В офисе издательства журнала «Иерофант» царила предновогодняя кутерьма. Сотрудники радостно шныряли туда-сюда, без конца терзая мобильники и коротко обмениваясь планами на долгие выходные. Поговаривали о вероятности солидного «корпоративчика» с невероятными подарками от Деда Мороза в лице Главреда. Праздничные конверты разных цветов уже валялись в мусорных корзинах, а их содержимое перераспределялось на поддержание статуса и «заначки» получателя презента. С некоторых пор в редакции ввели правило выдавать премии в цветных конвертах. Кто придумал эту «дурь» – неизвестно, но конверт красного цвета обещал солидную прибавку к жалованию, желтого - командировочные, а зеленый не предвещал ничего хорошего: - это либо штраф, либо выговор с занесением в личную карточку сотрудника. Правда, были еще серые конверты, которые тоже не предвещали радости для их обладателя, но, по крайней мере, в них были гонорары «за грязную работу».
Явившись в офис, я не обнаружил у себя на столе вообще никаких конвертов. Туго соображая, что бы это значило, машинально набрал номер шефа. Без всякой проволочки он принял мой вызов, как будто только его и ждал. На мои корявые мычания по поводу конверта он коротко бросил: «Зайди!». Почесав затылок и хлебнув холодного чая из вчерашнего, немытого стакана, я нехотя поплёлся в кабинет Главреда.
- Добрый день, шеф!
- Если бы не ты, то он был бы и впрямь добрым!
- В чём это я и каким образом, изгадил вам день?
- А ты что думаешь, мне легко далось принимать решение о твоем содержании. Верней сказать, об его отсутствии? Ты, за последний год, кроме убытков для редакции, ничего путного не принес…
Далее последовал обвинительный приговор, длившийся минут двадцать и окончательный вердикт. Если ты …(ненормативная лексика) после праздников не «разродишься» сенсационной статьей, то можешь на работу не выходить…
В общем, «праздничное» настроение было уже у меня в кармане. Осталось только потуже ремешок затянуть, чтобы от его тяжести «штаны не потерять».
Не желая встречаться с коллегами, я по-английски покинул редакцию.
Два дня я, как арестант, ходил по комнате, тупо «пялился» глазами в окно, тихо ненавидя наступающий Новый год и всех, кто его весело встречал. Мысли, лихорадочно сновавшие в голове, к исходу второго дня замерли, привыкая к неизбежному.
Выйдя на кухню в своей проклятой богом коммуналке, я стал очевидцем радостной встречи родственницы из Вятки, приехавшей к моим соседям. Странно, что за шесть лет жизни с новыми соседями по коммуналке мне не приходилось с ней видеться. Особо расспрашивать о гостях у нас не принято, но молодая соседка Юля сама «отрапортовалась» о своей тётке Зинаиде. Оказалось, что она должна была ещё два года назад «приказать долго жить» по причине неизлечимого недуга со странным названием «невротический синдром митрального клапана» или что- то на вроде того, - я толком не запомнил. На мой глупый вопрос: «Как так получилось?» - я возымел не менее наивный ответ: « Так это всё Демьян, дай Бог ему благоденствия!» На первый раз разговор был исчерпан. Мы мирно разошлись по своим делам.
В эту ночь сон ко мне все никак не шёл. Странная фраза не давала мне покоя. Было ощущение, что этот неведомый Демьян зовёт меня, как русалка манит запоздалого путника «в пучину бездонного омута», так и этот персонаж подавляет мою волю, увлекая за собой в неведомую даль. Мысли путались, то погружаясь в глубокие размышления о причинности нашего простого бытия, то взлетали до небесной обители небожителей. До звона в ушах я пытался напрягать мозг, чтобы хоть как-то разрешить проблему имени или прозвища «Демьян». Уже под утро ко мне пришёл сон со странными сентенциями по поводу возрождения утраченного величия России и моему «богоявлению» грешному народу, вперемежку с сердечной болью за покосившиеся кресты на заброшенном, деревенском кладбище.
Проснувшись в холодном поту, долго не мог привести в порядок трепещущее сознание. Только умывшись, кое-как восстановил мышление, решил с утвердившейся уверенностью выяснить, что это за персонаж, скрывавшийся за именем Демьян, лишил меня покоя. К своему удивлению, тётку Зинаиду я в квартире не обнаружил. Промучившись весь день от нерешённой проблемы и «прочесав» интернет по поводу значения имени Демьян, я не только не успокоился, но ещё больше был возбуждён полученной куцей информацией. К вечеру тётка нарисовалась. Оказалось, она весь день провела в клинике, сдавая бесконечные анализы и выслушивая советы врачей.
-Вот баламуты. Только бы деньги драть с хворых. Ничего не смыслят в болячках, а советы дают, один на другой не похожие. Кажный на свою сторону ташшыт, а ты только гроши давай. То ли дело - отец Демьян, ничего не берет, а лечит. Сперва всю душу вычистит, а потом и за хвори возьмется. Меня вон из могилы выташшыл. Два года лежнем лежала, а он только ладошку приложил к груди, и прожгло до самой задницы. На следушшый день уж сама в сортир сходила, без всякой утки. Две недели слушал мои душевные исповеди, а потом как заорет: «Тварь безбожная, изыдь! Не то на кол повешу, распну пирамидой, придавлю крестом!». Из меня, через нос, красный шарик выскочил, заметался по светлице и выскочил через стекло, а в нем только дырка осталась. После того спала трое суток. Проснулась и встала, как ни в чем не бывало, пошла по дому хлопотать. Вот ведь как бываёт. Не человек, а архангел божий. Хотя вера у него больно чудная. Говорит, та вера всем верам вера! Послушать интересно, а понять толку не хватаёт.
- Тётя Зина, а где же пребывает сие Чудо великое? Откуда взялось?
- Так живёть в урочише, меж двух Морок, нижней да верхней. Ране-то там церква была, вроде монастыря. Теперя пустошь, только вот его домёнок и стоит, ну сараюхи какие ни есть. Живут там люди пришлые. Да и сам отец Демьян пришлый. Почитай годков уж пять, как появился. Откуда не знаём. Вроде как с Унжи пришел. Участковый наш к нему наведывался. Говорит, человек умный, по уголовке нигде не числится. Ходил к нему, ходил, да так там и остался. Службу, говорят, оставил. Теперя и участкового у нас нету. Но, надо сказать, и безобразия прекратились. Местные пьянчужки приворовывать перестали. Кто за ум взялся, кто в другую деревню убёг. Всякое говорят. Только к отцу Демьяну частенько бегают за помошью или советом каким. Всем помогаёт.
- А можно ли с ним и мне встретиться?
- Так кто его знаёт. Всякие люди у него бывали. Кто потом по деревне колобродит, а которые, сразу из дому бегуть.
- А как до туда добраться?
- Так я тебе памятку нарисую, не то так не найдешь. Ладно, милок, пойду я, есшо дела есть.
Скудная информация о заветном Демьяне расширилась до интригующих величин. Может это мой шанс остаться на плаву в редакции? Не больно хочется уходить на «подножный корм».
Новый год я встретил в гордом одиночестве. Так сложилось, что меня никто не позвал на праздничное торжество: все друзья и знакомые под разными предлогами уклонялись от встречи со мной. Это был первый знак в череде предстоящих мне роковых событий, но я его тогда ещё не осознал. Я не стал дожидаться президентского послания, а попытался звонить всем знакомым, поздравляя их с «наступающим», в тайной надежде, что кто-то скажет: «Ты где пропал, давай приходи!» - и я сорвусь в зимнюю метель, к теплу новогоднего застолья. После очередного: «Будь!», я в отчаянье выпивал стопочку застоялого «Бианки» непонятного разлива и продолжал звонить, выпивать и опять звонить. Последний звонок в преддверии наступающего «Собачьего года», был где-то в районе 23 часов. В трубке прозвучало: «Ты где…», - и в голове эхом раздалось: «Я идуууууууу…» Свет в сознании выключился, давая разгул хороводу пляшущих бесов, вращению планет, оленей, колокольчиков, звуку варгана, тибетских чаш, боя курантов, песен народов Сибири и ещё, ещё и ещё чего-то.
Меня позвал мужичок, который, как я видел, командовал печным ремонтом. Мы вышли всё в тот же коридорчик, но ни коробок, ни мешков там уже не было. Видимо, пока я ждал, дела в доме шли своим чередом. Через несколько шагов мы нырнули в едва заметную дверь и оказались в другом коридоре, весьма прохладном, а ещё через три-четыре шага вошли в другую дверь, которая была утеплена повешенным байковым одеялом.
То, что я увидел за дверью, меня немало удивило. Шестигранная комната, больше похожая на староверческую церковь, была застлана рукодельными ковриками в стиле лоскутного шитья с пуфиками, на которых были вышиты драконы, тигры и всякие мифические существа. В аналойной части стоял помост, с небольшим восточным креслом, и на нем сидел в позе лотоса человек. По виду мужчине было лет около пятидесяти, может больше, но выглядел он моложаво. Короткая боксёрская стрижка и китайские усики выдавали в нем мастера единоборств. За его спиной висел прямоугольный стяг оранжевого цвета с символом, напоминающем китайскую монаду «инь-ян», только однотонный и с резко очерченными прямыми краями. Стены были расписаны сценами поединков древних азиатских воинов, среди которых встречались и русские витязи, хотя я и не понял, что это был за сюжет, - возможно, битва на реке Калине.
Запах в помещении стоял как в буддийском дацане, и никакого намёка на христианский канон. Но удивило меня больше не это, а тот момент, что в крестьянской избе, в которую я вошёл, никак не могла поместиться такая комната. было ощущение, что я попал в параллельное измерение и все, что вижу вокруг- только сон…
- А всё сон и есть. Верней сказать иллюзия, которую создаёт незрелое сознание индивида. Каждый приходит в этот мир с чистым сознанием и с каждым мгновением жизни в сансаре мы затуманиваем его иллюзией достижений. На самом же деле, исполняем всего лишь свою миссию, которая определена нашим рождением и предопределена кармой. Вот вы, идя сюда, определили себе задачи: найти чудо, узнать, как оно делается, и разоблачить его создателей. Если эти задачи будут выполнены, вы получите причитающийся вам гонорар. Затем вновь станете читаемым автором, в никчёмном жёлтом издании, ваших бредовых статей по поиску истины, в которую вы не только не верите, но и стремитесь разоблачить тех, кто в неё поверил.
- А разве лучше тот бред, который несёт иной «апологет от эзотерики» в незрелые души своих последователей?
- Любой бред хорош, если он ведет к нирване. Разве не сказано мудрецами: «Отдай богу - богово, кесарю - кесарево, а слесарю - слесарево!» Опосля уйди в пещерь, да дщерь там и дщерь!
- К какой ещё нирване? Затуманивание, а подчас откровенное «засирание» мозгов разве может привести к освобождению, которое дарует нирваническое состояние адептов буддизма?
- Для того чтобы, как вы говорите «засирать» мозг его сначала нужно иметь. Не во всякой голове есть место, в которое можно «нагадить».
- Мозг есть у всех. Хотя каждый использует его по своему усмотрению.
-Иной раз мозг и мозгом-то назвать трудно. Скорей, - это каша из инстинктов и удовольствий, в которой в качестве масла - алкоголь, наркотики и секс. Между тем, если мозг, хотя бы частично все же присутствует, то его можно и нужно сначала промыть, высушить, вычистить, удалив все лишнее, и лишь затем с ангельской осторожностью и терпимостью заполнить необходимыми для жизни в сансаре вещами, такими, как ум, любовь, вера и надежда на счастье ещё при этой жизни. Когда всё встанет на свои места, то можно готовить этого мытаря к следующей жизни, которую он явно получит, пройдя через реинкарнацию, но с новой миссией и в новом теле.
- Да нет! Какой бы ни был мозг, он всегда будет жаждать удовольствий, искать там, где сытней, теплей и меньше беспокойств. Проще говоря, где хорошо, всегда всё хорошо!
- Не переплюнуть через губу, если ты пьян...
Не переумить дурака, если ты глуп...
Как же быть?
Если пьян, как всегда и глуп!
- Это вы сейчас к чему?
- Да ни к чему и не к чему! Хочешь съесть яблоко и не обосраться, дождись, когда оно созреет!
- Я так понял, разговора не будет?
- У нас его и нет. Чтобы разговаривать нужно понимание. Для понимания нужно желание слушать. Желание слушать, возможно, лишь при наличии интереса. Интерес возможен лишь при движении вперёд. Пребывающий в страхе, не может быть любопытным, только желающий жить может быть исследователем. Лишь исследователь постигает Путь. Лишь в Пути можно обрести Истину.
Так что можешь идти по своим делам. Желаешь вернуться в свой мир - никто тебя не держит. Пожелаешь остаться - никто не будет против. Но паразитов здесь нет, есть только друзья и соратники…
Я на минуту задумался, пребывая в трансовом недоумении от только что услышанного изречения. Однако, краем глаза заметил жест «учителя», наверняка обозначавший «пшёл вон». Кто-то тронул меня за плечо. Это был тот же мужичок, который привёл меня сюда. Мы удалились тем же путём, что и пришли.
Зайдя обратно в мужскую половину, я обнаружил всех в сборе. Разновозрастные мужички обедали. На столе стояли вкусно пахнущие щи, на большой сковороде посередине стола, благоухая ароматом, дымилась жареная картошка. На блюде лежала жареная рыба. Мне подставили табурет с предложением присоединиться к трапезе. Я, было, обрадовался предложению поесть щей, но меня охолонули: «У тебя есть чего поесть-то, а то до ужина терпи!» Такой неожиданный поворот меня обескуражил: «Да, конечно!» Вспомнилось предупреждение Надежды, о том, что кормить меня никто не станет. Пришлось копаться в сумке, извлекая свои скромные дорожные припасы. Вытащив все, что у меня было, я разложил на столе: «Угощайтесь!» Однако, никто даже не притронулся к моей копчёной курице, бутербродам с колбасой и ноздрястым ломтикам сыра. Без особого аппетита я утолил образовавшийся голод. Чаю мне все же дали, налив его в давно немытый, пожелтевший стакан. Трапеза быстро закончилась, и все приступили к уборке использованной посуды.
На четвёртый день, который прошёл почти по плану, случилась небольшая оттепель. Погода неожиданно дала аномальную течь, сбросив морозы до нулевой отметки. В фуфайке, которой мне заменили мой городской пуховик, стало неуютно. К тому же стружка и опилки стали прилипать к вспотевшему лицу, изрядно покрытого запоздалой щетиной. Я бы не стал обращать на это внимания, если бы не раздражение на коже, вызванное грязью и потом. Короче говоря, когда все, в очередной раз, куда-то исчезли, оставив меня наедине с моими мыслями, надумалось мне побриться, благо все бритвенные принадлежности я захватил с собой.
Надо сказать, что в мужском помещении не было печи, а был «тёплый боров». Это такой чугунный шкафчик примерно метровой длины и шириной сантиметров сорок или чуть больше. Он выставлялся из пола вверх примерно на полметра. Чугунная дверка открывалась, и внутрь шкафчика ставили чайник или плошку с супом. Боров был всегда тёплым по неведомой пока мне причине, а иногда и просто горячим. На верёвке, протянутой над ним, регулярно сушились варежки, полотенца и нижнее постиранное белье. Так вот, оставшись один, я, не без удовольствия, неспешно, с расстановкой всех предметов гигиены, поскоблил безопасным «жилетом» свою заросшую физиономию. Промыл в небольшом тазике гладко выбритое лицо, окропил его лосьоном, и, довольный результатом, выплеснул мыльную воду на задворок. Собрал инструмент цирюльника в кошёлку и бросил всё это к себе на топчан, который, с одобрения коллектива, был мне выделен рядом с «тёплым боровом». Процедура прошла удачно.
Этим бы всё и закончилось, ан нет. Это было только начало злокозней пресловутой кармы. Как мне потом пояснили: «малые причины рождают великие последствия». Вернувшись по обычаю часам к девяти вечера, народ спокойно поужинал и также спокойно улёгся спать. Ничто не предвещало беды. Утро тоже началось буднично, только особенно возбуждённо и суетливо. Тут я впервые услышал словосочетание «воскреснинская пятница». Только потом мне открылся весь смысл этого выражения.
Придя в мастерскую, все взялись за привычную работу. Только Игоря ко времени не было: он явился позднее почти на час и сразу возбуждённо влился в работу. В этот день мы должны были закончить бочку; как оказалось, - это была баня «фурако». Игорь, странно покачиваясь, взял инструмент и начал осаживать металлические обручи на бочке, но что-то пошло не так. Его усердие оказалось излишним и слабоконтролируемым. Короче, бочка лопнула в двух местах сразу. Все замерли, онемев, и только Игорь, продолжал выравнивать обручи, через раз промахиваясь молотком по обойнику. Антон, выйдя быстрей остальных из оцепенения, схватил его за руку и попытался остановить. На что Игорь изрёк тираду нецензурных выражений, бросил инструмент и побежал по дороге в поле. Сергей Афанасьевич тихонько заметил: «Да он пьян! Нажрался, скотина!» Далее комментарии излишни.
Уже через полчаса о происшествии знали все. На сцену появился Учитель. Стали выяснять, откуда взялся алкоголь. Ли пристально посмотрел на меня, принюхался и изрёк: «Вам, наверное, не довели до сведения, что все ароматические и иные вещества, содержащие в своём составе спирт, здесь под запретом?» Только тогда я сообразил, что лосьон после бритья остался лежать у меня на топчане. Бросившись в помещение, я стал искать злосчастный флакон, но он исчез. Получается, - я стал виновником этого происшествия. Петля кармы затянулась. Выбежав обратно на улицу с обречённым лицом, мне захотелось извиниться перед всеми за свою нескладность. Учитель не стал меня слушать, повернувшись ко мне спиной; только и сказал: «Карма!»
Так по моей беспечности была загублена месячная работа, и, как минимум, ещё на месяц люди остались без бани.
Игоря поймали на поле. Его друзья - Сергей Афанасьевич и Антон - вели его под руки, поскольку он был сильно избит. Кровоподтёки на лице и голове говорили сами за себя. Фуфайка была накинута на голое тело. Блуждающая улыбка и несвязная речь, - это всё, что он смог продемонстрировать перед Учителем. Его повели в дом. Я виновато поплёлся за ними. В комнате его раздели и грубо бросили на топчан.
-Чего вы его так? – поинтересовался я, скорей из сожаления от участия в этом действе, чем из сочувствия к Игорю.
-Он же, падла, скрысятил! От нас, самых близких ему друзей, скрысятил! Сам всё выжрал! От того и развезло. На троих было бы в самую пасть, а одного зацепило. Он же теперь дня три не работник будет. К вечеру - в «холодную», а там - на хлеб и воду. Мы за него пахать будем, пока он мозги свои гнилые чистит.
При этом Афанасьевич сделал картинный жест в полруки.
- Извините, я не совсем понял, что значит «скрысятил»?
-То и значит! Алкашку нашёл, нам должон был сказать. Мы бы решили, что и как, а он всё в одну харю засосал.
- То есть, вы хотите сказать, что умыкнув у меня пузырёк с туалетной водой, он так напился?
- Так разве много надо? Он же, как и мы, алкаш со стажем! Мы же затворённые. Ну, закодировали нас, понимаешь. Его от одной рюмки забирает, а он, почитай, «триста» на грудь принял. Мы бы по «соточке» размочили - и гуляй рванина. Потом проблевались бы с утра и к вечеру опять, как огурцы. Так, как он, нельзя. Карачун может случиться. Он же не зря в поле замерзнуть хотел. Так проще. «Отходняк» будет лютый.
- Так вот почему он голый был.
- А то! Это уже четвертая попытка отойти-то в мир предков. Каждый раз на краю постоит и снова человек человеком. Правда, учитель его вытаскивает, но говорит, что всему есть свой предел. Может в этот раз и не выкарабкается.
После происшествия с Игорем обычный ритм обители как будто сбился. Я, став привыкать к безлюдности на улице, вдруг попал в круговорот людей и предметов. Не успели мы прибраться в мастерской, как на улице послышалась возня, захлопали выбивалки для ковриков, хлопанье вытрясаемых одеял и другой бытовой шум, присутствующий обычно при капитальной уборке помещений. Мои коллеги по цеху также направились в жилое помещение и принялись за санитарную обработку от пола до потолка. Я, так же как все, мёл, вытрясал и мыл помещение, подчиняясь всеобщему ажиотажу. Игоря к этому времени на месте уже не было, и для меня оставалось загадкой, куда он мог исчезнуть; не задавая лишних вопросов, я присоединился к обработке его лежака и одежды. На все предусмотренные для наведения чистоты мероприятия ушло часа три, обеда действительно не было, - нас привлекли к переноске всяких тяжестей в женской половине, среди которых был и овальный стол, который мы перенесли в залу, где меня встречал учитель.
Когда мы туда зашли, Ли спокойно подметал пол мягким веником, и, не давая никаких распоряжений вслух, как мне показалось, все же управлял процессом. Стол собрали. Он оказался гораздо больше, чем в первоначальном виде, когда находился в женской половине. Его застелили зелёной скатертью. Вокруг расставили стулья, принесённые нами из жилых помещений. Пуфики и коврики были собраны в стопку в двух углах зала, помост подняли и прислонили к стене. В первое своё посещение на эту деталь я не обратил внимания, а оказалось, что на помосте был изображён раскрытый голубой лотос. По канту помоста была написана, судя по всему, мантра на тибетском языке. Банкетку учителя подвинули к столу и положили на неё пуфик с изображением дракона. Все поспешили на выход, но каждый, выходя, поворачивался к залу лицом, и составляя ладонь и кулак вместе, кланялся, вытягивая руки по направлению к учителю. Такое приветствие я часто видел в фильмах про ушу - насколько я помню - они значили единство солнца и луны. Хотя я могу ошибаться.
Мы вышли на улицу. У входа уже были приготовлены двое санок, на которых стояли алюминиевые фляги и ведра.
Антон в полушутливом тоне заметил:
- Ну, кто сегодня будет лошадкой? Прошлый раз я был.
- А мы куда?
- Знамо дело, за водой!
- Это понятно, идти далеко?
- Далеко - не близко, а тут два раза упасть! Короче, впрягайся наш юный друг, - мы погонять будем.
Я послушно впрягся в санки. Вторую процессию возглавил Кирилл, он был самым рослым среди своих собратьев. Не зная куда идти, я пропустил вперед Кирилла, и мы потащили поклажу. По очищенной дороге мы прошли примерно с километр. По пути я рассмотрел место работы второй бригады - это был большой сарай, вокруг которого были выложены штабеля из досок и сложены поленницы дров, местами из-под снега торчали пеньки и корни поваленных деревьев.
Дойдя почти до кромки леса, мы свернули на заснеженную тропу, протащили по ней санки и метров через пятьдесят вышли на берег небольшой реки. Посередине была сколочена конструкция, напоминавшая широкий колодец с крышкой, на берегу стояла будка, типа «сортир». Денис подошёл к ней и вытащил пешню и большой совок, похожий на дуршлаг, - работа закипела. Обновив прорубь и вычерпав совком колотый лёд, мужики принялись заполнять фляги и ведра.
Я стоял, разгорячённый саночным пробегом, поправлял ёмкости с водой и вдруг понял, что тащить их назад будет весьма затруднительно. Ребята с наполненными вёдрами убежали вперёд, а я, впрягшись, попробовал тащить санки. Кирилл, улыбаясь, спокойно стоял, не предпринимая никаких усилий для того, чтобы оказать мне помощь. Упряжь моя напряглась, натянулась, впиваясь в мой пустой желудок. Напрягая все возможные мышцы, кое-как сдёрнул повозку с места. Она со скипом «подалась» и я потащил поклажу вперёд. Однако, не пройдя и десяти метров, понял, - в горку мне не зайти.
Тем временем подошли остальные, и общими усилиями мы вытолкали водовозы на дорогу. Правда, я умудрился дважды чуть не перевернуть сани. При этом выслушав немало далёких от лести слов, но, забыв гордость, приложил максимальные усилия для доставки груза по назначению. На проторённой дороге санки пошли легче. До дома, исправно работая «лошадкой», я добрался весь в мыле. Ноги от нагрузки тряслись «мелким бесом», а сердце выскакивало из груди. Немного отдышавшись, мы затащили воду в дом, и нас позвали на общий сбор.
В зале уже был накрыт стол, нехитрые яства возбуждали аппетит. Мне, вопреки ожиданию, указали на другой стол. Он стоял в стороне. За ним я увидел свою попутчицу - живую и здоровую. Подсаживаясь, поинтересовался её самочувствием, и услышал очередное мнение о произошедшем чуде.
- Ой, спасибо вам, что не окутали меня в волокушах-то. Отец Демьян сказал, вернув меня с того света, что если бы не мороз, замедливший кровоток, - мне бы не жить.
- А что с вами случилось, инфаркт?
- Да у меня уж года два, как болезь-то мучаёт. Ко всяким врачам ездила, ничего не находят, а сердце встаёт. Пороку не нашли, а отписали диагноз-от «истерия сердца». Кого не спрошу - никто не знаёт такой болезни-то. Мне Отче- то велел в кулачках монетки привезти, а я, дура, их со страху-то потеряла. Теперя не знаю, как и быть. Жду пока, когда отец Демьян явится.
- А этот Ли на китайца не похож. Он сам помогает чем, или только учит уму – разуму?
- Ах, этот. Так его здесь за глаза ЕБэ зовут. Русский вроде как он, хотя, кто его знает, - он и по-китайски говорит, и по-англицки.