Снег искрился под ногами белоснежным покрывалом. Трескучий мороз покусывал щёки и нос. Подняла повыше шарф, чтобы ничего не обморозить, дырявое пальто из овечьей шкуры совсем прохудилось. Снежинки застыли на ресницах ледяной коркой. Глаза мои нещадно слезились. Но я заходила глубже в пихтовый лес. Я должна. Должна и сделаю это, раз пообещала принести яиц из кладки змеекрылов, чтобы вся моя приёмная семья наконец хорошо поела. Гнездовье найти нелегко, однако мне это удалось. Удалось!
Осталось дождаться, когда взрослые особи улетят на охоту, и я подберусь ближе. Я смогу!
Вздохнула. Облачко пара взмыло в воздух. Нельзя. Следует бережнее хранить оставшееся тепло и не растрачивать его по пустякам. Прислонилась к стволу хвойного дерева и собралась ждать. Не помню, сколько времени прошло. Я едва не уснула, отчаянно борясь с сонливостью, когда взрослые змеекрылы наконец взмыли в воздух.
Да! Я двинулась с места тотчас, едва хлопки крыльев начали стихать.
Хрусть. Хрусть. Хрусть.
Мои шаги по снегу отдавались громким эхом, но я не обращала внимания. Я была на пути к желанной цели. Голод мучил нас не первый день, кабатчик и его семья, что приютили меня, пришедшую из леса, злились на меня всё сильнее. И я не могла их винить. Делила свою порцию ещё с двумя младшими. Но и этого им было мало. Я работала по дому, топила печь, ставила тесто, убирала кухню, ходила в лес за дровами. И всё равно ненавистные взгляды этих людей то и дело оборачивались в мою сторону. А мне…
Мне некуда больше идти. Я старалась быть полезной, но как дальше быть? Разве только найти еды, которой в нашем Огне маловато. Зима затянулась, а снежные бураны отделяли нас от большой земли и караванов на долгие‑долгие месяцы. Оставались охота и собирательство. Шишки. Из них можно варить наваристую похлёбку с куском сала или звериной шкурой, обожжённой на костре и правильно замоченной перед тем.
Предаваясь нерадостным мыслям, я не сразу заметила тень на снегу. Хлопки крыльев. Дикий змеекрыл спикировал на меня, как на свою добычу.
— Берегись!
Услышала крик. Чужой. Припала к земле и с головой ушла под снег. А где‑то совсем рядом послышался лязг металла и щелчки клювов. Змеекрылов было двое? Или это…
Нет, быть не может! Что дозорным делать здесь?
Рык, вой и скулёж звучали всюду. Страх сковал внутренности тугим узлом, но я осмелилась и подняла голову, выглянула из сугроба. Ох, как же я ошиблась! Как я могла упустить из виду, что в местных лесах водится кто‑то пострашнее диких змеекрылов!
— Ты цела?
Рыцарь в доспехах и меховом плаще пришёл по снегу и опустился на колени передо мной. Я обомлела, не в силах и слова молвить.
— Сильно напугалась?
Взгляд невольно привлекла лиловая лужа и грозный рык, с которым боевой ирбис и змеекрыл вгрызались в тушки поверженных некролисков, собакоподобных склизких чудищ, чем‑то похожих на волков. Вечно голодные, они время от времени выбирались на поверхность из своих нор, но так далеко от логова давно не забредали. Разве что в лесу в низине совсем не встретили добычу.
— Я… я…
— Да она дрожит, — послышалось из‑за спины рыцаря. — Учти, я её взять не смогу. Мой змеекрыл её не утянет.
— Мы с Ири спустимся в ближайший Огонь. Ты же из Пятого? Недалеко отсюда?
Вместо ответа кивнула.
— Тогда разделимся. Мне ещё гнездовье проверить нужно.
— Договорились! — охотно согласился рыцарь, который меня спас. Повернувшись ко мне, спросил: — Сама встать сможешь?
Попыталась сделать это, но увы, ноги меня не держали. Слабость, страх, холод сделали своё дело. Сердце бешено стучало в груди, голова закружилась.
— Хорошо, иди сюда.
Рыцарь сгрёб меня в охапку одним ловким движением и прижал к себе.
— Да ты замёрзла. И совсем без одежды. Что ты тут делала?
— Яйца, есть, я должна… — Язык заплетался. Было сложно говорить связно. — Мы голодаем, я пришла…
— А, вы хотели полакомиться яйцами змеекрылов? — усмехнулся рыцарь. — Хуже шутки не придумаешь.
— П‑почему?..
— Змеекрылы не оставляют гнездовье без присмотра. Один из родителей сидит на ближайшем дереве, наблюдает и ждёт добычу. Так что это ловушка для совсем отчаявшихся.
Хрусть. Хрусть. Хрусть. Рыцарь резво вернулся к месту побоища и усадил меня на ирбиса.
— Вот, погрейся.
Он отстегнул меховой плащ и укутал меня им. А я только сейчас обратила внимание на его лицо. Молодой ещё совсем, но он такой мужественный и добрый. Слёзы подступили к глазам. Но я запретила себе плакать. Солёные, они разъедят кожу до болячек. Нельзя!
Рыцарь тем временем залез на ирбиса и прищёлкнул языком.
— Ну‑ну, мы недалеко. А потом я дам тебе отдохнуть. Потерпи.
Удивительно! Животное послушалось хозяина. Последний раз чавкнуло остатками плоти некролиска и развернулось в сторону моих старых следов на снегу. Да. Ирбис правильно определил направление. Не устаю восхищаться их умом и ловкостью. Вот бы я уродилась одной из них, вот бы мне было бы так легко переносить холод. Вот бы…
Громкий стук и протяжный скрип невольно разбудили меня. Я чуть приоткрыла глаза, не до конца понимая, что происходит и где я?
— Здесь тот самый кабатчик, приютивший эту молодую леди?
— Леди? — усмехнулась Римиди.
Это точно была она. Старшая дочь. Злая и несговорчивая. Она с самого начала была против меня. Но хозяин сжалился надо мной, принял у себя без денег, а взамен гонял с поручениями по дому и иногда за город. Эта же и работать отказывалась, и мужа себе не искала.
— Ох, а что с ней? — послышался удивлённый возглас младшенькой Сальи. Доброй души человек, ещё не испорченная взрослыми проблемами, она была, пожалуй, моим единственным другом в этом семействе.
— Жива и здорова, — окончательно разбудил меня ответ рыцаря. Но вместо того, чтобы отпустить, мужчина поправил капюшон плаща и сильнее прижал меня к себе. — Как так вышло, что её отправили на верную смерть?
— Ха! — хохотнула Римиди и отправилась вверх по лестнице. — Сейчас доложу папеньке, что к нам гости пожаловали.
Но это было излишне. Грузный мрачный мистер Вифрин уже спускался по лестнице вниз, наверняка услышал скрип двери и досужие разговоры.
— Неужоль вернулася?! — воскликнула на ходу миссис Вифрин, следуя вниз за мужем. — А я говорила, надо было…
Заметив гостя в дверях кабака, который уже давно не принимал постояльцев, жена Жирома смутилась и резко смолкла. Сам хозяин тоже остановился, и спускаться вниз не спешил.
— Жива? — спросил он.
— Так и есть.
— Здорова и невредима, — язвительно добавила Римиди. — Зря только в лес посылали. Жаль, что она там не подохла.
— Рими! — Салья взвизгнула.
Сам кабатчик не спешил осаживать дочь. А я чудом не расплакалась. И ведь знала, догадывалась, что дело нечисто. Не каждому дано услышать подобное и остаться спокойным. Но я старалась.
— Вы что же, убить её собирались?
— Мы? — первой опомнилась жена кабатчика. — Нет, мы… нет, мы просили её сходить в лес за съестным. Ну же, дорогой, не стой столбом. Позови гостя к столу.
— Ох, и точно, дорогой господин, не стойте в дверях, мы сейчас что‑нибудь…
— Ха! Да у нас нечего жрать, вторую неделю пухнем с голоду да корки жуём, — огрызнулась Рими.
— Так а что мешает вам купить еду? — Рыцарь пожал плечами, амуниция его тихонько звякнула. — Я тут проходил мимо свинарни. Поголовье приличное, ещё на две зимы хватит.
— Да где же взять денег‑то? И большая часть из того — чужоное. Лорда и его армии на случай похода.
Миссис Вифрин затянула заученную песню:
— Постояльцев у нас нема, жрать нема, денег нема.
— И всё‑таки, — не унимался рыцарь. — Надобно ли поступать столь ужасно с собственной дочерью?
— А! Так она не наша! — выпалила жена кабатчика.
Но муж её тотчас перебил:
— Погоди, тут господин, похоже, хочет сделать нам предложенье занятное.
Послышался глухой звук. Не разобрала.
— Руки‑то вы зря потираете, — явно разозлился рыцарь. — Работорговля запрещена. А ежели намекаете на это, не сносить вам головы.
— Нет, ну что же так сразу… — Голос кабатчика задрожал. — Она приёмная дочерь, да…
— Ха!
И снова Римиди не смолчала.
— А ежели надобно, я вам бумажку выдам.
— И что мне с ней делать?
Рыцарь переступил с ноги на ногу. А кабатчик продолжал:
— Что‑что, истребовать долг, когда вам того вздумается. Девка‑то она красивая. Иола у нас золотце, и по дому хлопочет, и не ленится.
В сущности, так и было, если позабыть о том, что я ничего ему не должна. За проживание и пропитание я трудилась как могла. Быть может, недостаточно, но сейчас поди разбери, где и сколько. Однако уговора такого не было точно. Вот только кто меня послушает? Кто поверит моим словам? Иоланде без второго имени? Или просто кратко — Иоле.
Удручённо вздохнула. Рыцарь молчал. Долго. Но вот он наконец поставил меня на пол и придержал другой рукой, чтобы я не споткнулась.
— Думаю, здесь тебе делать нечего…
Он спросил или утверждал, заглянув прямо в глаза? Я зарделась от столь пристального внимания и невольно кивнула. Обида от услышанного жгла изнутри. Это подействовало сильнее всего. Уж лучше бы на месте провалиться, чем присутствовать при торге за свою жизнь. Никому не пожелаю ощутить подобное на собственной шкуре.
— Давай сюда бумажку. И впиши туда своё имя, как опекун, и её. Сколько ей?
— Двадцать два, — ответила я тихонько. Во всяком случае, это я знала точно.
— Отчего же ты такая тощая в этом возрасте? — Рыцарь будто мне не поверил. Глаза его сузились. Но не спорил и не ругал.
— Так‑так, бумажка, это мы сейчас.
Кабатчик поспешил сойти с последней ступеньки и направился к стойке и бумагам, лежащим в столе вперемешку с письменными принадлежностями. Хозяином он был неважным, а счетоводом ещё хуже, потому записи держал в беспорядке.
Знала бы я заранее, чем окончится этот день, никогда бы не поверила. До гудка горна, означающего отбой, оставалось ещё несколько часов. А мы медленно поднимались в крепость лорда, и тем удивительнее было видеть, как часовые отдают честь.
— Слава снежным рыцарям! — крикнул один из сторожевых. Глаза его горели восторгом. А я совсем смешалась. Сидела впереди и пряталась за чужим плащом.
— Вам не холодно?
Опомнилась и шелохнулась. Мужчина засмеялся.
— Не поздновато ли для подобного вопроса?
— Ох…
Я начала стягивать с себя плащ, но тотчас услышала:
— Потерпи ещё немного, не двигайся. Мы двое — слишком тяжёлая ноша для моего Ири. Он может и взбрыкнуть, если усложнить ему задачу. Правда?
— Фр‑р‑р!
Облачко пара вылетело наружу из клыкастой пасти боевого фамильяра.
— Кстати, у них в хвосте ядовитое жало, и если они не признают хозяина, то безжалостно расправляются с наездником.
— Ой!
Я присмирела и передумала вылезать из мехового плена.
— Но знаешь, хорошо, что ты первая заговорила.
Рыцарь натянул поводья и остановился посреди замковой площади. Слез и повернулся ко мне так, чтобы наши взгляды встретились. Карие. У него удивительно выразительная форма глаз. А улыбка… Приятные ямочки на щеках, покрытые короткой щетиной.
— Я бы хотел кое‑что обговорить.
Его слова заставили мысленно собраться. Кивнула, подтверждая, что внимательно его слушаю. В этот самый миг свет маяка, называемого Огнём, широкой полосой прошёл мимо, освещая пространство, словно солнечные лучи в ясный день.
— Ты должна знать, что я тебя ни к чему не принуждаю.
— Но?..
Это коварное «но» всегда звучало после подобных слов, когда кабатчик в очередной раз просил об одолжении. На самом деле он давал самый настоящий приказ, завуалированный в мягкой форме. Вот и рыцарь понял, что со мной эти штучки не пройдут, смутился и отвёл взгляд.
— Я отдал жалование за четверть года. И мне придётся отчитаться. Поэтому тебе нужно будет поставить подпись на брачном соглашении, которое нам любезно написал…
Он хотел сказать «твой хозяин»? Поэтому оборвал себя?
— Не помню его имени.
— Мистер Вифрин. Жиром Вифрин.
— Да, он самый. — Рыцарь не спешил снова смотреть мне прямо в глаза. — Он мне не представился, а я не запомнил его инициалы, когда перечитывал свиток.
— Я правильно понимаю, что теперь должна вам три золотых и пятьдесят серебряных монет?
— Нет! — вознегодовал он.
Но это вначале. Внимательно смотрела за его эмоциями на лице и не спешила верить каждому слову. Научена. Знаю.
— Нет, я ни к чему тебя не обязываю, и дело не в деньгах. Пойми, ты без этой бумажки — никто. Тебя выгонят за пределы Огня, если у тебя не будет документов, которые подтверждают твою личность.
— То есть теперь я ваша невеста по имени Иоланда.
— Да, и когда поставишь подпись, станешь Иоландой ун Сальфий, уважаемой дамой. Но…
— Но?
— Но это ни к чему тебя не обязывает. Я лишь это хотел сказать.
— Получается, я нужна вам в Первом Огне, чтобы отчитаться за деньги, которые вы потратили?
— И это тоже…
Мужчина поднял руку и снял с себя капюшон на завязках, почесал отросшие ниже ушей волосы. Русые. И двинулся дальше, не сказав ни слова. А я смущённо потупилась и захотела вдруг извиниться. Он меня дважды спас, а я его подозреваю во всех грехах. Как можно? Я должна быть с ним вежливой. Он рисковал, подписывая подобные бумаги, если я правильно поняла разговор в кабаке. А я?
Что сделала я для него?
— Простите меня, я всё сделаю. Подпишу, — тихонько ответила ему и тотчас услышала негромкое:
— Спасибо.
Он не поворачивал головы, шёл рядом. Однако после моих слов заторопился. Ири не отставал, лениво брёл за хозяином, то и дело пытаясь толкнуть Элиаса.
— Ой!
Я охнула, заметив, как кончик хвоста приземлился на плечо рыцаря.
— Не переживай, при мне он не обнажает жало, просто играет. В сущности, ещё совсем недавно он был котёнком. Мы росли вместе.
— А сколько вам?
— Мне?
Рыцарь повернулся, и я увидела его улыбчивый взгляд.
— Мне всего лишь двадцать шесть.
Всего лишь? Значит, по меркам снежных рыцарей он ещё молод? Или это намёк на неопытность? Нет, он уже неоднократно доказал свою состоятельность. Не буду плохо думать о нём. Просто не хочу!
Сердце замерло в груди, едва величественные врата замка открылись под щёлкающие звуки натягиваемых цепей. Мы миновали небольшой ров, взошли на перекинутый мост, преодолели открытые решётчатые врата и очутились под сенью большого дерева на пятачке, окружённом ещё одной крепостной стеной.
Спальня, в которую нас проводила служанка, была тёплой и уютной. Она располагалась в дальней части коридора где‑то высоко над землёй — на пути к ней мы преодолели бесчисленное количество ступенек по винтовой лестнице.
Я остановилась у кровати, чтобы перевести дух, а Элиас прошёл к камину и начал снимать латные щитки прямо в кресло, стоящее у очага.
Дверь закрылась со скрипом и в полном молчании. Никто не решался нарушать тишину первым.
Что мне делать в этой ситуации, я не знала. Возможно, поступить как супружеская чета Вифрин? Лечь спать вместе? Во всяком случае, я отчётливо слышала скрип господской кровати, когда укладывалась внизу, приспособив плед над печкой. В этот раз я попросту не знала, куда себя деть. Лечь спать? В платье? Ведь в комнате было тепло, и растопленный камин изрядно прогрел воздух.
— Это ваше.
Я сняла плащ и протянула его рыцарю. Показалось ли, но он немного смутился, когда я подошла к нему ближе.
— Спасибо.
Его тихий голос прозвучал довольно громко.
— Это вам спасибо, что не дали мне околеть в сугробе. Любой другой бросил бы меня там, где встретил…
— Я не другой. — Его ответ был мне неясен.
Меховой плащ, который он у меня забрал, повис на кресле позади.
— Вы благородный рыцарь.
— Так ты поэтому согласилась? В надежде обрести достойную жизнь и уважение? — Сир Элиас повернулся и внимательно посмотрел мне прямо в глаза. Я не могла отвести взгляд и стояла ровно.
— М‑м‑м?
— Не понимаю, о чём вы? — опомнилась и ответила я. — Если вам вспомнится, я ничего не прошу и ни на что не рассчитываю.
— Что ж, это к лучшему. — Рыцарь стянул с себя кольчугу, оставшись в одной рубашке и штанах. — Потому что там, куда я тебя привезу, условия будут похуже, чем в замке лорда. Я впал в немилость своего отца, но у меня есть собственный дом.
— Так это же замечательно, — сказала я, но затем поправилась: — Ой, это не то, что я хотела…
Элиас улыбнулся.
— Я переживал, что ты захочешь жить в замке и сильно разочаруешься, увидев моё логово. Видимо, зря.
Он протянул руку и погладил меня по щеке. Тёплое прикосновение вызвало лёгкую дрожь по телу. Я замерла, не зная, как ответить на это приятное действо.
— Переодевайся и ложись, а я устроюсь у огня.
Приказ, которого было сложно ослушаться, вызвал лишь разочарование. Не знаю, чего я ждала. Что мы ляжем в кровать вместе? Как супруги? Смешно, ведь это всё ради тех денег, которые он потратил.
Но раз сказали, сделаю так. Прошла к кровати и обнаружила лежащую на покрывале белоснежную исподнюю рубашку из настоящего батиста. Ох, какая красота… Аккуратно стянула с себя платье и нырнула в это белоснежное гладкое блаженство. Приятная ткань скользнула по телу, будто вторая кожа.
Неожиданно я услышала за спиной шаги и голос Элиаса:
— Позволь взглянуть?
Прежде чем я дала согласие, рыцарь приподнял рубашку и пальцами потрогал шрамы на моём боку.
— Медведь?
— Да…
— Как же ты выжила? — Его вопрос отозвался внутри острой болью от тоски. — Тебя кто‑то спас? Вифрин?
— Нет, это была Фири.
— Фири? — изумился рыцарь. — Ирбис? Ты дала ему такую кличку?
— Мне показалось, что это самка. И она словно представилась именно так.
Краткий миг нашей близости быстро окончился. Сир Элиас отпустил края моей рубашки и вернулся к очагу, а я осталась стоять у кровати, непонятно чего дожидаясь. Прикосновения его пальцев вызывали приятное покалывание на коже. И я пыталась дать этому правильное объяснение.
Треск поленьев в камине звучал усыпляюще‑ритмично, щелчок за щелчком, тоненьким, еле слышным. Огоньки плясали по комнате. Снежный рыцарь улёгся на медвежьей шкуре в небольшом отдалении, позади сетчатой металлической решётки, защищающей комнату от пожаров.
Странное ощущение заставило его проснуться. Ему показалось, будто кто‑то лежал позади и обнимал его дрожащими руками. Широко распахнув глаза, Элиас в ужасе припомнил события минувших дней и резко лёг на спину, прогоняя призраки прошлого. Тоненькая белоснежная рука, усеянная маленькими шрамиками, упала ему на живот, прикрытый меховым плащом.
Иола лежала рядом и дрожала, прижимаясь к тёплому мужскому телу. Опомнившись, рыцарь сгрёб девушку в охапку и поскорее укутал, согревая.
«Ну что за глупый поступок?» — подумалось ему. А на душе вдруг стало тепло и приятно.
Ранее он слышал, как она долго ворочалась без сна, и намеренно не двигался, чтобы не давать повода поговорить. Он отчаянно боролся с желанием присоединиться к новоиспечённой супруге, чтобы сделать их брак настоящим. Настолько настоящим, насколько это было возможно в данной щекотливой ситуации.
Но оказывается, Иола не могла уснуть одна. Хотела, чтобы он лёг с ней рядом? Неужели она его не боится? Неужели примет судьбу и не будет роптать на глупое стечение обстоятельств?
Искушение было велико. Кровь прилила к ногам, едва девушка в его объятиях облегчённо выдохнула во сне, согретая теплом мехового одеяла и его тела.
Душистый аромат мыла, гладкая батистовая рубашка, соблазнительное тело хрупкой девушки в его объятиях — и он был готов отдать всё, что имел, лишь бы она проснулась и обняла его, поцеловала, отвечая на страстные ласки.
Но увы, Иоланда сладко спала, и нарушать её сон Элиас не отважился. Отпустив её ненадолго, он присел на корточки, вновь взял на руки непослушную супругу и отнёс обратно в кровать. Мёрзнуть на полу ей нельзя. А ему сейчас в самый раз будет совершить обход крепостной стены, прочистить мозги морозным воздухом, чтобы не совершить ту ошибку, о которой впоследствии он будет очень сильно сожалеть. Ещё не время для их близости.
Шутка ли судьбы? Но ему нужна была домохозяйка, которая превратила бы его существование в более сносное времяпрепровождение, чем сейчас. Ситэлия сделала всё, чтобы растерзать его доброе имя на клочки. Она прикладывала немало усилий, настраивая горожан против него. Но он был упрям и не хотел покидать отца. Чувствовал, что настанет тот день, когда ему понадобится помощь и, возможно, спасение, а какой же он сын, если не сделает этого?
Он себе не простит. Никогда.
Ноги, обутые в кожаные сапоги, будто брели по каменным коридорам. Элиас, в одной рубашке и штанах, без всякого стеснения шёл по безлюдному замку. На небосводе всё было по‑прежнему. Звёзды, тёмно‑синее небо, редкие зелёные всполохи северного сияния, озаряющие снежную пелену, отлогие скалы, Пятый Огонь, притаившийся у Косогорья с другой стороны. Горы будто полукругом огибали побережье, что выступало вперёд крупным овалом. Северный океан называли не иначе как кладбищем кораблей. Но несмотря на это, люди продолжали бороздить его просторы, чтобы торговать друг с другом.
Мограйские острова были далеко, на пути к большой земле, и частенько становились перевалочным пунктом в маршрутах караванщиков.
Снежные бураны — вот та проблема, которая лишала Огни провизии. Они могли затянуться на месяцы, и потому было жизненно необходимо учиться выживать в этих землях без помощи и подачек других людей из более тёплых стран.
Холодный воздух коридора быстро остудил пыл рыцаря, и он спешно вернулся в комнату, но лишь за тем, чтобы немного обогреться и надеть кожано‑меховое облачение, укреплённое металлическим наружными вставками.
Его латы оплатил отец, и было это в те времена, когда он им гордился. Когда пропасть между ними ещё не пролегла чёрным провалом из‑за громкого скандала.
«Ситэлия», — стиснул зубы рыцарь, припоминая имя той гадины, которая рассорила их своим взбалмошным поступком.
Он в подробностях припомнил тот день, когда отец его ударил. Фробби ун Сальфий думал, будто его сын надругался над сводной сестрой. Во всяком случае, кровь на простыне намекала на определённые обстоятельства. А Элиас по пробуждении не сразу понял смысл произошедшего. Суета, крики, вопли. А Тэли зачем‑то залезла под одеяло на его кровати. Он накануне переусердствовал с тренировками и свалился с ног, проспав всю ночь, ни разу не просыпаясь. Поначалу ему казалось, что это просто какой‑то чудовищный сон, кошмарный, глупый и весьма неудачный. Он не мог поверить, что добрая и улыбчивая сводная сестра, дочь Айшесс, новой жены отца, сыграла с ним злую, невероятно дурную шутку.
Разгневанный отец тотчас приказал сыну взять ответственность и жениться на опытной интриганке. Но Элиас этого не сделал. Наотрез отказался, изо дня в день утверждая, что это всё враньё. Вот только лекарь подтвердил потерю невинности девушки. И тогда лорд издал указ, запрещающий любой женщине Первого Огня выходить замуж за его сына под страхом смертной казни. Он желал, чтобы Элиас поступил как мужчина и сам женился на Ситэлии, дабы загладить вину и исполнить данное ей обещание. Девица с жаром убеждала всех и каждого, что её завлекли в постель обманом.
Элиас вздрогнул. В его сумке сейчас был свиток, который перед отбытием заверит лорд Барне, как свидетель свадьбы. Он медленно вышел из спальни, стараясь не будить супругу. Сейчас он был готов на что угодно, лишь бы забыться, лишь бы почувствовать приятную теплоту её тела, доброту её взгляда, лицезреть красоту её очей. А в душе его царил страх перед неизвестным. Гнев отца обещал быть бурным, когда он узнает, что сын вернулся не один.
Утро встретило меня приветливо. Я сладко потянулась в кровати, напрочь позабыв обо всём. Гудок побудки прозвучал немногим ранее, вот только я не сразу открыла глаза. Блаженствовала в мягкости перины и чистоте простыней. Свежий аромат постельного белья был мне в новинку.
Стук в дверь прозвучал чуть более настойчиво. Поэтому была вынуждена подняться на ноги и ответить:
— Да‑да.
Осознание пришло ко мне секунды спустя. Я же ложилась спать на полу, рядом с сиром Элиасом? Тогда почему?..
— Чистые простыни? — сказала одна служанка другой. Они еле заметно переглянулись и смерили меня злыми взглядами. Одна из них подошла к камину и с каким‑то нетерпением поправила решётку и лежащую на полу медвежью шкуру.
Кровать была быстро заправлена. Я смущённо надела вчерашнее платье, потому что мои прежние вещи мне не вернули.
Очередной стук в дверь несколько минут спустя заставил меня застыть на месте. Я почему‑то ожидала, что это мой супруг. Мы же теперь женаты, не так ли? Я поставила «подпись» на том свитке.
— Милочка, — с порога начала тётушка Виестина. — Как ты могла выгнать рыцаря на пол?
— Я?
Глаза мои широко распахнулись — мало сказано. Я изумлённо уставилась на неё, из‑за чего женщина растеряла немалую толику злости и продолжила уже спокойно:
— Так ты не выгоняла?
— Кого? — Я пожала плечами, но тотчас опомнилась и ужаснулась: — Неужели это проблема, что сир Элиас спал у камина? Но я же… я же легла рядом с ним, когда он уснул, а утром очутилась обратно в кровати…
Жена начальника стражи подошла и приобняла меня с ворчанием.
— Ох уж эти сплетницы. Они ведь уже успели тебе все косточки перемыть, мол, ведёшь себя надменно, ни кожи ни рожи.
Сглотнула сухим горлом и ничего не ответила. Я попросту не знала, что на это сказать.
— Да не слушай их, ты, главное, сама его не отталкивай. Понимаешь, о чём я?
— Я… я его не толкала. — Повернулась к ней и припомнила: — Он увидел шрам на моём боку, когда я переодевалась. Ох…
— Ты думаешь, это его разочаровало? — Виестина будто мысли мои прочла.
— И ведь правда, он опустил мою рубашку и вернулся к очагу.
— Милая моя. — Тётушка по‑доброму похлопала меня по плечу и тихонько посоветовала: — Ты, главное, не унывай. А там, того и глядишь, сойдётесь. Но помни, пустой желудок мужчины — к ссорам в доме. Ссоры счастью помеха. Корми его вкусно, хвали да обхаживай. Заботься и не отталкивай. И будет у вас мир да любовь в семье. А там, глядишь, и Бог смилостивится, детками одарит.
Я смущённо потупилась. Об этом мне едва ли думалось в моём положении. Я и за свою жизнь не могла ручаться, а рисковать маленьким ребёнком, которого смогу ли прокормить? Вздрогнула.
— Всё‑таки бесплодна? — неправильно поняла меня женщина.
В этот самый миг в комнату вошёл он. Сир Элиас.
— Нет, нет! — воскликнула я.
Но было поздно. Тётушка в ужасе прикрыла ладошкой рот и поспешила уйти, сказав лишь напоследок, что её госпожа передаёт: моё платье — это свадебный подарок.
Чудовищное недопонимание сильно меня напугало, и я в отчаянном порыве отважилась разъяснить ему всё:
— Виестина подумала так, когда увидела шрам на моём боку, а я… я не знаю, даже никогда не думала об этом.
— Не нужно лишних слов.
Тихий голос рыцаря успокоил. Его ясный взгляд был печален, а губы улыбались. О чём он сейчас думал, глядя будто сквозь меня куда‑то вдаль? Не знаю. Но уже секунду спустя он достал бумагу и честно признался:
— Лорд Барне немного повозмущался, но всё‑таки подписал и стал свидетелем нашей свадьбы, поэтому никакие слухи нам теперь не помеха.
Не помеха для чего?
Этого он, к сожалению, не сообщил, а я побоялась спрашивать. Страшилась узнать нелицеприятную правду. Мне отчаянно хотелось верить в благородность человека прямо предо мной. Я сделаю всё, чтобы отплатить ему за проявленную доброту — моё спасение. Вот только необъяснимое нехорошее предчувствие подобно тёмному пятнышку всплыло на белом холсте в моём сознании и прочно обосновалось на картине под названием «Семейная жизнь». Наверное, я попросту не была готова к подобному положению дел, хотя изначально ничего хорошего не ждала. Уже не ждала после года прозябания в местном кабаке.
Какая‑то часть меня за один лишь вечер словно вспомнила частичку другой жизни, тёплой и состоятельной.
Это новое открытие заставило меня застыть на месте, пытаясь раскрутить воспоминание. Но в следующий миг меховой плащ опустился мне на плечи, а капюшон полез на глаза.
— Мы полетим на змеекрыле. Ири я уже отпустил. Он сам вернётся в Первый Огонь, а заодно немного поохотится и насытится в пути.
Кивнула, не в силах возразить.
Я чувствовала, что готова отправиться за сиром Элиасом хоть на Край земель, настолько доверяла ещё недавно чужому человеку. Мне хотелось ему верить, и я верила, не отвечая на неприятные дурные мысли. Так и нужно. Так и должно быть.
Свежая обезглавленная куриная тушка лежала на ритуальном столе, внутренности неаппетитно выглядывали наружу, а тёмно‑алая кровь поблёскивала в свете чёрной свечи. Мрак окружал ритуальное место — женщина с чёрными волосами склонялась над принесённой жертвой и внимательно изучала её содержимое. Она закрыла глаза и занесла руки над убиенной птицей, чтобы приступить к колдовству, как вдруг застыла. Улыбка заиграла на её устах, едва она почуяла дуновение ветерка.
— Приветствую тебя, дочь.
На краткий миг полог, которым был завешен вход в небольшую тайную каморку, всколыхнулся, и внутрь проскользнула красиво одетая молодая прелестница. Её миловидное личико, однако, хмурилось. Девица открыто негодовала.
— Не знаю, чем ты тут занята, но твой супруг, — она сделала акцент на последнем слове, — сейчас развлекается с очередной служанкой. Даже не знаю, как её зовут. Запуталась в этих ваших любовных хитросплетениях.
— Её зовут Гизелиа, но все зовут её кривоногая Гизи.
— Не знаю, что там до кривизны, но лорду Фробби очень даже нравится раздвигать ей ножки.
— Ситэлия! — мрачно одёрнула её мать. — Прекрати сквернословить.
— Гизелиа, Ситэлия — не созвучно ли звучит? — не унималась та. — Каждая встречная‑поперечная взяла моду добавлять к своему имени одинаковое продолжение.
— Принцесса Эллия, что образумила тирана Девяти Огней и превратила в любящего семьянина, слишком яркий пример для всех простолюдинок, которыми мы с тобой ещё недавно были, — философски заметила мать. — Говори живо, с чем пришла, и отойди, не мешай. Иначе жертва будет принесена зря.
— До меня дошли слухи, что сын лорда вернулся и привёз с собой жену. Мол, он уже представил отчётную бумагу командиру снежных рыцарей, что всё законно. Девица из Пятого Огня.
— Какая‑нибудь нищенка с красивым личиком, — махнула рукой колдунья. — Мы с ней разделаемся позже.
— А если не разделаемся? — не согласилась дочь. — Если и в этот раз не получится, как тогда? Если он отправит меня подальше или сбежит на службу к лорду Барне, который, похоже, стал свидетелем свадьбы?
— Нам же лучше.
— Не лучше! — вознегодовала дочь. — Ты убила дитя в моём чреве!
— А нечего было позволять лишнего этому конюху!
— Он рыцарь!
— Он наёмный рыцарь, который ушёл туда, где больше платят, — не согласилась леди Первого Огня. — Мне пришлось придумывать план. Кто знал, что Элиас вконец откажется и пожелает лечь под плаху, нежели жениться на тебе?
— Я бы его убедила!
— Ха! После того как подставила столь подло? — истерично хохотнула чёрная колдунья. — Любой мужчина в здравом уме полез бы в удавку.
— Но он ведь не полез.
— Да, но и мои чары на него не подействовали. И это меня удручает, — зло выдохнула мама Ситэлии. — А теперь заткнись и стой молча.
Вновь занеся руки над ритуальным столом, колдунья описала круг и нырнула пальцами в распростёртые взору внутренности курицы. Тихое завывание зазвучало зловещим шёпотом в комнате, гортанный замогильный голос вторил колдунье — она с закрытыми глазами напела страшное заклинание над принесённой жертвой.
Громкий крик, куриное сердце очутилось в ловких, тоненьких скрюченных пальцах колдуньи и было тотчас раздавлено, словно кусок склизкого желе.
Секунда‑другая, и магия успокоилась. Ритуал был завершён. Колдунья открыла глаза и посмотрела на дочь невидящим взором.
— Неужели ты убила служанку?
— Нет, я лишь сломала ей зуб.
— А плата? — изумилась дочь, внимательно наблюдая за каждым действием матери.
— Ничего серьёзного.
Вопреки сказанному, колдунья обхватила мизинец одной рукой, и тотчас в комнате раздался хруст и приглушённый стон.
Ситэлия в омерзении покинула ритуальную комнату, зарекаясь больше никогда не посещать мать во время колдовских сеансов. Всему виной услышанные новости об одном снежном рыцаре, который вопреки её воле привёз себе супругу из соседнего Огня. Невероятные известия и слухи прислуги настолько её ошеломили, что она, забыв об осторожности, начала поиски матери. А услышав характерные звуки в родительской спальне, заглянула, чтобы убедиться наверняка. Но в очередной раз там оказалась какая‑то новая женщина. Ситэлия разочарованно стиснула кулаки и поспешила прочь, желая забыть увиденное.
Не так она себе представляла жизнь в замке лорда, не этого она ждала от роскошной жизни, о которой всегда мечтала, будучи простой дочерью трактирщика.
И вот сейчас, выйдя через потайной ход в светлый коридор, где горело с полдюжины факелов, она услышала громкие жалобные всхлипы и отборную ругань.
— Фуб, мой фуб! — стонала девица за дверью впереди.
— Чёрт возьми! Ферри! Убери отсюда эту чахоточную! Чтобы глаза мои её не видели больше! — злился лорд, вынужденный стирать с себя кровавые следы.
Мимо Ситэлии пронеслись трое стражников, спеша на зов своего господина. Хмурое выражение их лиц прочно засело в её памяти и вызвало мурашки на коже. Сир Элиас был другим — благородный рыцарь, который не позволял себе жестокости даже в самой отчаянной ситуации. Она, как наивная влюблённая, наблюдала за ним издалека и втайне мечтала, что он именно тот, кто будет согревать её постель в долгие холодные ночные часы, как любимый и верный супруг. Но шли недели, влюблённость росла и крепла, а сам объект тайного вожделения не обращал внимания на сводную сестру, будто она была для него пустым местом. Холодный, отстранённый, вежливый. Не этого она ожидала. Совсем не этого.