Глава 1.
Мир, который её больше не держит
---
Марина терпеть не могла утро. Не потому, что была совой или ненавидела звон будильника, нет. Просто каждое утро напоминало ей о реальности — прозаичной, скучной, давящей на виски рутине.
Звонок телефона гудел прямо под ухом, наводя на мысль, что мир сошёл с ума. Вяло нащупав смартфон среди хаоса постельного белья, она увидела на экране имя дочери.
— Что ещё? — хрипло спросила она в трубку, даже не успев открыть глаза.
— Мам, ты вообще когда собираешься встать? В школу я уже почти опоздала! А ты обещала меня довезти!
В голосе Виктории сквозила та самая знакомая смесь раздражения и скрытого укора, которую Марина за последние пару лет стала слышать почти ежедневно.
— Тебе тринадцать, Вик. У тебя ноги есть. Марш пешком, — буркнула Марина, но, услышав возмущённый всхлип на том конце, сдалась. — Ладно, сейчас встану.
Она отключила звонок и села на кровати, уткнувшись лицом в ладони.
«Ненавижу среду», — подумала она, вслушиваясь в гул за окном. Москва гудела, как улей.
Квартира была её маленьким королевством — по крайней мере, до тех пор, пока в ней не появлялась Виктория. Тогда стены будто сдвигались ближе, воздух становился тяжелее, а мебель — теснее.
Когда-то они жили душа в душу. Маленькая Вика была ласковой, смешной, трогательной девчонкой, которая обожала слушать её истории. Но после развода всё пошло наперекосяк. Марина уволилась из следственного комитета — сил не хватило. Слишком много грязи, слишком мало благодарности. Она пыталась найти себя в книгах. Начала писать — детективы, конечно. Пусть хотя бы в них всё было справедливо. Виновные наказаны, добро торжествует.
Вот только продажи шли плохо, критики язвили, а Виктория росла в тени её неудач.
Марина встала, накинула халат и пошла на кухню. Там, словно из засады, её уже поджидала дочь.
— Ты обещала. А ты опять спала до обеда! — накинулась Вика, скрестив руки на груди.
— Вика, у меня дедлайн. Я допоздна писала. — Марина устало потерла виски, понимая, что оправдания — пустой звук.
— Да плевать мне на твои книжки! Ты вообще видела, как мы живём? У всех нормальные мамы как мамы, а у меня — вечная неудачница с «дедлайном». Соседи уже смеются. Думаешь, я не слышу?
Это было больно. Слишком честно. Слишком прямо.
— Вика…
— Мне плевать! — девочка схватила рюкзак и метнулась к двери. — Я сама пойду. Лучше опоздать, чем с тобой!
Громкий хлопок входной двери оставил после себя гулкую тишину.
Марина стояла посреди кухни, сжимая чашку с холодным чаем. Всё внутри сжалось до неприятной остроты в груди.
«Я не такая плохая мать, — убеждала она себя, — я стараюсь. Просто она ещё маленькая и ничего не понимает».
Но правда была в том, что они давно перестали понимать друг друга.
---
День тянулся, как жвачка. Марина пыталась работать, но голова была тяжёлой. Кофе не помогал. Слова путались, сюжет расползался.
Она машинально рылась в интернете, читая какие-то статьи о «перезагрузке жизни», «психологических якорях» и даже о «мистических путешествиях». От скуки нажала на дурацкую рекламу онлайн-курса по гипнозу, и сайт вывалил на неё странный тест:
"Хотите узнать, в какой эпохе вы должны были родиться?"
«Ещё чего», — фыркнула она, но всё же прокликала вопросы.
Когда тест выдал результат — Франция, XIX век — Марина только рассмеялась.
— Ну да, конечно. Я, значит, вся такая загадочная мадемуазель в платьях с кринолином.
Но в ту же секунду лампочка на кухне мигнула. За окном что-то странно завыло — будто ветер, но не ветер. В комнате пахнуло ладаном и каким-то густым травяным дымом. Марина вскочила, оглядываясь.
— Что за черт… — не успела она договорить.
Мир качнулся.
Пол застыл под ногами. Всё поплыло. Мелькнула мысль о сердечном приступе. Она пыталась дотянуться до телефона, но пальцы проскользнули сквозь него, будто сквозь воздух.
И в последний момент — перед тем, как тьма накрыла её голову, — она услышала крик Виктории. Резкий, испуганный, где-то очень близко:
— Мама!
---
Сознание вернулось рывком. Марина открыла глаза — не сразу поняла, где она.
Комната была высокой, с облупленными обоями, странными тяжёлыми занавесками и мебелью из резного дерева. Пахло копотью и горячим железом. В дальнем углу тускло светилась газовая лампа.
Вика сидела на полу, бледная, испуганная, с распухшими глазами. Она дрожала, прижимая к груди свои руки.
— Мам… Мам, где мы? — прохрипела она.
Марина с трудом встала, чувствуя, как ноют все мышцы. Подойдя к окну, она дрожащими руками отдёрнула штору.
Париж.
Но не тот Париж, который она знала по кино или книгам. Узкие улочки, повозки, дамы в длинных платьях, мужчины в цилиндрах. Всё в полутумане. Где-то неподалёку звучал уличный орган, а по брусчатке торопл иво бежали мальчишки с газета́ми.
Марина едва удержалась, чтобы не закричать. Вместо этого она обернулась к дочери.
— Не бойся. Мы вместе. Я разберусь, слышишь?
Вика посмотрела на неё так, будто впервые видела.
И, может быть, это действительно было впервые.
Глава 2.
Город, в который не возвращаются
Марина всё ещё не верила глазам.
Париж за окном дышал неоновым свечением газовых ламп, но этот свет был тёплым, неровным, словно весь город дрожал от собственного сердца. Запахи били в нос — смесь сырости, копчёного мяса, лошадиного навоза, дыма, пряностей и чего-то сладкого, терпкого, отдалённо напоминающего корицу и мёд.
Под окнами — гул. Не автомобильный, не знакомый с детства, а живой, вязкий, с лязгом подков, с криками торговцев, с плеском воды из ведра, вылитого прямо на улицу.
Звуки проносились, будто волны на берегу: хриплый возглас извозчика, смех пьяниц, переливчатый смех женщин, щебет птиц на балконах, хлопанье ставен.
Марина стояла, будто прикованная, всматриваясь в картину, не способную уместиться в её голове.
За спиной тихо всхлипнула Виктория. Она, казалось, сжалась в комочек, сидя на полу, вцепившись в собственные локти.
— Мам, — её голос дрожал. — Мам, это что, сон?
Марина медленно опустилась на корточки рядом, обняла дочь, нащупывая руками её холодные плечи.
Она давно не чувствовала Викторию такой беззащитной. Раньше та отталкивала её, презирая слабость, а теперь — дрожала, как маленькая.
— Нет, Вика, это не сон, — выдохнула Марина, сама не веря, что говорит это вслух. — Но мы вместе. Мы выберемся.
Она машинально гладила её по спине, а сама уже лихорадочно анализировала, что делать.
---
Первые шаги по чужому городу всегда даются тяжело.
А первые шаги по городу, который должен был умереть в прошлом, — почти невозможно.
Марина и Виктория выбрались из странной комнаты — дверь была тяжёлая, с кованой ручкой в виде львиной пасти. Их встретил узкий коридор с неровными каменными стенами, обитыми темной тканью. Пол был деревянным, скрипучим, но по-своему уютным — в воздухе пахло воском и лавандой.
Никого.
Пройдя коридор, они попали в холл с лестницей — витой, словно из старинных фильмов. Марина чувствовала, как сердце выстукивает в груди отчаянный ритм.
Зеркало в резной раме притягивало взгляд. Она остановилась — и впервые за день посмотрела на себя.
Марина… узнала себя — и нет.
На неё смотрела женщина лет тридцати пяти с гладко зачёсанными волосами, уложенными в пучок. Высокие скулы, чёткий подбородок, тёмно-русые волосы с золотистыми прядями, немного взъерошенные, но блестящие, как после масла.
Глаза — её глаза — зелёно-серые, внимательные, цепкие. Только они не изменились.
Платье…
Она надела его? Когда?
На ней было тёмно-синее платье из тяжёлого бархата, со шнуровкой на талии и кружевами на манжетах. Тугой корсет чуть затруднял дыхание, но не сдавливал полностью — платье сидело идеально, словно сшито на неё.
Марина машинально коснулась шеи. На тонкой шёлковой ленте висел кулон с выгравированным неизвестным гербом.
Она повернулась — Виктория выглядела не менее ошарашенной.
— Мам, ты… ты другая, — прошептала девочка, глядя на неё огромными глазами.
Виктория тоже изменилась. Теперь она была похожа на изящную миниатюрную барышню, будто сошедшую с картин. Пышное платье из светлого муслина, волосы — мягкие, русые, завитые в локоны, перехваченные лентой. Щёки румяные, взгляд испуганный, но настороженно-сильный.
— Ты видишь это? — спросила Марина.
Вика кивнула.
— Кажется, нас кто-то одел.
---
Когда они наконец вышли из дома, Марина почувствовала, что ноги предательски подгибаются.
Они оказались на узкой улочке, мощёной булыжником. Дома вокруг — высокие, с балконами, обвитыми коваными перилами, украшенные горшками с цветами. Из окон свисали кружевные шторы.
Мимо проходили люди. Женщины в широких платьях и шляпках, мужчины в сюртуках и цилиндрах. Кто-то шагал неспешно, кто-то бежал, размахивая газетами.
— Le cri du peuple! — выкрикнул газетчик. — Les nouvelles de la révolution!
— Мама, это точно не сон? — Виктория снова вцепилась в её руку.
— Это… Париж. XIX век, — прошептала Марина. — Судя по всему, время революции.
Она сама не верила, что так спокойно произносит эти слова.
По улице неспешно проехала карета, запряжённая парой белых лошадей. Возница щёлкнул кнутом, подгоняя животных. Вслед за ним прошёл жандарм в форме — тёмно-синий мундир с блестящими пуговицами, сабля на боку.
Марина буквально чувствовала, как в ней срабатывает старое, забытое следственное чутьё.
Этот город живой. Опасный, как змея. Но у него есть свои законы.
---
В первый же час они поняли главное: здесь нельзя оставаться на улице.
Прохожие оглядывались на них — кто с любопытством, кто с подозрением. Особенно — на Викторию, слишком юную, чтобы бродить по городу без сопровождения. Несколько мужчин откровенно окинули её оценивающими взглядами, и Марина ощутила, как внутри закипает ярость.
Но тут же всплыла мысль: они без денег. Без документов. В незнакомом мире.
— Вика, идём, — тихо сказала она. — Нам нужна крыша над головой. Любая.
Они зашли в переулок — узкий, с кривыми домами, где в воздухе висел аромат кофе, лаванды и печёного хлеба. Там была небольшая вывеска — Chambres à louer.
Комнаты сдавались.
Марина толкнула дверь. Внутри было полутемно, пахло вином и свечным воском. За стойкой сидела женщина лет пятидесяти — коренастая, в чепце, с суровым лицом.
— Bonjour, mesdames, — прогудела она, глядя на них из-под очков. — Vous cherchez une chambre?
Марина напряглась. Она не говорила по-французски. Вернее, знала только пару слов с университета.
Но — чудо! — её губы сами произнесли внятно и правильно:
— Да, нам нужна комната. Мы прибыли из провинции. Мой муж… погиб. Мы ищем пристанище.
Голос звучал чуждо, медленно, но уверенно.
Женщина смерила их подозрительным взглядом, но кивнула.
— Troisième étage. Chambre vingt et un. Платите завтра. По утру. Чай — внизу.
Она махнула рукой.
---
Комната была убогая, но чистая. Маленькое окно, железная кровать, пара стульев и умывальник в углу. Виктория села на кровать, как выжатый лимон.
Глава 3.
Первые законы выживания
Утро наступило не сразу. Сначала был холод. Пронизывающий, липкий, цепляющий кости. Потом запах — резкий, неумолимый: смесь затхлой стены, старого дерева и едкого угля.
И только потом — звук.
Город жил собственной жизнью. Где-то звенели колокольчики дверей, гремели колёса повозок, кто-то уже орал благим матом на непослушную лошадь, а по коридору неслося тяжёлое шарканье шагов.
Марина открыла глаза, глядя в потолок с облупленной штукатуркой.
— Великолепно, — пробормотала она вслух. — Ну вот она, новая жизнь. Пахнет как разбившийся чайник и ощущается как студенческое общежитие на Соколиной Горе.
Рядом тихо посапывала Виктория, свернувшись клубочком. Марина с минуту смотрела на дочь, прислушиваясь к этому редкому мгновению тишины.
Даже во сне у Вики не уходило напряжение — брови нахмурены, губы чуть поджаты.
Бедная девчонка. Ещё вчера она спорила с ней из-за какой-то дурацкой поездки в торговый центр, а сегодня — они вдвоём в Париже XIX века. В полном смысле слова вдвоём, без шансов на спасение.
Марина осторожно откинула тонкое шерстяное покрывало и села. Корсет напомнил о себе сразу — чуть глубже вдохни, и ты тюлень, застрявший в рыболовной сети.
«Чудесно. Я — героиня путешествия во времени. Героиня, которая даже сесть нормально не может».
Она поднялась, тихо пробравшись к умывальнику. Вода в кувшине была ледяной, но выбора не было. Она плеснула в лицо, зажмурившись, и тут же пробудилась окончательно.
Зеркало на стене снова показало её странное отражение. Всё та же женщина, будто сошедшая с портрета — тонкие черты лица, строгий овал, волосы цвета тёмного мёда, собранные в тугой пучок.
Но в глазах… В глазах отражалась та самая упрямая, уставшая Марина из Москвы, с её сарказмом, с её багажом неудач и проблем.
— Ну что, Машенька, — хмыкнула она своему отражению, — добро пожаловать в новую реальность. Надеюсь, тут хотя бы кофе нормальный.
---
Виктория проснулась с характерным выражением лица человека, который понял, что катастрофа вчера была не сном.
Она молча села, озираясь. Марина наблюдала за ней, не торопясь вмешиваться. Сама когда-то училась — не лезь к подростку до первой фразы, иначе нарвёшься на шквал проклятий.
И точно.
— Мам, — хрипло начала Вика, — это всё ещё… это не сон?
— Доброе утро, дорогая. Нет, не сон. Добро пожаловать в Париж. Примерно 1848-й, если я правильно поняла, — сухо отозвалась Марина, натягивая на себя платье. — Город без вай-фая, шампуня и нормальной канализации.
Вика вцепилась в голову.
— Я… Я не хочу быть тут. Я хочу домой. Я хочу обратно в XXI век! Там хотя бы TikTok работает!
Марина чуть не рассмеялась. Сдержалась. Времени на истерику не было.
— Милая, если ты найдёшь мне здесь роутер, я первая выйду в эфир и расскажу миру о своём опыте. Но пока — нет. У нас другой приоритет.
— Какой ещё? — обречённо спросила Вика.
Марина повернулась, глядя на неё серьёзно.
— Завтрак.
---
Первый выход на улицу после пробуждения стал настоящим испытанием. Город был… живым.
Он пах. Он дышал. Он стонал.
Утро принесло с собой не только солнце, но и грохот телег, гомон продавцов, звон стекла и стук подков.
Грязь на мостовой уже не смущала никого — брызги летели во все стороны, мальчишки ловко перебегали улицы, размахивая связками ключей и газет.
Женщины с корзинами несли на головах хлеб и зелень. Из лавок доносился запах кофе, ванили и горячих булочек.
Марина шла, держа Викторию за руку, не отпуская. Она чувствовала на себе взгляды. И на дочь тоже.
Здесь нельзя было теряться.
— Мама, ты уверена, что знаешь, куда идёшь? — прошипела Вика, неловко лавируя между лужами.
— Конечно. Как любая женщина, выброшенная во времени, я интуитивно чувствую направление булочной, — отрезала Марина, окинув взглядом улицу. — Идём.
Через несколько минут они вышли на рынок.
И это был настоящий гастрономический шок.
Яркие палатки, горы фруктов, пучки зелени, головы капусты размером с младенца, куры, рыбы, сыры — всего было много, всё лежало прямо на деревянных столах. Продавцы наперебой зазывали покупателей.
— Pommes fraîches! Fraises du matin! — выкрикивали они.
Марина встала, как вкопанная. В животе заурчало. Голод, который она игнорировала утром, дал о себе знать с утроенной силой.
Она обернулась к дочери.
— Вот наш план, — шепнула она. — Действуем по старой схеме. Ты берёшь корзину и делаешь вид, что выбираешь фрукты. Я… пытаюсь вспомнить, как я вообще разговариваю на этом языке.
— Мам, ты что, хочешь украсть? — ужаснулась Вика.
— Нет. Я хочу временно занять, — с ледяным спокойствием ответила Марина. — Не я это придумала. Это первый закон выживания во времени. А потом — разберёмся.
Она быстро сообразила: на шее у неё висел кулон, тяжелый, явно золотой. Может, удастся его обменять.
Подойдя к лавке, она уверенно улыбнулась торговцу — сухощавому мужчине с усами и длинным фартуком.
— Monsieur, pourriez-vous m’aider? — произнесла она, удивляясь, как легко это соскользнуло с языка.
Тот глянул на неё, явно впечатлённый манерами и, вероятно, платьем.
— Mais bien sûr, madame! — он расплылся в улыбке.
Марина сняла с шеи кулон и протянула.
— Je n’ai pas d’argent aujourd’hui. Mais ce bijou… il est précieux. Suffisant pour du pain, du lait et… quelques fruits.
Торговец нахмурился, изучая подвеску. Потом хмыкнул.
— Très bien, madame. Pour vous, un bon marché.
Он быстро собрал в корзину буханку хлеба, бутылку молока, связку винограда и две ароматные булки.
Марина ловко кивнула и подмигнула дочери:
— Смотри и учись. Никогда не недооценивай силу хорошей торговли.
Вика вздохнула, но взяла корзину, пряча улыбку.
---
Они устроились на лавочке под старым вязом — рядом играли дети, женщины хлопотали возле фонтана.
Глава 4.
Перемирие по-парижски
Возвращение в их временную берлогу прошло на удивление спокойно.
Никто не бросался на них с вилами, не пытался вытащить на улицу или обвинить в колдовстве. Похоже, Париж середины века видел и не такие странности. Или, что вероятнее, всем вокруг было банально не до них.
Поднявшись по крутой лестнице, Марина с дочерью оказались у двери своей комнаты. Запах здесь стоял всё тот же — смесь лаванды, старого дерева и чего-то масляного. Возможно, свечи. Или плохой вентиляции.
Марина поставила корзину с продуктами на столик, который щедро украшали царапины и следы прожжённых пятен.
Они с Викторией молча сели на единственную более-менее крепкую лавку у окна, закутанную в тёмное шерстяное покрывало.
— Ну что ж, — медленно начала Марина, разламывая хлеб на куски, — предлагаю официально признать: мы тут надолго.
Виктория зыркнула на неё из-под длинных ресниц.
— Мам, ну ты хоть иногда можешь не шутить, а? Это не смешно.
Марина пожала плечами, с совершенно невозмутимым видом отламывая виноградину.
— Это или шутить, или биться головой о стену. А она, между прочим, каменная. У меня голова одна, а с юмором я хотя бы не теряю лица.
Вика на мгновение уставилась в пол, но губы её дрогнули.
Марина уловила эту крошечную перемену.
— Так, — с нажимом сказала она, отложив еду. — Виктория. Нам надо поговорить. Серьёзно.
— Опять лекции? — обречённо вздохнула девочка.
— Нет, дорогая. Мы с тобой в дерьме. По уши. Без папы, без интернета, без вообще всего привычного. И если ты думаешь, что я собираюсь тут бегать за тобой и нянчиться, ты сильно ошибаешься.
Марина говорила спокойно, но с той интонацией, которую Виктория знала с детства. Интонацией, после которой обычно шли неизбежные последствия.
— Я предлагаю сделку. Перемирие. Мы не ноем. Не устраиваем истерик. Не жалуемся. Держимся вместе. Я не мать-ежевика, которая будет каждую минуту проверять, дышишь ли ты. Но ты должна слушаться меня в вопросах безопасности. Пожар, драки, подозрительные люди — сразу ко мне. Поняла?
Вика нахмурилась, но кивнула.
— А ты что предлагаешь взамен?
Марина усмехнулась.
Дочка пошла в неё, что уж там.
— Взамен ты получаешь свободу в бытовых мелочах. Я не лезу в твои вкусы, не заставляю тебя переодеваться как куклу и не лезу в твоё личное пространство. Но ты должна помогать. Везде. Еда, вода, уборка, шитьё — всему будем учиться вместе. Всё честно.
Вика задумалась.
— А ты… ты меня больше не будешь называть мелкой?
Марина чуть не рассмеялась.
— Ладно, договорились. Ты не мелкая. Но и не взрослая. Полуподросток.
Стажёр по выживанию, — добавила она с усмешкой.
На удивление, Вика хмыкнула.
— По рукам.
И они обменялись самым странным рукопожатием за всю свою жизнь — с хлебом в одной руке и куском сыра в другой.
---
К вечеру они уже начали осваиваться.
Марина тщательно осмотрела комнату. Стены были грубо оштукатурены, но кое-где виднелись старинные гобелены — вероятно, попытка хозяев скрыть трещины.
Кровать, как выяснилось, не такая уж и неудобная. Перины набиты перьями, правда, пахли стариной, но не плесенью. Зато под покрывалом они нашли настоящие сокровища — тёплые шерстяные шали и толстые носки ручной вязки.
— Мам, у нас теперь есть официальное доказательство, что люди раньше жили без отопления, — мрачно заметила Вика, примеряя носки почти до колена.
— Угу, — отозвалась Марина, поправляя на дочери шаль. — Прямо чудеса теплотехники.
С одеждой дело обстояло хуже.
То, что на них оказалось после перехода, выглядело, конечно, шикарно, но ходить в этом по городу было решительно невозможно.
Марина сразу решила, что вечер они потратят на то, чтобы хотя бы разобраться, что и как тут носят женщины вроде них.
— Вика, идём. Урок Парижского стиля для начинающих.
Они вышли на лестницу и услышали из кухни доносящийся голос хозяйки.
— Madame Lefevre, encore ce bruit? Vous avez entendu les nouvelles?
Марина прислушалась. Женщины обсуждали какие-то новости — явно тревожные, судя по интонации.
Одна из них, полная дама с добродушным лицом, заметила их на лестнице и обратилась:
— Ah, mes pauvres dames! Vous avez tout entendu? Ils disent qu’il y a eu une évasion à la prison!
Марина, кивнув, перешла на их французский, который ей как-то странно легко давался.
— Oui, madame. Nous sommes arrivées récemment. Que s’est-il passé?
— Oh, c’est terrible! — дама всплеснула руками. — Un prisonnier dangereux s’est échappé! Et la police est sur les dents. Tout le quartier est en alerte.
Вика, ничего не понимая, шепнула:
— О чём они?
Марина тихо перевела:
— Сбежал опасный преступник. Полиция в панике. Весь район гудит.
— Великолепно, — вздохнула Вика. — Мы не просто в прошлом, а в криминальной столице прошлого.
---
Тем вечером Марина развела свечи — старинный подсвечник был тяжеленный, но давал хороший свет.
Они с Викой ужинали — скромно, но вкусно: хлеб, сыр, молоко, несколько яблок, купленных по дороге.
Марина сняла корсет, позволив себе вздохнуть полной грудью, и наконец смогла расслабиться.
— Мам, — вдруг сказала Вика, ковыряя корочку хлеба, — а если… если мы вообще не сможем вернуться?
Марина не сразу ответила. Она смотрела в окно, где медленно опускался туман, превращая улицы в молочные реки.
— Тогда будем жить здесь, — просто сказала она. — Станем теми, кем надо.
Париж нас не спросил, готовые мы или нет. Значит, нам придётся стать такими, чтобы он сам нас запомнил.
Вика молча слушала.
— И да, — добавила Марина, — я тебя люблю. Даже если ты считаешь меня безнадёжной старой ведьмой.
Вика, не глядя, прошептала:
— Я тоже тебя люблю… ведьма ты проклятая.
Они обе рассмеялись.
И вдруг этот смех показался Марине настоящим. Таким, который слышишь в самых трудных моментах — и который говорит, что ты всё-таки жив.
Глава 5.
Город, где никто не спит
Марина всегда считала, что большие города похожи на людей.
У каждого — свой характер. Свои причуды. Свои болезни.
Москва, например, была суетливой, громкой, с вечной потребностью доказать, что она не хуже, чем столицы мира, и чуть-чуть лучше.
Париж…
Париж оказался вовсе не таким, как в её представлениях.
Он напоминал старого, измотанного, но опасно обаятельного шулера.
У него под ногтями — грязь, на руках — кольца, на губах — улыбка, которая одновременно обещает и предостерегает.
И всё же этот город притягивал.
---
Утро началось с того, что их комната наполнилась запахом кофе и хлеба.
Марина, закутавшись в шерстяную шаль, выглянула в окно. На улице уже кипела жизнь.
Женщины с корзинами, мужчины в цилиндрах, дети с газетами, продавцы, выкрикивающие новости о революции и… новый слух — кто-то исчез.
Не преступник. Нет. Исчез… ребёнок. Из хорошей семьи.
Марина внутренне напряглась. Она ещё с вечера чувствовала — город готовится к чему-то.
— Вика, вставай, — позвала она, встряхивая девочку. — У нас сегодня экскурсия.
— Мам… — Вика сонно закуталась в плед. — Я спала два часа…
— Здесь иначе не выживают. Мы должны понять, как жить. Нам нужны вещи. Деньги. Контакты. Всё, что поможет.
Вика мрачно вылезла из-под одеяла, напоминая потерпевшую крушение чайку.
— Ну класс, экскурсия по аду, — проворчала она. — Я надеюсь, хотя бы без физкультуры.
---
Они выбрались на улицу, одетые по местной моде.
Вчера вечером хозяйка комнаты, мадам Бертран, дала им в долг пару платьев и лёгкие пальто. Удивительно, но вещи идеально подошли.
Марина была в бежевом шерстяном платье с длинными рукавами и плотной накидке с капюшоном. Прямо поверх лифа она завязала простой кружевной платок — в этом наряде она выглядела как вдова из провинции, скромная, неброская, но вполне достойная.
Виктория тоже преобразилась. Серое платье, шерстяной платок на голове, перчатки и маленькая корзинка в руках — теперь она походила на юную ученицу монастырской школы.
— Мам, я выгляжу как девочка из детских сказок, — шепнула Вика, хмурясь.
— Главное, чтобы не как героиня французских ужастиков, — усмехнулась Марина. — Не привлекаем внимания. Это наше всё.
---
Город дышал. Шумел.
Марина чувствовала, как улочки будто втягивают их, заманивают всё дальше.
Кофейни манили запахом свежего хлеба и ванили. Прачечные ревели паром, зазывая модниц привести кружево в порядок. В лавках торговали тканями, пряностями, медом, воском, шляпками и даже… экзотическими птицами в клетках.
Вики вертела головой во все стороны, едва не сбивая людей.
— Мам, тут реально как в кино! Посмотри! Шляпы, кружева, всякие духи… и… о боже, это… это хвост павлина? — её голос дрожал от восторга и лёгкого ужаса.
— Тише, — шепнула Марина, улыбаясь, но не сбавляя шага. — Хвост павлина в этом мире — как твой новый айфон в нашем. Статус и бессмысленная трата денег.
Они свернули на площадь, где уже собралась толпа.
Посреди площади стояла повозка с полицейскими. Двое офицеров в мундирах и шляпах зачитывали что-то вслух, а прохожие шептались.
Марина остановилась, вцепившись в руку Вики, чтобы не потерять её в толпе.
— Disparition d’enfant! Fils d’un banquier célèbre! Une récompense pour toute information!
Марина внутренне вздрогнула.
— Мама, о чём они? — шепнула Вика.
— Исчез ребёнок. Сын известного банкира. Большая награда за любую информацию, — перевела Марина, прислушиваясь к каждой фразе.
В этот момент она заметила в толпе знакомую фигуру.
Тот самый мужчина, которого она вчера увидела на улице. Высокий, в сером пальто и тёмном сюртуке, с пронзительным взглядом. Он стоял у фонтана, не участвовал в общем шуме, но внимательно следил за происходящим.
Внезапно их взгляды снова встретились.
Марина почти физически почувствовала, как он её оценивает.
Не как женщину.
Как игрока на чужом поле.
Она сжала руку Вики:
— Уходим. Быстро, но спокойно.
— Мам, но…
— Не обсуждается.
---
Они шли быстро, сворачивая в боковые переулки. Вика пыталась не отставать, запыхалась, но не ныла — это Марина оценила.
— Кто это был? — спросила Вика, когда они остановились у маленькой булочной.
Марина, отдышавшись, внимательно посмотрела на дочь.
— Детектив. Или полицейский. Но не простой. Он нас видел. Запомнил.
И поверь мне, он нас ещё найдёт.
Вика нервно прикусила губу.
— Нам что теперь, прятаться?
Марина усмехнулась.
— Нет, дорогая. Прятаться здесь — путь в яму. Нам нужно другое. Нужно стать частью этого мира. Стать тем, что ищут не первым.
— И как ты это сделаешь?
Марина посмотрела на витрину, где лежали яркие платки и ленты.
— Для начала — стану продавщицей, вдовой или швеёй. В этом мире женщин не спрашивают, кто они и откуда, если они умеют красиво улыбаться и хорошо шить.
Она снова усмехнулась — тихо, с хищной уверенность бывшего следователя.
— А потом… Я сама узнаю, что тут за истории творятся.
И если уж нам судьба подкинула детектив, так мы сыграем его лучше всех.
---
Париж задыхался от скандалов, но Марина чувствовала: это только начало.
А за их спиной, в тени перекрёстка, тот самый мужчина продолжал смотреть им вслед. С лёгкой, почти невидимой усмешкой.
Глава 6.
План выживания с кружевами и риском
Вечер в их маленькой комнате наступал медленно, как будто сам город не спешил отпускать дневные тревоги.
За окном фонари рассыпались золотистыми пятнами по мостовой, а вдалеке звенели колокола вечерней службы. Париж постепенно переходил в ночной, опасный режим.
Марина сидела у окна, обхватив колени руками, и вслушивалась в ночные звуки города. Она ещё утром поняла — этот Париж живёт ночью куда громче, чем днём.
— Мам… — голос Виктории прозвучал с той самой осторожностью, которую она уже выучила за последние дни.
— Что, Вика?
— А если нас вообще никто не найдёт? Ну, из нашего времени? Вот прям совсем?
Девочка сидела на кровати, закутанная в плед до ушей, с той самой упрямой складкой между бровями, которую Марина знала с пелёнок.
Марина усмехнулась, глядя в окно:
— Если найдут — отлично. Если нет — значит, будем жить здесь.
Времени, чтобы рыдать в подушку, у нас нет. Пойми, мы сейчас вроде как крысы на корабле.
Либо грызёмся, либо строим плот и плывём сами.
Вика вздохнула и потёрла щёку о плед:
— Ну круто. Спасибо, мама. Успокоила.
Можешь ещё сказку рассказать про то, как мы завтра разбогатеем и купим себе дворец?
Марина скривилась:
— Дворец мы вряд ли купим. А вот выжить, возможно, получится.
Для этого нужен план. Строгий. Чёткий. Беспощадный.
Вика закатила глаза:
— О, пошло…
Но Марина не обращала внимания. Она поднялась и принялась шагать по комнате, задумчиво перебирая пальцами шнурок на шали.
— Слушай внимательно. Первое — нам нужно найти способ зарабатывать. Хоть какой-то. Любая работа, которая не требует документов и не вызывает подозрений.
Шитьё, прислуга, торговля, травы, глажка белья — всё, что угодно.
Идём туда, где женщины общаются. Там всегда свежие слухи, а нам они нужны.
— Зачем нам слухи? — мрачно спросила Вика.
Марина посмотрела на неё серьёзно:
— Чтобы не стать следующими пропавшими.
Тут дети исчезают, политические заговоры варятся, а в переулках каждый второй — вор или доносчик. Нам нельзя быть слепыми.
В слухах — ключ ко всему.
Вика вздохнула:
— И где ты думаешь искать эту «работу мечты»?
Марина снова улыбнулась, хищно, по-волчьи:
— Там, где самая болтливая часть города. В прачечной или шляпной лавке. Женщины любят поболтать за стиркой и примеркой.
А я ещё и кое-что умею.
— Например? — Вика прищурилась.
— Например, подслушивать, — Марина подмигнула.
Вика не сдержалась и рассмеялась, тихо, но искренне.
Марина уселась рядом, взяла её за руку.
— Вика, нам нужно держаться вместе. Как бы тебя ни бесило всё это — я твоя мама, и я сделаю всё, чтобы ты осталась в безопасности.
Даже если мне придётся шить панталоны для парижских дам или варить зелье от мозолей.
— Мам, ты сумасшедшая.
— Я твоя мать. Это практически синоним.
Они обе рассмеялись. И вдруг атмосфера комнаты словно стала мягче. Потолок уже не давил. Холод отступил под пледом и плошками с горячей похлёбкой, которую принесла хозяйка.
И даже крошечный огонёк свечи вдруг стал напоминать о доме.
---
Позже, когда Вика уже задремала, Марина всё ещё сидела у окна.
Её взгляд упал на улицу, где в ночной тени мелькнула знакомая фигура.
Тот самый мужчина. Детектив или кто он там был.
Он шёл уверенно, но осторожно, как хищник, который знает свои улицы.
Марина тихо пробормотала, глядя ему вслед:
— Ну что, милый мой, давай поиграем.
Ты ищешь пропавших.
А я ищу путь домой.
Посмотрим, кто кого перехитрит.
---
На следующее утро Марина уже знала, что будет делать.
Она зашнуровала своё платье потуже, накинула капюшон и ловко, привычно завязала шаль — так, чтобы половина лица оставалась в тени.
— Мам, ты куда? — Вика с удивлением смотрела, как она надевает перчатки и берёт корзину.
— В поиски счастья. Или хотя бы работы, — ответила Марина, целуя дочь в макушку. — А ты остаёшься тут и никуда не выходишь.
Запомни: если кто-то постучит — притворись, что ты глухонемая. Говорить не умеешь, понимаешь? Это здесь никого не удивит, зато к тебе не полезут с расспросами.
Вика кивнула, понурившись.
Марина уже почти вышла, когда дочь вдруг окликнула её:
— Мам!
Ты не боишься?
Марина обернулась. На лице у неё была та самая усмешка — дерзкая, упрямая.
— Боюсь.
Поэтому и иду.
И с этими словами она исчезла за дверью, оставляя за собой запах лаванды, шерсти и лёгкую дрожь надежды.
Париж уже ждал её.