ПРОЛОГ
БАЙРАН
— Она идеальна. Посмотри, Байран, какая пара!
Голос моего пиар-директора, Святослава, сочился патокой, будто он пытался продать мне не просто выгодный альянс, а билет в рай. Я лениво скользнул взглядом по экрану планшета, который он держал передо мной с благоговением ювелира, демонстрирующего редчайший бриллиант. Его пальцы в идеально отглаженных манжетах слегка подрагивали от возбуждения.
На глянцевом фото застыла Яна Ветлицкая.
Белокурый ангел с глазами матёрой хищницы, умело притворяющейся ланью. Идеально уложенные платиновые волосы, холодным водопадом спадающие на плечи. Безупречный макияж, вылепивший из её красивого лица безжизненную маску. Платье от кутюр, облегающее точёную фигуру так плотно, словно было второй кожей. Она улыбалась в камеру, но улыбка не касалась её холодных, расчётливых глаз цвета выцветшего неба. Идеальная дочь. Идеальная кукла. Идеальный трофей.
Идеальный инструмент для моей мести.
— Статья вышла во всех ведущих изданиях, — продолжал щебетать Святослав, листая виртуальные страницы с такой скоростью, что изображения смазывались в цветные пятна. — «Слияние титанов: Байран Штольц и Яна Ветлицкая объявляют о помолвке». Публика в восторге. Акции обеих компаний уже поползли вверх в ожидании новостей. Твой рейтинг доверия взлетел до небес. Ты теперь не просто акула бизнеса, ты — респектабельный жених, создающий династию. Понимаешь? Ди-на-сти-ю!
Я молчал, глядя на её лицо, на котором было больше стараний стилиста, чем живых эмоций. Семь лет. Семь долгих, выжженных дотла лет я шёл к этому дню. Семь лет слово «месть» горело раскалённым клеймом на моей душе, отравляя каждый вдох, каждый успех, каждую ночь. Оно стало моим топливом, моей религией, единственным смыслом. Я просыпался с этим словом на губах и засыпал с ним же, чувствуя его горький, металлический привкус.
Я помню тот день в мельчайших, мучительных деталях. Душный зал суда, пропахший пылью, дешёвым парфюмом судебных приставов и липким, всепроникающим человеческим страхом. Лицо моего отца, за сутки превратившееся в серую пергаментную маску, сквозь которую проступали кости черепа. И лицо его лучшего друга, его «брата», Антона Ветлицкого, стоящего на трибуне для свидетелей. Он не смотрел на отца. Он смотрел в пол, на свои начищенные до зеркального блеска туфли, и методично, слово за словом, вбивал гвозди в крышку гроба их дружбы и в крышку гроба моего отца.
Каждое его слово было ложью. Наглой, продуманной, чудовищной ложью.
«Да, я подтверждаю. Все финансовые операции проходили через личные счета Константина Штольца».
Я видел, как дёрнулось плечо отца, как он вцепился в барьер перед собой, пытаясь устоять на ногах. Он не верил. До последнего не верил, что человек, с которым они делили хлеб и мечты, способен на такое.
Отец не выдержал. Его сердце, огромное, сильное сердце, которое, казалось, могло вынести всё, просто остановилось. Оно разорвалось от предательства прямо там, в зале суда, под гул равнодушных голосов и щелчки фотоаппаратов. А я, двадцатидвухлетний пацан, смотрел на всё это широко раскрытыми глазами и не мог даже закричать. Внутри меня что-то оборвалось, замёрзло, превратилось в острый осколок льда. Я остался один на пепелище. С многомиллионными долгами, с репутацией сына вора, с единственной клятвой, данной на свежей, пахнущей сырой глиной могиле: я верну всё. А потом я заберу у Ветлицких гораздо больше. Я вырву их семью с корнем, как ядовитый сорняк, который отравил мою землю.
И вот, спустя семь лет, я стоял на вершине небоскрёба, в своём собственном кабинете, откуда весь город лежал у моих ног, словно покорённый зверь, распластавшийся в неоновом сиянии. Я вернул себе имя. Я приумножил состояние отца в десятки раз. Я стал тем, кого боятся, кем восхищаются и кого ненавидят. Я стал Байраном Штольцем, владельцем строительной империи «Стоунхолл». И теперь пришло время взыскать последний долг.
Контракт был простым и унизительным для Антона Вeтлицкого. Его компания, некогда процветавшая на костях моего отца, теперь дышала на ладан. Я медленно, год за годом, скупал его активы, перекрывал кислород, загонял в угол, как опытный охотник загоняет раненого зверя. И когда петля на его шее затянулась достаточно туго, я сделал предложение, от которого он не смог отказаться. Последний контрольный пакет акций его тонущей фирмы в обмен на брак. Брак со мной его любимой, блистательной дочери.
Он думал, что спасает бизнес. Наивный, жалкий дурак. Он отдавал мне ключ от своей крепости. Он отдавал мне своё будущее. Он отдавал мне свою гордость. А я собирался взять этот ключ, войти внутрь и сжечь всё дотла, оставив его рыдать на руинах. Брак с Яной был лишь первым шагом. Красивой ширмой, за которой я готовил финальный удар.
— Да, она идеальна, — наконец выдавил я, и голос прозвучал глухо и чуждо. В горле стоял ком из пепла прошлого. Я отвернулся от планшета и подошёл к панорамному окну. Город внизу переливался миллионами огней, но для меня это была лишь карта боевых действий, где каждая светящаяся точка — потенциальная цель.
— Ты не рад? — осторожно поинтересовался Святослав, уловив мои интонации. Он был хорошим специалистом, но совершенно не знал меня настоящего. Никто не знал. Человека, которым я был, похоронили семь лет назад вместе с отцом.
— Радость — слишком примитивная эмоция, — бросил я через плечо, наливая в бокал виски. Кубики льда глухо стукнулись о хрусталь. — Я удовлетворён. План работает.
Я уже собирался жестом выпроводить его, чтобы остаться наедине со своими демонами, как мой взгляд случайно зацепился за галерею мелких фото под основной статьёй. Папарацци. Они засняли меня вчера вечером у входа в «Элизиум», где я ужинал с Ветлицким-старшим, окончательно добивая его и наслаждаясь его унижением. И рядом со мной, случайно попавшая в кадр, застыла девушка.
Секунда. Две. Мир сузился до этого маленького квадратика на экране. Сердце, которое, как я думал, давно превратилось в камень, пропустило удар.
ГЛАВА 1
ВЕРА
— Веви, умоляю, привези. Я телефон забыла, а мне партнёры должны звонить. Срочно! Это вопрос жизни и смерти!
В голосе моей сестры Яны, как всегда, было столько драмы, что хватило бы на десяток бразильских сериалов, включая потерянных детей, внезапные амнезии и коварных близнецов. Её «вопрос жизни и смерти» обычно колебался в диапазоне между сломанным ногтем и тем, что курьер с новым платьем застрял в пробке.
— Яна, я по уши в дедлайне, который горел ещё вчера, а мой кот решил, что графический планшет — это идеальная когтеточка, — проворчала я, пытаясь оттереть с пальцев ультрамарин, который, кажется, уже стал частью моего ДНК. — Не можешь попросить кого-то из своих… ну, кто там с тобой?
— Я на ужине с Байраном Штольцем, дурочка! — прошипела она в трубку так, словно одно это имя должно было заставить меня бросить всё, принять душ из скипидара и на крыльях лететь к ней. — Ты хоть понимаешь, что это за встреча? Я не могу попросить его принести мне телефон из машины, как какого-то мальчика на побегушках! Это испортит всё впечатление!
Имя «Байран Штольц» ударило под дых, выбив воздух из лёгких. Семь лет. Целая гребаная вечность, за которую это имя из чего-то тёплого, мальчишеского и пахнущего аэрозольной краской превратилось в синоним холодной угрозы, в газетные заголовки, от которых у отца начиналась мигрень, а у матери — истерика.
Бай. Мой личный рыцарь с вечно сбитыми коленками и доброй усмешкой, который учил меня, четырнадцатилетнюю замухрышку, рисовать граффити на стенах заброшенного завода. Тот, кто обещал показать мне океан. Тот, кто видел во мне не странную младшую сестру блистательной Яны, а просто Веви. Художницу. Друга.
И тот, кто в один день просто исчез. Вырвал себя из моей жизни с такой жестокой окончательностью, будто его никогда и не было. Перестал отвечать на звонки и сообщения, а потом и вовсе сменил номер. Я тогда решила, что это я стала для него «плохой репутацией». Что после всего случившегося между нашими отцами он больше не захотел иметь со мной ничего общего. И эта мысль, что он так легко вычеркнул меня из своей жизни, болела все эти семь лет тупой, ноющей занозой где-то под рёбрами. Я злилась на него, обижалась, а по ночам иногда перечитывала наши старые дурацкие переписки и не понимала, как дружба может вот так испариться.
И вот теперь он ужинал с моей сестрой. Какая злая, извращённая ирония.
— Веви, ты меня слышишь? — взвизгнула Яна, возвращая меня в мою крошечную студию, пропахшую терпентином, кофе и кошачьим спокойствием. — Пятнадцать минут! Ресторан «Элизиум». Ключи от моей ласточки под ковриком у входной двери. Давай, шевелись!
Она бросила трубку, не дожидаясь ответа. Ей и не нужен был ответ. Яна всегда знала, что я приеду. Потому что я — Веви, младшая, странная сестра, которая вечно разгребает за ней проблемы.
— Пиксель, мы едем спасать репутацию королевы, — вздохнула я, обращаясь к угольно-чёрному коту, который с видом оскорблённого аристократа взирал на меня с подоконника. Его непроницаемые жёлтые глаза, казалось, говорили: «Проблемы приматов меня не волнуют, но раз уж ты настаиваешь…» — Иначе нас съедят. Вместе с твоими любимыми подушечками с кошачьей мятой.
Пиксель презрительно дёрнул ухом и отвернулся к окну, давая понять, что в этой сомнительной авантюре он не участвует.
Я натянула первые попавшиеся джинсы, заляпанные не только краской, но и, кажется, вчерашним соусом, накинула растянутый свитер, который Уля, моя лучшая подруга, называла «убийцей либидо», и сунула ноги в кеды. В зеркале на меня смотрело растрёпанное чучело с тёмными кругами под глазами и пятном всё того же ультрамарина на щеке. Идеальный вид для того, чтобы появиться у входа в самый пафосный ресторан города. Что ж, пусть Яна пеняет на себя.
Мой старенький «Фольксваген-Жук» по кличке Фыр-Фыр протестующе кашлянул, но завёлся. Дорога до «Элизиума» заняла ровно двадцать минут, за которые я успела мысленно проклясть Яну, Штольца, всю строительную индустрию и себя за бесхребетность. Сердце колотилось в груди с какой-то дурной, тревожной частотой. Увидеть его снова… Спустя столько лет. Что я почувствую? А он? Узнает ли? Или для него я просто младшая сестра девушки, с которой он ужинает?
«Элизиум» сиял огнями, как новогодняя ёлка, проглотившая электростанцию. У входа в безупречных ливреях застыли лакеи, а из распахнутых дверей доносились приглушённые звуки рояля, звон бокалов и запах денег — та самая смесь дорогих духов, изысканной еды и лёгкого снобизма. На парковке блестели хищные силуэты таких машин, что одна их фара стоила больше, чем весь мой Фыр-Fыр вместе со мной и Пикселем в придачу. Я припарковалась на соседней улице, чтобы не позорить сестру ещё больше, нашла под ковриком её ключи, выудила из белоснежного салона «Мазерати» последнюю модель айфона и, сделав глубокий вдох, двинулась к логову зверя.
У входа дежурила стайка папарацци. Видимо, ужин Штольца и Ветлицкой был светским событием года. Я постаралась сделать максимально незаметное лицо и прошмыгнуть мимо них, но Яна, как назло, именно в этот момент вышла на крыльцо, чтобы меня поторопить.
— Ну, наконец-то! — прошипела она, выхватывая у меня телефон. На ней было шёлковое платье цвета шампанского, которое стоило, как три моих годовых бюджета на холсты и краски. Она была похожа на ледяную статую, идеальную и недосягаемую. — Ты почему в таком виде? Будто мусор пошла выносить.
— Потому что я и есть мусорщик, — буркнула я. — Разгребаю чужие проблемы.
Яна закатила глаза, но тут за её спиной распахнулась тяжёлая дубовая дверь, и на крыльцо вышел он.
Байран Штольц.
Время для меня замедлило свой бег, превратившись в густой, тягучий кисель. Я помнила его другим. Высоким, но всё ещё немного угловатым юношей с вечно взъерошенными волосами и смеющимися глазами. Тот, кто стоял сейчас передо мной, был другим человеком. Чужим. Опасным. Высеченным из холодного мрамора и отполированным до зеркального блеска самим дьяволом.