— Малыш… ну же… я не робот же… — рвано дыша, процедил Роберт в мой затылок, и я даже зажмурилась до искр под веками, сосредотачиваясь в отчаянной попытке ухватить все ускользающий оргазм, но это только все испортило.
Я опять безнадежно не успела, только и осталось, что впитать его финал, наслаждаясь и утешаясь его удовольствием. Кайф любимого — тоже кайф, тем более, время у нас еще есть, и Роберт всегда щедр на компенсацию. Был.
— Я в душ, — чмокнул любовник меня в плечо и, прижавшись в последний раз сильнее, освободил от своей тяжести.
Я прикрыла глаза и, едва заслышав шум воды, скользнула ладонью под свой живот, добираясь пальцами до все еще пульсирующей в неудовлетворенной нужде точке, но замерла. Довести себя самой до пика сейчас будет нефиг делать и минуты не понадобиться, так заведена. Но что-то слишком часто мне приходилось это делать самой последнее время. А я хочу кончить не так. Сама — это просто разрядка. Я скучаю уже до боли за ребрами от полной потери себя в сильных, опытных руках Роберта, что умеет превратить мое тело в сплошную зону горения. Хочу ощущать его твердого в себе, когда внутри все будет сводить долгими жесткими спазмами.
— Ты что, уже уходишь? — вскинула я голову, заслышав шуршание ткани.
Роберт стоял спиной ко мне, высокий, такой красивый и великолепно сложенный и одевался.
— Да, малыш, мне пора.
— Мы же собирались эти выходные вместе провести.
Я перевернулась на спину и раздраженно уставилась на него, чувствуя как непогашенное желание обращается гневом, а губы так и кривит в, наверняка, безобразной обиженной гримасе.
— Алиса, планы поменялись. Нас пригласили на приём в честь помолвки сына мэра. Я же говорил. — спокойно ответил он мне. Он ведь всегда такой непрошибаемо спокойный.
— Вас, да? — спросила, не сумев скрыть язвительности.
— Ты, кстати, тоже могла бы пойти. Сынок Пономарева всегда о тебе спрашивает с такой щенячьей надеждой на рязанской лоховской мордахе. Развлеклась бы.
— А не боишься, что однажды поведусь на его лоховскую мордаху, а? Или на чью другую. — в ответ только получила все такой же невозмутимый и чуточку самодовольный взгляд и Роберт мягко улыбнулся.
Знает, знает, гад хладнокровный, что это треп один и ни на кого я не поведусь. Я ведь им больная на всю голову дура, никого не вижу и не слышу и так было изначально и длится столько лет без изменений. Я — его. Со всеми потрохами, желаниями и насквозь пораженными им мыслями. А вот он — нет.
— Ты обещал мне! — повысив голос, я села на постели и не думая прикрыться.
— Алис, ну ты же большая девочка уже у меня и все понимаешь. — Роберт перестал застегивать рубашку и потянулся потрепать меня по щеке, что всегда меня бесило.
Будто я еще под стол пешком хожу или вовсе глупая скандальная псина.
— Я большая девочка, да? — дернула головой, избавляясь от его прикосновения и соскочила с кровати, — То есть уже достаточно большая для того, чтобы ты, наконец, мог выполнить свое главное обещание?
— Алис, сейчас совершенно неподходящий момент для этого. — поморщился мужчина моей мечты и посмотрел с укоризной, которой я огромным усилием не позволила до себя добраться. Да сколько можно уже! — Ты же знаешь, что у меня десятого предвыборная стартует. Скандал с разводом мне будет как подножка. И не факт что новый шанс представится.
— У тебя всегда то репутация, то выборы, то еще какая нибудь дебильная хрень, Роберт!
— Алис, следи за языком.
— А на кой хрен мне это делать? Я же не долбанная жена сраного политика, чтобы следить за тем, что и кому говорю и как себя веду!
— Так, я понимаю, что ты сегодня не в духе, поэтому мы не станем говорить дальше в подобном тоне. Я ухожу, а ты сядь и хорошенько подумай, почему я считаю, что ты еще совершенно не готова занять место моей официальной супруги.
— Это не я не готова занять его, это ты мне просто не даешь такого шанса! — сорвалась уже на крик я.
— Алиса, я не какой-то оборванец с улицы и не мажор бездельник даже. Моя супруга обязана соответствовать определенным критериям и держать себя в рамках. Любой намек на скандальность недопустим.
— И она у тебя уже есть, так? И на кой же тебе я? О, я знаю! Тебе просто по кайфу потрахивать юное мясцо вместо совсем не первой свежести жилистой породистой конины, так?
За гадкие слова стало стыдно, но от этого злости только прибавилось. Плевать мне насколько такое мерзко с моей стороны — говорить подобное о родном человеке. В любви правил и оглядок на совесть и родство нет, и я имею право ненавидеть ее за то, что захапала все права на мужчину, которого я люблю, и остановиться самой в этом потоке яда — не вариант. А вот Роберту хоть бы что. Он всегда был как будто над всем. И временами мне удушить его хочется за эту недостижимость, от которой ощущаю себя такой глупой, мелочной, истеричной.
— Алиса, ты сейчас добиваешься конфликта. Мне этого не нужно. Успокойся. Я заеду ещё сегодня. Или же вырвусь завтра.
Накинув пиджак, он наклонился, собираясь поцеловать меня на прощанье, но я отъехала на заднице по простыне, создавая больше дистанции.
— Да пошел ты, Роберт! Мне осточертело все это! То я была слишком юной и наши отношения угрожали твоей карьере, теперь я — большая девочка и должна понимать, что неподходящее время сегодня, завтра, через месяц, год, десять. А оно вообще наступит, время это или же ты всю оставшуюся жизнь собираешься держать меня для тайных потрахушек?
— Девочка, ну вот зачем ты сама себя так унижаешь? — вздохнул мой любовник и посмотрел с такой бесконечной жалостью, что я себя окончательно ощутила жидким никчемным дерьмом. — Ты же знаешь, что я люблю тебя, что без тебя я не смогу жить уже никогда и, чтобы я не делал — это для нашего будущего. Какая разница, что между нами в глазах остальных, если ты — главная женщина в моей жизни.
— Настолько главная, что женой ты своей меня видеть не хочешь.
— О, Крапива, привет! — чрезмерно бодро, для моей больной сейчас головы, приветствовал меня Полторашка.
— Привет. — буркнул я и почесал живот, из которого громко и требовательно заурчало.
Башка, зараза, пухнет от невеселых дум и жрать охото. А все Зима, долбоящер, виноват. Не, не в том конечно, что я в принципе жрать хочу, а в том, что хочу, но на душе так погано, что и не стоит ни на что. И голова из-за него же пухнет. А как ей не пухнуть, когда лучший друг, почти брат, в одночасье превращается в психованного *баната? Само собой, нрав у Зимы всегда был взрывной и надо быть суицидником, вставать у него на дороге. Но после службы в армии взрываться он, вроде как, научился направленно и с нормальными людьми вел себя совершенно адекватно и вполне терпеливо. Вот даже две группы малышни вести взялся, хотя от бабской отказался.
Сказал: дети так не тупят и тем, что между ног не думают. А по мне это же супер, что как раз думают. По крайней мере голодным не ходишь никогда. Во всех смыслах. Зима он принципиальный. Типа трахать своих же учениц — это только гемор наживать и п*здец как непрофессионально. А мне так все нормально. Главное — сразу озвучить, что как есть и больше трех раз с одной не спать. В идеале два и в прямом смысле не спать. Никаких ночёвок, совместных завтраков и так далее. Оттрахано — давайте следующую, как говориться. Сошлись, случились и давай разбегаться. Серьезно, эта волшебная формула, которая меня пока не подводила. Ну почти. Были кой-какие краткие возмущения, но алле! Бабью же возмущаться по какому-нибудь поводу — что горы катиться, только дурак это станет во внимание принимать и заморачиваться. Я сразу и честно предупреждал? Да. Ты себе сама чего придумала? Вообще не мои трудности!
—... без Зимы? — бубнел что-то Полторашка.
— М?
— Я говорю: вы же обычно с Темычем вдвоем всегда тусите, а теперь ты один. И вчера и сегодня.
— И че? — набычился я, ощутив, что придурок, сам того не подозревая, наступил на главную мою сейчас “мозоль”. — Мы не парочка, чтобы не расставаться. Че ты приколупался, а?
— Да я ничо… — сдал назад любопытный не в меру пацан. — Он ходит мрачный, не здоровается даже, ты вон тоже злой.
— Еще заплачь. — огрызнулся я. — Дело тебе какое?
Я не злой. Я — озабоченный. И в кои то веки не тем, в ком сегодня пристроить член попарить. У меня друг *бнулся на всю голову. На девке. Причем по-жесткачу и до такой степени, что мне прямо ссыкотно, не организует ли он сам себе в ближайшее время небо в клеточку. Ведь преследовать женщину и откровенно домогаться, а то и чего похуже — это статья и п*здец какая поганая причем.
И, сука, не помогает же ничего. Я же почти с самого начала просек, что с Зимой начала какая-то реальная херота происходить, с того момента, когда он, не пойми с чего, за этой новенькой кучеряшкой в подъезд ломанулся и вернулся оттуда с прихреневшим видом. Как будто по башне удар словил такой реальный, что не сразу и всасывает где он и че происходит вокруг. И понеслась.
Я два дня в больничке отдыхал после стрелки с Самвеловскими, а вышел и не узнал друга. Темыч весь как под бешеным напряжением ходить стал и это после того, как я, по его же запросу, конкретных таких давалок подогнал и поляну с бухлом организовал. Это же первое дело для мужика для наведения порядка в башке — нажраться и хорошенько потрахаться. Подраться, так чтобы отлежаться пришлось дней несколько, тоже хорошо работает, просветление наступает мигом.
Но, как выяснилось — это не вариант для Зимы. От бухла он только все больше мрачнел, на девку тупо не повелся, хоть она сама на него лезла. А насчет подраться… Ну так он и отметелил следующим же вечером неизвестного смертника на белом Мерсе, что имел несчастье привезли блондинистую причину его шизанутости домой и полезть сосаться с ней же на крыльце.
Я видел Зиму всяким. И просто злым и вообще в пипец какой ярости, но таким — нет. Потому что, это как не он был тогда, а реально демон из, мать ее, преисподней. Глухой ко всему и готовый в натуре убивать. Вот и чего теперь с ним делать?
Темыча клинануло походу намертво на новенькой, а она та еще штучка под стать ему и так же наглухо вбила в свою бошку кучерявую — Зима ей не пара. А с другой стороны, понять могу я немного. Ее в смысле. Артем же кого хочешь при желании шутя обосраться может заставить, просто зыркнув исподлобья, а тут то уже никакие не шутки. Эх, не думал я, что стану свидетелем подобного. Артем Зимин, что сроду никогда с девками ничего серьезного не мутил, в отличии от меня даже, влипнет по самые помидоры, да еще сходу и в ту, кому он ни разу не нужен. Хотя, это не факт конечно, бабы — это же такие существа … временами хрен проссышь че у них в мозгах творится.
— Жрать хочу. — вздохнул я тоскливо и снова потер пустое брюхо, а так и стоявший рядом насупленный Полторашка тут же оживился.
— Я тоже! Крапива, а пошли на Фрунзе, там найдем где перехватить.
Это тебе, с бараньим весом и бездельем, перехватить хватит, а мне после тренировок реально хавать от пуза надо, за массой следить и в форме себя держать. Быть совладельцем качалки и спорт-зала — это конечно не чисто фейсом и телом торговать в качестве рекламного актива, но то, как ты выглядишь все же крайне важно. Кто захочет заниматься у какого-нибудь пельменя-жиробаса или дрыща — плюнь и переломиться. Но родоки на дачу на все лето срулили, искать сегодня отзывчивую женскую особь, что чего-нить сварганит, прежде чем даст себя на спину завалить, уже поздновато, а самому у плиты топтаться — влом. Да и мозги пивом прополоскать внезапно хочется, авось после умная мысля, что делать с придурью Зимы придет.
— Погнали. — согласился я, поднимая задницу с лавки.
Мы прошли дворами и уже минут через десять были на Фрунзе, где к вечеру всегда движняка хватало. Здесь всяко-разных забегаловок кучно понатыкали. И пожрать где есть, даже не рискуя отравиться, и побухать в уютной обстановке и подергаться под музло. Молодежь с района, желающая погулять и культурно отдохнуть сюда тянулась, да и из других мест приезжали.
— О, Алиска! А ты Тараса Семушкина помнишь? — продолжила начатую еще на улице беседу Максакова, сделав заказ мигом подскочившей к нам официантке, предварительно с ней по-дружески поздоровавшись.
Она вообще по ходу нашего продвижения здоровалась почти со всеми. Ладно, через одного, но все же. С другой стороны, она на своем районе(он же окрестности моего бывшего) и общительная по жизни, не то, что я.
Мои пессимистичные ожидания насчет расхваливаемой ею новой забегаловки почти не оправдались. Однозначно не те заведения, куда мне случалось ходить с Робертом и мамой, но все равно очень даже прилично, чисто и современно. Контингент в очереди, само собой, не бомонд и прочая весьма состоятельная публика, обычно заседающая в дорогих ресторанах или фланирующая на приемах богемы. В основном мои ровесники, плюс-минус лет пять, а не тетки в килограммах драгоценностей, нарядах с Миланских показов и пузатые дядьки, в костюмах заоблочной стоимости с сальными взглядами или их мажористые отпрыски с тонной понтов и громадным дефицитом мозгов, самокритики и чувства юмора.
Конечно мне хотелось закатить глаза от обилия спортивных костюмов, прикидов и побрякушек вроде Наташкиных вокруг( и то и другое маде ин дешевая Турция наверняка) , но этот порыв мой поддавался контролю. Людям же нравится, такова местная мода, а я кто такая, чтобы выпячивать свое мнение на сей счет, если чисто мимо прохожу, считай.
— Помню. Хамло редкостное. — ответила Максаковой, оглядываясь вокруг.
Терпеть я не могла этого урода Тараса. Вымахавший за последнее лето в здоровенного лося, незаслуженно одаренный природой смазливой физиономией, он постоянно позволял себе распускать руки с нашими девчонками. С теми, кого считал симпатичными, конечно. И жестоко проходился насмешками по остальным, в том числе и мне доставалось. И за рыжие непослушные волосы, и за веснушки, и потому, что грудь долго не росла и за то, что очки носить пришлось. И ничего этому мерзавцу за его выходки никогда не было. Какого-то черта зажимаемые Семушкину это спускали с рук, а на обзывательства не побежишь же жаловаться в самом деле. Тогда в глазах всего класса ещё и стукачкой прослывешь, да кто разбираться стал бы из учителей? Он же не дрался, а язык поганый узлом не завяжешь.
Хрупкая официантка вернулась и поставила на наш стол запотевшие бокалы с пивом. Я снова сдержалась, не став кривиться. Роберт относился к пиву резко отрицательно, считая его напитком плебеев, так что попробовать этот вид алкоголя не случалось до сих пор. Собственно, я и пила то крайне редко, по особым случаям, с его разрешения и только то легкое, изысканное, по утверждению моего любовника, и естественно жутко дорогое вино, которое он сам же для нас и выбирал.
Моего. Любовника. Скривившись от мигом возникшей мерзкой фантомной кислятины во рту, я решительно отхлебнула из бокала. Ну… не противно по-крайней мере. Горьковато-освежающе, без гадкого послевкусия.
— Ага, хамло, — усмехнулась Наталья крайне ехидно, поднимая свой бокал и предлагая чокнуться, — Крови попил он нам будь здоров, поганка такая. Но как же ты много потеряла, Алиска, уйдя до выпускного от нас! — она приложилась к напитку, махом опустошив бокал наполовину, лукаво указывая глазами мне последовать ее примеру и только потом продолжила. — Семушкин умудрился напиться в зюзю на нем и под конец такое представление с рыданиями безутешными и признаниями устроил! Прикинь, горемыка оказывается в тебя влюблен был все время, а ты типа нос задирала и ровней его не считала, вот и огребала за это. Он тебя искал дома, но вы же переехали внезапно и никто не знал куда. Вот Тараска и ходил последние месяцы на всех вызверялся, а потом на выпускном дурня и прорвало. Как рыдал, как рыдал, я ему прямо все его издевки простила за это. Вру, конечно. Надо же какие чуйства у него к тебе были.
В последней ее фразе мне почудилось нечто … досадливое что ли, но следующий же глоток пива смыл ощущение.
— Ерунда это, а не чувства, если он в них признаться побоялся. — отмахнулась я пренебрежительно.
— Ну так его же собственные дружки стремать бы начать могли.
— И что? Хамить, гадости говорить всем и девчонок в раздевалке лапать смелости находилось, а на это нет?
Недавняя злость опять начала поднимать внутри голову и я снова щедро залила ее пивом.
— Так на это же не смелость нужна, Алиска. Как раз наоборот. Права ты — слабак он и мерзкий тип и так ему и надо. Вон Лешка Усольцев с шестого класса за Вичкой Ломовой не стремался портфель таскать. И как над ним пацаны не издевались, били даже пару раз, скоты такие, она сама поначалу гнала, а он не отступился. Хотя в парне же ни роста, ни силы особой, зато характер. Они с Викой, кстати, поженились сразу после выпуска. Сын недавно родился. — вот теперь в голосе Максаковой мне померещились нотки тоски. Или это моя собственная отзывается?
Я невольно уставилась на свою руку, с которой меньше часа назад сорвала кольцо с гравировкой внутри. А у тебя, Роберт, хоть когда-то хватит смелости этой самой сделать так, чтобы оно перестало быть просто цацкой, украшением, игрушкой с чертовым тайным, известным только нам двоим смыслом? А у меня отваги наберется реально оборвать все и больше никогда то кольцо не надевать, если пойму, что не бывать ничему, что ты обещаешь?
Я и Роберт врозь. Я без Роберта. За ребрами защемило пронзительно и боль потекла вниз, сковывая холодом все нутро.
— Ого, Алиска, ты тормози! — засмеялась Наташка, и я только тогда осознала, что мой бокал опустел. — Че, хорошо пошло и еще по одной?
Я с полминуты моргая пялилась на нее. Внезапно стала осознавать, что в голове пустеет, да и за ребрами жжет меньше, дышать будто бы легче. Что, милый, небось хорошо проводишь время в обществе законной супруги, попивая дорогущее шампанское или марочный коньячок на приеме? Ну так и я оторвусь! Я без тебя никуда, да? Без тебя вроде как и жизни вокруг нет? Да вот черта с два! У тебя же совершенно все не так.
Охеренная. Вот какой оказалась рыжуля при ближайшем рассмотрении. Думаю, почти каждый парень у себя в башке сортирует всех попадающихся на глаза девчонок. Это как-то на автомате происходит, эдакий процесс в режиме нон-стоп, часто даже помимо основного хода мыслей и никак не мешающий общению в реале.
“Ябвдул”, “данивжизнь”, “сойдет с голодухи”, “супер трахабельно”, “я столько не выпью”, “безполезняк”, “вотпрямхочу”... Короче, у каждого свои определения, да и типажи им соответствующие. Причем, что одному “данивжизнь”, другому покажется “вотпрямхочу”.
И это нормально, мы же все разные, мозги у всех на разное заточены и, считаю, девчонкам на такую нашу пацанскую сортировку грех обижаться. Потому как, в курсе я, что нас они тоже на раз классифицируют, разбирая по группам типа “козел конченный”, “чмошник ниочемошный”, “кобель блудливый”, “нищеброд вечный”, “мамкина сыночка-корзиночка” , “душнила безнадёжный”, и так далее... Вот, кстати, чего-то навскидку не припоминается, есть ли у баб для нас хоть какие-то достойные определения, да и похер сейчас на это.
Просто, для полной ясности —”охеренная” это не одна из категорий в мужицкой системе сортировки. Вообще вне всех категорий. Это… ну, бл*, событие скорее, вроде заставшего тебя в чистом, сука, поле урагана. От такого надо или разворачиваться и валить со всех ног или тебе конкретно п*здец наступает. Такая женщина, если ты на подлете не увернулся — катастрофа для мужика, из которой если и выберешься, то однозначно не без тяжелых потерь и очень сильно вряд ли, что по своей инициативе.
Для меня такой Маринка была. Кто бы что там не думал и не болтал про первую любовь, что почти никогда долго не длиться, но я сам бы ее никогда не бросил. Да, бл*довал, ну вот натура у меня такая конченная, че тут поделаешь. Давали — брал, предлагали — не отказывался, но это никогда ничего не значило и мой курс всегда был однозначным — обратно к ней под бок. Потому что Маринка была охеренной для меня. Моей. Пока не ушла, располовинив мне сердце и годы ушли на то, чтобы срастить его обратно и научить себя считать все, что у нас было — прошлым. Срастил, научился, зажил без печалей. И тут — херакс!
На меня в упор смотрела такая же девушка. Не поддающаяся никакой классификации. Откуда знаю, что она такая? Знаю и все. И я промухал тот момент, когда можно было увернуться, не долетев. Я стоял перед столиком и буквально ощущал, как влипаю-влипаю и это трындец какая катастрофа в уже необратимой стадии развития.
— П… привет, Антош! — раздался чей-то неуверенный голос за пределами тоннеля от меня к рыжуле. — Присоединишься к нам?
Ах да, моя девушка-событие не одна же! Перевел взгляд на ее как-то ошалело лыбящуюся подружку.
— С удовольствием, если только это не наглость с моей стороны. — попытался натянуть лыбу, которая скроет мое состояние охренея.
— Надо же, а тебя волнуют такие мелочи? — совершенно недружелюбно произнесла девушка-катастрофа.
— Нет-нет, мы с Алиской очень рады тебе. — буквально запрыгала на месте блонди, стрельнув в подружку предостерегающим взглядом.
Алиса значит. Лиска-Алиска.
— Говори за себя. — процедила сквозь зубы рыжуля и походу хотела встать из-за стола, но тут к нам гурьбой подскочили Машка, Марат, еще какая-то девчонка в форме официантки. Еще и Полторашка прицепом.
— Спасибо-спасибо, Антон! — полезла ко мне обниматься Машка, а Марат сцапал за кисть и затряс, так же благодаря.
— Спасибо, мужик!
— Да погодите вы благодарить! — отлепил я от себя Машку, — Понимать же должны, что за раз всю такую шушеру не отвадишь. Придется мне походу у вас часто вечерами столоваться, чтобы поняли они — халявы больше не будет.
— Крапива, да ты хоть каждый день приходи, мы тебе рады. Все за счёт заведе… — зачастил Марат и я нахмурился, покосившись на внимательно за всем наблюдающую рыжулю.
— Вот только меня не надо в число халявщиков записывать. — рыкнул я. — Я же сказал — по-человечески мы с Зимой всегда хорошим делам помочь готовы, наш же район, мы тут и наши близкие-друзья живут, а покупать нас, как шлюх или отстёгивать за услуги бойцов наемных типа — на хрен оно не надо.
— Прости, Антон! Я просто… — смешался Марат, — Просто спасибо ещё раз, мужик.
— Да хорош спасибкать. Мань, притащи ещё пивка мне и девушкам, посидим чуток.
Делегация благодарящих наконец отчалила, а я увидел, что Полторашку уже уселся за стол к девчонкам и попытался ляпнуть грабарку на спинку дивана позади блонди, но та на него зыркнула злобно и он сразу ее убрал, покосившись с любопытством и надеждой на мою рыжую. А ну зенки бесстыжие отвёл от ее сисек! Это сегодня — мое!
Я плюхаться рядом с моей целью на диван не стал. Явно же девушка настроена недружелюбно. Пока. Такое исправлять надо постепенно, не форсируя, иначе схлопочешь эффект прямо противоположный желаемому.
Взял стул, развернул его спинкой вперёд, типа создавая между нами дополнительный барьер, и оседлал его, подсев скромненько к столу сбоку.
— Прошу прощения за небольшую суету, дамы, но так уж получилось. Так понимаю, что вы в курсе, кто я и как меня зовут, но вот к своему стыду я — нет. Могу я скромно спросить ваши имена?
— Я Наташа Максакова! — тут же с готовностью отозвалась блондинка, налегая грудью на стол и открывая вид на ложбинку между пышными полушариями, который я бы счёл очень заманчивым, если бы не присутствие моей охрененной катастрофы.
— Скромно? — в свою очередь неприязненно фыркнула она. — Ты точно в курсе значения этого слова?
— Федосеева! — шикнула на нее Наташка. — Не слушай ее, Антоша. Она — Алиска. Мы в одной школе учились, только ты на четыре года старше. На районе так и живём. Мой брат младший к вам в зал ходит, Колька Максаков. Ох, как же ты круто выставил отсюда тех нахалов! У меня аж дух захватило! А то сидели они тут, вякали, невозможно людям нормальным посидеть спокойно в приличном месте. — буквально зафонтанировала восторгами блондинка, вызывая у меня желание поморщится и старательно по-прежнему налегала на стол, едва не вываливая на него богатое содержимое лифчика и даже меня за руку схватить потянулась. — Вы с Зимой такие крутые — слов нет. Зал ваш и то, как вы этих уродов с наркотой гоняете…
— Мммм…мамочки… — попыталась выдавить из себя я, но вышло нечто шипяще-хриплое, как будто у меня в горле Чужой засел со своей кислотой.
Стоило только чуть приоткрыть глаза и по и так больному мозгу резануло светом, вырвав этот стон. Я вообще жива? Похоже — да, учитывая как болит голова и как едва не лопается мочевой пузырь. Но что со мной, где я и что так навалилось со спины, что едва шевельнуться могу?
В районе макушки раздался звук, похожий на врубившийся движок мощной тачки и я, дернувшись с перепугу, вывернулась таки из под удерживающей тяжести. Ухнула вниз, больно ударилась боком, придушенно взвизгнув, резко вскочила, но тут же и согнулась, упираясь ладонями в край кровати, потому что в глазах потемнело и адски замутило.
Продышалась, заставив тошноту отступить, проморгалась, обнаруживая, что стою тут в весьма провокационной позе, уперевшись ладонями в край совершенно незнакомой мне кровати. Которая находиться в совершенно незнакомом мне помещении, комнате с раскиданной повсюду одеждой, часть из которой моя. А на самой кровати лицом в подушку спит здоровенный качок, которого я тоже ни черта не узнаю. По крайней мере вот так — голышом и со спины. Рычание движка, кстати, оказалось его богатырским храпом.
На мне тоже не было ни клочка одежды, а сильная влажность между ног и лёгкая болезненность внутри прозрачно так намекали, что перед совместным сном случилось нечто непотребное. Катастрофа случилась.
— Вот же черт! — прокомментировала я и саму ситуацию и новое нещадящее воззвание от мочевого.
Осторожно выпрямилась, постояла, убеждаясь, что не упаду, так же осторожно собрала свои вещи с пола, не найдя только лифчик и подкралась к двери. Прислушалась, но за пределами комнаты царила тишина.
Тихо выскользнула из комнаты, интуитивно отыскала дорогу в санузел, где и обрела краткий момент счастья от великого облегчения. Но длился он недолго, потому как почти сразу накрыло осознанием от того, какого же черта я натворила.
Напилась, что называется в говнище и переспала с незнакомцем! Ладно, с едва знакомцем, судя по фактам, медленно всплывающим в памяти, но сути то это не меняет! Я изменила Роберту! Впервые в жизни! Как так то?! Как, твою же мать?!
Сокрушаться о том, какая же я шалава, оказывается, казниться или оправдания себе искать решила позже. Сейчас надо домой бежать, чтобы не усугублять ничего. Потом разберусь как дальше быть.
Умылась по-быстрому, так же оделась-обулась и подкралась к входной двери, молясь, чтобы там не оказалось какого-нибудь вымороченного замка, какой не открыть без позорной для меня помощи хозяина квартиры. Но дверь оказалась не заперта, вообще просто прикрыта.
По лестнице с третьего этажа уже бежала, как и по улице, пока дом, где и произошло мое грехопадение, не скрылся совсем с глаз. Только после притормозила, тяжело дыша и держась за колющий бок, сориентировалась, где нахожусь и как домой добраться и пошла на остановку троллейбуса.
Час пик уже миновал, но сидячих мест все равно не было, так что я встала на задней площадке и тупо уставилась в окно, запрещая себе по-прежнему думать “какого ты, Алиса, натворила?!”
Но чем ближе к дому, тем слабее становился этот само запрет, да ещё и ход событий вчерашний в разуме проступал все чётче.
Итак: я психанула из-за ухода Роберта, хотела напиться для храбрости, заявиться на прием к мэру, устроить там скандал с откровениями, рассказав матери наконец, что сплю с ее мужем уже пять почти лет.
Но что-то пошло не так. То есть, по итогу то я напилась, ещё и как, но вот подобие скандала учинилось совсем не там и не с теми. Я встретила дуру Максакову, повелась на ее предложение посидеть в какой-то забегаловке новой с курами гриль, выпить и вспомнить прошлое. На черта?!!!
Мы же никогда даже не то, что подругами, но даже приятельницами в школе не были. Из общего только то, что обоих травили сволочи-одноклассники. Меня за то, что рыжая-конопатая-тощая-очкастая-замкнутая, ее — за то что очень низенькая и колобок. Жирный гном, вот как ее звали. Вот только я от всех идиотов в школе подальше держалась, а она, словно и не замечая всего презрения и обид, ко всем в дружбу лезла, лебезила, подлизывалась, бегала, как собаченка на верёвке за популярными сучками, угождала. Но разве я ей этим тыкать стала? Нет! Было и было, мы все уже совсем другие люди, живём другие жизни. А она меня — да, мерзавка недалекая. И ладно бы просто в болтовне между нами по пьяни, чисто вспомнить и посмеяться над всеми этими глупостями из прошлого. Так нет же! У нее откровенно на качка блондинистого случилась течка, прости Господи, и аж заклинило, как увидела, что он ко мне интерес проявил. И прорвало говнище.
Но все это ладно, понятно, хоть и противно. Но я то как в итоге в постели с этим Антоном очутилась в его квартире? Как? Он же мне даже не нравился, наоборот, даже почти бесил. Эдакий нарцисс всемогущий, людьми швыряющийся и решающий кто достоин с ним рядом находиться в кафе, а кто нет. И почти не имеет значения, что компания, которую он выставил и правда была неприятно-шумной и навязчивой, но люди вокруг в общественных местах и не обязаны нам нравиться. Это не даёт никому права их вышвыривать вон. И да, припоминаю что-то из пьяной речи Максаковой про то, что Антон этот и какой-то ещё Артем бойцы-молодцы, причиняют всем добро, ломая кости и отправляя людей на больничные койки. Супер-герои костоломы, черт возьми. В моих глазах это точно не могло сделать кого-то привлекательнее. Да в принципе ничего подобного быть не могло, я ведь Роберта люблю , только его, я только с ним …
Уже, выходит не только. Неужели злость на него, стародревние школьные обидки и алкоголь смогли сотворить в моих мозгах такую гремучую смесь, чтобы толкнуть в постель с едва знакомым мужиком? Я не хочу в это верить. Не готова себя в пьяные шлюшки записать.
Может у меня есть оправдание? Может, я ничего такого не хотела и не собиралась, а просто напилась, а этот Крапива подло воспользовался беспомощным состоянием? Я же не такая.
Перед глазами как полыхнуло, соски сжались болезненно, волосы на затылке чуть дыбом не встали, на коже вспыхнули тысячи колючих искр от вспышки-воспоминания. Горячие губы, шепчущие нечто восхищенно-пошлое у моего уха, широкая жёсткая ладонь, сжимающая мою грудь под футболкой, сильное, пышущее жаром желания мужское тело за моей спиной, ритмичные толчки внушительной твердости в мою поясницу, беспощадно насаживающие на нахально, но так невыносимо приятно вторгающиеся пальцы между моими ногами….
— Че-е-е-ерт! — прошипела, покачнувшись на вмиг ослабевших ногах и упёрлась ладонью в стену, чтобы не покатиться вниз по лестнице, по которой как раз поднималась в свою квартиру.
Никто мною не пользовался, блин! Скорее уж точно наоборот. Мы с Антоном начали прямо в темном углу каком-то, в который нырнули едва выйдя из забегаловки. И, похоже, именно я была локомотивом, нас туда затянувшим. Но как так-то? Неужто настолько меня прижало от невнимания Роберта в последнее время и моей неудовлетворенности, когда секс вроде и есть, но все как-то в одни ворота, что решила от левого мужика немедленного оргазма потребовать?
Ну не для того же, чтобы Наташке гадость сделать я с ним переспать решила? Танцевать потащила для этого однозначно, точно помню, даже лицом ее перекосившимся от злости полюбоваться успела. Но где танцевать, а где начать целоваться, как будто сожрать друг друга собрались, а потом сначала позволить поиметь себя пальцами в подворотне, а позже по полной программе в постели. Мы же до его дома добирались как-то, это время, отвлечение какое-то почему тормоза мои не включились? Ну неужели настолько не в себе была?
Ввалившись в квартиру, сразу учуяла аромат парфюма Роберта и это было почти как удар в живот. Стыд залил по самую макушку. Что я наделала? Как мне сказать любимому человеку об этом? А как жить дальше скрыв свою измену?
Но Роберта в квартире не оказалось, хотя он явно приходил в мое отсутствие. Вот свежие цветы в вазе, стол сервирован, ваза с фруктами, бокалы, тарелки, приборы. Сунувшись в холодильник увидела бутылку белого вина, икру и прочие дорогие закуски. На тумбочке у кровати — бархатная продолговатая коробочка с новым браслетом из платины с камнями.
— Вот же ты дрянь, Алиса! — схватилась я за голову. — Он мириться приходил, может даже собирался наконец решить что-то, а ты шлялась черте где, пила и спала черте с кем!
Если я думала, что испытывала крайнюю степень стыда до сих пор, то накрывшее сейчас ощущение легко побило прежний рекорд. Вина навалилась на плечи как огромные валуны и я пошаркала в ванную, волоча их на себе. Но только стоило встать под душ, окатив себя случайно сначала холодной водой, как стыд стал сменяться возмущением.
А почему я-то одна во всем виновата? Не вдруг же такое во мне накопилось, годами собиралось, росло. Да, случайный секс это моя вина, но сама ситуация, до него доведшая — нет. Роберт обещал, что разведется с матерью и мы поженимся сразу, как я стану совершеннолетней. Мне через месяц двадцать, а по-прежнему я слышу от него только обещания и отговорки и ощущаю, что он все холоднее и отстраненнее. Последнее время вообще стало казаться, что он мною тупо пользуется и ему плевать на то, что при этом чувствую, даже секс стал бесцветным каким-то и все чаще я остаюсь ни с чем.
Душ не освежил, только как будто добавил усталости и навалилась сонливость, горло от чего-то разболелась, морозить стало. Забралась в постель, завернулась в одеяло и закрыла глаза. Да пошло оно все пока! Случившегося уже не отменишь, вот посплю нормально и тогда стану решать как жить дальше.
Уже почти совсем уснула, но тут услышала хлопок входной двери.
— Алиса! — окликнул из прихожей голос матери и, судя по взвинченности, прозвучавшей в нем сходу, мне сейчас конкретно вынесут и так больной мозг.
— Лисенок? — позвал, нехотя приоткрывая один глаз, не нашарив рядом гибкое горячее тело, чтобы вдуть нежненько в качестве идеального доброго утра.
Хотя, вспоминая, какой дикой жадной хищницей была вчера Алиска, нежненько долго бы не продлилось. Это не девушка, а реально ураган, ни хрена мне не почудилось вчера с первого же взгляда.
Утренний стояк стал болезненно железобетонным, как только вспомнил ее объезжающую мой член. Сиськи-яблочки торчком, лицо-шея-ключицы пылают ярким румянцем возбуждения даже в слабом свете уличных фонарей, проникающем сквозь окна. Взглядом одурманенным то мечется хаотично, глядя как в никуда, в себя, то вдруг цепко-жадно мне в лицо, будто требуя вывернуться наизнанку, показывая как и мне кайфово, то опускает его вниз. Смотрит, как мой мокрый ствол появляется и снова исчезает в ее теле и поддает жару, добавляет темпа, жесткости, прямо-таки вбивая меня в себя со смачным пошлейшим хлюпаньем и шлепками, отчего мне крышняк так рвало, что слеп и зубами скрипел, держась из последних сил, чтобы не кончить, чтобы она первая.
— Алис! Ты где? — окликнул погромче и сел на кровати.
Может она в ванной плескается? Тогда и мне туда надо. С утреца в пару ложек с перемычкой в кайф поиграть в постели конечно, но и пристроиться в душе сзади тоже очень даже ничего. Вскочил, член шлепнул по животу, полностью готовый в бой, но тут взгляд упал на пол, где мы вчера как попало покидали тряпки, раздевая друг друга, а потом моя рыжая катастрофа прямо таки бухнулась на колени и…
Перед глазами прямо-таки пыхнуло, обжигая и память и сетчатку видением-воспоминанием. Блин, у меня же при всем обширном опыте никогда не было еще девушки, которая сама, без не то что долгих уламываний, а вообще единого слова взялась делать мне минет. Никогда! Да как! Жадно, без тормозов и красивостей каких-то, вытворяя сходу нечто такое отвязно-порочное, что башню не перекосило — унесло к хренам. Лицом терлась, облизывала, языком щелкала по уздечке, бесстыдно и требовательно наблюдая за тем, как меня от этого колбасит. Чудилось — она прям душу из меня капля за каплей выпивает этим порочным взглядом.
Я уже в тот момент думал, что от счастья сдохну, а когда она, как само собой, без зажиманий и стеснения приняла от меня ответочку… Хотя, какое там приняла! Приняла — это не про мою рыжую бурю. Алиска так откликалась, царапая мой затылок, что я прямо-таки ощутил, что меня имеют орально и словил бешеный прямо кайф. Впервые я получил от девушки именно то, о чем фантазировал столько лет. Бесстыдную и бурную реакцию на куни.
— Стоп! — тряхнул я башкой, возвращаясь из охерительных воспоминаний к действительности и снова глянул на пол, потом на стулья и комод.
Вещей Алиски нигде не было. Выскочил из комнаты, сунулся в ванную, на кухню. Нет ее нигде. Рванул в прихожку — входная дверь не заперта, но это как раз неудивительно. Мы же уже вообще без мозгов в квартиру ввалились, целуясь и обжимаясь, как и всю дорогу, кто там о замках каких-то вспомнил бы.
— Ну и какого ты ушла? — спросил тишину в квартире, невольно потерев центр груди, где за ребрами что-то неприятно заныло. — Торопилась куда? Записку оставила?
Взялся методично обследовать свою комнату, зал и кухню в поисках записки, но нигде ни следа. Ни пары слов, типа “все было супер, давай повторим”, ни листочка просто с номерком телефона или адресом. Че за нахер? Все же нормально было. Нет, не нормально — охрененно просто, мега-сука-идеально, прям как в порнухе мечты побывал. И чего тогда ушла? О чем-то пожалела? Я под конец накосячил чего-то? Так вроде нет, отключилась Алиска первая, а я еще ее тискал и нацеловывал, остановиться все не мог, одуревший от радости, что такая обломилась.
А может это бабская любимая игра в прятки-догонялки-покорялки? Типа, если хочешь по-настоящему, то найди, поймай и опять уломай? Вообще-то, это не мое. Оттрахано — забыто. Но это же обычно, а рыжая внекатегорийная катастрофа — абсолютно другой случай. Хрен с ним, и найду, и поймаю, и уболтаю, потому что хочу, да так, что аж зубы сводит.
Максакова перехватил сразу, как только он в зал вошёл за час где-то до закрытия.
— Колян, привет, на два слова. — кивнул ему на дальний угол, чтобы никто уши особо не грел.
— Привет, Антон. Что-то случилось? — насторожился паренёк.
Видать у меня рожа сейчас злая такая, что он напрягся. Очень может быть, я за день чуток накрутил себя. Зима ходит мрачнее тучи, с него бы глаз не спускать, чтобы не сорвался ни на кого, а у меня тут назревает спецоперация с розыском Алиски. Ещё и Колька припозднился, думал уже к нему домой топать придется или на районе отлавливать.
— Ничего такого. — постарался натянуть беззаботную лыбу я. — Колян, ты это… случайно не в курсах где живёт Алиса Федосеева, бывшая одноклассница сестры твоей?
— Это которая рыжая и тощая такая? — наморщив лоб в попытке вспомнить, уточнил Максаков.
— Это которая рыжая и охрененная. — внёс я поправку, обрадовавшись, но зря.
— Как скажешь. По школе ее помню, внешность то… хм… приметная, но насчёт того, где живёт — не, я не в курсе. — развел руками парень. — А тебе за …
— А Натаха? — перебил я его.
— Без понятия. Но если надо, то схожу спрошу. Завтра расскажу.
— А давай сегодня после закрытия? Я с тобой пройдусь до вашего дома.
— Так Наташка не живёт с нами. — глянул Колька на меня уже слегка озадаченно. — Она уже год почти хату снимает на Комарова.
— Ну и супер. Давай, таскай свое железо и сходим после закрытия. — я хлопнул его по плечу и сразу отошёл, заговорив с мелкой из группы Зимы, чтобы избежать расспросов и пояснений.
Закрыв зал, мы втроем с Колькой и Зимой прошлись до его дома. Друг хоть и молчал мрачно, но вроде был спокоен. Глянул только искоса на темные окна Варьки, мотнул башкой и пошел в подъезд, махнув нам клешней. Походу попускает друга или это у него временно затишье и ещё рванет так, что охренеем все? Ладно, будет видно, выгребем из всего. Всегда выгребали. Вместе.
— Алиса, ты заболела? — стремительно войдя в комнату мать нахмурилась, вперившись в меня раздраженным взглядом. — Почему не позвонила тогда?
Натуральная блондинка без единого волоска седины, высокая, изящная, с аристократичными чертами, ещё совсем не тронутыми морщинами, разве совсем чуть в уголках глаз. С идеальной светлой кожей, которую мать тщательно оберегала от солнечных лучей и “плебейского”, по ее же словам, насыщенного загара, которым любили щеголять жены и подруги мужчин их круга, хвастаясь отдыхом на экзотических островах в дорогущих отелях.
“Роскошная женщина”, вот как ее частенько называли, провожая похотливо-восхищенными или завистливо-ненавидящими взглядами. Моя мать, в которую я не пошла ни рожей, ни кожей, ни фигурой, ни характером. И ещё — моя заклятая соперница.
Мелькнула мысль притвориться больной, голова ведь болела и морозило слегка, но между мной и мамой и так лжи наворочено горы, не хочу усугублять.
— Я здорова, просто пытаюсь поспать.
— В одиннадцать утра в понедельник? — первоначальный взвинченный тон в голосе родительницы мигом вернулся. — Тогда, когда ты уже три часа как должна быть на парах?
Я промолчала, перевернулась на спину и уставилась в потолок, готовясь как обычно выслушать весь список упрёков.
Странное дело, все вокруг, вплоть до прислуги в доме, всегда были уверены, что моя мать — идеальный пример выдержанности, хороших манер и аристократической невозмутимости. И только я с самого детства, сколько себя помню, знала ее совершенно другую сторону. Вечно презрительно-недовольную, перманентно раздражённую, похоже, от самого факта моего существования, срывающуюся на оскорбления и крик, как только мы оказывались наедине.
— С какой стати ты себе позволяешь прогуливать занятия? Ты хоть представляешь, в какую сумму нам обошлось твое поступление? А теперь нам звонит Карпов, заявляет, что ты уже вторую неделю прогуливаешь без уважительной причины, а мы с отцом ещё и краснеть за тебя должны?
— Роберт мне не отец. — не выдержав, буркнула я и села на кровати.
— Ты опять за старое? Да сколько же можно оставаться настолько неблагодарной вздорной девчонкой? Ты же не подросток уже! Роберт столько о тебе заботиться, столько времени всегда уделял, беспокоиться постоянно. — о, да-а-а, времени раньше он для меня и правда не жалел и заботился очень тщательно, особенно о том, чтобы научить получать удовольствие самой и доставлять его ему. — Ты могла бы быть более благодарной, не переломилась бы называть его папой и вести себя более уважительно.
Папой? Серьезно? Это уже прям откровенным извращенством попахивает.
— Не думаю, что такое было бы уместно. — усмехнулась я с горечью.
— Чего ты ухмыляешься?! — завелась ещё сильнее мать. — Считаешь, что это нормально вести себя настолько нахально?
— Нет, мам, не считаю. — покачала головой, продолжая невесело улыбаться. — Ничего нормального со мной в принципе не происходит последнее время. Ни-че-го.
— И что это значит? Что за странная реакция? Ты вообще адекватна? А ну-ка покажи мне свои руки!
— О, Господи, ма-а-м! — закатила я глаза, но она стремительно подошла ко мне, схватила за запястья и грубо потянула, придирчиво осмотрев сгибы рук на предмет следов от инъекций, но этим не удовольствовались и приказала: — В глаза мне посмотри!
— Да не колюсь я и ничего не принимаю! — разозлившись, я выдернула у нее свои кисти, оцарапавшись ее ухоженными ногтями и вытаращилась в лицо, давая увидеть что все с моими зрачками в порядке.
— А несёт от тебя чем? Это что, перегар? — отшатнулась мама, презрительно сморщив нос.
Ну да, наверное несёт, душ то я приняла, а зубы почистить уже было влом.
— Так вот почему ты прогуливаешь? Пьянствуешь тут ночами, может ещё и мужиков водишь?
И тут она узрела наконец сервированный на две персоны стол, помчалась на кухню и вернулась, обличающе потрясая бутылкой вина.
— Вот для чего, значит убедила нас с отцом разрешить тебе жить отдельно? Гулянки-пьянки устраивать, мужиков таскать, позорить нас?
“ Ну вообще-то одного конкретного мужика, твоего” чуть не вырвалось у меня. Отселить меня в нашу старую квартиру было идеей Роберта, чтобы проще нам было встречаться как раз, не рискуя спалиться. Ведь с момента моего отселения мать приезжала только дважды. В день переезда три месяца назад, которому также предшествовала наша очередная эпичная ссора и сейчас.
— Роберт мне не отец. — вместо этого упрямо повторила я. — И напоминаю, мама, что мне уже почти двадцать и я имею полное право и алкоголь пить, и спать с кем угодно без твоего позволения.
— Ах ты дрянь! О правах ты заговорила? — красивое лицо исказилось, становясь уродливой маской чистого гнева и презрения. — А ты не забыла, что живёшь в моей квартире и на мои же деньги?
Квартира действительно была ее, оставшаяся от деда с бабушкой, в которой мы с ней и жили до ее знакомства с Робертом.
— Ну допустим, деньги-то в основном Роберта. — огрызнулась я. — Ты-то спец как их потратить, а не заработать.
— Потому что я его жена. — спасибо, что напомнила. — Законная, так что это деньги наши. Наши, то есть мои и его! А ты ещё пока ни копейки за свою жизнь не заработала, чтобы права качать, хамка. Пока я тебя, бездельницу, содержу и предоставляю жилье, будь любезна делать то, что я тебе говорю и вести себя уважительно! Немедленно собирайся, приводи себя в порядок, я отвезу тебя в институт. Будешь учиться и дальше, где велено и получать полезную в будущем профессию.
— Ни черта подобного! — взорвалась и я. — Я никогда не хотела учиться на юридическом, мне это все поперек горла и я не собираюсь больше никогда ходить на эти чёртовы занятия! На кой мне это?
— За языком и тоном следи, ты с матерью родной говоришь!
— Да плевать мне! — крикнула я и тут же схлопотала жгучую пощечину. Ручка у матери хоть и изящная на вид, но била она меня всегда от души, что называется, так что аж в шее что-то хрустнуло, так голову мотнуло.
— Плевать? Плевать тебе, да? — перешла с крика на ядовитое шипение, говорящее о крайней степени бешенства родительница. — Вся в своего мерзавца папашу.
— Да и замечательно! — процедила я, прижав ладонь к пылающей щеке. — Не дай Бог быть на тебя похожей.
Кто мой отец мне узнать так и не случилось, несмотря на то, что мать не упускала возможности тыкать меня в его якобы порочность и бесполезность при любом удобном случае, то бишь, при каждом конфликте. В свидетельстве о рождении у меня в графе отец — прочерк, отчество у меня в честь деда — Александровна. Тайные поиски в других документах матери так же никаких результатов не дали. Ни старой фотографии, ни писем, ничего, никаких следов, даже намека на имя. Попытки расспросить же я прекратила ещё в детстве, каждый раз это оборачивалось вспышкой гнева матери и наказанием.
— Ну раз так, то будь любезна, ищи себе другое жилье и источник средств, и плюй сколько заблагорассудится! С этого дня ты от нас больше ни копейки не увидишь! Привыкла жить на всем готовом, обнаглела, дрянь неблагодарная! Ничего, помыкаешься, поголодаешь и приползешь обратно извиняться и в ножки кланяться.
. — А чего уж сразу не обувь тебе целовать, а? — гнев отключил во мне последние тормоза. — Размечталась! Заработаю, другие вон живут и я проживу.
— Заработаешь! — фыркнула мать презрительно, — Дворы пойдешь мести? Или подъезды с туалетами мыть? Или на рынок трусами с носками торговать? Так это тоже ещё уметь надо. Куда ещё возьмут тебя, безрукую и без образования?
— Не твоя забота. Лучше подумай, куда ты пойдешь, когда Роберт с тобой разведется, выставит тебя из своего особняка и лишит своих денег? Кому ты будешь нужна в сороковник? — говорить такое было гадко, но меня безбожно несло, потребность причинить боль, зацепить стала сильнее меня. — Долго ты ещё будешь так выглядеть, когда все твои процедуры и шмотки станет некому оплачивать?
Но вместо того, чтобы выйти из себя сильнее и даже попытаться отвесить мне ещё оплеуху, мать вдруг рассмеялась. Причем так искренне, без грамма фальши, что мне почудилось — это я в саму себя прицельно кинула камнем гадкой злобы.
— Разведется? — отсмеявшись, произнесла мать и одернула свой идеально приталенный пиджак небесно-голубого цвета. — Не будь наивной, Алиса. Роберт никогда со мной не разведется, ясно? Он же не сумасшедший, чтобы самому себе в ноги стрелять и оставаться нищим.
— Что? — не поняла я.
— Глупая-глупая Алиса. Мой Роберт пошел в политику, в Москву целит, так что весь его бизнес — теперь мой бизнес. Все оформлено на меня, он у нас чист и почти свят. К тому же, я столько о нем всего знаю, что мой любимый муж не то, что о разводе не заговорит, но даже спорить со мной не посмеет, ясно?
Я буквально оцепенела на несколько секунд. Она же врёт? Ведь так? Не может такого быть.
— Он тебя не любит. — прошептала едва слышно. — Изменяет тебе.
— Что ты ещё можешь понимать в том, кого и как любят мужчины? Интрижки на стороне — ерунда, которая никогда не будет беспокоить умную женщину, имеющую полный контроль в своих руках. Мало ли с кем мужчина на стороне в любовь играет, если возвращается он всегда туда, где у него все то, что он по-настоящему ценит.
Не в состоянии ее больше слушать я помчалась в ванную и захлопнула дверь. Сползла по стене и закусила до крови кулак, не позволяя вырваться рыданиям.
— Значит так, Алиса, неделя тебе срока на раздумья. Или ты извиняешься, возвращаешься к учебе, начинаешь вести достойный образ жизни и посещать к тому же с нами мероприятия, чтобы наша семья выглядела более выигрышно, либо собираешь вещи, отдаешь мне ключи и выметается на все четыре стороны.
Каблуки туфель простучали по полу, удаляясь и через несколько секунд хлопнула входная дверь. Вот тут я и отпустила себя, зарыдав в голос.
— Крапива! Антоха! — прилетел мне в спину окрик Кольки уже на выходе из подъезда. — Постой!
Как я все лестничные пролеты отмахал с четвертого этажа и не заметил даже.
— Чего тебе? — рыкнул не слишком-то дружелюбно на ни в чем не виновного парня.
— Ты это… Наташка сестра мне, но ты не сильно словам ее доверяй. Любит она прибрехнуть со зла. Не расстраивайся, короче.
— А я че, на дамочку в расстроенных чувствах похож? — огрызнулся, прекрасно понимая опять же, что Колька вообще не при чем, просто как-то так погано и досадно стало.
И казалось бы, вот с хера ли? Даже если Натаха не сбрехала насчет того, что Алиска проститутка, мне-то чего с того? Она мне ночь улетного секса устроила, ушла по-английски, денег не просила. Вот, кстати, насчет улетного секса… Верить в то, что рыжая внекатегорийка просто опытная профи не хотелось совершенно, но опять же, ей сколько получается? Лет двадцать, а она такие чудеса похабщины вытворяла. В смысле я за такую похабщину всеми конечностями, особенно той… хм… тем, что посередке, но однако же. Вообще ни грамма смущения, ни секунды торможения, и все на скоростях первой космической. Опыт? И когда же она начала-то, если вот так уже наблатыкалась?
И разве ей не должен секс был остохереть по работе, чтобы вот так безбашенно бросаться на меня? А может она из тех, кто не столько за бабки, сколько по зову души, так сказать?
И снова и опять, ну не похер ли мне на все причины Алиски, если кайф уже получен? Должно быть — да, а по факту… По факту одного этого раза мне мало. Я хочу еще. И в чем проблема? В том, что отыскав свою рыжую бурю буду поставлен перед фактом, что заплатить за удовольствие придется? Не-а, не щекотит. Я не последний кусок хлеба доедаю, хоть мы сейчас с Зимой и стараемся не транжирить перед открытием магазина нашего. Но уж отжалеть себе на потрахаться так охеренно бабосов я всегда смогу. Если за них получу такой же космос, что и прошлой ночью.
Короче, дело не в бабле и факте самой продажной любви, который еще подтвердить надо. Дел с профессионалками мне иметь не случалось, как-то и дармового секса хватало, но если за качество нужно платить, то в случае с Алиской я согласен. Аж бегом и без секунды на размыслить. О чем тут, на хрен, ещё размышлять?
Так что же это такое меня за нервы дергает, будто все тело стало одним больным зубом, а за ребрами главный очаг, еще и здорово так припекающий? Мне стремно, что ртом полез туда, где, сука, счетчик входящих членов небось давно за сотню перевалил? Противно? Типа в зашквар угодил? А че, сам прям такая цаца невинная? Так-то и считать свои подвиги уже после Армии перестал, потому как делают это, как и линейку к члену примеряют, только у*бищные неудачники, которым никто толком не даёт.
Додумать я не успел, свернул за угол и увидел впереди метрах в пятидесяти широкую спину Зимы. Хотел окликнуть, но вовремя заметил, что перед ним стоит его кучерявая белобрысая болячка и, судя по позе, разговор у них явно не о мире во всем мире происходит.
Варька что-то практически выкрикнула в лицо Темычу, а он подался к ней и даже по тому, как вздулись мышцы под футболкой я понял — дело плохо.
— Давай пока, Колян. — бросил я на ходу и поспешил вперед, едва не переходя на бег, пока Зима чего доброго придушить девку не кинулся.
Ни одну женщину сроду он никогда пальцем не тронул, но с Варькой этой какая-то полная жопа с ним твориться стала.
Дойти я не успел, Зима рявкнул на весь двор “Клал я на тебя!”, сплюнул им под ноги и быстро пошел в сторону своего дома. Я поравнялся с Варькой, поймал ее ошалелый какой-то взгляд и рванул догонять друга, тогда как она развернулась и шнырнула в подъезд.
— Зима! Зима, эй! — позвал Темыча, но тот даже не притормозил.
— Зима, да, бля, куда несешься ты? – схватил его за плечо, и тут же пришлось уклоняться от кулака, летевшего мне прямо в табло. Рожа у Зимы одновременно бледная и перекошенная в оскале, глаза остекленевшие, будто вообще не в себе он. — Ого, да у тебя зрачки как у обдолбыша! Мужик, ну чё такое? Покурить хочешь? А тяпнуть?
— Мм-м … — замычал он, сцепив зубы так, что желваки выперли и замотал башкой.
Да что опять за хрень у них приключилась? Я же уже прям обрадовался, что друг в ум вроде приходить стал, успокоился немного и вот тебе на. Хоть глаз с этого психа с его болячкой белобрысой не спускай.
— Зима, да скажи ты хоть чё членораздельное, — тряхнул я его уже за оба плеча, прекрасно понимая, что очень рискую получить лбом в нос или кулаком в зубы. — Чё, послала тебя девка?
— Отвали! — выдавил Темыч наконец, отпихнул меня и пошел дальше.
— Слушай, да не грузись. — пристроился я рядом. — По ней же видно, что она о себе мнит до хрена. Было бы с чего.
Зима тормознул и развернулся так резко, что мне пришлось возвращаться пару шагов.
— Чего тебе видно, а? — он внезапно сцапал мне за грудки и зарычал, впившись диким взглядом. — Не хер об нее свои бельма натирать, понял?
Ну охереть, еще такого между нами не бывало! Совсем мужик башкой прохудился, клиника реальная.
— Да сдалась она мне. — спокойно глядя ему в лицо, ответил я. Провоцировать не хочу, но если что, готов и к мордобою. Он, как известно, замечательное успокоительное и мозгопрочищающее мужицкое лекарственное средство. И оно нам обоим сегодня походу не помешает. — На что там…
— Крапива, ты меня за дебила-то не держи! — продолжил себя накручивать Зима. — Я слепой, что ли? Да ты на нее пялишься так, будто уже трахаешь.
— Да опамятуйся ты! — я схватил его за плечи и тряхнул хорошенько. Ладно еще побиться для успокоения, но дебильные поклепы терпеть я не собираюсь. — Мозги включи! Ты мне друг. Я хоть когда тебе с телками дорогу перебегал? Мало их, что ли? Мне за тебя реально ссыкотно. Ты же сам не свой. Всегда был психом, тронуть тебя — суицидником надо быть, но не без повода же ты на людей кидался. Мне уже твои подопечные вчера в зале жаловались, что ты не слышишь никого. Как не в себе. Мы не девки, друг другу плакаться, но ты мне конкретно озвучь — отчего мне тебя прикрывать, если что.
Темыч снова помотал башкой, будто силясь вырваться из сна-кошмара, засопел, дыша все ровнее и как-то весь сник, будто ему на плечи штангу с неподъемным весом кто закинул..
— От себя самого меня, бля, прикрой, — пробормотал он тихо. — От себя, Антох. Я уже и так понатворил… сказать стыдно. И боюсь, может совсем подорвать, если я ее с кем опять… Короче, надо что-то с моим этим клином в башке делать. Плохо будет. Так, что потом ничем не исправим.
На душе вдруг так тоскливо-тоскливо стало, больше всего от того, что почувствовал себя беспомощным каким-то. Как помочь лучшему другу в таком? Это вам не биться с какими-нибудь уродами с ним, встав, как всегда, спина к спине; не ломануться, очертя башку, на выручку, в какое говно бы ни влип; не отдать все до последней копейки и тряпки, если ему вдруг надо. В таком каждый сам за себя и по себе, к сожалению. Вспомнил, как меня разламывало после полного расставания с Маринкой. Никакие слова, никакое количество бухла и никакое количество траха боль не притупляли. Не работает ничего обычное в таком, в этих самых грёбаных ситуациях с клятыми внекатегорийками. Я был зомби. Хорошо хоть как раз призыв осенний пришел, загребли меня в учебку и забрили. Армейские будни очень хорошо мозги прочищают. Хотя и там был импульс петельку на шею накинуть, когда из дома написали, что Маринка замуж за бизнесмена какого-то крутого выскочила. Но справился.
— Тёмыч, а может, ты к родокам в деревню? — предложил я Зиме. Смена обстановки и много тяжелого физического труда тоже неплохое лекарство от всяких там любовных напастей. — Хоть на недельку. Дух переведешь. Отпустит вдруг.
— Куда я сейчас поеду. — отмахнулся Темыч. — Ты еще не полностью в строю, рука еле поднимается.
— Ой, да первый раз, что ли? — дернул я плечом, демонстрируя, что ключица с ребрами ломаными в той драке с Самвеловскими почти не беспокоят. — Потяну. А ты поезжай. Молочка парного попей, на плантации у маман раком постой, девку какую деревенскую в сене поваляй. Вернешься как новенький. А то и эта, может, одумается. Они же бабы какие: бегаем мы за ними с протянутым сердцем и х*ем, так они рожу воротят. А как видят, что забили на них, так и сами прискачут.
Ответить задумавшийся Зима мне не успел. Из-за угла дома на нас прямо таки вылетел Костян, чуть не сбив с ног. Рожа красная, потная, запыхавшийся, будто марафон бежал.
— Зима! — заорал он. — Я к тебе. Мужики, там зал наш падла какая-то подожгла.
— Малыш? Алиса, ты дома? — приход Роберта застал меня в процессе сборов.
Точнее, сидящей посреди кучи моего барахла, которое я, прорыдавшись, но ни капли не успокоившись, вывалила из шкафа на пол, размышляя что взять с собой. Что самое необходимое можно уместить в единственную объемную сумку, намереваясь уйти не просто погулять, а с концами, в новую жизнь?
Слезы-то закончились, но накрыло чем-то вроде паники. Я же никогда не жила самостоятельно по-настоящему. Отселение в отдельную жил-площадь не в счет. Куда идти, что делать, на что существовать? У кого хотя бы совета спросить, за помощью обратиться? Я же ничего не знаю, реально толком ни черта не умею, у меня кроме матери и Роберта вообще никого и нет. Даже друзей-приятелей. Как-то так уж вышло, что с появлением Роберта все остальные люди, и так-то немногочисленные, незаметно исчезли, вытеснились из моей жизни, став вроде как ненужными на его фоне.
Так что, да, мне страшно и я совершенно растеряна. Однако и сейчас мысли сделать так, как велела мать и жить по-прежнему не возникло. Не смогу я, ни за что. Должно что-то измениться, уже изменилось во мне, внезапно, непонятно, но безвозвратно. Никакой синей изолентой это обратно не примотаешь, не склеишь, к исходному не вернешь.
— Алиса, ты меня не слышишь что ли? — Роберт вошел в комнату и встал позади.
Импульс вскочить, кинуться ему на шею, прижаться, снова разреветься, пожаловаться, получить обычную порцию успокоительной ласки, забыть обо всем, пусть любимый все решит и исправит то, что огорчает был очень мощным, но я смогла сдержаться.
— Слышу. — ответила, не оборачиваясь.
— Мне Виола звонила. Вы опять поругались. — с явным осуждением в голосе продолжил он.
Я только пожала плечами. Что тут скажешь, поругались, да. Ничего в принципе необычного, мы давно с матерью не можем и пять минут поговорить нормально, без раздражения. Но разве это удивительно, по-крайней мере с моей-то стороны?
— Что за бардак ты устроила? — Роберт присел на корточки рядом и заглянул мне в лицо. — И где тебя носило вчера на ночь глядя? Я приезжал и ждал тебя до полуночи почти.
— Ты приезжал, чтобы сказать мне когда точно подашь на развод? — спросила, складывая и запихивая в сумку одну из любимых футболок.
— Алиса, я же тебе… — с раздраженным выдохом начал мой любовник, но я оборвала его.
— Тогда зачем? Я же четко озвучила тебе свои условия.
— Какого черта, Алиса! — вскочил он, — Я думал ты развеялась и успокоилась. А ты опять за свое?
О, ты даже еще не представляешь как я развеялась.
— За свое, — упрямо кивнула я. — Потому что хочу, чтобы это свое у меня наконец было. Только мое и больше ничье!
Поднялась и резко развернулась к Роберту, но тут уже он отвернулся и направился на кухню, вынуждая последовать за ним. Взял оставленную на столе матерью бутылку, вытащил из стола штопор и принялся откупоривать.
— Малыш, давай сядем, выпьем и поговорим спокойно. — сказал он мне, застывшей в кухонном проеме, разливая золотистое, немного тягучее вино по высоким бокалам. — Я сегодня решил отложить все дела и провести весь день с тобой.
— Ух ты, какая щедрость. — не скрывая язвительности заметила я. — Давно мне так не обламывалось. Весь день со мной. А на ночь к ней под бок, само собой. Ты же у нас примерный семьянин, у которого предвыборная на носу, так что, никаких скандалов. Да, любимый?
Ничего не говоря в ответ, Роберт подошел ко мне и протянул бокал, но я покачала головой. Не буду я больше по его правилам играть.
— Интересно, а когда ты мне собирался рассказать, что все свои активы на мать переоформил? — спросила, настойчиво ловя его взгляд.
— А зачем тебе таким голову забивать, малыш?
Вот почему я раньше не замечала эту его манеру смотреть… ну как-то прозрачно. Или скорее непроницаемо. И взгляд не отводит, но при этом в нем ничего не уловить. И не стена даже, а как будто… пустота.
— Ну может потому, что я бы тогда поняла — развод ты не планируешь. Уж не в ближайшие годы точно.
— Так и есть. — совершенно невозмутимо скупо кивнул он.
— Ну ты и мерзавец. — прошептала, качая головой и чувствуя, как сердце заливает ледяной болью.
— Следи за словами, Алиса. — совсем слегка нахмурился Роберт и пригубил вино. — Оскорбления я терпеть не собираюсь, тем более незаслуженные.
Милый, это, блин, не оскорбление, а весьма ещё мягкая характеристика.
— Серьезно? Незаслуженные? Да ты мне врал столько времени! Просто использовал для секса, никогда не собираясь создавать нормальную семью, как и обещал.
Как бы я не сверлила его гневным взглядом, пробиться сквозь теперь обнаруженную зону пустоты не выходило. Да и куда уж мне, неравные у нас, как говориться, весовые категории в этой борьбе взглядов. У Роберта за плечами годы и годы тренировок в лицемерии и враньё.
— Ты ошибаешься.
— В чем же?
— Я никогда не врал тебе насчет сроков того, когда мы сможем создать эту самую нормальную семью.
А ведь и не поспоришь, всегда было только нечто туманное типа : “когда настанет нужный момент”, “когда будет можно открыться”, “после твоего совершеннолетия”. А это ведь может быть когда угодно, хоть на пенсии.
— Ну ещё бы. Не обещал, лапшу просто по ушам развешивал.
— Ты не права. А все потому, что так еще и не научилась мыслить и вести себя, как взрослый человек, имеющий терпение и разумный подход ко всему.
— И как же эту нашу ситуацию следует видеть взрослому человеку? — толкнув его слегка плечом, я прошла и уселась за кухонный стол, взяла из вазы с фруктами яблоко и смачно взгрызлась в него.
— Так, что в данный момент нам выгоднее все сохранить, как оно есть.
— Нам? — прошамкала с набитым ртом и с удовольствием прям пронаблюдала промелькнувшую на любимом лице гримасу неудовольствия, Роберт же терпеть не мог дурные манеры за столом. — Это кому конкретно?
— Тебе и мне, само собой. Позже, после победы на выборах и переезда, я разведусь с твоей матерью по-тихому, без скандалов и все у нас будет, как ты хочешь и я тебе обещал. А пока ты помиришься с матерью, вернешься к учебе, перестанешь мне устраивать истерики и выдвигать нелепые ультиматумы.
На этот раз я тщательно прожевала, проглотила и ответила четко.
— Нет.
— В каком смысле? — очень натурально удивился Роберт.
— В прямом. Я больше тебе не верю. И ждать не хочу. Жить не хочу так, как ты мне велишь. Не учиться там, куда вы меня засунули, не молчать в тряпочку, когда мать по мне проходится, не сидеть тут взаперти, дожидаясь пока ты соизволишь ко мне заявиться и попользоваться в свое удовольствие.
— Алиса…
— Нет. Не. Хо-чу.
Роберт резко выдохнул, залпом допил вино, прошёлся туда-сюда по небольшой кухне, остановился.
— Хорошо, я смогу договориться, чтобы за тобой сохранилось место в ВУЗе, погуляй до следующего года, не страшно, в конце концов. Но Виола с этим вряд ли примириться, так что сниму тебе другую квартиру, будешь жить там. А сразу после выборов давай вырвемся отдохнуть куда-нибудь на недельку вдвоем.
Слушая его, я даже головой замотала от полного офигея. Он же не может не понимать, так?
— Господи, Роберт, ты сейчас типа торгуешься со мной?
— Договариваюсь, малыш. Как делают взрослые люди.
Да ну ее к черту такую взрослость!
— Да мне нафиг не сдались подачки твои тогда, когда главного ты мне дать не хочешь!
— Не могу прямо сейчас, а не не хочу. Это разные вещи.
— Разные вещи? Роберт, быть с тем, кого любишь — очень простая вещь.
— Да прекрати ты вести себя как ребенок и нести эту эгоистичную чушь! — повысил он голос, шагнув ко мне.
— Ух ты, то есть это я тут оказывается эгоистка? Ну ладно, пусть так.
Я вскочила, зашвырнула в урну огрызок и пошла обратно в комнату, взявшись закидывать снова вещи в сумку.
— И куда ты собралась? — Роберт навис надо мной, встав за спиной.
— Да пофиг. — дернула пренебрежительно плечом, пытаясь изобразить решимость и лёгкость, которых не ощущала.
Сознание заполнило ощущение нарастающего краха, камнепада, что сорвался с высоты и вот-вот уничтожит все привычное. Страшно до жути, но словно завораживает, остановиться — не вариант просто.
— Не мне, Алиса. Куда?
— Туда, где ни тебя, ни матери нет.
— Очень по-взрослому.
— Опять же пофиг.
— И где собралась жить? На что? Ты же никогда не работала и понятия не имеешь, как на жизнь заработать.
— Ну надо же, ты с матерью прямо слово в слово. — хохотнула я нервно и зло. — Вот что значит настоящие супруги и душа в душу, да, милый? Может и по лицу мне надаешь, как жена твоя?
— Малыш, ты же знаешь, что я никогда на тебя не поднял бы руку.
— А зря. Есть за что. — я вжикнула молнией и развернулась к нему. — Ты спрашивал где я была ночью? Так вот, я напилась и переспала с другим мужиком. С первым встречным.
— Не смешно. — кажется, нисколько не впечатлился Роберт. Не верит просто, что я могла бы?
— Не смешно — не смейся. — пожала плечами. Лечу-лечу камнем вниз, тормозов, парашюта, соломки внизу не имеется.
Наши взгляды опять сцепились и в его появилось наконец нечто. Какая-то темная опасная острота.
— Думаю, на этот раз Виола права. — наконец процедил Роберт. — Тебе действительно пора попробовать — каково это жить самостоятельно, чтобы понять, как много ты можешь потерять по собственной глупости. Уверен, много времени это не займет. Куда и к кому вернуться и извиниться ты в курсе, Алиса.
Первые два дня после пожара вспоминались как-то смутно. Бойцы из пожарной бригады примчались быстро, залили все качественно, но когда спустились с Темычем в абсолютно черный от копоти подвал у меня все на хрен упало. Столько сил потрачено, почти все, что зарабатывали последние годы вложено и теперь похерено.
Даже не злостью изначально накрыло — отчаянием. Неужели все, конец всему, к чему стремились? Прямо крушить и убивать без разбору захотелось.
Но потом присмотрелись, приободрились, поняли, что прорвёмся. И вот тогда понеслась пахота беспросветная, до онемения тела, выбегания на воздух на поблевать от горелой вони, до отупения мозгов.
Разобрали, подняли и вынесли наружу все тренажеры, чтобы сырость им больше ущерба не нанесла. Просушили, благо погода стояла сухая, копоть оттерли, смазали душевно, собрали обратно. Поняли, что самых ощутимых потерь таки избежали и приободрились совсем уж.
Параллельно пришлось всю доску с пола сдирать, она больше всего от огня и пострадала. Даже где и не прогорела, так так впитала запах гари, что оставлять было не вариант. Никто не станет платить за посещение зала, в котором костром разит постоянно. Опять же, зоне раздевалок со всеми шкафчиками совсем кирдык приключился, потому что бутылки с зажигательной смесью прямо под те двери и прилетели через разбитое тварями подвальное окно.
Зеркала у дальней стены, к счастью, все уцелели, только отдраить их пришлось хорошенько. А вот с самими крашенными стенами и потолком провозились мы изрядно. Железными шпателями сдирали повсюду краску, иногда подогревая для облегчения процесса строительными фенами, отчего вонять начинало — хоть лёгкие выплевывай. Потом щетками тёрли, отмывая, не жалея почаще воду менять. Под конец все помещение ещё поставили просушить тепловыми пушками, перед новой отделкой и покраской.
Короче, больше двух недель мы с Зимой ушатывались так, что ближе к ночи я не совсем мог понять — жив еще или уже сдох на хрен. Спасибо хоть почти все парни с района, даже те, кто не ходил к нам заниматься, приходили помогать по мере сил, а то точно бы ноги протянули. Пирожки с бутерами нам из дома таскали, которые им, оказывается, мамы-бабули по доброте душевной для нашей ремонтной бригады готовили. Плюс ещё и по собственной же инициативе люди, кто жил в ближайших домах, организовали дежурство, сторожили все наше добро, вынесенное из зала, а то хватает же вокруг типов с липкими руками. Короче, хороший у нас народ на районе и как-никак, но ценят нас с Зимой и то, что мы делаем. Приятно же, аж даже неловко слегка.
Ни сил-времени на поиски, ни места в мозгах для мыслей о промелькнувшей в моей жизни рыжей внекатегорийке не оставалось. Так, под утро во сне она ко мне неизменно забегала вместе с положенным в это время суток здоровому мужику стояком. Но меня в те дни впервые в жизни, пожалуйста, даже на передернуть в душе не хватало. В ходячий анти-секс превратился, хотя к вечеру скорее уж ползающий.
Зима тоже вроде вообще успокоился, какие там страдашки по кучерявой занозе, когда домой пригребаешь в состоянии почти зомби. Только бы смыть с себя копоть, вонь и пот, закинуть в брюхо что-нибудь, не разбирая вкуса и упасть харей в подушку. Но мы прорвались. Через шестнадцать дней после пожара мы снова открыли зал.
— Как насчёт сегодня посидеть вечером у меня со всеми вытекающими? — предложил Темыч в день открытия.
Ух ты! Неужто могу я окончательно выдохнуть? Ремонт закончили и попустило друга моего окончательно?
— Прям со всеми? — уточнил я, покосившись на щебечущих перед началом занятия девчонок из моей группы самообороны.
— Со всеми. — решительно подтвердил Зима, радуя меня все больше.
— Да легко. С тебя поляна, а я нам компанию мигом организую.
За посидеть с кайфом я всегда всеми конечностями, мы это более чем заработали, да и больше шестнадцати дней воздержания — это прям до хера для меня. Дольше только в Армии постился.
Однако, херня полная вышла у нас, а не посиделки. Темыч просто мрачно накачивался, то и дело кося глазом на темные окна дома напротив, пока я старательно развлекал Вальку и Надю байками и анекдотами, подливая и доводя до кондиции. Надька ещё так-сяк поддерживала мои усилия изобразить веселое застолье, а Валька же нервно зыркала на Зиму. Я знал, что она давно на него запала, потому и позвал, но что-то такая она зажатая, что как бы я другу не подосрал. Она походу из тех, кому тупотрах не заходит. Но взрослые ребята, сами разберутся, в конце концов, я никому тут не нянька и все собравшиеся на этой кухне в курсе, зачем сюда пришли.
Момент появления света в окнах напротив я не увидел — чисто понял по тому, как резко выпрямился и напрягся Зима. Вот только что уныло в тарелке ковырялся, свесив голову, невпопад ухмыляясь моим шуткам и мыча невнятное на вопросы наших дам и вот уже весь как пружина взведенная до звона стал. А через минуту сгреб испуганно пискнувшую девушку, затянул к себе на колени и засосал в таком поцелуе, будто гребаный вампир, намеренный выпить до состояния мумии. Причем у меня сложилось стойкое ощущение, что сцапал он ту, что ближе сидела, не разбирая. Ну охренеть конечно, вот это попустило называется!
Закончив свой убийственно-демонстративный поцелуй, Зима просто молча уволок Вальку в свою комнату, а мне только и пришлось поддержать это тупым хохотом, типа все идет по плану. Ни хрена не по плану, но из комнаты друга криков о помощи не раздалось и даже каких-либо возмущений, так что я выдохнул и налил нам с Надеждой еще по одной перед тем, как сначала вытащить ее потоптаться-потанцевать, а потом тоже увести от стола.
Но мои дела с Надькой оказались ничуть не веселее, как только мы уединились. Девчонка присела на край кровати, выжидательно уставившись на меня. И я давным давно знаю, чего она ждёт и по каким правилам должна дальше пойти игра. Сесть рядом, обнять, пошептать на ушко, отпуская рабочие комплименты, начать целовать, потихоньку раздевая и забивая на все якобы стесняшки и зажимашки.
— Антош, ты чего? — окликнула меня девушка и я осознал, что действительно торчу столбом, вместо того, чтобы уже действовать вовсю.
А все потому, что мозги опалило жаром воспоминания о моей внекатегорийке. Уж она то не сидела, скрестив ноги, не ждала от меня уламываний. Только порог переступили и она мне башню сразу перекособочила. Рванула мой ремень, присела и глянула снизу вверх…
— Твоюжжж! — прошипел я, ощутив такой дикий прилив похоти, что перед глазами аж красным залило.
Рванул через голову футболку, отбросил, шагнул вперед, опрокинул девушку на спину, навалился, не слыша уже почти возмущённого писка.
— Антош! Ну стоп! Погоди!
— Что такое? — приподнялся над ней и чуть не поморщился досадливо. Стоило глянуть в ее лицо, другое, не обрамленное ореолом ярко-пламенных волос и накрывшая волна откатилась, оставляя раздражение неудовлетворенности.
— Ну ты бы хоть магнитофон сюда забрал и свет погасил. Мне как-то неловко… ну вот так сразу.
— Не хочешь? — спросил, моргнув и ощущая себя полным дебилом, внезапным неумехой.
Обычно я так не тороплюсь, не лажаю и даже вопроса “Хочешь ли?” не встает. Все идет естественно и по плану. А тут… Алиске как-то было совершенно похер на музыку, свет, а что такое тормоза или неловкость, походу, вовсе неведомо. Расслабился я. С одного прям раза. С первого, надеюсь, а не единственного.
— Хочу конечно, иначе бы не пришла. Просто… Ну говорили, что ты очень ласковый, а сам накидываешься…
— Чего? — подофигел я. — Говорили? Это кто?
— Неважно…слышала я. — Надька залилась краской и забегала взглядом, — Поэтому и захотела. Попробовать в смысле. У меня не было этого еще ни разу, а болтают, что с тобой всегда.
— Так, стопэ! — я резко отшатнулся и сел. — Что значит не было? Ты же встречалась с кем-то, я точно знаю. Вы что, не тра… не занимались сексом?
Мне такой ответственности, как стать чьим-то первым нахрен не надо! Это у меня единожды было, и хватило на понять — слишком серьезно, а серьезно — это ни хрена не про меня.
— Занимались… просто… ну… — Надька совсем уж покраснела, зажмурилась и, наконец, едва ли не шепотом выдала. — Я никогда не кончала. А девчонки в группе болтали, что ты… ну с тобой было.
— Ну охренеть! — хохотнул я, нервно почесав черепушку. — А я думал, что девушки о таком друг другу не рассказывают.
В смысле, я считаю, что вообще трепать языком о интимном на всех углах — стремно. Чего бы там в постели не творилось, это должно быть строго между участниками процесса. А тут выходит что я… какой-то переходящий из рук в руки поставщик оргазмов что ли? Та же общедоступная шлюшка, только с яйцами? *бануться можно! Вот так живешь, считаешь себя жеребцом-молодцом, соблазнителем и *барем-террористом, который весь из себя вольный, на кого захотел, на того и вскочил, а на деле что? Ведутся на меня не за то, что сам по себе такой желанный вариант, а потому что слухи ходят, что от меня не кончив не уходят?
За пределами комнаты послышались голоса, суета какая-то, потом хлопнула входная дверь.
— Я сейчас. — сказал так и лежавшей на спине девушке, нуждаясь в минутке на обдумать смену личного статуса в собственных глазах и вышел.
Зиму с Валентиной увидел выходящими из подъезда в окно. Не срослось или случилось что-то плохое?
— Зима! — окликнул, открыв створку. — Все норм?
— Ага, девушку домой провожу и вернусь. — отмахнулся друг вполне себе спокойно. Да и Валька испуганной не выглядела, разве что грустной. — Расслабься.
Ну расслабься, так расслабься. Вернулся в комнату, на этот раз прихватив двухкассетник, врубил музон поромантичнее, посмотрел на Надьку и погасил таки свет.
Девушка пришла прокатиться на общедоступном жеребце до оргазма? Ну так будет ей оргазм, как и мне. В темноте все женщины одинаковы, даже рыжие. А похоть — всего лишь похоть, она как голод. Бывает попадется что-то охрененно вкусное, а бывает просто пожрешь, чтобы в брюхе не было пусто. Голодать, перебирая, никогда не будет моим выбором. В этом на сто процентов уверен. Я то себя знаю.
Взял Надю за запястья, вытянул под собой, захватывая очень мягкие и какие-то безвкусно податливые губы. Девичье тело покорно расслабилось подо мной, тоже мягкое, теплое, готовое ко всему и … совершенно нежеланное.
Вот же, сука, ночь открытий сегодня. Не знал за собой способности к раздвоению личности. Тело работает, как по давно заведенной программе, а меня в этом теле как будто и нет. Вроде как рядом лежу и с вялым любопытством наблюдаю. И чем больше смотрю, тем отчётливее ощущением “не то” накрывает.
Бледно, невнятно, безвкусно, прохладно. Как еле ощутимый сквозняк, а не огненная, жрущая тебя с потрохами буря. Вот ты оказывается какое — унылое бл*дство и оргазм в стиле “то ли было, то ли не было” . Дожил ты, Антоха, и это после двух недель поста!
Пялясь в невидимый в сумраке комнаты потолок, лёжа с уснувшей рядом после честно мною доставленного оргазма девушкой, вдруг абсолютно четко осознал: если я и окажусь с кем в постели в следующий раз, то это будет моя рыжая дикая внекатегорийка. Иначе, с таким-то сексом и импотентом стать недолго.
— Эй, вы кто такие и что делаете в моей комнате? — возмущенно выкрикнула, распахнув дверь и увидев компанию из трёх незнакомых типов, рассевшихся вокруг стола.
Лица у типов были крайне несимпатичные, я бы даже сказала, что не лица, а рожи откровенно криминальные какие-то. На что указывали и стремного вида многочисленные синюшные наколки на руках и плечах, торчащих из-под маек-алкоголичек.
Помимо типов в моей съемной комнате наличествовали: десятки бутылок под столом и парочка на нем, в компании не аппетитного вида закуски и пепельницы с горой окурков, разбросанные незнакомые мне вещи и плотное, хоть ножом на куски пластай, облако сигаретного дыма, от которого прям глаза заслезились.
— О-о-о, ты смотри какая шмара к нам подвалила! — обрадовался моему появлению один типов, разворачиваясь и обшаривая меня липко-пьяным взглядом. — Жарик подогнал тебя? А чё такую тощую тогда?
— Что, блин? — опешила я и на всякий случай попятились из комнаты и тут меня сцапали за локоть, изрядно напугав.
Вместо ещё одной, уже придуманной мною за мгновенье, уголовной рожи, на моем локте повисла всего лишь Светлана Тимофеевна — пожилая женщина, у которой я и сняла комнату по объявлению, найденному на столбе.
— Алисочка, деточка, иди-иди сюда! — сдавленно зашептала она и потянула меня в свою комнату по соседству.
— Ма-а-ать! — заревело нам вслед из комнаты. — Куда, бля-а-а?!
— Что происходит? Кто эти люди и почему они в моей комнате? — продолжила возмущаться я, но за хозяйкой пошла.
— Сын это мой, Серёженька вернулся. С друзьями празднует. — почти шепотом ответила она.
— Ма-а-ать! — опять заорали из-за прикрытой двери.
— Сын? Вы же говорили, что он на Севере работает и ещё два года не вернется. И что, блин, можно праздновать сегодня?
— Говорила-говорила. Но так уж вышло, Алисонька, раньше вернулся. По амнистии. Это и празднуют.
— По амнистии? — опешила я и покосилась на стену, за которой как раз пьяно загоготали, с большим опасением. — Он в тюрьме сидел что ли? Вы же говорили просто работал!
— Ну так не руки же сложа сидел. Там все работают. — ответила квартирная хозяйка на полном серьёзе и продолжила в глаза мне смотреть, будто чего-то ожидая. И тут до меня дошло.
— Так, ладно. Получается, что жить я тут больше не могу.
— Так и получается, Алисонька. — охотно, будто даже обрадовавшись, закивала Светлана Тимофеевна. — Сережа хороший у меня, но сама понимаешь… лучше от греха… да и негде теперь. Ему же с друзьями где-то посидеть надо и женщину привести…
— Деньги мне верните, пойду другое жилье я искать. — вздохнув и смирившись с неизбежным, попросила я.
Тело ныло после перетаскивания ящиков в ларьке, куда смогла пристроиться на работу без опыта, глаза слипались, но что тут поделаешь.
— Так нет денег-то, Алисонька. — развела руками пожилая женщина, продолжая смотреть мне в глаза с совершенно невиннейшим видом
— В смысле нет? — я даже головой мотнула от изумления. — Я же вам за два месяца вперёд заплатила, как вы и просили.
И продукты на свои все это время покупала, причем на двоих, потому как, ну неловко мне было бы есть самой, не угощая и ее.
— Заплатила-заплатила, правда твоя, но денег нет. — снова запросто согласилась со мной Светлана Тимофеевна и засуетилась. Развернулась, схватила со стула мои сумку с вещами и сунула мне же в руки. — Серёженька забрал все. Он же вышел только, одеться-обуться надо, опять же погулять немного, не на курорте же был. Вот и забрал. А ты лучше иди, Алисонька. Пьяные же мужики, опять же, без женщин сколько, как бы не вышло чего худого…
— Что значит иди?! — вспылила я. — Куда я пойду без копейки? Возвращайте деньги и пойду!
— А ты меня тут на горло не бери! — метаморфоза, обратившая милейшую пожилую женщину и злобную ведьму была мгновенной и шокирующей. Светлана Тимофеевна с неожиданной силой стала выталкивать меня из квартиры.— Иди, сказала, по-хорошему! А то сейчас крикну Серёженьку с друзьями и скажу, что ты мне тут хамишь, да деньги вымогаешь. Они тебе живо мозги вправят, да через такие места, что ноги потом не сойдутся!
— Господи, да как вам не стыдно нести такое! Пожилой же человек и женщина! — обалдела я от такого поворота, но вытолкать себя позволила. Ну не драться же мне, в конце концов, с ней, она мне в бабушки годиться.
— А ты меня не стыди! Не доросла ещё!
— Я сейчас в полицию пойду!
— Давай-давай, нужна ты им больно. Договор мы с тобой подписывали? Нет! Свидетели есть, что ты мне платила? Нет! Вот и иди пока цела. А будешь бегать жаловаться — Серёженька тебя быстро угомонит за каким-нибудь углом.
Дверь захлопнулась перед моим лицом, обдав резким порывом воздуха. Постояв с полминуты, я закричала от досады и обиды, пнула дверь, отчего в ногу больно стрельнуло и шипя похромала вниз по лестнице.
— Вот и что мне делать теперь? — прошептала себе под нос, чувствуя полное бессилие.
Не идти же обратно у матери ключи от квартиры выпрашивать со всеми вытекающими. Нет, так унижаться не хочу, смысл был тогда вообще уходить.
Лучше уж на вокзале вообще поночую, посплю в креслах в зале ожидания, чем вернуться и увидеть как мать на пару с Робертом торжествуют от того, что все вышло, как они и говорили. Я никчемная, ничего сама не смогла, сдалась и приползла обратно, чтобы подчиниться их условиям. А еще, что так отчаянно скучаю по Роберту, его прикосновениям и моментами слабости и усталости жалею, что не оставила все как есть. Ведь так у меня был любимый, пусть и чужой муж, а теперь я совсем одна.
А ведь до сегодняшнего утра мне казалось, что все у меня идёт относительно нормально. Насколько это конечно возможно после того, как прежняя жизнь разлетелась вдребезги. Комнату нашла в первый же день, как ушла из материнской квартиры, хоть чуть и покоробило, что заплатила за нее остатками денег, которые давал раньше Роберт.
Попа-а-ала-а-сь! Моя бесследно пропавшая, но намертво зацепившая рыжая внекатегорийка нежданно-негаданно нашлась там, где искать и не подумал бы. Я-то уже собирался, раз у Зимы с Варькой все резко тип-топ стало, пуститься в вояж по всяким злачным местам с целью выследить и выцепить Алису в момент ее охоты на клиентов, а тут такое. Оказалось — она сменщицей у мозговой болячки Темыча все это время была, то есть, практически под носом у меня шастала, а я ни сном, ни духом. Бывают же в жизни совпадения такие. Аж обидно, что больше двух недель времени просрано впустую.
Хотя, учитывая какие мы зомбо-молодцы были после пахоты по ремонту с Зимой, не просрано. На кой бы я никакущий в постели этой рыжей дикарке сдался? А вот сейчас то, что надо, самое то момент. Теперь я от нее не отлеплюсь, пока аж прям воротить не станет. А может и не станет совсем, есть такая вероятность, чую прям. Ведь когда-то же это должно было опять со мной случиться. Тем более, что Зима походу больше мне не компания в похождениях по бабам.
Говорю же — я его сроду таким, каким он с первым же появлением Варьки стал, не видел. В том числе и таким, как сейчас. Его будто по ней размазало всего. Рожа такая бесшабашно счастливая, чуть не светится ярче солнца, аж народ весь оглядывается. Вокруг Варьки вьется, трется, выпендривается — ну чисто влюбленный малолетка. Обжимает без конца, такое ощущение, что если бы мог в себя запихать или на шею себе, как медаль, повесить, то так бы и сделал. А ведь с такой жопы началось…
В мерзко-памятное утро после самого унылого траха в моей жизни Варька ворвалась в квартиру Темыча, вереща нечто нечленораздельное и сходу его ножом проткнуть пыталась. В итоге, оказалась сама с порезанной рукой. Вся прихожая, кухня в кровище, ну чисто ужастик, а она кусалась и брыкалась, как одержимая, пока мы ее вдвоем усмиряли и первую помощь оказывали, а потом разревелась белугой и обвинила Зиму в убийстве брата.
С такого расклада мы оба прихренели и, перебинтовав руку по-быстрому, Артем понес на руках свою психованную разбираться, чё это за поклепы, а я остался кровь смывать.
Брат Варькин оказался жив, хоть кто-то и отметелил его знатно. А дальше было странное. Темыч Варьку с кучей ее барахла припер в свою квартиру, официально представив ее мне как свою девушку, которая теперь тут живёт. А она главное ему ни слова поперек! Вот только что проклинала и с ножом бросалась, а теперь молчит в тряпочку. Ни хрена не объяснив, Зима оставил меня за ней присматривать, а сам опарыша, брательника битого в смысле, в тачку усадил и увез куда-то.
Вернулся и опять же мне — все потом, вали домой, Крапива. А я то не слепой, вижу, что он себя едва контролирует — так заведен. Чуть не бегом в спальню к Варьке друг занырнул и дверь захлопнул. А я в полных непонятках остался, чего делать-то? Лезть вмешиваться, ведь явно какая-то нездоровая хрень происходит. Но быть кайфоломщиком — это же самое последнее дело, а с другой стороны вдруг Темыч себе на статью сейчас накайфует?
Постоял, послушал не начнутся ли вопли, потому как девушка в отсутствие друга особо счастливой не выглядела и вообще какую-то хрень мне про надзирателя прогнала, а потом махнул рукой и ушел. Да ну его нахрен встревать тогда, когда такие страсти бушуют.
А они ещё как бушевали и дальше, ещё двое суток почти штормило по всякому, пока вот эта тишь-благодать не воцарилась. И ладно, все хорошо и слава богу, теперь я смело своими делами могу заняться.
Я не смог сдержать торжествующего оскала, ощутив прямо таки сладкий мандраж предвкушения. Алиса-Лисеночек, я хоть наизнанку вывернусь, но ты в моей постели сегодня ночуешь. Ну или я в твоей, не важно, главное хрен кто из нас уснет.
А Максакова — дура безмозглая и змея ядовитая. Валютная проститутка, ага. А между съемом богатых иностранцев ящики в сраной палатке тягает и пиво с сигаретами продает. Видать в качестве физкультуры, ага.
Я аж жмуриться стал, позволив себе кайфовать, перебирая-щупая-лапая в воображении мою внекатегорийку и перестав улавливать разговоры Зимы и Варвары. Оно мне надо в их странные брачные игры вникать? То рычат, то воркуют, ну их в задницу.
Волосы Алиска в косу короткую заплела, а прядь одна непослушная вылезла. Солнечный луч в ней запутался, подсветил, будто живой язычок пламени у самой ее кожи. Вроде похудела ещё с той нашей встречи, ключицы остренькие сквозь футболку видны. Жилет рабочий висит на ней мешком, фиг угадаешь че-как под ним, но мне то гадать не надо. Я все помню, до мелочей, до зуда в пальцах, да так отчётливо, что от этих воспоминаний рискую начать хромать вот-вот. Э-э-э стопэ-стопэ, Антоха, переключаемся с сисек-писек на глаза, иначе до вечера яйца посинеют.
Пришлось даже тормознуть и башкой мотнуть, стряхивая чуток жаркое наваждение. Глаза, Антоха, глаза, глаза!
А глаза-то при дневном свете серо-зеленые оказались, но мне почему-то голубыми запомнились. Веснушек как будто прибавилось, сделав ее кожу ещё большим искушением, будто бархатистую поверхность взбитых сливок крупинками жженого сахара присыпали. Только взгляд какой-то усталый что ли, даже сквозь завесу гонора это ощущалось. Случилось чего? Разберемся.
Неожиданно сквозь похоть и предвкушение царапнуло что-то, встревожило. Может остаться стоило? Сразу поговорить и конкретики навести, а то ещё сквозанет сейчас моя внекатегорийка, а я бегай, ищи, со стояком наизготовку.
— Слушайте, а давайте с вас ужин, а я пока замок новый в Варькину дверь врежу? — крикнул в спины парочке, как только мы свернули в наш двор.
Смотаюсь по-быстрому обратно в палатку, договорюсь с Алисой насчёт вечера или хотя бы стребую адрес, если упрется. Ишь как зыркала, будто той ночью нашей что-то хреновое случилось или я накосячил. Или накосячил все же, сбежала же молча почему-то? Но как? В какой момент?
— Лады. — бросил Зима, глянув на меня благодарно. Ага, да мне смотрю можно не сильно-то торопиться, не сразу они ужином займутся, ой не сразу. — Ждем тебя через ча…
— Не о чем нам разговаривать! — пробормотала себе под нос уже в который раз, тренируясь сделать это как можно решительнее и однозначнее, когда настанет нужный момент.
Когда он, кстати, уже наконец настанет? Я уже замучалась выглядывать наружу между товарами на витрине ларька, чтобы вовремя заметить приближение Антона. Это разве нормально, практически в приказном порядке назначить кому-то встречу для разговора, но не сподобиться точное время назвать? Кто так делает? Он где-то шастает, а я стой тут, дёргайся и потей от нервозности. Будто и так недостаточно несёт от меня, вторые сутки не мытой.
И вообще, о чем нам разговаривать? Было и было, подробности что ли обсуждать? Разве что вопрос с отсутствием неприятных болячек, передающихся половым путем решить.
А что если… Вдруг Крапива решит меня с ним ещё переспать вынудить? Ведь, насколько уже успела вспомнить, его все в процессе очень даже устраивало. Мягко выражаясь. Да и меня, собственно… Пожаловаться не на что, разве что на собственную дурость, заставившую налакаться того чертова пива и кинуться на шею первому встречному, который оказался совсем не против. С которым было все … по-другому. И теперь у меня появилась возможность сравнения.
Позорище ведь, на самом деле, эта самая возможность сравнения. Я всегда думала, что Роберт — моя единственная любовь, навсегда, на всю жизнь. До него я ни в кого даже по-детски влюблена не была. Никогда и не фантазировала о другом любовнике, даже снов эротических о ком-либо не случалось. Насколько помню за собой.
В ВУЗе хватало симпатичных парней, подкатывали ко мне тоже регулярно, но на фоне моего Роберта ровесники мне казались неинтересными, либо простоватым, либо, наоборот, слишком выпендрежными. Не цепляли, не задерживали внимания. Как будто были карандашными неоконченными набросками тех мужчин, что из них однажды получаться, тогда как у меня изначально был этот самый мужчина в завершенном, так сказать, виде.
— Нам не о чем разговаривать! — пробурчала опять, подкрепляя собственную решимость, отпустила очередному покупателю пару банок пива и зевнула.
Как же я устала и спать хочу. Где носит этого Антона? Уже бы покончить с этим его разговором и выдохнуть с облегчением. Хотя чего я в принципе напрягаясь? Он всего лишь один из тех самых парней, неинтересных и легко мною отшиваемых. Так?
С малю-ю-юсенькой разницей, Алиса. Ты его один раз уже не отшила. И игнорировать его невозможно, иначе на кой черт я тут все выглядываю и бурчу под нос это свое “ нам не о чем разговаривать” как заклятье изгнания.
Начало темнеть, основной поток покупателей схлынул, в сон стало клонить просто безбожно. Настолько, что уже и безразлично почти стало когда придет этот Крапива и придет ли вообще. Прикрыв окошко, я подтащила к прилавку четыре ящика с бутылками, уложила поверх расплющенные пустые коробки в три слоя и примостилась лёжа на боку. Все, не могу я больше, хотя бы минут десять подремаю. Если кому надо чего — увидят свет и постучат. Ну или обойдутся и мимо пройдут, ларек Тиграна не единственный в округе кругляк в конце концов.
Но заснуть мне было не судьба. Снаружи послышался какой-то шум, вроде как о чем-то спорили мужчины. За две недели работы я к подобному привыкла. Особенно ближе к ночи, когда к ларькам приползали те, кому не хватило купленной с вечера дозы или просто дома не сиделось, седалище толкало на приключения. Я бы и глаз не стала открывать, если бы неожиданно не опознала в матерном рыке снаружи голос Антона. И тут же что-то грохнуло, кто-то завизжал, что-то разбилось.
Резко сев, я выглянула в окошечко и увидела двух крупных мужчин, что выплясывали на пятачке света под фонарем перед входом на рыночек. Они размахивали руками и ногами, в попытке посильнее приложить оппонента. Первый был ожидаемо Антоном, а вот личность второго удивила и тут же взбесила меня. Я вылетела пулей из ларька, за несколько секунд добежала до места спонтанного спарринга. Заметив меня, Крапива сходу пропустил хороший такой удар ногой в грудь с разворота. Меня бы после такого уже доставали из под соседнего ларька, чтобы похоронить, а он только глухо-рвано выдохнул, отшатнулся, но тут же собрался и ломанулся обратно на противника.
— Убью, сука! — зарычал Антон.
— Угомонись, а то ведь поломаешься. — презрительно ухмыльнулся второй участник конфликта.
— А ну стоп! — заорала я, становясь между мужчинами и разворачиваясь к Крапивину спиной, чтобы потребовать ответа у его противника. — Какого черта вы тут делаете, Андрей?
Андрей работал в службе безопасности Роберта. Не то, чтобы мы были прямо близко знакомы, но не узнать этого мрачного здоровенного бывшего то ли спецназовца, то ли спортсмена я не могла.
— В сторону! — скомандовал мне между тем Антон и даже попытался отпихнуть, но я упёрлась, схватила его за локоть и парень мгновенно замер, как будто окаменев в несколько нелепом виде и только упрекнул. — Лисенок, головой думай влезая! А если бы зацепил случайно я тебя? На кой суешься в мужские разборки?
— Хорош прыгать на меня, щенок, я перед тобой отчитываться не собираюсь и разбираться нам не в чем. — невозмутимо произнес Андрей и сплюнул на асфальт кровь. Выходит Антон его все же успел приложить? — Добрый день, Алиса Александровна.
— Знаешь его? — тут же уточнил Антон. — Зачем он пас тут тебя?
— Пас? — не сразу поняла я.
— Следил из машины. — пояснил Антон, явно готовый продолжить драку. — Какого хрена, а? Выцеляешь девчонок, а потом где-нибудь в карьере за городом их вылавливают?
— Вы следили за мной, Андрей? Вам Роберт приказал?
— Как поживаете, Алиса Александровна? — проигнорировав мои вопросы, задал свой Андрей, сунул руку в карман и протянул на ладони мой же ключ с брелоком, от материнской квартиры. — Ваши родители подумали, что вы уже готовы получить это обратно.
Меня аж в жар кинуло от злости и обиды. Это сколько же за мной следили? С самого начала? Только меня из квартиры выставили и вот он ключик, тут как тут.
— Того самого. Запирай к черту этот Тигранов курятник и домой пошли. — ответил я явно обалдевшей от моей наглости внекатегорийке.
Не иначе, как в компенсацию за ситуацию с Зимой мне вдруг так подфартило разжиться крайне ценной для моих целей информацией.
Итак, по пунктам: Лисеночек мой умудрилась всерьез погавкаться с родоками( не простыми людьми, учитывая, что они смогли себе позволить к ней соглядатая приставить, тоже очень не простого, за малым он чуть не ушатал меня, а я его только раз зацепить смог, пока Алиска не влезла). Настолько серьезная ссора вышла, что даже на съёмную хату жить девчонка подалась. А оттуда ее внезапно выперли( за что и как позже разберемся). Работа дочери в ларьке предкам Лисёнка тоже поперек горла( видать не по статусу для их семейства), так что, Тиграшу ждут, скорее всего, уже завтра проблемы. Но для Алиски походу реально принципиально обратно под контроль родителей не возвращаться, если вон так ее бомбит и на вокзал спать идти грозиться.
По итогу что я имею? Правильно — идеальные обстоятельства для того, чтобы в уйти в охрененный секс-отрыв с моей рыжей бурей. Осталось только гонор ее обуздать.
— Да с какой такой стати ты мною распоряжаешься и что делать указываешь? — ожидаемо взвилась Алиска.
— Тю-ю-ю! Я тебе козырный вариант предлагаю, а не распоряжаюсь.
— Серьезно? Какой? Трахаться с тобой за то, что переночевать и помыться пустишь?
Не-а, просто потому, что обоим это по кайфу будет.
— Слушай, чего это у тебя все к сексу постоянно сводиться, а? — подколол ее, ну, блин, тащусь я от того, как она психует. Да в принципе от всего в ней тащусь. — О чем не заговорим, ты сразу об этом.
— Да иди ты!
— Вместе и пойдем. — запросто согласился и кивнул на дверь ларька. — Закрывай курятник, говорю и двинули.
— Я по-твоему слабоумная, чтобы поверить, что у тебя ничего такого на уме нет и как дура доверчивая с тобой пойти?
О-о-о, Лисеночек, у меня такое на уме! Да ещё в таких количествах, что простыни выжимать придется.
— Нет, ты умная и гордая, поэтому останешься тут сидеть, а потом пойдешь на вокзал спать, сидя в кресле рядом с вонючими бомжами, дожидаясь пока менты не загребут в обезьянник за бродяжничество и это в лучшем случае. Мыться будешь в общественном сортире, где от запашка аж глаза слезятся, питаться чебуреками с котятами, если конечно найдешь где пару копеек заработать. Потому как, за всеми твоими мытарствами будет наблюдать этот обмудок Андрей и твоим родителям докладывать, чтобы им легче было прикинуть, как поскорее и понадежнее доломать тебя.
Да-да, прием нечестный, я в курсе. Родители есть родители, тыкать в конфликт с ними, усугубляя ради собственной выгоды — паскудство и гореть мне в аду. Но сначала я получу под себя мою внекатегорийку, а потом уже буду угрызениями совести мучаться.
— Да ты …! — задохнулась Алиска, наверняка закипая и краснея, но в этом темном закоулке разглядеть особенно было не вариант. — Никуда я с тобой не пойду. Завтра Тигран мне заплатит и я найду себе другое жилье.
— Из которого тебя тоже внезапно выпрут? К тому же подозреваю: из-за тебя Тиграшке такие проблемы организуют, что ни его самого, ни денег тебе не видать.
Ой я муда-а-ак! Ну чего уж, взялся краски сгущать и жути наводить, так надо до конца дожимать.
— Из квартиры меня выгнали, потому что сын хозяйки по амнистии вышел.
— Удобно так совпало, да? — поддакнул я, не скрывая язвительности.
— Да ну…! — порывисто взмахнула рукой Алиска, но так и застыла. Мотнула головой, закусила губу. — Не может быть…Ну не настолько же…
— А давай мы уже дома погадаем кто, чего и насколько. А то жрать и спать уже охото.
— Тебе охото, ты и иди. — огрызнулась рыжая упрямица, но тихое урчание в животе сдало ее и Алиска сбилась на досадливое ворчание. — А я не собираюсь опускаться до оплаты жилья и еды натурой.
— Оспадя-а-а! — закатил уже глаза. Вот уж, как говориться, у кого что болит, тот о том и говорит. Но в этот раз лучше промолчу, а то сам себе подгажу, вон она как пыхает, чуть что. — Да я что, похож на дрочера-попрошайку, которому никто не даёт? Или на насильника, который на тебя набросится, только дверь закроем? Квартира большая, мои родоки на даче тусить будут до осени, заходи и живи, раз пойти некуда. Чисто по человечески же предлагаю, меня, знаешь ли, воспитывали так: можешь помочь кому-то — помоги. Потом чего подыщешь или помиришься со своими и уйдешь.
— Чего же ты всех бомжей тогда с вокзалов к себе ещё не зазвал. — буркнула Алиска.
— Я же не странствую сутки напролет, выискивая кому добро причинить.
— И хочешь сказать, что предлагаешь мне все это без задней мысли? — подозрительно прищурилась моя внекатегорийка, а я чуть кулаком себя в грудь торжествующе лупить не начал. Все, попалась!
— Нет, блин, исключительно с передней! Коварно рассчитываю, что ты мне когда-никогда с уборкой поможешь и пожрать сготовишь. А нет, так и хрен с ним, у самого руки не из жопы.
— А насчёт…
Вот же неугомонная какая! Ладно, тут надо сразу все по чесноку.
— А насчёт того самого: первый раз я тебя силком не заставлял. Захочешь опять — я за, нет, ну как-нибудь переживу. Ещё вопросы?
Алиса переступила с ноги на ногу, вздохнула, глянула на дверь ларька.
— Вообще-то, моя смена до утра.
Нет, ну ты посмотри какая ответственная она у меня.
— Вообще-то, глубоко похер на это, учитывая, что ты считай уже безработная. Утром просто сгоняем к Тиграну за твоими честно заработанными и все дела.
Алиса подумала с полминуты, снова закусила нижнюю губу, зверски дразня меня этим и наконец-то впервые кивнула, соглашаясь.
— А как быть с Андреем? Он же наверняка за нами проследит.
— А тебе не плевать?
— Плевать, но… — заминка и то, как Алиска взглядом заметалась мне очень не понравилось. — Не хочу я, чтобы он знал.
И почему мне почудилось, что под этим “он” моя красавица совсем не Андрея имеет в виду. А кого тогда? Помимо родителей где-то там ещё и бывший болтается? Потому и тему с сексом закрывает старательно? И насколько он тогда бывший получается, если для нее все ещё имеет значение узнает он или нет?
— Да без проблем. — ответил ей, ощутив острый укол раздражения. С хера бы? Мой к ней интерес весьма определенного свойства, лишь бы свое получить вволю, а на всяких бывших-нынешних должно быть глубоко насрать. — Сейчас вон туда в проход между ларьками нырнем и на другой улице выйдем. Идём?
— Ладно, я только сумку с вещами заберу.
Пока Алиса закрывала ларек, я выглянул из-за его угла. Хренов Андрей даже тачку не удосужился переставить, наоборот, вылез из нее и провалился к двери задницей, глядя прямо в сторону предмета слежки. Наглядная, походу, демонстрация, что в покое девчонку не оставят. Судя по всему, он не поленится и ножками за нами пройтись. По уму все же вырубить бы его надо, но сто пудов же Алиска разнимать полезет, так что отпадает.
— Лисенок, свет только не гаси в ларьке и окошко не закрывай. — негромко скомандовал я, обернувшись через плечо.
— Не называй меня так! — прошипела она в ответ, но послушалась.
В этот момент Андрей отлепился от машины и пошел в нашу сторону, видать что-то заметил или чуйка сработала.
— Ходу, Алиска! — шепнул я, выхватил из ее руки объемную сумку, сцапал за узкую хрупкую ладонь и рванул в щель между ларьками, уволакивая девчонку за собой.
— Алиса Александровна! — прилетело вслед, но мы уже нырнули в очередной проход.
Впереди показалась преграда из нескольких пустых ящиков, мы ее лихо перескочили и сорвались уже на полноценный бег. Ещё пара резких поворотов, промчались через проулок, пробежали сквер, влетели в один из дворов и тут я рванул Алиску в сторону, прямо за густой кустарник, подальше от света одинокого фонаря. С минуту мы там стояли притаившись, ожидая не появится ли преследователь. Не появился, видать прямо побежал мимо проулка.
— Потерял нас? — шепотом спросила Алиска и я вдруг так отчётливо ощутил ее дыхание у своей шеи.
А ещё близость разгоряченного тела, щекотку на коже от выбившейся из косы пряди. Пришлось аж зубы стиснуть, справляясь с жёстким желанием уничтожить последние сантиметры между нами. Всего то и надо, что голову ей запрокинуть, поймать эти зверски желанные губы, зацеловать до общего улета крыши, тесня к стене дома, развернуть, чтобы руками упёрлась, рвануть вниз ее джинсы сразу с бельем и…
Словно уловив мои мысли, а может заметив сбившиеся дыхание, Алиса резко отшатнулась.
— Идём дальше? — хрипловатым шепотом спросила она.
— Ага, идём. — согласился я и вдруг аж телепнуло всего, прямо все волосья на шкуре дыбом встали, как от озноба.
Потому что представил со всей четкостью на какую же мучительную хрень себя обрекаю, если так и не смогу уболтать мою внекатегорийку на секс. Это же натуральное измывательство будет над собой, пытка пыток и мука мучениская, когда она будет у меня перед глазами все время ходить, а тронуть нельзя будет.
Да ну нет, бред! Чтобы я не смог! Быть такого не может, а значит и не будет.
Сердце у меня реально прямо выскакивало из груди, а в голове шумело от четкого осознания факта — я только что чуть не поцеловала Антона. Снова. Сама.
Но как такое выходит-то? Это совершенно дурацкое бегство на меня так подействовало, почудившись натуральным приключением, которых у меня сроду не бывало или дело в самом Крапиве? Демон он искуситель, что ли, под прикрытием, раз действует на мои самые низменные инстинкты подобным образом.
Вот, спрашивается, на кой черт мы вообще сбегали, как нашкодившие дети? Да, я толком не смогла для себя определиться хочу ли, чтобы Роберт узнал о том, что ушла с другим или нет. Но чтобы прямо убегать… Что бы мне… нам Андрей сделал? Отбивать меня кинулся у Крапивина, руки выкручивать и силой домой увозить? Сомневаюсь в этом очень сильно. Лекцию однозначно бы прочитал о том, что совершаю ошибочные и опрометчивые действия, это точно. А я бы взяла и одумалась. И во избежании подобного и побежала? Или просто побежала, потому что хотела бежать за этим раздражающим, язвительным, но совершенно невероятно действующим на меня парнем. Так действующим, что не потянулась за поцелуем только что только чудом.
— Тихо, тут под ноги смотри, колдобин полно. — пробормотал Антон, после того, как я дважды споткнулась. — Сейчас свернем и мы почти дома.
Чего он бормочет? Тоже смущён, как и я этим нашим моментом заминки за кустом? Ну да, Крапива и смущение, понятие не из его вселенной явно.
Подъезд я не узнала, как то не случилось его рассмотреть, а вот в квартире с каждым шагом начала чувствовать себя все более неловко. Потому что как раз события в данном антураже помнила гораздо более отчётливо, чем даже думала не переступив порог. То и дело хотелось начать отдуваться и обмахиваться, как от реальной такой жары, а уж о прямом взгляде в лицо хозяину квартиры и речи не шло.
— Кончай топтаться, проходи! — позвал Антон, уже утопавший вглубь квартиры. — Будешь в моей комнате жить, а я в родительскую спальню переберусь.
— Да я могла бы и тут, в гостиной на диване поспать. Это же не надолго. — проворчала себе под нос.
Вошла в ту самую комнату, где происходило недавно главное непотребство в моей жизни и невольно стала присматриваться к обстановке. Кровать полуторка, накрытая коричнево-серым клетчатым пледом, телевизор с довольно большим экраном на низкой тумбе, под ним целая система аппаратуры, по бокам большие колонки, стойка с десятками дисков, пара стульев, заваленных одеждой, шкаф. На полу светло-серый ковер с высоким ворсом и несколькими разбросанными носками, а все стены в постерах с полуобнаженными, а то и вовсе голыми девицами. Обернулась и наткнулась на пристальный взгляд Крапивина, внимательно наблюдавшего за мной. Вздрогнула от горячей остроты этого взгляда и отвернулась.
— И что, что ненадолго? Хочешь, чтобы я и пацаны, что ко мне приходят, у тебя перед носом постоянно тусили? Занимай комнату, говорю, удобнее так будет. — мою сумку он уже плюхнул на кровать и распахнул шкаф. — Тебе какую полку освободить?
— Да не стоит. Пусть все в сумке остается. А к тебе часто гости ходят?
— Бывает. Я же не отшельник какой. Парни с района, народ из зала, Зима опять же.
— Девушки. — шепнула себе под нос, продолжая его список.
— Что? — обернулся Антон.
— Девушка, говорю, у тебя есть? Не будет против того, что ты меня пожить пустил?
Обвела глазами опять красочные изображения всех загорелых грудастых и попастых красоток, развешанные по стенам и подумала, что я бы такого в комнате своего парня не потерпела.
— А для тебя это принципиально? — будто бы насторожился Крапивин.
— Ну, знаешь ли, если она тебе поставит ультиматум и мне снова придется срочно выметаться, искать жилье, то хотелось бы быть готовой к подобному.
— Пф-ф-ф! — фыркнул он нахально. — Если девушка однажды решит ставить мне ультиматумы, то ею быть тут же перестанет.
Пренебрежение и нелюбовь к женским ультиматумам это общая черта всех мужчин , что ли?
— То есть, она все же есть?
— То есть, ты так-то очень даже в курсе, что я ни хрена не живу монахом. Стало быть, девушки у меня бывают. Но варианта с переходом от количества к единому качеству я совершенно не исключаю. Даже очень приветствую. А как у тебя с этим обстоит?
Моргнув от внезапности вопроса, я как-то вдруг осознала, что Антон опять стоит слишком близко, склонив голову, а его взгляд тяжёлый и обволакивающий, провоцирующий или бежать в панике или сделать шаг навстречу.
Сама собой, я выбрала первое
— Что, прости? — отвернувшись, нарочно торопливо вжикнула молнией сумки, начав в ней рыться. Черта с два это помогло дистанцироваться от его присутствия и внимания. Дурацкая идея была согласиться пожить у Антона. Надо будет срочно искать что-то другое.
— Есть парень у тебя, спрашиваю?
— Эмм… нет, парня нет.
— Муж?
— Нет.
— В поиске свободном, стало быть? — и не подумал отстать Антон.
— Нет. Я бы так не сказала.
— Поклонница свободной любви и открытых отношений? — от этих его слов я опять так нервно дернула молнию, что прищемила себе палец.
— Черт! Нет конечно!
— Ничего не понимаю.
— А это, что обязательно? Какая тебе разница?
— Я четко сказал, что не против повторения того, что у нас уже было. Так что, хотелось бы понимать каковы мои шансы.
— Так, ладно, это ошибка была, согласиться пожить у тебя. — схватив за ручки распахнутую сумку, я резко развернулась на выход. — Я пойду…
— Стопэ! В чем проблема, Алис? — встал на моем пути Крапива и на мгновенье сердце ёкнуло от страха. Вот пожелай он сейчас сделать со мной что угодно и как я смогу ему помешать? Ещё и Андрея со следа сбили, никто и не найдет. Какая же дура ты, Алиса! — Я что лезу к тебе, пристаю или сказал, что планирую это?
Однако, Антон не приближался и не пытался схватить, просто стоял разведя руки с демонстративно раскрытыми ладонями, как будто успокаивая паникующее животное. Огромный, здоровенный … и безопасный.