Свет и мрак смешиваются и одинаково слепят, одежда - чужая, запредельно дорогая и терпко пахнущая отчего-то коллекционными духами, - ласковым атласом льнет к телу и немилосердно сжимает бока. Слишком жесткий корсет из плотной черной кожи, выложенный изнутри жесткой мозаикой пластинок из китового уса, не дает вздохнуть, стискивает тонкую талию девушки почти до боли, так, что кожей можно ощутить каждую металлическую заклепку, впивающуюся в нежное тело. Юбка стискивает бедра, ее приходится задрать почти до самых трусиков, чтобы можно было хоть немного расставить уставшие, дрожащие ноги. Туфли на высоком каблуке выгибают стопу, отчего пальцы сводит самая настоящая судорога, и тогда с ярко накрашенных губ срывается стон. Готика прекрасна и безжалостна; это красота, несущая боль, она душит и уничтожает так же, как сильная мужская ладонь, лежащая на дрожащем, задыхающемся горле девушки. Это ласка и жестокость одновременно, страх и страсть. Эти руки знают, как причинять сладкую боль и дарить ласку. Они умеют карать и давать наслаждение…
- Ты прекрасна!..
Жесткий кожаный ошейник, больно впивающийся, мешающий глотать, сменяет тепло живой руки. Теперь пальцы мужчины завладевают волосами девушки, играют, ласкают, медленно и коварно накручивая косу на ладонь. Девушка знает - еще миг, и ее тело, подчиняясь этой руке, выгнется, горло - беззащитное, белоснежное, перечеркнутое черной полосой ошейника, означающего подчинение, - подставится под вкрадчивое прикосновение губ, такое желанное, такое мягкое и страстное, что боль уйдет на второй план, а разум затопит всепоглощающий экстаз. Боль и мечта перемешиваются воедино, слезы готовы сорваться с ее ресниц, но она боится все испортить плачем и усилием воли сосредотачивается на происходящем.
- То, что надо!..
Руки в ее волосах становятся жесткими, мужчина встряхивает ее так, что она вскрикивает, безвольной длинноногой куклой в дорогих одеждах обмякнув в его руках, его касания становятся плотнее, жаднее. Это почти страсть; ее длинные ноги дрожат, одна его рука лежит по-хозяйски на ее колене, вторая - обхватывает за плечи почти грубо, жестоко, опасно, и она снова тает, чувствуя себя одновременно жертвой и возносясь к небесам от наслаждения, которое ей дарят его прикосновения, заглушающие боль.
Ей хочется кричать, сердце в груди едва не выпрыгивает от духоты, но она молчит, пока его губы касаются ее разгоряченной кожи все ниже и ниже, пока не достигают мягкой груди. Она замирает, трепеща, и слышит чуть уловимый вздох. Мужчина жаждет ее; его объятья - почти секс. Он вкрадчиво скользит ладонями по ее талии, словно питон, обвивающий смертельными кольцами свою жертву. Он целует, жадно целует ее во впадинку меж грудями, сверкающими в слепящем свете как серебро, прихватывает нежную кожу губами так чувствительно, что девушка ощущает острое желание, спазмы, рождающиеся в животе. Трусики ее стремительно намокают. Ее мечта, ее кумир, смысл всей ее жизни касается ее! Целует ее! Склоняется над нею и дышит одним с нею дыханием! Удобнее устраивает ее у себя на коленях и поглаживает ее ноги, обнимает и заглядывает в ее лицо так, что у нее душа замирает, и она ощущает себя счастливой, хотя все ее тело вопит от боли, закованное в тесную узкую одежду, которая словно создана для того, чтобы причинять страдания.
- Да! Я хочу видеть твои чувства! Ты - игрушка, ты - рабыня, ты - обречена и почти мертва! Дай мне твой страх! Твой ужас и борьбу перед смертью!
Плотная вуаль на лице - почти повязка, из-за которой ничего не видно, только белые пятна света над головой, - давит на виски. Эта вынужденная слепота порождает страх и неуверенность, которые тотчас выписываются на лице, запечатлеваются в очертаниях губ, в трепете ноздрей и в частом дыхании, которое уже не удается контролировать. Девушка напугана, ужас придает ей сил, и она осмеливается сопротивляться ласкающим и одновременно удушающим ее рукам. Движение выходит отчаянным, резким, ломаным, но мужчина подавляет его, справляется с ее бунтом и чувствительно прикусывает кожу на ее плече белоснежными зубами, словно хочет пустить ее кровь. Его ладони снова скользят по шелку ее чуть влажной кожи, словно вырисовывая в темноте ее силуэт, все округлости ее тела, и страх девушки сменяется почти эйфорией, влюбленностью, которая сбылась.
Это почти признание; девушка закрывает глаза, млея, считая мгновения, сквозь одежду ощущая тепло пальцев, сжимающих ее грудь и словно невзначай отыскивающих ее сосок под жестким швом корсета. Это почти интимная ласка, но ослепляющий свет напоминает ей, что это неправда, что это обман, всего лишь игра, и на глаза ее наворачиваются слезы. Наверное, они слишком ярко блестят под плотным кружевом вуали, и рот изгибается плаксиво, потому что крик - резкий и сердитый, - следует тут же, стоило ей только нахмуриться.
- Не смей плакать! Мне не нужны твои слезы, я не разрешаю тебе рыдать!
Рывок за ошейник; ей приходится откинуть голову и крепче закрыть глаза, чтобы ни одна слезинка не посмела испортить макияжа, не потревожила искусственной эстетики.
И она послушно проглатывает рыдания, дрожа всем телом и считая кожей вожделенные поцелуи, обжигающие ее, как капли раскаленного металла. Раз, два, три… страстно - в губы, остро и хищно - в шею, жадно - в грудь, неспешно, оставляя на белоснежной коже ярко-алые пятна помады, которой теперь испачканы его губы, и заставляя девушку вздрагивать в его руках.
- Отлично! Снято! Крис - как всегда на высоте! Тори, или как там тебя… ты умница. Ты правда справилась. Ты хорошо все сделала, девочка. Я твой должник.
Тори судорожно вздыхает, медленно приходя в себя. Срывает удушающий ее ошейник и проглатывает, наконец, слезы испуга. Наваждение, страх, пульсация агрессивной музыки, подстегивающей и заставляющей тело напрягаться - все прошло. Все стихло. И вместо наркотического безумия - всего лишь съемочная площадка, над головой свет осветительных приборов.
Мужчина, обнимающий ее за талию, тот мужчина, на коленях которого она сидит с задранной юбкой, расставив ноги неуклюже, но так, как надо было режиссеру, с секунду молча смотрит на нее, в его темных глазах искрится смех. Он неспешно отирает губы салфеткой, убирает испачкавшую его помаду.
Крис ворвался в кабинет режиссера без стука, словно буря. На его красивом, дрожащем от злости лице застыло неприятное, брезгливое и яростное выражение. Испуганной Тори показалось даже, что мужчина стал выше ростом, заполнил собой все небольшое помещение, и она скользнула за ширму, прячась от его гнева. А Криса, кажется, раздражало все, он кипел от возмущения, и потому на нее - на Тори, - никакого внимания не обратил.
- Какого черта! - заорал он, яростно стискивая кулаки.
Даже сейчас, в гневе, Крис был хорош. Красив, как никогда. Несмотря на элегантный костюм, надетый на него, он был похож на варвара, на дикаря, готового к бою. Похоже, ворот дорогой сорочки он растерзал, оторвав к чертям пуговицы, и видна была его вздымающаяся грудь.
Тори, подглядывая в щелку, готова была поклясться, что эти чувства - живые, настоящие, неистовые, - глянцевые журналы заплатили бы больше, чем за гладкий гламурный образ. За горящий взгляд, за непроглядную черноту выразительных глаз, за напряженные плечи и перекатывающиеся на руках мускулы, за нервно сдернутый галстук, который он яростно накручивал на ладони, словно хотел использовать его как удавку…
Глядя, как его пальцы белеют, перетянутые дорогой шелковой вещью, Тори внезапно испытала легкое возбуждение. То, как Крис притягивал ее к себе за этот чертов ошейник, его сбивчивое дыхание, его подрагивающие ноздри - словно он учуял запах крови… Он, вне всякого сомнения, профессионал, и желание причинить боль, выпить чужую жизнь он мог просто изображать. Но глядя на него сейчас, тайком, Тори готова была поклясться, что сидя у него на коленях, она ощущала ту же яростную животную силу, что сейчас исходила от исступленного, распаленного гневом мужчины. Она ощутила себя жертвой и испугалась на самом деле. Ей показалось, что он не может собой владеть и после чувствительного укуса последует еще что-то, пугающее, невероятное.
- Выйди! - рявкнул Крис, сверкнув глазами на режиссера. Тот, нервно сглотнув, поднялся с места, в раз превратившись в бледную тень самого себя. Он больше походил на нашкодившего школьника, чем на взрослого уверенного в себе человека. - Нам надо поговорить!
- Кристиан, - произнес режиссер жестким, отрезвляющим, как хлесткая пощечина, голосом, так не вяжущимся с его перепуганным жалким видом. - Давай без глупостей?!
- Вон, я сказал! - взревел Крис, комкая галстук и запустив им в дверь. - Доволен?! Вон!
Режиссер бочком, словно краб, выполз из-за своего стола, и рванул со всех ног прочь. Тори хотела было последовать за ним, но тут Крис, словно огромный тяжелый хищник, одним прыжком набросился на ухмыляющуюся пьяную Оливию.
Девушка пискнула и зажмурилась, холодея от ужаса, но Крис не нанес удара по омерзительному ухмыляющемуся пьяному лицу. Его ладони перехватили тонкие запястья женщины, мужчина словно пригвоздил всем своим весом к дивану, едва не рыча от ярости.
- Что ты творишь?! Что ты делаешь с собой и со своей жизнью?!
В тишине его голос звучал так, словно душат его.
- А что я делаю? - проворковала Оливия. Казалось, она ни на миг не испугалась его горячего порыва. Напротив - стоило ему коснуться ее рук, как все ее тело выгнулось ему навстречу, с губ сорвался стон, полный наслаждения, словно боль, которую он причинил ей, была вершиной блаженства. - Что такого я делаю, Крис? Мой верный Крис… ты все такой же неистовый жеребец, как и прежде…
Женщина, придавленная к дивану, томно извивалась, закинув лицо вверх, улыбаясь так, словно все ее существо балансировало на грани боли и удовольствия, и Тори, невольно наблюдающая эту сцену, вдруг подумала, что Оливия и сейчас невероятно красива. Ее нетрезвое лицо вдруг избавилось от неприятной расслабленности и вспыхнуло невероятным светом страсти, желания и покорности, от которого женщина преобразилась.
Но Крис почему-то не купился на ее красоту.
- Черт тебя подери! - рыкнул он, встряхнув ее крепко. В его голосе вдруг проскользнуло что-то беспомощное, почти отчаянное. - Олив! Ты что, не можешь взять себя в руки?! От тебя требовалось всего лишь не пить хотя бы неделю! Хотя бы неделю! И у тебя были бы деньги; много. Этот проект действительно дорого стоит. Ты себе не представляешь, сколько! Ты обеспечила бы себе будущее! Я ведь действительно хотел тебе помочь! Я просил за тебя! А теперь контракт с тобой разорвут, - Крис расхохотался, оттолкнув от себя женщину, встав во весь рост и запустив пальцы в тщательно уложенные волосы. - А на всех постерах вместо тебя, Олив, будет красоваться… молоденькая уборщица! Черт подери! Я и уборщица! Большего унижения, наверное, и не придумать! Скажи, ответь мне честно - ты нарочно это устроила? Специально, чтобы вынудить меня работать черт знает с кем?!
Тори вздрогнула; слова Криса больно ранили ее. Черт знает с кем… Он выплюнул эти слова с таким презрением, в его голосе было столько пренебрежения и боли, что девушка чуть не разрыдалась в голос. Неужто для него она настолько пустое место, что с нею и появиться стыдно?! Но ярость Криса пугала ее больше, чем жгла собственная обида, и девушка зажала рот ладонями, чтоб ни звуком не выдать себя.
- А ты, Крис? - томно прошептала женщина. - Ты можешь остановиться хотя бы на неделю? Ты можешь отказаться от… своей темной сути… хотя бы на день, Крис?
- Это другое! - взревел мужчина, снова бросаясь к женщине - и снова отпрянув от нее, когда она выгнулась к нему навстречу, готовая принять его удар. - Не сравнивай! Это другое!
Но он не ударил, и Оливия, мерзко хихикая, торжествуя свою странную победу, небрежно закинула ногу на ногу, рассматривая распаленного мужчину.
- Это то же самое, Крис! - мстительно и злобно кривя в ухмылке губы, ответила Оливия, сверкая глазами. - То же самое! Это тоже порок, грязь, грех! Можешь ты отказаться от него хоть на день? Можешь стать другим, снова невинным и чистым, Крис? Нет? Так и меня не вини ни в чем.
- Все самое грязное во мне от тебя! - взревел Крис, снова впадая в ярость. - Это ты!.. Ты выпачкала меня в этом!
Насколько близкими могут быть обнаженные люди?
Ответ - бесконечно.
Тори сквозь полусон чувствовала теплые, заботливые прикосновения, нежные поцелуи, повторяющие алые полосы на ее коже, оставленные цепью, и ей казалось, что они с Крисом сливаются воедино снова, прорастают кожа к коже, кровь в кровь. После жестокой страсти наступило время неспешного, томного любования, бережного тепла, и это было тоже странно, после резких слов Криса о том, что она - никто… А кто ему случайная любовница, подцепленная в клубе? Он не знает ни имени ее, ни лица. Ничего; только одержимость в глазах. Одержимость им; одержимость, что сильнее боли. И за эту боль сейчас он платит поцелуями, оставляя дорожку влажных мягких прикосновений к исчерченной алыми полосами коже, целует ее бедро, колени, сжимает в ладони теплую маленькую ступню. Вдыхает быстро улетучивающийся тонкий аромат ее наслаждения и возбуждения и целует иссеченную спину… Сейчас эта случайная знакомая - часть него самого, и он готов любить ее вечно.
Сплетая руки и ноги, растворяясь в ласках, они уснули перед самым рассветом, и Крис уютно уткнулся лицом меж ее грудей, сладко поцеловав острые от утренней прохлады соски.
Утром пробуждение было не из самых приятных.
Тори проснулась от громких голосов за дверями, от грубых окриков.
- Полиция, - произнес Крис за ее спиной, автоматически притягивая к себе теплое тело любовницы, словно пытаясь ее отгородить от мира, который безжалостно готов был забрать девушку у него. - Что-то случилось.
Тори вспомнила вчерашнюю эйфорию после бокала коктейля и поморщилась, ощутив, как на плече огнем горит укус Криса. До этого места дотронуться было страшно, и она готова была поклясться, что там багровой розой распускается огромный кровоподтек.
- Наверное, это из-за алкоголя, - шепчет она, поднимаясь, и Крис ловит ее, снова укладывает рядом и пристально заглядывает в прорези ее маски.
- А что не так с алкоголем? - спрашивает он, призывно поглаживая ее живот, обводя ладонью груди.
- Мне показалось, - шепчет Тори, краснея, чувствуя, как его ладонь по-хозяйски протискивается меж ее ног и поглаживает там, где снова влажно, где снова назревает горячее желание, - мне показалось, что в алкоголь что-то добавили…
Темные глаза Криса сужаются, превращаясь в узкие щелки, на губах его мелькает усмешка.
- Алкоголь тут чист, - посмеиваясь, произносит он, рассматривая рисунок вчерашней страсти на ее коже. - Это приличное заведение. Сюда ходят только солидные люди, и если подмешать что-нибудь не то кому-нибудь не тому… ты раньше тут никогда не бывала?
Тори стыдливо закусывает губу. То безумие, что она списывала на легкие наркотики, которые ей якобы добавили в коктейль, на самом деле жило в ней самой и проявилось внезапно. Теперь ей было стыдно вдвойне за свое развязное бесстыдство, за свою откровенную страсть, которым не было никакого оправдания.
- Не была, - шепчет она стыдливо, и Крис снова приникает к ее обнаженной груди, с урчанием, словно сытый огромный хищник, целует ее, подминает под себя.
- Встретимся еще раз? - спрашивает он. Нет, даже не спрашивает - настаивает, раздвигая коленом ее бедра, готовый нетерпеливо взять ее еще раз. Но Тори не успевает ответить: в их дверь стучат бесцеремонно и грубо, и Крис напряженно оглядывается.
- Черт, - бормочет он. От девушки от поднимается с явной неохотой. - Что-то серьезное случилось. Поднимайся; нужно поскорее уйти отсюда, пока мы не нажили себе проблем. Тебя подвезти?
Тори, натягивая юбку, смолчала. Подвезти? Куда? В спальный район, к дому, не блещущему респектабельностью, проводить до крохотной квартирки? Чтобы снова увидеть в его глазах вежливое равнодушие, которым Крис обычно маскировал свое брезгливое отношение к ней? Крис ждал ответа, поглядывая на спешно одевающуюся девушку, но на ее счастье в дверь снова постучали, отвлекли его, и вопрос так и остался без ответа.
Едва Тори успела накинуть блузку, как Крис налетел на нее, ухватил за руку. На нем на самом сорочка и пиджак были расстегнуты, туфли надеты на босу ногу.
- Скорее,- прорычал он. - Произошло убийство. Сейчас все здание оцепят и не выпустят никого! А нам ведь не нужны огласка и неприятности, так?
Тори испуганно охнула, и Крис, глянув на ее позолоченную маску, вдруг неожиданно привлек девушку к себе, к своей голой груди, сжал ее, жадно стиснул податливое тело и поцеловал так страстно и с такой жаждой, словно случайная знакомая, растрепанная, в наспех натянутой помятой одежде, действительно что-то значила в его жизни.
- Мне было хорошо с тобой, - хрипло произнес он, разглаживая пальцами ее пылающие щеки. - Очень хорошо…
Крис, вероятно, дал много денег служащему заведения, чтобы остаться незамеченным в этом скандале, и тот, улучшив момент, подал знак, что можно выходить. Прижимая туфли на высоком каблуке к груди, Тори неслась вслед за Крисом, который крепко держал ее за руку, и пара замедлилась лишь у дверей одной из комнат, раскрытых настежь.
Тори сразу узнала эту девушку, хоть никогда в лицо ее не видела. Стройная, черноволосая, с вызывающим ярким макияжем. Ее раскрытые губы были накрашены ярко-алой помадой, которая осталась нетронутой. Рядом с ее мертвым, так похожим на фарфоровое кукольное, лицом лежала маска луны, потускневшая от чьих-то рук, которые, видимо, рвали и терзали ее в ярости.
На шее мертвой девушки, потускневшей и посеревшей, в неясном свете утра виднелись темные неряшливые пятна. Девушку задушили.
Эта была та самая девушка, с которой Крис вчера собирался провести вечер. Та самая чаровница, которая двенадцать часов назад манила его к себе пальцем. Крис, похоже, тоже ее узнал; он схватился за лицо, словно проверяя, на месте ли его полумаска, и нетерпеливо дернул Тори за руку, увлекая ее прочь со страшного места.
- Быстрее, быстрее!
У самого входа он замешкался - видимо, расплачиваясь, - и Тори вынырнула на улицу, обогнав его, глотая холодный утренний воздух и на бегу сдирая маску.
Уборщица - это не звезда, это не Крис Браун и даже не спивающаяся Оливия Риверхорс.
После объяснений с Крисом Тори в истерике сбежала со студии, и никто не остановил ее. И Крис - тоже. Он просто смотрел ей вослед, смотрел, как она убегает, утирая катящиеся градом слезы. И режиссер тоже ее не остановил. Никто.
И это было к лучшему; ей нужно было побыть одной и переварить, передумать и пережить все, что с ней случилось. Убегая, Тори заметила, как Крис удержал кого-то, кинувшегося вслед за ней, остановил кратким жестом руки - мол, пусть бежит, - и это было очень правильно. Так и надо.
Дома ждал покой, полумрак и одиночество - то, что нужно, чтобы залечить раны, и душевные, и физические. Стащив ненавистную форму, отмывшись дочиста от поцелуев, боли и воспоминаний. Растерзав и разодрав в ярости фото, вырезки из журналов с красивым улыбающимся лицом Криса, выгнав из комнаты дым в распахнутое окно, натянув чистую веселенькую футболку, Тори с ногами влезла на старое кресло, прижалась к плюшевой спинке щекой, как прижимаются к груди родного человека, готового выслушать.
Черт, почему оно все так обернулось? Почему ее любовь - восторженная, пылкая, наивная и романтичная, - обернулась вот этим всем?! Тори утыкалась лицом в вытертую обивку и ревела, понимая, что ее любовь не выдержала столкновения с реальностью.
- Дура, дура, - шептала она, давясь слезами, - влюбилась в картинку, выдумала себе гладкий образ, а он совсем не такой! Я его совсем не знаю, он другой!.. А я таскалась за ним, черт подери, я убирала и мыла полы, лишь бы только быть с ним рядом, и все зачем?!
Она не знала; она не понимала, почему сердится на Криса. То ли потому, что он оказался другим, совсем незнакомым ей человеком, и не стал потакать ее наивным, полудетским фантазиям и желаниям, не помчался за ней, убегающей в слезах и истерике, не ввязался с ней при всех в бурные выяснения отношений, не удержал силой… То ли оттого, что она сама оказалась другой, не такой, какой сама о себе думала. Дерзость - в ней была странная дерзость, которая пугала ее и шокировала Криса, и Тори не знала, как он к этому относится на самом деле. Принимает ли он эту дерзость за распущенность, за легкую доступность? Или понимает, что это всего лишь плод нервного напряжения, своеобразный ответ на стресс?
К черту, не думать об этом, не то можно со стыда сгореть!
И хуже всего то, что это бесстыдство, эту развратную смелость в ней, в Тори, разбудил Крис. Его близость. Его кажущаяся доступность. Она прикоснулась к нему - и тотчас подсела на этот наркотик, называющийся Крисом Брауном, подсела так, что теперь ее трясет, подсела так, что готова сделать все, чтобы получить его снова. Даже вытерпеть боль и его, Криса, пугающую хищную жажду причинять эту самую боль… И даже наслаждаться этой болью готова.
И от этого она рыдала еще горше.
«Ничего, - думала Тори, убаюкивая себя, охватывая свои плечи руками, чтобы в этом жесте найти утешение. - Ничего-о… Этот урок не пройдет даром. Это все к лучшему. Пора взрослеть! Нужно взять себя в руки и наконец-то наладить свою жизнь. Черт подери, я больше никогда не буду бегать за ним тенью, с половой тряпкой в руках! Как же это унизительно и глупо, как глупо… Не пойду завтра в студию. Уволюсь и найду себе работу по специальности; перееду. Я все изменю и начну все сначала, не витая в облаках! Я больше никогда не увижу этого чертова Криса Брауна и не свяжусь с ним и с его порочной страстью…»
Решение было принято, слезы выплаканы и выпито неисчислимое количество чашек чая с мятой. Тори в этом странном, подвешенном состоянии просуществовала неделю, погруженная в свои мысли. Она машинально собирала и упаковывала вещи, перебирала учебники, книги, стараясь вспомнить то, чему несколько лет училась, прикидывала, куда пойти в первую очередь, где искать подходящую вакансию.
Из этого странного, неживого состояния ее вырвал телефонный звонок. Помешивая ложечкой чашку с кофе, на дне которой кружились крупинки сахара, она с удивлением смотрела на незнакомый номер и думала, кто же это может звонить ей из той, из прошлой жизни, из которой она хочет убежать.
- Слушаю, - произнесла она - и сама удивилась, как спокойно и размеренно прозвучал ее голос.
- Тори, крошка, доброе утро, - голос режиссера, человека из того самого прошлого, которое Тори так сильно хотела забыть, ласковым ручейком зажурчал в трубке. - Как ты? Успокоилась, пришла в себя? Вот и славно, вот и умница. Сможешь сегодня подъехать на студию часикам к двум?
От неожиданности Тори поперхнулась кофе и закашлялась.
- Зачем? - проговорила она, откашлявшись. - То есть… да, я как раз хотела приехать, получить расчет. Я увольняюсь.
- Нет-нет-нет, милая, - поспешно заворковал Режиссер. - Ты поняла меня неверно! То есть, конечно, свои прошлые обязанности ты, конечно, выполнять не будешь, но кое-какую работу надо закончить, Тори.
- Работу? - удивилась девушка, не понимая, куда тот клонит.- Какую работу?
- Наш проект, Тори, - мягко произнес режиссер, но девушка, хорошо знавшая цену мягкости в этом голосе, невольно напряглась. - Съемки, Тори. Проект стоит. Крис Браун выплатил неустойку вчера, черт…
Было слышно как режиссер, нервничая, чиркает зажигалкой, прикуривает сигарету и злобно матерится. Он не был таким уж хорошим актером, и выдержкой Криса не обладал, поэтому раскололся сразу же.
- Черт бы побрал этого Криса Брауна, - свирепо прорычал он после почти минутной паузы, в течение которой Тори, не дыша, выслушивала его нецензурную брань, - с его чертовыми любовницами, с его женщинами, с его потаскухами и скелетами в шкафах! Черт бы вас всех подрал, девочка! Я по уши сыт вашими приключениями, неприятностями и отношениями, слышишь?! По уши! Но чертов Крис Браун отказался сниматься с Оливией Риверхорс. Отказался.
- Я тут причем? - меланхолично произнесла Тори, поражаясь тому, как искусно притворяется. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди, потому что она словно наяву увидела перед собой взгляд Криса - внимательный, пронзительный и пугающий, - и кожей почувствовала его упрямое желание. Хочу - так он сказал и сделал все, чтобы ему вернули ее, Тори. Терпеливо сидя в кресле с надписью «звезда», покуривая сигару и покачивая носком блестящего ботинка. Он еще и деньги заплатил! Кинул пачку денег, заставив всех вокруг него суетиться, отыскивать ее, Тори, и вернуть… вернуть ему.
Крис спокойно собрал едав не рассыпавшиеся бумаги и сложил их аккуратной стопочкой.
Он вообще был спокоен до неподвижности, и Тори с запозданием поняла, что, вероятно, он очень доволен результатами. Он добился того, чего хотел, своей поставленной задачи-минимум, и смысла злиться и нервничать у него не было. Он подманил, подтянул ее к себе, в зону досягаемости, принудил ее снова контактировать с ним - для первого шага это было очень неплохо.
- Объяснимся? - агрессивно предложила Тори. Крис так же спокойно пожал плечами, и Тори снова на миг стало страшно от его невозмутимого спокойствия.
«Черт, на что он рассчитывает? После откровений Оливии, после его поведения… Он что, думает, что найдется девушка в своем уме, которая согласится на его ухаживания? На его укусы? Чтобы потом превратиться в такое же ничтожество, так же, как Олив?..»
- Непременно объяснимся, - ответил он. - Я очень хочу, чтобы между нами не было непонимания и недосказанности, ведь у нас… особые отношения.
Его голос интимно понизился, и Тори гневно вспыхнула.
- Нет у нас никаких отношений! - выкрикнула она. - Я хочу, чтоб ты зарубил себе это на своем длинном носу, Крис Браун! Не было, нет, да и не будет. Понятно тебе!?
Крис, изобразив на своем красивом лице скучающее безразличие, глянул в потолок.
- Ты хорошо подумала? - произнес он небрежно. - Контракт с тобой подписан, это верно. Но никто не говорит, что его с тобой продлят. Это деньги, это большие деньги; ты быстро почувствуешь их вкус. Ты уверена, что сможешь отказаться от них, лишь бы только не видеть моей физиономии? Одно лишь мое слово, и ты снова окажешься там, откуда только что приехала.
- О-о-о, да ты купить меня решил?! - расхохоталась Тори. - Думаешь, за деньги я с тобой соглашусь? Так можно эти бумаги разорвать сейчас! Ни за какие деньги, ни за что, я с тобой!..
Она кинулась на Криса, но тот поднял руку с зажатыми в ней бумагами высоко над головой, и Тори отступила, сообразив, что не достанет до них. Вот же черт…
- Умница, - произнес Крис, - ответ правильный. Я ждал его. Я верю тебе, что ты со мной не из-за денег. Впрочем, можно было и не спрашивать. Это было видно в твоих глазах. Я не понял, кто ты, но видел, что ты меня узнала, и там, в клубе, хотела только меня.
- Больше не хочу!
- Отчего? Мне показалось, что тебе понравилось. Не сразу, но понравилось. Ты новичок, ты еще не знаешь, чего может захотеть твое тело, но этому быстро учатся. Оливия? Тебя смущает Оливия? Но ведь у каждого есть прошлое. Отношения. Она - часть моего прошлого. Только и всего.
- Но не каждый ломает и использует человека так!..
- Как? - выдохнул Крис, оказываясь рядом с Тори так близко, что его аромат окутывает ее, и она снова слышит отголоски безумной страстной ночи. - Ну, как? Говори. Спрашивай. Я отвечу. Я не хочу, чтоб ты меня боялась. Не нужно делать из меня монстра.
Он стоит над маленькой взъерошенной Тори, огромный и сильный, не касается ее руками, и это тоже - пытка. Теперь Тори отчего-то очень хочет, чтоб он ее коснулся, запустил руки в волосы, но Крис словно нарочно сует руки в карманы и смотрит в ее яростные глаза спокойно и холодно.
- Ты взял ее для своих забав, а когда она не выдержала, выкинул ее! А ведь она любила тебя!
- Она не забавы не выдержала, - холодно парировал Крис. - А саму себя. Ты что, не читаешь желтой прессы?
- Причем тут желтая пресса? - в запальчивости выкрикивает Тори, но ее горячность снова разбивается об его холод.
- Притом, - веско отвечает Крис. - Притом, что сначала была она… Оливия Риверхорс! Звезда подиума; богиня глянца. Самая красивая и желанная женщина в мире. А я был начинающим, таким, как ты сейчас. Никто и ничто. Оливия могла взять любого. Кого захочет. Но она выбрала меня. Тогда она еще не пила - попивала. Баловалась. Говорила - ей это надо для расслабления. Мне тогда казалось, что она легкая, как бабочка. Порхает себе, беспечная, веселая, сумасбродная. Для нее все было шуткой; Тема - тоже. Ради шутки мы попробовали. Она ради шутки надела ошейник и отдалась мне… как саба. Под кайфом боль ей очень нравилось, - его голос задрожал, словно Крис из последних сил сдерживает невероятное возбуждение. - Боль превращала ее в падшего ангела. Оливия была очень красива, очень. Такая раскрытая, откровенная, такая беззащитная и покорная… Но для нее это было шуткой, забавой; острой пикантной перчинкой в наших отношениях. А для меня… для меня было все всерьез. Я доминант, Тори; мне это нравится. Во мне это есть, я люблю власть и люблю подчинение мне. И в тебе это тоже есть… Я это почувствовал. Увидел.
- А в Оливии не было? - дерзко спросила Тори, игнорируя его слова, касающиеся ее личности. - И ты ее сломал своими… предпочтениями?
- Я доминант, а не маньяк. Если мне говорят «нет», я не трогаю. Такого рода отношения возможны только по обоюдному согласию. Только так. Поэтому когда Оливия сказала «нет», я ее больше не трогал. Никогда не трогал. И моя холодность ее очень сильно задела. Она ведь считала именно себя главной в нашей паре. Считала, что необходима мне - как покровительница, как мечта, которую я обрел в ее лице, как искусительница, вводящая меня в ту жизнь, которую я не знал. Порочную, развратную, страстную, полную дорогих удовольствий. Олив думала, что только она может открыть передо мной все двери, и очень удивилась, когда оказалось, что я уже и сам что-то стою. Меня начали снимать, много, карьера пошла в гору. Я уже не нуждался в ее протекции, но мы все равно были вроде как вместе. Вместе работали, вместе появлялись на людях. Но что-то уже сломалось. Наши отношения уже не были такими, как раньше, и она решила их оживить, вызвать у меня ревность… Много любовников. Молодых, совсем юных любовников из числа начинающих моделей. Она хотела мне показать, как интересна и как востребована. Потом выпивка. Много выпивки. Алкоголь дарил ей те иллюзии, в которых она нуждалась. Ее невозможно было остановить, она пила все больше. Вот и все. Не было никаких трагедий, не был насилия, не было избиений и страха, не было отчаяния - был крах собственных иллюзий. Олив хотела сломать и подчинить меня, но сломалась сама. Так бывает.
Золото смыли с потрясенной Тори, так же молниеносно нанесли другой макияж, и Тори увидела себя совсем другой - юной и испуганной, чистой, как в день сотворения, в почти невесомом белоснежном платьице из прозрачного шифона.
Тори просто умирала от стыда, глядя как сквозь тончайшую ткань просвечивает ее тело. Выйти в этом?! При всех выставлять себя напоказ, вертеться перед камерой? И с совсем незнакомым ей партнером…
- Дионис - он веселый красивый парень, - загадочно шептал ей на ухо режиссер. - Ты просто должна его немного стесняться… ну, ты понимаешь? Первая любовь, нежная, озорная, юная, невинная… Немного наивной застенчивости… Он подыграет. Не бойся ничего. Понимаешь?
Тори не понимала.
Она в принципе не понимала, как можно существовать в кадре без Криса, что делать, куда девать неповоротливые ноги и руки. И как вести себя, когда с ней рядом чужой человек - она не знала… Однако, Дионис - тот человек, который должен был играть веселого бога виноделия, - своим появление ее немного успокоил. Это был молодой человек, может, чуть-чуть старше Тори, красивый, словно нарисованный для самого дорого глянца, и беспечный. Он был обнажен по пояс, если не считать накинутой на плечи прозрачной рубашки из невесомого материала, и Тори вспыхнула стыдливым румянцем, понимая, что ей сейчас придется позировать с ним, обнимать его плечи и делать вид, что она в него влюблена… Все то же самое, что с Крисом, только из этих прикосновений исчезнет магия.
Но Диониса это как будто не смущало. Он безо всякого стеснения наблюдал, как Тори готовят к сессии, и весьма небрежно пощипывал реквизит - сочные виноградные грозди. И, кажется, к Крису он не питал особой симпатии. Напротив - перспектива потискать его подружку словно заводила его, и он беззастенчиво рассматривал Тори, оценивая.
- Наш старый зануда Мидас отмывает свое золото в священной реке? - безо всякого почтения к Крису зашептал он, склонившись над Тори и посмеиваясь. - Надеюсь, он долго не отмоется, и мы успеем оторваться. Я - Дэннис, так уж совпало. Ничего не бойся, все пройдет гладко, нам будет весело на площадке.
Тори слабо улыбнулась, в зеркале поймав смешливый взгляд парня.
- Я не умею ничего, - прошептала Тори, и Дионис беспечно пожал плечами.
- Ну, с Крисом сумела же. Ничего особого там не нужно, просто поворачиваться к камере так, чтоб уловить наиболее выгодный ракурс. И хлопать глазками. Сумеешь?
Тори кратко кивнула, хмуря брови. Внезапно Дэннис с его развязной простотой стал ей неприятен, почти пугающ, и девушка с неприязнью подумала… о Крисе. Какого черта он притащил ее сюда?! Зачем заставил почти голышом кривляться перед посторонними людьми? Разве она просила об этом? Разве она хотела карьеры модели, актрисы?
«Как только все закончится, я разорву этот чертов контракт! - с ненавистью думала Тори, подавая руку Дэннису и покорно следуя за ним под свет софитов. - Мне это правда совсем не нужно».
- Ты обворожительна! - шептал Дэннис одобряюще, увлекая ее за собой совсем как коварный бог - нимфу. - Ты правда красавица. Не думай, я не вру! Все будет отлично.
Перед камерами Дэннис обнял ее, все так же ободряюще улыбаясь ей, и чуть стиснул пальцы на ее заднице - так, что никто не видел, но Тори отчетливо чувствовала его руку на своем теле. Она гневно воззрилась на своего партнера, тот сделал беспечный вид, и съемка началась.
Но…
Это был не Мидас.
Режиссёр командовал, Тори то прятала лицо, то выныривала из тени, глядя прямо в камеру, но ничего толком не получалось. Руки партнера казались ей неживыми, деревянными, он прижимал ее к себе слишком грубо и плотно, и каждом его движении Тори улавливала нездоровое, нервное желание подавить, подчинить ее.
Не так, как с Крисом. Крис не хотел ее переломить и подчинить. Он хотел от нее принятия, понимания, хотел понять и открыть ее саму, и это было намного глубже и тоньше, чем беспрекословное рабское подчинение.
Прижимаясь к груди романтического Диониса, разглаживая ворот его белоснежной рубашки, заглядывая в его красивое лицо, она вдруг поняла, что Крис не поворачивал ее, насильно и жестко, под свет, не крутил ее тело, не заставлял поднимать голову… он вообще ни слова ей не говорил, все происходило как-то само.
А Дионис жаждал ее молчаливого подчинения. Он чувствовал, как она отстраняется от него, и насильно жал ее к себе крепче, вымучивал из нее каждую позу, и Тори казалось, что весь мир пропах красным вином, что плещется в его блестящем бокале на высокой тонкой ножке.
- Может, тебе выпить немного? - шепнул ей Дионис, на ушко, чуть склонившись. Тори зажмурилась от очередной вспышки камеры, понимая, что и их интимный шепот запечатлен на фото, поморщилась и попыталась оттолкнуть от себя партнера, но тот внезапно обхватил ее крепкими руками, запустив пальцы в ее волосы.
- Пей! - прогремел его голос над ее запрокинутым лицом.
Он рывком откинул назад ее голову, и алая жидкость из блестящего бокала тонкой струйкой полилась ей в рот. Тори попыталась оттолкнуть Дэнниса от себя прочь, но тот был словно из металла отлит, и вино все лилось, заливая рубиновыми потеками ее шею, ее грудь и платье.
- Пей!
Это было что-то ужасное, порочное и вязкое, словно паутина, Тори чувствовала себя так, словно ее медленно соблазняют, изламывают ее волю, и она тонет, тонет в темноте, которая называется покорным отчаянием и безразличием.
Она покорно сделала несколько глотков, в голове ее зашумело. Чертов Дэннис! Он склонился над нею, трясущейся от терпкого вкуса во рту, и, страшно сверкая совершенно безумными глазами, склонился над нею, словно собираясь подарить ей поцелуй. Несомненно, то, что видели в кадре фотографы, было неплохо, и даже красиво; в губах молодого человека была зажата виноградина, крупная, налитая спелым соком, и он ее передавал из губ в губы Тори, властно оттянув назад ее голову, да только ей самой это ничуть не нравилось.
«Черт, ну и работенка», - едва ли не с отчаянием думала она, замирая с чертовой виноградиной во рту, чувствуя, как от выпитого натощак у нее кружится голова, и… со стыдом видя перед собою Криса.
- Нам нужно поговорить, прежде всего поговорить. У тебя шок. Столько всего произошло, это нужно осмыслить и успокоиться. Тебе нужно.
Тори молча позволила усадить себя на сидение автомобиля, молча дождалась, когда Крис устроится на водительском месте. Он поворачивает ключ в замке зажигания и бросает на нее взгляд - не такой, как прежде, не острый, не подозрительный и не опасный. В его темных глазах плещется заботливая робкая нежность, почти мольба, и Тори про себя удивляется тому, каким разным бывает он - Кристиан Браун.
- Это было зря, - тихо произносит, почти шепчет она, и Крис понимает, о чем она говорит, без лишних объяснений. Его руки яростно сжимаются на руле, дыхание клокочет в горле, словно вулкан из невысказанных ругательств и горячих, обжигающих душу слов. Тори невольно любуется его руками; удивительно, еще месяц назад она и мечтать не смела о том, что Крис коснется ее, а сегодня эти касания реальны и губительны для нее.
- Я хотел быть рядом с тобой, - глухо ответил он, будто оправдывая все то, что произошло сегодня. - И чтобы ты была рядом. Понимаешь?
- Нет, - честно отвечает Тори. Ей на удивление не хочется плакать, хотя ей оглушительно стыдно, чертов Дионис практически поимел ее при всех. Это Тори понимает; этот скользкий змей проник в ее тайну и воспользовался этим знанием. - Для тебя это так важно? То, что было между нам? Разве это может быть… настолько важно?
Крис снова глянул на нее одним из своих странных взглядов, от которых в сердце поселяется тоска. Даже странно, что этот сильный, красивый, самоуверенный мужчина может смотреть так умоляюще, что кажется, будто он сжимает сердце ладонью, до боли, до той самой боли, которую он так любит причинять… И Тори не верит, что это не очередная игра, не притворство.
- Это важнее, чем ты можешь подумать, - глухо отвечает он. - Поедем; выберем спокойное место, где сможет поговорить. Я должен тебе объяснить… Я очень хочу, чтобы ты поняла. Это не игра, это настоящее. Очень сложно встретить свою женщину, и мне сложнее вдвойне. Ты же знаешь… публичная профессия привлекает много внимания, в меня влюблены тысячи девушек, и любая их них готова и согласна на то, чтобы я ее трахнул. Но мало кто из них способен разделить со мной это…
***
Крис выбирает какой-то отель, из тех, что сдаются на час, на два для пар, что вырвали из своего графика хотя бы пару часов, чтобы побыть вдвоем. Номер для новобрачных, как поняла Тори, недорогой, небольшой, но Крис и не старался поразить ее воображение своим богатством. Ему нужно было найти уголок потемнее и утащить ее туда, чтобы было где зализать свои раны.
Администратор за стойкой, принимая от Криса деньги, мельком осмотрела Тори и поморщилась завистливо. На ее приторно-вежливом лице проскользнуло выражение раздражения оттого, что Тори - такая молоденькая, посредственная, - умудрилась отхватить себе такого солидного и богатого мужчину. В искусно подкрашенных глазах девушки-администратора читалась горячая готовность заменить Тори, самой стать любовницей Криса - лишь бы только он вытащил ее из этого крохотного отеля, из серой жизни, полной экономии, неоплаченных счетов и ничтожных мелких радостей в большую жизнь, где все дорого, красиво и иллюзорно. Хм, милая. Интересно, а отважилась бы ты стать любовницей Криса, если б знала, какую цену пришлось бы заплатить за те деньги, что дал бы ей Крис?
Но Крису не нужна любовь на продажу. Это Тори тоже читает в его глазах. Крис удивительно тонко все чувствует, и смотрит выразительно, так, что Тори готова поклясться, что он говорит: «Видишь? Найти женщину не трудно. Но я хочу откровенности и честности».
В номере шампанское в ведерке со льдом, но Крис попросил принести горячего сладкого чаю. Заботливо помог Тори снять легкую куртку, сам повесил одежду, провел Тори в комнату и усадил в кресло.
В его действиях, в размеренности движений, в его заботе и внимании не было неуверенности и слабости, какую выказываю мужчины, когда чувствуют себя виноватыми. Крис подал Тори чай, медленно опустился в кресло напротив нее.
Ее мечта, ее любовь, ее Бог, ее недосягаемый кумир сидел на расстоянии вытянутой руки. Его можно было коснуться, можно было прижаться губами к его губам, можно было позабыть обо всем и просто упасть в его объятья и попросить его, здесь и сейчас, подарить ей ночь любви - такую, о какой она грезила раньше, и это осуществилось бы, но…
- Я пугаю тебя, Тори? - произнес он, внимательно рассматривая девушку, сцепив пальцы рук, чтобы ничем, пусть даже нервными движениями пальцев, не выдать своего волнения.
- Я сама себя пугаю, - тихо ответила она, грея ладони о чашку. - То, что произошло с Дэннисом… не думала, что так среагирую, я не поняла, как это вообще произошло… Я не понимаю себя, не понимаю тебя. Крис… если уж мы собрались поговорить по душам… ответь мне честно: что тебе нужно от меня?
Тори пригубила чашку с чаем и впервые за все время осмелилась глянуть на Криса прямо. Перехватив его взгляд, она почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног, сердце начинает колотиться вдвое чаще, и руку дрожат - чашка несколько раз звякнула о блюдце, и Тори поспешила отставить ее прочь, чтобы не давать Крису лишнего повода думать о ней как о жертве, как о безоговорочно принадлежащей ему… Но она опоздала. Он уже так думал.
Крис не колебался ни минуты, он даже не задумывался над вопросом Тори, словно ждал, и ответ жег его.
- Любви, - ответил он просто. - Того, что я увидел в тебе тогда, в клубе. Я поверил тебе, Тори. Я поверил твоему взгляду вообще впервые в жизни, и я не позволю тебе сказать, что это было неправдой. Не позволю.
В голосе его прозвучал металл, упрямое, несгибаемое выражение, и от силы его голоса Тори ощутила, как ослабевает, теряет всякую волю к сопротивлению. Как Крис оказался рядом с ней - не понятно, да только Тори обнаружила, что стоит на дрожащих ногах, испуганная, стиснутая его огромными ладонями, а он теплыми и влажными осторожными губами касается ее шеи, на которой остался след от укуса Диониса.