Кровь прольется в полдень. Под куполом пронзительно-синего неба, под бесконечную музыку морского прибоя. Много раз она струилась по древним каменным плитам давным-давно не существующего храма. И сегодня вновь повторит свое гибельное течение.
Рафаэль в который раз смерил раздраженным взглядом безучастную скалу, что нависает над просторной площадью. В чуть прищуренных серых глазах промелькнуло плохо скрытое волнение. На красивом правильном лице медленно проступает странная смесь негодования и досады.
– Сеньор Горацио со своими друзьями мог бы проявить и побольше пунктуальности.
Нарушаемая лишь рокотом прибоя тишина ответила пронзительным криком чайки. Птица вылетела из-за скалы, что нависает над покрытой вытертыми каменными плитами просторной площади. И, увидев трех людей, что застыли истуканами посреди царства ветра и камня, сполошно бросилась прочь, поспешив раствориться в бескрайней синеве безоблачного южного неба.
– Проявим еще немного терпения. Уверен, они вскоре будут здесь. – Безмятежно отозвался Родриго, привычным жестом подкрутив пышные усы. От мощной фигуры учителя фехтования во все стороны расходится спокойная уверенность.
Рафаэль, повторяя его жест, потер гладко выбритый подбородок. Он, в отличие от приятеля, не поддался обуявшей весь Порто-Маре моде. Высокий и изящный, с белой бархатистой кожей, резко контрастирующей с рассыпавшимися по черному шелку камзола волосами цвета воронова крыла, он и без растительности на лице никогда не оставался обделен дамским вниманием.
– И, все-таки, сеньоры, я не для того просыпался вместе с петухами, чтобы торчать здесь в пустом ожидании. – Раздраженно процедил Алонсо.
Юноша выглядит моложе своих спутников. Со смазливого лица не сходит капризное выражение. Роскошный алый камзол утопает в белизне кружев и сиянии драгоценных камней. Украшенная многочисленными перстнями ладонь демонстративно поглаживает эфес шпаги с вычурной, богато украшенной гардой.
– Сеньор, вы проснулись в одиннадцать. – Усмехнулся Родриго, вновь подкрутив усы. Возмущение молодого доверителя, кажется, немало его позабавило.
– Время молочников, сеньор! Молочников и смазливых молочниц, но уж точно не благородных людей!
Рафаэль, не удержавшись, усмехнулся сквозящему в голосе Алонсо трагизму.
– В Ниланте – спорить не стану, но Порто-Маре живет по иным законам. – Разговор почему-то показался донельзя безумным. Трое идальго стоят посреди залитого солнечным светом пространства, на котором вот-вот начнет литься кровь – и обсуждают какую-то чепуху. С другой стороны, не стоять же со скорбными траурными физиями.
– Ох уж эта провинция с ее «законами»! Не сочтите за оскорбление, сеньоры. Но жизнь в Порто-Маре, при всей своей притягательности…
– …После Ниланты и ее блеска вряд ли кажется недостижимой мечтой? – Подсказал Рафаэль. Алонсо в ответ скорчил забавную физиономию – нечто среднее между извиняющейся полуулыбкой и пренебрежительной усмешкой.
Порто-Маре – городок, сжатый с трех сторон каменными громадами Алых гор. Единственное, что соединяет его с внешним миром – змеящийся мимо морской путь, пролегший от именуемой Городом Богов Ниланты до Змеиного мыса. И далее, до полулегендарного Жемчужного берега, страны зловещих сказок, табака, кофе и кровавых жертвоприношений во славу жестоких и алчных до человеческих жизней богов.
– Бездна и пять хозяев ее, ну наконец-то!
По тропинке, что огибает отделивший древние руины от города кряж, неспешно идет троица молодых идальго. Алонсо при виде гостей демонстративно скривился. Рафаэль, чья рука также потянулась к оружию, усилием воли заставил себя сделать вид, будто всего лишь поправляет шелковую перчатку. Родриго ограничился короткой усмешкой.
– Сеньоры. – Рафаэль едва заметно наклонил подбородок. Миг спустя этот жест зеркально повторили Селестин и Хуан. Рядом иронично сверкает глазами Родриго. Он, в отличие от присутствующих, по-прежнему сохраняет безмятежное спокойствие.
Долговязый Горацио, как и держащийся позади Алонсо, усердно делают вид, будто находятся здесь в полном одиночестве.
– Ваш доверитель готов, сеньор Альварес? – Хуан смерил Рафаэля недружелюбным взглядом. Здоровяк – сын командира одной из рот гарнизона. Не ахти какая птица, но по местным, провинциальным меркам… пожалуй, сойдет. И, кажется, ему никак не дает покоя тот факт, что рядом с облаченными в шелк благородными идальго ему не прыгнуть выше этого сомнительного статуса, как ни пытайся привстать на цыпочки или выгнуть грудь колесом.
– Вполне. Однако, прежде чем мы начнем, следует предложить нашим друзьям решить дело миром.
– Это еще к чему? – Раздался за спиной недовольный голос Алонсо. Рука приятеля лежит на эфесе. Гневно прищуренные глаза так и сверлят презрительно скривившегося Горацио.
Рядом чуть слышно хмыкнул Родриго. Он, повидавший крови больше всех собравшихся вместе взятых, никогда не любил ее проливать. Едва разменявшему двадцать пять лет ветерану хватило смертей на Змеином мысе.
– Это обязанность секунданта – приложить все усилия, чтобы примирить соперников. – Напомнил Рафаэль рвущемуся в бой приятелю.
– А… Ну да. – Неохотно согласился Алонсо. – Только, прошу, побыстрее. Я сказал хозяину «Морской Розы», чтобы обед в честь моей победы был готов к часу пополудни. Будет ужасно обидно, если из-за миролюбия остынет сырный суп.
– Нам тоже есть, где отметить победу. Так что обойдемся без миролюбия. – Осклабился Хуан.
Здоровенный и небритый битюг больше напоминает подмастерье кузнеца, чем сына одного из гарнизонных офицеров. Стоящий рядом Селестин угодливо заулыбался. Старина Горацио – неплохой парень, но неужели не мог подыскать себе секундантов поприличнее? И дело даже не в происхождении. Хотя, пожалуй, и в нем тоже.
– Даже если ценой такого отказа станет жизнь вашего доверителя, сеньор? – Раздраженно бросил Рафаэль.
И какой только тьмы его понесло в эти рассуждения? О том, что хорошо эта встреча не закончится, было понятно еще вчера. Наверное, глупое упрямство в голове Рафаэля родилось совсем не из чрезмерного миролюбия. Скорее уж дело в самодовольной роже Хуана. Наверное, приди ему в голову полаять – и Рафаэль тотчас возьмется мяукать. Просто из принципа.
Вражеский клинок медленно поднимается для рокового смертельного удара. На туповатой физиономии Хуана уже проступило наглое, самоуверенное торжество. Мерзавец откровенно наслаждается растянувшимся в вечность мгновением. Движения врага обрели демонстративную, издевательскую неторопливость.
Алая вспышка перед глазами. Мир тонет в темно-багровом мареве. По телу прокатилась волна мучительной боли. Огненные вспышки несутся вверх, расходятся в груди, словно терзающий грешников инфернальный огонь. Фонтан невидимого пламени бьет вверх, сметая хлипкие преграды. Разум захлебнулся в потоке безумных видений, полных ужаса и запредельной боли. Кажется, кровь превратилась в несущийся по венам поток адского жара.
А еще миг спустя Рафаэль ощутил, как оплетшие тело тенета вражеского колдовства вспыхивают, словно брошенная в огонь солома. Рвущееся из груди незримое пламя смело замедляющие чары, будто гибельное торнадо. Короткое мгновение – и кажущаяся бесконечной пытка прекращается.
Ярость ударила в голову, словно огненный бренди. Рафаэль, подстегнутый низкой выходкой противника, рванулся в атаку, вложив все силы в один-единственный стремительный выпад. От бедра – прямо в ухмыляющуюся рожу!
Сверкнул на узком клинке шпаги ослепительный солнечный блик. Гнусная ухмылочка противника потускнела, глаза распахнулись от растерянного изумления. Хуан попытался податься назад, но не успел.
Сияющее солнечным светом лезвие начисто срезало мерзавцу ухо. Тот взвыл от боли. Брызнула ярко-алая кровь. Чары бессильно рассеялись, оставив незадачливого колдуна один на один с жаждущим мести врагом.
Рафаэль, и не думая сдержать кровожадный порыв, наотмашь полоснул клинком по перекосившейся от боли роже. Резкое, стремительное движение кисти – словно художник ставит финальный росчерк на восхитительную картину. В груди беснуется и воет незнакомое чувство. Что-то древнее и злобное жаждет чужой боли. Заставить мерзавца хрипеть, тщетно умоляя о пощаде. Разрывать трепещущую человеческую плоть, наполняя внутренности потоками кипящей смолы.
Звон упавшего на каменные плиты палаша. Хуан с воплем отшатнулся. Ноги врага подломились, бугай упал на колени. На серые плиты частой дробью падают густые алые капли.
Красивое лицо победителя искривилось в ядовитой усмешке. Ни малейшего сострадания к получившему свое мерзавцу Рафаэль не ощутил и в помине.
– Недурно. – Скупо похвалил Родриго, глядя, как ученик стирает кровь с клинка.
Чужой голос чуть рассеял нахлынувшую огненную муть. Во всяком случае, только что казавшееся необоримым желание выдавить врагу глаза, с наслаждением вслушиваясь в полные боли вопли, чуть отступило.
Бездна и пять хозяев ее! Что за кошмар с ним творится?! Уж точно дело не в дурацком заклинании, которое звероподобный громила непонятно где подсмотрел. Но если не в нем, то в чем же? Никогда в своей жизни Рафаэль еще не ощущал ничего подобного.
– Благодарю. – Коротко буркнул он.
Шпага исчезла в ножнах. Накативший огненный ужас окончательно разжал жуткую хватку. Во всяком случае, теперь он точно принадлежит самому себе. Или?..
Где-то на самой грани сознания по-прежнему мерцает едва различимая искорка. Искорка, от одной попытки всмотреться в которую по телу начинают распространяться новые волны режущей боли.
Тьма подери! Если бы не эта неведомая сила, враг прикончил бы его одним подлым ударом! Праведный гнев странным образом отогнал нахлынувшую растерянность.
– Впредь тебе будет наука, каналья. – Ядовито процедил Рафаэль впавшему в прострацию Хуану, даже не пытаясь играть в положенную этикетом вежливость. Жаль лишь, что нет свидетелей его выходки. Одного лишь слова самого Рафаэля будет недостаточно. Впрочем… Кто сказал, что это должно помешать публично обвинить его в колдовстве?
Хуан не ответил – если не считать противных хлюпающих звуков. Колдун-недоучка съежился, спрятав в ладонях обезображенное лицо. Кажется, он находится в полнейшей прострации. Ну и бездна с этой слизью.
– А вот нашего друга хвалить, боюсь, не за что. – Процедил Родриго, переведя взгляд на оставшуюся пару.
Бой в самом разгаре. За минувшее время Алонсо успел получить несколько ощутимых порезов. На левом плече набухло темное кровавое пятно, ясно различимое даже на алом шелке. Еще одна отметина проступает на правом бедре. Еще пара минут – и дело примет совсем худой оборот.
– Не смейте мне помогать! – Заорал Алонсо, увидев, что два остальных поединка уже завершены.
– Да никто и не собирался. – Пробормотал Рафаэль. Пусть их дуэль из обычной и превратилась в тройную, нужно быть совсем безумцем, чтобы насесть втроем на одного противника. От такой славы вовек не отмоешься.
Неприятно глядеть, как приятеля полосуют на ломти. Но кровавое зрелище отвлекает от чего-то намного более жуткого. Чего-то, о чьем прикосновении он, кажется, страшится даже лишний раз вспомнить.
– Мне не нравится его лицо. – Мрачно подметил Родриго.
– Что?
– Что-то такое бывает на морде у бракованных гончих или понесших коней. Иногда разумнее остановиться.
– Проклятье, сеньор! Да признайте, наконец, поражение! – Прорычал Горацио.
Да, тройной победой этот день закончится едва ли. Впору начинать беспокоиться не о престиже и славе, а о том, чтобы вытащить приятеля живым. И, желательно, не настолько исполосованным, как продолжающий ронять кровавые слюни Хуан.
Стремительный выпад – и на груди Алонсо появляется длинный порез. Белоснежная сорочка стремительно окрашивается в алый.
– Мы все еще его секунданты. Нужно остановить бой. – Резко произнес Родриго. Но в следующий миг любые команды потеряли смысл.
– Сдохни, мерзавец!!!
Алонсо взбесившимся носорогом бросился прямо на направленную в лицо шпагу. В последний миг Горацио все-таки отвел оружие в сторону, спасая противнику жизнь… Лишь для того, чтобы получить клинок себе прямо под подбородок.
Струя алой крови обдала победителя с ног до головы. Алонсо стоит, более напоминая вырвавшегося из бездны демона, чем человека. Горацио, медленно заваливается наземь. Ноги в покрытых кровавыми разводами сапогах засучили по камням. Кажется, еще мгновение – и стальные шпоры начнут высекать настоящие искры.
– Просто восхитительно, бездна подери. Просто прекрасно. С самого начала знал, что именно этим все и закончится.
– В таверне ты говорил совершенно иначе, – огрызнулся Рафаэль в ответ на почудившийся в голосе друга упрек.
– В таверне я был пьян и беспокоился лишь о том, чтобы не уступить тебе в лихости. – Буркнул Родриго. – Пора бы уже перестать вести себя так, будто окружающие превосходят тебя в рассудительности.
– И что же, все эти разговоры о том, что свита Вероломной найдет себе и более интересное занятие…
– Да при чем тут Шерхея, парень? Двум идиотам, полезшим спьяну в ночной лес, совсем не нужны боги, чтобы в этом лесу заблудиться! Мы и без них прекрасно справились…
Рафаэль обвел взглядом окружающий мир. Черные силуэты деревьев обступили со всех сторон, словно сказочные чудища. Лунные блики серебряно-белыми росчерками прорываются сквозь пышные кроны. Прекрасное и чарующее царство тьмы и света наполнено шелестом ветвей. Где-то вдали тревожно ухает сова.
Кем же надо быть, чтобы зловещая тревожность этого кажущегося потусторонним мира не наводила на мысль о богине ночи и бесконечных темных духах ее свиты?
– Знаешь, иногда твой рационализм кажется откровенным извращением. – Пробормотал Рафаэль, потрепав коня по холке. В ответ раздалось усталое фырканье. Четвероногий вполне разделяет настроение Родриго. И поэтичности лунной ночи предпочел бы теплую конюшню и заслуженный отдых.
– Потаскайся ты с мое по джунглям Змеиного мыса – живо уяснил бы, что летящие из кромешной темноты отравленные стрелы страшнее самых злобных духов и демонов. – Огрызнулся Родриго. Кажется, окружающий мрак бередит в ветеране воспоминания, о которых сам он предпочел бы позабыть навсегда. – Давай-ка лучше займемся насущными делами.
– Как мы вообще могли заблудиться? – Пробормотал Рафаэль.
От Порто-Маре к Замку Фей ведет неплохая дорога. То петляет вдоль скалистого берега, об который где-то внизу разбиваются волны моря Гроз. В нескольких местах, правда, заводит в лес, которым покрыты отроги Алых гор. Но совершенно точно не пытается превратиться в ту едва заметную тропку, на которой они очутились. Как они вообще могли свернуть с хорошо знакомого пути?
– Не помню. Как выехали за ворота – все как в тумане. Кажется, последняя бутылка была откровенно лишней.
– Похоже на то. – Невесело подтвердил Рафаэль. Он тоже пришел в себя посреди ночного леса на этой богами позабытой тропе. – Только с какой радости коней понесло в чащобу? Дорогу до замка они выучили как бы не лучше нас. Мы уже давным-давно должны быть дома.
– Чего толку гадать? Вот, держи. – Родриго сунул ему небольшой глиняный пузырек.
– Это еще что? – Подозрительно поинтересовался Рафаэль. Сильно подозревая, что ответ ему ужасно не понравится.
– Целея. – Подтвердил Родриго худшие его опасения. – Не криви нос, пей.
– И много у тебя сюрпризов в рукаве? То Алая Панацея, то эта дрянь…
Вытащить пробку удалось не сразу. В нос ударил едкий противный запах. Нет на свете зелья, которое надежнее защитит от отравления. Или вмиг поставит на ноги самого последнего пропойцу. И ничего более омерзительного на вкус тоже никто пока что не придумал.
– У трактирщика купил. – Просипел Родриго. Физиономию приятеля так и перекосило. – А панацея осталась еще с тех времен, когда я таскался с алебардой по Змеиному мысу.
Надо, наверное, как-то компенсировать другу утрату. Или оставить это на совести Горацио? В конце концов, Рафаэль совершенно не виноват, что ценный и редкий эликсир пришлось влить в продырявленную глотку горе-дуэлянта.
Горло перекрутило от жуткой вони. На глаза навернулись слезы. Однако, стойко проглотил омерзительное варево. Родриго совершенно прав. Несколько бутылок вина – очень плохое дополнение к блужданиям по ночному лесу.
– Ну и что будем делать? – Спросил Рафаэль, когда способность говорить вернулась. В голове прояснилось: снадобье выветрило остатки хмеля. Жаль лишь, что расплатой стали плавающие перед глазами алые пятна. В животе словно зажегся шар адского пламени. Растреклятое варево берет очень немалую цену за свою эффективность.
Или ему хочется верить, что растекающийся по венам мучительный огонь вызван зельем, а не…
– Полагаю, раз уж мы приехали по этой тропе, по ней же мы можем вернуться на дорогу в замок. – Пожал плечами Родриго.
Все, что остается – стиснуть зубы и, игнорируя разгорающееся внутри инфернальное пламя, повернуть коня в обратную сторону.
Лишь через четверть часа, когда пытка, наконец, прекратилась, Рафаэль начал получать удовольствие от незапланированного путешествия. Вокруг раскинулось царство глухой полуночи. Луна заливает мертвенным светом застывший в тревожной тишине мир. Разум чист и ясен. Багровая муть отступила, не оставив и следа.
Странное дело, радости это не доставило. В глубине души шевельнулось что-то раздраженное и недовольное. Неужели самое большое чудо, готовое прийти в его жизнь – заблудиться по пьяни в местном лесу? Пожалуй, даже какая-нибудь изысканная каверза от богини ночи выглядела бы куда соблазнительнее, чем эта вульгарщина. Во всяком случае, вряд ли Шерхея в сговоре с Мигелем и сеньором Мартином.
И отец, и его брат, в замке которого Рафаэль провел уже десять лет своей жизни, с непонятным упрямым фанатизмом закрывают отпрыску древнего рода подлинные пути к власти и бессмертию. С самого детства его преследуют жестокие наказания за попытку прикоснуться к чему-то за пределами жизни примитивного провинциального идальго. Кутежи, пьянки, дуэли, скачки – все это не то чтобы вовсе не добавляет в жизнь веселья… Однако в последние месяцы неспособность выйти за рамки обнесенного стеной обыденности жизни медленно превращается в пытку. В пытку, от которой он, кажется, готов сбежать даже в объятья какой-нибудь нечисти. И осознание того, что нечисть к его персоне тоже не испытывает особого интереса, кажется несколько…
Бездна и пять ее хозяев, это еще что такое?!
– Ээээй! – Заорал в очередной раз Родриго. Ночной лес ответил равнодушной тишиной. Пронзительно закричала вдалеке птица. Ей в ответ – издали, на грани слышимости – отозвался полный тоски волчий вой.
По коже сыпануло морозом. Почему все молчат? Даже если кто-то из группы вдруг отстал или потерялся… Разум, схватившись было за попытку придумать спасительное разумное объяснение, бессильно признал полное поражение.
Рука привычным жестом легла на эфес шпаги. Ветеран нескольких кампаний, Родриго привык встречать любые сложности именно так. Вот только будет ли сейчас прок от честной стали…
После недолгих колебаний шагнул в сторону тропы. По дорожке оставили идти старуху – чтобы та вконец не выбилась из сил. Но сейчас вернуться на кое-как протоптанную тропку – единственный разумный образ действий.
Он успел сделать десятка два шагов, когда впереди обострившееся в темноте зрение поймало бледные переливы драгоценного лунного шелка. Закутавшаяся в роскошную накидку эльфийка сидит на толстом суку огромного каштана. Глаз не видно под глубоким капюшоном.
К слову сказать, странное решение – закрыть лицо в и без того кромешной темноте. Как она вообще ходит, не натыкаясь на все сучья в лесу?
– Сеньора? Где остальные? Что случилось? Где ваша подруга?
– Понятия не имею. – Тихим музыкальным голосом отозвалась эльфийка. Она, в отличие от самого Родриго, совершенно не выглядит взволнованной.
– Не могли же они вместе с Рафаэлем просто сквозь землю провалиться! – С досадой процедил идальго.
– Пожалуй, не могли. – Все так же спокойно согласилась девушка.
– Знаете, сеньора, я попробую развести костер. Думаю, мы ничего не добьемся, если продолжим носиться по лесу в кромешной темноте.
Эльфийка в очередной раз пожала плечами. Родриго поймал себя на мысли, что ведет она себя слишком уж странно для потерявшейся в лесу фрейлины.
Собирать посреди ночного леса сучья для костра, больше заботясь о том, чтобы не потерять из виду спутницу, оказалось той еще морокой. Ему, однако, удалось набрать некоторое количество сухого валежника. На какое-то подобие костерка должно хватить.
– Сложно поверить, что все, с нами произошедшее – просто цепь случайностей. Кажется, этой ночью мы оказались во власти сил, далеко выходящих за рамки моего понимания. – Пробормотал он, пытаясь разговорить хранящую безмолвие девушку.
– Долго же до тебя доходило. – Безразличным голосом отозвалась эльфийка.
Родриго ее тон совершенно не понравился.
– Кто вы, сеньора?
– Избавь меня от неприятной потребности представляться. – Отозвалась незнакомка. – Я здесь лишь потому, что хочу дать тебе совет, пусть и не питаю особой любви к вашему племени. Беги от своего друга, пока не поздно. Дружба с этим человеком закончится плохо.
– Дурной совет, сеньора. – Куда менее дружелюбно буркнул Родриго. Оскорбительные слова в адрес Рафаэля задели до такой степени, что даже вопросы о личности странной девушки отошли на второй план. – Вы совсем не знаете…
– Не испытываю никаких сомнений, что твой приятель хороший человек. – Нетерпеливо перебила его эльфийка. – Он скорее умрет, чем нарушит слово, данное другу. Или без колебаний отдаст жизнь, защищая спину, которую ты ему подставишь. И прочая, прочая, прочая, как это у вас принято. Все это не имеет никакого значения. Этот человек опасен для таких как ты.
– Да кто же ты такая, наконец?!
Эльфийка в ответ усмехнулась кончиками губ. Родриго едва рассмотрел короткое движение в неверном лунном свете.
– Меня всегда удивляло, как проклятая старуха ухитряется говорить правду так, чтобы все вокруг свято поверили, что она лжет.
– И что бы это могло означать?
– Шеб – любимейшая из левреток Вероломной, пусть по характеру куда сильнее напоминает цепную псину. Она не солгала, когда назвала себя фрейлиной Шерхеи. – Выплюнула эльфийка. Кажется, она искренне ненавидит склочную старуху.
Родриго окаменел. Одно дело – слушать идиотскую пьяную болтовню приятеля. Совершенно не ожидая и впрямь напороться на свиту обладательницы самого вредного и склочного характера во всей Силории. И совсем другое…
– Значит, и ты тоже?.. – На всякий случай уточнил он непонятно зачем.
Эльфийка молча наклонила голову. Да, этой ночью язык приятеля определенно подкинул им проблем.
– Что такое ты говорила о моем друге?
Эльфийка молчит, разглядывая сложный узор на шелковой перчатке. Родриго остается лишь переминаться с ноги на ногу. Странная история. И девушка – тоже… странная. Совершенно не походит на фрейлину Вероломной. Вот старуха – та и впрямь водила их за нос с поразительным мастерством. И, кажется, получала искреннее удовольствие от устроенного цирка.
– Тебе доводилось слышать легенды об Аврелии? – Неожиданно спросила эльфийка.
– И при чем тут он? – Без особого интереса уточнил Родриго.
Истории о древнем царе, правившем Нилантой когда-то на заре времен, никогда его не занимали. Тем более что прославился он преимущественно невероятной мудростью и еще более невероятной праведностью. Не совсем те качества, которых ждет современное общество от благородных идальго.
Девушка усмехнулась.
– При том, что у него было двое сыновей.
– С мужчинами такое время от времени случается. К слову сказать, сеньора, я так и не узнал твоего имени.
– Ни к чему тебе мое имя. – Кажется, эльфийка едва заметно поморщилась. – Тебя, кажется, интересовала история твоего друга? Истоки ее, как это часто водится, скрыты в седой древности. Впрочем, если тебе не интересно – я с радостью отправлюсь прочь. Не горю желанием тратить на тебя время.
– Хорошо, я слушаю. – Согласился Родриго. Старательно отогнав мысль, что сама идея поверить служанке богини лжи выглядит довольно странно.
– Аврелий был могущественным жрецом Аманара. Многие полагали его зерцалом всех мыслимых добродетелей. Однако, вера в собственную безгрешность ослепила царя. Он начал считать себя земным проявлением бога милосердия. И сыновей воспринимал скорее как ниспосланных ангелов. При этом не сказала бы, что из него получился хороший отец. Младшего, Амадео, Аврелий с младенчества готовил к жизни аскета. Он ожидал, что мальчик примет строгие обеты, отказавшись от увеселений и общения с женщинами.
Черноокая красавица молча взирает на вышедшего из ночной тьмы юношу. Разве заблудившаяся в диком ночном лесу изнеженная аристократка не должна сходить с ума от ужаса посреди пугающего царства мрака и волчьего воя? Вот только на прекрасном лице не видно ни капли страха. Лишь надменное снисходительное ожидание.
В сознании шевельнулось что-то растерянное. Каков вообще был шанс, идя наобум сквозь залитый тьмой лес, выйти прямиком на заблудившуюся ирсийку?
– Сеньора? Не ожидал, что найду вас. – Пробормотал Рафаэль, когда молчание начало казаться невыносимым.
– Зачем же, в таком случае, ты отправился на ночную прогулку? – С величавой иронией поинтересовалась девушка нежным бархатным голосом. Таким тоном, словно никакой другой причины для блужданий по ночному лесу в принципе существовать не может.
Рафаэль до этого момента никогда не испытывал сложностей в общении с прекрасным полом, но неожиданный вопрос поставил в тупик. Разве заблудившиеся знатные дамы не должны вести себя несколько иначе при появлении благородного спасителя?
– Мы с другом встретили ваших служанок. Они в полном порядке.
– Не удивлена. – Ирсийка капризно пожала плечом. – Нечего было и надеяться столь просто отделаться от треклятой старухи. Ее угодливость иногда бывает ужасно утомительной.
– Вы удивительно спокойны для потерявшейся в ночном лесу девушки. – Подметил Рафаэль, приблизившись к превратившемуся в импровизированный трон поваленному дубу. Вблизи облитая лунным светом красавица уже не выглядит вырвавшейся из ночи нечистью. Огромные черные глаза смотрят с покровительственным ожидающим прищуром. И это много прекраснее ошпаривших чем-то неведомым озер мрака, что померещились ему вначале.
– Разве есть причины беспокоиться? – Усмехнулась незнакомка. – Надеюсь, сеньор, вы не боитесь темноты?
– Обижаете, сеньора. – В тон ей отозвался Рафаэль.
Ответом ему стали переливы шелковистого смеха.
– Для простого смертного не так много причин оказаться в глухую полночь в диком лесу. – Мягкий волнующий шепот девушки почему-то показался шипением змеи, готовой впиться в беспомощную жертву. Кажется, кровь обернулась в жгучий яд, распространяя по венам мучительный огонь напополам с чем-то безумным, алчным и нерассуждающим.
– Однако, мы с вами здесь, сеньора. Не беспокойтесь, – не удержался он от демонстративной лихости. – Я приложу все усилия, чтобы защитить вас от любых опасностей, если они возникнут.
В огромных черных глазах, вопреки ожиданиям, сверкнула неприкрытая ирония.
– И что же предлагаешь делать дальше, отважный рыцарь? – Прошелестела красавица чарующим шелковистым голосом.
К слову сказать, очень хороший вопрос.
– Я могу попробовать собрать хвороста, чтобы развести костерок. – Задумчиво предложил Рафаэль.
Не то чтобы ползать на карачках по земле в поисках сухих веток кажется пределом мечтаний, но, быть может, хоть какой-то источник света…
– Я ожидала большего. – Тихо прошептала ирсийка.
– Что вы имеете в виду? – Уязвленно поинтересовался Рафаэль.
Знатные дамы, конечно, имеют право на некоторое количество причуд и капризов, но не думала же она, что он достанет из-за пазухи огромный шатер с жаровнями и полноценным будуаром?
– Человек, оказавшись во тьме, страшится ее. Он, окруженный бездной непостижимого и сокрытого, жаждет отгородиться от бескрайнего мрака спасительным светом. И искренне верит, будто крохотный огонек, едва отодвинув темную бесконечность, защитит от нее. Что, как не страх, заставляет выбрать крохотный уголок мимолетного света? Неужели и ты изберешь отгородиться от огромного мира ради жалкой иллюзии безопасности?
Рафаэль вздрогнул от неожиданности. Вообще-то, он имел в виду совсем не это… Однако, теперь понятно, отчего незнакомка сохраняет ироничное спокойствие. Колдунья. Пожалуй, его обещания защитить ее и впрямь выглядели несколько наивно.
– Увы, сеньора. Боюсь, граница, отделившая мой освещенный островок от внешнего мира, много крепче мимолетного огонька. – Горько ответил он после недолгого молчания.
– Но что стережет эту границу, юноша? Не твоя ли нерешительность? Не твоя ли готовность смириться с бытием, которое тебе определили другие?
В мягком шелке волнующего голоса неожиданно лязгнул ледяной металл. Рафаэль стиснул зубы. Наверное, оттого, что мысль эта уже не раз приходила ему в голову. Что мешает послать в бездну и отца, и его запреты? Податься в бега, стать учеником знахаря где-нибудь в богами забытой глуши. Скитаться по миру, в каждой тени видя идущих по следу охотников отца.
– Я наследник моего рода, сеньора. И не намерен отказываться ни от своего имени, ни от места в Городе Богов, что принадлежит мне по праву.
– По праву крови? – Шелковый смех незнакомки ошпарил режущей болью. Словно та самая кровь, о которой он говорил, обернулась бегущим по венам терзающим инфернальным огнем.
– По праву крови. – Упрямо повторил Рафаэль.
– Быть посему. Пламя, что живет в твоей крови, этой ночью откроет для тебя любые двери.
Прежде, чем он успел ответить, девушка плавно скользнула с импровизированного древесного трона, на котором восседала, словно древняя царица, что вершит суд над отдавшимся в ее власть подданным.
Боль, несущаяся по телу непрекращающимися огненными каскадами, все нарастает. Рафаэль невольно сжал зубы, чтобы сдержать рвущийся наружу крик.
– Выбор за тобой, юноша. Если все, тобой произнесенное, было пустой похвальбой, за которой прячется страх и нерешительность – я даю тебе последний шанс отступиться. Пламя в твоей крови погаснет – навсегда. И все, что от него останется – крохотный огонек костра, что навеки отделит твой уголок от тьмы внешнего мира. Ты отправишься в свой смешной замок. Там тебя будут ждать слава, богатство и женщины. Судьба щедро одарит тебя мирскими богатствами.
– А если нет? – Спросил Рафаэль. На какое-то мгновение в душе шевельнулось что-то испуганное. В конце концов, в том будущем, которое ему напророчила встреченная колдунья, не так уж и много недостатков. Всего один, и как знать…
– Бездна с этой треклятой дуэлью, пусть даже вы и поставили на уши весь город. – Сеньор Мартин Альварес демонстративно встряхнул салфеткой.
Просторный зал наполнен льющимся в высокие окна светом. Рафаэль благоухает лавандовым мылом. Белоснежная накрахмаленная рубашка сияет первозданной чистотой. Идиллию нарушает лишь неприятный запах целебного бальзама, исходящий от украшающей левую ладонь повязки.
Благородное семейство собралось за длинным обеденным столом. Мартин восседает во главе, словно древний царь, готовый карать и миловать. Правда, напоминающий колобка толстячок с зажатой в пухлой ладошке вилкой, как ни пытайся, не вызывает того благоговейного ужаса, который столь отчаянно тщится внушать окружающим.
– Я прекрасно помню свои молодые деньки, так что удивлен не столько фактом побоища, сколько отсутствием трупов. – Сварливо продолжил хозяин Замка Фей. – Но, бездна и пять ее хозяев, для чего же было посреди ночи покидать город?
Рафаэлю исполнилось всего десять лет, когда получивший титул главы рода отец – Мигель Альварес – отправил его в Замок Фей к родному брату. Замок, что застыл на нависающем над яростными морскими волнами скалистом утесе, всегда принадлежал их семье. И, наверное, мог бы стать прекраснейшим местом в мире – если бы его хозяин не полагал, будто мир истинного идальго должен состоять лишь из дуэлей, попоек и задранных юбок служанок.
– Я заключил пари, сеньор. – Смиренно отозвался Рафаэль, задавив непрошенное раздражение. За последние десять лет Мартин не раз отправлял его на свидание с розгами за попытку обойти запрет отца. Что и говорить, симпатий в адрес родного дяди это совсем не добавило. Хотя, наверное, могло быть и хуже.
– Пари?! – Эхом повторил Мартин. – Какое еще, бездна подери, пари?!
Рядом ядовито хмыкнул Родриго. Видимо, тоже припомнил дурацкую сцену в таверне. Какой только демон его потянул за язык? Даже вспоминать тошно, как он паясничал перед такими же набравшимися сангрии приятелями.
– Наш общий друг усомнился, что я решусь проделать путь до замка ночью – решил, что я испугаюсь лесной нечисти. – Поведал Рафаэль. В нос ударил восхитительный запах жаркого. Чопорный слуга в роскошной ливрее как раз поставил перед ним серебряную тарелку, на которой громоздится источающее аромат дорогих специй мясо с овощами.
Сеньор Мартин красноречиво поднял глаза к потолку. Появление гастрономического шедевра его настроения не улучшило. Во всяком случае – не настолько, чтобы позабыть о дурацкой выходке воспитанника.
– Просто прекрасно, не правда ли? – Ядовито осведомился он у восседающей напротив дородной супруги.
– Вы слишком попустительствуете пьяным выходкам своего подопечного, сеньор. – Невозмутимо отозвалась сеньора Рамона. – Неудивительно, что он выкинул подобное. Лишь чудо, что на этот раз не произошло ничего непоправимого.
– Не могу не согласиться. – Подал голос хранивший доселе молчание Карлос.
Еще один достойный сын дома Альварес, приходящийся Рафаэлю троюродным дядей. Мощный, крепко сложенный аристократ с вечной угрюмостью на лице. В былые годы он, к вящему неудовольствию Рафаэля, добровольно стал его наставником. Впрочем, причиной нелюбви стали не попытки вколотить в подопечного знание этикета и прочих светских премудростей.
Именно Карлос, словно настоящий цепной пес, всегда бдительно следил за кругом интересов племянника. И с непонятным тому рвением пускал в ход розги каждый раз, когда сын Мигеля пытался проявить интерес к запретному.
За минувшие дни Рафаэль в глазах почтенных родственников растерял всякий интерес к незримой стороне мира, и количество придирок потихоньку сошло на нет. Но неприязненное отношение к дядьям осталось. Теперь следует быть особенно осторожным. Нельзя допустить, чтобы былые подозрения вновь подняли в нем голову. Мартин, по большому счету, плевать хотел на племянника: чем бы дитя ни тешилось. А вот в действиях Карлоса всегда присутствует нотка непонятного, но настырного и злобного фанатизма.
Слева от Карлоса безразлично уткнулась глазами в тарелку его супруга. Лаура – настоящая красавица. Белоснежная бархатистая кожа, огромные выразительные глаза и вьющиеся волосы цвета воронова крыла.
– Да полноте… – Рассеянно отозвался Мартин. На круглом лице проступило плохо скрытое недовольство. – На то и молодость, чтобы напиваться по кабакам, размахивать шпагой и делать глупости.
Рафаэль под неприязненным гневным взглядом сеньоры Рамоны и требовательным прищуром Карлоса попытался сделать каменное лицо. Наверное, даже получилось бы, не попадись на глаза ухмыляющаяся физиономия Родриго.
Дядя на пару с отцом сам во времена оны немало покуролесил. Он и сейчас тайком от супруги обращается со служанками куда более вольно, чем полагается в его возрасте. И отнюдь не склонен требовать от подопечного строгости нравов.
– Так что же случилось на дуэли? – Окончательно потерял Мартин интерес к нравоучениям. – Принесший новости гонец городил какую-то чепуху про тройной поединок без секундантов. Это что, какая-то новая мода? Или нынешняя молодежь уже не видит разницы между вопросом чести и вульгарной дракой?
– Мы и были секундантами, сеньор. – Усмехнулся Родриго, привычным жестом подкрутив усы. – Вот только когда Рафаэль попытался примирить противников, один из друзей врага обвинил его в трусости.
– Какая мерзость! – Поморщился Мартин. – Настоящий идальго заботится о чести доверителя, а не чешет гонор о секундантов противной стороны. А что же вы? Или второй секундант оскорбил и вас?
– Нет, сеньор. Но оставаться в стороне при таком положении дел означало вызвать слишком неприятные вопросы у почтенного общества. Легче бросить вызов и проделать противнику дырку в руке. Горацио мог бы найти себе секундантов поприличнее. Селестин, кажется, чуть не свалился в обморок от ужаса.
– Даже откровенная трусость достойнее, чем колдовство. – Брезгливо процедил Рафаэль. И подумал, что фраза эта звучит в его устах довольно странно. Хотя, никаких разночтений здесь нет. Одно дело – постигать высокое магическое искусство. Совсем другое – применять его там, где решаются вопросы чести.
Никогда еще спуск по винтовой лестнице не казался Рафаэлю настолько бесконечным. Ступенька за ступенькой остаются позади, толстый ворс ковра едва слышно шелестит под ногами. Замок погружен в гулкую полуночную тишину.
– Сюда, аш. – Проскрипел Шарлах, когда спуск остался позади. Цверг проворно нырнул во тьму уводящего в подземелья прохода. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, двигается карлик с удивительной ловкостью.
– Можешь наколдовать какой-нибудь огонек? – Мрачно спросил Рафаэль, не торопясь шагать навстречу подземной тьме.
Меньше всего хочется привлекать внимание иллюминацией. Но если в самой башне коридор залит льющимся в окна лунным светом, то подвал погружен в глухой непроглядный мрак. Что может быть глупее, чем идти наощупь, собирая лбом углы и уступы?
Над головой вспыхнула распространяющая оранжевые всполохи искра. Хочется верить, никто из слуг не решит прогуляться посреди ночи к припрятанной в подвале бутылке сангрии или к назначившей свидание подружке. Меньше всего он сейчас хочет привлекать чье бы то ни было внимание. К счастью, каменные переходы, в которые его уводит цверг, по-прежнему хранят гулкое безмолвие.
Рафаэль никогда не подозревал, что подземелья Замка Фей настолько просторны. Он редко наведывался в подвалы, закономерно полагая, что с кладовыми слуги как-нибудь справятся и без его участия. И лишь сейчас понял, что подземное царство бесконечных коридоров и развилок куда обширнее, чем можно было предположить. Приходится напрягать разум, запоминая извилистый маршрут.
Неожиданно очередной поворот закончился глухим тупиком. Короткий коридор обрывается мощной каменной кладкой. От огромных блоков исходит ощущение незыблемой монументальности.
По прикидкам Рафаэля, «обжитая» часть подземелья с кладовыми, хранилищами и прочими помещениями прислуги давно осталась позади. Вокруг раскинулось царство пустоты и липкого влажного холода. И зачем только строители вообще построили небольшому, в общем, замку столь внушительные катакомбы? Впрочем, учитывая наличие в них неведомых сокрытых залов, догадаться нетрудно. И догадки эти интригуют одна сильнее другой.
– Здесь, аш. – Проскрипел цверг, остановившись возле грубой каменной кладки. – Чтобы войти в тайный чертог, начерти на этом камне уже знакомую тебе Адамантовую печать, а затем произнеси заклинание: Sic habebis gloriam totius mundi.
Рафаэль, услышав знакомую фразу, не удержал удивленного смешка.
– Это не заклинание. Это наш фамильный девиз.
Что ж, по крайней мере запомнить длинную вычурную фразу будет несложно. Было бы куда хуже, выдай цверг длинную нечитаемую тарабарщину.
– Одно не отменяет другого, аш. Слова, произнесенные на тайном языке чародеев, всегда обретают особую силу. Ваш девиз – не исключение. Это источник силы, из которой черпали власть твои предки.
– Допустим. К слову, откуда тебе известно об этом месте? Вряд ли Леонардо рассказывал свои секреты всем желающим.
– Мне доводилось служить ему, аш. – Проскрипел в ответ цверг. – Подземелья замка хранят немало чародейских секретов, созданных, в том числе, некоторыми из подземных мастеров. Хотя, не буду скрывать, маэстро редко считал нужным посвящать меня в свои тайны и свои планы. Врата в эту лабораторию, однако, он создал не без моей помощи. А теперь сосредоточься и произнеси заклинание.
– Sic habebis gloriam totius mundi.
Палец вывел на гладком влажном камне уже знакомый символ.
Негромкий шелест. Массивные блоки легко и плавно разошлись в стороны, открывая уходящий вдаль коридор. Рафаэль, затаив дыхание, шагнул вперед.
– Дверь закроется сама, когда ты войдешь внутрь, аш. – Проскрипел за спиной цверг. – На этом я считаю мои обязательства исполненными. Созданный мной источник света просуществует еще несколько минут. Этого вполне достаточно. С твоего позволения, я покину тебя.
– Хорошо, иди. – Неохотно согласился Рафаэль.
Не то чтобы остаться в незнакомом месте в одиночестве кажется такой уж восхитительной перспективой. Но что-то в голосе цверга заставляет заподозрить, что от попытки остановить его не будет никакого проку.
Миг спустя он остался в одиночестве. За спиной с негромким гулом вновь сошлись тяжелые каменные блоки, словно отрезав от мира смертных с их земными беспокойствами и нуждами. Рафаэль, с трудом одолевая накатившую невесть откуда робость, шагнул вперед – навстречу дыханию седой древности.
Лица коснулся ветерок, наполненный едва различимым запахом лесных трав. Затхлая сырость подземелья осталась позади.
Впереди вспыхнул яркий свет бесчисленных магических светильников. Просторная зала с высоким сводчатым потолком заполнена мистическим сиянием. Только и остается, что в немом благоговении смотреть на открывшееся великолепие.
Вдоль стены тянутся бесконечные стеллажи. Деревянные полки прогибаются под тяжестью бесчисленных фолиантов. В центре стоит огромный письменный стол. Рафаэль зачем-то коснулся идеально гладкой столешницы. Ни вездесущей влаги, ни даже самой крохотной пылинки. Легендарный прадед позаботился о том, чтобы сохранить содержимое тайного чертога в идеальном состоянии.
Взгляд пробежал по корешкам книг. Кажется, перед ним одна из самых блестящих библиотек, какие только доводилось видеть. Огромное количество фолиантов, посвященных самым разнообразным аспектам магического искусства. На некоторых книгах вместо привычных букв красуются загадочные символы незнакомых алфавитов. Некоторые из них Рафаэль не видел ни разу в жизни, и не подозревал о существовании загадочных языков. Другие более узнаваемы: рубленые символы кематхийской клинописи, прихотливые пиктограммы Жемчужного берега…
У противоположной стены отыскался еще один стол, а возле него – бесконечные тубусы, треноги, ящик с письменными принадлежностями, кистями, циркулями и огромным количеством вещей, о назначении которых не так-то просто догадаться с первого взгляда. Больше напоминает мастерскую художника… или, возможно, инженера.