Подношу чашку с кофе к носу и вдыхаю бодрящий аромат, слушая непрекращающуюся болтовню Эмми, которая между словами успевает уплетать огромное пирожное, покрытое ягодами и взбитыми сливками. Улыбаюсь и делаю глоток горькой жидкости, которая обжигающим комочком падает в желудок.
— Холли, ты не слушаешь, — возмущенно щурит на меня ярко-голубые глаза, накручивая на палец прядь длинных золотистых волос, даже в своем недовольстве оставаясь милой, словно принцесса из сказки.
— Я слушаю. Хочешь, повторю? — фыркаю, откидываясь на спинку стула. — Алехандро такой красивый, такой сильный, такой заботливый, такой умный... — перечисляю с придыханием, пародируя восторженный голосок подруги, и она, не в силах удержаться, смеется, шлепая меня ладошкой по руке.
— Прекрати. Я не говорю все время об Алехандро.
— Да, ты это делаешь, — закатываю глаза, улыбаясь. — Вообще удивляюсь, как он тебя отпускает куда-то. Альфы такие собственнические обычно, тем более теперь.
Перевожу взгляд на животик Эмми, который уже заметно так выделяется под тканью легкого нежно-голубого платья на тонких бретельках.
— Але не хочет, чтобы я грустила, — она морщит изящный носик, весело поглядывая на меня, и я физически ощущаю счастье, которое буквально волнами исходит от ее хрупкой фигурки. — И ты ему нравишься.
— Я?! — закашливаюсь, подавившись очередным глотком кофе, от неожиданного заявления подруги. — Ты бредишь или что?
Мысль о том, что я могу нравится какому-то альфе вообще, не говоря уже о таком жестком, как Алехандро Варгас, приводит меня в изумление. Альфы с трудом терпят только себе подобных. Ну еще омег, которые удовлетворяют их похоть и немного сдерживают жестокость. Нравится альфе может только омега, ставшая его парой, как например Эмми для Але. А такие как я, без гена принадлежности, не больше чем пыль под их ногами, которую они не замечают в лучшем случае. В худшем — убивают ради развлечения. Я обычная. Не омега. Простая девушка без выдающихся форм, немного даже худая. Я не нежная красавица, как Эмми. У меня черные прямые волосы, похожие на шелк ночного неба, и темно-карие глаза, почти уходящие в обсидиановый оттенок. Мои губы сжаты в упрямую линию, я вечно хмурюсь и ношу мешковатые джинсы и темные толстовки, скрывающие фигуру. Я злая, немного упрямая и саркастичная, и я не знаю, почему такой нежный цветочек, как Эмми дружит со мной. Как и не знаю, почему я все еще остаюсь с ней рядом, если давным давно привыкла избегать любых привязанностей.
Мы познакомились с ней в центре распределения, где всем девушкам, достигшим восемнадцати, проводят тесты на выявление генома омеги. Эмми вышла оттуда с ярко-красным браслетом, показывающим ее ценность и полезность обществу. Я же надела на запястье черный, как знак моей ничтожности для них. Но для меня это было свидетельством свободы. Я вдыхала свежий весенний воздух, напитанный ароматами распускающейся зелени и счастливо смеялась, смотря в небо, покрытое белыми пушистыми облачками. Эмми тогда посмотрела на меня, как на дурочку, и спросила, сумасшедшая ли я. Просто так радоваться тому, что оказался на дне иерархии, не укладывалось в ее миленькой голове, забитой пропагандистскими лозунгами, вдалбливаемыми нам с детства, что долг каждой девушки удовлетворять альфу. В ответ я резко спросила у нее о том же, а она вместо того, чтобы разозлиться, рассмеялась и протянула мне изящную маленькую ладошку, пригласив выпить в ближайшее кафе. Я неожиданно согласилась, не догадываясь, что обрекаю себя теперь на несколько лет дружбы и ее постоянной навязчивой заботы, которая немного умерилась только прошлым летом, когда она встретила своего альфу.
Выныриваю из мыслей, когда Эмми встряхивает меня за плечо, внимательно смотря на меня.
— Ты правда нравишься Але. Он уважает силу и стойкость. Холли, не все альфы такие уж монстры.
Я хмыкаю, прикусывая язык, чтобы не спросить ненароком о том, скольких невинных замучил и убил ее обожаемый Але. Да, не все альфы монстры. Есть среди них чудовища и похуже. Вздыхаю, накрывая ладонью ее руку на своем плече.
— Эмми, ты счастлива?
— Да, — отвечает без колебаний, с решимостью в небесных глазах.
— Ну и хорошо. Думай о своей паре и о ребенке, а не обо мне.
Она кусает пухлые красные губы, красивое личико морщится от несогласия.
— Давай, я попрошу Але взять тебя на работу. — ее голубые радужки становятся почти прозрачными, когда видит, как темнеют мои глаза от унижения, и я резко выдыхаю через нос, чтобы успокоиться.
— Я двадцать три года как-то выживала без твоего Але, — говорю резче, чем хотела бы, и она порывисто обнимает меня, прижимаясь мягкой щекой к моей шее.
— Прости, Холли... Я хотела помочь.
— Я знаю. — расслабляюсь, обхватывая руками ее спину. — Все со мной будет хорошо. Перестань переживать.
— А вдруг ты все таки встретишь своего альфу? — тянет мечтательно, и я трясусь от сдерживаемого смеха.
Вот благодарить ее за такое пожелание, или ругать?
— Я не омега, Эмми.
— Ну и что? Ты красивая. Такая смелая, добрая и хорошая. Да они дураки, если не видят света в твоей душе! — выдает запальчиво, хмуря тонкие брови.
— Спасибо, — улыбаюсь и отстраняюсь, покачивая головой.
Все же Эмми это нечто. Не удивляюсь, почему Варгас так одержим ею.
— Мне пора идти. У меня смена на заводе через час. — встаю со стула, обводя взглядом уютное кафе, где мы сидели последние пару часов. — К тому же жалко владельцев. Они разорятся без посетителей.
Десяток столиков, покрытых милыми кружевными скатертями, пустует, как и барная стойка, где скучают без дела официанты. Хоть Алехандро и отпускает Эмми на встречи со мной по какой-то странной непонятной мне причине, но это не значит, что он не оберегает свою омегу. Рослые мускулистые шкафы в черных костюмах из числа его личной охраны сидят по периметру помещения, ощупывая углы острыми взглядами, и маячат у двери, отпугивая желающих войти жесткими лицами и ясно выделяющимися под тканью пиджаков пистолетами.
Он делает то, что обещал. Я наверное дура, потому что до последнего надеюсь на какое-то избавление. Хоть и понимаю, что спасения мне ждать неоткуда, но мозг отказывается верить в то, что вот сейчас меня изнасилуют и растопчут. Альфы молчат все время, пока мы едем. Сероглазый смотрит в окно, барабаня длинными пальцами по колену. Блондин буквально трахает меня взглядом, от чего мой затылок немеет, и я чувствую горечь во рту, как будто долго рвала желчью. Машины сворачивают с основной трассы. Центр города и небоскребы остаются позади. Я понимаю, что мы в элитном районе, где живут исключительно альфы. Одинокие роскошные особняки на огромных территориях, окруженных парковыми зонами и высокими заборами – эти уроды очень ценят приватность и простор.
Из-за болезненного сосущего ощущения в районе солнечного сплетения не могу сосредоточится на проносящемся мимо пейзаже. Хоть бы дорогу запомнить по которой едем... Да зачем? Как будто у меня есть шанс выбраться из этого живой и вернуться назад. Немного прихожу в себя только когда проезжаем через массивные кованые ворота. Джипы, в которых ехали беты поворачивают направо к длинным строениям, виднеющимся вдалеке, больше похожим на ангары. Наш едет прямо и тормозит у трехэтажного дома. Все свободное пространство от ворот до здания засажено вековыми елями. Они окружают особняк плотным кольцом, за исключением лишь широкой полосы зеленого газона, опоясывающего коробку из стекла и бетона.
Наверное нанимали какого-то супер крутого архитектора, чтобы построить это совершенство из плавных черных линий, перемежающихся зеркальными полосами окон и вставками натурального дерева. Land Rover останавливается, и я вздрагиваю, когда Гоуст, так кажется называл его тот другой, начинает двигаться. Думаю, что он снова попробует меня придушить, или вытащит за шкирку из машины, но он молча выходит и, хлопнув дверью, идет по гравийной дорожке к дому. Соуп покидает внедорожник следом за ним, и через мгновение дверь рядом со мной распахивается, я вижу его мускулистый торс и протянутую ко мне руку. Сглатываю, отодвигаясь по сиденью назад вглубь салона, и слышу раздраженный вздох.
— Не делай ситуацию еще более сложной, чем она есть, маленькая кукла.
Его голос мягче, чем у блондина, но я все равно чувствую дрожь в позвоночнике. От страха – я была бы идиоткой, если сказала бы, что не боюсь их, – и от несправедливости ситуации. Они распоряжаются мной, как вещью. Так, словно моя жизнь и мои желания и ломаного гроша не стоят. Я всегда знала, как устроен наш мир, но знать и прочувствовать на себе – это разные вещи. И сейчас меня буквально разрывает изнутри от острой безысходности. От понимания, что впереди меня, вероятно, ждет ад. И поэтому вопреки логике, подсказывающей его не злить, продолжаю отползать от него, пока он недовольно не рыкает, наклоняясь и хватая меня за предплечье. Стальные глаза замораживают меня стынущим холодом. Пальцы альфы сжимаются на моей коже и буквально выдергивают меня из машины так легко, будто я для него ничего не вешу.
Я спотыкаюсь, инстинктивно хочу схватиться за него, но тут же осаживаю себя и, пошатнувшись, лечу вниз, коленями на гравий. Острые камушки даже сквозь ткань джинсов впиваются в кожу. В глазах темнеет от резкой боли, шиплю, сдирая об угловатые обломки щебня еще и ладони.
— Блять... — слышу его сдавленное сквозь зубы, и он подхватывает меня за плечи, поднимая с земли.
Его ноздри расширяются. Понимаю, что чует кровь. Ощупывает взглядом с ног до головы, приподнимает мой подбородок пальцем, смотря в глаза, которые невольно наполнились слезами — от боли и от обиды. Стискивает челюсти, что-то мелькает в серебряных радужках. Снисхождение или жалость... Очень странное, не свойственное альфам.
— Сильно ударилась? — спрашивает, и я давлю желание фыркнуть и съязвить что-то в ответ.
Типа того, что вы, уроды, похитили меня с целью мучить, а ты переживаешь о моих ушибленных коленках. Странный альфа, определенно более спокойный, чем блондин, и я думаю, чем это может мне помочь. Молчу, не отвечая на вопрос, и он снова вздыхает, сжимая пальцы на моем запястье.
— Идем.
Шагаю за ним, как собачка на поводке. Израненную кожу щипает, словно иголками колет, и я морщусь, замечая, как следит за мной, скосив глаза вниз.
— Как тебя зовут? — снова вопрос, и я теряю выдержку.
Зачем он это делает? Зачем хочет показать, что может быть человечным?
— Отпусти меня, пожалуйста. — упираюсь ногами, не давая затащить себя на лестницу, ведущую к основательной металлической черной двери. — Пожалуйста, пожалуйста, я тебя очень прошу, отпусти.
Не понимаю, почему вообще говорю это. Слова льются потоком, как и слезы из глаз. Осознаю, что могу скатиться в истерику. Он резко мотает головой, словно отгоняет надоедливое насекомое. Хватает за плечи, встряхивая так, что у меня клацают челюсти.
— Не сопротивляйся, — говорит медленно, наклонившись почти вплотную к моему лицу. — И все пройдет... Терпимо.
Кусаю губы, чувствуя соль и металлический привкус крови. Сознание словно в вакуум погружается. Все звуки доносятся как сквозь толщу воды. Зрение расфокусировано. Наверное так физически проявляется шок. Соуп смотрит на меня еще мгновение, а потом внезапно поднимает вверх, взявшись руками за талию, и закидывает к себе на плечо.
— Слишком долго думаешь, кукла. — легко взбегает по ступенькам.
Широкая ладонь сжимается на моей ягодице, и я взбрыкиваю ногами, которые он тут же придавливает другой рукой, открыв перед этим дверь. Заходит в дом, из своего положения я вижу только серую мраморную плитку на полу и кусочек белых стен. Он шагает вглубь дома, свернув пару раз, и плитка сменяется паркетом из дерева, а я слышу ненавистный голос, от которого меня выворачивает.
— Развлекаешься, Соуп? Какой прекрасный вид. — и другая безжалостная рука с силой шлепает меня по ягодице, заставляя взвизгнуть.
Я не думала, что и правда смогу заснуть. Тупая боль в мышцах и перегрузка эмоциями не способствовали этому. Но видимо мое подсознание решило поберечь психику и затянуло меня в спасительную темноту.
Просыпаюсь от того, что солнечные лучи пробились сквозь неплотно запахнутые шторы насыщенно-глубокого зеленого цвета и стали щекотать мои закрытые веки. Реальность наваливается, словно несколько метров земли на крышку гроба. Закрываю лицо ладонями, пытаясь понять, как я себя чувствую.
На удивление тело болит уже не так сильно. Откидываю одеяло и сажусь на кровати, осматривая комнату. Все тот же светлый интерьер в сдержанном стиле, только здесь преобладают оттенки зеленого. Широкая удобная кровать, белые стены, несколько картин с абстракцией на них и пушистый изумрудный ковер на полу. Морщусь, потому что когда начинаю двигаться, то начинаю и ощущать себя грязной. Кожу стягивает от засохшей крови на шее, и от их спермы на бедрах. Медленно привстаю, опираясь рукой на матрас. Ступни утопают в мягком ворсе ковра, и я шагаю к дальней стене, на которой вижу две двери в цвет стен. Надеюсь, что за одной из них я смогу вымыться.
За первой обнаруживается гардеробная, сейчас правда пустующая. За второй нахожу то, что мне надо – ванная тоже в белых тонах с вкраплениями серебра. Сантехника черная и выглядит настолько дорого, что я еще раз морщусь. Долбанные хозяева жизни.
Опираюсь на раковину, поднимая глаза к зеркалу. Судорожно втягиваю воздух сквозь зубы. Зрелище то еще. На коже шеи и груди расцветают синяки. Опускаю взгляд ниже и понимаю, что на бедрах та же картина. Но больше всего меня злят две отметины у основания шеи, оставленные их клыками. Метки, которыми они обозначили меня, как свою собственность. Ровные полукружия, покрытые засохшей кровью, которые я без колебаний срезала бы вместе с кожей, если бы у меня был нож.
И этим заставила бы их наделать мне новых. Вздыхаю, закрывая глаза. Нужно взять себя в руки. Нужно придумать, как выжить и не сойти с ума в этом кошмаре. Стою так пару минут, а потом набираю воды в огромную каменную ванную и погружаюсь в исходящее паром тепло. Некоторое время просто сижу, потом выбираю из кучи бутылок и банок, выстроившихся на полках, какой-то гель, пахнущий смесью персика и ванили, и намыливаюсь, яростно растирая тело мочалкой, как будто это поможет мне стереть с себя их прикосновения.
Успокаиваюсь, выбившись из сил. Замираю в воде, пока она не становится холодной, а потом вылезаю, закутываясь в огромное махровое полотенце. Возвращаюсь в комнату, гадая, что делать, ведь эти уроды разорвали мою одежду, но с удивлением обнаруживаю на уже перестеленной и заправленной кровати легкий спортивный костюм жемчужно-серого цвета и комплект скромного хлопкового белья. Одеваюсь, думая, откуда здесь взялись эти вещи. Единственное объяснение, которое приходит на ум, это то, что альфы приставили кого-то из слуг следить за моим пробуждением. Ткань легко ложится на тело, свободно спадая и не сковывая движений. Застегиваю молнию на кофте и слышу стук в дверь, за которым она сразу же открывается, впуская в комнату миловидную женщину средних лет в белом халате поверх делового бордового костюма и с забранными в пучок рыжими волосами.
— Мисс Блэквуд, вижу, вы чувствуете себя получше, — говорит, сканируя меня взглядом голубых глаз, спрятанных за стеклами круглых очков.
Смотрю на нее, хмурясь. Не понимаю, откуда знает, как меня зовут, никому из них не говорила свое имя. Значит, уже успели собрать на меня полную информацию, что еще больше злит меня.
— Вы кто? — спрашиваю рыжую, подмечая черный браслет на запястье.
Низшая, как и я. Черт... Осекаюсь. Какая я теперь низшая? Подонки ясно дали понять, что я омега.
— Я врач. Альфа Райли попросил вас осмотреть, как только вы проснетесь.
— Кто? — сразу думаю на сероглазого. Забота в его стиле.
— Альфа Райли. Саймон Райли. — смотрит на меня, видя, что не понимаю. — Он носит маску на лице.
Черепастый? Попросил меня осмотреть? Не думала, что смогу чему-то удивиться в этом дурдоме.
— А второго как зовут? — решаю вытащить из докторицы как можно больше информации, пока есть такая возможность.
Кто знает, что может пригодиться в дальнейшем.
— Джон МакТавиш. — отвечает после небольшой паузы, недовольно поджимая губы. Не нравится, что расспрашиваю. А мне плевать. Мне тоже не нравится, что меня решили сделать игрушкой. — Вы разрешаете себя осмотреть?
— Валяй.
Сажусь на кровать, следя за тем, как начинает ощупывать мое тело. Проходится чуткими пальцами по синякам. Достает из принесенного с собой саквояжа ампулы и берет у меня кровь на анализ. А также оставляет на тумбочке у кровати мази и несколько пластинок с таблетками.
— Я проведу анализы, но думаю, что все в порядке. Тело омег быстро заживает и легко приспосабливается к альфам. — говорит, собирая инструменты в сумку. — Используйте мазь для меток, так быстрее заживет. Таблетки принимайте по одной три раза в день. Там от боли и для ускорения регенерации.
— Почему вы все говорите мне, что я омега, если тесты в центре распределения показали, что я обычная? — перебиваю ее, смотря, как поправляет очки на изящной переносице.
— Такое бывает. Очень редко. Можно сказать один раз на сто тысяч. Но иногда омега созревает позже, как в вашем случае. Мисс Блэквуд, лучше примите это спокойно.
Стискиваю губы, лишь бы сдержаться и не послать ее нахуй. Посмотрела бы я, какой бы она была спокойной, если бы ее оттрахали двое сумасшедших альф.
— Я навещу вас позже. Прослежу, как проходит заживление. — вздыхает, кивая на метки. — Альфа Райли просил передать, что вас ждут к обеду. Настоятельно рекомендую вам, как доктор, принять приглашение. Вы спали почти двое суток, и вашему организму нужны ресурсы для восстановления.
Его слова крутятся в голове, как заезженная запись на проигрывателе. Снова и снова. Да, я зла сейчас. Очень. Почему-то им так легко удается вывести меня из себя. Но я боюсь. Страх собирается противными снежно-ледяными комочками в животе, и я сглатываю от приступа удушья. Хватаюсь ладонью за горло, стараясь дышать глубоко и быстро. Ну почему я не могу держать язык за зубами? Я же прекрасно знаю, к чему теперь это приведет.
Взбегаю по лестнице, замечая, как Газ следует за мной на расстоянии. По его непроницаемому лицу невозможно ничего прочитать, но у меня такое чувство, что он очень недоволен этим навязанным ему поручением присматривать за мной. Конечно, он выполнит любой приказ своих альф, но я вижу, как ему это не нравится. Ну поздравляю, приятель, мы с тобой в одной лодке. Мне это все тоже очень не нравится.
Захожу в свою комнату. Вернее в ту, которую они назначили моей. Столбенею, потому что сразу же вижу открытую дверь гардероба. Делаю шаг внутрь. Он был пуст еще утром. Сейчас там нет свободного места. Футболки, джинсы, костюмы, платья всех возможных расцветок и фасонов. Они что думают, что я захочу наряжаться для них?! Туфли, кроссовки, балетки, куча сумочек и аксессуаров. Все качественное, дорогих брендов и очень красивое. Смотрю на ярлыки, размеры мои. Я даже и не удивлена, пока я спала двое суток, они успели выяснить обо мне все. Только не понимаю зачем. Если хотят просто использовать, зачем покупать вещи? Зачем присылать врача? Зачем заставлять есть?
Просто бред. Я прекрасно помню, как Гоуст сказал, что у них нет инстинкта оберегать меня. Я для них просто игрушка. И теперь это. То, что заставляет меня нервничать, потому что я не понимаю, чего мне ждать. Эмоциональные качели и прыжки от жестокости к нежности расшатывают меня, делая нестабильной. И может быть именно этого они и добиваются. Чтобы сломать меня окончательно и сделать зависимой от них. И я не знаю, что мне делать и как защититься. Потому что они сильнее, и у них власть. А я просто хочу, чтобы все это закончилось. Я не хочу ни их самих, ни их богатства, ни этих подарков. Мне нужно найти выход, потому что как только мой организм окончательно перестроится и начнется течка, я с большой вероятностью забеременею от одного из них. И тогда уже уйти не смогу, потому что ребенка не оставлю ни при каких обстоятельствах.
Тру пальцами виски. От этих мыслей разболелась голова. Возвращаюсь в спальню, закрывая дверь гардеробной, чтобы не видеть этого великолепия, которое меня раздражает. Решаю, что буду брать только необходимое, чтобы не ходить голой. Остальным пользоваться не собираюсь. Я им не безмозглая кукла, которую можно купить дизайнерским платьицем.
Подхожу к тумбочке и выпиваю таблетку обезболивающего, которое оставила рыжая докторица. Выглядываю в окно и вижу движение на улице. У дома несколько машин, огромных и черных, вполне соответствующих раздутому эго этих придурков. Беты рассаживаются в них, хлопая дверьми, а из дома выходят Райли с МакТавишем, уже переодетые в деловые костюмы. Значит и правда куда-то уезжают. Провожаю взглядом колонну внедорожников, которые резко стартуют с места и скрываются за деревьями. Стою некоторое время размышляя о том, что делать.
Раз мне разрешили свободно передвигаться, почему бы и не воспользоваться этим. Приоткрываю дверь, выглядывая в коридор. Газ трется поодаль, облокотившись о стену спиной. Хмыкаю от сочувствия смешанного со злорадностью. И правда, как сторожевой песик. Наверное это для него унизительно.
— Я хочу осмотреть дом. — говорю, выходя из комнаты.
Молчит. Даже не смотрит на меня, сохраняя на лице стоическое выражение. Фыркаю и иду мимо него, заглядывая в комнаты. Тоже мне, Черный Гром. Тот хоть молчал из-за того, что может убить голосом, а этот кого строит из себя.
Он идет за мной, пока обследую комнаты. Ничего интересного на самом деле. Красивый интерьер. Роскошная мебель. Немного воодушевляюсь только когда, побродив по этажам, натыкаюсь на библиотеку. Никогда бы не подумала, что в доме двух психов будут книги. Но они есть. Множество томов, начиная от классики и заканчивая современными популярными авторами заполняют массивные деревянные шкафы вдоль всех четырех стен. Оставляют свободным только место у окна, да в середине комнаты, где расположились несколько кресел и журнальный столик.
— Газ, а ты читал Сандерсона? — спрашиваю, листая массивный том.
Книги моя слабость. И среди них я могла бы находиться часами. Кошусь на него, отрываясь от страниц. Стоит, подпирая боком дверной проем. Молчит, закатывая глаза.
— Нет? А Кристоффа?
Ни слова в ответ. Упрямый осел. Так и хочется стукнуть томиком по голове. Тем более "Путь королей" объемный, больше тысячи страниц. Так и манит поддаться желанию.
— Не любишь фантастику?
Продолжаю доставать его. Не реагирует, словно статуя бездушная. Только ноздри слегка раздуваются, когда вздыхает мученически.
— Ты вообще говорящий? — кладу книгу обратно на полку.
Потом вернусь за ней, если останется желание хоть что-то читать. Иду мимо моего молчаливого сопровождающего, готовая поклясться, что слышала тихий недовольный стон. Шатаюсь по дому еще битый час. Иногда встречаю тихих низших, одетых в форменную одежду, выполняющих какие-то рутинные дела. Вытирающих пыль, складывающих вещи, поливающих растения. Пытаюсь с ними поговорить, но все шарахаются от меня, словно от прокаженной. Либо сами по себе так запуганы, либо альфы запретили со мной разговаривать. Понимаю, что они чувствуют. Я и сама была такой. Бесправной и боящейся. Да и что в итоге поменялось? Ничего. Стало даже хуже. Раньше меня по крайней мере хотя бы не насиловали.
Внизу на первом этаже нахожу большую кухню. Несколько человек в белой одежде кружат у столов, нарезая овощи, обжаривают что-то, суетятся над исходящими паром кастрюлями. Минут пять пытаюсь вывести на разговор толстенького низенького мужичка с тонкими усиками и глазами навыкате. Итальянца, судя по его акценту. Надеюсь, что может быть получится выяснить какую-то полезную информацию. Но добиваюсь только того, что у бедного синьора начинают трястись руки, которыми он безостановочно вытирает пот со лба, вытащив из кармана белый платочек. И паникующей просьбы, произнесенной все же решительно.
Газ все-таки начал учить меня кататься на лошадях. Прошло около трех недель моей жизни в доме альф, и я стала чувствовать, что все больше и больше погружаюсь в какую-то вязкую глухую тьму. Словно в жадный вакуум, вытягивающий все желания и волю к жизни. Они брали меня так часто и так интенсивно, как хотели. Да, в основном больше не проявляли особой жестокости, но и того, что было, хватало с лихвой. Я сбегала из дома при любой возможности. Как только они уезжали, шла в конюшни при неизменном сопровождении Гэррика, чтобы хоть как-то отвлечься и успокоить нервы. И когда он в очередной раз предложил покататься, я не стала возражать.
— Ты, Холли, как мешок с картошкой в седле держишься, — хмыкает Кайл, направляя гнедого коня в просвет между деревьями, когда мы возвращаемся с прогулки после того, как объехали территорию особняка по периметру.
— Ой, заткнись, — осторожно пригибаюсь перед маячащей впереди веткой, чтобы не свалиться вниз, потому что действительно мои навыки верховой езды оставляют желать лучшего. — Какой учитель, такой и ученик.
Смеется, и я тоже фыркаю. Мы с ним даже немного подружились за это время. Он и правда неплохой парень. Не жестокий, хоть и сильный. Нет в нем этого желания самоутвердиться за счет унижения других. Мой белый жеребец, именно тот, что тогда так понравился мне при первом визите в конюшни, взбрыкивает, и я панически взвизгиваю, хватаясь за седло и прижимаясь к его шее. А Газ ржет еще больше, идиот.
— Что ты смеешься, дурак? Если разобьюсь, они тебе шею свернут.
— Не разобьешься, — говорит, отсмеявшись. — Я поймаю.
— Тогда руки оторвут. За то, что меня трогал.
— Ладно, — улыбается. — Ради такой глупой маленькой девчонки готов потерять руку.
— В больнице навещать не буду.
— Обидно как-то.
— Переживешь.
Улыбаюсь тоже, потому что немного поднял мне настроение. Спешиваемся у конюшен. Гэррик легко спрыгивает вниз, я же сползаю по крупу, словно улитка, и с облегчением вздыхаю, когда ноги касаются земли. Мне конечно очень нравится кататься, но вот садиться на лошадь и слезать с этой громадины та еще задача. Передав жеребцов конюхам, возвращаемся к дому. Тело ноет, но это приятная усталость. Получается даже немного расслабиться и ни о чем не думать.
Идем сквозь великолепие цветущих гортензий. Все оттенки розового, голубого, фиолетового, лилового. Это настолько красиво, что я даже не сразу замечаю покалывание между лопатками. Такое чувство, что кто-то буравит меня пристальным взглядом. Верчу головой и замечаю у ангаров одинокую фигуру с горящими на солнце рыжими волосами и рукой на перевязи.
— Очухался, урод. — выдает рядом Кайл, а я передергиваю плечами.
Неприятный взгляд. Как у бродячего пса, который очень хочет укусить, но боится, что пнут ногой.
— Он мне не нравится.
— Успокойся. Ничего он не сделает. Кишка тонка.
Артур, явно заметив, что мы за ним наблюдаем, удаляется поспешным шагом, а я не могу избавиться от ощущения, что меня в грязи изваляли.
— Пойдешь отдыхать? — спрашивает Гэррик, когда подходим к особняку.
— Не хочу. — отвечаю, опускаясь на деревянную лавку под навесом чуть в стороне от здания, опоясывающую полукругом каменное кострище. — Сыграем?
Газ кивает, доставая колоду карт из кармана легкой спортивной кофты. Садится на сиденье верхом, как на лошадь, начиная сдавать, и я невесело усмехаюсь. Помимо езды на конях, он также учит меня играть в покер. И это получается у него еще хуже.
— Ну что ты грустишь? — говорит, бросая на меня быстрый взгляд.
— Просто устала.
— Давай. Сосредоточься, и у тебя получится. — встряхивает головой, закатывая кофейные глаза. — Просто держи каменное лицо. В покере главное – блеф.
— Ты сам сказал, что у меня все эмоции сразу читаются. — фыркаю, наблюдая выражение искреннего разочарования на темнокожей физиономии.
— Иногда мне кажется, что ты специально все делаешь так неуклюже, чтобы меня позлить. — качает кудрявой головой.
Уже не сдерживаясь смеюсь, откидываясь назад и слыша, как хмыкает под нос тихое "сучка". Прерываюсь, когда слышу гул двигателей нескольких машин, судя по звуку – мощных джипов. Пытаюсь понять, кто это может быть, потому что альфы дома, обсуждали у себя какие-то бизнес дела и поэтому отпустили меня на прогулку. Да и за то время, пока я здесь, я не видела, чтобы к ним кто-то приезжал. По тому, как Кайл мгновенно напрягается, соображаю, что гости явно нежданные.
— Так, Холли, давай-ка ты в дом. И не высовывайся.
Поднимается, и я встаю за ним, не споря и не возражая. Не хочу, чтобы у него из-за меня были неприятности. Кайл провожает меня прямо до дверей спальни и спускается вниз, проследив за тем, чтобы я заперла дверь. Подойдя к окну я успеваю увидеть только машины, стоящие полукругом перед террасой. Кто бы ни прибыл, они уже вошли. Решаю забить на это, потому что скорее всего это приехали либо партнеры, либо приятели Райли и МакТавиша. Переодеваюсь в джинсы и свободную черную футболку с принтом и, хоть и обещала Гэррику не высовываться, решаю сходить в библиотеку за книгой. Но меняю свое решение, как только выхожу в коридор и слышу внизу разговор на повышенных тонах.
Говорит Райли. Вернее рычит так, что меня пробирает дрожь. И ему отвечает другой мужчина, голос которого мне кажется смутно знакомым. Я осторожно спускаюсь по лестнице. Фразы становятся все более различимыми.
— Ты приехал, блять, в мой дом для того, чтобы сказать мне эту чушь? — это Саймон.
Отрывисто, зло, с насмешливыми издевательскими нотками.
— Я приехал к тебе просто поболтать. Без угроз. — хмыкает его собеседник. Слова произносит спокойно, но слегка искаженно из-за акцента. — Как вежливые люди. Цени.