Ещё пару дней и всё, и домой. Не верится. Всего ничего накопить осталось. Завтра последняя ходка, лишь бы только вернуться, а там уже всё по плечу.
Все мысли разогнал звонкий, бодрый голос:
— Яр?
Тут меня будто пронзило пониманием загруженности лишними мыслями. Я нехотя, не отрывая пустого взгляда от пола, повел головой в сторону говорящего.
— Ярик! Ты чего сегодня сам не свой? — обеспокоенно спросил он. — Так домой не терпится?
— Это финишная прямая, родители уже ждут.
— Не рано ли сказал им? Не сглазить бы, — Ваня постучал по деревянной прикроватной тумбочке. — Ты это… ложился бы. Уже совсем ночь.
— Не хочется спать. Вообще.
— Ага, сам уже носом клюёт! — вклинился Ганс, только что опустошивший поллитровку пенного, и принялся перебирать мелочь в кармане.
— А ты, Гарик, ночуешь в баре?
— Не пойду с вами.
— Почему?
— Дело-то плёвое: сигнал sos проверить, — думаю, вы и одни справитесь.
— Насколько я знаю, такие истории хорошо не заканчиваются, — возразил Ваня, будучи одетым, укутываясь в одеяло.
— Да ничё страшного, я в вас верю, ребят! — бросил через плечо не желающий дальше спорить Ганс и закрыл за собой хлипкую облезлую дверь.
По тихому клавишному щелчку перестал литься золотистый свет бра. Скудная, и без того мрачная, комнатка кабака погрузилась в кромешную тьму. Сменив позу “лотоса” на “эмбриона”, не с первого раза нащупав старое одеяло, я закрыл глаза, постарался улечься поудобней.
Но не могу я уснуть. То ли бестолковая радость, то ли назойливое чувство тревоги, то ли вновь проголодавшаяся тоска — что-то, да не даёт успокоиться. Что-то внутри трепещет, воет. Это неправильно, есть что-то под флёром. Это не стоит того. Не стоит того, чтобы я туда шёл. Но что “это”? Дружба? Деньги? Большая Земля? Не понимаю. Может, и не стоит гадать, просто подождать, увидеть всё самому? Но чуйка меня ещё никогда не подводила… ладно, подводила, но редко! Или всё-таки…или…
…
***
— Вставай! — неугомонно шептал Ваня.
Я сразу же сел, принявшись беспощадно тереть ещё не проснувшиеся глаза.
Вылезать из кровати так не хочется, может уйдём позже? Хотя уже всё накопившееся за ночь тепло пропало. Насильно вглядевшись в темень, Я медленно окинул взглядом комнату: Ганс ещё дрых на раскладушке у входа, куртка Ваниного комбеза визит в изголовье кровати, мой рюкзак, наполовину выпотрошен — я со вчера ещё не собрал вещи, да что там собирать-то, нечего. Надеюсь, проснусь, пока приведу себя в порядок.
Уже светает рано, но лапы елей вдали всё ещё скрываются в потёмках.
Съёжившись от сурового февральского ветра, я попытался догнать Пулемётчика, но мышцы сковывал холод, а дышать становилось всё труднее.
— Вань, подожди.
— Что опять?
— Я не успеваю.
— Лучше поспешить. По-хорошему, идти надо было ещё вчера, может действительно кто живой есть… был.
— Не думаю, что “он” мёртв. Всего ничего времени прошло.
— По пустякам sos не пускают. Если были шансы выбраться самому, пусть даже маленькие, не афишировали бы.
Ступив на покрытый тонким слоем льда сугроб, нога по колено провалилась в снег, и стало ещё хуже. Круто, теперь ещё и промок. Будет обидно, если по приезде заболею.
Ваня заметил, что я вновь отстал, и не упустил возможности отвесить пару замечаний.
— А чего не оделся как положено? Знал же, что минуса до марта будут.
— Будто я этого марта ждать буду. Я уже продал зимние шмотки. Они хорошие, не рваные…ну как, не смертельно рваные. Взяли.
Только начался лесок, разделённый молнией-железной дорогой, как беседа смолкла, и никто не проронил ни слова до перекрёстка еле видимых троп.
— Чего стоим?
— Да погоди ты! Дай с картой свериться, — его взгляд утонул в маленьком тусклом экране.
Хорошо подожду.
Я положил руку на карман, нащупывая рукоятку “марты”.
Неужели скоро придётся от этого всего отвыкать? И никакого больше беспокойства о завтрашнем дне? Я попытаюсь, правда попробую, с кем-нибудь познакомиться. Я же тоже имею право быть кем-то любимым, разве нет?
Столько произошло за эту зиму. Я хотел умереть, ну и ладно. Это лишь плохое настроение и ничего более. Я ещё совсем юн, мне свойственны скачки настроения, пусть из крайности в крайность, – это нормально.
— Пойдём, — серо позвал Ваня.
И чего он всё время такой недовольный? Жизнь полна положительных моментов. В конце концов, разве не в мелочах заключается счастье, чтоб каждый день был красным днём календаря?
— Почему дальше в лес?
Я вечером рассматривал окрестности, и, — нога зацепилась за корягу, — и там была автомобильная дорога, чуть ли не на прямую ведущая к тоннелю, куда нам и надо.
— А потому что я не горю желанием базарить с военсталами, понятно?!
Нет, сегодня Пулемётчик не просто сер, а прям зол! Может дело во мне? Может я действительно слишком счастлив? Травлю его этим?
— Что-то случилось? — я виновато вгляделся в его коротко стриженный затылок, надеясь, что Ваня всё же обернётся.
— Вопросы тупые задаёшь! — с ноткой перца в голосе рявкнул Пулемётчик. — Если я сказал куда-то идти, значит ты туда и идёшь! Без вопросов! Я итак согласился тебе помочь, хотя сам с этого ничего не получу! До единого гроша – всё уйдёт тебе! Я пошёл лишь потому, что тебя одного отпускать нельзя, ты нифига не умеешь, подохнешь и всё! А это не в мою пользу, мне ты дорог как человек!
Мне нечего добавить. Я давно предполагал, что становлюсь обузой для всех вокруг. Неудивительно, я быстро надоел и Ване.
Ну вот и всё, не хочу теперь никуда. Однако больше половины пути пройдено, не бросить так, как есть.
Болото не промёрзло до конца. Вообще не покрывалось льдом. Почему? Запомнить бы да спросить у мамы. Хех, постоянно одно и тоже: “запомнить, делов-то!”, “да ну, вспомню потом!” – а нет, потом уже никак.