Элисон проснулась от собственного беззвучного крика. Горло свела судорога, а в ушах стоял оглушительный звон — отголосок пронзительной речи из её сна. «Она моя дочь!» Она села на кровати, обхватив колени дрожащими руками. Комната была погружена в предрассветную тишину, безопасную и до боли знакомую. Но на сетчатке глаз, будто выжженные, всё ещё плясали огни новогодней гирлянды. Синий. Красный. Синий. Красный. Ритмично, как пульс.
Это был тот самый сон. В который раз. Он всегда был одинаковым, до мельчайших деталей, как заевшая пластинка.
Она закрыла глаза, и картина всплыла снова, кристально чёткая. Ей снилось, что она — маленькая девочка. Встаёт с кровати, привлеченная шумом, крадётся босиком по скрипучей, старой и холодной лестнице вниз. В гостиной мерцает ёлка, отбрасывая на стены сумасшедшие, прыгающие тени. И в центре комнаты — двое женщин, застывших словно на сцене театра.
Её мать, Эмма, — красивая женщина невысокого роста с роскошными черными волосами, собранными в опрятный, низкий пучок. Сейчас её лицо искажено страхом и решимостью.
— Уходи, тебе нечего тут делать, я не отдам тебе её! — говорит она, и её голос, обычно такой ласковый, звучит жёстко и испуганно.
А напротив — таинственная незнакомка. Элисон никогда не могла разглядеть её лица во сне, оно всегда оставалось в тени. Но от женщины исходила такая сила ненависти и отчаяния, что становилось холодно.
— Она моя дочь! — кричит незнакомка, и её голос пронзает тишину дома.
И тут сцена, как всегда, делала резкий, ужасающий поворот. Незнакомка с рывком бросалась на Эмму. Они падали, и таинственная женщина, оказавшись сверху, впивалась пальцами в горло её матери. Элисон во сне замирала у перил, парализованная ужасом, наблюдая, как её мать борется и задыхается… А потом её взгляд падал на кофейный столик и стоявший на нём новогодний подсвечник в виде звезды. И она видела, как пальцы Эммы, мечущиеся в поисках спасения, нащупывают его холодный металл. Собрав последние силы, мама с отчаянным рывком поднимала тяжёлый подсвечник и со всей яростью ударяла им таинственную незнакомку по голове.
Раздавался тот самый глухой, костяной звук. Тело незнакомки обмякло и безжизненно сползло на пол.
Именно в этот миг Элисон и вырывалась из сна.
Она резко открыла глаза, сорвавшись с кровати. Ей нужно было воды. Нужно было вдохнуть настоящего, настоящего воздуха, а не этого спёртого ужаса. Она стояла, опираясь о тумбочку, пытаясь отдышаться. Это был всего лишь сон. Всего лишь повторяющийся кошмар, где её мать, Эмма, убивала незнакомку в целях самообороны.
Но почему же он не оставлял её в покое? И было ли это просто сном?