Алиса привыкла быть украшением праздников. Её голос, сильный и бархатный, лился над столами с салатами и дымящимся шашлыком, услаждал слух то пьяных менеджеров на корпоративе, то разгоряченных гостей на свадьбе.
Она пела о любви, о разлуке, о счастье - стандартный, проверенный временем набор, который всегда принимали на ура. Это была работа, не искусство.
Однажды ее агент, вечно пахнущий дешевым кофе и стрессом, прислал ей смс: " Аль, срочно! День рождения, очень важный клиент. Деньги отличные, репертуар... Специфичный. Свяжутся "
И связались. Голос в трубке был холодным и ровным, без эмоций. " Список песен вышлем. Отклоняться от программы нельзя. Именинник любит дисциплину."
Когда Алиса открыла файл, у нее зашевелились волосы. Ни одной из своих коронных эстрадных вещей она не увидела. Сплошной старый, брутальный рок, блюз с надрывом и даже пара композиций на японском — языке, которого она, ясное дело не знала. Это был провал.
Но сумма на кону заставляла сердце биться чаще не только от страха.
Место проведения оказалось роскошным загородным клубом, но атмосфера была не праздничной, а скорее напряженно-деловой. Мужчины в дорогих, но безвкусных костюмах чинно сидели за столами, их смех был сдержанным. И в центре всего этого — он.
Именинник. Лев.
Алиса почему-то сразу представила его себе именно так. Молодой, лет тридцати, с лицом, высеченным из мрамора — резким подбородком, высокими скулами и густыми черными волосами, собранными в короткий хвост. Его темные глаза, холодные и оценивающие, скользнули по ней, когда она выходила на импровизированную сцену, и Алиса почувствовала, как по спине бегут мурашки. Это был не взгляд зрителя, ждущего развлечения. Это был взгляд хозяина, проверяющего новый приобретенный актив.
Она начала петь. Пыталась подражать оригиналам, но ее чистый, поставленный голос ломался о хриплые гитарные рифы. Она видела, как Лев откинулся на спинку стула, его пальцы лениво барабанили по столу, но в глазах не было и тени одобрения. Скука. Ее пение ему наскучило.
И тут в Алисе что-то щелкнуло. Не просто обида артиста, а глубокая, личная обида.
Ее оценили и нашли негодной.
И это стало последней каплей, после стольких лет выступлений словно обезьянка на праздниках.
И это стало последней каплей, после стольких лет выступлений словно обезьянка на праздниках.
Она взяла паузу, сделала глоток воды и посмотрела прямо на Льва.
«Следующая песня в вашем списке— "The Show Must Go On" Queen, — сказала она в микрофон. Ее голос дрогнул, но не от страха, а от нахлынувшей дерзости. — Но я не Фредди Меркьюри. И вы не королевская семья. Так что, если позволите, я спою так, как чувствую это я».
Не дожидаясь ответа, она отложила микрофон и подошла к роялю, стоявшему в углу. Зал замер. Двое крепких парней сделали шаг вперед, но Лев едва заметно поднял руку, останавливая их. Его взгляд из скучающего стал заинтересованным.
Алиса села за рояль. Ее пальцы сами нашли аккорды. Зазвучала нежная, трепетная мелодия. И она запела. Это была старинная русская романсовая баллада, полная тоски, страсти и какой-то дикой, первобытной силы. Она пела не для зала, а словно изливая свою собственную душу — о заточении, о желании вырваться, о том, что где-то там, за высокими стенами, есть другая жизнь. Она пела так, как никогда не пела на свадьбах. Это была не работа. Это была исповедь.
Когда последняя нота замерла в воздухе, в зале стояла гробовая тишина. Алиса подняла глаза и снова встретилась взглядом со Львом. Он не аплодировал. Он просто смотрел на нее, и в его глазах горел странный огонь — смесь удивления, гнева и невероятного интереса.
В ту ночь ее выступление закончилось. Лев заплатил вдвое больше оговоренного, но не отпустил ее. Он подошел к ней, и его первая фраза была: «Кто ты такая?»
Началась охота.