НАЗАР
— Черкассов! — бьет мне в спину громогласный голос тренера. — Ты берега попутал, что ли?! Подошел!!!
Приказ, как удар хоккейной клюшки по борту, прорезает шум катка. Я резко разворачиваюсь, лед крошится под коньками. И снова обрушивается требовательный вопрос:
— Что с тобой?
— Ничего… — невинно пожимаю плечами.
В глазах Геннадия Викторовича нарастает опасная буря, которую я сам же и накликал.
Знаю, что играю ниже своих возможностей, но чертово колено ноет уже третью тренировку подряд, а я не могу это сейчас показать. В клинике возле дома сказали, что все нормально. К нашим же врачам обращаться чревато скамейкой запасных.
— Молчишь, паршивец?!
— Я в порядке, — бросаю громко, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Просто разминаюсь.
— Разминаешься?! — тренер подкатывает ко мне так близко, что я вижу каждую морщину на его лбу. — Ты уже двадцать минут «разминаешься»! За это время отдал пасс в пустоту и чуть не устроил столкновение с собственным защитником! Марш к врачу!
— Но Геннадий Викторович! — возмущенно всплескиваю рукой, несдержанно повышая голос. — Ну…
— Пошел, я сказал! Пусть посмотрят, что у тебя с головой. Или с ногой.
Возмущение крепнет, обрастая кожей/наростами. Уйти со льда сейчас — все равно что покинуть тренировку.
— Геннадий Викторович, я же…
— Не слышу! — он отворачивается от меня, медленно отдаляясь, его решение окончательное. — К врачу! Живо! Пока я не отстранил тебя сам!
Вот же черт. Стискиваю зубы так, что челюсть сводит. Резко, почти яростно откатываюсь к борту, срываю с себя шлем. Лицо горит от ярости, а колено отвечает на эту злость тупой нудной болью.
Отбрасываю щитки в раздевалке и мчусь вперед по коридору, с силой пинаю дверь медкабинета. Та с грохотом распахивается.
И тут весь мой гнев натыкается на…
Кто это?!
Она сидит за столом, уткнувшись в какие-то бумажки. Поднимает на меня глаза — большие, серьезные, без тени испуга, лишь раздражение проскальзывает в зрачках. Сама худенькая, в белом халате, который явно ей великоват. Волосы убраны в хвост, несколько темных прядей выбились и падают на щеку. Это даже не врач! Это… это… карикатура на врача! Что за идиотский маскарад?!
Мысль, что именно она будет меня сейчас осматривать, когда у меня в голове гремит крик тренера и стучит кровь от ярости, добивает окончательно.
— Нормального врача мне позови! — рычу я, и голос звучит хрипло и грубо даже для моих ушей.
Она не моргает даже. Ее отстраненный взгляд равнодушно мажет по моей фигуре. Девчонка спокойна, как скала.
— Вы и так разговариваете с врачом.
Был бы в обмундировании, точно коньки б отбросил.
Смотрю на нее свысока, пытаясь своим видом заставить ее съежиться, но эта даже бровью не ведет.
— Ты? Ты на врача-то не похожа. Скорее на практикантку, которую послали за кофе. Так, еще раз: где доктор?
Она не отводит взгляда. В ее глазах твердеет холодное обжигающее спокойствие. Меня от этого сейчас просто унесет!
— Валентина Сергеевна ненадолго отлучилась. А меня прикрепили к ней для прохождения практики. Сейчас я начну первичный осмотр. На кушетку.
Я, кажется, на мгновение дар речи растерял. Это она... мне?!
— Мне на лед выходить! — рычу уже всерьез, ладони с гулким хлопком сбиваются друг о друга. — И я не собираюсь доверять свое колено стажерке!
— «Стажерка» может облегчить вам болевой синдром, — прибивает меня взглядом.
Ее уверенность действует мне на нервы. Хочется ее сломать, заставить уйти и позвать ту смешливую женщину, что всегда тут принимает. Но…
— Дерзкая какая… — тяну я от безысходности, не скрывая досаду.
— А вы заносчивый, — парирует она, тут же перебивает мое гневное возмущение: — К счастью, это не диагноз. Присаживайтесь.
Жееееесть…
Не могут же они оставить одну практикантку в медпункте арены!
И колено предательски ноет. И эта перемалывает меня глазами. И я замечаю, как ее взгляд на секунду скользит по моей ноге, будто она уже сейчас ставит диагноз. Да черт возьми! Сейчас она мне тут понаставит!
Она делает шаг ко мне. Еще ближе. И опускается на корточки.
АННА
— Поосторожней там! — скалится он разъяренно.
Я закатываю глаза. Он думает, что я ему ногу оторву, что ли?!
— Расслабьтесь вы. Иначе диагностика бессмысленна.
Темный взгляд недовольно цепляется за меня. В груди что-то шевелится: неловкость или раздражение — не знаю. Но отводить глаза не хочется.
Когда он ворвался в кабинет с требованием позвать «нормального» врача, колкий ответ неожиданно застрял у меня в горле.
Раньше Назара Черкассова я видела только на плакатах у ледовой арены и по телевизору. Вживую он оказался… больше. Выше, шире в плечах, чем на экране. Волосы влажные, темные пряди липнут к вискам. Футболка выдает мощь фигуры, а грудь тяжело вздымается после тренировки. Мужчине удалось каким-то чудом мгновенно заполнить собой все пространство крошечного медицинского кабинета.
«Нормального» врача ему позовите… Фыр-фыр-фыр на него! Внутри все закипает от подобной бестактности!
Черкассов оказывается раздражающе красивым. Но насквозь пропитанным самоуверенностью. Я уже украдкой отправила наставнице СМС, пытаясь поторопить ее.
На кушетке пациент разваливается с видом хозяина положения.
Он очень сердит, но подчиняется.
— Где болит? — уточняю я, внимательно слушая скудные жалобы.
Провожу осмотр. Кожа на колене горячая, под пальцами чувствуется напряжение мышц. Я аккуратно прощупываю связку. Телефон на столе уже в который раз молчаливо вздрагивает от короткой вибрации. Я рассерженно поджимаю губы, но не отвожу глаз от ноги. Чувствую, как Черкассов наблюдает за мной, и продолжаю исследование. Есть небольшой отек, движение слегка ограничено, болезненность при пальпации боковой связки.
Да уж. Не понравятся ему мои выводы.
— Теперь за стол, — киваю в сторону.
Он, как ни странно, слушается и уже без возражений.
Тянусь к тонометру.
— Сядьте ровнее. Руку, пожалуйста.
— Командир нашелся… — он снова рычит, но руку протягивает.
— Для верных результатов вам нужно находиться в анатомически правильном положении.
— Да давай ты уже! — вновь раздражается.
Я торопливо накладываю манжету, пока этот бунтарь пальцы мне не откусил. Ей-богу, бродячий пес и то добрее.
Рука мужчины тяжелая, горячая, мышцы под кожей упругие и… приятно их касаться.
В этот момент на столе снова вибрирует мой телефон. Я машинально кошусь на экран. Неизвестный номер. Уже четвертый день подряд, как я порвала с Артемом. Ну-ну. Он не может смириться, что его бросили, да еще и вот так — без долгих объяснений, после того как я застала его в обнимку с «просто хорошей подругой» в нашем же кафе. А их горячие поцелуи не считаются! Теперь вот — звонки, бесконечные сообщения…
Я, вздыхая, твердо сбрасываю вызов. Когда поднимаю глаза, встречаю язвительный взгляд.
— Личная жизнь вылезает? — недобро уточняет пациент. — Может, тебе по делам отлучиться, пока нормальный врач не вернется?
Его тон мгновенно раскаляет мои щеки.
— Моя личная жизнь вас не касается, — отрезаю я хрипло. — А вот ваше колено — да. Так что давайте без комментариев.
Пульс его абсолютно ровный. А вот мой собственный — колотится где-то в висках.
— Давление в норме, — озвучиваю я и откладываю прибор.
У меня папа любит хоккей. Так что, таких как Черкассов, я знаю в лицо. У него собственный стиль игры, немного агрессивный. Назар часто рискует и любит обыгрывать защитников один на один. Судя по всему, он очень выносливый, и предполагаю, что у него высокий болевой порок. А еще на его скуле я подмечаю почти зажившую ссадину.
— Ну, так что у меня? — раздражается пациент, и я понимаю, что непозволительно засмотрелась на него.
Смущенно моргаю и выдаю как на духу:
— У вас легкая степень растяжения. Но чтобы исключить более серьезные повреждения, вам необходимо сделать МРТ. Пока рекомендую холод по несколько раз в день, мази для снятия отека. Фиксацию я наложу после согласования с Валентиной Сергеевной. Позже подключите физиотерапию. При грамотном лечении восстановитесь через две недели, а может, и меньше. Сейчас, к сожалению, полный запрет на интенсивные нагрузки.
Он моментально вскакивает с места, возвышаясь надо мной, и наклоняется над столом. Давит мощью. Ой-ой…
— Ты шутишь?! Две недели?! У меня игры выездные! Я не могу это пропустить! И вообще! Устроили тут проходной двор какой-то, а не медкабинет. Нет уж, я возвращаюсь к ребятам!
— Стоять! — мой голос становится стальным, я тоже твердо поднимаюсь. — Вы отсюда никуда не пойдете. Если вернетесь сейчас на тренировку в таком состоянии, то вместо легкого растяжения заработаете полноценный разрыв. Потешите свое самолюбие, фанатам скинете кислую моську, чтобы пожалели чемпиона, а нам потом с Валентиной Сергеевной головы оторвут за ваше колено! Если вы сейчас выйдете на лед, я немедленно проинформирую тренерский штаб о вашем состоянии и недопуске к играм!
Он молчит секунду, другую… Переваривает. И тут лицо его темнеет.
— Ты… Ты вообще, что ли?! — в негодовании он наклоняется еще ближе ко мне. — Одно мое слово, и ты вылетишь отсюда! Ничего не перепутала, а?!
— Ничего я не перепутала, — бесстрашно задираю голову, хоть внутри неуютно от его слов. Он же мне точно ничего не сделает? — Не нужно сейчас идти на лед. Вот кушетка. Милости просим. Ждите. Валентина Сергеевна вернется с минуты на минуту.
— Дурдом какой-то!
Он разъяренно разворачивается и плюхается обратно на кушетку. В темных глазах мерцает недобрый огонек.
— Вот и отлично, что мы нашли общий язык, — наверное, мне все же не стоило этого говорить.
Он выдыхает воздух так громко, что, кажется, его внутреннее пламя вырвется на свободу и Черкассов, как дракон, спалит тут все к чертям.
— Две недели, — выплевывает он ядовитым шепотом и кулаком незаметно бьет в кушетку.
Стиснув зубы, я усаживаюсь на место и с преувеличенным вниманием погружаюсь в бумаги. Остро ощущаю его говорящий взгляд на себе. Притворяюсь, что заполняю журнал, раскладываю документы. Ковыряюсь в компьютере. Минуты тянутся мучительно долго.
Дорогие мои! Ниже я собрала образы наших новых героев.
АННА


НАЗАР


Я вижу героев именно такими, а вы можете представлять наших ребят совсем иначе, и это НОРМАЛЬНО :)
Листаем дальше --------->
НАЗАР
Две недели провести в сторонке?! Из-за какого-то несчастного легкого растяжения!? Поэтому я и не пошел к нашим врачам!!! Уже знаю, что скажет мне тренер, чтоб их всех!!!
Чувствую себя полным идиотом, который сидит и слушается неопытную девчонку, пока его команда на льду.
И вот я… сижу. Жду чуда. А она возвращается к своим бумажкам. Я жутко злюсь. Хочется рвать и метать, но вместо этого я пытаюсь найти хоть что-то, что поможет сейчас отвлечься и не сорваться.
И мой взгляд нехотя падает… на нее.
Она недовольно хмурит брови, сосредоточенно заполняя журнал, а непослушная прядь волос снова и снова падает на ее лицо. В кабинете тихо, пахнет антисептиком и, кажется, ее духами — что-то легкое и цветочное. Я сразу и не заметил.
Стараюсь дышать ровно. Колено потихоньку напоминает о своем существовании, а я украдкой наблюдаю за девушкой. Она не в моем вкусе. Совсем. Худенькая, хрупкая. Слишком строгая, пуговицы халата застегнуты наглухо. Я всегда предпочитал других: ярких, горячих, ухоженных, с идеальным макияжем и уверенностью во взгляде. Как Вероника, например. С ней все просто и понятно. Все ожидаемо и под контролем.
А эта… Хрупкий лед. Волосы у нее темно-русые, блестящие, цвета спелой ржи. При искусственном освещении непокорные пряди отливают теплым золотом. Девчонка что-то пишет, и кончик ее языка на мгновение показывается между губ. Потом она задумывается, потирает мочку уха без серег, и этот жест такой… неосознанный. Когда она в очередной раз хмурится, тонкие брови сдвигаются над переносицей, а лоб снизу забавно бугрится. Это выглядит… мило.
Через две минуты она начинает коситься в мою сторону, затем решительно поднимается и предлагает мне лед. Я небрежно отмахиваюсь, но эта стажерка лихо хватает меня за ногу и торопливо прикладывает холод. Внутри что-то екает.
Поджимая губы, я давлю ее тяжелым взглядом, а не выходит. Девчонка не сдается.
Это капец как раздражает. Раздражает ее самоуверенность и наглость. А еще, что эти тонкие пальцы оказались такими… ласковыми.
Бред, но ее касания при осмотре оказались совсем не такими, как я ожидал. Не суетливыми или резкими, а уверенными и спокойными, даже заботливыми. Стажерка аккуратно прощупала связку, будто боялась причинить мне боль. Ни один спортивный врач так не делает. Они все грубые, как медведи. А она… Она дотрагивалась так, будто мое колено — это что-то хрупкое и важное.
Просто возмутительно, что когда она убрала руку, у меня чуть не вырвалось постыдное «Еще».
Тут дверь со скипом распахивается, и в кабинет входит запыхавшаяся Валентина Сергеевна.
Стажерка тут же швыряет мне в руки холодный пакет и отскакивает как от прокаженного. До меня только сейчас доходит, что глаза ее такие же голубые, как лед в зоне противника.
Я подвисаю, а потом выдыхаю с таким облегчением, будто только что отыграл третий период в меньшинстве.
— Назар? Что случилось? — торопливо стягивает с себя накидку Валентина Сергеевна.
— Да вот, колено надо проверить, — бурчу я, сдерживая досаду.
— Аня, а ты чего не осмотрела спортсмена? — моргает наш «законный» доктор. — Я же сказала, срочно отлучусь на час.
Аня. Вот как ее зовут... Имя кажется чем-то мягким, укутывающим и нежным. Совсем не вяжется с этой льдистой колючкой.
Сбоку доносится язвительный ответ:
— А я и осмотрела. Но товарищ спортсмен слишком недоверчивый. Решил подождать кого поопытнее.
— А, ну ладно, давай, Назар, — вздыхает Валентина Сергеевна и подходит ко мне, — показывай свои прелести.
Я с ухмылкой бросаю торжествующий взгляд на стажерку. Сейчас-то мы узнаем всю правду. Девчонка отвечает заносчивым взглядом, а я невозмутимо жду выводы Валентины Сергеевны.
Отвечаю на те же вопросы: что болит, как, когда. Ее движения четкие, быстрые, отработанные до автоматизма. Она прощупывает колено, и ее пальцы твердые, грубые, знающие. Она не боится нажать посильнее и проверить реакцию. И это… нормально. Но это совсем не то, что аккуратные нежные касания…
Помимо воли, я до сих пор чувствую на коже легкость Аниных пальцев — холодных, осторожных, тактичных. Вот Валентина Сергеевна вроде и делает все то же самое, но теперь никакой заботы и сочувствия.
— Ну что, Назар. Поздравляю!
Когда доктор повторяет все слово в слово, как предсказывала Аня, я чуть не роняю челюсть.
— Да в смысле две недели?! — вскакиваю против воли и гляжу на женщину сверху вниз. — Вы шутите, Валентина Сергеевна?! Реально МРТ?!
— Именно, мой хороший. И радуйся! Что связки целы! Возмущается он тут мне стоит! — женщина осуждающе качает головой и переводит негодующий взгляд на помощницу. — Так, Анечка! Ты нашему спортсмену давление мерила?
— Как у космонавта, — ехидничает та. Прибью заразу!
— Назар! — всплескивает руками доктор. — А ты что, свою норму не знаешь? Куда ты вечно рвешься впереди всех?!
Я вздыхаю и заглядываю Валентине Сергеевне за спину. Аня, как ни странно, не улыбается, не корчит победную гримасу. Она просто смотрит на меня ясным говорящим взглядом, в котором четко читается: «Я же говорила».
Валентина Сергеевна что-то сообщает мне еще о режиме, но я уже почти не слушаю. Я киваю, автоматически благодарю только одну из них:
— Спасибо.
Уже почти выхожу из кабинета.
— И смотри, Назар! Чтобы на лед не смел выходить мне! Геннадию Викторовичу я сообщу! Куда ты пошел у меня?! Направление возьми! — наставляет она, и мне приходится затормозить. — На МТР сгоняешь, а там и физио подключишь. Подшаманят твое колено, не переживай! Ну что ты у меня с таким каменным лицом-то?!
— От души, Валентина Сергеевна…
На прощание насмешливо машу им желтым листочком с направлением на МРТ, желая провалиться сквозь землю. Приплыли, блин.
— А повязку, Черкассов?!
— В клинике разберусь!
Дверь закрывается за спиной. Я остаюсь один в тихом коридоре. Останавливаюсь. В ушах еще звенит от гулкого шума арены, а в голове стучит одна-единственная мысль, ясная и четкая. Она, черт возьми, была права.
НАЗАР
Две недели. Четырнадцать дурацких дней безо льда. Эти слова звенят в ушах, как набат, с тех пор как я вышел из медпункта. Геннадий Викторович, конечно, в итоге смягчил приговор: сказал, что после МРТ посмотрит, может, и раньше допустимо вернуться к легким нагрузкам. Но осадочек-то остался! И у этого осадочка глаза цвета грозового неба и волосы цвета спелой ржи. А еще самые нежные пальцы в мире.
Отсутствие тренировок — штука невероятно паршивая, но то, что я пропущу выездные игры в начале сезона… Для меня это настоящая катастрофа!
Телефон дрожит в руке. Ну, кто там еще?! А, да...
— Привет, красавчик, — мурлычет в трубке Вероника. — Тренировка закончилась? Мы сегодня вечером как?
Я усмехаюсь, воображая, как мне обматывают колено эластичным бинтом. Да, так и представляю: ресторан, свечи, и я… с видом хромого пирата и кислой миной.
— Тренировка закончилась, но сегодня, детка, точно без вариантов. У меня «домашний» режим. Колено чудит. Так что пока на созвоне, договор?
Она расстраивается: чувствую даже по голосу.
— Ты меня дразнишь?
— Тебя — всегда, — ухмыляюсь, сжимая ключи от кабриолета. — Но сегодня без подвигов.
— Так я и к тебе могу приехать, — дует губки.
— В другой раз обязательно, — отмахиваюсь от девушки.
— Что это ты такой несговорчивый? Встретил на приеме какую-нибудь медсестричку? — ревниво произносит Вероника. Голос ее становится сладким, как сироп, и ядовитым, как цианид.
Шестое чувство у женщин, кажись, все-таки есть.
— Какая еще медсестричка? — фальшиво смеюсь я. — Валентине Сергеевне лет под пятьдесят. Ревновать будешь — заработаешь язву. Ладно, детка, мне пора, перезвоню позже.
Вероника вздыхает, машет белым флагом и сбрасывает звонок. А я кайфую: роли распределены, игра по моим правилам.
Бросаю трубку и с силой давлю на педаль газа. Мой черный кабриолет с рыком вырывается на свободную трассу.
Две недели. На старте сезона. Жестоко.
Поехать в клинику я решаю утром следующего дня. Настроение ниже плинтуса. Лаборант — бородатый мужик в халате — покручивает в руках направление от Валентины Сергеевны.
— Так, Черкассов. Назар Черкасов?… А, из «Медведей»! — он оживляется. — Удачи вам в сезоне! Переодевайтесь там, оставляйте все металлическое. Одноразовые шорты вам выдаст помощница. Она вас подготовит.
Ой, мне эти помощницы…
Распахиваю дверь и… замираю на пороге! Внутри, у гудящего аппарата, возится она. ОНА! В том же халате с короткими рукавами, наброшенном на джинсы и футболку. Темно-русые волосы снова собраны в этот дурацкий хвост, но сегодня из прически не выбивается ни волосинки. Аня что-то проверяет на мониторе, на ее лице — сосредоточенное выражение.
Девушка поднимает глаза, взгляд ее удивленно останавливается на мне… В нем искоркой вспыхивает удивление и мгновенно гаснет. Лицо становится каменным. Приятно, че…
— Ого. Господин Черкассов, — морщится она, словно замечает перед собой таракана. — Проходите. Переодевайтесь. Вот одноразовые шорты, если на ваших брюках есть металлические детали. Если нет, то можно просто задрать штанину.
— Неужто и здесь ты всем заправляешь? — не удерживаюсь я от колкости, подходя к аппарату. — У тебя что, практика по всему городу?
Спокойно начинаю переодеваться прямо при ней. Девчонка оскорбленно фыркает, как будто я делаю что-то неприличное, и показательно отворачивается. Какая цаца. Тоже мне…
— У меня стажировка в отделении лучевой диагностики, — холодно отвечает Аня, не глядя на меня. — А вы, как я вижу, все еще рассчитываете увидеть на снимке абсолютно здоровый сустав?
— Ты вот давай там! Не наговаривай!— я чуть не заикаюсь от ее намека. Уколола, зараза! — Здоровый у меня… колено, в общем!
— Располагайтесь, — бросает она через плечо.
— А ты все так же любишь ставить диагнозы до результатов, доктор? — огрызаюсь я, стягивая кроссовки.
Она поворачивается ко мне, и в ее глазах вспыхивают те самые искры, которые я почему-то хочу видеть снова и снова.
— Я предпочитаю, когда пациенты следуют рекомендациям.
— А я не твой пациент!
— И слава богу.
Вот ведь!
— И чем же я так решительно нарушил твои рекомендации, а?
— Тем, что разъезжаете на кабриолете?
У меня аж слова забываются. Она шутит?
— В смысле? — бросаю я, не понимая, к чему Аня клонит. — Не написано же в твоем предписании «запрещены кабриолеты».
— Написано «исключить нагрузки и вибрацию», — парирует она, подходя ко мне и начиная фиксировать мою ногу специальными ремнями. Ее пальцы снова холодные и уверенные. И… мягкие. — Поездка на низкопрофильной резине — это сплошная вибрация, а вам нужно избегать дополнительной нагрузки. Вы специально саботируете лечение?
Ее сапфировый взгляд пронзает насквозь.
— Там, если что, подвеска балдёжная. А может, мне просто скучно? — проговариваю я чуть более хрипло, чем рассчитывал. Она очень близко. И снова от нее пахнет чем-то легким, не медицинским. Уютным таким… — Могу подвезти тебя в следующий раз. Идет?
— Я не лечу от скуки. Не моя компетенция.
Она замирает на секунду, потом затягивает ремень так туго, что я стискиваю зубы.
— Вообще-то, у меня там болит…
— Вообще-то, вы настаивали, что с вами все в порядке. Лежите неподвижно. Шевельнетесь — придется переделывать. Если испугаетесь чего-то, вот кнопка, нажмёте, — швыряет мне вызов.
Это я-то испугаюсь?!
Она отходит к компьютеру, а я жду ее дальнейших действий под монотонный гул аппарата.
Когда процедура заканчивается, Аня освобождает мою ногу.
— Врач выдаст результаты через пару часов.
Я, честно говоря, немножко в шоке.
— А ты сразу посмотреть не можешь? — ошалело уточняю, усаживаясь. — Еще разок сделать вид, что ты все понимаешь в этих черно-белых картинках?
Она смотрит на меня, как на очередного жука, и в уголке ее губ дрогнула та самая невидимая ниточка, которую я мечтаю дернуть.
НАЗАР
Запах бьет в ноздри, как только я распахиваю дверь арены. Кислород здесь другой — густой, с примесью ледяной пыли, раскаленного пластика щитков и пота. Мой кислород. Сегодня я дышу им с горечью.
Этот запах въелся в меня с детства, он сидит глубоко в груди, как часть меня. Я бреду вперед, засунув руки в карманы. Чувствую, как бешено зудит внутри: не могу выйти на лед, а ребята пашут. Когда я увеличиваю нагрузку на колено, нога напоминает о себе противным ноющим сигналом, будто специально издевается: «Сиди, мол, наблюдай».
Ребята уже на льду, разминка в полном разгаре: шипение коньков, хлопки шайб, сдержанные переклички. Я подхожу к борту, к самому льду. Тренер мажет по мне сосредоточенным взглядом, коротко кивая, и вновь торопливо переключается на тренировку. Мое место сейчас здесь, рядом с Геннадием Викторовичем, и мне отведена унизительная роль наблюдателя.
Тренер неподвижен, как монолит. Руки скрещены, взгляд сканирует каждый сантиметр площадки.
— Дви-и-гай! Ноги работают, голова думает! — его хриплый бас перебивает звенящий гул. — Роман, не зевай! Ты видишь пас?!
Ребята катаются мощно, резкими рывками. Я слышу скрежет лезвий, скучаю по хрусту льда под ногами при резком торможении. Это моя музыка, и пока я стою за бортом, кто-то другой играет мою партию.
Наблюдаю, как у Славы, отнимают шайбу в углу. Мышцы на моих ногах непроизвольно напрягаются, посылая призрачный импульс: толчок, рывок, ну давай же! Колено отвечает скромной тупой болью. Бессознательная злость подкатывает к горлу: я бы ни за что не отдал!
Внезапно игра замирает. Роман и Костик сходятся в центре. Грудь к груди. Слышны сдавленные ругательства: напряжение перед завтрашним отъездом высокое, терпение короткое, а характеры у нас тут у всех вспыльчивые.
— Куда ты прешь?! Штанга же! — рычит Костя, их с Ромкой маски сталкиваются с глухим ударом.
— Сам-то видишь, куда шайбу бьешь? Косоглазие образовалось?! — огрызается Роман.
Искрит... Сейчас каа-ак полыхнет. Остальные ждут, чувствуя знакомое предгрозовое напряжение: так всегда бывает, сейчас все на взводе. И тут по льду разносится громогласный приказ тренера:
— Рассосались! Быстро!!! — не крикнул, а ударил, да так, что и у меня в ушах звенит. Если пацаны сейчас же не отреагируют, Геннадий Викторович подскочит и обоих за наплечники схватит, растащит, как щенков. — Хватит дурью маяться! На круги! Кто последний — сотка отжиманий! И бортики будет драить!!! Роман! Костя!
В лютых глазах тренера медленно разливается холодная несокрушимая власть, мгновенно гася претензии ребят. Пацаны, тяжело дыша, откатываются на круг. Обстановка остывает за три секунды. Вот она, настоящая сила: не в тупом столкновении, а в умении его подавить. Внутри меня смешиваются гордость за тренера и едкая горечь от собственной неполноценности.
Через сорок минут тренировка подходит к концу: сегодня она короткая, потому как завтра утром выезжаем. Все на лед выйдут, а я буду лавочку полировать весь матч. Круто…
Лед постепенно пустеет, уставшие ребята скользят к выходу. Кто-то еще раскатывается, чтобы остыть и снять накопившуюся нагрузку. Кое-кто из пацанов кивает мне на прощание, кто-то дает пять.
Я тяжко вздыхаю, плечи сами опускаются.
— Да не дрейфь ты! — на плечо с хлопком опускается широкая ладонь тренера. — Подлатают — вернешься.
— Угу, — бурчу себе под нос, отхожу в сторону.
Поднимаю голову и тут… замечаю ее. Аню! Она направляется к нам, в руках какие-то пакетики. И волосы распущены по плечам. Вау! В моем мире, где все решает грубая сила, выглядит девушка очень хрупкой и чужеродной.
— Опа, глядите, кого занесло! — раздается над ухом наглый голос Романа, уже пришедшего в себя. — Госпожа доктор, а ко мне можно? У меня тут сердце приуныло, ну осмотрела бы!
— И меня! — глумится Славка.
Ребята, уставшие и разгоряченные, подхватывают настрой.
Грубый мужской хохот вторит дерзкому предложению. Тренер отошел в сторону и переговаривается с ассистентами.
— Но сначала меня! — ржет Антон. — Я эту красоту еще в прошлый раз увидел!
— Надо же, какое зрение хорошее, — парирует Аня, но почему-то не слишком уверенно.
— Ууууу… — тут же реагируют ребята, мгновенно кучкуясь возле нее. Липнут как мухи, ей-богу!
Еще пара мужских «любезностей» повисает в воздухе, Ромка загораживает стажерке проход. Меня тут же обжигает волна раздражения.
Вообще-то, это я первый ее увидел. И мне не нравится, что пацаны так дерзко на нее облизываются.
Девушка замирает, обводя глазами игроков, пилит Ромку убийственным взглядом. Она пытается обойти его и сделать вид, что ей все равно, но я подмечаю, как багровеют ее щеки и белеют костяшки на руке, сжимающей пакетики.
— Да погоди ты! — лыбится Роман, он втрое мощнее Ани, и обойти его у девушки не получается. Она вынуждена остановиться. — Че, мож, на кофеек со мной? Я тебя вечерком домой отвезу.
Во мне что-то перемалывается. Это уже не просто досада. Это какое-то резкое обжигающее неприятное чувство. Роме по морде захотелось съездить!
— Слышь, Ромыч! Хорош трепаться! — голос мой звучит ровно, но так, что смешки обрываются.
— О, Назар! Ты что встреваешь? Твоя, что ли? — насмехается он, но ухмылка уже не такая легкая. В команде всегда есть конкуренция. И наши с Ромой интересы частенько пересекаются. — Или Веронички уже недостаточно?
— Ты за своими «вероничками» следи, — резко вклиниваюсь между ним и Аней, осторожно дергая ее назад. — У нее здесь просто практика. А ты ведешь себя, как обезьяна в зоопарке! Давай, марш в раздевалку.
Дышу я ровно, но внутри все клокочет.
— Я не понял, что за сходка! Разошлись, я же сказал! — приближается тренер. — Сегодня всем отдохнуть и выспаться!
Ребята переглядываются, кто-то недовольно бурчит, но шутить перестают.
Аня подходит к тренеру, протягивает ему пакетики, тихонько что-то поясняя. Я улавливаю только, что это от Валентины Сергеевны, в аптечку. В машину. Геннадий Викторович благодарно кивает.