Для многих ночь — время, когда шумный и суетливый день подходит к концу, уступая место долгожданной тихой передышке. Подобно тому как луна сменяет солнце, малозаметно, но неотвратимо замедляются все процессы в мире. Свет приглушается, шума становится меньше, а животные и люди заканчивают свои важные дневные дела и, зевая, готовятся ко сну. Тьма, тишина и спокойствие.
Так мыслят те, кому есть куда возвращаться на ночлег. Так мыслят те, кому для спокойной жизни достаточно пожинать то, что посеяли другие. Так мыслят те, у кого есть всё. Те, для кого ночь не была торжественным началом праздника, зовущегося охотой…
Низшие, что никогда не достигнут Рубедо. Им никогда не понять, на что на самом деле способно живое существо.
От раздавшегося на тихой поляне шума спящие птички с испуганным щебетом разлетелись в стороны, зверьки разбежались по густым зарослям, прячась от грозных хищников, а стая светлячков из цельного звёздного скопления превратилась в беспорядочно рассеявшуюся по лесу туманность. Так тишину сумеречного леса уже давно никто не нарушал.
Над землёй в центре поляны взорвалась яркая вспышка, и из раскрывшегося разлома вылетел, повалившись на траву, подросток; следом за ним приземлилась старая котомка. Он лежал неподвижно, лишь грудь плавно вздымалась в такт слабому дыханию.
На первый взгляд, парень был родом не из самой обеспеченной семьи: хоть телосложение довольно хилое для тяжёлой работы, одежда старая и потёртая; в мешочке почти ничего не лежало: вероятно, только самое необходимое, с чем парню предстоит выживать на этих землях. Длинные серые волосы разметались по покрытой росой траве, за растрёпанной чёлкой нельзя было разглядеть черты лица — но выражение его наверняка несчастное. С момента приземления уже прошло несколько минут, но пришелец по-прежнему лежал, не двигаясь.
Он столько лет прожил в кошмаре наяву и, казалось, наконец начал жить по-настоящему. Но в один момент собственными руками разрушил всё, чем судьба наградила его. Он слишком никчёмен, чтобы продолжать своё жалкое, бессмысленное существование. Теперь он мечтал исчезнуть вновь. В этот раз — навсегда.
Выждав какое-то время, притихшая на ветке птичка всё же решилась рассмотреть пришельца поближе. Ещё раз оглядевшись, она, быстро взмахивая маленькими крылышками, спикировала на влажную траву в метре от него. Тот все не двигался, и птичка, окончательно осмелев, принялась ловкими прыжками сокращать расстояние между ними.
Оставалось всего ничего, она вот-вот смогла бы рассмотреть вблизи лицо таинственного паренька, когда над поляной бесшумной чёрной вспышкой пронеслось нечто холодное. Ледяное, как сама смерть. Острое, как клинок. Обычному человеческому глазу не хватило бы скорости, чтобы уследить за его движением, но это было только на руку хозяйке незаметных чёрных щупалец, способных в считанные секунды уничтожить всё живое на своём пути. Маленькая птичка не успела и пискнуть, как от неё не осталось ничего, лишь пара светлых пёрышек медленно опала на землю. Чёрное щупальце стебля, сплошь покрытого острыми шипами, неторопливо скрылось в складках плаща хозяйки. Медленно выходя из тени высоких деревьев и брезгливо, словно отряхивая от грязи руку, скрытую под плотной чёрной перчаткой, низким хриплым голосом она обратилась к тёмной фигуре, неспешно следовавшей за ней по пятам на протяжении всего пути:
— Он едва выдержал переход, достаточно ли силой напитался? Сможет ли осуществить предначертанное? Быть может, мы поспешили.
Мужчина со скрытым под капюшоном чёрного плаща морщинистым лицом остановился недалеко от неподвижно лежащего на земле парня. Окинув взглядом пёрышки, оставшиеся от убитой птички, он оскалился и проскрипел:
— Луны окрасились алым в восьмой раз, он смог явить нам свою суть. Воистину, он перешёл к следующей фазе Пророчества. Лишь вопрос времени, когда вступит в силу завершающая. Твоим выборам я буду доверять всегда, дочь моя.
На мгновение лёгкая улыбка застыла на лице девушки. Она сдержанно ответила отцу:
— Я лишь немного угнетена. Разве могли в нём проявиться низшие чувства? Что если они помешают ему, собьют с пути истинного? Порой мне кажется, что несколько столетий — это непомерно долго. За время скитаний как мог он узнать о подобном? Быть может, я поведала ему что-то лишнее…
— Не тревожься, дитя моё. Мы наглядно продемонстрировали, что повлекут за собой такие греховные мысли. Он доставил нам хлопот, но всё это — ничто в сравнении с исполнением Пророчества. Ещё пара сотен лет, и наступит истинный порядок вещей. Ни один год нашей работы не будет напрасным.
— Не смею противиться ни единому вашему слову, папенька. — Девушка обратила взор полуприкрытых оранжевых глаз к чистому звёздному небу, длинные чёрные волосы тихо зашелестели, подхваченные редким порывом ветра. — Если бы не это внезапное мелкое восстание, я могла бы назвать этот день самым что ни на есть счастливым.
— За столько лет это стадо так и не осознало, насколько бесполезно любое сопротивление. Вернее, жалкие его попытки. Их всех когда-то спасли от верной гибели, а они не в силах вытерпеть даже пару смертей. Это восстание лишь позволило нам поглотить и их. Порой я жалею, что не могу поведать об их скорой погибели. Нельзя портить интригу.
Сотни людей и животных врывались в выбитые вилами и подожжённые порохом ворота. Ещё не добравшись до главного зала, падали замертво от раскаленных пламенем стрел стражников. Кровь лилась рекой и навеки впитывалась в почву. Брызги попадали в глаза, застилая взор, заставляли падать, как мешки с землёй, бездыханные тела несчастных и потерявших всякую надежду. Какофония криков, рыков и надрывного рыдания раздавалась над темным двором. Ей в унисон ломались кости, и рвалась плоть. Ужас и отчаяние заполнили замок. Чёрный шипастый стебель выступил палачом: как на длинный холодный клинок были насажены на него выжившие. Даже горячие реки крови, окрасившие его, не смогли сделать сердце хозяйки хоть на долю теплее. Тьма стала только яростнее пропитывать душу девушки, что с безразличием взирала на павших подданных с высокого пика башни. Лишь жестокие оранжевые глаза освещали поле брани. И не будет на этих землях более иного света.
Школа — самое ужасное место в мире!
Чем дольше сидишь на этих орудиях пыток, называемых стульями, тем больше ощущаешь, как каждая мышца твоего тела превращается в дерево, а то и в кирпич. Сейчас Света ощущала себя именно кирпичом и больше всего на свете желала, чтобы ею разбили ближайшее окно и даровали этим свободу за пределами душного кабинета.
В основном подобные метафорические рассуждения посещали её на уроках физики. За всю свою сознательную жизнь девушка ни разу не задумывалась о том, почему же мяч падает на землю, если бросить его с высоты, почему лучи света преломляются в воде, а уж как электроны движутся в атомах — и подавно. Даже химия была интереснее, но только при условии, что в классе проводят зрелищную лабораторную, результаты которой к тому же потом можно будет списать у одноклассников. А вот если бы их учили превращать любой металл в золото!.. Тогда бы Света согласилась не то что каждый день ходить в школу, даже жить в ней.
И какой толк выслушивать на каждом уроке череду упрёков от учительницы? В этот раз о почти никем несделанном проекте, который задали ещё в начале сентября. Свете изрядно наскучили нескончаемые нелестные, но всё ещё цензурные эпитеты Марии Фёдоровны в сторону нерадивых учеников. Уж лучше разглядывать вид из окна.
На свежем воздухе второклашки наперегонки бегали по школьному стадиону под скучающим надзором молодой учительницы. Один из особо усердных, и оттого больше остальных уставший, мальчик не успел вовремя затормозить и натолкнулся на самого медленного одноклассника. Оба потеряли равновесие и шмякнулись на мягкое покрытие стадиона, но тут же весело рассмеялись, поднялись и поспешили продолжить забег. Вот кого можно было назвать по-настоящему счастливыми: тех, кто ещё не успел познать всего ужаса ярости Марии Фёдоровны! Теперь Света жалела, что не может присоединиться к второклашкам.
Не то чтобы она испытывала хоть какие-то муки совести из-за несделанной работы, за которую их отчитывают уже больше половины урока, и не то что бы хоть кто-то из класса, за парой исключений, тоже тревожился по этому поводу. Но причитания пожилой учительницы физики не могли не раздражать. Лучше бы она с самого начала монотонно рассказывала новую, одному богу и ей понятную тему, без всяких прелюдий. Оставалось только смириться и продолжать абстрагироваться, пока звонок не прозвенит. Да хоть детство вспомнить!
Родители рассказывали, что девушка родилась в соседнем городе — Новом Осколе, но семья решила переехать в поисках более высокого заработка, поскольку Новый Оскол был довольно маленьким, и вряд ли попытки повысить доход там увенчались бы успехом. У Светы было мало воспоминаний из детства, а до лет шести, можно сказать, не было вовсе: только небольшие фрагменты самых ярких. Она помнила, что все пятнадцать лет ее жизни состояли больше чем на половину из спорта и активных прогулок. Активности обычно подразумевали изучение всех наиболее небезопасных для детского досуга мест, конечно же, иначе детство она таковым и назвать бы не посмела. Три четверти всех существующих в городе заброшек она исследовала как с друзьями, так и со случайно встреченными по пути детьми, отличающимися такой же любовью к подобным приключениям. Как итог: вторые становились её хорошими знакомыми, иногда даже неплохими друзьями.
Заядлой хулиганкой Свету назвать нельзя. Такие места она посещала лишь из детского любопытства! Простые площадки уже давно как на подбор одинаковые и скучные: горки маленькие, качели низкие, песочницы… Вообще нужны кому-то? Сидеть и копаться в песке с бог знает какими ещё примесями, лепить из этой субстанции куличи… Оставим это другим. И это если повезёт, что во дворе вообще имелась площадка. Уж больно зачастили строить дворы, полностью отведённые для парковки, наглухо забитой машинами. Даже мяч погонять негде, а это занятие Света уж точно не оставляла без внимания. Наскучили футбол и волейбол? Придумаем собственную игру! Площадки исследованы на сто процентов? Весь город в нашем распоряжении — заброшки изучены только на десять!
Хоть Света и занималась этим с тринадцати лет, за два года успела посмотреть уже немало. И изучила бы еще больше, если бы лидер их вылазок, Гордей, не поступил в университет в другом городе и не уехал из Белгорода. Так что последнее такое приключение завершилось месяц назад, и всё это время Свету одолевало невыносимое желание сходить на заброшку вновь. Но она не могла: Гордей заставил ребят поклясться, что они никогда больше не зайдут в заброшку без его сопровождения. Ребята было подумали, что парень считает их совсем несмышлеными и хочет отгородить от опасностей, но Гордей уверил, что просто не сможет четыре года жить с мыслью о том, что всё веселье проходит без него. Эта причина понравилась всем куда больше, поэтому поклясться всё же пришлось.
Помимо любви к неизвестному, Света иногда замечала в себе ещё более глубокое и труднообъяснимое чувство. Если бы её попросили описать его, она едва ли смогла бы и пару слов связать. Чем больше заброшек она исследовала вдоль и поперёк, тем сильнее росло желание продолжать. Ещё мало повидавшая в жизни девушка по какой-то причине всё старательнее рылась в никому не нужном хламе, словно пыталась откопать там нечто, однажды утраченное навсегда. И если искала безуспешно, тягучее чувство пустоты всё больше разрасталось в глубинах её сердца. Света отчаянно продолжала пытаться снова и не хотела останавливаться, пока не найдёт то, что требуется.
Может быть, это был очередной кризис какого-то там возраста — в наше время все чаще психически здоровым людям приписывают новые диагнозы. Она придерживалась мнения, что так себя проявляло простое детское любопытство, пусть иногда и довольно странное. У всех людей на свете есть свои странности, хотели они этого или нет. Почему Света должна быть исключением?
Из-за всей этой школьной беготни Света напрочь забыла, что сегодня они с родителями должны уехать в Новый Оскол. Она родилась там, но есть ли смысл возвращаться? Переезд был запланирован ещё полгода назад, но в глубине души она всё никак не могла принять это, потому и часто забывала о нём, как о чём-то незначительном, что должно произойти не с ней и не здесь и вообще не имеет к её жизни никакого отношения.
Население города составляло всего двадцать тысяч человек, а то и меньше. Единственные известные ей жители Нового Оскола: сестра Вениамина — Катерина и её дочь Амалия — двоюродная сестра Светы.
Вокруг лес, а дома не выше пяти этажей. Тихая и размеренная жизнь автоматически обеспечена. Только вот ради этой самой новой жизни Свете, по сути, приходилось прощаться со всей прошлой.
Перемены не пугали её, каждое изменение в жизни — это шанс сделать большой шаг вперёд. Так она считала всегда, хоть и перемен в её жизни было не сказать что много. К подобным случаям можно отнести перевод в другой детский сад в далёком детстве, ну и переезд из Нового Оскола в ещё более далёком. Да и не таким уж он был большим переживанием: Света ещё не осознавала себя в два года и не помнила, как чувствовала себя тогда. Если переезды в другой город вообще могли волновать двухлетнего ребёнка.
Наверное, это можно сравнить с поступлением в первый класс, когда круг общения, сформированный в детском саду, резко меняется. Хоть в одном классе со Светой и была пара человек из её группы, большинство виделись друг с другом впервые. С самого начала бойкую и громкую девочку восприняли как негласного лидера. Лидера докладных — уж точно.
Учителя ругали Свету и её сообщников (тогда ещё за исключением Кати и Германа) столько раз, что она и не вспомнит сейчас точное число — сбилась на двадцатом. Компания ходила по лезвию ножа: каждый раз им удавалось обойти серьёзные обвинения в свой адрес: до похода к директору и вызова родителей в школу оставалось совсем уж немного, но до высшего уровня хулиганства ребята ни разу не доходили. Просто учиться было так скучно, что детям не оставляли выбора! Даже попытки учительницы в первом классе вести уроки увлекательнее, добавляя различные активности вроде наклеек и красочных картинок, не были оценены Светой: сердце требовало активности в самом прямом значении этого слова!
Школьная Ёлка на Новый год — мрак и бесполезный маскарад. Концерт на Девятое Мая — смертная скука, петь она ненавидела ещё больше, чем учиться. Кружки по интересам — да сдались они кому-то! Сами сравните вышивание крестиком под надзором учительницы труда в присутствии странноватых девочек и состязание в боксёрской секции. Конечно, Света выберет второе, драться было и легко и весело! Правда, слово «драться» ей не нравилось. В дворовых драках оно было уместным, но не в профессиональном спарринге. Скорее уж «сражаться» или что-то вроде того.
Хотя драться она тоже умела, и в своё время, сама того не зная, «отбила район» у малолетних преступников, если они вообще были достойны ими зваться.
В подробности она, как всегда, впрочем, не вдавалась. В её представлении была некая территория, на которой часто гуляет определённая группа гоповатых подростков, а есть другие такие же территории, с точно такими же группами гоповатых подростков. У территорий есть «чёткие» границы, за которые одной группе не дозволено (при обычных обстоятельствах) заходить. В противном случае начнётся конфликт, в ходе которого нужно обязательно устраивать драку между всеми членами обеих конфликтующих групп, дабы выяснить, чья теперь будет территория, границы которой были нарушены.
Даже после беглого объяснения Германом этой системы Света не смогла понять, что значит «попутала рамсы», прогуливаясь по соседнему району, из-за чего её и вызвали на «махач», чтобы что-то там «порешать». Ещё и «чушпанкой» обозвали.
Короче говоря, следующим вечером она набила бока десятку пятнадцатилетних двоечников, используя все боксёрские и кикбоксерские приёмы, которые знает. Хотя, нет. На все бы их не хватило, уж больно хиленькие были: один лоу-кик — и противник лежит на земле, корчась от боли. Тогда Света решила использовать на каждом из десяти разные приёмы, иначе со скуки бы умерла отправлять всех в нокаут одним только ударом по ноге.
В самой секции последнее время дела шли неважно. Света, конечно, заработала много медалей за победы в самых разных спаррингах и считалась чуть ли не лучшим бойцом за всю историю секции. Проблемы были финансового характера. Дело в том, что год назад ближе к центру Белгорода открылась секция с ещё большим количеством мест, да и масштабом она значительно крупнее той, в которую Света ходила ещё со второго класса. Она была верна старому тренеру Алексею Викторовичу и его делу, поэтому ни под каким предлогом не согласилась бы перейти в эту новую секцию, но и продолжать тренироваться в старой не могла: её почти полностью сразило банкротство. Вчера Света посетила последнюю тренировку, которую проводила секция, а сегодня она закрылась навсегда.
Возможно, это знак судьбы, и теперь Света может со спокойной душой переехать в другой город, оставив прошлое позади, и войти в будущее с огромным опытом, приобретённым за все эти годы, за плечами. Конец любимой секции — не конец её личности, а начало следующего этапа развития. Друзья-боксёры не исчезнут, как и тренер. Всем им навсегда было отведено место в сердце Светы. Особенно та самая фраза Алексея Викторовича, которую девочка услышала на первой тренировке. В тот же день она впервые проиграла. «Не забудь улыбнуться перед тем, как ударить!»
«Даже если почувствуешь, что удар заблокируют, и отправят тебя в нокаут, всё равно ослепляй противника улыбкой! Спорту нюни не нужны». Это стало началом её пути в боксе.
Изначально путь до заброшки длился около пятнадцати минут, но Света решила сэкономить время и в этот раз добраться бегом. Поэтому спустя пару минут уже вновь стояла возле зоны обслуживания.
К тому моменту родители ещё не закончили разговор с одноклассницей Татьяны и не успели заметить отсутствия дочери. Понять, что она чуть ли не сражалась в лесу с призраком, можно было, только внимательно приглядевшись и обнаружив, что её одежда в некоторых местах была испачкана землёй. Хотя нет… Света опустила глаза на обувь: на месте родителей она бы подумала, что дочь успела погулять по болоту.
Но даже если бы они поняли, что та решила пройтись по незнакомому лесу, не удивились бы и не задали никаких вопросов — подобное случалось не впервые. Поэтому задумываться о своём внешнем виде Света больше не стала.
И вот наконец на выходе показались Татьяна с Вениамином, и семья, вернувшись в машину, отправилась дальше.
Поначалу Новый Оскол действительно больше был похож на деревню, чем на город. Вдоль дороги хаотично расставлены одноэтажные домики: в таких обычно живёт бабушка, которая ухаживает за любимыми курами и летом зовёт в гости внуков, чтобы накормить вкусными румяными пирожками.
От домов веяло деревенским уютом, даже осень на какое-то время стала ощущаться как летние каникулы. Особенно когда тучи стали не спеша расходиться, оставляя место яркому закатному небу, а лучи на треть зашедшего за горизонт солнца золотыми прожекторами встречали новых жителей городка.
Ближе к центру возвышались двухэтажные жилые дома, так что деревня переросла в посёлок.
На площадках во дворах резвились дети. На крыльце одного из деревянных зданий сидела закутанная в шаль бабуля, поглаживая разлёгшегося на коленях чёрного кота. Один из мальчишек подбежал к ней, чтобы что-то спросить, и, дождавшись тёплой улыбки на добром морщинистом лице, с весёлым криком поскакал обратно к друзьям, чтобы сообщить радостную новость.
С самого въезда, даже в центре города, между домов росло столько деревьев, что Света, глядя на это, невольно задумалась, как же всё-таки здесь, наверное, хорошо жить. Весь Новый Оскол окружал лес, но и внутри связь с природой не терялась. Никаких тебе серых коробок небоскрёбов, не дающих друг другу даже краем глаза взглянуть на солнце, никаких сплошных бесцветных тротуаров без намёка на зелень, как в больших городах.
В Белгороде с этим тоже проблем не много, но всё же в Новом Осколе не было того огромного количества высоток: только в центре изредка встречались пятиэтажки, но и те были окружены таким цветущим двором, что дом словно стоял в центре парка. Зелёных оттенков было значительно больше, чем серых, уже так привычных глазу.
Повсюду царила тёплая атмосфера, на первый взгляд уж точно. Школьники с рюкзаками за плечами, возвращающиеся домой с уроков, выбегали из пекарни с довольными улыбками и тёплыми булочками в руках. Даже издалека Света видела, насколько они были свежими. Их буквально только что достали из печи: от изделий исходил лёгкий пар. Пока машина стояла в ожидании зелёного сигнала светофора, Света была вынуждена пускать слюни, глядя на это. Тут же вспомнилась скоропостижно скончавшаяся наполовину полная пачка чипсов…
На дорогах было довольно много машин для маленького города, но это и неудивительно — сейчас был час пик. Поэтому ещё десять минут машина Козыревых потратила только на то, чтобы преодолеть центр города и наконец подъехать к дому.
Он не выделялся среди прочих и слишком гармонично вписывался в общий пейзаж, чтобы Света с первого взгляда поняла, что вот оно — то самое место, добираясь до которого они проделали такой тернистый путь.
Такой же дом, как множество других вокруг: одноэтажный, с чердаком, небольшим двором, деревянным забором и маленькой калиткой. Но от этого он не терял своего очарования. В глубине души Света всегда хотела жить в таком маленьком компактном домике, без соседей в паре метров от себя и с собственным садом, — размер уж точно был неважен.
Едва Вениамин успел припарковать машину рядом с калиткой, как та чуть не слетела с петель, пропуская летящую напролом фигуру. Звонкий девичий голос тут же раздался над округой:
— Наконец-то вы здесь! Я так рада вас видеть!
— А-э… Привет!
Стоило Свете, вылезая из машины, выпрямиться и на ходу ответить на приветствие неизвестно кому, как ей на шею бросилась девушка. Она и краем глаза не успела её оглядеть. И теперь в замешательстве задыхалась от крепких объятий, неловко похлопывая её по спине в ответ.
Но как только та отстранилась и уставилась на Свету с самой доброй и искренней улыбкой, которую она когда-либо видела, до Светы дошло, что это Амалия Баюнова — её двоюродная сестра.
Родители рассказывали, что они с Катериной согласились всячески помогать с переездом и первые подали на него идею. Но такая внезапность всё же удивляла.
Баюновы настаивали на том, чтобы помочь родственникам с оставшимся ремонтом, расстановкой недостающей мебели и всеми прочими вопросами обустройства жилища. И сейчас встретили их чтобы сразу же приступить к делу и как можно скорее поужинать вместе.
У калитки показалась Катерина, чуть менее активная женщина, чем её дочь, и теперь Света могла оценить, насколько те были друг на друга похожи.
Они действительно были одинаковыми.
Обе среднего роста, с густыми каштановыми волосами и зелёными глазами, особенно яркими и красивыми на золотом закатном свете. У обеих с лица никогда не сходила тёплая приветливая улыбка, разве что у Катерины она моментами смешивалась с наглостью, присущей всем журналистам. Амалия же искренне по-доброму относилась ко всем, кого видела. Сейчас их можно было отличить лишь по одному признаку: волосы Амалии были закреплены двумя высокими хвостами, придающими детскую непосредственность, а на лоб падала аккуратно уложенная чёлка, разделённая пробором посередине. У Катерины волосы были коротко постриженными, но от этого не менее густыми.