вид. - Спасибо за общение, я, пожалуй, пойду, — кивнула каждой и, приподняв юбки, собралась удалиться на балконную террасу.
Но рыжая девица вдруг остановила меня.
— Глядя на вас, — произнесла она с презрением, — сразу становится понятно, почему вся столица говорит о вашем скором разводе с Алексеем Яковлевичем.
Я замерла и медленно развернулась, посмотрев этой нахалке прямо в глаза. Изобразила легкую насмешку.
— Не думаю, что вы компетентны говорить о чьем-либо внешнем виде, юная леди, — произнесла я наставительным тоном, а когда девчонка собралась ответить мне что-то колкое, добавила: - У вас замечательные рыжие волосы, и при этом вы надели оранжево-персиковое платье? В нем вы больше всего напоминаете перезрелый абрикос…
Девица вытаращила на меня глаза и посмотрела с диким возмущением, а одна из блондинок не удержалась и прыснула в кулак. Рыжая вспыхнула от обиды. Поджала губы и, стремительно развернувшись, утопала прочь. Я посмотрела на блондинок, которые пытались лихорадочно придумать еще какую-нибудь гадость, и строго произнесла:
— Думаю, наше знакомство пора заканчивать, барышни, а то тоже попадете впросак. Не помню ваших имен и вспоминать не хочу, поэтому просто прощайте…
Развернувшись, я направилась дальше, полностью игнорируя возмущенное сопение сестер позади себя. Какие глупые гусыни, подумалось мне. Молодые, недалекие, высокомерные. Как же сильно это общество испорчено и пропитано эгоизмом! Неужели здесь нет нормальных людей? Что за мир такой?
На террасе оказалось довольно прохладно. Я не была готова к такой температуре и поежилась, но решила постоять тут хотя бы немного. Опустила руки на кованые перила, посмотрела вниз и поняла, что во дворе сейчас совершенно темно — ничего не видно. А на небе сияют мириады прекрасных звезд, и среди них ни одного знакомого созвездия. Навалилась тоска. Редкое для меня состояние, честно говоря. Тоска по прежней жизни, по нормальным людям, которые хоть иногда, но все-таки встречались мне. Тоска по свободе…
Да, здесь я находилась в клетке и была вынуждена воевать. Может, всё-таки стоит уйти отсюда? Этого жаждет Алексей Яковлевич и его друзья. Да и папаша Марты был бы рад, если бы меня не стало. Но разумно ли это? Я не привыкла бездумно рисковать своим благополучием. В этом мире у меня нет знакомых, нет дома, нет работы и документов. Уйти просто так означало бы, вероятно, попасть в очень непростые обстоятельства. Кому нужна одинокая девица без ничего? Приданое тоже никакое.
Поэтому лучше не рыпаться и продолжать воевать.
Я серьёзно продрогла, оставаясь на балконе более пятнадцати минут, но возвращаться жутко не хотелось. Опять сталкиваться с этими испорченными аристократами, натыкаться на презрительные взгляды... Просто мерзость какая-то. Но меня уже ощутимо трясло от холода, и я решилась вернуться.
Однако не успела сделать и нескольких шагов к двери, как кто-то появился в проёме. Замерла, невольно встревожившись. Через мгновение навстречу мне вышел мужчина, и я узнала его — это был тот самый Николай Воронцов.
- Извините, - произнесла я, несколько смутившись. – Не хотела вас обидеть…
Николай действительно казался искренним, и я решила дать ему шанс, то есть поверить его словам, а именно тому, что он пришел сюда по своей воле и не хотел ничего дурного. Но находиться с ним наедине и дальше не хотелось: наверное, сам по себе этот вечер вызывал у меня слишком сильное напряжение. Да и холод был чрезмерным.
Мы отправились ко входу в гостиную, и я уже собралась вернуть мужчине камзол, как вдруг прямо передо мной вырос… Алексей Яковлевич. Я невольно вздрогнула, потому что это было крайне неожиданно. Муж нахмурился, а когда увидел, что я на террасе не одна и что на моих плечах покоится мужской камзол, то глаза его блеснули... гневом. Ноздри начали раздуваться, как у быка – о, я уже не раз имела «честь» наблюдать подобное выражение на лице супруга. Аж захотелось притащить Алексею Яковлевичу стол, чтобы он мог мощно стукнуть по нему кулаком по старой доброй привычке.
Его появление и неуместная, как я считаю, реакция произвели эффект разорвавшейся бомбы. С меня мгновенно слетела усталость. Я выровнялась, подбородок вздернула повыше и посмотрел на мужа насмешливым взглядом.
- Что привело вас сюда, Алексей Яковлевич? – уточнила лениво. – Если вышли воздухом свежим подышать, то мы с удовольствием подвинемся. Проходите!
Я демонстративно отошла в сторонку, открывая мужу возможности пойти, но он, естественно, не сдвинулся с места.
- Что вы здесь делаете… вдвоем? – не стал он ходить вокруг да около. – Это как минимум неприлично…
Николай Воронцов смутился, и мне даже стало его жаль. Человек внимание проявил, позаботился, а его обвиняют по чем зря. Был бы муж нормальным, не приходилось бы чужим мужчинам ухаживать за женой!
- Конечно же общаемся, Алексей Яковлевич, что ж ещё? – ответила вопросом на вопрос.
Муж раздраженно поджал губы, но бросаться обвинениями не стал. Подозреваю, что он просто не хотел ссориться с соседом.
Я повернулась к Николаю.
- Спасибо вам за заботу – произнесла с улыбкой, возвращая ему камзол. – Было очень приятно познакомиться…
Воронцов смягчился. Мягкость и довольство прямо-таки растеклись по его чертам, и я с удивлением поняла, что верю ему еще больше. Не бездумно, нет. Просто… не кажется он мне лицемером и двоедушным.
Когда Николай забрал свою верхнюю одежду, я, проигнорировала Алексея Яковлевича, прошла мимо него и вошла в гостиную. На меня тотчас же обратились все взгляды. Но всего на пару мгновений, потому что в комнате вдруг появилась... Арина Орловская, ушлая сестрица Марты…
Одета она была блистательно. Я даже замерла, рассматривая этот образчик пленительной красоты. Она знала толк в украшениях и имела отличный вкус.
Светлое, приталенное платье с широкими юбками сидело на Арине идеально. Достаточно глубокий вырез намекал на богатое содержимое лифа, но при этом не открывал ничего провокационного. Узкие, хрупкие плечи были едва прикрыты тонкой накидкой, а прическа выглядела королевской. Серьги с жемчужинами в виде капель идеально дополняли образ, и я поняла: Арина очень старалась, чтобы произвести сейчас невероятное впечатление.
Увидев, что на неё смотрят все присутствующие, девушка широко улыбнулась. Рядом со мной остановился Алексей Яковлевич, и я невольно посмотрела на него.
Да, он тоже был восхищен. Тут же забыл обо мне и о своей неуместной ревности, и меня… затошнило. Затошнило от этого эгоистичного лицемерия, которое он источал.
Да, он был очень красив, и это постоянно бросалось в глаза. Но черная душонка добавляла его блистательному образу костяные рога и облезлый хвост.
- Сестренка! – громкий возглас заставил меня вздрогнуть и повернуться на звук. На меня в буквальном смысле летела Арина, очень широко раскинув руки. Я так удивилась, что не смогла увернутся, и через мгновение меня сжимали в объятьях до удушья.
В нос ударил щедрый запах духов, фиалковое дыхание «сестры» опалило кожу на лице, после чего она радостно чмокнула в щеку.
Я отшатнулась и постаралась совладать со своим неистовым желанием скривиться и обвинить ее в чем-нибудь. Лучше не раскрывать карты перед врагами.
- Марта, милая, - защебетала Арина, держа меня за плечи и разглядывая лицо. – Какая ты красавица! Я так рада видеть тебя счастливой и цветущей!
Она говорила так убедительно, что я почти поверила в отсутствие лицемерия, но… истина всё равно никогда не лжет, а она гласит, что яблоко от яблони далеко не падает. В прошлый раз во время обеда с родителями Арина как-то не спешила вставать на мою сторону, сейчас же вела со мной любезно явно напоказ.
Я отстранилась еще больше, заставив Арину отпустить мои плечи, и посмотрела на девушку холодно, но та сделала вид, то ничего не заметила. Полюбовалась мной радостно ещё несколько мгновений, а потом перевела взгляд на моего мужа. Сразу же мило смутилась и пробормотала:
- Простите, Алексей Яковлевич, мою невнимательность. Я так обрадовалась сестре, что вас не заметила…
Алексей расплылся в улыбке и потянулся к ее руке, чтобы через мгновение коснуться ее пальцев поцелуем.
Меня передёрнуло. Эти двое… в буквальном смысле флиртовали взглядами, и меня взяло возмущение. Если уж этому кобелю не терпится жениться на Арине, то пусть бы обеспечил Марту деньгами, домом и развёлся с ней полюбовно, чтобы не ломать потом столь мерзкую во всех отношениях комедию на глазах у окружающих.
Что ж, завтра же потребую этого у него!
Решив так, что поспешила откланяться.
- Мне нездоровится, - объявила ледяным тоном мужу и, не дожидаясь ответа, пошла к выходу. Арина ринулась за мной и схватила за руку, но я не слишком любезно стряхнула с себя ее хрупкую ладонь.
- Мне пора, - произнесла я, холодно смотря ей в глаза, отчего Арина изобразила глубокое страдание, но меня всё-таки отпустила.
Я отвернулась и наконец-то покинула гостиную, чувствуя спиной, как меня прожигают десятки взглядов.