Таисия
— Что происходит? — хриплю я, садясь на кровати. Натягиваю одеяло, понимая, что полностью обнажена. — Мы… — осекаюсь и прикрываю глаза, пытаясь вспомнить, как оказалась в этом…
Я даже не знаю, где я. Дом это или квартира. Понятно одно – это спальня с плотно задернутыми шторами и большой кроватью, на которой я лежу голая, но благо под пледом.
Ничего не помню. Словно мне отшибло память.
— Почему ты молчишь? — снова хриплю, потому что в горле пересохло.
Рядом, в кресле возле окна, сидит Гордей. Поза расслабленная, голова запрокинута на спинку, ноги широко расставлены. Эти полумрак и вырванный кусок из моей памяти вызывают панику, а его равнодушное молчание и взгляд сквозь меня – легкий холодок по телу.
— Сформулируй вопрос, Таисия, — как-то холодно отвечает он. Его голос непривычно пуст. Словно мы видимся впервые. Раньше в этом немного хриплом голосе было множество оттенков, но далеко не пугающее меня равнодушие.
— Где мы? — выдаю я, плотнее прижимая плед к груди.
— В доме, за городом, — также холодно отвечает он.
— Как я сюда попала?
— Я привез.
— Почему я ничего не помню?
А он снова не отвечает. Только взгляд меняется, становясь давящим и пугающим. Прикрываю глаза, пытаясь хоть что-то вспомнить.
Я ведь почти не пила вчера вечером. Или это было не вчера? Ощущение времени потеряно.
Мы были с Гордеем на вечеринке в закрытом клубе. Пара бокалов мартини немного меня расслабили, но не опьянили. Мы танцевали под саксофон… Его загадочный взгляд… Шепот мне на ухо, мужской запах, сильное тело, которое так аккуратно меня прижимало. Поцелуй. Но не больше… Как я могла оказаться голой в его кровати?
Как я могла этого не запомнить?
Потираю болезненно пульсирующие виски. Пытаюсь почувствовать тело. Не ощущаю, что у меня был секс. Но от паники я вообще ничего не ощущаю, кроме растерянности.
— Ты помнишь все, что тебе следует помнить, — наконец отвечает он.
— Что это значит, черт возьми?! — начинаю злиться.
Я не знаю этого мужчину. Сейчас он похож на маньяка. Голос тот же, внешность та же, но передо мной совершенно другой человек. Не тот, кто меня очаровал. И этот человек меня пугает.
Гор встает с кресла, отдергивает штору, и я морщусь от яркого солнца. Теперь точно уверена, что уже утро.
Почему из моей памяти вычеркнули несколько часов? Целую ночь.
Гордей открывает окно, впуская теплый летний воздух, и спокойно прикуривает сигарету, выпуская густой дым на улицу.
— Почему я голая? Мы переспали? То есть ты изнасиловал меня?!
А Гордей усмехается и снова затягивается.
— Нет. Я предпочитаю трахать вменяемые тела.
Говорит так, как никогда со мной не говорил. Он и очаровал меня своей деликатностью, галантностью. В отличие от Гоши, Гордей казался мне таким аристократом, который умело привлек меня своими манерами, вниманием и сексуальностью только во взгляде.
— Где моя одежда? — спускаю ноги на пол, утопая в белом пушистом ковре.
— Платье порвалось, я его выкинул, — спокойно отвечает он, продолжая курить в окно. — Но в шкафу есть вещи. Они новые, — поясняет он.
А мне кажется, у меня сейчас начнется истерика.
Встаю с кровати, закутавшись в плед, прикрывая голое тело. Открываю шкаф и на минуту замираю – здесь множество женских вещей. Платья, футболки, брюки, костюмы, белье и даже теплые кофты. Все и правда новое, судя по биркам и упаковкам.
Всегда полагала, что маньяки выглядят пугающе, мне почему-то они казались бомжеватыми и уродливыми. Никогда не думала, что они могут быть такими харизматичными и привлекательными. Сглатываю. Беру первые попавшиеся трусики, срываю этикетку и торопливо натягиваю их на себя. Срываю с вешалки бежевый сарафан и быстро одеваюсь.
— Где мои сумка и телефон? — спрашиваю я.
Пусть продолжает играть в маньяка. Я не хочу больше в этом участвовать.
— Телефон в ближайшее время тебе не понадобится, — также равнодушно отвечает мужчина, вышвыривает сигарету в окно и поворачивается ко мне.
— Что? — распахиваю глаза. — Я хочу уйти!
— А я хочу на Байкал. Но наши желания никогда не совпадают с реальностью, — выдыхает он.
— Ты псих? Иди к черту! — взрываюсь я. Разворачиваюсь, дергаю ручку двери и вылетаю из спальни, сразу врезаясь в перила. Хватаюсь за них, пошатываясь. Потому что там, внизу, большая гостиная в стиле лофт. А второй этаж как будто на балконе.
Быстро ориентируюсь и несусь к лестнице.
Если он думает удержать меня отсутствием телефона, то ошибается.
Да мне банально страшно вообще продолжать диалог с этим мужчиной.
Я же совсем его не знаю. Пара свиданий, не больше…
Быстро нахожу выход, постоянно оглядываясь. Но за мной никто не гонится.
Выбегаю на небольшой двор босиком. На улице лето, и отсутствие обуви меня не пугает. Вокруг идеально зеленый подстриженный газон, дорожки, клумбы с цветами и высоченный каменный забор с острыми пиками сверху.
Добегаю до железных ворот, дергаю их, бью по ним кулаками, но все наглухо закрыто.
И тут моя паника отступает, и начинается истерика.
— Помогите! Вызовите полицию! Меня незаконно удерживают! — кричу во все горло, привлекая внимание. Если есть большой дом, значит, вокруг по-любому есть люди. Но в ответ отзывается лишь тишина.
В отчаянье бью кулаком по воротам еще раз. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох, пытаясь собраться. Меня пугает происходящее и то, что я ничего не помню. Страшно и ненормально. Ужасает неадекватный мужчина, который все это устроил.
Разворачиваюсь, чтобы осмотреть двор на предмет дополнительного выхода и замечаю Гордея на веранде дома. Может, он вовсе и не Гордей. Я знаю его всего неделю. Точнее, я думала, что знаю…
Он просто равнодушно смотрит на мои метания. Нет, не равнодушно, с каким-то высокомерным снисхождением.
Иду к нему.
— Набегалась? — с ухмылкой интересуется этот подонок.
Неделей ранее
Таисия
— Что на тебе надето? — снимает очки бабуля, осматривая меня строгим взглядом.
— А мне кажется, классное платье, — заглядываю в зеркальную дверцу шкафа.
— Для куртизанки из восемнадцатого века – в самый раз, — недовольно бурчит она. — И куда ты в нем собралась, позволь спросить?
— На тематическую вечеринку. Там такой дресс-код.
— Понятнее не стало, — фыркает бабуля.
— Ну это что-то вроде… — подбираю слова, чтобы объяснить бабуле на понятном ей языке. — Маскарада. Все должны быть в костюмах.
— И ты выбрала костюм куртизанки? — округляются ее глаза.
— Не преувеличивай, — усмехаюсь я.
У меня не вульгарное платье. Оно белое, длинное в пол, с пышной юбкой и длинными прозрачными рукавами. Открыты только плечи. Но думаю, бабушку смущает кожаный корсет. Тамара Павловна у меня очень консервативная.
— Обычно раньше корсет носили под платьем, скрывая его, — выдает бабуля.
— А теперь носят так, — усмехаюсь я, беру яблоко и сажусь в кресло, расправляя юбку.
— Не поздновато для маскарадов? — посматривает на часы бабуля.
— Лето, народ выплывает на улицу только к вечеру. Не переживай, я не одна. Гоша сейчас заберет меня, лично привезет назад и сдаст тебе в руки, — улыбаюсь.
Бабушка доверяет Гоше. Он внук Сергея Ивановича, профессора университета и старого приятеля бабули. Она полагает, что моя дружба с внуком профессора приведет нас к дверям загса. Но у меня на жизнь другие планы.
— Называй его Георгий, больше уважения к мужчине. Всему тебя учить. Иначе никогда не выйдешь замуж за приличного мужчину.
— Ба, мы знаем друг друга с детского сада. Какой Георгий?
— Я твоего деда всегда называла только Александром. А твоя мать обращалась к отцу на «вы». Это уважение к опекающему мужчине, которое женщине возвращается потом взаимным уважением. Куда катится мир… — качает головой бабуля.
А мое настроение стремительно падает после упоминания мамы.
Смотрю на бабулю, и в воздухе висит так и не озвученный мной вопрос.
Пять лет назад моя мама выпала из окна девятого этажа. Ей был всего сорок один год. Красивая и вполне здоровая женщина. Умственно тоже. Следствие установило, что это было самоубийство. Но я в такие сказки отказываюсь верить. Не могла женщина с утра строить планы на будущее, бронировать билеты на премьеру в театре, записываться к врачу, в салон красоты, приглашать меня на выставку своих работ, а вечером выйти из окна.
Не покидает ощущение, что бабуля тоже в это не верит и знает гораздо больше, чем я. Но задать ей подобный вопрос так и не решаюсь. После смерти мамы бабуля попала в больницу с инфарктом. А потом долго восстанавливалась.
На телефон приходит сообщение от Гоши.
— Ладно, я полетела, — подхожу к бабушке, целую ее в щеку. — Не забудь выпить таблетки.
— Григорию передай, что я жду тебя не позже полуночи, — строго сообщает мне бабушка.
— Обязательно, — усмехаюсь, надеваю в прихожей туфли, беру клатч на цепочке и спешу вниз.
Вечеринка в разгаре. Нет, это не простой шумный клуб с грохочущей музыкой и толпой пьяной публики внутри. Это, как бы сказала моя бабушка, приличное место. Вход строго по приглашению, народу немного, чтобы публике не было тесно. Вечеринка в стиле «кабаре». Мужчины в стильных костюмах или просто белых рубашках, женщины в эстрадных платьях, перьях, бусах. Я немного выбиваюсь из дресс-кода. Ненавижу клонирование и штамповки. Но мне нравится отличаться прической, стилем, вкусами. Нравится привлекать внимание и ловить заинтересованные взгляды.
— Наши уже здесь, — Гоша указывает на столик в отдельной нише, где собрались наши друзья. Парень самовольно подхватывает меня за талию, подсказывая направление.
— Руки! — шлепаю его по ладони. Он быстро убирает руку с моей талии и усмехается.
— Тай, может, уже закроем тему с френдзоной? — играет бровями, когда мы идем к нашему столику. — И двинемся дальше, — останавливает меня за руку.
— Куда дальше? — строю из себя «блондинку», делая вид, что не понимаю.
— В личное, Тая. В интимное, не маленькие же уже, — понижает голос и поправляет мои волосы.
— Гош, мы с тобой в детском саду песок вместе ели, я всех твоих телок в лицо знаю, с интимными подробностями, — усмехаюсь. — И да, вон там сидит Лилечка, которая считает, что ты ее парень.
— Как только ты мне скажешь «да», она перестанет так считать, — играет бровями.
Я не успеваю ему отказать, потому что та самая Лиля замечает нас, машет рукой и уже спешит забрать своего парня. Гоша закатывает глаза, но идет к ней, подхватывая за талию.
Вот и славно.
Компания у нас веселая, выпивки за столом много, музыка джазовая, программа заводная. Через час градус поднимается, все становятся более шумными и слишком веселыми. Я много не пью. Я, в общем, почти никогда не пью, пара коктейлей – максимум. Мне нравится, когда алкоголь расслабляет, а не когда отшибает мозги.
Наша компания разбредается по клубу.
— Всегда поражаюсь, — говорит мне Лиля, игриво толкая в плечо, — ты пьешь наравне со всеми, но не пьянеешь. В чем секрет?
— Такая вот особенность организма, — усмехаюсь я, чокаясь с ней бокалами.
Ага, как же, «особенность организма». Секрет в том, что я не пью.
Пока Лилька уходит потанцевать с Гошей, я иду к бару.
— И снова здравствуйте, — улыбаюсь симпатичному бармену. — Повтори мне мохито.
— Клубничный?
— Ага, — киваю.
— Опять безалкогольный?
— Да, — улыбаюсь.
Вот и весь секрет. Никто не знает, что в моем мохито рома нет. Так проще, чем отмахиваться от большой компании, которая пытается тебя споить. Пьяная я дурная на всю голову, да и похмелье не люблю.
Пока симпатичный бармен мешает мне коктейль, обращаю внимание на мужчину, сидящего рядом со мной за барной стойкой и пьющего виски со льдом.
Образы героев глазами автора. Пишем в комментариях, совпало ли у вас.)))
ТАИСИЯ
.webp)

ГОРДЕЙ
.webp)

Таисия
— Повтори девушке мохито, — просит Гордей, щелкнув пальцами в сторону бармена, но не отрывает от меня взгляда. На его губах ленивая полуулыбка, взгляд на мне задерживается дольше, чем нужно. Он останавливается на моих губах, сжимающих соломинку, скользит вниз по шее, задерживается на корсете и возвращается к глазам. Его палец обводит кромку бокала. — Интересное платье.
— Если это комплимент – спасибо.
— Это не комплимент. Это констатация факта, — наклоняется ближе, древесный запах парфюма и чего-то горького окутывает. — Тебе скучно в компании твоих друзей?
— Откуда ты знаешь, что я пришла с друзьями? — перехожу на «ты», раз он не церемонится.
— Уверен, ползала заметили, как ты вошла, — вздергивает бровь. — Таких ярких, как ты, здесь нет.
Смеюсь, запрокидывая голову.
— Это вечеринка в стиле «кабаре», здесь все яркие, аж слепит.
— Блестки, бусы и перья – всего лишь мишура. Все сливается и меркнет. А вот ты на их фоне… — не договаривает.
— Какой многоуровневый комплимент. Впечатлена, — салютую мужчине бокалом.
— К твоим услугам, — чокается о мой бокал. И снова смотрит на меня. Смотрит так, словно я уже принадлежу ему. Мурашки по коже. Со мной вообще впервые такое. Всего пара фраз, и я плыву. Мне не хочется его отшивать, мне хочется продолжать нашу беседу.
— Ты тоже одет не в тему вечера. Трость, хоть и впечатляет, но не создает образ.
— Трость – это не антураж, а необходимость, — отвечает мужчина.
— А… — запинаюсь. — Извини.
В моей голове просто не укладывается, что этот сильный, статный, широкоплечий, внушительный и харизматичный мужчина может иметь какие-то проблемы со здоровьем.
— За что ты сейчас извинилась? — усмехается.
— Наверное, за бестактность, — пожимаю плечами.
— Это лишнее. Расскажи о себе, — переводит тему.
— Я Таисия. Мне кажется, для мимолетной беседы этого достаточно.
— Мне недостаточно, — снова ухмыляется, но только губами, взгляд серьезный, внимательный. Он вообще не сводит с меня глаз. — Чем занимаешься, Таисия?
— Учусь. Журналистика, — неопределенно кручу пальцами в воздухе. — А ты?
— А я давно все умею, — шутит.
— Прямо-таки все? Настолько самоуверен? — допиваю свой коктейль.
— Мне просто кажется, что я проживаю уже свою сотую жизнь, а все предыдущие не стерлись, — философски изрекает мужчина и отпивает виски. А я замечаю шрам на его ладони. Такой ровный, от указательного пальца до запястья, словно кто-то филигранно провел лезвием четкую линию.
— Тая, все хорошо? — позади меня неожиданно раздается голос Гоши. Он снова опускает руку на мою талию.
— Все отлично, — замечаю, как взгляд Гордея останавливается на ладони парня на моей талии.
— Мы тебя потеряли, — Гоша скашивает взгляд на мужчину. — Пойдем, — тянет меня на себя. — Мы решили двинуться на набережную.
Поднимаюсь со стула. Я собираюсь уйти, но ловлю себя на мысли, что жаль, что наш диалог с Гордеем не зашел до обмена телефонами. Есть что-то притягательное в этом мужчине.
— Вынуждена попрощаться. Спасибо за компанию, — снова шлепаю Гошу по руке, которая по-собственнически прижимает меня к себе. Гоша без слов меня понимает и одергивает руку.
— Было приятно. До свидания, Таисия, — кивает мне мужчина.
Идем с Гошей на выход, где нас ждут друзья. Мне дико хочется обернуться, но я сдерживаюсь. Бывают такие люди, встреча с которыми оставляет впечатление на всю жизнь. Просто разговор, просто взгляды. Но они почему-то запоминаются надолго. Словно осталась недосказанность и гештальт не закрыт.
***
Гордей
Пару дней спустя
Паркую машину возле многоэтажного дома, где проживает Таисия. Выключаю климат-контроль, открываю окно, впуская вечерний, уже прохладный воздух. Теперь можно вести наблюдение за девочкой в открытую. Сейчас мне нужно, чтобы она меня заметила. Прикуриваю сигарету, посматривая на наручные часы. Задерживается. Хотя мне доложили, что двадцать минут назад белобрысый Гоша повез ее домой. Сменил направление? Нет, я бы уже знал. Жду, откидывая голову на спинку сиденья.
Голова раскалывается, любое резкое движение отдается в висках. Я не выспался. Открываю бардачок, достаю баночку с таблетками, высыпаю на ладонь пару штук, закидываю в рот. Жую горькие, вяжущие пилюли. Так быстрее подействует. Подавляю неприятный вкус глубокой затяжкой ментоловой сигареты.
На панели вибрирует телефон. Нажимаю на кнопку, переводя звонок на громкую связь.
— Да, Скорп, — отвечаю, снова откидывая голову на спинку сиденья.
— Как наш проект? — интересуется он.
— Работаем, — выдыхаю дым. — Все по плану.
— Придется ускорить процесс.
— По причине?
— Мне тут шепнули, что Дым заказал новые документы на дочь и загранпаспорт. Нюх у него шакалий. Чует неладное. Если зашевелился, да так, что засветится, выходит, девочка ему дорога. А это значит, что мы не зря ставим на нее ставки.
— Сколько у меня есть времени?
— Пара дней. Не больше.
— Понял. Ускоримся, — сбрасываю звонок.
Закрываю глаза, дышу, чувствуя напряжение в шее и мышцах, оттуда и головная боль. Мне нужно расслабиться. Сжимаю огонек сигареты пальцами, обжигая подушечки, и вышвыриваю окурок в окно. Набираю Лидию.
— Добрый вечер, — томно тянет она.
— Мне нужны твои волшебные массажистки.
— Приезжай, ты же знаешь, я всегда рада тебя видеть.
— Через час буду.
— Жду с нетерпением.
Сбрасываю звонок. Сажусь ровно, осматривая двор.
А вот и белая «Ауди». Закрываю окно, снова включаю климат-контроль. Окна моего внедорожника наглухо тонированы.
Наблюдаю.
«Ауди» паркуется рядом, окна открыты. Таисия там, но не спешит выходить. Парочка о чем-то беседует.
В основном вещает белобрысый, Тая просто слушает, вид скучающий. Иногда она усмехается на его реплики, иногда сводит брови.
Таисия
Если бабуля узнает, что я собралась на свидание с мужчиной, которого видела всего два раза, в общей сложности около часа, и знаю о нем только то, что его зовут Гордей и он ездит на огромном крутом внедорожнике, то ее хватит инфаркт.
Но я наношу на губы блеск, осматривая себя в зеркале, и борюсь со здравым смыслом и нездоровым притяжением к мужчине.
Правильно было бы отказать ему. Вот прямо сейчас, когда на мой телефон пришло сообщение от незнакомого абонента: «Жду тебя внизу. Выходи»; солгать, что занята или заболела, или вообще заявить, что ничего ему не обещала. И это было бы правильно. Нормальный мужчина отреагировал бы адекватно и, если я его зацепила, продолжил бы попытки сближения. Это стало бы своего рода проверкой.
Да и вообще, откуда Гордею известен мои номер и адрес? Настолько заморочился?
Но я совершаю безрассудную глупость. Поправляю бретели платья, беру клатч, целую бабулю в щеку, безбожно лгу, что иду на день рождения подруги, и выхожу из квартиры.
Никогда не верила, что так бывает. Мне казалось, чтобы очароваться мужчиной, нужно намного больше, чем пара фраз и одно прикосновение. А вышло, что я, как глупая школьница, поплыла от мальчика старше. На меня никто и никогда так не смотрел, как он, и никто так со мной не говорил. Простые фразы, но в каждой из них столько подтекста. В его глазах цвета крепкого кофе всегда обещание чего-то запредельного. Возможно, отчасти я фантазирую, и моя бурная фантазия подкидывает мне иллюзию. Он просто мужчина старше меня на десятку и умеет грамотно зачесывать, чтобы уложить молодое тело в кровать. А я, дура, не общалась с такими мужчинами раньше, и мои сверстники еще слишком неопытные.
Прежде чем выйти из поезда, торможу. Сердце разгоняется от волнения, будто это мое первое свидание. И какой-то трепет внутри. Вау, какой интересный спецэффект. Это определенно авантюра. И надо, пока не поздно, подняться наверх и, как хорошая девочка, почистить зубки, лечь в кровать с книжкой, проживая эти эмоции между строк с главными героями, а не в реальности.
Но моя внутренняя плохая девочка открывает дверь и выходит на улицу, где ее уже ждет совершенно незнакомый мужчина, облокотившись на свой внедорожник. Мужчина, который лишь однажды прикоснулся кончиками пальцев к моей спине и вызвал мурашки. И его слегка надменная, самоуверенная улыбка сейчас будит рой бабочек в моем животе.
Он скользит по мне взглядом от кончиков туфель до макушки. Снова смотрит так, словно я принадлежу ему. Не здоровается, даже не кивает. Такой статный, высокий и красивый. По-мужски реально привлекательный. И он это знает.
— Ты опоздала, — голос низкий, обволакивающий.
О боже. Откуда он такой взялся на мою голову? Таких не бывает.
— А я вообще тебе ничего не обещала, — пытаюсь быть дерзкой и не показывать, что поплыла. Это, в конце концов, неприлично – так быстро сдаваться.
— Не обещала, но ты здесь, — его губы растягиваются в ленивой улыбке. Делает несколько шагов ко мне и встает почти вплотную. Легкая хромота совсем его не портит. От мужчины пахнет парфюмом и табаком.
Немного отшатываюсь, когда он вскидывает руку, но замираю, когда его пальцы проводят по моим губам, стирая блеск.
— Не бойся, я тебя не съем, Таисия, если только немного покусаю, — усмехается, растирая блеск с моих губ между пальцев. — Поехали, нас ждет прекрасный вечер, — открывает переднюю пассажирскую дверь внедорожника и помогает расположиться. Обходит машину, садится за руль, а я, кажется, не дышу.
Машина трогается с места, увозя меня от здравого смысла и всего того, что не надо было делать.
В салоне пахнет его парфюмом и кожей, воздух сгущается в замкнутом пространстве. Близость этого мужчины будоражит, а музыка, которую он включает в мультимедийной системе, добавляет драйва и азарта. Я пьянею от скорости развития наших отношений и безрассудно совершаю ошибки.
— Почему ты приняла мое приглашение? — вдруг интересуется Гор.
Действительно, почему? Хороший вопрос.
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Ты настойчивый. А почему ты пригласил меня? — задаю встречный вопрос.
Гор прибавляет скорость, явно нарушая правила, внедорожник рычит, вжимает меня в кресло. Басы рока из колонок синхронизируются с ударами моего сердца. И это так круто. Никогда не ловила подобных эмоций рядом с мужчиной.
— Почему? Захотелось узнать, какова на вкус твоя помада, которая осталась на бокале мохито после того, как ты так быстро покинула меня в клубе, — отвечает он.
Это контрольный в мою пьяную от его близости голову. Настоящий мерзавец. Гордею и правда не надо учиться, он действительно может уже преподавать о том, как кружить голову таким дурам, как я.
Мама дорогая, а что там дальше тогда, если уже так горячо?
Хочется ответить ему что-то колкое или остроумное, но я впервые теряюсь.
Дальше едем молча, потому что мужчина прибавляет звук и музыка все заглушает.
Гордей паркуется у «Молекулы», я знаю это место. Ни разу не была, ибо вход в этот клуб только по специальным приглашениям, и в свободном доступе их нет. Меня ничего не настораживает. Во-первых, я уже попрощалась с мозгами, а, во-вторых, это центр города, а не какая-то там подворотня.
Гордей выходит из машины, я вместе с ним.
— Никогда больше так не делай, — качает головой и подает мне руку.
— Что не делать?
— Не выходи из машины без меня.
— Да ладно, мы не в девятнадцатом веке, — усмехаюсь я, а сама млею от его горячей сильной ладони, которая сжимает мою.
— Дело не во временах, Таисия, — ведет меня ко входу. — Дело в базовых настройках мужчины.
Закатываю глаза.
У входа серьезная охрана, проверяют приглашения. Здоровые амбалы водят по всем входящим досмотровым металлоискателем. Ого, как тут все серьезно.
Но, на мое удивление, нас никто не трогает. Охранники почтительно кивают Гордею и пропускают нас без досмотра и обыска.
Глава 4
Таисия
За моей спиной запирается дверь. Каждый щелчок замка отдается стреляющей болью в голове. Сглатываю, останавливаясь посередине светлой гостиной. Хочется снова впасть в истерику и требовать, чтобы он меня выпустил. Но пистолет в руках Гордея резко отбивает желание истерить. Нельзя злить мужчину с оружием. Нельзя провоцировать психов. Надо делать вид, что играешь по их правилам.
— Проходи на кухню, — совершенно спокойно сообщает мне Гордей, словно минуту назад не вжимал мне в голову пистолет, не заламывал руки, которые сейчас болезненно ноют, и не угрожал прострелить колени. Поразительная смена настроения. От безжалостного зверя до снова уравновешенного мужчины.
Шизофреник?
Это многое объясняет. По телу прокатывается ледяной холод. Страхом сковывает так, что я еле передвигаю ногами.
Он же сейчас все что угодно может со мной сделать. И насилие – не самое страшное.
— Присаживайтесь, Таисия, — кивает мне на высокий стул за стойкой, а сам обходит ее и открывает шкаф.
Настороженно наблюдаю за каждым его движением, сжимая вспотевшие ладони.
Мужчина наливает стакан холодной воды и кидает туда какую-то большую таблетку, которая тут же шипит, растворяясь. Следом высыпает в ладонь еще несколько таблеток и протягивает мне.
Отрицательно кручу головой, распахивая глаза.
— Это просто адсорбенты и обезболивающее. Тебе надо их выпить и поесть. Станет легче. И пей сегодня больше воды.
Теперь понимаю, почему мне отшибло память. Вино было не простое.
А бабуля учила меня ничего не принимать из рук незнакомых взрослых дядек.
Ну я же уже такая взрослая, почти двадцать три года…
Поплыла, очаровалась, как малолетка.
Шикарный мужик, да?
Никогда у тебя таких не было.
Тут не поспоришь, маньяков у меня не было…
Сглатываю. Пить хочется дико, но я не буду ничего принимать из его рук.
— Выпей! — высыпает таблетки на стол. Мотаю головой. — Ну как хочешь. Ловите тогда отходняк. К завтраку тоже не прикоснетесь? — вопросительно выгибает брови. Мотаю головой. — Упрямая, значит, — усмехается. — Предпочитаешь женственно страдать?
— Почему я была голая? — игнорирую его ироничные выпады.
Да, меня сейчас это больше интересует. Что, мать его, он со мной делал, пока я была в отключке?
Наблюдаю, как Гордей варит кофе в турке на плите, сглатывая слюну.
— Кажется, я уже говорил, что платье порвалось. Случайно.
— И трусики тоже случайно испарились? — смотрю мужчине в спину и думаю о том, что в этой кухне в одном из шкафов по-любому есть ножи и мне надо до них добраться. Потому что я все равно буду защищаться до последнего.
— Нет, не случайно. Ты сняла их сама, — спокойно разливает кофе по чашкам.
— Я не могла их снять сама, — не верю ему.
— Но, однако, сняла, — снова усмехается, как будто это забавно. — Сливки, сахар? — предлагает будничным тоном. Молчу, сжимая губы. Он добавляет в свою чашку сливок и двигает вторую ко мне.
— Наша встреча тоже была неслучайной? — хрипло интересуюсь я. Теперь мне все это не кажется забавной авантюрой и подарком судьбы. Потому что так не бывает. Жаль, что я это поняла только сейчас.
Гордей открывает окно, опирается бедрами на подоконник и прикуривает сигарету. Он буднично пьет кофе, аромат которого разносится по комнате, и курит, выпуская дым в окно. А мои ладони потеют. Теперь понимаю, что за мнимым спокойствием и харизматичностью скрывается опасный хищник.
— Нет, наша встреча – не случайность.
— И упала я на тебя тоже не просто так?
В голове четко вспыхивает этот момент. Я не могла тогда споткнуться на ровном месте. Жаль, что все эти подозрения мне приходят в голову, когда уже поздно.
— Не просто так, — выдыхает клубы дыма.
— Кто ты? И что тебе от меня нужно? — решаюсь задать вопрос.
— Лично от тебя мне нужно, чтобы сидела здесь тихо и не создавала себе проблем.
Понятней не становится от слова совсем. Он реально повернутый.
— Ты, Таисия, всего лишь инструмент, точка давления.
— Точка давления на кого? У меня ничего нет.
— Расскажи мне, что ты знаешь про своего отца? — резко меняет тему, стряхивая пепел в окно, продолжает пить кофе.
— У меня нет отца, — сжимаю тяжелую голову руками.
— Есть.
— Ну, у всех есть или был отец, но я своего почти не знаю. Мы никогда не общались.
— Когда ты видела его в последний раз?
— Это важно?
— Да, — голос Гордея спокойный, но пугающе давящий.
— Кому важно?
— Здесь я задаю вопросы, Таисия.
— Я не помню. Давно, в детстве… Когда мне было лет тринадцать. И то мы не общались. Я спросила у мамы, кто этот дядя на ее дне рождения, она сказала, что это мой отец. Все! Злюсь, потому что не понимаю, какое это имеет отношение к происходящему.
— Тем не менее его обеспечение и содержание ты принимаешь.
— Откуда тебе это известно? Кто ты вообще такой?!
Кричу. Головой понимаю, что этого не стоит делать. Но нервы сдают.
— Еще раз повторяю, что вопросы здесь задаю я.
— Да, принимаю. А почему нет? Он сделал меня, бросил мать, не присутствует в моей жизни, так пусть рассчитывается.
— Расчетливо, — ухмыляется. — Вы с ним в этом похожи.
— Что значит похожи? Ты его знаешь?
Губы мужчины расплываются в циничной улыбке.
Ах да, я забыла, что вопросы здесь задает он.
— Можно мне воды?
— Стаканы в шкафу над раковиной, вода в кране фильтрованная. Еда, если вдруг передумала, в холодильнике. Одежда в шкафу, полотенца в ванной.
Гордей оставляет грязную чашку в раковине и выходит из кухни. А я быстро поднимаюсь со стула и иду к раковине. Включаю воду, создавая фоновый шум. И открываю выдвижные ящики кухонного гарнитура. Ножи бросаются в глаза сразу. Здесь целый набор: от маленького для масла до большого. Беру небольшой, засовывая в карман платья. Быстро наливаю себе большой стакан воды и выпиваю почти залпом. Наливаю еще бокал, потому что жажда не проходит. Желудок неприятно сводит.
Таисия
Я пыталась спать, чтобы этот кошмарный сон, наконец, прошел и логически завершился. Кажется, я отлежала все тело до ломоты в костях. Но сон так и не шел.
Попробуйте спокойно уснуть, когда вас похитили и цель похищения неясна. Попробуйте уснуть в одном доме с шизофреником или маньяком. Попробуйте уснуть и расслабиться, когда больше переживаете не за себя, а за близкого человека, который уже обнаружил вашу пропажу.
Мне кажется, за эти часы я пережила все стадии отчаяния.
Непринятие. Отрицание. Мне казалось, что я брежу или сошла с ума, и так не бывает. Это только в голливудских триллерах похищают людей. Я щипала себя и хлестала по щекам, чтобы прийти в сознание. Но в реальность так и не вернулась.
Гнев. Я ужасно злилась. На себя – за то, что повелась на этого подонка, за то, что в моей дурной голове даже не возникла мысль, что что-то идет не так, за то, что поверила в сказку. Злилась на самого Гордея.
Да кто он такой?!
Кем он, мать его, себя возомнил, чтобы распоряжаться моей жизнью?!
От ярости я разбила в ванной флакон с жидким мылом и порезала ступню, наступив на осколок. Но легче мне не стало.
Торг. Я пыталась успокоиться и понять, что делать дальше. Как себя вести с Гордеем? Что говорить и как мне отсюда выбраться.
Депрессией накрыло уже после обеда. Я легла в кровать, накрылась с головой и решила, что не сдвинусь с этого места. Полная пустота и отчаяние. Удалось немного задремать, но меня разбудил какой-то шум за окном.
Быстро встаю с кровати, на цыпочках крадусь к окну, словно за мной наблюдают. Отодвигаю край тяжелой шторы, выглядывая. На территорию въехал внедорожник, из которого выходят два мужика. Один – небольшого роста, но коренастый и лысый. Второй – высокий и здоровый, как боров, с густой бородой. Они разговаривают с Гордеем, ржут, как кони, и курят сигареты. Лысый крутит в руках брелок от машины и поднимает глаза наверх. Быстро задергиваю штору, словно он меня видит.
Сглатываю. Оказалось, находиться наедине с одним подонком – не так страшно, как с тремя.
Сердце начинает биться так, словно у меня приступ. По спине снова прокатываются капельки холодного пота. Посматриваю на настенные часы – уже половина седьмого.
И теперь мне жутко страшно спускаться к ужину.
Что этот подонок имел в виду, когда сказал, что если я порадую его, то он порадует меня? Жутко представить.
Снова подхожу к окну, выглядываю из-за шторы. Внедорожник так и стоит на месте. А мужчин уже нет. И это значит, что они в доме.
Подхожу к двери, пытаясь понять, запирается ли она. И нет, меня это не спасет, но паника диктует закрыться. А замка на двери нет. Оглядываюсь, натыкаюсь глазами на кресло. От страха подхожу к массивному креслу и с усилием двигаю его по паркетному полу к двери, подпирая ее. Это меня тоже не спасет от трех мужиков, но хотя бы даст время, чтобы выпрыгнуть из окна. Понимаю, что это сумасшедшая идея. Я не разобьюсь насмерть, спрыгнув с окна, но могу покалечиться. А даже если нет, то далеко не убегу. Забираюсь на кровать, забиваясь в угол, как загнанная мышь, и гипнотизирую взглядом дверь, прислушиваясь к тишине.
Посматриваю на часы. Уже семь. Дышу глубже, пытаясь справиться с паникой. Снова вскакиваю с кровати и подхожу к окну. Машина на месте, мужчин нет. Значит, до сих пор в доме.
Я должна была привести себя в порядок, надеть платье и спуститься вниз для утехи этим отморозкам?
Они меня там ждут?
Сглатываю.
Снова посматриваю на часы – семь десять. Дышу через раз, прислушиваюсь.
Шаги. И они приближаются.
Вздрагиваю от стука в дверь.
Смотри какой вежливый. Стучит.
Ручка двери дергается и натыкается на препятствие в виде кресла.
Вскакиваю с кровати. Открываю окно настежь. Высоты я не боюсь. Боюсь прыгать с высоты. Мне кажется, я уже сошла с ума, раз думаю об этом.
— Таисия! — раздается голос Городея. Не отвечаю. Дверь дергается, немного двигая кресло, выглядываю в распахнутое окно – внедорожник там, мужчин нет. Значит, они рядом. — Тая, открой! — требует он.
Смотрю вниз. Не так уж высоко. Сажусь на подоконник, свесив ноги вниз. Если правильно сгруппироваться, то ничего критичного не случится. Внизу просто трава. Она мягкая.
— Таисия! — грохот выдвигающегося кресла. Зажмуриваюсь…
Но не прыгаю, не решаюсь.
Жалкая трусиха, так и сижу с зажмуренными глазами, грохочущим в висках сердцем, стискивая края подоконника.
— Куда собралась, детка? — сильные руки обхватывают мою талию и крепко сжимают, но не стаскивают с подоконника. — Ну кто же так убивается? — усмехается мне в ухо. А я содрогаюсь от его цинизма. — Ты же так не убьешься. Максимум – сломаешь ногу, и уже тогда точно не убежишь от меня, — шепчет на ухо. Мужские ладони сжимают мою талию сильнее, прижимая к груди. Он душит меня своим терпким парфюмом. А я сижу в ступоре, с закрытыми глазами. Понимаю, что это было очень глупо. Но паника и страх делают свое дело. — Что случилось? Чего ты так испугалась?
Молчу. Ком в горле душит.
Гордей все-таки дергает меня к себе, снимая с подоконника, ставит на ноги и разворачивает лицом.
— Что такое? Ты же была такая смелая? — вкрадчиво спрашивает он, цепляя пальцами мой подбородок. — Чего ты испугалась, детка?
— Я не буду развлекать твоих гостей! — отвечаю, дергая подбородком. Пусть не трогают меня.
— Каких гостей? Я никого не приглашал. Что ты тут себе нафантазировала?
— Не надо… — снова дергаю подбородком, но мужские пальцы сжимаются сильнее, вынуждая меня смотреть в глаза цвета крепкого кофе. Ненавижу эспрессо. Он горький, вяжущий и заставляет сердце перекачивать кровь в два раза быстрее. — Я видела мужчин.
А Гордей надменно усмехается, качая головой.
— И что, по-твоему, должно произойти? Мы разделим тебя на троих? Одновременно? Или по кругу пустим? Ну подскажи мне, насколько извращенная у тебя фантазия? — издевается надо мной. Молчу, сжимая губы. — Это всего лишь охрана, детка. Не будешь бегать – вообще с ними не познакомишься.
Таисия
Надеваю чертово платье, смотря на себя в зеркальную дверцу шкафа. Если быть объективной, то платье мне нравится. Но я от злости и отчаяния с удовольствием разорвала бы его сейчас на лоскуты. Самое пугающее то, что шкаф полон новой женской одежды моего размера, в ванной женские шампуни, гели и даже кремы. И не просто «ромашковое поле», а реально брендовая хорошая косметика. То есть мое похищение не спонтанно, оно готовилось. Но я ума не приложу, для чего нужна этому психу. Хотел бы просто изнасиловать, уже давно сделал бы свое грязное дело.
Расчесываю в ванной волосы, а потом взъерошиваю их, наводя художественный беспорядок. Нет у меня теперь задачи понравиться этому гаду.
Выдох-выдох, выхожу из комнаты. Перила с обзором на гостиную – хорошая идея. Сразу видно, что тебя ждет внизу.
А внизу меня ждет накрытый стол на двоих, где полно еды. Сглатываю слюну. Я не ела уже больше суток.
Гордей стоит возле окна, тихо разговаривая по телефону. Других мужчин не замечаю. Их и правда нет в доме.
Медленно спускаюсь, на последних ступеньках иду уже на цыпочках, не дыша, прислушиваясь к разговору Гордея по телефону, пытаясь хоть что-то расслышать. Но нет, он чувствует мое появление и скидывает звонок, оборачиваясь, пряча телефон в кармане джинсов. Замираю на последней ступеньке, потому что мужчина подходит ко мне и протягивает руку. Не спешу вкладывать свою ладонь в его.
— К чему эта притворная галантность?
— Я обещал тебе звонок за хорошее поведение, Тая, — напоминает он. — На твое выступление на окне я закрою глаза. Но дальше все зависит от тебя. Будешь сопротивляться во вред себе или все-таки примешь правила игры?
Ладно. Киваю и вкладываю свою ладонь в его.
Гордей сжимает мою руку и тянет к столу.
И вот мы играем в «романтическое свидание».
Он отодвигает для меня стул, а я сажусь, осматривая стол. Здесь салат из манго, рукколы и креветок, аппетитный ростбиф, уже порезанный на аккуратные ломтики, жареная спаржа, молодой картофель с зеленью и какой-то белый соус рядом. Я почти давлюсь слюной от вида и аромата еды. Сглатываю, поднимая глаза на Гордея, который не садится, а разливает красное вино в наши бокалы.
— Я не буду пить, — отрицательно мотаю головой, когда он протягивает мне бокал.
— Не бойся, в этом вине ничего нет, кроме вина, которое поможет тебе расслабиться.
— А что было в том вине, которым ты опоил меня в клубе?
— Ничего опасного, что могло навредить твоему здоровью, — усмехается Гордей и садится за стол напротив меня.
— Ясно, — накрываю ладонью вилку и сжимаю ее. Он опять надел маску обаятельного мужчины, но я уже не куплюсь.
— Если ты хочешь воткнуть в меня эту вилку, то предупреждаю сразу: не получится, — с усмешкой качает головой. — Давай ты не будешь портить себе вечер.
Нет, смотрите какой самоуверенный. Считает себя бессмертным? Стреляю в него глазами, но растягиваю губы в фальшивой улыбке.
Беру вилку и накладываю себе в тарелку салат.
Пробую. Вкусно. Очень. Несмотря на то, что я в плену, аппетит от стресса зверский. Я жую салат, а Гордей расслаблено наблюдает за мной, отпивая вина. Еда явно из ресторана. Никогда не поверю, что он весь день готовил.
— Тебе идет это платье, — произносит он, указывая на меня бокалом.
— Да? А мне не нравится, — назло ему отвечаю я. — У того, кто его выбирал, плохой вкус, — язвлю, отправляя очередную вилку салата в рот. — А ты всегда романтизируешь насилие? — выгибаю брови.
А он смеется, откидываясь на спинку стула.
— Ты сама согласилась на свидание со мной, сама села в мою машину, сама приняла из моих рук бокал вина и сама его выпила. Поверь, насилие с моей стороны еще не начиналось.
Сглатываю. Отпиваю глоток воды, запивая салат, который становится комом в горле.
— Но я не соглашалась на похищение и удерживание меня в этой комфортабельной тюрьме.
— Не соглашалась… — выдыхает. — Ты просто путаешь понятия насилия и киднэппинга. В мои планы не входит причинить тебе вред, если ты сама не напросишься.
— Насколько мне известно, киднэппинг – это похищение с целью выкупа? А у меня ничего нет.
— Лично от тебя мне ничего не нужно, кроме твоего хорошего поведения.
Замираю, когда Гордей встает из-за стола, подходит ко мне и встает позади, упираясь руками в спинку стула.
— А от кого нужно? — дышу через раз, вдыхая запах его парфюма и табака.
— От твоего отца, Тая, — подонок наклоняется и шумно вдыхает запах моих волос.
Зачем он вообще меня касается? Обольщать меня уже не нужно. Цель достигнута.
— Я не знаю своего отца. Нас ничего не связывает. Я ему не нужна, ты просчитался, — нервно усмехаюсь и напрягаюсь, когда его пальцы начинают вырисовывать узоры по моей спине.
— Ошибаешься, Тая, — выдыхает мне в ухо.
Мы разговариваем о серьезных вещах, а он превращает это все в секс.
Секс, который мне в данный момент не нужен. Но я сижу смирно, как хорошая девочка, потому что очень хочу позвонить бабуле. Сутки прошли, она, наверное, уже с ума сошла.
— Если бы ты не была ему нужна, он не обеспечивал бы и не следил бы за тобой.
— А он следил за мной? — недоумеваю я.
— До определенного момента – да.
— Кто мой отец? Что вам от него нужно?
— Дмитрий Дымов. Та еще мразь, которая убила множество людей и доставила нам, мягко говоря, неприятности.
Его пальцы скользят по моей спине, оставляя ожоги через тонкую ткань платья.
— Дмитрий Дымов… — пробую это имя на вкус и ничего не испытываю. Нельзя питать чувства к человеку, которого не знаешь, даже если он твой отец. — И вот ты решил использовать меня ради счетов с человеком, которого я не знаю… — выдыхаю, веду плечами, пытаясь стряхнуть с себя его прикосновения. — Ты не псих… Ты… — глотаю слова. — Это мерзко – использовать меня.
— Жизнь несправедлива, Тая… — иронично усмехается.
Гордей
Страх и боль – лучшие способы управления людьми. К сожалению, в наше время не придумали ничего более гуманного.
Моя цель – не запугать эту девочку или сломить ее. Страх должен держать ее в напряжении, чтобы она не наделала глупостей и не разрушила мои планы. Все просто: если дать женщине волю, то она сядет на шею. Но если держать ее на коротком поводке и показать, что будет, если откажется играть по правилам, то она станет более управляемой.
Страх – это тонкий инструмент, требующий точности ювелира. Им не ломают, а манипулируют. Страх напоминает женщине, что она жива, пока я дозволяю.
Главное – не позволять жертве думать, что страх безоснователен. Пусть боится собственного воображения.
Но даже страх требует надежды. Иначе он перестает быть оружием, и нить управления обрывается.
Паркую машину на стоянке салона «Черная орхидея». Разминаю затекшую шею, пытаясь избавиться от напряжения и ноющей боли в затылке. Физически я относительно здоров, если не считать моего небольшого изъяна в виде хромоты, которую уже никак не исправить. Нерв задет и не подлежит восстановлению. Это мое пожизненное напоминание о Дыме.
Еще одно напоминание, не самое страшное и болезненное.
Напряжение и головные боли – последствия моего образа жизни. И я избавляюсь от них, как умею.
Нажимаю кнопку звонка. Перезвон, поднимаю голову на камеру над дверью. Щелчок магнитного замка. Дверь открывается, прохожу внутрь небольшого холла, в котором всегда пахнет сандалом и бергамотом.
— Добрый вечер, — тихо здоровается со мной Милена, на самом деле это не ее настоящее имя. Здесь не принято раскрывать личности. У Лидии все конфиденциально. Окидываю взглядом девушку. Она, как всегда, в «униформе», которая состоит из кожаных ремней, оплетающих ее тело, совершенно не скрывая интимные детали. Киваю ей.
— Лидия у себя?
— Да, конечно, она вас ожидает, — улыбается Милена и провожает меня. На самом деле сопровождение мне не нужно, я знаю этот элитный притон до мелочей, но Лидия фанатка антуража и ритуалов. От того ее бизнес процветает уже не один год.
Милена идет впереди, я за ней, любуясь ее упругим задом, который я не раз натягивал.
Мы проходим по коридору мимо комнат. Девушка открывает для меня черную матовую стеклянную дверь и пропускает вперед «в святую святых» Лидии.
Прохожу. Дверь за мной беззвучно закрывается. Здесь ничего нового. Комната – кокон из полумрака, где воздух пропитан ароматом миндального масла. Стены обтянуты черным бархатом, поглощающим звуки. На большом постаменте находится ложе, а балдахин с тяжелыми складками ткани отбрасывает узорчатые тени, словно паутина. Мраморный черный пол с серебряными узорами. В утопленном на небольшом возвышении массивном джакузи уже бурлит теплая вода, растворяя кристаллы соли.
В углу «игровая»: кожаная кушетка с ремнями из мягкой замши, блеск хромированных цепей на стене и аккуратно свернутые плети с рукоятями из слоновой кости. Потолок зеркальный, чтобы «жертва» видела себя со всех сторон: беспомощной, прекрасной, застигнутой врасплох собственным отражением.
Лидия стоит возле ниши со стеклянными полками, перебирая флаконы с маслами, где смешаны афродизиаки и миорелаксанты.
Скольжу взглядом по ее огненно-рыжим волосам, собранным в тугой высокий конский хвост, тонкой белой шее, ровной спине, лопаткам, бедрам, прикрытым прозрачным черным пеньюаром, под которым вместо белья тоже кожаные ремни, подчеркивающие грудь, оплетающие бедра и стройные ноги.
Кидаю рубашку в кресло, делая глубокий вздох.
Это не комната. Это сцена, где боль переливается в наслаждение, а контроль маскируется под заботу. Но, как бы парадоксально это ни звучало, только здесь я по-настоящему расслабляюсь.
С определенного времени, уже несколько лет как мои вкусы в сексе кардинально поменялись. Настоящего и эмоционально обнаженного себя я отдавал только одной женщине. К сожалению, ее уже давно нет на этом свете. То, что во мне родилось после ее смерти, я иногда побаиваюсь сам.
— Привет, — оборачивается ко мне Лидия. Ее голос всегда спокойный и томный. Бархатный, тягучий, обманчиво ласковый. На самом же деле Лидия очень жесткая женщина, но она умеет причинять зверскую боль нежно.
Киваю.
— Кого пригласить? Офелию? Диану? Есть новенькая – такая лапочка, советую, тебе понравится. Она в твоем вкусе, — мягко улыбается она.
— Позже, сначала массаж. Голова раскалывается. И поговорим.
— Это все оттого, что ты никак не хочешь принять реальность и пытаешься с ней бороться. Только приняв боль, можно от нее освободиться.
— Оставь психологию и философию для своих гостей, — ухмыляюсь, снимая джинсы вместе с боксерами, и, опускаясь в джакузи, откидываю голову на специальную мягкую подушку. Выдыхаю, прикрывая глаза и пытаясь расслабиться.
Вода в джакузи обволакивает кожу теплом. Пузырьки цепляются за рваные шрамы на моих бедрах. Лидия скидывает свой прозрачный пеньюар, обходит джакузи и садится позади меня на бортик. Скользит пальцами по моим плечам – движения плавные, но профессиональные. Она обучалась этому у мировых мастеров. Ее прикосновения всегда двойные: ладонь дарит тепло, а кончики пальцев впиваются в мышцы, выискивая болевые точки.
— Расслабься, — ее губы почти касаются моего уха. — Ты же знаешь, сопротивление только усиливает боль.
Она льет на мои плечи черное густое масло, пахнущее гвоздикой, растирая его по спине. Каждое движение – игра на моих нервах. Точечные нажатия под лопатки продавливают болевые точки. Ее массаж не имеет ничего общего с релаксом. Но он реально помогает.
— Твои мышцы, как каменные узлы, — шепчет она, вдавливая костяшки в мою напряженную шею. — Каждый узел – не принятое решение, не прожитая боль.
Стискиваю зубы, чувствуя под кожей обжигающую боль. И хрипло выдыхаю, когда ее пальцы снова становятся ласковыми. Лидия тихо смеется, скользя руками ниже. Ее ногти рисуют красные дорожки вдоль позвоночника, но боль приятно растворяется в теплой воде.
Таисия
Наблюдаю в окно своей комнаты за моими конвоирами. В голове отчего-то крутится песня, от которой у моей бабушки случился бы культурный шок: «Хоп, мусорок, не шей мне срок. Машинка Зингера иголочку сломала».
Я не любительница такой музыки и, кроме этой фразы, ничего не знаю. Но от стресса в моей голове крутится именно эта песня. Медленно, но верно схожу с ума. Я, по сути, заключенная без суда и следствия. Моя вина лишь в том, что меня зачал человек, который каким-то образом перешел дорогу Гордею. Я не имею к отцу никакого отношения, но никого это не волнует. Совершенно не знаю своего отца, но если раньше я была к нему безразлична, то теперь начинаю ненавидеть.
Это плата за то, что долгие годы принимала от него помощь?
Гордея нет уже вторые сутки. Мои конвоиры никак не контактируют со мной. По большей части они проводят время на дворе – вот как сейчас, вальяжно расположившись в плетеных уличных креслах, и ржут, как кони, что-то смотря на планшете. В дом заходят ближе к ночи или для того, чтобы перекусить, ко мне наверх не поднимаются. И это радует.
Сегодня утром лысый забыл на кухонной стойке ключи от внедорожника. Я их нашла, когда спускалась за кофе. Они в кармане белого кардигана тонкой вязки, который в данный момент на мне. Всю ночь лил дождь. В доме прохладно.
Сжимаю ключи от машины в кулак, наблюдая за мужчинами. И, похоже, они до сих пор не обнаружили пропажу.
Задергиваю штору, прохожусь по спальне, стены которой мне ненавистны. В доме нет ни телевизора, ни книг, ни даже радио. Полная звенящая тишина. Раньше не подозревала, что от тишины может болеть голова.
Думаю. Ключи в моем кармане – это шанс, и я должна им воспользоваться. Но как, не знаю. Я не пройду мимо этих амбалов незамеченной. Да и ворота наглухо закрыты. Жаль, у меня нет телефона и доступа в интернет, чтобы выяснить, реально ли мощным джипом вынести железные ворота. Можно дождаться ночи, когда мои конвоиры уснут, и рискнуть. Но на ночь они запирают в доме двери, я проверяла. А с ноги, как в триллере, я дверь не вынесу. Да и до ночи может вернуться Гордей, а тогда отсутствие ключей точно заметят. Получается, у меня один-единственный шанс именно сейчас.
Снова выглядываю в окно. Мужчины не сдвигались с места. Нужно их отвлечь минут на пять – этого хватит, чтобы добежать до внедорожника, сдать назад и въехать в чёртовы ворота. Возможно, с первого раза я их не вынесу и мне понадобится больше времени…
Я не буду ничьим инструментом и пленницей. Я выберусь отсюда и засажу этого подонка.
За окном снова начинается дождь, огромные капли стучат по крышам. Мужики уходят на веранду под навес, в дом не заходят.
Закусываю губы, это мой шанс. Другого может и не быть. Я еще ничего не совершила, но тело уже окатывает адреналином. Кидает в жар, лицо горит, сердце отбивает грудную клетку.
Спускаюсь вниз, сжимая в кармане ключи. Тихо прохожу на кухню, открываю шкаф под раковиной, рассматривая пластиковые трубы. Сглатываю, беру полотенце, наматываю на тонкую трубу и дергаю со всей силы, еще и еще, пока она ни вырывается и из нее ни начинает хлестать вода в разные стороны, моментально заливая пол. Медленно выхожу в гостиную и сажусь на диван. Жду десять минут. Снова встаю и иду в сторону кухни, отступаю на пороге, потому что вода уже залила весь пол на кухне и подбирается к гостиной.
— Ой! — наигранно громко вскрикиваю я. Реакции нет. Дождь зарядил сильнее, заглушая все звуки. Ладно. Быстро иду к выходу, выглядываю на веранду.
Прокашливаюсь, привлекаю к себе внимание. Лысый резко оборачивается, скользя по мне шакальим взглядом.
— Там всю кухню затопило, — сообщаю я, пытаясь не дышать так часто.
— В каком смысле затопило? — выгибает он бровь, оскалившись на меня.
— Да откуда я знаю… — стараюсь казаться как можно безразличнее, — Там полная кухня воды.
Разворачиваюсь и ухожу назад в гостиную.
Лысый заходит в дом, кидая на меня беглый подозрительный взгляд, направляется на кухню. А бородатый так и остается на улице.
Плохо, закусываю губы.
— Еб*ный рот! — ругается лысый. — Серый! — зовет своего напарника, гремя дверцей шкафа, откуда я вырвала трубу. Бородатый залетает, не замечая меня. Медленно, на ватных ногах направляюсь в сторону выхода. — Перекрывай воду, бля! — рычит лысый, и я падаю в кресло, словно тут сидела и ничего не надумала, потому что бородатый несется в ванную.
Вот он, мой шанс, другого не будет.
Подрываюсь с места и на адреналине, спотыкаясь, бегу к выходу. Не оглядываюсь, включая инстинкт самосохранения.
Выскальзываю на веранду, бегу по лужам, ноги утопают в мокрой траве. Ветер бьет в лицо, дождь тут же пропитывает кардиган.
Джип всего в двадцати шагах, но каждый из них – словно по минному полю. Поскальзываюсь, но, слава богу, не падаю. Я не имею права на ошибку. За спиной раздается хриплый рык одного из мужчин:
— Куда, сука?!
Не оборачиваюсь, не реагирую. Дёргаю дверь внедорожника. Время идёт на секунды, потому что лысый несётся за мной с матом. Влетаю за руль, тут же блокируя двери. Пытаюсь вставить ключ в зажигание, не попадая с первого раза. Зажмурившись, вскрикиваю, ибо лысый дёргает дверь и ударяет кулаком в стекло. Не обращаю внимания, потому что он меня не видит. Джип бронированный в хлам.
Зажигание наконец поддаётся. Жму на газ.
Внедорожник вздрагивает от первого удара о ворота. Меня кидает вперёд и резко назад. Смотрю в зеркало заднего вида. Лысый вытаскивает пистолет и целится. Сдаю назад, хлопок выстрела куда-то в колёса. Всё равно. Снова рывок вперёд на полной мощности.
Металлический скрежет режет слух, искры летят. Ещё удар. Снова сдаю назад, почти давя бородатого амбала, который успевает отскочить. Внедорожник наклоняется немного вправо из-за простреленного колеса. Но назад мне дороги уже нет. Иначе они расстреляют не машину, а меня. Снова рывок вперёд под рёв мощного мотора. Железо падает, и я мчусь на призрачную свободу, давя педаль в пол. Истерично смеюсь на нервах, а глаза отчего-то застилают слёзы, от которых плывёт дорога.
Таисия
Из всей ситуации я уяснила только одно. Этот подонок не бросает слов на ветер. Он не сыплет пустыми угрозами для устрашения. Гордей обещал мне подвал за «плохое» поведение. И вот я в подвале. А следующим пунктом, если до меня все-таки не дойдет, обещали прострелить колени. И теперь я верю, что так и будет.
Это реально подвал. С бетонными стенами и таким же полом. Света здесь нет и никогда не было. Но есть под потолком маленькое окошечко с железными решетками, через которое проникает тусклый дневной свет. Сейчас пасмурно, и света здесь мало. В подвале ничего нет, кроме старого пыльного кресла.
И все.
Все…
Просто стены, бетон и пыль, от которой я чихаю каждую минуту. Радует только одно – подвал сухой. Сырости здесь нет. Но и тепла тоже. Меня трясет от мокрой одежды, пропитанной дождем, боли в переносице и отчасти от отпустившего адреналина. Я надеюсь, что не сломала нос, а просто ушибла, а еще надеюсь не заболеть. Иммунитет у меня хороший, но, как говорила моя бабушка, он прекращает бороться на стрессе.
Теперь мой дерзкий побег кажется безумием чистой воды.
Кем я себя возомнила?
Бабой-боевиком? Ларой Крофт? Женщиной-кошкой?
Как я вообще могла подумать, что смогу так просто убежать?
Теперь, когда я свернулась на грязном кресле, пытаясь согреться, накрывает ужасом оттого, что меня могли пристрелить отморозки, когда стреляли по машине, или я запросто могла разбиться, когда гнала на полной скорости на побитой машине по мокрой дороге.
Пыль въедается в горло, смешиваясь с привкусом крови. Сжимаю колени, пытаясь отвлечься и ничего не чувствовать. Но тело предательски дрожит.
Боль в переносице начинает отдавать в голову. Я всего лишь пару часов в подвале. А кажется, уже вечность. Хочется в туалет, но здесь нет даже ведра. И я терплю. Даже заплакать не могу, хотя очень хочется. Глаза щиплет, но слез нет.
Сквозь решетку пробивается серый свет. Ловлю его щекой, как когда-то в детстве ловила солнечные зайчики. «Мама, смотри, я поймала целое лето!»
Теперь этот луч – единственный свидетель, что где-то там еще существует время, что часы идут, даже когда для тебя они остановились.
Хрипло смеюсь, царапая горло. Полчаса иллюзии, что смогу переиграть судьбу. Жалкая идиотка.
Вжимаюсь в облезлую обивку бархатного кресла, представляя, как трещины на стенах медленно ползут ко мне. И вот-вот сомкнутся.
Так проходит около…
Я даже не знаю сколько, счет времени потерян. Но серый тусклый свет за окном меркнет, погружая во тьму. И тут мне становится по-настоящему жутко. Я ничего не вижу, совершенно, даже своих рук. Только чувствую холод, несмотря на то, что одежда на мне почти высохла.
Не прекращает трясти, головная боль становится невыносимой. И одновременно с этим накрывает слабостью. Кажется, даже если сейчас двери распахнутся и мне разрешат убежать, я не смогу этого сделать. Кажется, еще немного, и я отключусь. И это пугает еще больше. Никто не поможет, никто даже не узнает, что мне плохо.
Закрываю глаза, чтобы не смотреть в кромешную тьму. Пытаюсь дышать глубоко и ровно, чтобы хоть как-то себе помочь. Опускаю руки на подлокотники, а ноги – вниз, пытаясь заставить свой организм расслабиться и не трястись, как припадочная. В какой-то момент у меня даже это выходит.
— Ааа! — выкрикиваю с визгом, тут же вскакивая ногами на кресло. Я четко почувствовала, как на мою ногу кто-то прыгнул. И хорошо, если это просто мышка, но у страха глаза велики, и в моей голове это огромная серая облезлая крыса.
Замираю, прислушиваясь. Шорох… Оно совсем рядом. Что ей стоит забраться ко мне в кресло. Я даже убежать от нее не могу.
— Ой, мамочки! — кричу во все горло. И снова прислушиваюсь. Она здесь. Совсем рядом. — Пошла вон, тварь! — воплю во все горло, пытаясь ее напугать. Хотя я даже не вижу, кто это.
Замираю, когда раздается щелчок замка, и тут же зажмуриваюсь. Меня слепит яркий свет фонаря.
— Что случилось? — раздается холодный голос Гордея.
— Здесь… — глотаю воздух. — Здесь огромная крыса!
Открываю глаза, потому что он направляет свет на пол.
— Здесь никого нет.
— Есть, она была здесь! Она прыгнула на меня! — в истерике произношу я.
— Ты не побоялась спереть у охранников ключи, вырвать трубы под их носом, угнать внедорожник, вынести ворота под пулями, мчаться на мокрой трассе с простреленными колесами. Но испугалась мышку? — иронично усмехается, издеваясь надо мной.
— Это не мышка, а огромная крыса! — и вот тут меня прорывает, слезы брызжут из глаз, всхлипываю, захлебываюсь слезами. Он же сейчас посмеется надо мной и опять запрет в темном холодном подвале с крысой. Гордей снова направляет на меня фонарь, и я закрываю лицо руками, продолжая рыдать от беспомощности. Инстинктивно отступаю назад, почти падая с кресла, когда подонок подходит ко мне вплотную.
— Дай руку, — просит он. Не реагирую, продолжая беззвучно рыдать в ладоши. — Тая, у тебя есть несколько секунд, чтобы принять мое предложение или остаться здесь на ночь, — безэмоционально заявляет он.
Вкладываю свою холодную, мокрую от слез ладонь в его. Потому что я не выдержу в этом подвале ночь.
Гордей помогает мне спуститься и ведет на выход. Меня шатает на ступеньках, спотыкаюсь на бетоне, но сильная мужская рука ловит меня, подхватывая под талию.
Хочется скинуть с себя лживые руки, но я этого не делаю, иначе рухну. Снова накрывает такой слабостью, что я еле передвигаю ногами.
От холодного и сырого ночного воздуха начинает кружиться голова.
От мужчины пахнет парфюмом, теплом и сигаретами, а от меня – сыростью, пылью и страхом.
Он заводит меня в дом, который сразу окутывает теплом. Становится легче, но трясти не прекращает. Гордей тянет меня наверх, но я торможу что есть силы.
— Остались силы на сопротивление? Хочешь вернуться в подвал? — иронично выгибает брови. Мне даже не хочется послать его на хрен, потому что мой мочевой пузырь не выдерживает.
Таисия
Пробуждение дается тяжело. Кое-как разлепляю глаза и морщусь от слишком яркого солнца, врывающегося в окно. Впервые не радуюсь хорошей погоде. Лучше бы целый день был мрак, как вчера. Пытаюсь перевернуться и стону от ломоты в костях. Состояние болезненное. Те же слабость, головная боль, плюс боль в мышцах, словно я вчера весь день разгружала вагоны. В горле сухость. Очень хочется горячего чая с медом и лимоном и каких-нибудь таблеток, чтобы не чувствовать себя так хреново.
Надо встать и пойти в туалет, умыться, чтобы хоть немного прийти в норму. Сил нет, но я заставляю себя спустить ноги с кровати и встать. От резкого подъема кружится голова. Прикрываю глаза, пытаясь удержать равновесие. Медленно бреду в ванную.
Вода спущена после моих вчерашних процедур, и одежды, которую я кинула на пол, тоже нет. Ммм, этот подонок еще и фея чистоты. Заглядываю в зеркало – волосы торчат в разные стороны. На них теперь надо вылить литр бальзама, чтобы привести в божеский вид. Но «прекрасное» в моем образе – это опухшее лицо. Синяков, слава богу, нет, но темные круги и отеки во всей красе. Выгляжу как алкашка. Красота. Но мне даже нравится мой внешний вид. Пусть этот подонок ужаснется и больше не касается меня.
Присматриваюсь, замечая, что моя многострадальная переносица блестит. Провожу по ней пальцами и понимаю, что это мазь. Мало того, что Гордей замечательная уборщица, он еще и медсестра. Позаботился. Это так смешно на фоне того, что он со мной сделал. Я бы посмеялась от души, но сил нет и на это.
Умываюсь холодной водой, но легче не становится. С трудом расчесываю свои волосы, в данный момент похожие на потрепанную мочалку, выдирая пару клочков. Возвращаюсь назад, падаю в кровать, кутаясь в одеяло. Прикрываю глаза. Сон не идет, но и бодрствовать тоже не хочется. Мне то жарко, и я скидываю одеяло, то холодно так, что трясет, и я заворачиваюсь в одеяло, словно в кокон.
Распахиваю глаза, когда дверь в мою комнату открывается.
Наблюдаю за тем, как Гордей входит в спальню. Такой весь бодрый, свежий, лощеный, в белой футболке с длинными закатанными рукавами, со своей навороченной тростью. Обычно внешние дефекты портят впечатление, а этому гаду даже идет. Такой весь харизматичный, аж тошно. Прикрываю глаза, чтобы не смотреть на него.
— Как ты себя чувствуешь?
— Так же хреново, как и выгляжу, — огрызаюсь.
— Что-нибудь хочешь? Завтрак?
— Домой хочу.
Я много чего хочу: горячий чай с медом, бульон с гренками, таблеточек, чтобы начать чувствовать себя человеком. И от телевизора не отказалась бы, чтобы, пока действуют таблетки, лениво в него залипать. В общем, стандартный набор, чтобы пережить болезнь. Но свои желания я не озвучиваю.
— Назло мамке отморожу уши? — иронично произносит он.
Молчу, не открывая глаза. Слышу, как трость стучит по полу, приближаясь к кровати. Чувствую его взгляд. Пусть смотрит на «красоту», мне не жалко.
— Я ценю в тебе строптивость, характер, желание казаться сильной и непокорной. Но ты забыла, что сила женщины в слабости и умении манипулировать. Женщина, притворяющаяся хрустальной вазой, всегда становится урной для пепла мужского тщеславия. Ее слабость – совершенная броня, ибо никто не атакует то, что считает уже завоеванным.
— Ммм, а ты поэт, — иронично усмехаюсь.
— Это не я. Это Бальзак, Таисия. Все придумано до нас. Пользуйся своей слабостью, чтобы стать сильнее. Как мне с тобой воевать, если ты слаба? — усмехается.
Смотри, какой мудак. Но он прав. Что это я, умирать здесь собралась? Нет, мне надо выжить, чтобы потом засадить этого подонка.
— Окей. Тогда я, по-моему, заболела. Мне бы градусник, таблеточек, горячего чая с медом и лимоном. Идеально – с малиной. Домашней лапши с гренками и телевизор, — озвучиваю свои желания.
— Свобода, дарованная женщине, превращается в диктатуру, — снова усмехается.
— Тоже Бальзак? — прищуриваюсь я.
— Ницше, — разворачивается, уходит.
Смотри, какой начитанный. Жаль, мудак.
Снова прикрываю глаза.
Гордей возвращается через десять минут, занося на подносе кружку с чем-то горячим, градусник и пару блистеров с таблетками.
— Чай пока только с сахаром, — ставит поднос на тумбу рядом со мной. — Все остальные запросы немного позже.
— Волк, скрывающийся под овечьей шкурой, все равно остается волком, — говорю вместо благодарности, садясь выше и опираясь на спинку кровати.
— Ну спасибо, что я волк, а не шакал, — снова усмехается и садится в кресло. — И хорошо, что ты начала понимать, что не надо меня недооценивать и принимать снисходительность за слабость.
Не комментирую. Засовываю градусник под мышку и пью горячий чай.
— Не надо смотреть на меня, как на зверя, Тая. Я не даю пустых обещаний. Я обещал тебе комфорт за хорошее поведение и подвал – за плохое. Это был сугубо твой выбор. Но, браво, ты рискнула и обвела вокруг пальца двух бугаев. Вызывает восхищение, ты все-таки дочь своего отца. Однако лучше не повторяй на бис. Иначе мне придется выполнить обещание о простреленных коленях. Чего я очень не хочу, — качает головой.
— А охранников ты моих тоже посадил в подвал за то, что не уследили? Или твои обещания распространяются только на слабых женщин?
— Все наказаны, Тая, если тебе от этого легче.
Не легче. Но я молчу, сжимая губы. Вынимаю градусник, хмурюсь.
— Сколько? — так заботливо интересуется он. Лицемер.
— Тридцать восемь, — откладываю градусник, выдавливаю пару таблеток, выпиваю, запивая чаем. Отставив кружку, сползаю вниз, закрывая глаза и намекая, что наша «светская» беседа окончена. Он еще какое-то время находится в комнате. Я буквально чувствую его взгляд на себе, что напрягает.
Засыпаю под действием таблеток.
Мне снится мама. Она стоит ко мне спиной возле большого распахнутого окна. Ее волосы развеваются на ветру. У мамы были густые длинные ухоженные волосы. Но она отчего-то никогда их не распускала. Только сдержанные прически на публике или коса дома. У меня тоже были длинные. Но я их обрезала на следующий день после ее смерти. В моем сне на маме надет длинный белый шелковый халат, полами которого тоже играет ветер.
Гордей
— Наслышан о подвигах Дымовой, — хрипло усмехается в трубку Скорп.
— Мне очень повезло, что ей взбрело в голову бежать, когда я был на подъезде. Но да, прыти девочке не занимать. Отчаянная. Вся в отца, — затягиваюсь сигаретой, смотря на закат над лесом. — Слушай, а может, мы зря ее мучаем? Ты веришь, что Дыму не плевать? Сколько у него таких дочерей по стране?
Скорп выдерживает паузу.
— А ты уже проникся девочкой? Беспокоишься о ее судьбе? — саркастически интересуется он.
— Да бля, при чем здесь мои симпатии? Не хочу зря сотрясать воздух.
— Слушай, ты можешь играть с ней сколько угодно, трахать, если тебя вставляет. Но мы ее не отпустим при любых раскладах. Она уже свидетель, ты же это понимаешь?
Стискиваю челюсти.
Казалось, мне плевать на всех в этом гребаном мире. И неважно, отморозок это или девочка. Так же плевать, как и тем, кто пустил пулю в лоб моей жене. Чувство жалости и справедливости у меня давно атрофировались. Но в Таисии столько жажды жизни…
— Ну и потом Дым все равно за ней приедет. Информация, что его дочь у нас, уже запущена. Лидия работает профессионально.
— Откуда такая уверенность?
— На мать Таисии было оформлено несколько предприятий, после ее смерти они перешли к дочери. Она, конечно, об этом не знает, по очевидным причинам. Думаешь, он не придет за ней?
— Документы он ей готовил по тем же причинам? Не от большой отцовской любви?
— Выходит, да. Так что ты там побереги девочку. Она, оказывается, у нас золотая.
— Золотая, говоришь, — выдыхаю, вдавливая окурок в пепельницу.
— Да, Гор, никакой романтики. Плевал он на свою гнилую кровь в ее жилах. Только бизнес, ничего личного. И бабу он свою заставил выйти из окна, видимо, по тем же причинам. Слишком много знала, пыталась выйти из системы. Вышла… — выдыхает Скорп.
— Ясно, — скидываю звонок, не прощаясь.
Откидываю голову на спинку кресла, прикрываю глаза. Дышу глубже. Внутри отчего-то все кипит. Девочка, выходит, по-любому даже без нашего вмешательства стала бы расходным материалом, как и ее мать. Как и моя Вера. Всего лишь ненужные пешки, которые ценны только до главной битвы.
Солнце почти село, становится прохладно. Поднимаюсь с кресла, захожу в дом, слыша шум на кухне.
Я очень надеюсь, что девочка не решила повторить свой подвиг с трубами. Ухмыляюсь сам себе, прохожу на кухню. Тая, кутаясь в длинную белую вязаную кофту, наливает себе чай. Прислоняюсь к дверному косяку, наблюдая за ней. Кофту она надела, а вот ноги босые. Хочется отчитать ее, как ребенка.
Что это с моей стороны?
Жалость?
Помимо жалости, девочка меня, конечно, привлекает.
Там такой темперамент, который хочется покорять и покорять. Возможно, немного психологически прогнуть под себя. И ее босые ноги вызывают не только заботу, но и желание. Такое пошлое, интимное желание. Посмотреть, как эти ноги будут красиво смотреться в специальных стяжках…
Девочка открывает верхний шкаф, что-то ищет и вздыхает, когда не находит.
— В холодильнике есть малиновое варенье, как ты заказывала, — подсказываю ей, привлекая внимание. Нет, она не вздрагивает от моего голоса, но моментально напрягается, расправляя плечи. А потом выдыхает, словно пытается взять себя в руки и расслабиться. Оборачивается.
— Правда? — улыбается, но как-то фальшиво. — Спасибо. Я мечтала о нем, — открывает холодильник.
Усмехаюсь. Даже соизволила выдавить из себя «спасибо», что не в ее характере. Настоящая Таисия швырнула бы это варенье мне в лицо. Забавно. Решила сыграть в «хорошую девочку»? Посмотрим, надолго ли тебя хватит. Но лучше ее притворная покорность, чем война. Не хочется мне ее ломать и показывать место. Совсем не хочется. Но иначе не могу, а то она не усвоит, что меня надо слышать с первого раза.
Тая тянется к верхней полке холодильника, привстав на цыпочки. Края кофты подергиваются, обнажая красивые бедра в белых трусиках. Кофту ты надела, а шортики забыла?
Не поверю, что забыла или не рассчитывала на зрителей.
Еще интереснее. Ну давай сыграем в эту игру, она мне по душе.
Тая берет варенье, добавляет пару ложек в свой чай и облизывает ложку. Медленнее, чем положено, высовывая розовый язычок, постоянно посматривая на меня из-под опущенных век. Красиво. Но… Я, Тая, преподавал там, где ты этому училась.
— Хочешь? Тебе сделать? — указывает на чай. Отрицательно качаю головой. Какая ты можешь быть лапочка, когда хочешь.
Уверена, что доиграешь эту игру до конца?
Мне же будет мало просто твоих соблазнительных поз и невинных опущенных в пол глазок.
Уверена, что вывезешь мои запросы?
Как далеко ты готова зайти в этой игре?
— Нет, спасибо, я предпочитаю другие напитки, — отталкиваюсь от косяка, обхожу Таисию, намеренно задевая плечом, не реагирует. А до этого открыто демонстрировала ко мне ненависть.
Открываю шкаф, достаю бутылку виски, наполняю бокал льдом из холодильника, плескаю янтарного напитка, наблюдая, как Тая не спешит избавиться от моего общества, спрятавшись в свою комнату под одеяло, а садится на высокий стул за стойкой, продолжая пить чай. Сажусь напротив, салютую ей бокалом, отпивая глоток.
Девочка берет еще ложечку варенья и снова отправляет ее в рот, намеренно пачкает губы, облизывая их. Наигранно, но впечатляет, да. Я, в общем, никогда не скрывал, что хочу Таисию. Мог взять сотни раз без ее желания. Но насилие ниже достоинства. На моей душе много грехов, разных, от легких до самых тяжких, но насилие в этот список не входило.
— Вкусно? — интересуюсь, играя льдом в бокале и замечая, как Тая скользит глазами по моим рукам.
— Очень, — соблазнительно понижает голос. Снова усмехаюсь.
Детка, ты прекрасна. Скучно нам не будет.
Она ставит чашку на стол и заправляет волосы за ухо. Намеренно молчу, не облегчая ей задачу. Давай, детка, сама.
— Я там сериал смотрю интересный, как раз про таких. Если хочешь, присоединяйся, — стреляет в меня хитрыми глазками.
Таисия
Раньше, до моего заточения, я вела активный образ жизни. И даже не подозревала, что можно устать оттого, что просто лежишь или сидишь. Что от ленивого просмотра сериалов может начать тошнить. Я устала быть пассивной. Но это не мой выбор.
От скуки распахиваю шкаф, рассматривая гардероб. Вот этот легкий бежевый в цветочек сарафан в стиле «крестьянка» ничего такой, миленький. Надеваю его, рассматривая себя в зеркало. Похудела. И это, скорее, радует. Я хотела скинуть пару килограммов. Мечты, мать вашу, сбываются.
По-моему, я достигла последней точки отчаяния. Я в последней стадии – принятие. Или в полной апатии к происходящему.
Нет, я не сдалась. Сегодня просто такое пустое настроение, несмотря на то, что весь день светило яркое солнце и даже было жарко.
Выглядываю в распахнутое окно, подставляя лицо последним лучам закатного солнца. Тут такая тишина… Но это когда ты едешь на отдых, то релаксируешь в тишине. А когда тебя невольно удерживают, тишина начинает давить.
Гордей полагает, что раскусил меня. Смотри, какой «умный». Ну пусть думает так. Проигранный ход еще не решает исход партии. Я обведу его вокруг пальца. Даже если ради этого придётся пожертвовать собой.
Отталкиваюсь от окна. Спускаюсь вниз.
Гордей лежит на диване: поза расслабленная, руки закинуты за голову, дышит глубоко и ровно. Красивый. Когда спит зубами к стенке. Как в таком привлекательном мужчине поселился подобный мудак? Не родился же он таким.
Подхожу к нему ближе, рассматриваю. За окном стоит его внедорожник. Хочется воспользоваться моментом и повторить подвиг с угоном, снова раскурочить ворота, которые уже восстановили. Но ключей у меня нет, да и я выучила этот урок. С простреленными коленями далеко не убежишь. А если наши силы априори не равны, надо брать хитростью или тем, что есть у женщины.
— Если хочешь убить человека, — усмехается он с закрытыми глазами, — то нельзя медлить. Иначе убьют тебя.
— Еще чего, грех на душу, в отличие от тебя, я брать не хочу, — фыркаю ему. Мужчина распахивает глаза, осматривая меня.
— Прелестное платье, тебе идет, — выдает он.
— Хвалишь свой же выбор? — иронично усмехаюсь.
— А кто сказал, что вещи для тебя выбирал я?
— А кто?
Гордей выдыхает, снова прикрывая глаза, так и не отвечая на мой вопрос.
— Хочешь ужин? — интересуется он.
— А что на ужин?
— То, что ты для нас приготовишь.
— Оригинально.
— Умеешь готовить?
— Ну, допустим.
— Тогда кухня в твоем распоряжении, — взмахивает рукой в сторону кухни.
— А не боишься, что я подсыплю тебе яду? — зловеще усмехаюсь.
— Я не боюсь смерти, Таисия, как бы пафосно это ни звучало.
Закатываю глаза и иду на кухню. Хоть какое-то занятие.
Открываю шкафы в поисках продуктов. Набор стальных ножей, конечно, манит. Но это пройденный этап. Я не могу никого убить, даже такого подонка, как Гордей. А пугать, размахивая лезвием, – только веселить подонка.
Готовлю простую пасту болоньезе. Тут много ума не надо.
Через час ужин готов. Накрываю на двоих.
— Паста, — сообщаю Гордею, когда он входит на кухню. Сажусь за стойку, наблюдая, как мужчина достает из шкафа бутылку красного вина и пару бокалов.
— Паста требует вина, — констатирует он, наполняя наши бокалы. Киваю. Напиться было бы кстати. Меня похитили – весомый повод.
Гордей садится напротив и пробует пасту.
— Вкусно, — сообщает он мне.
— Я в курсе, — самоуверенно улыбаюсь, отпивая вина. — У тебя вообще есть профессия? — завожу разговор. Плевала я на его биографию. Мне неважно, кем он был, главное – кем стал. Но я продолжаю играть в «хорошую девочку». — На кого ты учился?
— У меня юридическое образование, — усмехается, тоже отпивая вина.
— Какая ирония. М-да. И как ты оказался по другую сторону баррикад? — выгибаю брови.
— Много будешь знать… — не договаривает, продолжая есть.
Выдаю милую улыбку, допивая вино. Двигаю бокал к Гордею, и он молча снова его наполняет.
— А ты пошла в журналистику по призванию или ради хайпа?
— Назло, — сообщаю я ему, играя бровями.
— Даже неудивительно.
— Бабушка хотела, чтобы я пошла по ее стопам. И пророчила мне великое будущее балерины. Меня с трёх лет таскали на ненавистные танцы, студии балета и прочее. Я настолько всё это возненавидела, что бросила, как только подросла и смогла сказать «нет». Нет, если бы там были современные танцы или, в крайнем случае, спортивные, может, я бы и увлеклась. Но бабушка категорически это всё критиковала и не принимала. Поэтому журналистика.
Я уже не ем, только пью. Вино хорошее, пьётся легко, и моя цель напиться медленно, но верно движется к финалу.
Покручиваю пустой бокал, наблюдая, как Гордей сам убирает со стола. Не дождавшись его хваленой галантности, сама беру бутылку и выливаю себе остатки вина.
— Не много?
— Мало. Хочется хоть на вечер забыть, где я и с кем, — грустно вздыхаю я.
— Ну чем бы дитя ни тешилось. Надеюсь, пьяная ты не буйная, — ухмыляется и достает еще бутылку, открывая ее.
— Ну что ты. Я милашка, когда выпью, — лгу, конечно.
Он же не знает, что я много не пью, потому что, когда пьяная, дурная на всю голову.
Беру свой бокал, спрыгиваю с высокого стула и плыву в гостиную. Мне уже хорошо. Я легкая и веселая. Вот, оказывается, как лечится апатия. Будем знать. Сажусь на диван, поджимая под себя ноги.
Гордей идет ко мне с бутылкой вина и садится в кресло напротив. Он выпил всего бокал, а вторым просто играет, рассматривая оттенки красного в бликах стекла.
— А как твоя девушка относится к тому, что ты бандит? — выдаю я. Мой пьяный язык развязывается. Пить молча под пристальным взглядом Гордея как-то не комильфо.
— У меня нет девушки, — окидывает меня нечитаемым взглядом.
— А что так? Все сбежали? — прищуриваю глаза. — Монахом живешь? Не поверю, — смеюсь, допивая очередной бокал. И плевала я сейчас на его глубокий давящий взгляд. Он вон не стеснялся похищать меня, закрыть в подвале, выламывать руки и угрожать. Что я тут должна церемониться?