Раннее утро.
Дверь в автомастерскую скрипнула так же противно, как и три года назад. Тот же запах – масло, бензин, металл. Тот же тусклый свет, пробивающийся через заляпанные окна, которые сроду не мыли.
Только вот лица... Лица были другими.
Я стоял на пороге. Всё замерло, как и взгляды на мне.
– Мужики, я, кажись, белку словил! – заорал Жэка и швырнул в меня гаечным ключом.
С трудом, но я увернулся, и ключ с лязганьем поскакал по бетонному полу.
Воцарилась гробовая тишина. Только радио хрипело из угла, да где-то далеко жужжал компрессор.
– Дарова, бандиты! – как можно жизнерадостнее воскликнул я, чтобы разорвать это шоковое молчание.
Первым опомнился Антон. Он сидел на ящике из-под запчастей, разбирал какую-то коробку, и когда поднял глаза – у него задрожали руки.
– Костя? Барсов? – голос у него сорвался.
Я кивнул. Не знал, что сказать.
Жив? Да и так видно.
Вернулся? Тоже очевидно.
– Ебать бобра на эстакаде! – выматерился он, выражая крайнюю степень удивления. Антон встал, отшвырнул от себя коробку, подошёл и схватил меня за плечи, будто проверял, настоящий ли. – Ты... как? Ты же... тебя же...
– В списках не значится? – хрипло усмехнулся я.
Ребята нерешительно столпились вокруг: Жэка, Санёк, Марат. Все трогали, хлопали по спине, матерились от неверия. Подошли даже те, с кем я не был знаком. Санёк – совсем молодой парнишка не сдержался – прослезился, отвернулся, будто пыль в глаз попала.
– Дядя Костя, мы думали, вас там... – он не договорил.
– Думали, – я снял военный рюкзак, бросил его на верстак. Он грохнул, подняв облако пыли. – Я и сам думал.
Антон вдруг резко обнял меня, стиснул так, что хрустнули рёбра.
– Чёртов ублюдок, – прошептал он. – Чёртов везучий ублюдок... Господи, счастье-то какое!
Я рассмеялся. Или закашлялся. Не разобрать.
На меня посыпались вопросы со всех сторон, но Антон резко прервал этот поток.
– Работаем! – рявкнул он на слесарей. – Вечером устроим дискотЭку с блек-джеком и шлюхами, там и попиздим. Дайте Костяну в себя прийти! Кость, ты не вздумай им наливать до вечера. Сам знаешь, вся работа по одному месту пойдёт.
Мужики расстроенно загудели и разошлись по своим рабочим местам.
Я приехал сюда наудачу. Не надеялся застать кого-то из прежних рабочих, но, к счастью, остался кое-кто, и они были мне рады. Стало легче на сердце, даже настроение поднялось.
– Ты где остановился, Костян? – спросил у меня Антон.
– Да нигде пока. Поздороваться зашёл.
– Если что, твои шикарные апартаменты тоже по тебе соскучились, – показал рукой вглубь ангара.
– Да ладно? – не поверил я.
– Пойдём, – кивнул в сторону подсобки, в которой я жил какое-то время, прежде чем пропал с концами.
Сначала тюрьма, потом война...
Я подхватил свой рюкзак, и мы с Антоном двинулись в конец ангара. По пути я мельком видел автомобили, ждавшие своей очереди на ремонт, станки, покрышки и всё в этом духе. Помещение было довольно просторным, таким, что по нему можно было свободно передвигаться на машине.
В какой-то момент я тормознул, выцепив взглядом мотоцикл.
Он не был обычным, как и его хозяйка.
Меня словно кипятком ошпарило. Внутри всё мелко задрожало, стоило увидеть даже не саму девчонку, а всего лишь её мот.
– Это... Леркин? – с трудом выдавил из себя.
– Ага, её, – подтвердил Антон, усиливая моё внутреннее волнение.
Байк был как новый, поэтому я понял, что он не для ремонта тут стоит. Неужели, Лерка где-то здесь? Может, продала мотоцикл кому-то из пацанов за ненадобностью?
Я уехал, и байкерская дурь из её головы выветрилась вместе с моим духом? Может, оно и к лучшему. Опасная это штука – мотоцикл.
– А мой?
– Так, эта зараза отжала, – развёл руками Антон. – Сказала, что это на память о тебе. У ней разве отберёшь? Она вчера на нём уехала кататься. А свой пока здесь бросила. Приходит, уходит... Как к себе домой.
– А когда вернётся? – пуще прежнего разволновался я.
Не то чтобы боялся с ней пересекаться. Нет...
Я себе слово дал, больше не приближаться к этой девчонке. Никогда.
А тут вдруг вот так, в лоб. Прямо сегодня?
Я не был готов. Впрочем, к ней нельзя быть готовым. С ней всё наперекосяк, всегда не по плану.
– Она не отчитывается, Костя. В поле ветер, в жопе дым. Они это... – Антон замялся, и я понял, что он хочет сказать, что-то неприятное. – Поженились, короче, с Касьяновым.
Я воспринял эту новость спокойно.
Это было логично и предсказуемо. Я знал, что так и будет, поэтому и не хотел, чтобы Лерка меня ждала из тюрьмы. Чтобы не расстраиваться.
Вот, я и не расстроился сейчас. Винить её было абсолютно не в чем, и обижаться не на что.
Напротив, я был рад, что она нашла в себе силы пережить наше расставание с ней и продолжить жить дальше.
– Давно?
– Сразу, как тебя посадили, – сообщил Антон, и мы продолжили путь к подсобке.
– Ясно. А Витёк, что? Заглядывает? – поинтересовался я про Леркиного мужа и своего бывшего друга по совместительству.
– Касьянов теперь птица важная. Где мы, а где он? Заходит, если Лерку найти не может.
– А что, она часто теряется?
– Нечасто, но бывает.
Подсобка располагалась на втором этаже. Нужно было подняться по железной, громыхающей лестнице. Восемь ступенек.
Восемь ступенек в прошлое.
В дверях подсобки я замер.
Пахло пылью, машинным маслом и чем-то ещё – затхлостью, сыростью, будто комнату долго не проветривали. Так оно и было, видимо. Никто сюда не заходил. Никто ничего не трогал.
Антон стоял за моей спиной, молчал. Я чувствовал его взгляд – тяжёлый, недоверчивый, будто до сих пор не верил, что это я. Что я вот тут, живой, в подпалённом армейском бушлате, с обшарпанным рюкзаком через плечо и стоптанных берцах.
– Ничего не меняли, – наконец сказал он. Голос хриплый, глухой. – Как ушёл, так и стоит.
Я кивнул не оборачиваясь.
Комната была маленькой, тесной. Криво застеленная кровать, стол, подпертый газетой, чтоб не шатался, шкаф с отваливающейся дверцей. На стене – календарь трёхлетней давности, на котором Лерка отмечала кружочками дни своих месячных.
Обои, что она поклеила, неровно, как умела, пытаясь навести здесь уют, пожелтели и отстали по углам.
Но в целом, будто я только вчера здесь был.
Я шагнул вперёд, ухнул рюкзак на пол. На столе, рядом с пепельницей, стояло фото. Моё. В рамке. И уголок чёрной ленты, как полагается. Рядом стакан, накрытый куском хлеба. Поминальный.
Комок застрял в горле.
– Вы чё, блять… меня похоронили? – спросил я, не глядя на Антона.
Он заёрзал.
– Ну… Думали, что не вернёшься. Прости, Кость, – Он махнул рукой, будто отмахивался от чего-то. – Письмо с самой Москвы было, что ты погиб!
– Серьёзно? – усмехнулся я.
Я взял в руки фото. Я на нём молодой, пацан совсем, улыбаюсь даже. Как будто и не я вовсе, как будто другой человек.
Лерка фотографировала. Она вообще любила меня снимать на свой телефон.
– А хлеб?
– Это я ставил, – признался Антон. – Думал, вдруг душа придёт. Бывало... разговаривал с тобой даже...
Я поставил фото обратно. Рука дрогнула, и оно едва не упало.
– Ну вот, пришла, — пробормотал я. – Наговоримся теперь.
Антон замолчал. Потом не выдержал:
– Кость… А ты как вообще?
Я оглядел комнату. Кровать, стол, шкаф. Все то же. Только я – не тот.
– Да нормально я, Антох. Душ работает? Помыться бы... А то воняю, как будто и правда сдох.
Антон рассмеялся, и напряжение окончательно спало.
– Сейчас я Санька пришлю, он тебе тут марафет наведёт и пожрать чё-нить накроет.
– Да я сам могу.
Я замялся от неловкости. Пацаны меня встретили как родного. О большем я и мечтать не мог.
– Давай, иди полощи мудя! Саньку только в радость будет за тобой поухаживать. Ты ж легенда!
– Скажешь тоже...
– Как там в песне поётся? По законам справедливого трона... Кто убил Дракона, сам становится драконом.
Я не убивал Гошу, как все думают. Но отрицать этого права не имел по веским причинам, поэтому спорить со старинным другом не стал.
– Спасибо, Антон! Я...
– Отдыхай, Барс! Вечером перетрём. Есть о чём, – многозначительно сказал он. – Ты очень вовремя вернулся!
Антон ушёл, заставив железную лестницу содрогнуться от своего веса и огромных кирзачей. Я открыл шкаф, достал из него стопку постельного белья и чистое полотенце. И от них немного попахивало сыростью, но выбирать было не из чего.
В шкафу всё было тоже на своих местах, что ещё раз подтверждало слова Антона о том, что здесь никто не шарился. Устроили музей какой-то, ей-богу.
С фотографии, приклеенной к внутренней дверце шкафа, на меня смотрела Лера. Это она сюда себя налепила, чтобы только я мог ею любоваться, каждый раз, когда открываю шкаф.
На фото она серьёзная не по годам, взгляд немного высокомерный и озлобленный. Смотрит прямо в душу.
Я коснулся пальцами её лица, задержался на губах, зависнув на какую-то секунду. Потом одёрнул руку, будто она меня зубами цапнула, и захлопнул дверцу.
Постельное бросил на кровать. Прихватив мыльно-рыльное и тапочки, я отправился в душевую. Снял с себя все вещи, проверив карманы, и закинул в стиральную машину.
Мылся долго и основательно, как будто надеялся смыть с себя военную горечь и грехи вместе с потом и пылью.
Сбрил недельную щетину под шум стиральной машины.
Мыслями всё ещё был на фронте, никак не мог свыкнуться с реальностью, что я здесь, я дома. Знал, что нужно время, чтобы войти в колею, а пока воспоминания захлёстывали, не позволяя находиться здесь и сейчас.
С трудом втиснул протез ноги в тапок, вспомнил, почему не любил эту пару обуви – именно из-за неудобства. Ступню на левой ноге мне давно оторвало. Ещё на первой войне – так я называл период, когда воевал, согласно выбранной профессии.
А сейчас дембельнулся, стало быть, со второй.
Я не страдал хромотой, но к протезу так и не привык до сих пор. К нему вообще возможно привыкнуть? Вряд ли.
Обернув полотенцем бёдра, я побрёл обратно в подсобку, не боясь, что кто-нибудь меня увидит неодетого. В этой части автомастерской чужих не бывало, а если из мужиков кто заметит меня с голым пузом, так невелика печаль.
На ступеньках меня встретил мотоциклетный шлем. Я прежде его не видел, но сердце снова сорвалось с цепи. Леркин?
Я поднялся по лестнице за секунду, как будто мне пинка кто-то дал. Открыв дверь, обомлел, превратившись в камень.
Она...
Сосредоточенно заправляет кровать "свежим" бельём.
На столе какая-то еда, но я замечаю её только краем глаза, больше по запаху, потому что взгляд мой прикован исключительно к Лере.
Она поворачивает голову и тоже замирает.
Только ради одной этой встречи, этого невыносимого взгляда я цеплялся за жизнь из последних сил, землю жрал, рвал зубами противника, совершал невозможное, немыслимое, чтобы только не сдохнуть и прочувствовать этот момент.
Я выжил благодаря надежде, что когда-нибудь увижу эту девочку снова. Только ради неё. Это Лера не позволяла мне сдаться.
Не так я представлял нашу встречу, по крайней мере, не здесь, не в этой убогой, душной комнатушке. Но видимо, эта автомастерская стала для нас роковой. Здесь я впервые увидел Леру, здесь вижу её и сейчас.
Голова Лерки лежала на моей груди, рука ласково поглаживала по волосам. Она была вся такая лениво-разморенная после нашего секс-марафона, словно сытая кошечка. Нежный запах её горячего тела пьянил. Я довольно облизнулся, чувствуя на губах вкус её сладкой, мокрой киски.
Впервые за долгое время почувствовал себя целым и счастливым. Позабытое ощущение.
Трахал её до изнеможения, потеряв счёт времени, но ни капельки не устал. Напротив, во мне будто силы прибавилось.
– Ты мне что-то привёз? – заискивающе, как ребёнок, спросила Лера, потеревшись щекой о мою грудь.
Я усмехнулся. Что я мог привезти ей с войны? Себя, разве что. Но ей, видимо, только меня – было мало.
Мог, конечно, купить ей что-то, хоть тех же цветов. Но кто знал, что её принесёт так скоро? Как обухом по голове.
– Вот, возьми, – снял с шеи армейский жетон, а потом надел его на Леру. – Он две войны прошёл. Он счастливый.
– О! Спасибо за подгон! – обрадовалась она и принялась с интересом рассматривать железяку, как будто видела её впервые.
Судя по её улыбке, ей правда понравился подарок. Несмотря на свою удивительную прямоту, Лера умела ценить всё необычное, находила в неприметных на первый взгляд мелочах какую-то прелесть и скрытый смысл.
– Худющий такой... Иди поешь, Костя!
Лера поднялась с кровати и нашла свои трусики. Она стала ещё красивее. Мускулистая фигурка с острыми, в прошлом, плечиками округлилась в нужных местах. Лера стала более женственной и аппетитной.
Я снова почувствовал эрекцию, что неудивительно, но пожрать и правда не помешало бы. Лера натянула трусики, потом майку и заправила жетон под неё. Шнурок был довольно длинным, поэтому железяка легла в аккурат между её грудями. Мои тапки были отжаты ею без зазрения совести. Закинув руку за голову, любовался ею, жадно впитывая каждую чёрточку и изгиб юного тела.
Лера по-хозяйски открыла шкаф, сверкая своей шикарной попкой перед моим лицом, нашла там мои труханы и бросила ими в меня. Я ловко поймал их и нехотя поднялся с кровати, гремя протезом по голому полу.
Только сейчас заметил, что пол был вымыт, а окно приоткрыто на проветривание. Санёк постарался, пока я был в душе?
На столе шашлык, варёная картошка и бутылка водки.
Всё холодное уже, но да ладно. Идти до кухни и греть было лень.
Мы сели с Лерой за стол, и я молча откупорил водку.
– Налей мне тоже, Барсик, – попросила Лера, подставляя пустой стакан.
Я на секунду задумался, стоит ли? Пить девчонка не умела совершенно. Но кто я такой, чтобы ей что-то запрещать? Она взрослая, замужняя девушка.
Плеснул ей на донышко, себе писярик начислил.
– За встречу! – произнёс нехитрый тост.
Мы выпили и некоторое время молчали, оба с жадностью накинувшись на еду. Я редко выпивал, но сейчас водка хорошо зашла, подогревая кишки и без того отличный аппетит.
У меня к Лере было столько вопросов, но я не знал, с какого начать. Смотрел, как она ест, и всё не мог насмотреться.
– Чем занимаешься? – всё же нарушил молчание. – Работаешь где-то? Учишься?
– Тренером по кикбоксингу, – с набитым ртом проговорила Лера. – Маленьких пиздюков тренирую.
– Ты чемпионкой России-то стала?
– Да. Благодаря тебе... Костя...
Её голос сорвался, видимо, непросто далась ей эта победа. Я был рад, что всё было не зря.
– Как же классно есть что хочешь, и не следить за весом, – сказала она и вымученно улыбнулась. – Налей мне ещё?
Разговор вроде завязался, поэтому теперь я разливал алкоголь уже более уверенно. Я помнил те времена, когда Лера во всём себе отказывала, чтобы не выпасть из своей весовой категории. Как изводила себя тренировками, если набирала лишнюю пару килограммов. Как никто я понимал, чему она сейчас радуется, да и выглядит она теперь более сексуально.
– Почему не носишь обручальное кольцо? Неужели Касьянов не подарил?
Лера поджала губы и опустила глаза. Не думала, что я уже знаю о её замужестве?
– Да мешает на тренировках. Постоянно снимать-надевать приходится. Неудобно.
– Дети есть?
– Такие, как Витя, не имеют права размножаться, – злобно усмехнулась она.
– Зачем тогда вышла за Касьянова, если детей не хочешь от него? – искренне удивился я.
– Так надо было, Барсик. Витя очень хороший муж, чтоб ты знал, – с гордостью произнесла она и подняла свой стакан. – Твоё здоровье! – замахнула, закусив кусочком хлеба. – Как ты, вообще? Не болеешь? Худой – смотреть страшно.
– Да не, я здоров. Отъемся, Лер, не волнуйся.
– Ты прости, что я твой мот брала. Я думала, что он тебе больше не понадобится. Мне ответ пришёл официальный, что ты...
– Да там в штабе что-то напутали... Не извиняйся. Ты счастлива? С Витей?
– Это не твоё дело. Теперь.
– Значит, нет, – сделал собственный вывод. – Была бы счастлива, не запрыгнула бы на мой член. Да, Лера?
– Тебе чё надо от меня? – закричала она, вскакивая со стула, и я понял, что попал в яблочко, наступил на самое больное. – Приехал тут, как ни в чём не бывало! Вопросы какие-то дебильные задаёшь! Здравствуйте, я, блять, вернулся! Я живой!
Она схватила моё фото со стола и потрясла им перед моим лицом. Я напрягся, ожидая, что она мне этой рамкой сейчас по ебалу съездит. Она может!
Лера просто швырнула фото обратно на стол, и я выдохнул. Потом налила себе выпить и замахнула, не глядя на меня.
Я уже жалел, что завёл эту тему про Касьянова. Так сидели хорошо...
Но разве я мог не спросить? Это интересовало меня больше всего прочего.
– Знаешь, что? – гордо вскинув подбородок, произнесла Лера. – Ты меня бросил, Барсик, а теперь я тебя бросаю! Пошёл ты на хуй!
Это было так по-женски, господи! И так на неё похоже!
Я смотрел, как Лера в спешке одевается, пуляя в меня своими фирменными надменными взглядами, и вдруг осознал, что никогда не любил её сильнее, чем сегодня.
Эта припадочная злюка, бешеная истеричка, безбашенная ведьма, такая, блять, родная, хоть и не моя теперь.
Не хотел я её любить, сопротивлялся, врал себе, что перегорело давно. Успокаивал себя тем, что и у неё ко мне было несерьёзно.
Ни хуя подобного.
– На место положи! – рыкнул я, увидев, что она берёт со стола ключи от своего мотоцикла.
– Я байк не брошу!
– И пьяная не поедешь!
– Я не пьяная, – упиралась Лерка.
– Лер, ну что началось-то? – с трудом, но всё же отобрал у неё ключи. – Давай я тебе тачку вызову? Или провожу до дома? Пойдём прогуляемся?
– Отдай! Отдай! – вопила она, будто в неё черти вселились.
Въебала мне по печени кулаком – это у неё рефлекторное, всё понимаю, но больно же, сука!
Я понял, что она просто упёрлась рогом в свой пьяный принцип, поэтому отошёл от неё к шкафу от греха подальше. Драться с чемпионкой России по кикбоксингу – такое себе удовольствие. Была б Лерка мужиком, ушатал бы её уже, честное слово.
Но она девочка, хоть и залупастая. Я не бью женщин, она это знала и бессовестно пользовалась этим.
Не могло её так ушатать от водки. Она выпила три рюмахи от силы. Ни хера не повзрослела. Годков прибавилось, но не ума.
Крепко она на меня обиделась. Так что все мои былые заслуги перед ней прахом пошли, будто и не было их.
Баба – она баба и есть. Кто её разберёт, что у неё в головёнке?
Я достал старенькие спортивки, натянул на себя. Они повисли на мне как на вешалке, чудом держась на тощей жопе. Потом надел футболку, которая тоже стала велика, собираясь всё же проводить девушку.
– Ничего с твоим мотом не случится, Лерочка, – успокаивал я её, как мог. – Я его лично посторожу.
– Я сейчас Витьке позвоню! – пригрозила она, сверкая глазами, а потом пьяно расхохоталась. – Он приедет и... И знаешь, что будет?
– Что?
От упоминания имени соперника меня знатно тряхнуло. Выбесило, пиздец, что она мне Касьяновым угрожает.
Я понимал, что в ней кипит дикая обида на меня, да и не ждал адекватности от поддатой, неуравновешенной девчонки, но наша ссора явно пошла не по тому руслу.
Лерка молчала, гневно раздувая ноздри. Неужели она думает, что я боюсь какого-то Касьянова? Поиздеваться решила? Надо мной?
Берега попутала, что ли? Зарывается, сучка?
– А я сам ему сейчас позвоню, – рассмеялся я. – Хочешь?
Она переменилась в лице, явно не придя в восторг от моей идеи, не ожидая такой подачи. Я хотел, чтобы она сказала: "Не надо, Костя" или что-то в этом духе, но она молчала, проверяя меня на слабо.
Просто смотрела, как я, присев на корточки, роюсь в своём рюкзаке в поисках старенького кнопочного телефона, делая вид, что ей плевать на всех, даже на мужа.
Лера могла уйти уже отсюда уже раз пять за это время. Но она медлила, как будто ей чего-то не хватило.
– Я звоню? – спросил я, давая ей последний шанс.
Тишина в ответ.
Что ж...
Касьянову уже должны были доложить, что я воскрес из мёртвых. Почему бы не встретиться прямо сейчас? К чему тянуть резину? Лично я ни от кого не прятался.
А он?
Сейчас узнаем, насколько ему жена дорога.
Набрал его номер по памяти.
– Касьянов! – раздалось в трубке.
– Твоя жена у меня, – ровным на удивление голосом произнёс я.
В трубке повисла тишина. Такая затяжная, что я было подумал, что связь прервалась.
– Барсов? – через какое-то время спросил Витя.
Я оскалился, представив, в каком он сейчас ахуе.
– Да.
– Что ты хочешь за неё?
Касьянов подумал, что я похитил Лерку и в заложницах её держу? Сука, меня это так развеселило, что я едва не прыснул в трубку от смеха.
Одной фразой Касьянов выдал степень своего страха передо мной, раскрыл все карты. Мести боится? Правильно делает, мразь!
– Да ничего... Она выпила маленько, и мы теперь за ключи от её байка пиздимся, – ответил я.
– Не отпускай её никуда, Костя. Я сейчас подъеду.
Я тяжело вздохнул и бросил мобилу на стол.
– Какой же ты урод! – воскликнула Лера и совершенно неожиданно разревелась.
Я ещё сильнее растерялся.
Она до сих пор не ушла, и я честно не понимал почему. Обливаясь слезами, Лера бросилась не к двери, что было бы логично, а заправлять кровать, как будто надеялась скрыть следы своего преступления.
Я сел за стол и налил себе водки, пытаясь разгадать её поведение и успокоиться. Я и без того мало понимал женщин, но Лерка меня просто вымораживала порой.
Скандала хочет? Чего? Что её здесь держит?
И вдруг, как понял!
Лера хочет посмотреть, как мы с Касьяновым сцепимся за неё? Ну, конечно!
Это ясно, как белый день. Только вот вопрос: за кого она будет болеть в этой схватке? Кого она хочет видеть победителем? С кем из нас хочет остаться по итогу?
– Витя тебя сейчас убьёт! – всхлипнула она, размазывая сопли по лицу.
– Да ты что? Жалко меня? Сама же хотела его позвать? – поддел я включившую заднюю понторезку.
Я знал, что Касьянов ничего мне не сделает. Не в открытую, не в честной схватке – не его метод.
А Лерке...
Ей тем более. Он слишком много нахуевертил ради того, чтобы быть с ней. Ну, может, наорёт на неё, разве что. Так заслужила.
Наконец, Лера перестала метаться из угла в угол и тяжело опустилась на соседний стул.
– Ты хоть когда-нибудь любил меня, Костя? – вдруг спросила она, глядя на меня, как побитая собачонка. – Хоть немножечко любил? Хоть чуточку?
Я ничего не успел ответить, а может, не хотел ничего говорить.
Она ещё спрашивает, люблю ли я её? После всего, что было? После того, что я сделал ради неё?
На лестнице послышались шаги, и вопросы Леры на время повисли в воздухе.
Витя вошёл стремительно. В этот раз привычка открывать с ноги любые двери его подвела. Он внезапно дёрнулся на пороге, будто лбом на стену налетел. Его тень растянулась по полу, пытаясь достать до меня, но так и не решилась коснуться.
Он не смотрел на меня. Не сразу.
Сначала его цепкий, ощупывающий взгляд, какой бывает только у ментов, скользнул по Лерке – её опухшим от слёз глазам, дрожащим рукам, сжатым в кулаки. Потом по бутылке на столе, к которой мы с ней уже изрядно приложились. Затем по кровати – аккуратно заправленной, будто здесь никто и не спал. Никогда.
Касьянов обшарил взглядом каждый миллиметр подсобки. Смотрел куда угодно, только не на меня.
Будто если не видеть – значит, этого нет.
Витя всегда умел врать самому себе. Его губы сжались в плотную линию. Он всё понял про нас с Леркой. Осознал, что именно между нами произошло.
Здесь, прямо в этой комнате. Только что.
Он тупой, но не дурак. Впрочем, догадаться было несложно. Запах нашей страсти до сих пор витал в воздухе, подстёгивая уязвлённое мужское самолюбие Витька.
Морда Касьянова раздалась, стала сытой, лощёной, как и полагается полковнику.
Он теперь полковник. Кто бы сомневался? Всё идёт своим чередом, жизнь продолжается.
– Лерочка... – его голос дрогнул, и он резко откашлялся, пальцы нервно потянулись к воротнику рубашки, расстегнули верхнюю пуговицу, словно ему нечем было дышать. – В машине подожди.
– Вить...
– Уйди, сказал! – повысил голос.
Она резко вскочила со стула, как в жопу ужаленная. Проходя мимо меня, бросила сквозь зубы:
– Чтоб ты сдох, козлина! Ненавижу тебя, Барсов!
В этом вся Лерка – одной рукой нежно держит меня за хуй, другой – безжалостно сердце с мясом вырывает.
Дверь захлопнулась с таким грохотом, что задрожала посуда на столе.
Тишина.
Проводив жену взглядом, Витя тяжело опустился на её место. Снял фуражку, положил её на стол, пригладил рукой мокрые от пота волосы на макушке.
Он носил обручальное кольцо в отличие от жены. Оно было неестественно большим и широким. Чтобы сразу в глаза бросалось? Видимо, Касьянов гордился этим браком неимоверно. Ему по статусу положено.
Не спрашивая разрешения, не церемонясь, Витя налил полстакана водки. Себе. Выпил залпом, морщась, будто глотал не алкоголь, а собственную ярость.
Только тогда поднял на меня глаза.
– Ты нахуя её напоил, Барсов? Она же в клуб ходит... Анонимных алкоголиков.
Я фыркнул. Лерка? Да, она всегда была не промах выпить, но чтобы вот так... Лерка не алкоголичка, нет. Просто ебанутая на всю башку.
– Я не знал.
– Теперь знаешь. – Он поставил стакан на стол с таким психом, что тот едва не треснул. – Вернулся, значит?
– А ты думал, не вернусь?
Его губы дрогнули – то ли усмешка, то ли гримаса.
– Тебя объявили погибшим. Хуле тут ещё думать?
– Твоими молитвами, Витя. – Я наклонился вперёд, локти упёр в стол, въедливо вглядываясь в его рожу. – Сопротивление при аресте? Попытка побега? – перечислил статьи, которые мне пытались впаять во время отсидки. – Ну, ты и сука, Касьянов! Я же знаю, что это ты мне контракт смертника выхлопотал, гандон. Подстраховался? Хотел, чтобы наверняка? Перекрестился, поди, как меня на фронт забрали? А я, видишь, везучим оказался.
– Вижу. Везение рано или поздно заканчивается. – Он налил ещё, выпил, уже не поморщившись. – Ну, и что ты тут забыл, Барсов? Так хорошо без тебя было. Ты себе даже не представляешь.
Не дождавшись ответа, Витя выплеснул себе остатки водки, но пить не торопился, медлил. Словно она последняя не на столе, а в его жизни.
– Лерка искала тебя. Долго. Пять раз в Москву летала, – пробормотал он, глядя в стакан. Его голос был пропитан завистью, как будто знал, что ради него Лерка не стала бы так заморачиваться. – До президента дошла. Потом письмо пришло... Официальное. «Героически погиб при штурме. Примите соболезнования».
– Я три года на передовой оттарабанил. Спасибо тебе, Витенька! Тысячу и двадцать два дня в кромешном, беспросветном аду по грязи на одном копыте проскакал! Просто хочу, чтоб ты знал: твои старания не были напрасны. У тебя почти получилось от меня избавиться.
– Ты опытный вояка, Барсов. Не первый раз ведь? Это же лучше, чем в тюряге гнить? – Он криво усмехнулся, словно сделал мне великое одолжение своим гнилым поступком. – Ты теперь ветеран войны, герой! А так бы ещё пятилетку зону топтал с зэками расписными.
Мы немного помолчали, думая каждый о своём. Сколько раз я представлял нашу встречу с Витьком...
Столько же раз безжалостно ему кадык вырывал в своих фантазиях. Всегда убивал его быстро, без лишнего пиздежа.
А сейчас будто перегорела вся ярость внутри, и не осталось ничего. Совсем ничего, кроме презрения и брезгливости.
Или это Лерка меня так хорошо приласкала, что я успокоился и дзен словил?
– Если есть что сказать – говори сейчас, Костян. Ты мне мстить собираешься?
Я злобно рассмеялся.
– Да нахуй ты мне всрался, убогий?
– Вот и прекрасно! – Он допил, поставил стакан уже мягко, но основательно, будто точку в конце предложения. – Не смотри на меня так... Водитель у меня теперь, – буркнул он, зная моё отношение к езде за рулём под градусом. На него мне было похуй. Только за Леру беспокоился. – Лерку в покое оставь. Без неё разборок хватит. У меня войны ваши бандитские вот уже где! – Провёл ребром ладони по горлу.
– Мы случайно встретились. Я её не звал.
Касьянов медленно встал, надел фуражку.
– Костя, ты не думай, что крутой теперь. Я-то лучше всех знаю, кто на самом деле Дракона угандошил.
– Да знай себе на здоровье. Оно тебе ещё пригодится.
Скотина, сволочь, сухарь бесчувственный!
Я тоже хороша...
Прибежала, как собачка, виляя хвостиком, и ноги раздвинула.
Шлюха! Безвольное существо! Влюблённая дура! Идиотка безмозглая!
Господи, какая же я всё-таки идиотка!
Я уже жалела о том, что переспала с Барсовым.
Всё случилось слишком неожиданно. Разве могла я знать, что он воскреснет? Когда мне Антон сказал, что Костя вернулся, я думала, у мужика фляга засвистела.
А потом увидела его и...
Много раз представляла, как бросаю его в отместку. Это всегда было эффектно, красиво, сильно.
По итогу получилась какая-то несусветная херня. Выставила себя полной дурой и истеричкой, слабой на передок.
Как теперь это пережить? Я знала, что завтра буду жалеть о том, что начудила.
Да какое там завтра, если я уже жалею?
Чего я ждала от бесчувственного Барсова? Сама не знаю. Если у Касьянова всё всегда на лице написано, то по каменной роже Кости ничего не понять. Будто в стену смотришь.
Какие же они разные...
Одного люблю...
Второму позволяю себя любить.
Этот треугольник меня скоро доконает. Даже будучи мёртвым, Костя продолжал стоять между мной и Витей.
Я не верила в то, что он погиб. Отказывалась принимать реальные факты, пока не увижу его труп, и была права.
Что они там делают? Почему так долго?
Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы они поубивали друг друга из-за меня. Впрочем, и без меня хватало причин для грызни, чего уж...
Наконец, Витя вышел из автосервиса, скурил две подряд сигареты и только после этого сел в машину. Не вперёд, как обычно, а ко мне на заднее сиденье. В машине сразу стало тесно, словно Касьянов заполнил собой каждый миллиметр пространства. Даже воздуха стало мало, поэтому я немного приспустила окно.
– Как меня заебали твои пьянки, сука! – сквозь зубы процедил он. – Поехали, Толя! – крикнул он водителю, и машина сразу же тронулась с места.
Витя так говорил, как будто я алкашина запойная. Пропустила мимо ушей, понимая, что он на взводе, а докопаться хочется. Представляю, как он "рад" тому, что Костя вернулся. Это просто чудо какое-то, по-другому и не скажешь.
Мой муж считает, что у меня крыша едет по пьяни, поэтому бесится, когда я выпиваю. А я просто начинаю говорить то, что думаю на самом деле, потому что больше не могу молчать о том, что происходит со мной, с нами, с миром вокруг меня.
А потом я трезвею и становлюсь "нормальной". Такой, какой хочет меня видеть муж, его родители и другие люди, с которыми приходится уживаться в обществе.
Только с Костей я могу быть настоящей. С ним не нужен допинг. Только с ним я могу...
Могла.
Этого больше нет и не будет никогда.
– Ты ключи от байка забрал? – перевожу я тему, потому что слушать нотации Вити при водителе не собираюсь.
– Бля-я-ть... Это всё, что тебя волнует? Серьёзно, Лер? Что он тебе наговорил?
– Ты о чём?
– Расскажи, о чём вы разговаривали! Слово в слово!
Сказать ему, что нам с Барсовым было не до разговоров? Что язык Кости был занят кое-чем другим, вместо того, чтобы сотрясать воздух?
– Давай дома поговорим? – устало предложила я, понимая, что мне придётся завтра самой тащиться за своим мотоциклом, и возможно, снова столкнуться в сервисе с Костей.
– Мы сейчас поговорим, – отрезал Витя. – Мои родители устали от наших ругачек, впрочем, как и я. Я заебался, Лера. Я так больше не могу!
Он снял фуражку и провёл рукой по лицу.
– Так разведись со мной, Касьянов, – усмехнулась я, и он тоже криво ухмыльнулся на это.
– Где ты была всю ночь? Отвечай!
– Каталась на мотоцикле со своими мотобратьями.
– Свора бездельников и самоубийц. – О! Я знала, как сильно Витя ненавидит мотоциклы и всё, что с ними связано. – Я твой байк в реке утоплю, топором порублю к чёртовой матери! Ты слышишь меня? Если ещё раз...
– Заткнись! – не выдержала я. – Я бы ночевала дома, если бы и ты там был. Не хочешь рассказать, где тебя самого носило?
– На корпоративе. Симакин майора получил. Я тебя всегда предупреждаю, чтобы ты не волновалась.
Это было так мило, только вот я вообще не волновалась за Витю. Никогда.
– Шлюха там твоя тоже была?
– Какая шлюха, Лер? Ты чё городишь? Стрелки на меня не переводи. Я этот приёмчик твой знаю.
– Ритка – помощница твоя. Вот какая шлюха. Я знаю, что ты её трахаешь. У вас по любви или она за звёздочки у тебя под столом сосёт?
– Бля-я-ть... Ладно, давай дома поговорим, – резко передумал Витя, как только речь зашла за его косяки.
– Ты меня позоришь на весь город, а я всего лишь пыталась развеяться.
– Может, если бы моя жена чаще раздвигала для меня ноги, я бы перестал искать, куда свой хуй пристроить? Об этом не думала?
Мне нечего было возразить, поэтому я умолкла до самого дома.
Сексом мы и правда занимались редко, а Вите надо было каждый день, как любому здоровому мужику.
Он был хорошим любовником – нежным, внимательным, страстным. Мужчиной – видным, харизматичным, обаятельным. Витя был неплохо сложён, регулярно ходил в спортзал, следил за собой. Женщины сами на него вешались.
Но всё равно был не так хорош, как Барсов. Не было к нему тех чувств, как Косте, того трепета и тяги. Когда трусы мокнут от одного взгляда, от одного мимолётного прикосновения, просто оттого, что ты подумала о нём.
Всю дорогу я пыталась найти хоть намёк на чувство вины перед Витей за то, что ему изменила, но ничего подобного не испытывала. И дело не в том, что он мне тоже изменяет. Просто не чувствовала себя обманщицей, вот и всё.
Касьянов сам знал, на что идёт, когда заставил меня за него выйти. Пусть теперь хлебает полной ложкой, козёл!
Судя по пустой парковке возле нашего дома, родителей Вити дома не было. Хоть поговорим спокойно, без огромных ушей и длинного носа моей свекрови.
Водителя Касьянов не отпустил, значит, собирался ещё куда-то. Это хорошо. Я хотела побыть одна и спокойно осмыслить произошедшее сегодня и сам факт воскрешения Барсова, в который мне до сих пор верилось с трудом, даже несмотря на то, что мы были близки.
(4 года тому назад)
Майское солнце било в глаза через госпитальное окно, заставляя щуриться. Я сидел на краю больничной кровати, засовывая нехитрые пожитки в тощий армейский рюкзак. Нащупал рукой трофейную гранату внутри, проверив, на месте ли.
Крыс в палате не было, но всякое бывает.
С тумбочки взял документы и награды, аккуратно завернул в футболку с надписью "Армия России", положил сверху, чтобы не помялись.
"Ты там уснул, герой? Я жду, вообще-то!" – смс от Витьки высветилось на экране телефона.
Он всегда так. Никаких "как дела", сразу к делу.
Я потянулся за костылями, но тут же передумал. "Привыкай", – сказал врач. Осторожно встал на протез. Резкая боль пронзила культю, будто тысячи иголок впивались в несуществующую ступню. Три месяца, а тело всё ещё не верило, что её нет.
– Ну что, майор, на выход? – медсестра Катя заглянула в палату. В её голосе смесь жалости и восхищения. Здесь все так смотрят на нас, калек. Как на героев, но несчастных.
– Да, – коротко кивнул я, закидывая рюкзак на плечо. – Загостился я у вас.
Пацаны из палаты повскакивали с коек, чтобы проводить. Прощались быстро, на весёлой, душевной ноте, клятвенно обещая друг другу не теряться и обязательно встретиться ещё. Когда-нибудь потом при более приятных обстоятельствах.
Коридор казался бесконечным. Каждый шаг отдавался эхом в полупустом здании.
Ты же офицер, – твердил я себе. – Не хромай, блять! Но протез предательски скрипел, выдавая мою немощь.
На улице было сказочно хорошо. Пахло свободой и новыми возможностями, а главное – жизнью.
– Ну наконец-то! – Витя стоял у своего чёрного "Рэнжровера", курил, закинув ногу на колесо. Одетый по гражданке, видимо, у него сегодня выходной. – Так медленно тащишься, будто тебе обе ноги оторвало!
Его раскатистый хохот разнёсся по всей парковке. Я не смог сдержать ухмылки. Был пиздецки рад видеть его квадратную рожу с хищным носом и вечной двухдневной щетиной.
– А ты чё, уёбище ментовское, не мог на парковку заехать? – подъебал его в ответ, подойдя ближе.
Витя отбросил бычок в сторону и обнял меня так, что затрещали рёбра.
– Сам ты уёбище, – он отстранился, жадно оглядев меня с головы до ног. – Бля, ну и видок... Нихуя ты отожрался на казённых харчах!
Я детдомовский, поэтому к казённой пище привыкший с детства. В госпитале и правда кормили хорошо. Режим опять же. Я быстро набрал в весе и раскабанел от безделья. С Витей мы были одного роста, а вот по комплекции сейчас я его выгодно обходил, вот он и завидовал, походу.
– Да, котлеты вкусные были. Повариху шпилил за добавку.
– А надо было парикмахершу. Тебя там ССовцы стригли? Ногу-то покажи? – Я задрал штанину, демонстрируя ему бионический протез. – Ебать, ты Терминатор! Болит?
– Есть немного.
– Давай покурим, и погнали уже. Там Антоха все глаза проглядел, так тебя ждёт. Водяры набрал, как будто самого себя встречает.
С Антоном мы воспитывались в одном детском доме, с тех пор и дружим. А с Витькой начали корефаниться немного позже. По малолетке мы с Антоном промышляли угоном тачек, а Витя нас принял по долгу службы. Он тогда был ещё зелёным участковым, но уже понимал, что к чему, поэтому за большую взятку и клятвенное заверение бросить это грязное дело мы с Антоном были отпущены.
Слово своё мы сдержали. Антон открыл свою автомастерскую, а я поступил в военное училище. Так мы встали на путь исправления. Витьку было с нами по приколу. Мы быстро нашли общий язык, с тех пор и дружили.
Витя старше нас с Антоном на пять лет, поэтому всегда общается с нами немного снисходительно, как взрослый, умудрённый опытом мужик со школотой. Мы не обращаем на это особого внимания, подшучивая над ним в ответ, как над старым пердуном.
Такая у нас дружба.
Молча разглядывая друг друга, мы с Касьяновым покурили и сели в машину. В салоне приятно пахло кожей и кофе. Витя всегда любил роскошь, поэтому стремился к ней всеми силами.
Я с облегчением вытянул покалеченную ногу, потрогал протез через ткань штанины – странное ощущение, когда знаешь, что там ничего живого нет, но всё равно чувствуешь фантомную боль.
Джип рванул с места так, что меня вдавило в кресло. Госпиталь быстро исчез из виду, сменившись серыми городскими пейзажами.
– Про Надю есть какие-нибудь новости? – спросил я друга о том, что меня мучило больше всего.
– Нет. Дело закрыли. Обычный передоз. Забудь о ней, Костян! – отрезал Витя.
– Не верю я, что она наркоманкой стала.
– Не хотел тебе говорить... Но всё равно же узнаешь, не от меня, так ещё от кого-то? В общем, на панель она пошла, сразу, как ты уехал.
– Что? – это ещё больше не укладывалось у меня в голове, как и то, что моя бывшая подсела на наркоту. – Господи, это правда?
– Да.
– Блять, я же ей деньги присылал? Каждый месяц... Неужели не хватало? – недоумевал я.
– Бабам всегда мало, сколько не давай. Так что не удивлён.
Потерю любимой девушки я переживал даже болезненней, чем потерю ноги. Мы собирались с Надей пожениться, но меня забрали на фронт. Она обещала ждать и ждала несколько месяцев. Потом написала, что нам надо расстаться, сменила номер телефона и пропала.
А спустя какое-то время я узнал о её смерти – нелепой и внезапной. Её нашли мёртвую в номере дорогой гостиницы.
Я много думал о том, что могло случиться такого, что оправдывало бы поведение Нади, но так ничего и не придумал вразумительного. Женский разум пока что оставался для меня загадкой. Наверное, я никогда не пойму женщин.
Как они мыслят? Чем руководствуются в своих действиях?
– Пацан у неё был... Сын. Вадик. С ним что? – продолжил пытать я Витю.
– Нормально с ним всё. Пиздюка сестра Надькина забрала. Лида, кажется?
Лида сама ещё ребёнок. Я принялся вспоминать, сколько было девушке, когда я уезжал. Едва восемнадцать исполнилось. Я привязался к мальчонке, поэтому переживал за его судьбу. Не хотел, чтобы он в детдоме детство провёл, как мы с Антоном.
– Как думаешь, Костян, война скоро закончится? – спросил через некоторое время Витя, убавив музыку.
– Нескоро, – "успокоил" я его. – Она только началась.
Я понимал волнение Касьянова. Он знал, что когда профессиональные военные "закончатся", на ментов перейдут. Я бы на его месте тоже очковал. Витя не смерти боялся, нет. Он не был трусом.
Город у нас крошечный, а у него всё налажено и заряжено. Он годами свой авторитет зарабатывал, когтями по карьерной лестнице скрёб, шёл по головам, чтобы своего положения добиться. Даже если живым и здоровым вернётся, хлебные места уже другие жопы позанимают, и останется он не у дел. Начинать всё заново в тридцать три года, будучи уже майором, как-то не очень хочется.
– Слышал, тебя к ордену представили? – с завистью произнёс он. – Это правда?
– К "Ордену Сутулова"? – отшутился я.
Понимал, что расспросы про войну неизбежны, но не очень хотел разговаривать на эту тему. Для меня она осталась в прошлом, и слава богу!
– Расскажи лучше, чё там в нашем Зажопинске нового? – перевёл тему.
– Воробья грохнули.
– Илью Андреевича? – у меня душа вмиг захолодела.
– Ага. В ту же ночь, когда Надюха отъехала. Вот у меня тогда денёк выдался... Никогда не забуду.
Я, признаться, снова охренел. Витя умел "радовать" людей.
Воробьёв Илья Андреевич был местным криминальным авторитетом. В прошлом – чемпион России по кикбоксингу. В его владении была добрая часть города, в том числе база, на которой Антон арендовал помещение под свой автосервис.
В свободное время Илья Андреевич тренировал молодёжь. Тренером он был полулегальным, поскольку имел за плечами тюремный срок, зато занятия у него были бесплатными. Он за свой счёт оборудовал спортзал, покупал экипировку и прочее, поэтому мы с Антоном лет с четырнадцати тренировались у него.
Воробей горел этим спортом, поэтому делал всё возможное, чтобы он был доступен для всех. В спортзале мы с ним и познакомились. Мужиком он был лютым, но человечным, правильным. Мы его очень уважали.
Он часто разговаривал с нами на отвлечённые темы, пытаясь вложить в неокрепшие умы, что-то мудрое, то что в жизни пригодится. Понятное дело, опыт у него был разный и непростой, поэтому мы его слушали, открыв рты. Часто устраивал праздники со сладостями для детей. Лично мне – детдомовскому нищеброду, подарил новый телефон за победу в импровизированных соревнованиях в рамках клуба.
Если со смертью Нади я уже более менее смирился, то эта новость стала для меня очередным ударом.
– Как это произошло? – не мог не спросить.
– Отпиздили и в реке утопили, – будничным, безразличным тоном ответил Витя.
Для него это был всего лишь "жмур" – как они называют трупы. Для меня же Воробей был кем-то вроде отца, которого у меня никогда не было. Впрочем, как и для многих других парней.
– Нашли кто?
– Да понятно кто. Гоша Дракон (ещё один местный бандит). Мотив есть, доказательств зиро. Одни домыслы и предположения. Он теперь с вдовой Воробья живёт. Всё его имущество под себя подмял. И бабу.
– А СТО Антохино?
– В душе не ебу, чьё оно теперь, но Антон работает, так что всё нормально.
– У тебя что нового? Не женился? Как родители? – снова поменял я тему, надеясь, что хоть где-то меня ждут и хорошие вести.
– Родители нормально, в гости недавно приезжали. Дом строю. Не женился, но невестой обзавёлся, – похвастался друг.
– Прям невеста? – уточнил я.
Витя до сих пор избегал серьёзных отношений, потому что беспорядочные половые связи его вполне устраивали. Мужиком он был видным, при бабках. У женщин он пользовался успехом ещё и потому, что умел красиво языком чесать. Раз жениться надумал, значит, женщина должна быть особенной.
– Прям невеста, – мечтательно оскалился он. – Молоденькая совсем. Целка ещё, прикинь?
– Да ладно? – искренне удивился я. – Она хоть совершеннолетняя? Ты где её откопал?
– Ты меня за кого держишь? Ясен пень взрослая уже. Где откопал, там уже нет. Вечером привезу в сервис, познакомитесь. Красивая, пиздец!
Держу пари, у него сейчас привстал от гордости. Витя выглядел таким счастливым, что и у меня на сердце стало светлее. Я был рад за него. Правда. Даже завидовал немного.
– И что? Кто теперь из авторитетов остался? – вернулся я к бандитской теме.
Меня это мало волновало, потому что в криминальных делах интереса не имел. Просто потрындеть о чём-то было нужно, чтобы время убить.
– Гоша Дракон, Дамир Мирзоев...
– Это кто, нахрен, такой? – перебил я Касьянова.
– Исмата Мерзоева знаешь? – Я в душе не ебал, кто это, поэтому не ответил. – Это папаша Дамирчика. Его самого федералы за жопу взяли, он на родину в Дагестан съебался, а за себя сынка пока оставил. Сопляк совсем, но такой же мерзкий, как Исмат. И Седой ещё. Вот...
– А он, что за тип?
– Военный бывший. Списали на гражданку. Игорь Власов. Знаешь, может?
– Так точно. Комбат мой. Бывший. А чё с ним? Почему списали?
– В плен попал, ну и... Белый, как Снегурочка вернулся после плена. Он, кстати, ваших всех собрал, ну, кто воевал. У них там типа общество ветеранов по бумагам, и всё такое.
– А не по бумагам?
– Обычное ОПГ, блять. Твари конченные! – Касьянов от злости по рулю стукнул кулаком. – Прости... – добавил чуть тише, поняв, что не то ляпнул. – Они у меня, как кость в горле, Костя! Их начальство трогать запретило. Герои ёбаные!
– Ну, благодаря им ваши задницы пока что здесь, а не там.
– Да я всё понимаю. Правда. Но управы на них никакой. Меня тоже пойми. Ты бы, кстати, к ним пошёл. И при деле был бы, и Седого этого знаешь, может, нашёл бы с ним точки соприкосновения, чтобы он не беспределил?
Вите нужен был стукач у Седого, вот он и распереживался о моём будущем. Я знал Касьянова как облупленного.
– Не. У меня другие планы, Вить.
– Какие, блять, занятой ты наш?
– Не знаю... На море хочу съездить, пузо погреть. Вадика с собой возьму...
Кабинет Антона преобразился. Стены выкрашены в приятный цвет, новая мебель, никаких запчастей и коробок. Каморка, где мы частенько играли в карты, распивая алкоголь, теперь напоминала офис делового человека.
Стоять было некомфортно, поэтому я сразу же опустился на диванчик, с облегчением вытянув ноги.
– Выпьешь? – Антон достал из нижнего ящика стола бутылку элитного бухла.
Я покачал головой:
– Дела ещё.
Он хмыкнул и убрал бутылку. Я с интересом наблюдал, как он отодвигает стол, опускается на колени и вынимает из пола кусочек доски. В кабинете был сейф, но, видимо, Антон прятал что-то действительно важное, раз настолько заморочился.
– Дарственная от Воробья, – Антон поднялся на ноги и протянул мне документы, его голос звучал странно – с недоверия и едва скрываемого любопытства.
Бумаги зашуршали в моих пальцах. Я пробежался глазами по тексту, и мир вокруг будто накренился. Воробьёв передавал мне в собственность не только СТО, где копался Антон, но и всю базу – огромную территорию с ангарами, мастерскими, складами. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди.
– Это шутка? Что за херня, Антон? – вырвалось у меня, голос прозвучал чужим, сдавленным.
– Да какие, нахуй, шутки? В почтовый ящик тебе подбросили после его смерти. Я нашёл, когда квитанции забирал. Ты сказочно богат, Костян!
Я ничего не понимал. Вообще ничего.
– Это чей-то дурацкий розыгрыш, Антон, – устало протянул я, возвращая ему документы. – С чего ради Илье Андреевичу делать мне ТАКИЕ подарки? Тебя наебали, дурачина!
– Я, по-твоему, дебил совсем? – обиженно протянул друг, убирая дарственную обратно в тайник. – Я ходил к нотариусу с этими бумагами, ничего они не подделка. Понятно?
– Прости... Я просто... Да я в ахуе!
– А я говорил... – прокряхтел Антон, возвращая стол на место.
– Почему я? С хуя ли мне? Почему, например, не тебе? Ты же тут работаешь? – недоумевал я.
– Не знаю, – пожал плечами Антон. – Ты всегда был у Воробья любимчиком.
– Завтра же пойдём к нотариусу, и я перепишу всё на тебя, – быстро решил я вопрос. – Спасибо, но мне такого счастья не надо.
– Да ты погоди, Костя, не торопись... Подумай хорошо.
– А чё тут думать? Работай себе спокойно, деньги заколачивай. Мне этот геморр на хрен не упал.
– Ладно, позже перетрём.
– Ты-то сам, что обо всём этом думаешь? Может, таким образом на меня стрелки перевести хотят с его убийством? Вроде как у меня теперь мотив имеется? Неспроста ведь это всё?
– Может, ты его внебрачный сын? – он произнёс это почти шутливо, но в его тоне сквозила серьёзность.
– Что, блять?
– Слухи ходят, что у Ильи Борисовича сын на стороне имеется… А ты как раз детдомовский. Ты же не знаешь, кто твои родаки? Всё сходится.
Тишина повисла между нами, густая, как смог. Я почувствовал, как по спине стекает холодная капля пота. В голове пронеслись обрывки воспоминаний: встречи с Воробьёвым, его проницательный взгляд, странные подарки, которые раньше казались просто благородными жестами.
– Это бред, – пробормотал я, но в голосе уже слышались сомнения.
– Но если это правда… ты теперь очень богатый человек. Или очень мёртвый. Смотря, как поглядеть.
– Кто ещё знает про документы?
– Никто. Я решил сначала тебя дождаться, чтобы узнать твоё мнение. – Антон подошёл к сейфу и открыл уже его. – Вот за аренду мастерской за прошлые месяцы, – протянул он мне пачку денег, как новому собственнику.
– Да ты гонишь? – я почувствовал, что у меня мозг начинает закипать. – Убери!
– Кость...
– Не надо мне ничего, господи! – простонал я и вскочил с дивана.
Антон задумчиво потряс деньгами, а потом закинул пачку обратно в сейф.
– Ствол хотя бы возьми, – протянул он мне пистолет.
Я взял его на автомате. "Грач" лёг в ладонь тяжело и неестественно. Я так давно не держал пистолета в руках, что пальцы будто забыли этот вес.
Мне не нравился "Ярыгин". Он часто давал осечки, слишком тяжёлый, а гильзы при стрельбе частенько прилетали прямо в рожу.
– Говно это, а не ствол, – протянул его обратно Антону, оценив оружие.
– Чем богаты... Бери, что есть, и не выёбывайся.
– Зачем? Потому что я теперь типа тоже бандит? Не смеши!
– Время сейчас такое, брат. Без ствола – как без ноги.
Я сжал пистолет, ощущая холод металла. Чистый, ухоженный. Антон всегда следил за своим железом. Проверил обойму – полная.
– Спасибо, – пробормотал я, убирая его во внутренний карман куртки. – Что-то мне Витька ни про какого сына Воробьёва не рассказывал, – вернулся я к теме негаданного бандитского наследства.
– Не удивлён. Он теперь с Гошей Драконом шкуру трёт. И вообще...
Антон осёкся, но я понял, что он осуждает Касьянова и моё общение с ним.
– Договаривай, Антон, – настоял я.
– Надька твоя на панель, когда пошла, Витя её того...
– Что?
– Симакин пропизделся. Ну, помнишь, тощий такой, с Витьком работает? – Антон говорил медленно, растягивая слова, будто давая мне время осознать каждый слог. Его голос звучал неестественно ровно, словно он боялся, что я взорвусь. И я действительно взорвался бы, если бы не оцепенение, сковавшее всё тело. – Корпоратив у них какой-то был, они шлюх вызвали. Ну и... Касьянов её, короче...
Сначала я не поверил. Просто стоял, тупо глядя на него, ожидая, что он вдруг рассмеётся и скажет: «Да ладно, прикалываюсь!» Но Антон не смеялся. Его глаза были твёрдыми, в них читалось что-то между жалостью и любопытством. Как будто он изучал меня, как подопытного кролика, ожидая, когда же я сломаюсь.
А потом пришло осознание.
Где-то глубоко внутри что-то оборвалось, и волна жгучей, удушающей ярости хлынула в грудь. Кровь ударила в виски, пальцы сами собой сжались в кулаки так, что ногти впились в ладони. Я представил Надю – её тело, её смех, её ласки.
И его.
Витьку.
Моего же друга.
– Костя, погоди! – заорал мне вслед Антон, когда я резко ломанулся из его кабинета. – Машину-то свою забери!
Я притормозил, уже выйдя в ангар. Пару секунд соображал, смогу ли водить тачку. Без колёс под жопой как-то некомфортно, но нога...
Я покачал головой:
– Не могу пока с педалями... Не привык к протезу.
Он кивнул не настаивая. Потом почесал в затылке.
– А байк?
– А есть?
– Есть, – загадочно произнёс Антон, и мы пошли вглубь ангара.
Среди ржавых корпусов и разобранных двигателей, стоял мотоцикл, накрытый брезентом.
Антон с торжественным видом сдёрнул покрытие, и я увидел ЕГО!
"БМВ" почти новый, ухоженный. Чёрный, с хромированными деталями, которые поблёскивали даже в полумраке помещения.
У меня дыхание перехватило от возбуждения. Я был неисправимым адреналинщиком, всегда любил скорость, но обзавестись байком все руки не доходили. То одно, то другое.
Я несмело подошёл ближе, не веря своим глазам. Руки подрагивали от волнения, когда я провёл по рулю ладонью.
Клянусь, он был прекрасен!
– Нравится? – с придыханием спросил Антон, видя, как я залип на байке. Я чувствовал, что он хочет меня порадовать хоть чем-то, что он не просто так спрашивает. Друг на самом деле надеялся мне угодить. – Два цилиндра, разгоняется до трёхсот, – наваливал он для пущего эффекта, но я уже без того был впечатлён.
– Нравится? Да не то слово. А чей он? – я даже забыл о своих печалях на мгновение, позволив себе улыбнуться.
– Хозяин полгода назад оставил, – сказал Антон. – Денег за ремонт не заплатил, с тех пор не объявлялся.
– А если объявится?
– Да пошёл он на хуй! – заржал Антон. – Подожди минуту, ключи от него найду.
Антон ушёл куда-то и вернулся с ключами. Помог выкатить байк в проход.
Я тут же завёл его, поддал газу, чтобы прочувствовать мощь аппарата.
– Виу-у-у- ви-и-у... Чувствуешь, какой зверь? – с восхищением произнёс Антон.
– Бля-я-я... От души, брат! – обнял друга на прощание.
– Ты вечером-то будешь? А то я водки взял, всех позвал...
– Буду! – пообещал я.
– Смотри, не разъебись!
– Постараюсь.
Антон открывает мне служебные ворота и выпускает из ангара.
Мотор ревёт, как разъярённый зверь, рвущийся с цепи. Я вжимаюсь в бак, кожей чувствую, как дрожит сталь между коленями, как вибрирует воздух, рассекаемый на бешеной скорости. Асфальт под колёсами – мираж, исчезающий за спиной.
Я лечу.
Не просто еду – несусь, будто земное притяжение, наконец, отпустило меня. Ветер бьёт в лицо, вырывает дыхание, заставляет глаза слезиться, но я смеюсь.
Смеюсь громко, дико, потому что внутри бабочки. Адреналин раскалённой волной перекатывается по жилам, щекочет внутренности, заставляет сердце колотиться так, будто оно соревнуется с движком мотоцикла в скорости.
Притормаживаю только на повороте к дому.
Инстинктивно переношу вес, чувствую, как мотоцикл послушно кренится, резина цепляется за дорогу с хищным рыком. На миг кажется, что сейчас сорвусь, улечу в кювет, но нет, я держу. Держу, потому что мы с этой машиной уже одно целое, потому что страх уже сгорел, остался только восторг, чистейший, как этот ветер, как небо над головой, бескрайнее и бездонное.
И в этот момент я понимаю: я не просто еду. Я живу.
Живу на пределе, на острие, там, где секунда длится вечность, а вечность умещается в одном вздохе.
Всплеск адреналина и вспотевшая спина напомнили мне, что я всё ещё не сдох, не потерял способность чувствовать что-то, несмотря на потери.
Квартира встретила меня пыльным молчанием. Год пустоты осел на стенах, делая их неуютными, необжитыми.
Даже старенький, продавленный диван, когда-то бывший почти что членом семьи, теперь казался чужим. Я хотел немного вздремнуть, но сон не шёл.
Перед глазами вспыхивали картинки, от которых хотелось выть.
Погибшие сослуживцы...
Воробьёв...
Надюша...
Касьянов...
Его предательство.
Оно жгло сильнее, чем ожог от раскалённого ствола. Я верил ему, как брату. А он... Он просто взял и украл у меня то немногое, что ещё держало на плаву.
Я вскинулся, сел, схватившись за голову. Тишина вокруг была оглушительной. На войне я только и мечтал об этом – о тишине, о покое, о том, чтобы просто лежать и не слышать воя мин. Но сейчас эта тишина давила, как бетонная плита.
Слёзы подступали комом к горлу, душили, как удавка. Я сглотнул, но они прорвались – горячие, ядовитые, как кислота. Я рычал, стискивая зубы, чтобы не закричать, бил кулаком в подушку, но боль не уходила. Её накопилось слишком много, а я всё оттягивал момент, чтобы осознать её размеры, отмахивался от неё, как от назойливой мухи, потому что я мужик, я должен быть сильным. Мужики не плачут.
Поступок Вити пробил брешь в этом гигантском пузыре, и он лопнул.
Мот стал моей отдушиной. Не в силах находиться в пустой квартире, я отыскал свои парадные берцы и снова оседлал байк. Косуху, защиту и шлем купил по дороге на СТО, чтобы ездить безопасно и не слишком отличаться от других мотоциклистов. Теперь я носил с собой пистолет, лишнее внимание мне было ни к чему.
Настроение было вовсе не праздничным. Я думал только о Вите. Хотел убить его. Разорвать на мелкие куски.
Именно поэтому я отказался вечером от выпивки на празднике, который устроил в мою честь Антон. Наврал, что лекарства пью из-за ноги, и их нельзя смешивать с бухлом. Знал, что если вмажу – это добром не кончится.
Антон расстарался – накрыл поляну в беседке во дворе. Водочка, шашлык, гитара, девочки. Зачем портить ему настроение и другим мужикам?
Пока все собирались, он показал мне СТО. Похвастался новыми станками и другим оборудованием.
– Откуда бабки? – поинтересовался я, прикинув сумму, которую Антон потратил на расширение мастерской. – Это же очень дорого?
– Тачки угнанные "причёсываем", – тихо сказал он. – Вот дела и пошли в гору.
Я думал, мотоцикл теперь моя новая любовь, моя страсть, мой наркотик.
Стоило этой девчонке просто появиться, и байк померк, превратился в бездушную груду металла.
– Вить, надо поговорить, – без лишних церемоний проговорил я, стараясь больше не смотреть на блондинку и не отвлекаться.
– Давай потом, Костя? – кивнул на Валерию, показывая, что сейчас не совсем удобно.
Он с тоской перевёл взгляд в беседку, где аппетитно пахло шашлыком и звенели стаканы.
– Нет, мы сейчас поговорим, – настоял я, чувствуя, что больше не могу держать в себе претензии к Касьянову.
– Ну, говори! – раздражённо поторопил меня он. – Чё случилось-то?
– Может, отойдём?
Как бы ни была велика моя неприязнь к Вите, мне не хотелось при его девушке разговаривать на такие темы, которые выставят его не в лучшем свете в её глазах. Да, мне должно было быть похуй на репутацию этого мудака, но как-то не по-пацански это – выяснять отношения при бабах.
– У меня от Лерочки секретов нет. Да, солнышко? – ухмыльнулся Витя, притягивая девушку к себе.
Ладно, сам напросился. Я сделал всё, что мог.
– Что ж, раз все тут в курсе, что ты девушку друга выебал, давай поговорим здесь.
Глаза девчонки округлились, и она с любопытством уставилась на Касьянова.
– Ты о чём вообще? – сморщился он. – Чё за пургу ты мне тут втираешь?
– Я про Нину. Я знаю, что ты её трахал, пока я на брюхе по окопам ползал, чтобы ты тут жил, как в шоколаде!
Витя переменился в лице и поджал губы. Судя по его напряжённому лбу, он с трудом переваривал полученную информацию.
– Лер, подожди в машине, – ласково сказал он ей, поняв, наконец, что разговор у меня к нему не шуточный.
– Нет, – заупрямилась она. – Я хочу послушать.
– Лера! – с нажимом произнёс он, но ей было плевать.
Сбросив с себя руку Касьянова, она просто отошла от него на пару шагов и, сложив руки на груди, с любопытством ждала продолжения нашего разговора.
– Давай поговорим об этом в другой раз, Костя? – видя, что дела его плохи, предложил Витя. – Поверь, ты раздуваешь из мухи слона!
– Разве? Давай я твою тёлку тогда выебу, и мы в расчёте? Раз ничё такого...
Как только речь зашла о его женщине, Витя начал терять самообладание.
– Не зарывайся, Барсов! – зарычал он. – Не сравнивай Леру и эту проститутку. Она приехала на вызов, я просто был её клиентом. Не я, так кто-нибудь другой бы её выебал. И ведь ебали, поверь!
– Ну, и чё? Понравилось тебе, мразота? – перешёл уже на оскорбления.
– Не понравилось! – с издёвкой произнёс Витя. – В жопу не дала и осталась без чаевых.
Я сорвался первым – от души втащил ему кулаком в рожу.
Касьянов, не ожидая такой подачи, осел на асфальт всей своей тушей.
Мужики повыскакивали из беседки, видя, что у нас тут серьёзные тёрки. А белобрысая сучка даже бровью не повела. Просто наблюдала за происходящим, никак не реагируя, словно увидела двух бомжей на остановке, не поделивших недопитую бутылку пива.
Она вообще за кого болеет? Непонятно.
Я смотрел на Касьянова, тряхнувшего башкой, валяющегося на земле, чувствовал боль в костяшках пальцев от удара, и мне было мало. Я хотел месить его мерзкую харю кулаками до тех пор, пока нос ему не вобью в черепушку, пока он зубами давиться не начнёт и кровью захлёбываться.
Нельзя. Не сейчас. Я только вернулся. Я пока не знаю всех здешних правил. Кого можно пиздить, а кого нет.
Я не хотел проблем из-за какой-то падлы при погонах.
Внешне я был спокоен, поэтому о том, как взбесились мои демоны внутри, никто не догадывался. Сейчас я сам себя боялся, поэтому приказал себе ограничиться этим ударом, и дальше действовать только совестно.
Это было трудно. Я едва держался, чтобы не наброситься на Касьянова уже по-серьёзке.
– Вот гандон! – усмехнулся он, трогая пальцами губу и поднимаясь с асфальта. – Из-за какой-то сраной шлюхи...
– Не называй её так!
– А то что?
Секунда, и вот мне в лицо уже смотрит пистолет Касьянова. Он проверяет языком, все ли зубы на месте, и сплёвывает кровь. Глаза бешеные, как, наверное, и у меня сейчас.
– Не думал я, Костян, что дружба наша вот так закончится! – оскалился Витя, осмелев с пистолетом в руке. – Мало я для тебя сделал? Совсем добра не помнишь?
– Забирай свою малолетку и уёбывай отсюда! – не обращая внимания на провокацию, процедил я.
– Да кто ты, блять, такой, чтобы мне указывать? – рассмеялся Касьянов.
Я понимал, что ему теперь нужно как-то реабилитироваться в глазах своей девушки за своё унижение, но не мог позволить, чтобы это произошло за мой счёт. Мы должны решить с ним вопрос раз и навсегда.
Сегодня. Сейчас.
– Мужики, ну вы чего? – раздался чей-то голос рядом с нами и сразу умолк.
Никто не смел вмешиваться, видимо, Витю все присутствующие очень боялись. Но не я. Я слишком много раз умирал, чтобы какой-то вшивый мент тыкал мне в рожу своим табельным "Макаровым".
– А теперь, что скажешь? – я выхватил из-под куртки свой пистолет и направил его на Витю, уравняв наши силы и возможности.
– Менту угрожаешь? Серьёзно? Ты совсем берега попутал, Барсов? Я тебя ещё раз спрашиваю: ты кто, на хрен, такой, чтобы тут беспределить?
– Я теперь хозяин этой базы, – пришлось достать козырь, и он, к сожалению, был последним на сегодня.
– Чего, блять? – не поверил Витя.
– Что слышал. Это всё теперь моё – вся база. Уезжай по-хорошему, Витя. И не суйся сюда. Никогда. Я скажу охране тебя не пускать.
– Ты кукухой поехал? Или чё, я не пойму? Войны хочешь? Опомнись!
Я ничего не ответил, и мы ещё с минуту стояли, убивая друг друга взглядами.
Всё замерло вокруг нас. Все ждали, чем кончится дело.
Не хотел я никакой войны, но и чмошником быть тоже. Зря я проболтался о том, что база теперь моя, но слово – воробей.
Теперь придётся ответ держать.
– Витя, ты сейчас не прав! – раздался в гробовом молчании голос Валерии.
– Барсик? – удивлённо усмехнулся Костя. Он улыбнулся, и на его щеках появились милые ямочки. – Мы раньше нигде не встречались?
Он совсем меня не помнит? Неудивительно. Когда мы виделись в последний раз, мне было тринадцать. Костя тренировался у моего отца, как и я, как и Антон Мохов. Между нами была слишком большая разница в возрасте, чтобы Костя обратил на меня внимание тогда.
Все девочки в группе были влюблены в Костю. Кто-то придумал ему прозвище Барсик, которым мы называли его за глаза, конечно же. В лицо этому вечно серьёзному парню сказать такое никто бы не осмелился, хоть мы и были просто глупыми, безобидными девчонками.
Не знаю, что я тогда испытывала к Барсову, но ждала каждую тренировку, как праздника, и очень огорчалась, если его не было по каким-то причинам.
Потом в городе стало опасно, и папа отправил меня учиться за границу. Я скучала по Косте, часто вспоминала о нём. И вот теперь сижу в его компании.
Взрослая.
Офигеть!
Ощущения пока непонятные. Я изменилась. Он тоже.
Костя стал ещё более мужественным и жёстким. Стычку с Витей я видела только что своими глазами. Стрелять бы никто из них не стал, но это было эпично.
Из симпатичного паренька Барсик превратился в матёрого мужика. Его близость волновала.
Я пришла сюда не затем, чтобы заигрывать с Барсовым, но игнорировать собственные ощущения от него было невозможно. Я ловила себя на том, что задерживаю взгляд на его губах, на движениях рук, на изгибе мощной шеи. И даже если внешне сохраняла спокойствие, внутри всё трепетало.
– Может, и встречались, – пожала я плечами. – Город маленький.
– А что это у нас дама ничего не пьёт? – обратился ко мне незнакомый парень, которого Костя прогнал только что с лавки.
Он, видимо, решил поухаживать за мной, поэтому услужливо протянул пластиковый стаканчик. На столе была только водка, поэтому я на секунду замешкалась. С алкоголем у меня не складывалось. Я быстро пьянела, несла всякую чушь, которая мне казалась уместной и очень забавной. Могла и поругаться с кем-то, о чём жалела после.
– Не надо, Лера, – тихо сказал мне Костя, помогая принять решение.
Он тоже не пил. Очень странно, учитывая, что праздник был в его честь. Наверняка для этого были причины. Вот и мне не стоило употреблять.
– Спасибо, я не хочу, – вежливо ответила я парню.
– Да выпей немного. Для настроения! – с улыбкой настаивал парень.
– Ты, блять, глухой? – рявкнул на него Костя. – Или тупой?
Парень отшатнулся, будто Барсов ему врезал, поджал губы и тут же отстал от меня. За столом пошли тосты в честь Барсова, и от меня все отстали на время.
– Лера, привет! – пришёл Антон. Он привёл с собой Седого, и они уселись напротив Кости. – А Витька где?
Седого я видела только издалека, когда Витя заезжал к нему за взяткой. Собственно, из-за него я и напросилась с Касьяновым на эту вечеринку, чтобы поближе со всеми познакомиться. Я очень надеялась услышать что-то интересное, что хоть как-то связано с делами бандитов.
Вот хотя бы взять заявление Кости о том, что эта база теперь его. Что это означает?
Я сидела, навострив уши, стараясь не привлекать к себе внимания, и ловила каждое сказанное мужчинами слово.
– Мы с ним поссорились, и он уехал, – ответил за меня Костя. Антон удивлённо вскинул брови, но никак не прокомментировал случившееся. – Здравия желаю, товарищ комбат!
Барсов поднялся из-за стола и тепло обнялся с Седым. Значит, они в дружеских отношениях? Витя говорил, что они оба военные. Бывшие теперь. Седой из-за плена, а Котя из-за увечья.
– Да какой я теперь тебе комбат? – горько усмехнулся Седой.
– Давайте дёрнем, мужики? – предложил Антон.
Дальше пошли разговоры об СТО, армии, войне, никак не относящиеся к делёжке территории в городе. Начало темнеть, подвыпившие девушки уже вовсю зажимались со своими кавалерами, даже танцы устроили.
Ко мне, слава богу, больше никто не приставал. Мне стало скучно, но я понимала, что так сразу о чём-то серьёзном никто на подобных мероприятиях не общается. Нужно было выждать время.
Костя вообще был немногословным. Больше молчал, отвечал односложно. Как будто он вообще находился здесь потому, что пришлось, а не потому, что ему тут нравится. На меня он больше не смотрел, не разговаривал со мной и вообще делал вид, что меня нет.
Через какое-то время я захотела в туалет.
– Ты куда? – Костя тут же вскочил, увидев, что я поднимаюсь из-за стола.
– Туда, – кивнула в сторону ангара.
– Я тебя провожу.
Он побрёл за мной следом, подволакивая ногу. Мне стало неловко и приятно вместе с тем, что он так утруждается из-за меня. Я знала о том, что он носит протез, поэтому его опека была вдвойне приятна.
– Я сама могу сходить пописать! Мне нянька не нужна! – оглянувшись, сказала я ему.
– Даже не сомневаюсь, – ответил он, но не перестал идти за мной.
Он курил у входа в мастерскую, пока я делала свои дела. Пока было непонятно, что думает обо мне Костя, но то, что он мной заинтересовался, было очевидно. А может, он со всеми девушками так заботливо себя ведёт? Откуда мне знать?
Хорошо, что Витя уехал, и хоть он меня не контролирует.
– Подарок тебе, Барсов, – сказал Седой, когда мы вернулись в беседку. Он вытащил из кармана георгиевскую ленточку, прикреплённую к значку с эмблемой "Товарищество ветеранов". – Надень, и тебя ни одна падла ментовская не тронет.
С полицейскими у Седого и его прихлебателей были серьёзные тёрки. Они буквально на дух друг друга не переносили. Я часто слышала, как Витя жаловался моему отчиму на ветеранов войны. Его аж трясло, стоило ему услышать прозвище "Седой".
– Спасибо, Игорь, – Костя не спешил брать значок. – Это лишнее, наверное? Я ни с кем рамсить не собираюсь.
– Этот знак отличия в любом случае твой по праву, – едва ли не силой впихнул в руку Барсову ленточку Седой. – Мне как раз таких как ты, майор, не хватает. Приходи к нам в общину? Есть серьёзные дела.
– Где ты живёшь? Валерия... – он с растяжкой произнёс моё имя, перекатывая буквы на языке, и мне показалось, что оно ещё никогда не звучало так красиво.
– Недалеко. В "Сосновом", – так назывался коттеджный посёлок в нашем городе.
– Богатенькая, значит?
Костя усмехнулся, но по-доброму. На его щеках снова появились ямочки. Он был прав: посёлок был элитным.
Даже жалко, что наша поездка будет такой короткой.
Костя убрал пистолет в небольшой бардачок на руле и водрузил на мою голову шлем. Сам застегнул на нём ремешок. Я замерла перед ним не дыша, ощущая, как мурашки пробежали по коже, когда он невзначай коснулся пальцами моей шеи.
Барсов волновал меня, но не так, как Витя. От Касьянова порой хотелось держаться подальше, а Костя, наоборот, притягивал меня, манил несмотря на свою напускную холодность.
– Ну что, трусишь? – его голос прозвучал низко, с хрипотцой, и я почувствовала, как сжалось что-то внизу живота.
Я лишь покачала головой, и, он, сделав шаг вперёд, перекинул ногу через сиденье. Я забралась следом, устроившись позади Кости. Когда я прижалась к его спине, грудь к лопаткам, живот к позвоночнику, бёдрами к его бёдрам, уловила, как напряглись его мышцы под тонкой тканью футболки.
– Держись крепче! На поворотах наклоняйся вместе со мной, – дал последние инструкции Костя. – Ноги об трубу не обожги!
Он завёл мотор, и тёплый воздух приятно начал подогревать мои голые ноги. Крепкие руки Барсова уверенно легли на руль, вены выступили на предплечьях, и в тот же миг байк рванул вперёд. Я вскрикнула, впиваясь пальцами в его живот, чувствуя, как становится щекотно в моём собственном, как двигатель вибрирует между моих бёдер.
Мы ехали довольно быстро. С каждым поворотом я сильнее прижималась к нему. Его спина была твёрдой, горячей, а запах... От него пахло кожей, бензином и чем-то чисто мужским, отчего кружилась голова. Когда он наклонился в очередном вираже, я непроизвольно скользнула руками ниже, обхватив его талию, и почувствовала, как он замедлился на долю секунды.
– Ты там как? – донёсся его голос сквозь шум ветра.
– Нормально!
На самом деле было немного страшновато оттого, что скорость большая, а асфальт – вот он, прямо под ногами. Вместе с тем какое-то внутреннее чутьё подсказывало мне, что Костя знает, что делает, что он не даст нам разбиться.
Он резко прибавил газу, и я вжалась в него еще сильнее, ощущая каждую выпуклость его тела. Только на мосту он сбавил скорость, а потом и вовсе остановился. Я посмотрела по сторонам и поняла зачем мы здесь. Вид на ночной город завораживал.
Барсов помог мне расстегнуть ремешок на шлеме и достал сигареты. Он ничего не говорил, просто молча курил, привалившись к мотоциклу, и смотрел куда-то вдаль. Я залюбовалась его мужественным профилем, но потом, спохватившись, отвела взгляд. Подумает ещё, что я на него пялюсь.
У меня в кармане зажужжал телефон, но я сделала вид, что не слышу. Это либо мама, чтобы спросить, где я, либо Витя с тем же вопросом.
– Ты не ответишь? – спросил Костя, услышав вибрацию. – Вдруг это... Касьянов волнуется?
– Не хочу, – просто ответила я.
Костя забрал у меня шлем, повесил его на руль. Прежде чем я поняла, что он задумал, его рука легла мне на бедро, крепко, властно, так что пальцы впились в кожу.
Я замерла.
Он развернул меня лицом к себе и притянул ближе. Я инстинктивно схватилась за его широкие, твёрдые плечи, не понимая, почему не отталкиваю его. Почему позволяю касаться себя, делать то, что ему хочется?
В тот же миг я почувствовала твёрдый, недвусмысленный намёк у себя между бёдер. Передо мной был не сопляк-одноклассник, и не Витя, которого я держала на расстоянии. Барсов вполне взрослый мужчина, который наверняка не привык ограничиваться невинными поцелуями.
Сердце заколотилось.
Мы стояли на мосту, позади нас проносились машины, но было ощущение, что мы одни в этом мире, и весь город принадлежит только нам двоим. Я снова забыла, как дышать. Костя провёл костяшками пальцев по моей щеке, заставив задрожать. Мне показалось, что он сейчас меня поцелует.
Это было бы логичным. Красивый вид... Мы так близко...
Я залипла взглядом на его пухлых, чувственных губах, и ждала этого поцелуя, как дура. Я сама хотела этого, чтобы Барсов накрыл мои губы своими. Но он просто впился глазами в мои глаза, мучая меня ожиданием. Я умирала от ощущения неизбежного.
Прошла целая вечность, прежде чем он наклонился.
Я закрыла глаза, рухнув в какую-то бездну.
Его губы коснулись моих сначала легко, почти невесомо, будто проверяя, хочу ли я этого. Но когда я ответила на поцелуй, приоткрыв рот, его руки тут же вцепились в меня крепче, прижимая к себе так, что я почувствовала каждый его мускул, каждый изгиб мощного тела.
Поцелуй стал глубже, жарче. Его язык скользнул по моей нижней губе, требуя большего, и я отдалась этому, забыв про всё и про всех. Остался только Барсов. Его вкус, его руки, скользящие под курткой, его твёрдость, вдавливающаяся в мою промежность.
Никто никогда меня так не целовал. Точнее, я никогда не испытывала настолько ярких эмоций. Мне хотелось, чтобы Костя целовал меня вечно, держал в объятиях и не отпускал никогда. Вместе с тем между ног разгорелся такой пожар, что мучительнй стон застрял в горле от того, как сильно я хочу почувствовать Костю внутри себя.
Я гладила Барсова по коротко стриженным волосам, царапала бычью шею ногтями, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от счастья.
Когда мы, наконец, оторвались друг от друга, дыхание сбилось, а губы горели.
– Ты мне понравилась, Лера, – хрипло прошептал Костя. – Очень понравилась.
– Ты... тоже... – это всё, что я смогла ответить, всё ещё дрожа в его руках.
– Давно с Витей встречаешься? – внезапно спросил он, мягко поглаживая моё бедро большим пальцем.
Я даже не сразу поняла, что он от меня хочет. Зачем он спрашивает про Витю? Сейчас?
Неужели и правда хочет ему отомстить таким образом – через меня?
Я летел со скоростью под двести, но адреналин от гонки не мог перебить послевкусие от Леры.
Дочка Воробья... Господи...
Нёсся так, словно она за мной гналась, или я пытался уехать от самого себя.
На базу я не стал заезжать, сразу поехал домой. Меня тошнило от пьяных разговоров, шлюх и притязаний Седого на мою кандидатуру. Тошнило от всего мира. Я так рвался домой, к мирной жизни, но сегодня увидел, что ничего хорошего в ней нет. Как будто у людей ничего святого не осталось.
Упав без сил на диван, я снял протез с натруженной за день культи. Рой мыслей в голове перебивал образ Леры. Девчонка оказалась въедливой. Даже боль в ноге отошла на второй план, стоило подумать о ней.
Сладкие, мягкие губы, распахнутые голубые глаза, нежная, шелковистая кожа...
Её запах впитался в мою куртку, осел на футболке. Он сводил меня с ума, кружил голову, заставлял сердце биться чаще, вызывая дикий стояк. Я хотел Валерию до скрежета зубов, до боли в паху.
Я пытался думать о том, как мне жить дальше, разложить по полочкам то, что происходит в городе, но мысли то и дело возвращались к Валерии. Раз за разом прокручивал в голове наш поцелуй, как она отвечала на него, как дрожала в моих руках.
Это было похоже на безумие.
Поняв, что не в состоянии уснуть, я надел протез и побрёл на кухню. Нашёл початую бутылку коньяка, стоявшую в шкафчике с незапамятных времён. Оставшееся время до рассвета курил в распахнутое окно и глушил коньяк.
После третьей рюмки я сдался и позволил себе поразмышлять о девчонке.
Зачем ей доказательства того, что Гоша убил её отца? Чего она добивается? И почему Витя до сих пор ничего не нарыл на Гошу?
Пользуясь своим служебным положением, Касьянов мог навешать Лере такой лапши, что она бы её уминала за обе щёки.
Я был далёк от мафиозных разборок, но я знал, что среди бандитов есть правило: если убрал конкурента, забираешь всё, что у него было за душой. Гоша так и поступил по итогу, только не понятно, зачем ему понадобилась вдова Воробья? Она уже немолода, а Гоша почти ровесник Касьянова.
Может быть, мать Валерии редкой красоты женщина, раз Гоша теперь отчим Леры?
Девчонка не просто так осталась с нами на шашлыки. Она надеялась что-то разузнать, разнюхать какую-то информацию – это очевидно. Мести хочет? Только кто будет творить то самое возмездие? Она, что ли?
Сопливая дура! Куда лезет?
Или надеется, что Витя ей поможет? Поэтому предложила ему себя?
Ну, а что она ещё может предложить этому оборотню?
От коньяка меня подотпустило. Я решил держаться подальше от белобрысой идиотки и её женишка и завалился спать, выключив телефон.
На удивление мне не снились кошмары, поэтому я выспался. Проснулся оттого, что мне в глаза било солнце. Всё потому, что в моей халупе не было штор. Фактически они были. Где-то. Но я не утруждал себя наведением уюта.
Надя их постирала, а потом...
Чёрт, надо найти их всё же. Зачем? Что они изменят в квартире, где живым не пахнет?
Я привык обходиться малым, никогда не жил завтрашним днём. Мне было всё равно, где спать, во что одеваться. Деньги тратил легко, независимо от того, как они мне достались.
Может, поэтому Надя меня бросила? Не чувствовала во мне надёжности и готовности к семейной жизни? Что я нажил к своим двадцати восьми годам? Однушка, которую мне выдало государство, как сироте, и внедорожник с пробегом. Полноги нет, и мотоцикл ворованный.
Любимая девушка погибла, друг предал.
Ах, да, у меня теперь есть целая промбаза в черте города, из-за которой меня могут также убить, как Воробья. О чём думал сам Илья Андреевич, когда решил подарить мне её?
Предположение Антона о том, что я внебрачный сын бандита, конечно же, полный бред, но у Воробья был явно какой-то замысел насчёт меня. Он не просто так мне базу отписал. Мужик что-то хотел от меня тем самым.
Почему я? Почему он меня сделал избранным?
А вдруг я и правда его сын? Тогда Валерия моя сестра, получается?
От мысли, что я вчера целовал сестру и хотел её выебать, живот скрутило от тошнотворного спазма.
Хорошо, что я был вчера трезвым и не натворил дел. Возможно, Валерия мне бы не дала так сразу, я же не Ален Делон, но она прямо сказала, что я ей тоже понравился, и намекала, что не против встретиться со мной снова.
Грязно использовать молоденькую, неопытную девушку было непозволительным свинством. Я думал, что смогу поступить как Витя, но я не смог. Трахнуть дочку Воробья, всё равно что нассать на его могилу. Я слишком сильно уважал Илью Андреевича, чтобы так поступить.
Я мог бы предложить Валерии что-то более серьёзное, но что это были бы за отношения? Она дочка бандита, выросшая в роскоши, принцесса, привыкшая ко всему самому лучшему, а я обычный парень, калека к тому же. Куда я её приведу? В свою обшарпанную однушку без штор, с продавленным диваном?
Вот Касьянов ей подходит. Он дом строит, на минуточку. Готовится к семейной жизни. У него всё налажено и заряжено. Он сможет дать своей жене всё, что должен дать мужчина: заботу, защиту, уверенность в завтрашнем дне.
А я и в своём-то завтра не уверен.
Зачем я пообещал Седому приехать к нему сегодня, если мне это совершенно не нужно? И что мне теперь делать с базой?
Как же мне не хотелось копаться во всём этом дерьме, но было ощущение, что меня уже начало в него засасывать. Я понял, что не могу теперь уехать из города, не разобравшись хоть с чем-то из того, что на меня навалилось.
Вначале я еду на кладбище. Покупаю охапку белых хризантем, которые так любила Надя, и несколько гвоздик для Ильи Андреевича.
Она улыбается мне с фотографии, и меня снова захлёстывает чувство вины. Это я не уберёг её. Я не должен был оставлять её одну.
Мозгами я понимаю, что всё кончено. Не вернуть ни Надю, ни нашу любовь, но её загадочная смерть не даёт мне покоя. Наступит ли он вообще когда-нибудь?
Могила Воробьёва выглядит так, будто здесь похоронен фараон. Пафосный гранитный памятник размером едва ли не с дом, шикарные вазы с цветами. Я кладу на его могилу гвоздики и зависаю на фотографии.
Вадику было совсем не до чая. Он убежал с машинкой к соседскому пацану, чтобы похвастаться, дав нам с Лидой возможность поговорить наедине.
Тихий скрип половиц под ногами, запах сушёной мяты и старого дерева. Дом был древним, но внутри всегда было прибрано и по-женски уютно. Не то что у меня в квартире.
Лида разливала чай по кружкам, а я разглядывал её. Она повзрослела за год. Неудивительно, ведь теперь она стала матерью, пусть и приёмной. Они с Лерой примерно ровесницы, но несмотря на это, Лида навсегда останется для меня ребёнком.
– Спасибо, – сказал я, пододвигая ближе тарелку с кусочком торта. Потом сунул руку во внутренний карман куртки и достал оттуда пачку денег. – Вот, возьми, пожалуйста, – протянул девушке. – Это вам с Вадиком на первое время, но если что-то нужно купить посерьёзней, только скажи.
– Спасибо, дядя Костя, – смутилась Лида. – Это... Много.
– Да перестань. Бери! – Она взяла деньги и отнесла их куда-то в другую комнату, видимо, спрятала. – Как у вас с Вадиком дела? – спросил я, когда Лида вернулась за стол. – Никто не обижает?
– Сейчас нет.
– А раньше?
– Опека нервы трепала, но дядя Витя всё уже уладил.
– Какой дядя Витя? – от упоминания его имени меня тряхнуло. – Касьянов, что ли?
– Ага. Вадика сначала забрали от меня, но дядя Витя помог мне всё оформить и поговорил с кем-то, чтобы они к нам не ходили.
– А что за проблемы были?
– Жильё у нас требует серьёзного ремонта, и я безработная была на тот момент, получается. Вот...
– С ремонтом я помогу, – пообещал я. – А сейчас ты работаешь где-то?
– Да. Я в "Обществе ветеранов" полы мою, пока Вадик в садике, – с гордостью произнесла девушка, дав понять, что пытается быть самостоятельной.
– Молодец, малая, – похвалил я её. – Учиться тебе надо идти, чтобы полы не мыть.
– Я думала об этом, но как же я всё успею: и работа, и Вадик в школу в этом году пойдёт.
– Придумаем, что-нибудь.
– Я рада, что вы вернулись, – оживилась Лида.
Сказав это, она снова покраснела и, схватив ложку со стола, принялась размешивать чай в своей кружке. Я точно помню, что она не клала в него сахар, просто хотела руки занять.
– Значит, говоришь, Касьянов помогал вам? – вернулся я к разговору о бывшем друге.
– Дядя Витя очень хороший. Он и с похоронами мне тоже помогал. Устроил всё и обед в столовой оплатил. Я очень ему благодарна.
Новые факты, характеризующие Касьянова с положительной стороны, сбивали с толку.
Чем руководствовался Витя? Вину заглаживал за то, что Надю трахал? Или за то, что убийцу её искать не собирается? В добродушие Касьянова я больше не верил.
– Расскажи мне, как в последнее время жила Надя? Она не говорила, почему со мной порвала? Может, поделилась чисто по-женски, чем я ей не угодил?
– Нет, не говорила. Только всегда радовалась, когда вы ей деньги присылали. Наверное, не захотела вас обманывать, когда на панель пошла.
– А зачем пошла?
– Из-за денег, конечно же.
– Ей не хватало того, что я присылал? Она правда стала наркоманкой?
– Нет, что вы! Надя бы никогда... Она не пила и не курила. Я бы заметила, если бы она что-то употребляла. Она... просто уехать хотела. Ей нужно было много денег для этого. Сестрёнка копила на переезд в другой город. Она мне так говорила.
– Что сподвигло её на переезд? Чем ей здесь плохо было?
– Она кого-то боялась. Ей кто-то угрожал.
– Кто?
– Я не знаю ничего. Простите...
Лида расплакалась, и я прекратил свой допрос. Интересно, Касьянов в курсе, что Наде угрожали?
Теперь я ещё больше был уверен, что Наде "помогли" передознуться.
– А что тебе известно об отце Вадика? – продолжил я пытать Лиду, когда та немного успокоилась.
– Ничего, – пожала она плечами. – Он её бросил. Узнал, что беременна, и дал ей денег на аборт. Но она не стала его делать и решила рожать. Я маленькая тогда была. Помню только, что за ней приезжала красивая чёрная машина. Дорогая. И подарки этот мужчина дарил Наде богатые. Шубу, золото... Без цветов она никогда со свиданий не возвращалась.
– Мужчина? Он был старше? Ты видела его? Опознать сможешь?
– Нет, не видела. Он лично никогда не приезжал, а присылал за Надей машину с водителем. Он был женат.
– Имя его ты хотя бы знаешь?
– Сестра не звала его по имени.
– А как звала? По фамилии?
– Масик или папик.
– Боже... – вырвалось у меня.
– А почему вы спрашиваете? Думаете, что это он мог Наде угрожать?
– Почему нет? Может, он узнал, что у него есть сын, и решил отобрать ребёнка у твоей сестры? Что если он шантажировал Надю, вот она и решила уехать?
– Теперь мы об этом не узнаем. Дело прекратили за отсутствием состава преступления.
– Я с этим разберусь, – самонадеянно заявил я.
– А вы не боитесь, что и вас потом... того?
– Ты что-то ещё знаешь, Лида?
– Нет, – испуганно ответила она, опустив глаза.
Девчонка явно что-то не договаривала, и я был намерен выяснить, что именно. Я лишь однажды спросил у Нины об отце Вадима, но она съехала с темы, и я понял, что она ей неприятна. Больше я об этом не заикался, потому что мне было плевать, от кого у неё ребёнок. Знал бы, что так выйдет, был бы настойчивей в расспросах.
– Лида, послушай! – я протянул руку и схватил её за запястье. Она вскинула на меня глаза, полные ужаса. – Ты хочешь, чтобы убийцу твоей сестры нашли? Тогда расскажи мне всё, что знаешь. Любая мелочь, любая деталь важна.
– Надя умерла! – воскликнула она и выдернула руку из моих цепких пальцев. – Я хочу, чтобы нас с Вадиком все оставили в покое. Вот и всё. Кроме вас, конечно, – внесла поправку. – И чтобы с вами тоже всё было хорошо.
Я решил, что на сегодня довольно расспросов. Возможно, Лида станет более разговорчивой, когда начнёт мне больше доверять. Я с неё не слезу, пока она не расскажет мне всё, что знает о сестре.
Девчонка могла и не знать ничего полезного, но я должен был попытаться найти того, кто убил Надю.
Минуя охрану, я пошла к дому.
Посидела немного на крыльце, всё ещё находясь под впечатлением от поцелуя с Барсовым, да и в целом от него самого. Никогда не испытывала ничего подобного. Кости уже и след простыл, а у меня до сих пор от него мурашки. Сердце колотится так, что унять не могу.
Телефон в кармане снова завибрировал, и я поднялась на ноги.
Несколько пропущенных от мамы и смс от Вити, которое пришло от него два часа тому назад:
"Малышка, напиши, во сколько тебя забрать. Я подъеду."
Позвонить гордость не позволила? Касьянов обиделся на меня, что я выбрала не его сторону, но мне было плевать. Тем не менее я написала ему, что уже дома, и со мной всё хорошо.
"Спокойной ночи, любимая. Увидимся завтра." – пришёл от него сразу же ответ.
"Спокойной ночи." – сухо ответила я.
Никаких милых смайликов или чего-то в этом роде. Наверное, это потому, что я не любила его. Не испытывала тех трепетных чувств, о которых пишут в книгах.
И всё же Витя нравился мне, как мужчина. Он был симпатичным, обаятельным, крепким, с хорошей фигурой. Мне нравилось с ним целоваться, нравились его ухаживания и комплименты. Казалось, он готов бросить весь мир к моим ногам.
Много раз мы оказывались с ним в интимной обстановке, располагающей к занятию сексом. Витя был взрослым, опытным мужчиной, он точно знал, как расположить к себе девушку, как её возбудить. Но дальше предварительных ласок дело не шло.
Из-за меня, конечно же. В последний момент что-то щёлкало внутри, срабатывал какой-то тумблер, который не позволял мне отдаться Касьянову.
Несмотря на постоянные обломы, Витя был терпелив. Он ни к чему меня не принуждал, относился ко мне уважительно, даже порой благоговейно.
Всё дело в моей девственности. Не будь я целкой, Касьянов давно бы меня загнул в своей машине, да и я, наверное, была бы не против.
Но отчего-то я всё тянула. Девочки в команде подшучивали надо мной, потому что давным-давно крутили с парнями. В то же время они завидовали мне. Я видела, как они смотрят на Касьянова, облизываясь, как похотливые кошки, искренне не понимая, почему я до сих пор мурыжу мужика. Многие из них с удовольствием заняли бы моё место, но Витя любил меня.
По крайней мере, он так говорил.
Первый раз он будет лишь однажды. И я хотела, чтобы в этот момент у меня не было сомнений, и ничто меня бы не тормозило.
Возможно, мы просто недостаточно долго встречались с Витей, чтобы я окончательно убедилась, что он тот самый, кто достоин быть моим первым и единственным. То, что Касьянов ценил во мне больше всего, работало как щит против него же.
Вместе с тем, я понимала, что интерес Вити ко мне может пропасть, стоит ему добиться желаемого. Да, он уверял меня, что настроен серьёзно, что собирается жениться на мне – это всё было прекрасно. Меня же расследование убийства моего отца интересовало больше, чем перспектива стать женой майора Касьянова.
Его устраивал этот "глухарь", а меня нет – вот что стояло между нами.
В доме было тихо, как будто все спали.
В воздухе витал запах полированного красного дерева и лавандового освежителя. Мёртвый запах. Таким и должен пахнуть дом, в котором убили память.
– Лерка! – голос мамы ударил по мне, как плеть.
Мама стояла на лестнице, застывшая в аристократической позе, будто снималась в фильме прямо сейчас: одна рука на резных перилах, другая небрежно придерживает поясок от халата. Слишком короткий для женщины её возраста и статуса. "Блядский" – как сказал бы папа.
– Что, мам? – раздражённо спросила я.
– Сюда иди! – также нервно произнесла она. – Приличные девушки не шатаются по ночам с отбросами общества!
Я медленно повернулась, чувствуя, как гнев пульсирует в висках. Подошла, с вызовом вскинув подбородок.
– А приличные вдовы не спят с любовниками, пока мужей в землю закапывают.
Тишина повисла, как туча перед грозой.
Я видела, как побелели суставы на пальцах, которыми она сжимала перила, как задрожала её нижняя губа. Как в глазах, которые ещё совсем недавно были полны нежности и любви, вспыхнуло что-то животное.
– Ты... ты...
– Я что? Правду сказала? – шагнула ближе, вонзая слова, как ножи. – Гоша ещё при папе тебя трахал, да? Может, он поэтому папу убил? Из-за тебя?
Удар пришёлся неожиданно.
Горячая вспышка. Металлический привкус во рту. Рука мамы оказалась неожиданно тяжёлой.
Ничего. Я и не такие удары в поединках пропускала.
Но никогда мне не было так больно и обидно.
– Сучка! – мама дышала как загнанная лошадь. – Твой отец... он...
– Не смей! – я орала так, что должно быть прислугу разбудила. – Не смей его сейчас вспоминать! Ты утратила это право!
Всё замельтешило перед глазами. Комнаты, зеркала, портреты предков. Всё смешалось в бесконечный коридор кошмара. Я бежала в свою комнату не разбирая дороги от слёз.
Моя спальня. Последний бастион.
Я захлопнула дверь и упёрлась в неё спиной, словно могла удержать весь этот ад снаружи. Потом рухнула на пол, обнимая свои колени, и завыла.
По-волчьи, по-детски, по-чёрному.
Где-то внизу хлопнула дверь. Заскулила собака. Зашуршал Гошин голос.
Вот оно. Настоящее. Голая, рваная, мерзкая правда.
И больше никого, кто бы прикрыл меня от этого.
Никого.
Утро выдалось ещё более отвратительным.
Я стояла за дверью кабинета, который раньше был папиным, прижав ладонь к холодной древесине, и слушала, как два хищника делят чужую шкуру.
– Барсова надо убрать. – Гошин голос, масляный и спокойный, будто он обсуждал не убийство, а поставку бетона. – Он слишком много получил. Да кто он, блять, такой, что Илья ему такой подарок сделал?
– Не спеши, Гоша. Есть другие способы завладеть базой, – произнёс Витя.
Лёд пробежал по спине.
От мысли, что Костя может пострадать, как мой отец, в глазах потемнело.
Я отпрянула от двери, когда внутри заскрипел стул. Быстро и бесшумно метнулась в столовую, куда через несколько минут пришли мой отчим и мой жених.
Я нашёл Антона в его кабинете. Вместе с Касьяновым.
Они о чём-то спорили, когда я вошёл, но увидев меня, одновременно умолкли.
– Какого хуя он тут делает? – спросил я у Мохова. – Я же сказал...
– Да погоди ты, Костян! – осадил меня Антон. – Дело важное, – сбавив тон, добавил он.
Я заставил себя посмотреть на Витю. На его лице не было злости. Только усталость и взволнованность.
– Поговорить надо, Барсов.
Голос ровный, без издёвки. Непохоже на Касьянова. Раз обратился ко мне по фамилии, значит, реально дело важное.
Я кивнул, не расслабляясь, и сел на диван. Антон остался сидеть за своим столом, а Витя опустился верхом стул, стоявший у стены, сложив руки на его спинке.
– Гоша хочет эту базу, – безо всяких предисловий выложил Витя.
Я ожидал совершенно других тем для разговора с Касьяновым, поэтому растерялся немного. Антон смотрел на меня так, будто сейчас от меня зависел не только его бизнес, но и вся его жизнь в целом.
– Это ты ему рассказал, что база теперь моя? – выдвинул я предположение.
Я ещё не оформлял никаких бумаг, а Гоша так быстро выяснил, кто новый хозяин территории. Впрочем, ему могла и Валерия об этом нашептать.
– Он бы всё равно узнал рано или поздно, – оправдывался Витя.
– А ты каким боком сюда влез? Ты теперь переговорщик у Дракона?
– Я знаю, что ты обижен, Костя, но я всё равно считаю тебя своим другом. Предупредить приехал. Гоша убрать тебя хочет. Врубаешься?
Это уже интересно. Как бы я не относился к Вите, информацию он принёс ценную. Предупреждён, значит, вооружён.
Интересно, Воробей знал о том, что за базу махач начнётся? Он для этого мне её сбагрил, чтобы войну разжечь между мной и Гошей?
Может, Илья Андреевич хотел, чтобы я отомстил Гоше за его смерть, вот и решил таким образом вознаградить меня? Это всё теперь неважно, потому что мстить я никому не собираюсь.
– Передай Гоше, что я Антону базу отдаю. Мне ваши разборки до пизды.
– Костя, погоди! – Мохов вскочил из-за стола и затрясся, как бабёшка. – Ты хочешь, чтобы Дракон меня мочканул?
– А ты хочешь, чтоб меня?
Антон ничего не ответил и остался стоять понурившись.
– Погодите! – успокоил нас Витя. – Есть другой вариант. Предложи Гоше купить базу.
– Я под Гошей ходить не буду, – заартачился Антон, как будто у него был выбор.
– Тебе и не придётся, – обломал его Витя. – Гоша снесёт тут всё и построит детский парк. Я говорил тебе, – напомнил он мне наш разговор, когда Витя забирал меня из Госпиталя.
– Блять, я столько денег сюда вложил, столько лет жопу рвал! – сокрушался Антон. Он стукнул от досады кулаком по столу. – Чтобы какой-то Гоша потом меня на хуй отсюда послал? А что я мужикам скажу? У них дети, семьи, кредиты! – он имел в виду своих сотрудников.
Мне было жаль Антона. Я прекрасно помню, с чего всё начиналось. Он сейчас не преувеличивал – автомастерская – вся его жизнь. Антон дышал этим делом, горел им. На своей СТО он провёл бо́льшую часть своей недолгой жизни.
– Гоша даст вам столько денег, что хватит переехать в другое место, – успокоил его Витя. – Это лучше, чем на кладбище.
– Не слушай его, Костя! Это провокация! Гоша просто хочет выкупить базу за копейки!
Витя усмехнулся:
– Он хочет забрать. Бесплатно. И если ты не продашь, заберёт вместе с твоей головой.
Тишина.
Я смотрел на свои руки. Грубые, покрытые шрамами. Этими руками я вытаскивал из дерьма десятки людей. Этими же руками убивал на войне.
Продать базу – значит предать единственного на данный момент своего друга, ребят, которые здесь работают, которых я знаю много лет. Смогу ли смотреть им в глаза потом? А прогнуться под Дракона и показать свою ничтожность и страх перед ним?
Не продать – подписать себе смертный приговор.
Вместе с тем, у меня в руках сейчас был охуенный козырь. Эта территория – золотая жила. Я мог бы помогать не только Вадику и Лиде, но и пацанам на войне гуманитаркой, а также семьям тех, кто не вернулся с войны. Помочь с лечением и покупкой современных протезов тем пацанам, с кем я познакомился в госпитале. Да и много чего ещё.
Деньги – это возможности, а большие деньги – большие возможности.
Мне нужно было решить прямо сейчас, готов ли я умереть за клочок земли, который подарил мне человек, уже лежавший в могиле.
– Зачем тебе меня предупреждать? – вернулся я к началу разговора.
– Потому что я не хочу, чтобы ты погиб. Разве это не очевидно?
– Мне нужно время, чтобы подумать, – ответил я Касьянову, хотя на самом деле уже всё решил. – Спасибо. До свидания!
– Барсов, не глупи, – сказал Витя, поднимаясь со стула. – Отдай, по-хорошему. Как пришло, так и ушло. – Он протянул мне руку, я поднялся с дивана и нехотя, но пожал её. – А с чего вдруг Воробей тебе базу отписал?
Странно, что Витя не спросил этого раньше.
– Потому что я его сын, – глядя Вите прямо в глаза, ответил я.
Я слышал, как крякнул Антон, но держал фейс.
– Да ну нахуй? – поморщился Витёк.
– Я думал, ты сам догадался.
– Значит, это не байка про внебрачного сына Воробья?
– Получается так.
– А Лерка тебе сестра? – продолжил рассуждать Касьянов. – А я вчера от ревности чуть не застрелился. Скоро породнимся, как я на Лере женюсь. Станем ещё ближе.
– Посмотрим...
– Пока, Антоха! Я погнал!
Витя обменялся с Моховым рукопожатиями и ушёл, оставив нас наедине.
– Ну, и что это было, Барс? – недоумевал Антон. – Что ты затеял?