Гленмор спал. Вернее, он делал вид, что спит. Маленький городок, затерянный среди холмов и хвойных лесов, давно научился носить маску провинциального благополучия. К восьми вечера на главной улице — Пихтовом проспекте — оставались открыты лишь кафе "У Доры", где собиралась местная молодежь, аптека да библиотека, в окнах которой еще светился желтый квадрат.
Лия Картер перепроверяла расстановку книг на полке "Современная проза". Её движения были точными, почти механическими: палец скользил по корешкам, сверяясь с цифрами на каталожных карточках. Пять лет работы библиотекарем отточили в ней эту методичность до автоматизма. Порядок на полках успокаивал. Порядок был противоположностью того хаоса, что случился восемнадцать лет назад на шоссе №7, когда её мир разбился на осколки вместе с лобовым стеклом родительской машины.
"Лия, я закрываюсь!" — донёсся из-за угла голос миссис Гловер, заведующей. Пожилая женщина уже надела пальто и держала в руках огромную связку ключей.
"Я всё, Элеонора. Иду."
Лия взяла со стола свою кожаную сумку, проверяя на ощупь наличие ключей, телефона и маленького баллончика с перцовым газом — подарок Марка на прошлое Рождество. "На всякий случай", — сказал он тогда. Сейчас "всякий случай" бродил по Гленмору уже пятерым неделям.
Слухи о серийном убийце ползли по городу как ядовитый туман. Пять жертв за пять недель. Никакой связи между ними: разнорабочий из ремонтной мастерской, пожилая учительница музыки на пенсии, студентка-заочница, бармен и, позавчера, водитель автобуса. Смерть приходила быстро и безжалостно — никаких следов насилия, никакой борьбы, только бледные, будто обескровленные тела с застывшими масками ужаса на лицах. Полиция разводила руками, газеты печатали сенсационные заголовки, а город закутывался в паранойю.
"Ты слышала? — шептались женщины у касс в супермаркете. — Говорят, у Эллен Кларк, той учительницы, даже капли крови не нашли. Совсем."
"Дьявол ходит среди нас, — мрачно заключал пастор в воскресной проповеди. — И собирает свою жатву."
Лия выключила свет в читальном зале, и темнота мягко обняла ряды столов и стульев. В окно падал свет уличного фонаря, превращая книжные полки в подобие гигантских надгробий.
Он ждал её у входа, прислонившись к своей темно-синей "Тойоте". Марк Стивенс — тридцать лет, архитектор в местной фирме, владелец ипотечной квартиры с видом на озеро и планов на будущее, в центре которых была Лия. Высокий, подтянутый, с аккуратно уложенными волосами и дорогими часами на запястье. Идеальный мужчина для идеальной жизни. Иногда слишком идеальный.
"Опаздываешь на четыре минуты, — улыбнулся он, проверяя часы. — Миссис Гловер снова заставляла пересчитывать каталог?"
"Что-то в этом роде." Лия позволила ему поцеловать себя в щеку. Его губы были сухими, запах одеколона — слишком резким после книжной пыли.
Они пошли по Пихтовому проспекту. Вечерний воздух пахёл осенью — влажной листвой, дымком из труб и чем-то ещё, едва уловимым, горьковатым. Лия невольно напряглась.
"Что-то не так?" спросил Марк, замечая её напряжение.
"Просто холодно."
"Скоро переедем в более тёплые края, — сказал он уверенно, обнимая её за плечи. — Я посмотрел варианты в южных штатах. Есть пара интересных предложений."
"Марк, мы уже обсуждали. Моя работа здесь..."
"Ты можешь работать библиотекарем где угодно, дорогая. А здесь..." Он понизил голос. "Здесь этот маньяк.
Его забота была похожа на железные объятия — безопасно, но удушающе. Лия молчала, глядя под ноги. Тени от фонарей тянулись длинными щупальцами.
"Кстати, мама звонила, — продолжал Марк. — Она настаивает, чтобы мы определились с датой. Церковь бронируют за год."
"Мы ещё не обручились официально, Марк."
"Технические детали." Он махнул рукой. "Ты знаешь, что я тебя люблю. Мы прекрасно подходим друг другу."
Любовь. Это слово в его устах звучало как деловое предложение. Практично, надёжно, логично. Совсем не так, как в книгах, которые Лия выдавала каждый день. Там любовь была ураганом, пожаром, безумием. А её жизнь была аккуратной библиотечной карточкой.
Они свернули на Вязовую улицу — короткий путь к её дому. Здесь фонари стояли реже, и тени сгущались. Лия невольно ускорила шаг.
"Боишься?" спросил Марк.
"Не глупи."
"У меня есть вот это." Он похлопал по карману, где лежал складной нож. "И твой баллончик. Мы в безопасности."
Но безопасность была иллюзией, и они оба это знали.
Улица пересекалась с Транзитной дорогой — неширокой, но оживлённой в дневное время артерией, ведущей к шоссе. Светофор мигал жёлтым, предупреждая о ночном режиме.
"Давай перейдём здесь, — сказал Марк, беря её за руку. — Через пять минут будем у тебя дома. Я разожгу камин, ты приготовишь тот самый какао с корицей..."
Он говорил, строя планы на вечер, на жизнь, на будущее. Лия кивала, но её мысли уже уплывали куда-то далеко. Шипение шин по мокрому асфальту, запах бензина и осени — всё это сливалось в тревожную симфонию, отдающую эхом в её памяти.
Восемнадцать лет. Дождь. Фары встречной фуры, вынырнувшие из-за поворота как два ослепительных солнца. Крик отца. Звон разбитого стекла. Запах крови, смешанный с запахом мокрой земли. А потом тишина. Глубокая, всепоглощающая, страшная тишина.
"Лия? Ты меня слышишь?"
Она моргнула, возвращаясь в настоящее. "Прости. Задумалась."
"О чём?"
"О родителях."
Марк вздохнул. "Опять? Лия, милая, это было давно. Нужно жить настоящим."
Легко сказать. Настоящее было построено на костях прошлого. Она выжила в той аварии чудом — отделалась парой царапин, тогда как машина превратилась в груду металла. Психологи говорили о травме, вытесненных воспоминаниях. Но иногда ночью ей снились не фары, а что-то ещё — тени, шевелящиеся на обочине, пара глаз, сверкающих во тьме, низкий рык, заглушаемый рёвом двигателя.
"Пойдём, — сказал Марк, шагая на проезжую часть. — Светофор скоро переключится."
Сознание вернулось к Лие постепенно, как прилив, накатывающий на берег. Сначала — белый потолок, сетка трещин в штукатурке, знакомый до тошноты больничный аромат: антисептик, старое бельё и подспудная нота человеческой немощи. Потом — боль. Тупое, тянущее жало в правом боку, под рёбрами. Но странное дело — она была уже не острой, пронзительной, как вчера, а скорее напоминала глубокий синяк, который вот-вот начнёт заживать.
Лия медленно приподняла голову. Она лежала в полупустой палате на две койки. Вторая была пуста. Окно выходило на парковку. За стеклом лил осенний дождь, превращая утро в серо-водянистую муть.
Она осторожно приподняла край больничной рубашки. Под стерильной повязкой, наложенной вчера парамедиками, она увидела не то, что ожидала. Вместо красных, воспалённых полос должны были быть три длинные царапины. Но они уже покрылись тонкой розовой плёнкой новой кожи. Заживление, на которое ушла бы неделя, произошло за ночь.
В памяти всплыл голос молодого парамедика: «Вы всегда так пахли? Диким мёдом и грозой…»
Лёгкий стук в дверь заставил её вздрогнуть. Вошла медсестра — полная женщина лет пятидесяти с усталыми, но добрыми глазами.
— О, вы проснулись. Как самочувствие, мисс Картер?
— Нормально, — голос Лии прозвучал хрипло. — Только бок…
— Болеть будет ещё пару дней, — медсестра подошла, щёлкнула ручкой шариковой ручки и занесла что-то в график на стене. — Ушибы и растяжения так быстро не проходят. Но вам повезло. Очень повезло. — Она взглянула на Лию с откровенным любопытством. — Говорят, вас какая-то собака спасла?
Собака. Слово прозвучало нелепо и обидно. То, что она видела, не было собакой. Это было воплощённой силой и дикостью.
— Что-то вроде того, — уклончиво ответила Лия.
— Ну, слава Богу. А то у нас тут уже шепчутся, что это сам маньяк на грузовике разъезжает и людей давит. Бред, конечно. Кофе принести?
Лия отказалась. Когда медсестра вышла, она снова дотронулась до повязки. Под пальцами кожа не была горячей, не пульсировала. Она просто… заживала.
Дверь снова открылась, и на пороге появился Марк. Он выглядел так, будто не спал всю ночь: дорогая рубашка мятая, тени под глазами, но сам он был безупречно выбрит и от него пахло свежим одеколоном, перебивающим больничные запахи.
— Лия, дорогая. — Он подошёл, наклонился и поцеловал её в лоб. Его губы были холодными. — Как ты?
— Жива, — сказала она, отстраняясь чуть дальше, чем обычно. Его запах — чистый, искусственный — резал обоняние, которое, как она теперь замечала, стало невероятно острым. Она учуяла под одеколоном нотки его пота, стресса, и что-то ещё… металлическое, как старые монеты.
— Я договорился с главврачом. Тебя выписывают. Документы готовы. Я заберу тебя к себе.
— К себе? — насторожилась Лия. — У меня же свой дом.
— Лия, будь благоразумна, — его голос приобрёл тот покровительственный тон, который она начала ненавидеть. — Твой дом на окраине. Рядом лес. Там может прятаться что угодно. Тот… зверь. Я не могу рисковать.
— Марк, это мой дом. Я чувствую себя там в безопасности.
— После вчерашнего? — он всплеснул руками. — Ты чуть не погибла! Я не позволю тебе одной ночевать в том старом бараке на краю леса. Пока этот маньяк (он сказал это слово с особой горечью) не пойман, ты будешь под моей защитой.
Это не было предложением. Это был приговор.
Лия закрыла глаза, чувствуя, как нарастает головная боль. Спорить сейчас не было сил. Да и, возможно, он был прав. Лес за её домом внезапно показался ей не дружелюбным укрытием, а полным невидимых угроз.
— Хорошо, — сдалась она. — Но сначала заедем ко мне. Мне нужны вещи. Книги. Одежда.
Марк хотел возразить, но увидел её взгляд и кивнул.
— Хорошо. Но ненадолго.
Дождь к моменту их выхода превратился в мелкую, назойливую морось. Серая «Тойота» Марка пахла новым кожзамом и кофе из термокружки. Лия молча смотрела в окно. Город, промокший и подавленный, проплывал мимо. Она видела всё в неестественно резких деталях: каждую трещину на асфальте, каждую каплю на стекле, выражение лиц редких прохожих — озабоченное, испуганное.
— Полиция ничего не нашла, — нарушил тишину Марк. — Тот грузовик будто испарился. А про твоего «спасителя»… — он с силой выдохнул. — Они решили, что это была стая бродячих собак. Якобы я в панике преувеличил размеры.
— А что ты видел? — тихо спросила Лия, не отрывая взгляда от окна.
Марк на секунду задумался.
— Я видел… тень. Огромную. И глаза. Светящиеся. — Он сглотнул. — Но такого не бывает, Лия. Это… аномалия. Стресс сыграл с нами злую шутку.
Но царапины на моём боку — не аномалия, — подумала она, но не стала говорить вслух.
Они свернули на Проселочную улицу, где стоял её дом. Двухэтажный, деревянный, построенный ещё её дедом. Он действительно находился на самой границе: с одной стороны — последние дома Гленмора, с другой — плотная стена смешанного леса, уходящего к подножию холмов. Раньше этот вид успокаивал. Теперь лес казался живым, дышащим, наблюдающим.
Марк припарковался у калитки.
— Я зайду с тобой. Быстро соберём самое необходимое.
Он вышел, но Лия задержалась в машине на секунду. Она закрыла глаза и… прислушалась. Не ушами. Чем-то другим. И ощутила это. Лес пах. Не просто сыростью и хвоей. Он пах жизнью: тёплой кровью мелких зверьков, сладкой гнилью опавших листьев, грибной сыростью, и чем-то диким, мускусным, могучим. Запах переполнил её, закружил голову. Она вдруг с жадностью вдохнула, как будто до этого всю жизнь задыхалась.
— Лия? — Марк уже стоял у её двери, нахмуренный.
Она вышла. Дождь тут, на окраине, казался тише, а воздух — чище и холоднее. Их шаги по гравийной дорожке прозвучали оглушительно громко. Когда она вставила ключ в замок, её пальцы дрожали.
Дом встретил их привычным запахом старого дерева, воска для полов и книжной пыли. Но под этим знакомым слоем витало что-то новое. Слабое, но отчётливое. Запах чужого. Чужого и… знакомого. Дикий мёд и гроза. Тот же запах, что исходил теперь от неё самой. И следы — не на полу, а в самом воздухе, словно кто-то незримый прошёл здесь совсем недавно.
Рассвет застал Лию сидящей на балконе в том же кресле, куда она опустилась ночью, получив зловещую бересту. Коготь, тёплый и острый, она спрятала в потайной карман джинсов. Амулет-полумесяц снова висел на шее, приглушая мир, но не способный заглушить тревогу, пульсировавшую в ритме с зажившими шрамами.
Из кухни доносились звуки: шипение кофеварки, стук посуды. Марк встал рано. Слишком рано для субботы. Лия почувствовала его приближение прежде, чем услышала шаги — напряжение в воздухе, резкий запах его беспокойства, смешанный с дорогим гелем для душа.
— Ты не спала, — констатировал он, останавливаясь в дверях балкона. В его руках были два кофе, но в его глазах не было утренней сонливости, только холодная, выверенная ясность. — Я слышал, как ты ворочалась. И выходила сюда.
— Не могла уснуть, — просто сказала Лия, не оборачиваясь.
— Тебе нужны снотворные. Я поговорю с врачом. — Он поставил чашку на столик рядом с ней. — Сегодня мы уезжаем.
Это прозвучало как гром среди ясного неба. Лия наконец повернулась к нему.
— Куда?
— В мой загородный дом. На озере. Ты никогда там не была. Там тихо, безопасно, хорошая охрана. Пока этот кошмар не закончится.
— Марк, я не могу просто взять и уехать. У меня работа…
— Я уже поговорил с миссис Гловер. Она согласна на твой неоплачиваемый отпуск по… состоянию здоровья. — В его голосе прозвучала та же властная нота, что и вчера, но теперь в ней была стальная решимость. — Мы собираем вещи и едем после завтрака.
Он не спрашивал. Он информировал. Лия почувствовала, как в груди закипает что-то тёмное и горячее. Не страх. Гнев. Чистый, животный гнев от того, что её жизнь снова кто-то пытается контролировать.
— А если я откажусь? — тихо спросила она.
Марк замер. Его лицо стало каменным.
— Тогда я вынужден буду предположить, что вчерашний шок повлиял на твое психическое состояние, — сказал он ледяным тоном. — И позаботиться о тебе, как о недееспособной.
Угроза висела в воздухе густыми, ядовитыми парами. Лия увидела в его глазах не любовь, а одержимость. Объектом, который выскальзывал из рук. Его план, его идеальная жизнь с идеальной женой давали трещину, и он был готов на всё, чтобы залатать её, даже если для этого пришлось бы сломать саму вещь.
В этот момент зазвонил его телефон. Марк, не сводя с Лии глаз, поднёс трубку к уху.
— Да? …Что? Где?.. Чёрт. — Его лицо побледнело. Он бросил на Лию быстрый, нечитаемый взгляд. — Хорошо. Я… я посмотрю новости. Спасибо.
Он положил телефон.
— Что случилось? — спросила Лия, уже зная ответ. Её шрамы вдруг заныли.
— Нашли ещё одну. Шестую. — Голос Марка сорвался. — На Старой Лесной тропе. Недалеко от… от твоего дома.
Холодный комок сжался у Лии в животе. Старая Лесная тропа. Путь, которым она часто ходила за грибами. Место, где вчера, как ей показалось, она видела силуэт в лесу.
— Кто? — выдохнула она.
— Не знаю. Говорят… — он сглотнул, — говорят, тело почти не нашли. Только… лужу. И клочья одежды. Как будто его не убили, а… растворили.
Марк, потрясённый новостью, ушёл в свой кабинет — «разобраться с работой перед отъездом». Лия осталась на кухне, механически допивая остывший кофе. Звук тихого, но настойчивого стука в дверь заставил её вздрогнуть.
На пороге стояла Изабель. Сегодня она была в тёмно-бордовом платье, подчёркивающем её бледность, а в руках держала изящную коробку с кондитерскими изделиями.
— Доброе утро, — улыбнулась она. Её улыбка была сладкой, как яд. — Марк сказал, что вы уезжаете. Решила зайти попрощаться. И… кое-что вернуть.
Она шагнула в квартиру без приглашения, закрыла дверь и протянула Лии маленький, знакомый предмет. Это была заколка для волос. Лия нащупала её отсутствие вчера, но не придала значения.
— Вы уронили её вчера на лестничной площадке, — пояснила Изабель. Но её глаза говорили другое: «Я была у твоего дома. Я всё знаю.»
— Спасибо, — тихо сказала Лия, забирая заколку. Металл был ледяным.
— Как спалось? — Изабель прошлась по гостиной, её пальцы скользнули по корешкам книг на полке Марка. — После такого… насыщенного вечера?
— Что вы хотите, Изабель? — спросила Лия прямо, усталая от игр.
Изабель повернулась. Её игривость исчезла, уступив место холодной, бездонной серьёзности.
— Я хочу предложить тебе выбор, Лия Картер. Вернее, показать, какой выбор у тебя есть. Потому что Марк уже сделал его за тебя. А тот… дикарь из леса предложит тебе только инстинкт и кровь. У меня есть знание.
— О чём вы говорите?
— О твоей истинной природе. — Изабель подошла ближе. От неё пахло теперь не парфюмом, а древностью и властью. — Ты чувствуешь изменения, не так ли? Обострившиеся чувства. Быстрое заживление ран. Тягу к лесу. Ты слышишь зов луны, даже когда её не видно.
Лия отступила, наткнувшись на кухонный стол.
— Я не…
— Не ври. Себе, в первую очередь. — Изабель указала на её шею. — Этот амулет… хитрое изделие. Маскировочный глиф старой школы. Он скрывает твой истинный запах, приглушает твои пробуждающиеся силы. Его дала тебе мать? Или тот, кто называл себя твоим отцом?
Сердце Лии бешено колотилось. Она вспомнила детский рисунок, надпись: «Люди забрали меня. Они боятся нас.»
— Кто вы? — прошептала она.
— Я — Изабель Блэкторн. И я, как и ты, дитя двух миров. Твоя кровь смешана со своими , а в моих жилах течёт не кровь оборотня или ведьмы, а кровь вампира и… кое-чего ещё. — В её глазах вспыхнула алая искорка. Так быстро, что Лия могла решить, что это показалось. — Я предлагаю тебе не бежать в лес с первым же дикарём, почуявшим твой запах. Я предлагаю научиться. Узнать, кто ты. И как использовать это. Прежде чем другие решат использовать тебя.
Она протянула руку. В её ладони лежал маленький чёрный флакон из матового стекла.
— Это настой полыни и серебряного корня. Он поможет тебе контролировать первые вспышки. Смягчит боль трансформации, если… когда она начнётся. Прими сегодня вечером, перед сном. Если, конечно, Марк позволит тебе уснуть. — В её голосе прозвучала лёгкая насмешка.