— Живая?.. — поинтересовался кто-то с придыханием. И голос почему-то показался мне детским. Откуда здесь взяться детям? И… где это: здесь?
Память почему-то молчала. Словно ее кто-то стер. А глаза и рот не открывались, как будто склеились навек. Стало страшно.
— Кажись… — озабоченно отозвался второй голос. И его обладатель смачно шмыгнул носом. — Одета барышня так чудно̀, не по-нашенски…
И что чудно̀го может быть в синем рабочем халате, косынке и тапочках, озадачилась я. Голова болела невыносимо, боль мешала соображать. Но одна мысль все же пробилась через завесу боли: «Откуда в подсобных помещениях супермаркета дети? Узнаю, кто провел — повешу на телефонном шнуре! Техника же безопасности! А вдруг на них что-то упадет? Кто тогда отвечать будет?..»
С последней мыслью неожиданно, как включившийся в темном помещении электрический свет, вернулись воспоминания. Все, разом: и как в расчете на предновогодний ажиотаж привезли дополнительно крупную партию спиртного, и как сломался автопогрузчик, а грузчики не вовремя подхватили птичью болезнь, и как я, шипя от злости как чайник, самолично полезла на машину принимать у экспедитора товар. И чем это закончилось. Падением с метровой высоты и обрушением на меня палеты, груженой бутылками дешевой водки. Вот чем…
Словно наяву я вновь испытала боль в спине от падения, боль от вгрызающихся в тело осколков водочной тары, жжение в многочисленных ранах от попавшей в них водки и густой спиртовой дух, забивающийся в ноздри. Паника, понимание, что сейчас произойдет, боль и удушье разом навалились на меня бетонной плитой.
— Корк, — донеслось до меня откуда-то издалека, — кажись, барышне совсем худо, принеси воды! Как бы не померла!..
— Не помрет, — авторитетно отозвался первый голос. — Ведьма она! А таких простым камнем не прибьешь!
Я задохнулась. Засранцы малолетние! Видят же, что мне фигово, и вместо того, чтобы позвать врача… Вот она, современная вседозволенность! Ни за что не буду своим детям позволять абсолютно все!.. И в этот миг мне в лицо вылилась ледяная вода, сбивая и без того неустойчивое дыхание…
Единственным плюсом варварской процедуры было то, что я сумела, наконец, открыть глаза и рот. Непроизвольно дернулась, заорала, вернее, попыталась, села и…
От одного вида того, что меня окружало, меня затрясло. И чтобы успокоиться и взять себя в руки, мне потребовалось аж пару минут. Слишком уж невероятным было то, что я увидела перед собой. Как, ну как, скажите мне, на милость, можно из подсобки современного, электрифицированного и оснащенного по последнему слову техники супермаркета переместиться в какой-то богом забытый край?!..
А перед глазами маячила старая яблоня и невероятно голубое небо. Такой синевой оно обычно обладает лишь ранней весной. Но здесь на покрытых лишайником ветках уже дозревали плоды. Где-то журчала вода. Выводила свои трели пичуга. Чуть дальше колыхались под легким ветерком неухоженные кусты, своими колючками напоминающие ежевику. А на меня испуганно и настороженно таращились два любопытных персонажа…
— Ты кто?.. — вырвалось у меня хриплое. В горле слегка першило. Очень умно, я знаю. Но оно как-то само…
— Грош… — чуть удивленно ответил мне один из двух пареньков. Тот, что немного, всего на несколько сантиметров, но повыше.
Оба похожи друг на друга, как нарисованные с помощью нейросети картинки, белобрысые, с неровно постриженными, взлохмаченными и давно не мытыми волосами. С поцелованными солнцем курносыми носами, как у Антошки из старого детского мультика. У одного в волосах застрял сухой листок.
На автомате я протянула руку и выбрала мусор из головы пацана.
— Кто-кто? — переспросила озадаченно. Либо надо мной прикалываются, либо я слишком сильно ударилась головой и сейчас валяюсь где-то в коме.
Только в этот момент до меня дошло, что пацаны были очень странно одеты: потрепанные рубашки старомодного кроя, как в фильмах про революцию, холщовые штаны с подтяжками, чумазые мордахи и выступающие в вырезах рубах тонкие косточки ключиц…
— Я что, на съемки исторического кино попала? — пробормотала себе под нос. — Как?.. И…
— Кажись, она головой сильно ушиблась, — гримасничая, театральным шепотом сообщил второй тому, кто назвался Грошем.
Грош важно кивнул, соглашаясь. А потом по-стариковски вздохнул:
— К лекарю ее бы… А то еще помрет… Возись потом, закапывай…
Поначалу я восхитилась, как подростки, а мальчишкам вряд ли было больше, чем лет двенадцать-тринадцать, вжились в свои роли. Но потом до меня дошел смысл сказанных ими слов:
— Эй! Я не собираюсь помирать, как вы говорите! Не нужно болтать глупости! Просто выведите меня отсюда, и я не буду мешать съемочному процессу!
И почему я ни на секунду не задумалась над тем, как сумела перенестись из супермаркета на съемочную площадку? Ну точно зашиблась головой!
Пацаны опять переглянулись между собой. А потом почти одновременно протянули мне руки, предлагая помощь в подъеме на ноги. Только в этот момент я, наконец, поняла, что сижу на земле, разбросав в стороны обтянутые джинсой ноги, обутые в простые и уже стоптанные тапочки.
От помощи отказываться не стала. Слишком неуверенно чувствовала себя после обморока. Тем более что детские на вид руки оказались совершенно не по-детски сильны. А поднявшись с их помощью с земли, я отряхнула налипший на рабочий халат мусор и с независимым видом посмотрела на пацанов:
— Ну?.. Куда идти-то?
Грош пожал плечами в ответ:
— Да можна и тута перелезать через забор. Вона, ветки яблони как раз растут удобно…
Я аж воздухом поперхнулась:
— Чего?.. Пе-ре-ле-зать?.. Вы издеваетесь? Ворота или калитка где?
Второй пацан, имени которого я не знала вообще, насмешливо хихикнул. А потом пояснил, как маленькой:
— Тама! — ткнул он грязным пальцем себе за спину. — Тока и ворота, и калитка магией запечатаны! — добавил он ехидно. — Их даже маг не каждый сможет отпереть…
После скудного завтрака я все-таки решила попытать счастья у Цыпихи. Хоть Грош меня и отговаривал. Все разбрелись по своим делам в попытке добить пропитание. А я, умывшись на берегу реки и кое-как распутав пальцами волосы, застегнула на все пуговицы синий халат уборщицы, который натянула на себя перед приемом товара, чтобы сберечь новую кофточку. По моему мнению, без халата я выглядела презентабельнее. Но Эльта и Симая при виде моих ног, обтянутых джинсовой тканью, залились краской почти до слез. Оказалось, что в этом мире вообще не принято, чтобы женщина носила «мужскую» одежду. Про обтягивающую, как у меня, молчу. Довелось халат возвращать. Ничего другого у меня не было. Да и у девочек, чтобы одолжить мне, тоже. Пришлось, махнув на все рукой, топать в компании Корка так. Грош идти к Цыпихе отказался наотрез.
В харчевне мне не повезло. От слова совсем. Я еще даже рта открыть не успела, чтоб поинтересоваться насчет работы, как меня заприметил какой-то тип в темном плаще и надвинутой на лоб шляпе, что-то цедящий из кружки за столом у окна. Отставив ее, он неуловимым движением приблизился ко мне и жутко улыбаясь, спросил, обдав кислыми парами спиртного:
— Чем могу быть полезен прекрасной леди?..
Корк при виде незнакомца почему-то побелел и сделал пару шагов назад. Заметив реакцию мальчишки, я пригляделась к мужику повнимательней. Но толком не смогла что-то рассмотреть из-под шляпы. Кроме заросшего черной щетиной подбородка и сероватого воротничка несвежей рубашки. В душе зашевелились подозрительность и страх. Обычно же мужчины в помещении снимают головные уборы…
— Благодарю, но ничем, — стараясь не выдать голосом своих опасений, тоже сделала я шаг назад. — Мне нужна хозяйка таверны.
— А зачем она вам? — вкрадчиво и так сладко, что мне аж скулы от этой приторности свело, поинтересовался незнакомец. — Может, я вместо нее сгожусь?
Подавив желание сглотнуть набежавшую слюну, стараясь говорить твердо и с уверенностью, я отказалась:
— Сомневаюсь. Вряд ли вы владеете харчевней. Поэтому…
— И все же я настаиваю… — начал было незнакомец, перебивая меня. А потом добавил уже другим, поскучневшим тоном: — Кстати, хозяйка этого прекрасного заведения позади вас…
Не стоило, конечно, оставлять незнакомца за спиной. Но услышав про Цыпиху, я позабыла обо всем на свете и резко крутанулась на пятках.
Харчевня представляла собой длинное помещение вроде амбара с земляным полом, небольшими мутными оконцами, двумя длинными столами вдоль одной стены и еще четырьмя грубыми, сколоченными из половинок бревен наподобие козлов, стоящих под окнами и возле условной стойки. За стойкой находилась дверь, ведущая во внутренние помещения и кухню. Вот возле этой стойки и стояла дородная дама, глядя на меня холодным, презрительным взглядом.
От изумления я на некоторое время лишилась дара речи. Что собой представляла Цыпиха? Наилучшее представление можно было получить, если напялить на тысячелитровую бочку белую вышитую рубаху и пеструю юбку, а потом все это перетянуть черным жилетом-корсетом. Под напором мощной груди почти лопались завязки рубахи, а на бедном корсете образовались поперечные складки. Богатырские руки Цыпиха уперла в монументальные бока. Бульдожью челюсть с выпяченной нижней губой выдвинула вперед. Это была не женщина. А гренадер в женском платье…
— Я хотела узнать насчет работы… — начала я, стараясь, чтобы голос звучал твердо. И понимая в душе, что все мои фантазии по поводу перевоспитания местного общества с такой теткой так мечтами и останутся.
— У меня служат только приличные девицы, — сухо оборвала меня бабища, не дав даже фразу закончить. — А тебе, — она презрительно покосилась на мои выглядывающие из-под халата ноги в джинсе, — прямая дорога к Першу!
Цыпиха развернулась и скрылась во внутренних помещениях харчевни, куда мне ходу точно не было. Я растерянно провела ее взглядом. Вот и устроилась на работу… Зря Грош за меня переживал. И в этот момент на руке сомкнулся горячий капкан чужих пальцев. А я услышала:
— Пойдем, девочка! Я постараюсь тебе найти богатого хозяина…
Я не сразу осознала, что значат слова про хозяина. Поначалу меня возмутило то, что меня кто-то хватает и куда-то тащит без моего на то согласия.
— Эй! — возмутилась по инерции. — Отпусти немедленно!
— Пацану тоже найдем применение! — услышала хищное я в ответ.
Мужика сгубила привычка к покорности местных барышень, как мне показалось. Он вообще не отреагировал на мои слова. Зато потянулся другой рукой ухватить Корка. Чем я и воспользовалась. В джинсах очень удобно поднимать колени даже к уровню собственной груди. А уж чтоб приласкать чье-то хозяйство, даже напрягаться не нужно!
Я застала мерзавца врасплох, врезав коленом ему в пах. И пока он, согнувшись, сдавленно изрыгал проклятия, дотянулась, ухватила тяжеленный табурет и опустила мужику на голову.
Наверное, я могла бы убить этого Перша. Или как его там. Табурет весил столько, что у меня сразу же заныли плечи, едва я его подняла над полом. Но в самый ответственный момент меня толкнул Корк с воплем:
— Бежим!!!
Увы, удар после такого пришелся по касательной…
Шляпа свалилась, сбитая табуретом, с черноволосой головы. Ее владелец отправился следом. Мужик еще падал. А мы с Корком уже выбегали из помещения харчевни под возмущенные вопли ее выскочившей на шум хозяйки:
— Держите их!.. Они напали на уважаемого Перша!.. Наверное, хотели ограбить!..
Дальше мы не стали слушать.
— Гадство-о-о!.. — безнадежно простонал Корк, когда дорогу из деревни к обрыву неожиданно перегородили четверо крепких мужиков с дубинками в руках…
Резко затормозив, я с отчаянием огляделась по сторонам: по обеим сторонам от пыльной дороги находились плетенные из тонких, гибких палок заборы, примерно мне по грудь, огораживающие чьи-то участки. Позади нарастал шум погони, за забором слева молча встала какая-то баба с косой наперевес. Деваться было некуда, кроме как пытаться перебраться через забор справа. Надеюсь, нас туда не загоняют намеренно…
— Дед Симеон едет на ярмарку завтра! — радостно завопил один из ввалившихся в пещеру близнецов. Я не различала, кто из мальчишек кто. Слишком уж они были одинаковыми.
— И он дал нам полкаравая хлеба! — сообщил второй, возбужденно принюхиваясь.
В пещере вкусно пахло ухой и запеченной в листьях лопуха рыбой. Я уже почти перестала удивляться тому, как у детей все налажено: Эльта принесла откуда-то горсть корешков. Худые и невзрачные, они пряно запахли, когда девочки почистили их от кожицы, мелко посекли грубым ножом с обломанным кончиком и добавили в кипящую над огнем похлебку, в которой варилась голова и хвост незадачливой рыбины. А рыбью тушку, перед тем как завернуть в листья лопуха и зарыть в золу, Симая натерла какими-то сухими травами, которые хранила в глубине пещеры. Так что ужин у нас получился царский…
Естественно, за сутки нога Гроша не зажила, и я была категорически против того, чтобы он ехал в город, предлагала поехать с Корком. Но Грош уперся. И как я ни доказывала, что зашибленное до синевы колено требует покоя, иначе потом жестоко отомстит за безответственное поведение, мальчик стоял на своем. В итоге поехали втроем.
Как мы с Корком вытаскивали наверх хромого товарища — отдельная песня. Хоть Грош и старался нам помогать как мог, основная нагрузка все равно была на мне и Корке. Но, к счастью, все обошлось, и мы благополучно выбрались наверх и добрались до раздолбанной и грязной дороги, ведущей в деревеньку мимо заброшенного поместья. А вскоре нас уже подобрал дед Симеон…
Дорога в город оказалась очень длинной. Я думала, что мы проведем в пути несколько часов и окажемся на месте. Но в действительности дорога заняла три дня. Когда я узнала об этом, то стало очень неловко: у нас троих не было своей еды, и мы фактически свалились старому человеку на шею, вынуждая его нас кормить. Впрочем, все оказалось не настолько ужасно. Съеденное нам удалось отработать: Корк помогал ухаживать за флегматичной лошадкой, тянущей воз деда Симеона, хромающий Грош взял на себя заботу о костре, что называется «от и до». Собирал хворост, разжигал огонь, следил за ним почти до утра на привалах. Я же готовила кашу из предоставленной крупы и сала, мыла посуду. В общем, дед был доволен. Особенно когда в непосредственной близости от города какая-то нарядная карета почти спихнула нас с дороги в канаву. И мне с мальчиками пришлось выталкивать воз сзади в то время, когда дед Симеон тянул лошадку под уздцы и понукал. В общем, и с этой неприятностью мы сумели справиться. Хоть и с трудом.
Дед Симеон оказался тем еще болтуном. А может быть, ему просто было скучно. Но разговаривал он постоянно. Я предпочитала отмалчиваться в ответ. За меня приходилось отдуваться мальчишкам. А я слушала и мотала на ус. Впрочем, особой мудрости дед и не поведал. Все больше говорил про свою пасеку и как тяжело стало сбывать мед по нормальной цене. Что он уже старый, чтобы далеко его возить. Болячки одолевают, а детки далеко. И как распоясалась Цыпиха со своими прихвостнями. Новому хозяину поместья дела до деревни нет. А хозяйка харчевни этим и пользуется.
Цыпиха меня особенно заинтересовала ввиду пережитого лично мной.
Я недоумевала, зачем в небольшой деревеньке, где все свои, харчевня. Но оказалось все просто: во-первых, через деревню проходила дорога дальше, к границам королевства. А еще по реке весной караванами лодок доставлялись грузы. Вот для тех, кто путешествовал к границам, и для лодочников Цыпиха и держала харчевню. И проезжих было немало. Надменной бабище хватало на кусок свежего хлеба с маслицем и ветчиной.
То ли городок, в который мы приехали, был южнее, то ли просто в деревне ощущалась близость большой реки, но здесь было ощутимо теплее, чем возле заброшенного поместья. Да и бури, такой как там, здесь точно не было. Наверное, лишь дождик прошел. И к нашему появлению все уже высохло.
Я испытывала смешанные чувства, глядя с телеги деда Симеона на чинно проплывающие мимо одно- и двухэтажные дома, мощенную камнем, отполированным колесами, копытами и ногами, дорогу и снующих по своим делам людей. По сравнению с бешеным ритмом жизни в современном городе моего мира, сейчас меня окружала идиллическая картина. Тихая и мирная. Но после нескольких дней в деревне и в дороге даже она меня почему-то пугала. Несмотря на то что самой большой скоростью здесь обладали всадники. Но они встречались очень редко. Нам попались всего двое, пока мы не добрались до ярмарочной площади.
Что удивило, так это то, что ночевать нужно было на телеге под открытым небом. Меня это настолько потрясло, что я шепотом поинтересовалась у Гроша почему. Мальчик пожал плечами и пояснил, что без присмотра оставлять телегу с товаром было нельзя. А если пойдем ночевать на постоялый двор, придется платить за охрану. И место не бросишь, чтобы забрать товар с собой: сейчас нам повезло занять очень удобное и выгодное с точки зрения торговли место. А если вернуться утром, то, скорее всего, придется ютиться где-то на окраине торжища и отдавать товар за копейки. Пришлось смириться с неудобствами.
Больше всего на свете меня волновали две вещи: размен золотого и попытка добыть теплые вещи задешево. Я понимала, что золотой, как бы надолго его ни хватало на хлеб и сыр, все равно не бесконечный. И что идет зима: в тонких рубашках и штанишках детвора не проживет. Да и я вместе с ними тоже. Но как все это уладить, я пока не понимала.
Первые покупатели начали появляться уже вскоре после рассвета. Мы едва успели сходить оправиться и погрызть черствого хлеба с остатками сыра. Покупали понемногу. Но соленая рыбка деда Симеона была на загляденье: янтарная, словно напитанная солнцем, не пересушенная, с плотной блестящей чешуей. Я совершенно не удивилась, когда один мужик с опрятной, но некрасивой густой бородой темно-рыжего цвета остановился возле нас, купил одну рыбку и прямо возле телеги разорвал ее пополам. Понюхал, куснул. И купил все, что у нас было!
Соседи-торговцы косились с завистью. Но у нас еще оставался мед. Впрочем, и его мы распродали часа через три полностью. Дед Симеон был очень доволен и раз через раз удовлетворенно крякал в свою куцую седую бороденку.
Быстро переглянувшись со мной, ответил Грош:
— Их нету, лорд. Нам повезло от них избавиться.
В глазах лорда Фэрамира появился скепсис. И я могла его понять: ну кто в здравом уме поверит, что детям удалось укокошить матерых бандитов?
— И в чем, позвольте поинтересоваться, — с густой насмешкой в голосе спросил лорд, — выразилось ваше везение?
На этот раз объясняться решила я:
— В том, что я ушла по воду, а Грош — поить лошадь, когда они заявились в лагерь. Бандиты выследили нас в городе, знали, сколько нас. А потому разделились, чтобы нас отыскать. А Грошу хватило сообразительности подстроить ловушки и удачно нанести удары.
Фэрамир одарил меня долгим, пронзительным взглядом. Словно никак не мог решить, верить мне или нет. Под цепким взглядом было неуютно. Он сканировал, снимал с меня кожу, перетряхивал душу в поисках тайн и секретов. Под ним было очень сложно спокойно сидеть. Но я справилась. И, в конце концов, лорд хмыкнул:
— Уверены, что бандиты убиты, а не оглушены? Как-то не хочется проснуться поутру с перерезанным от уха до уха горлом.
— Уверены, лорд, — сумрачно отозвался Грош. — Мы с Жанкой по очереди щупали их шеи.
Я была крайне благородна мальчику за его вмешательство, за то, что он заставил Фэрамира отвести от меня взгляд. Но лорда и этот ответ не удовлетворил. Помолчав пару секунд, он спросил:
— Где тела?
— Там, — мотнул головой себе за спину Грош.
Лорд посмотрел в указанном направлении, где темнели первые кусты, и неожиданно скомандовал:
— Идем, посмотрим! Хочу убедиться.
— Темно же! — удивленно вскинул на него глаза подросток.
Вместо ответа Фэрамир поднял руку и щелкнул пальцами: над ним моментально закружился небольшой, размером с грецкий орех, огонек, приятного зеленоватого оттенка. Будто молодая листва. Но почему-то Корк и Грош дружно шарахнулись от спокойно сидящего мужика.
Фэрамир посмотрел на мальчишек и хмыкнул:
— Не бойтесь, не трону. Если сами не нападете. В конце концов, я обязан вам жизнью. Эти сволочи подкараулили меня и оглушили со спины, а потом связали так, что я уже не мог колдовать. Так что, если бы вы меня не нашли в той демоновой телеге…
Фэрамир выразительно посмотрел на каждого из нас по очереди. Секунд на десять на поляне повисла неприятная тишина. Словно лорд давал нам возможность осмыслить его слова и принять решение. Но при этом не сомневался, что решение будет в его пользу, такое, какое ему требуется. И не ошибся.
— Идемте, я покажу, — в конце концов, поднялся Грош.
Когда шелест раздвигаемых за Грошем и лордом кустов стих, я перебралась поближе к Корку и шепотом спросила:
— Вы чего так испугались? Знаете что-то?
Корк до сих пор еще не пришел в себя, глаза у мальчика были большими и круглыми от шока.
— Это инквизитор! — зашипел он на меня. — Они же могут убивать магией на месте, и им за это ничего не будет!
Я не то чтобы не прониклась, но все же посмотрела на Корка с сомнением:
— А за что нас убивать? Мы же ничего плохого не сделали?
Ответить мальчик мне не успел. Вновь зашуршали и затрещали кусты, извещая о том, что Грош и наш грозный спасенный возвращаются. И я принялась убирать остатки нашего скудного ужина. Миски и ложки сразу же отложила в сторону, решив, что к ручью сбегаю утром. Прогулки в темноте меня больше не прельщали.
Вернувшийся Грош выглядел совершенно спокойным. И я решила, что вопросы можно отложить на потом. А сейчас стоит обустраиваться на ночлег. Но присевший у костра Фэрамир неожиданно уверенно приказал:
— Покажите мешок, который вы принесли от телеги!
Спорить было бессмысленно. Если Корк не ошибся, противопоставить инквизитору нам нечего.
Свою добычу, по возвращении к костру, мы положили возле деда Симеона. И сейчас Грош молча встал, пошел, взял мешок и положил у ног инквизитора. Тот моментально распутал завязки на горловине и вытряхнув все содержимое на землю у костра. Потом взял короткую сучковатую палку, которую мы еще не успели засунуть в огонь, и принялся перебирать лежащие перед ним предметы.
Два ярко блестевших в свете огня перстня Фэрамир сразу же надел себе на руки. Покосился на нас и зачем-то пояснил:
— Это мое. Накопители. И вот это тоже мое, — добавил он, поднимая палкой медальон на грубой цепочке. — Это вообще никому не продать, ибо это медальон инквизиции.
Также лорд забрал изукрашенный разноцветными камнями кинжал. А вот довольно увесистый мешочек темного бархата, наоборот, ловко метнул через костер так, что тот свалился мне на колени.
— Плата за мое спасение и ужин, — скупо пояснил он. А потом спросил: — Больше ничего не было? Или вы не обыскивали разбойников?
Я покосилась на Гроша. Сверток с найденным по карманам, которое я увязала в рукав, отдавала ему.
Грош снова встал, пошарил возле деда и отдал узелок Фэрамиру. Тот не стал брать в руки. Но что-то шепнул. И узелок прямо в руках Гроша, в воздухе растворился. Все, что в нем находилось, просыпалось на землю до кучи к тому, что инквизитор уже перебрал.
Грош забавно отдернул руки, испугавшись произошедшего. Но мне было не до смеха. Совершенно очевидно, инквизитор что-то искал. Но я даже примерно не догадывалась, что. Зато у меня на руке висел браслет, экспроприированный у бандитов.
— Вот это еще было у бандитов, — поторопилась сообщить, вытягивая вперед руку с браслетом.
Фэрамир посмотрел сначала на мою руку, потом хмыкнул и поднял взгляд выше. Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза. А потом инквизитор пробормотал:
— Занятно… Это мой, но можешь оставить его себе. Разовый лечебный амулет. Можно использовать на старике, а потом носить, как украшение.
У меня невольно округлились глаза, когда я поняла смысл сказанного Фэрамиром. Ошарашенно покосилась на явно женское украшение, потом снова посмотрела в лицо инквизитору. Тот понял, о чем я думаю, и ухмыльнулся шире: