Дым. Сквозь сон доносился запах дыма — колючий, едкий. С нотами горелого дерева и лёгким послевкусием жжёных листьев. Соответственно, первое, что пришло в голову, — я уснул, забыв выключить плиту. А значит, сейчас приедут злые пожарные, с их сиренами и топорами. А следом прибегут не менее злые соседи - с их криками и счётом за ремонт половины подъезда. Судорожным рывком стянув свою тушку с кровати, я уже начал бег в сторону кухни, почти прибежал, уже почти проснулся — и понял, что ни кровати, ни кухни-то и нет. Да и квартира не моя. Собственно, и не квартира вокруг, а небольшая, можно даже сказать, крошечная полянка в лесу с костром посередине. Костёр-то и был источником заппха, выбрасывать дым и танцующие, как светлячки, искры, а вокруг расстилался лес. Тёмный, густой, сырой, стволы деревьев были покрыты мхом, ветви сплетались в плотный полог, едва пропускающий свет. В общем, ни разу не уютный городской сквер поблизости, где я, теоретически, мог уснуть по пьяни… от усталости, в смысле. Запах дыма смешивался с сыростью земли, ароматом хвои и чем-то ещё, едва уловимым, но тревожным… или это меня параноит. Вот тут-то я проснулся окончательно — а попробуй не проснись, когда тебя потряхивать начинает, — но полянка с костром никуда и не думала исчезать.
Раз уж всё равно встал, обошёл её по периметру, скорее даже по кривой окружности — девять средних шагов, если считать по-честному. Какое-то кидалово чую я — даже моя крошечная студия в очень глубоком замкадье была раза в два просторнее. А мне за неё ещё двадцать четыре года ипотеку банку платить… или уже не нужно? По инфраструктуре, правда, похоже: ни тебе крана с водой, ни розетки, ни даже завалящего соседского Wi-Fi. Только костёр, да и тот, похоже, сам себя поддерживает, потому что дрова в нём не прогорали, а угли светились алым, как глаза демона из дешёвого ужастика. Опять кроет, да что ж за. Надо отвлечься, осталось придумать, как.
О, придумал.
Костёр, получается, настоящий. — Я сунул в рот обожжённый палец, поморщившись от резкой боли. Кожа покраснела, а вздувающийся волдырь был до противного реальным. — Значит, будем считать, что не сплю.
Вовремя решил.
Выскочивший из лесу бомж выглядел… ну, как бомж. Причём как бомж, у которого всё сложно, даже по его бомжиным меркам. Лохмотья, символизирующие одежду, были настолько изодраны, что едва держались на тощем теле. Рубаха из грубой холстины, выцветшая до серо-жёлтого цвета , висела клочья ми. Штаны, такие же рваные, были перетянуты верёвкой, выглядели будто он украл их с пугала. Вместо обуви — обмотки из грязных шкур или тряпок, измазанных глиной (надеюсь) и чем-то подозрительно похожим на засохшую кровь. Криво обрубленные засаленные волосы, никогда не знавшие расчёски, торчали во все стороны, как солома, а борода — спутанный кошмар барбера — от души усеяна грязью и колтунами. И запах. Нет, ЗАПАХ. Смесь пота, гниющих тряпок и чего-то, что напоминало тухлую рыбу, хотя до моря тут явно было далеко. Остальное рассматривать времени не было, так как нежданный гость с нечленораздельным воплем, похожим на хрип умирающего от похмелья терминатора, кинулся на меня, откуда-то выхватив натуральную мотыгу. Деревянное древко было всё в трещинах и пятнах грязи, а ржавое лезвие небезосновательно пугало — не столько остротой, сколько антисанитарией. Не хочу даже думать, откуда именно он её достал, но и не исключаю. Ничего не исключаю.
Повезло, что в результате обхода моих владений я остановился именно в этом месте, и между нами оказался костёр, а языки пламени высоко взлетали в воздух, образуя достаточно надежную преграду. Через которую этот псих легко перепрыгнул, занеся своё сельскохозяйственное орудие над головой, явно намереваясь снести голову уже мне. Его глаза — мутные, с желтоватыми белками — горели натуральным безумием, рот кривился в оскале, обнажая гнилые зубы. Сон это или не сон, но подобный вариант развития сюжета мне как-то совсем не понравился — а вдруг всё-таки не? Палец после костра болел, опять же — а что будет с головой после удара тяпкой? Мозг уже рисовал картинки, как моё лицо превращается в кашу под ударом ржавого железа, и я невольно сжался, чувствуя, как сердце заколотилось, будто пытаясь вырваться из груди.. вот не надо, сейчас это не в тему, совсем не.
Каким-то чудом я сумел увернуться от первого взмаха, почувствовав, как узловатое древко скользнуло по плечу, оставив жгучую боль. Больно. Терпимо, особенно на адреналине, взбодрившем организм, как дешёвый энергетик из Пятерочки, но слишком уж реалистично для простого кошмара. Кожа на плече покраснела, футболка порвалась, обнажив ссадину, из которой сочилась кровь. А этот урод уже поднимал мотыгу на второй заход. Говорили умные люди: запишись на карате. Или хотя бы на бег, тоже пригодится. Но я, как всегда, послушал только себя и свой диван.
Зато я умный. Красивый ещё, но это сейчас не в тему, а вот ум — очень даже пригодился. Ну, или идея сократить дистанцию, чтобы нивелировать преимущество длинного оружия, была очевидной. Как бы то ни было, поднырнуть под опускающуюся мотыгу в целом получилось. Точнее, получилось упасть в ноги бомжу, но и так сойдёт, будем считать, что так и задумано. Я врезался под колени всем телом, чувствуя, как кости хрустнули под моим весом. Он рухнул на меня, как мешок с картошкой — точнее, с гнилой картошкой, — и мы покатились по полянке, превратившись в шизофренический колобок. Бомжиные локти и колени были острыми, как ножи, а тело — жилистым и костлявым, как у узника Бухенвальда. Я прочувствовал это всем организмом, особенно когда его локоть врезался мне в рёбра, вышибая воздух. Меня выручало более крепкое телосложение — пускай злопыхатели и утверждали, что это оно просто жирное. Но сейчас этот жир был моим верным щитом, смягчая удары.
Возможно — скорее всего — со стороны наша схватка выглядела скорее смешно, чем зрелищно. Так как драться никто толком не умел, мы просто катались по траве, усыпанной хвоей и мелкими ветками, периодически пытаясь ударить или придушить один другого. Бомж не стеснялся кусаться всем своим десятком гнилых зубов, и я почувствовал, как его челюсти клацнули в сантиметре от моего уха, распространяя вонь, от которой хотелось вывернуться наизнанку. Я же пока брезговал, но уже начинал думать, что, может, стоит пересмотреть свои принципы. Всё это сопровождалось каким-то невнятным, похожим на неизвестную молитву, речитативом со стороны деда и бодрым, но несколько однообразным матом с моей стороны.
Это я, конечно, молодец. Уснуть в незнакомом лесу, где шарятся настолько мутные личности... То ли средневековые крестьяне, то ли упоротые реконструкторы, то ли вообще красные кхмеры. Да даже не важно, кто на самом деле, но выйди они к костру — я бы уже не проснулся. Но я всё же проснулся. У костра, но не в лесу.
Как и в прошлый раз, первым был запах дыма. Только теперь он был густым, едким, смешанным с вонью звериных шкур, человечьего пота, мокрой соломы и тонким флёром выгребной ямы, который пробивался сквозь всё, как ядовитый газ. В общем, правду говорят — раньше было лучше. А ещё было просторнее — кроме меня, на крошечном пятачке, заметно меньше моей прошлой полянки, набилось с дюжину человек. Одежда внезапных соседей, хоть и смотрелась куда как приличнее лохмотьев лесного бомжа, всё равно была далека от цивилизации: грубые холщовые рубахи, парусиновые (предположительно, слово-то красивое — море, паруса и всё такое) штаны, перетянутые кожаными ремешками, и сапоги, сшитые из грубой кожи же. Тут уровень уже не крестьян, а, допустим, купцов-караванщиков или зажиточных мещан — социальный прогресс налицо. Воняли они, правда, ничуть не меньше моих лесных знакомых, но даже в тусклом свете сумерек смотрелись поприличнее — и телосложением покрепче, с мускулистыми руками и плечами, будто привыкшими таскать мешки с добром (возможно, что и краденым, мне-то что). И пострижены-побриты, хотя бы частично, даже вон у одного зуб вставной сверкает. Золотой, ну или позолоченный — что с точки зрения технического прогресса даже круче будет. И связаны крепко, надёжно — толстыми, грубыми верёвками, которые глубоко впивались в кожу — пленителям явно было пофиг на последствия. В отличие от меня, кстати. Не в смысле, что не пофиг, а в смысле, что не связан. Во всяком случае, кончик носа я почесать смог — значит, руки свободные. А почесав, встретился взглядом с ближайшим ко мне связанным, молодым парнем с рыжими волосами, разбитым в кровь лицом и зелёными глазами, горящими смесью опаски, недоумения и надежды. Очень удивлёнными глазами — видимо, от того, что мне не перепало верёвок. Или же вообще он не ожидал увидеть свежие лица на их шибари-пати, и сходу решил познакомиться — а как иначе понять призывное выпячивание задницы и виляние бёдрами в мою сторону? Его движения были неловкими, скованными верёвками, но очень настойчивыми. Нет, он ещё и что-то говорил, точнее, шептал, но понимал я его приблизительно так же, как и убиенного старосту. Никак, в смысле. Может, оно и к лучшему — я, конечно, свободных нравов, но не настолько.
Пейзаж вокруг, кстати, не внушал оптимизма. Мы все сидели в загончике, сколоченном из грубых, необтёсанных брёвен, покрытых мхом и пятнами смолы. Пол был устлан прелой соломой со следами животных — и отнюдь не в смысле отпечатков копыт, если вы понимаете, о чём я. Крыши или навеса не завезли, а воздух был тяжёлый и влажный — в любой момент мог начаться дождь. Ну, ладно. Возможно, хоть вонять меньше будет.
Ненавязчивый флирт прервало появление с другой стороны загороди — а мы находились внутри своего рода загончика — ещё одного человека. Или не человека. Сумерки практически сменились темнотой, и оно даже к лучшему — жалких остатков света хватило, чтоб полюбоваться на отвратительную морду подошедшего и оценить его небольшой рост, не более полутора метров. Кожа визитёра в полутьме смотрелась грязно-серой, но я интуитивно чуял, что на самом деле она была зеленоватого оттенка. Глаза, раскосые и янтарные, светились, как у кошки в темноте. Нос приплюснут, с широкими ноздрями, щербатый рот скалился неполным рядом острых зубов — и вполне себе целыми клыками. Из одежды — криво сшитая меховая накидка, в руках — копьё с ржавым наконечником, на поясе болтался кривой кинжал — по карликовским меркам, так и короткий меч. Что-то грозно прохрюкав, он рывком распахнул калитку загона — и отвесил ближайшему пленнику хорошего пинка, заставив того вскрикнуть от боли. Одновременно он приложил ещё одного древком копья по рёбрам, хруст костей смешался с глухим стоном — сил мудила явно не пожалел. Судя по всему, нас попросили быть слегка потише. В целом, понимаю — кто бы так не желал ненавязчиво намекнуть любимым соседям.
Гоблин (возможно, и нет, но очень похож... и не нужно провокационных вопросов, где я их мог видеть! В конце концов, я человек начитанный, да и «Властелин колец» смотрел не раз, ещё и в гоблинском переводе) ушёл, напоследок ещё разок пнув бедолагу у входа, который скорчился на соломе, хватаясь за живот. Ещё что-то напоследок добавил — и заржал своим фирменным, хрюкающим смехом. Но за незнанием языка оценить шутку юмора не получилось. А вот мой новый знакомый, как оказалось, времени не терял, и под шумок уже успел подползти змейкой и прижаться ко мне всем телом. Грязные рыжие волосы липли к моему плечу, запах пота бил в нос. И что ещё хуже — в штанах у него было что-то твёрдое, и это твёрдое упёрлось мне в руку. Нет, ну он точно наглухо угашенный об дерево. Хотя, стоп... стоп... упёрся-то он боком, а у тех же бомжей-крестьян анатомия от привычной вроде бы не отличалась. Ладно, рискнём. Осторожно сжав руку, я сдавленно ойкнул... ну, в смысле, «блякнул» — в неё что-то укололо, острое и холодное. Рыжий одобрительно кивнул — но молча, последствия излишней разговорчивости нам только что наглядно продемонстрировали, — и продолжил дёргать ногами, понемногу выдавливая мне в руку вшитое в кожу штанов тонкое лезвие, не длиннее среднего пальца, но острое, как бритва. Намёк понял, не дурак, был бы дурак — не понял бы.
В принципе, возражений насчёт помочь не было, особенно после визита злобного карлика. Подозреваю, что договориться с ними шансов ещё меньше, чем с давешними крестьянами — тут не только языковый, но и видовой барьер. И как бы даже не кулинарный, учитывая, как жадно гоблин облизнулся, глядя на нас. Да и стилет оказался хорош, особого труда разрезать верёвки не составило, как и повторить процедуру с соседом, пока освобождённый боролся с мурашками в затёкших конечностях, пытаясь подвывать бесшумно. Руки рыжего дрожали, лицо, покрытое веснушками, было бледным — но довольным. Я тоже дрожал - видимо, за компанию. Всем организмом чувствовал, как опять начинает нарастать паника, как пульс колотится в висках. Но сейчас паниковать было не время, а отступать было некуда — куда ты денешься из закрытого загона-то? Кстати, помогло.
Мощное зелье этот чай, просто ни фига себе насколько мощное. Про последствия боя ничего не напоминает, тело как новое. Провёл рукой под футболкой — кожа была гладкой, без единого шрама, словно все раны, полученные в схватках с крестьянами и гоблинами, растворились, как дурной сон. Даже ссадины на руках, которые горели огнём после драки, исчезли, не оставив даже лёгкого дискомфорта как память о боли. Самочувствие даже слишком хорошее, будто я не катался по земле с мотыгой и не получал ятаганом в бок, а провёл день в дорогущем спа-салоне. Только замёрз как собака, ещё и руки-ноги затекли, даже задницу отлежал. Оно, в принципе, и не удивительно, если спать на камне. На гладком камне, я бы сказал — каменной плите. Холод пробирал до костей, а окаменелость мышц сменилась тысячами крошечных иголочек. Рывком сел на... нет, не плиту, а пол. Ровный каменный пол, плиты подогнаны одна к другой с ювелирной точностью — моё уважение местным Джамшутам. Стены тоже каменные, серые, с прожилками чёрного мрамора — все по-богатому. Вот потолок подкачал, очень низкий, грубый, будто вырезанный из цельной скалы. Мебели ноль, равно как и чего бы то ни было ещё, интерьер оживляли крошечная жаровня, миниатюрное окошко без стёкол, через которое врывался холодный ветер с запахом сырости, соли… моря, видимо. И маленький, даже крошечный для моей тушки дверной проём, за которым виднелся тёмный коридор. Почему-то хотелось назвать это кельей, ну да кто мне запретит. Назвал.
Келья выглядела как часть древнего монастыря, но без намёка на святость — ни икон, ни алтарей, ни даже ящика для сбора пожертвований. Стены были холодными, покрытыми тонким слоем пыли и пятнами плесени, воздух пропитан сыростью и чем-то затхлым, как будто запахом времени. Пол под ногами был узорчатым, каждая плита казалась частью гигантской мозаики, созданной нечеловеческими руками. Крошечное, но очень глубокое окошко, чуть ли не бойницу, вырезали в стене под самым потолком, если стать на цыпочки — виделся кусочек серого неба, затянутого тучами. Понятнее ситуация от этого зрелища не стала. Если до этого события ещё выглядели относительно логичными... ну, с поправкой на жанр. Ну, ладно, хотя бы последовательными, то моё появление здесь уже нет. Если в прошлое пробуждение очевидной мыслью было, что я попал в плен, пока спал — то сейчас слишком радикальная смена обстановки и никаких следов в слое пыли на полу. Ни отпечатков, ни царапин, ни даже намёка на то, как я сюда попал. Мозг цеплялся за воспоминания о лесе, гоблинах и караване, но они казались далёкими, как чужая жизнь, как воспоминания о прочитанной книге. А в груди рос комок тревоги, холодный, противныйи липкий — про иссекай я только читал, а вот психов видел вживую, и не сказать, чтоб они мне нравились. Во всяком случае, не настолько, чтоб вливаться в их молодой и дружный коллектив.
Статус пролил свет на вчерашнее (вчерашнее ли?) удивление собственными возможностями — напротив пункта «Телосложение» исчезло «не раскрыто», в отличие от двух остальных пунктов. А ещё само слово выглядело, или ощущалось по-другому, и если на нём сконцентрироваться, всмотреться, провалиться в него, то...
Малая регенерация
Следующая модификация будет доступна при заполнении корневого параметра.
Это хорошо. Пускай и без выбора — но халява же, да и вообще — регенерация вещь явно полезная, сам бы такое выбрал. Знать бы ещё, насколько малая... палец ломать неохота, резать нечем, ну да ладно — чую, возможность ещё представится, и далеко не палец. Закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, осознать, что это значит. Система, похоже, начала раскрываться, но делала это уж очень не спеша, как работодатель из девяностых, выдающий зарплату по чайной ложке.
Ятагана, как и мотыги в прошлое пробуждение, рядом не оказалось — только та одежда, в которой я попал. Одежда. Та же самая. Целая и чистая, а ведь ещё в самый первый бой я её извозил и изорвал, катаясь по земле. Футболка, джинсы, кроссовки — всё выглядело так, будто я только что вытащил их из стиральной машины, даже запах был свежим, с лёгкой ноткой порошка... ну да, забыл прополоскать перед выходом. Перед выходом? Каким, куда? Не успел зацепиться за воспоминание, улетело, растворилось — но, все равно, позитив, хоть какой-то прогресс. Это получается... получается, что уснув у костра, я просыпаюсь в новой локации, с полностью восстановленными вещами и здоровьем? Получается... получается, те дебилы, что всегда таскают с собой рюкзак, нож, верёвку, топор, палатку, лопатку и аптечку — они не дебилы вовсе? Как-то неохота каждый раз добывать оружие в бою, однажды ведь может и не повезти, добудут уже что-нибудь с меня... и что потом? С другой стороны, здоровье-то восстановилось явно с учётом возросшего телосложения, значит, есть варианты и с инвентарём. Я провёл рукой по футболке, чувствуя, как ткань скользит под пальцами, и задумался. Если Система даёт регенерацию, то, получается, она и шмотки чинит? Или восстанавливает их исходное состояние? Или это вообще магия этого места? Келья не давала ответов, только усиливала ощущение, что я чего-то сильно не понимаю... или правила пишутся на ходу.
Соответственно, насчёт заполнения... Если попытаться в логику, то перепало мне за бой с крестьянами, а вот гоблинов за достижение не посчитали. Или мне нужно было убить всех зелёных. Или ещё и караванщиков. Или гладиолус. А собственно, кто сказал, что заполнение жёстко привязано к локации? Может, это как в играх, где надо выполнить скрытые условия? Убить определённое количество врагов, найти тайник, пройти стелсом? Мозг закипал от попыток сложить пазл, в котором больше половины деталей не хватало. Ничего нового в голову не приходило, а прокручивать одно и то же надоело. Да и сидеть, хоть и в помещении, но без кофе и интернета — сомнительное удовольствие.
Окошко под самым потолком, не достать — слишком высоко, а стены слишком гладкие, чтобы карабкаться. Это если не учитывать, что я ж не кот, если голова пролезет — не факт, что пролезет остальное. Значит, не будем косплеить спайдермена — я осторожно выглянул в дверь. Длинный, теряющийся в полутьме коридор из того же серого камня, с прожилками мрамора, уходил в обе стороны. С одной стороны — ряды одинаковых дверных проёмов, с другой — тьма, в которой едва угадывались очертания лестницы. Каменные стены были покрыты тонкой резьбой, почти стёртой временем, изображавшей странные фигуры: то ли людей, то ли зверей, то ли что-то среднее. Воздух был холодным, промозглым даже, а где-то вдалеке капала вода, каждый звук эхом отражался от стен, обильно подкармливая чувство опасности и шатая нервы. Ещё более осторожно вышел в коридор, совсем осторожно заглянул в соседнюю келью — точная копия моей, только жаровня отсутствует, а пол покрыт толстым слоем пыли. Следующая так же оказалась копией первых двух, и её соседка тоже. А вот в третьей оказался постоялец. Бывший, правда — но съехать из номера он не смог по весьма уважительной причине.
— Подъем, алкашня! — разбудил меня сиплый, прокуренный голос, сопроводив своеобразное пожелание доброго утра пинком по ребрам. — Думали, самые умные?
— О, ты че, по-русски говорить умеешь? — удивился я, пытаясь рассмотреть похмельным зрением фигуру нежданного пробудителя.
— Поговори мне! — В этот раз пинок был куда сильнее. — Стиляга херов.
Несмотря на наручники, грубо заломанные руки и ободряющий пинок под колено, больше всего в этот момент меня волновал вопрос — были ли события прошедших дней глюками. И что делать, если были — ведь кроме языка, в пользу этого говорило самочувствие. Использование алкоголя в качестве снотворного не прошло даром, регенерация никак не помогла. К счастью, чтобы убрать тревожность, оказалось достаточно простого советского... бобика. Милицейского. Куда меня и погрузили милиционеры же, в смешной советской же форме. Комплекция, правда, у них была совсем не смешной, а скорее внушающей уважение, ну да ладно — у всех свои недостатки.
— Ты думаешь, с тобой шутки шутить будут? — Нависла над моим плечом здоровенная, воняющая луком усатая харя. — Так неправильно думаешь, не с теми подельниками тебя взяли. Хрена лысого ты, падла, соскочишь. Я тебя сейчас в камеру с урками отправлю, которым по совокупности вышка светит, и бабу они уже в жизни своей собачьей не увидят. Так что и ты сгодишься. Пиши чистосердечное, бля!
Если изначально и была мысль почилить денек в мире, предположительно, вкусного пломбира, то теперь возникли вопросы, где этот пломбир к концу дня у меня окажется. И сохранит ли он после этого свой вкус. Костер, опять же — вряд ли прокатит развести его в камере, а рисковать, засыпая без него, пока что не хотелось. Осталось понять, что делать-то, когда у противника рука толщиной с твою ногу, а из оружия — только ручка. Причем даже не шариковая, а перьевая. Где только нашли такую древность, неудобно же.
— Я это... не в курсе, дядь. — Неуверенно, максимально неуверенно. И рукой лист прикрыть. — Правильно пишу?
Усатая харя вновь склоняется, непонимающе щурясь.
— Чего, бля!? Какая Аблигация!?
Склоняется еще ниже, практически придавив меня к столу. Луковый выхлоп становится нестерпимым, да и прижал — куда там гидравлическому прессу... Но лучше момента не будет.
Беру свои слова назад. Перьевая ручка, особенно советская — это вещь, глаз проткнула без сопротивления, с чуть различимым хлюпаньем. Вроде бы достаточно, проткнутый даже не дернулся, но раз уж начал косплеить классику кинематографа... Вытер остатки слизи со своего уха, вытащил испачканный в бело-серо-красных разводах инструмент и хлопком одной ладони вбил его на всю длину в ухо. Лось здоровый, оно не лишнее будет.
У лося здорового в кобуре вместо ожидаемо го пистолета Макарова оказался внезапно револьвер. Возможно, что и системы Нагана, никогда в них не разбирался. Прихватил наручники — мало ли — и шесть запасных патронов, эти точно пригодятся. Жаль, россыпью, не дошел местный прогресс до ускорителя. Насчет шмоток возникли сомнения — вряд ли здесь в моде настолько лютый оверсайз, но вдруг не будут особо приглядываться?
— Товарищ капитан, вас...
Возможно, фраза «эээ... это не то, что вы подумали» и звучит неубедительно, когда шмонаешь свежий труп, но другого в голову как то не пришло. А убивать вошедшую не хотелось — стройная фигурка, милое личико с огромными глазами (возможно, конечно, из-за нестандартной ситуации), изящная ручка, метнувшаяся к кобуре на поясе, вопль, способный пробудить Ктулху... Ну и дура.
Раз уж тихо не вышло, накинул форменный пиджак и рванул к выходу, переступив длинные ножки в чулках и луже крови — стрелял я в голову, но попал в шею. Причем в самый край, ну да для новичка сгодится. На ходу прихватил второй наган, на более тщательный обыск время тратить не рискнул. За обитой коричневым дерматином дверью раскинулся длинный коридор с вытертым паркетным полом и стенами в облупившейся краске. По бокам были двери-близнецы той, откуда я вышел, по центру — пара шокировано уставившихся на меня товарищей в форме. Судя по животам, характерных месяца так для восьмого беременности — или это были старшие офицеры, или советская наука действительно творит чудеса. В любом случае, реакция у них была так себе — тянутся за оружием они даже не пытались. Бегло осмотрев трупы, я понял почему — у них его просто не было. Ну, сорян. А вот за кошелек солидных размеров — спасибо, может, таки и куплю пломбира.
Вломившись в приоткрытую дверь, к счастью, пустого кабинета, дозарядил револьвер, нацепил на голову стоящую на шкафе красивую фуражку с кокардой— стиль решает — и внимательно прислушался. Как ни странно, в непосредственной близости было тихо, а вот где-то в отдалении слышны быстрые шаги. Значит, время терять не стоит. Кто бы еще подсказал, куда бежать — пока не попадалось не то что указателей, но даже плана эвакуации при пожаре. Только стенгазета, обличающая происки мирового империализма против мирных строителей социализма. Значит, идем налево, потому что направо — это не дело.
Из хорошего — угадал, еще через пару дверей обнаружилась лестница. Из плохого — не один я такой умный оказался, и на лестнице меня уже ждали. Из очень плохого — ждали сразу трое. Действуй они жестче, решительнее — тут бы я и узнал, что будет в случае гибели, но их подвели должностные инструкции. Главный только начал грозно толкать что-то в стиле «Стой! Стрелять буду!», а я уже стрелял. Даже для настолько неумелого стрелка, как я, три метра — не расстояние, тем более памятуя о почти-факапе с милиционер-тян, целился в корпус. А еще, возможно, таки играет роль телосложение, пусть и не выраженное в цифрах. Или даже не «а еще», а в первую очередь — суперменом я не стал, даже на просто крепкого человека еще не тянул, но есть подозрение, что еще три дня назад так легко и с отдачей бы не справился. А так нормально вышло, даже красиво — пуля в центр груди разговорчивому, он медленно, по-киношному падает. Ствол уводит вверх — в верхнюю же проекцию рослого мента справа, опять попадаю в шею. Хорошо, конечно, но надо потренироваться, вечно везти не может. Третий, хоть и натуральный колобок с виду, и оружие успел выхватить, и насчет инструкций не заморачивался — сразу на поражение. Слава Аматерасу, бьющийся в агонии Штепсель сбил ему прицел, и я прыжком назад разорвал дистанцию, рыбкой нырнув за угол. Четыре патрона выпустил наугад, может, с рикошетом повезет.
Рыбы я бы поел. А судя по запаху, она здесь в ассортименте — ароматы моря, сырого дерева, прелых сетей и, собственно, рыбы разной свежести сплелись в очень неоднозначную, но хорошо узнаваемую атмосферу приморского городка. Да и где еще можно проснуться в старой, рассохшейся лодке, используемой как склад всякого хлама — от старых сетей, бочек с чем-то вроде жидкой смолы до обрывков ткани, обгорелой библии на латыни и измазанного черным бронзового распятия, оплывшего, как от едкой кислоты… Тяжелая штука, кстати.
Ну, в качестве будильника находка зашла очень даже неплохо, кстати. Сонливость как рукой сняло. Прикрыв глаза, еще раз втянул влажный воздух — вроде бы ничего тревожного. Прислушался. Прислушался еще раз — вроде бы никого тревожного тоже нет. Заглянул в статус, который не статус — не могли же за настолько насыщенный день, как вчера, ничего не дать? Могли.
Ну и пожалуйста, ну и не нужно. Не очень-то и хотелось. Собственно, раз так, то зачем жопу рвать-то, если можно свалить тихонечко и чилить у моря весь день. С костром только нужно будет что-то решить — и то, если решу, что одного отпуска мне хватит. И с водой решить тоже. С едой ещё можно, палатку может какую, котелок, опять же. Да и оружие не помешает — вдруг заявится кто, мешать чилить, как в таком случае без нагана.
В сам городок, скорее даже деревушку, раскинувшуюся чуть выше заброшенного причала, лезть не стал, ну его. Неспеша выбрал веревок покрепче, пару кусков ткани поцелее и почти не ржавое крошечное ведерко. Уже уходя, заметил моток чуть более ржавой цепи, видимо потерянный местным мастером при работе — вот и с оружием вопрос решен, распятие-то уже есть. Вряд ли среди этой пасторали повстречается противник, для которого не хватит импровизированного кистеня с килограмм весом.
Идти было легко и приятно, особенно первые полчаса — гладкий песочек с мелкими ракушками, прохлада легкого прибрежного тумана, приятный воздух с запахом можжевельника, в изобилии росшего вокруг. Симпатичная рыжеволосая женщина в кепке, со отчаянным взвизгом рванувшая прочь, когда я встретился с ней взглядом. Даже обидно как-то, даже на тяжелый день не спишешь — организм восстанавливался полностью, включая гладко выбритое лицо. Но нет, явно не понравился я ей, рванула прочь как ненормальная. Далеко не ушла, и не по моей вине, честно. Бег по кустарнику — совершенно особый вид спорта, даже для профессионалов чреватый падением и травмами, тем более для неофитов. Собственно, что и произошло.
— Вы гребаные психи, мать вашу! — Ух, как глазищами сверкает. — Не знаю, как вы это делаете, но вот полиция уже все знает. Не помогут ваши блядские фокусы, всех скоро возьмут за жопу!
Язык, кстати, в отличие от прошлого раза, явно не русский, отчетливо слышно иное звучание. И на английский не похож, да и вообще на любой ранее слышанный. Но смысл сказанного совершенно понятен, не перевод — а именно значение слов, даже значение переносное. Ну, или местная полиция и впрямь применяет в своей работе очень оригинальные методы.
— Женщина, успокойтесь. — Ну а как еще успокоить женщину. — Я просто гуляю тут, я на море сто лет не был, я не из этих… из кого, кстати? Что тут вообще происходит?
Вроде бы поверила. Во всяком случае, уже менее безумным взглядом окинула мой прикид и, видимо, сочла приемлемым.
— Херня какая-то тут происходит, парень.
И происходило, действительно, странное. Редкая цепочка деревушек на побережье никогда не была популярным туристическим местом, местные жили рыбалкой и чужаков не привечали, хоть бы и имеющих здесь родственников. Или имевших, как Джереми, мелкий столичный клерк, окольными путями прознавший о смерти десятилетие невиданной тетки и рванувший с самыми искренними побуждениями — похлопотать о наследстве. Следом началось настоящее паломничество, по меркам этой глуши. Брат Джереми, так же вспомнивший о родственных связях. Констебль, не обнаруживший и следов братьев, но сообщивший в управление, что все в порядке. Пара полицейских из округа, не поверивших констеблю. Пара же страховых агентов — супруга Джереми уже начала интересоваться, что там с деньгами. Я.
— Сначала мы подумали, что над нами просто издеваются. — Продолжила рассказ новая знакомая, перематывая потянутую лодыжку. Бинт, кстати, нашёлся у неё в сумочке. — Потом — что они все тут обдолбанные в хламину, или просто об дерево наглухо угашенные. Любой, с кем бы мы ни заговорили в этой чертовой деревне, сначала утверждал, что никто и никогда к ним не приезжал, места у них глухие и ничего интересного тут нет. Если назвать имя, назвать время — то вспомнят, что да, были когда-то такие. Но давно, очень давно, хотя тут и двух месяцев не прошло. И без деталей, без подробностей — никто так и не вспомнил ни одежды пропавших, ни марки их автомобилей, не говоря уже о темах разговоров. Как будто что-то… вымыло память о них. Именно вымыло, растворило, как кубик сахара в кипятке. И не только память, кстати… Тут очень странное место.
— Вот вообще не удивила… Я последнее время все время оказываюсь в очень странных местах. Хобби у меня такое.
— А, ты из этих… ну, которые ожидают вторжение пришельцев, меряют круги на полях, фотографируют Биг Фута? — Собеседница от этой версии даже слегка повеселела. — Тогда тебе повезло, нашлось стоящее. Только знаешь, парень, есть подозрение, что про эту находку ты уже своим друзьям не расскажешь.
— А?
Ответ не понадобился, потому что я наконец-то увидел и услышал то, что давно должен был — но это терялось в мерном шуме волн, скрывалось в мягких шапках морской пены, терялось в мутном мареве прибрежного тумана. Даже сейчас, когда редкая цепь разномастно одетых преследователей была уже на расстоянии менее пятисот метров от нас, глаз отказывался задерживаться на них, зрение как будто уплывало, словно потоки воды мешали сфокусироваться.