Все события, герои, названия организаций, заведений и иных объектов являются вымышленными. Любое совпадение с реально существующими людьми или местами — случайность.
В тексте присутствуют откровенные сцены, эмоциональные моменты и нецензурная брань.
Автор не преследует цели пропаганды нетрадиционных отношений. И подчеркивает, что произведение является художественным вымыслом.
Книга является предысторией к основной книге: "Два босса для Снегурочки".
— Ещё один. — Я подвигаю пустую стопку бармену, а затем лениво потягиваюсь, прикрывая глаза. Тепло алкоголя расходится по телу мягкими волнами, мурашки пробегают по коже, будто кто-то нежно обнимает изнутри. Градус слегка ударяет в голову, мир на мгновение плывёт, а потом возвращается лёгкость.
Как же хорошо, что я согласилась на это путешествие! Даже не помню толком, что там было пару дней назад… И не хочу помнить. Сейчас слишком хорошо.
Барная стойка передо мной влажная от капель. Где-то рядом шумит прибой, громкая музыка заглушает мысли, не давая погрузиться в депрессию. Бармен ловко ставит передо мной новый шот — яркий, зелёный, как кусочек джунглей, вырванный из лета. Вспыхивает огонёк, отражаясь в бутылках, и я замираю на секунду, наблюдая. Пальцы сжимают соломинку. Губы сами собой растягиваются в улыбке. Внутри поднимается лёгкое возбуждение, почти детское.
Втягиваю шот. Горячее и резкое скользит по языку, и сразу же — лимонный фреш, сбивающий всё: крепость, сладковатую экзотику банана, даже остатки здравого смысла. Его кислинка щиплет губы, и я не могу сдержать короткого смешка.
Третий пока заказывать не спешу. Оглядываю зал, не убирая ладоней с барной стойки. Надо бы как-то дойти до номера, но что-то мне подсказывает, что вечер ещё не окончен. Душа требует продолжения банкета. А ещё одного мексиканца… Зелёного.
Вообще-то, неплохой идеей было бы остаться в номере, проваляться в мягкой постели, завернувшись в свежие, чуть крахмальные простыни, слушая шум волн за окном. Соблазнительно. Но я уже просидела там половину вчерашнего дня после перелёта и всю ночь, отсыпаясь за весь этот долбанный месяц. Если не за год.
Сегодня днём хотелось застрелиться. Эта боль, эта пустота — они не отпускают так просто.
Психологи правы: человеку нужен человек.
А ещё сегодня Новый год. Странно было бы встретить его в одиночестве, даже несмотря на вкусную еду, дорогое шампанское и возможность устроить себе уютный праздник. Можно было бы разложить мишуру, надеть блестящие рожки и сделать вид, что всё в порядке. Только одиночество сильнее. Оно разрастается вокруг, и от него не спрятаться.
Так что я решила не дать ему ни единого шанса.
— Ещё, — вдруг раздаётся справа.
Голос низкий, чуть хриплый, будто его обладатель недавно смеялся или много говорил. Я замираю и поворачиваюсь, чувствуя, как слева кто-то тоже вторгается в моё пространство.
И встречаюсь с синими глазами.
Он смотрит пристально, слишком долго, и всё вокруг будто бы гаснет. Музыка становится глухой, голоса размываются.
Моргнуть могу, а вот отвести взгляд — нет.
Алкоголь, кажется, выветривается из меня моментально, оставляя только тепло где-то в груди.
Он красивый. Очень. Эти синие глаза, цепкие, пристальные, не дают ни единого шанса на спасение. Рыжие волосы падают на лоб, но не скрывают лица. Высокий, широкоплечий, с той небрежной лёгкостью, которая сбивает с толку. Древесный, пряный аромат доносится до меня, и я ощущаю его почти кожей.
А ещё... от него исходит что-то тяжёлое, притягательное.
И это пугает.
Пугает даже не он сам, а мои собственные мысли. В которых я уже тянусь к его рубашке, расстёгиваю пуговицы, провожу ладонями по горячей коже.
Чёрт.
Я едва успеваю взять себя в руки, когда чувствую, как по спине скользит чужое прикосновение — лёгкое, но обжигающее. Я вздрагиваю и оборачиваюсь, хотя рыжий явно не собирался меня отпускать.
Слева стоит брюнет. Волосы зачёсаны назад, блестят от геля. В улыбке — что-то насмешливое, дерзкое. А в глазах, почти чёрных в этом полумраке, читается интерес.
Он приближается.
Медленно, будто растягивая мгновение.
Я чувствую его дыхание на своих губах — тёплое, с примесью алкоголя и чего-то сладковатого.
С рыжим я сразу захотела сорвать одежду.
С этим... этот заставляет затаить дыхание.
Он наклоняется ближе. Совсем чуть-чуть.
— Выпьешь с нами? — голос ленивый, чуть хрипловатый, с намёком на улыбку.
Он останавливается, когда между нашими губами остаются миллиметры. Не прикасается, но я почти чувствую его вкус. Как будто он уже оставил свой след.
Я сглатываю.
— Выпью, — срывается с губ прежде, чем я успеваю осознать.
Музыка снова проникает в сознание, шум клуба становится отчётливее. Но первый — рыжий — всё слышит.
Он молчит.
Но берёт три шота и подвигает ближе.
Втягивает свой через соломинку, а затем... поворачивает меня к себе.
Резко.
Горячий, хищный поцелуй сбивает дыхание. Во вкусе — алкоголь, лимон, пряная терпкость его самого.
И я забываю обо всём.
Даже о предателе, который так жестоко меня предал.
За три дня до этого…
– Что?! – ахает администратор одного из самых модных ресторанов города. Её лицо бледнеет, но взгляд пылает злостью. – Я передам о твоём поведении руководству, и ты больше не будешь тут работать! – кричит девушка, перекрикивая доносящиеся из банкетного зала звуки музыки и смеха.
– Я и так проработала почти весь месяц без выходных! – возмущаюсь я, чувствуя, как голос начинает дрожать от нарастающего гнева. Внутри всё кипит, и слова срываются сами, резко и твёрдо: – Почему семья Лены – это повод, а мой жених – нет?!
– Потому что у Леночки двое детей и муж! – Яна делает шаг вперёд, сжав руки в кулаки. Её лицо перекосилось от негодования, а голос стал ещё резче. – Давай не выкобенивайся! Ты выходишь тридцать первого на смену вместо Лены!
– Не выхожу, – отрезаю, вскинув подбородок. – Я не виновата, что у неё резко изменились планы! – добавляю с вызовом и фыркаю.
– Я сказала, ты выходишь! – продолжает кричать Яна, но в её тоне уже слышится нервное напряжение.
– Я свои выходные поставила ещё в ноябре! У меня дорогущие билеты, и это только на самолёт! – шиплю, чувствуя, как грудь сжимается от ярости. Пальцы нервно подрагивают, но я крепко вцепляюсь в стойку, будто она может меня удержать от непоправимых ошибок.
– Вот отменяй! – её голос взрывается, как удар грома. Яна буквально сверкает глазами, вся напружинившись, как будто готовится к настоящему бою. – Иначе ты тут больше не работаешь!
Я замолкаю на секунду, а потом дёргаю плечом, словно сбрасываю весь груз раздражения и усталости, копившийся все эти недели.
– Хорошо. Увольняй, – бросаю я спокойно, хотя сердце всё ещё бешено колотится. От моих слов Яна кажется ошарашенной, но я не даю ей времени опомниться. – Я устала тут пахать и терпеть это!
Громко хлопаю ладонью по стойке и бросаю на неё ключ от раздевалки. Звук от удара разносится по залу.
В душе странная смесь облегчения и лёгкого сожаления. Но это уходит, стоит мне подумать о предстоящем путешествии.
Хорошо, что я не привыкла хранить тут половину гардероба. К счастью, все вещи как раз собраны, чтобы постирать и забрать с собой.
Так что я без лишних слов разворачиваюсь и, не глядя на ошеломлённую Яну, выхожу из ресторана, где провела слишком много времени и оставила слишком много нервов.
Наконец-то, я смогу отдохнуть. Почти весь декабрь я нещадно впахивала, пытаясь не помереть от нагрузок, которые обычно сваливаются почти в любой сфере перед новогодними праздниками. Город буквально кипел в предвкушении праздника: витрины заливали тёплым светом гирлянд, на улицах раздавался запах горячего кофе и корицы, а люди спешили, нагруженные пакетами с подарками.
А как я с боем вырывала свои выходные на Новый год! Все семейные коллеги, словно сговорившись, решили спихнуть смены тридцатого декабря по второе января на меня, незамужнюю. Но я решилась поставить вопрос ребром. Хотят уволить? Пусть уволят.
Я же предупреждала ещё в ноябре, что улетаю из страны! И мне было всё равно, кто и что думает. Я и так пахала без выходных, таща на себе не только свои обязанности, но и часть чужих.
И ни за что на свете я не пропущу то, что приготовил для меня мой любимый. Я почти весь месяц его не видела, каждый день мечтая провести хотя бы один вечер с ним. Но в итоге, мы оба сваливались уставшие и спали крепким сном до самого утра.
Сегодня весь день идёт снег. Крупные хлопья кружатся в воздухе, медленно оседая на землю, и город кажется праздничным, будто картинка из фильма. Я выбегаю из ресторана в девять вечера, оставив позади злой персонал и свои последние обязанности. Стоит мне вдохнуть морозный воздух, как напряжение резко отпускает.
Но тут же я подскальзываюсь, нелепо взмахнув руками. Хватаюсь за холодные перила и сердито выдыхаю, чувствуя, как сердце учащённо бьётся. Потом спускаюсь уже аккуратнее, ступая по ступенькам, покрытым тонкой коркой льда.
Через пару минут я уже втискиваюсь в битком набитую маршрутку с пакетом вещей. Пассажиры, закутанные в куртки и шарфы, ворчат, когда я цепляюсь за холодный поручень и пытаюсь удержать равновесие на одной ноге. Полчаса балансирую, перехватывая тяжёлый взгляд кондуктора.
Зря я сказала Лёшке, что задержусь до двенадцати. Может, он бы заехал. Сейчас, вероятно, работает, поэтому и не отвечает на звонки. Я ведь думала, что меня оставят в помощь, но когда админ всё-таки отпустила, я без задней мысли пошла переодеваться.
Кто ж знал, что она заведёт разговор о моих выходных? Вопросы так и посыпались. Ты точно улетаешь? Уверена? А не хочешь поменяться?
Что это было? Настолько некому выйти, или это банальная зависть к тому, что я вообще куда-то лечу, вместо того чтобы отметить Новый год дома?
Дёрганые мысли прерывает резкий холодный порыв ветра, когда я забегаю в ближайший магазин. Схватываю бутылку шампанского и сетку мандаринок. С ними определённо будет уютнее собирать чемоданы.
Несмотря на возможное увольнение, мне так хорошо! Я буквально лечу из магазина домой, в нашу съёмную однушку. Маленькая квартира, но зато своя. Мы с Лёшкой решили съехать от родителей. Он не хотел зависеть от мамы, а я захотела доказать папе, что могу и учиться, и работать.
Зачем мне это было нужно? А черт его знает. Папе никогда не нужно было ничего доказывать. Он любил меня просто так.
Это мои амбиции, выросшие ещё в подростковом возрасте, перли вперёд меня, как паровоз. Я всегда стремилась к чему-то большему. И вот теперь, уставшая, вымотанная, но счастливая, я иду домой, зная, что впереди меня ждёт отдых и долгожданное путешествие.
–… Да, Лешенька… Боже, да-а…
Слышу неожиданный стон, доносящийся из единственной комнаты в нашей квартире. Сердце моментально уходит в пятки, а пальцы рефлекторно сжимают холодное стекло бутылки шампанского. Я опускаю пакет с вещами на пол, стараясь не издать лишнего звука, и крадусь к двери, которая приоткрыта ровно настолько, чтобы из неё струился тёплый свет.
Семья встречает меня тепло, будто чувствовали, что я приеду. Мама открывает дверь, и в тот же миг меня обволакивают знакомые ароматы. Сладковато-пряный запах запечённого мяса, чеснока и специй моментально щекочет ноздри, вызывая в животе голодный рык.
– Мама, я сейчас язык проглочу! – говорю, втягивая носом воздух ещё раз и скидывая пальто с сапогами.
Не успеваю дойти до кухни, как мама уже подталкивает меня к большому деревянному столу, привычно хлопает по плечу и садит на мягкий стул. Её руки тёплые, а в глазах столько заботы, что на секунду становится стыдно за все слёзы, пролитые в такси.
– Садись, садись, я всё подам. Нечего тебе в духовке рыться, – усмехается мама, доставая из духовки блюдо с золотистой корочкой.
Я облизываюсь, готовая схватить кусок прямо сейчас, но вдруг слышу знакомый голос:
– Кто это к нам пожаловал?
Поворачиваюсь и вижу отца, который заходит на кухню, поправляя рукава старого свитера. Без раздумий бросаюсь к нему и сжимаю в крепких объятиях. Он гладит меня по спине, как в детстве, и я наконец-то чувствую, что дома.
– А ну-ка, давай рассказывай, что случилось, – спрашивает он, пока я усаживаюсь обратно за стол, а мама ставит передо мной тарелку с горячей едой.
Дома хорошо. Здесь всё понятно и просто. Я вкратце рассказываю, почему приехала, не вдаваясь в детали. Родители обмениваются взглядами, но ничего не спрашивают – они всё понимают без слов. Как всегда. Вместо этого мама подкладывает ещё мяса, а папа наливает вино в наши бокалы.
К ужину вернулись мои младшие – двойняшки. Сестра сразу бросается ко мне, обнимает и цепляется, будто не хочет отпускать.
– Ну как ты? В школе всё нормально? – спрашивает мама.
– Всё нормально, – отмахивается сестра, садясь рядом. Она кивает на тарелку: – А можно добавки?
Мама смеётся и спешит угостить её. А брат лишь молча берёт свою тарелку и уходит в комнату, пробормотав, что его уже ждут друзья для игры в онлайн-шутеры.
Мы с мамой и сестрой остаёмся на кухне ещё долго. Сестра слушает, как мы с мамой говорим о том, о сём, и иногда вставляет смешные комментарии, от которых мы смеёмся до слёз. Вино согревает, разговоры становятся мягче, а еда – вкуснее.
Дома действительно хорошо.
– А что с твоим путешествием? – спрашивает мама, тихо, чтобы не разбудить сестру, которая уже сладко спит у меня на коленях.
Я провожу пальцами по её пушистым волосам.
– А что путешествие? Какой от него теперь толк, если мы расстались? – поджимаю губы, и голос предательски дрожит.
Мама бросает на меня понимающий взгляд, приподнимает брови и чуть улыбается:
– Ну и что? – её голос звучит спокойно, будто всё уже решено. – Сдай один билет и лети одна. Купишь малым сувениры на эти деньги. Ты ведь у меня уже летала одна, и всё всегда было хорошо. Вот осенью буквально! Голова-то своя на плечах есть.
Она забрасывает в рот дольку мандарина и продолжает:
– Знаешь, в твои восемнадцать легче перебить неприятные события приятным приключением, чем встречать Новый год в слезах. Так что давай! Сдавай билет, бронируй крутой номер на Пхукете вместо того, что был, и вперёд!
Я смотрю на неё в растерянности. Лететь одной?
Папа, который молча сидел до этого, отпивает немного вина и переводит взгляд на ёлку. В комнате горят только её огоньки, а гирлянды на окне и камине отбрасывают мягкие блики.
– Как бы я за тебя не переживал… – говорит он с лёгким спокойствием в голосе. – Мама права. Ты у нас очень взрослая и точно не пропадёшь. А знаешь, кто-то ещё только мешался бы. Особенно тебе сейчас.
Он замолкает, смотрит на меня и, усмехнувшись, добавляет:
– Главное, не забудь взять с собой презервативы. Если вдруг какой-нибудь симпатичный парнишка решит помочь тебе отвлечься от этого… твоего Лёши.
Я хихикаю, хотя внутри ещё тяжело.
– А ещё, – продолжает он, чуть улыбнувшись. – Твой Лёша мне весь год не нравился.
Мама смеётся, а я, глядя на них, ловлю себя на мысли, что их поддержка делает ситуацию чуть легче.
Собственно, так я и оказалась в обед следующего дня в самолёте. А маме поручила самой забрать мои вещи у Лёши.