Танец. Плавные движения, развивающиеся, подобно крыльям, шелка одежд. Мое тело дрожит: и от волнения, и от зелья, которое дала мне Никарета перед тем, как я пришла сюда. Музыка слишком резкая, слишком громкая, но пока она длится, пока я танцую - со мной ничего не случится. И я отдаюсь танцу до конца.
Тот, для кого я здесь, для кого изгибается мое тело в чарующем ритме, выглядит довольным. Он возлегает на украшенной золотом и резьбой клиние. Его взгляд прикован ко мне, зрачки подобны раскаленным углям - или мне только кажется?..
Это неважно. Он красив - Никарета пощадила меня, выбрав его для моей первой ночи. Его красота похожа на спрятанный в ножнах клинок - острый, опасный. Но если мне придется станцевать на его лезвии - так тому и быть.
Он протягивает ко мне руку, унизанную перстнями, и я подхожу ближе. Музыка стихает, мы остаемся только вдвоем. Блики от жаровен играют на его бронзовой коже, я не могу отвести от них взгляд. Может потому, что все еще страшусь посмотреть ему в глаза.
- Как тебя зовут? - спрашивает он, кладя ладонь на мою талию, глядя на меня снизу вверх.
- Леэна, - отвечаю ему, одаривая самой очаровательной улыбкой из тех, которым меня обучила Никарета, и подаюсь ближе, чтобы его ладонь удобнее легла на мою поясницу.
- Нет, настоящее имя, - говорит он.
Не отвечаю. Не собираюсь посвящать его в свои тайны.
Его имя я знаю. Вуукол - слишком скромное для человека, владеющего подобным состоянием. Он местный меценат, но даже Никарете толком не известно, чем он занимается. Она полагает, он просто ленивый сын богатой семьи.
- Что ж, Леэна… Красивое имя, - отзывается Вуукол, слегка прикрыв глаза, будто свет от жаровен, рассеивающийся вокруг меня, его слепит.
Он садится на клинии и притягивает меня теперь уже двумя руками. Неизбежность нашей близости очевидна.
- Запомни это имя, - внезапно говорю я, словно забыв все, чему меня учили, - скоро оно будет у всех на устах.
Уголки его губ чуть кривятся в улыбке. Кажется, ему нравится моя дерзость. Впрочем, мне все равно, что он думает. От зелья Никареты меня немного мутит, сердце бьется чаще. Или же это все-таки волнение?.. В любом случае, это малая плата за то, чтобы не иметь детей от Вуукола, который внезапно появился в моей жизни и так же быстро может исчезнуть. Должен исчезнуть, ибо не он моя цель. Моя цель - …
- Я запомню, - негромко произносит Вуукол.
Он расстегивает застежки моего хитона, и ткань падает на мрамор мне под ноги. Его прерывистое горячее дыхание опаляет мою грудь, прикосновения губ обжигают кожу. Зарываюсь пальцами в его жесткие кудрявые волосы, пока он гладит ладонями мои бедра. Прижимаюсь к нему, отдавая тело, которое решила ему подарить.
- Запомню, - вдруг повторяет Вуукол, глядя мне в глаза, с которыми я по неосторожности встретилась. - Давно запомнил…
- Куда ты ее повел?! Эта красивая, веди ее в дом! - кричит на помощника торговец рабами.
Смуглый юноша тянет меня за локоть из толпы перепуганных девиц, жмущихся к стене и звенящих цепями на лодыжках. Я злобно оскалилась.
- Да она же бесноватая, - бубнит он. - Кто ее возьмет такую?
- Не твоего ума дело, - торговец подходит к нам сам. - Куда ты ей руку выворачиваешь? Синяки остануться! Не видишь, кожа какая белая. Испортишь товар - самого с молотка пущу!
Он разворачивается ко мне и демонстративно водит рукояткой хлыста перед моим носом. Я снова скалюсь, но уже не так уверенно: торговец умеет бить так, что синяков не остается, в этом я уже смогла убедиться прежде.
Он приподнимает рукояткой мой подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.
- Красная, как сам Гелиос, а глаза голубые, - довольно говорит он, - Мы выручим много золота за нее. Так что отведи ее наверх и дай вдоволь воды. И скажи Ламии, чтобы подобрала ей подходящий наряд.
Я рычу. Из дома тяжелее сбежать, чем со двора. Взгляд торговца сделался жестким.
- Ты красивая, но пока ничего не стоишь, - шипит он мне в лицо. - Если я тебя не накормлю и не одену, так и останешься простой дикаркой, а такие дорого не стоят. Будешь строптивой - отдам тебя на утеху своим рабам.
Мне многое хочется высказать этому мерзавцу, но я плохо говорю на их языке, хоть и все понимаю. И стать игрушкой сломленных рабов тоже не хочется. Ведь я еще не сдалась. Я-то еще не сломилась!
Моя имя - Файона, и, как говорила моя мать, я цепкая, как лоза, и я буду цепляться за жизнь. За вольную жизнь. До конца.
Меня все-таки отводят наверх, передают в руки темнокудрой женщины, которая заставляет меня раздеться догола и протирает мое тело влажными полотенцами. Затем она облачает меня в разноцветные тряпки.
Я с тоской смотрю в единственное окно в помещении - слишком высоко над землей и выходит на тот же невольничий двор. Лодыжки все еще сковывают цепи.
Ламия указывает мне на подушки в углу рядом с окном и сует в руку платок.
- Смотри, как только увидишь в окне, что приехал богатый господин - а ты должна понять о его богатстве по одежде и слугам, с которыми он прибудет - покажи себя в окне и помаши платком. Так ты привлечешь его внимание, - медленно говорит она активно жестикулируя, на случай, если я не разбираю ее слов. - Но надолго под солнце не подставляйся - загрубеет кожа, и Афинагор отправит тебя назад к остальным невольницам.
Я недобро усмехаюсь, но Ламия этого как будто не замечает.
- Попасть к богатому покровителю - твой единственный шанс, - четко произносит она. - Так что уж постарайся.
Ламия толкает меня на подушки.
- Я принесу тебе воды. Поесть ты сможешь вечером.
Она покидает комнату, и я тут же поднимаюсь на ноги, чтобы осмотреть помещение.
Каждый из них может только угрожать и запугивать. Не на ту нарвались. Я вырву их сердца, даже если это будет стоить мне жизни.
Когда она уходит, я мечуь по комнате в поисках выхода, но из комнаты ведет только лестница, на которой дежурит темнокожий помощник торговца. Я осторожно выглядываю в окно, так, чтобы никто не заметил.
На невольничий двор как раз въезжает роскошная процессия: несколько рабов несут закрытые шелками носилки. Следом идут несколько служанок, тащут какие-то коробочки и амфоры, должно быть, свежие покупки хозяина.
Но как только носилки остановились напротив Афинагора, из-за завесы показывается изящная женская рука.
Женщина! Что она делает в подобном месте?
Торговец мигом оказывается рядом с носилками, нижайше склонившись, помогает их владелице сойти на землю.
Хозяйка роскошной процессии очень красива, и эту красоту подчеркивают искусно уложенные волосы и нарядный хитон. Она неспешно проходится вдоль ряда плачущих рабынь, затем поднимает голову, и… Наши взгляды встречаются, а по моему телу пробегает молния.
- Опять ты не на своем месте!
Это вернулась Ламия.
Она протягивает мне ковш с водой. Я не отказываюсь, вода выглядит вполне обычной.
- Сядь в угол, - велит моя надзирательница, как только я напилась.
Мне было очень любопытно, что делает та необычная женщина, пришедшая на невольничий рынок, но, видимо, Ламия, посчитала ее плохой кандидатурой, чтобы я выглядывала в окно и махала платком.
- Она не про твою честь, - ворчит Ламия.
Вот жеж злобная карга! Ничего. Я могу немного подождать, прежде чем отомщу им всем. Месть теперь - мое второе имя.
Внезапно на лестнице слышаться чьи-то шаги и голоса. Ламия спешно накрывает мою голову тонкой тканью, через которую плохо видно, что происходит. Мое лицо тоже плохо видно. Разве так демонстрируют товар?..
- А это кто? - слышу я женский голос.
Мое сердце бьется быстрее. Должно быть, это та самая странная гостья! На ее руках звенят браслеты. Звук совсем не похожий на лязг моих кандалов. Между нами встревает Афинагор:
Так потянулись мои дни, наполненные изучением музыки, танцев, философии и математики. И языка, конечно же, языка.
Со мной училось лишь ещё несколько десятков девушек. Все они прибыли сюда из разных уголков света, все были разными, и никого здесь не удивляли ни мои огненные волосы, ни чересчур бледная кожа, ни голубые глаза. Каждая из этих девушек выглядела довольно экзотично.
Мне нравились занятия; они были интересными, иногда тяжелыми, иногда захватывающими. Вот только я никак не могла понять, как они приблизят меня к моей цели. Чем дольше я жила в стенах учебного заведения, которому покровительствовала Никарета, тем меньше я видела мир.
Ученицы редко покидали школу. А наставницами нас обучающими были те, кто ранее также учился здесь.
Лишь однажды на очередном уроке по философии вместо привычной нам наставницы пожаловал благочестивый старик. Он назвал своё имя, и все ахнули: это был известный философ Дионисий.
Не знаю, что пообещала ему Никарета в обмен на то, что он поделится с нами знаниями, но он явно чувствовал себя не на своем месте. На лбу проступила испарина, а голос слегка дрожал. Тоже мне оратор!
Мы сидели в небольшом амфитеатре, слушая его пламенную речь, весьма захватывающую, кстати. Правда я больше рассматривала молодых юнцов, что притащились за ним даже сюда, - его учеников. Ученицы постарше уже вовсю отрабатывали на них свои навыки обольщения, заставляя их краснеть. Меня же больше забавляло то, как философ иногда встречался с кем-нибудь из нас взглядом и сбивался с мысли.
- Эй, Леэна, - тихо шепчет девушка, сидящая позади меня.
Это Нектария, еще одна новенькая. Настоящего имени ее я не знаю. У нее слегка раскосые карие глаза и черные волосы, блестящие как шелк.
Я лишь едва поворачиваю голову и ничего не отвечаю. Нельзя же известного философа оскорблять невниманием.
- Встретимся после занятия в храме Гелиоса. Мне нужно с тобой поговорить.
Я киваю. Меня ничего и никогда не связывало с остальными ученицами. Но любопытство побеждает.
Спустя несколько часов я стою на коленях перед алтарем пустого зала - служба начнется гораздо позже, а священослужитель готовиться к ней изо всех сил, предаваясь дневному сну.
Когда я только попала в дом Никареты, она велела мне выбрать себе божество, покровителя, дабы у меня была и божественная защита. В местных богов я не верила, но спорить с той, что меня освободила, не хотелось. И я выбрала Гелиоса. Во-первых, его храмы в Коринфе были повсеместно. А во-вторых, я считала это довольно ироничным: просить защиты у божества, сына которого я ненавижу всей душой. Если понадобиться, я буду столь рьяной последовательницей, что восхитившись моей верностью, богу солнца придется выбирать, на чью защиту встать: мою или своего сына.
Мои глаза закрыты, но я чувствую, как кто-то опускается на мраморный пол рядом со мной.
- Думала, ты не придешь, - тихо шепчет Никтария.
- Зачем тогда звала, если не ожидала, что я приду?
Мне любопытно. Ее голос очень взволнован.
- Потому что ты одна такая, - отвечает Никтария. - Кто способен хранить секреты и тоскует по родному дому. Многим здесь хорошо, и они забыли, откуда родом.
- К чему ты клонишь? - спрашиваю я. - Если хочешь поделиться секретом, то не стоит. Чужие секреты я знать не хочу.
- А домой ты хочешь?
На этих словах я открываю глаза, чтобы проверить, насколько она серьезна.
Брови Никтарии сведены, губы плотно сжаты. Ее слова - не шутка, не розыгрыш, не простой душевный порыв.
- Мало ли кто чего здесь хочет, - уклончиво отвечаю я.
Никтария качает головой, оборачивается ко мне. Карие глаза смотрят прямо в душу.
- Завтра нас поведут на прогулку. В город приезжает знатная особа, и Никарета будет среди тех, кто окажет ей почести. А мы будем красивой свитой. Это удобный случай. Неужели она действительно собралась сбежать отсюда?
- Я все продумала, - продолжает Никтария. - У меня получится. Я хочу домой.
Пожимаю плечами.
- Это твое дело. Я никому докладывать не стану, не бойся.
- А ты? - Никтария вскидывает голову. - Ты пойдешь со мной?
Мне хочется расхохотаться ей в лицо. Она настолько наивна, что думает, нам удасться незамеченными выбраться из города.
- Не люблю участвовать в провальных планах, - сухо отвечаю ей.
- Шанс есть, - упрямо говорит она. - Помнишь светловолосого юношу, что приходил вместе с Дионисием? Я подкупила его, и он поможет. Даст одежду и выведет из города.
- Чем ж ты его подкупила? - презрительно кидаю я, но уже становлюсь более заинтересованной.
Если есть покровитель, то сбежать, действительно, гораздо проще.
- Неважно, - отвечает Никтария. - Ты со мной или нет?
Я на миг задумываюсь.
- Почему ты обратилась ко мне?
- Потому что я видела, как ты смотришь на горизонт, - отвечает она и, поняв, что я на подобное не куплюсь, добавляет. - И среди нас ты единственная, кто владеет оружием.