Глава 1
- … он был окружен большим количеством шиноби из неведанной ему деревни. Каждый из них владел особенной техникой, и все они нападали сразу, будто заранее придумали план до встречи с ним. Их глаза поблескивали жестокостью под тусклым светом полнолуния. Но твой папа не растерялся, он сражался как истинный герой. Для него нет проблемы, которую бы он не сумел решить. Справа нападает первый – он успел хитро увернуться, слева второй – ему папа возил кунай, а третий нанёс, казалось бы, решающий удар сверху, но твой папа вовремя исчез, подменив себя клоном, - закончила миловидная женщина свой рассказ мелодичным голосом, как у самой лучшей певицы страны, поцеловав лоб маленькой, худенькой девочки, лежащей в постели и готовящейся ко сну. Ее глаза уже вот-вот слипались, пытаясь противостоять ночному туману, но ей так хотелось узнать, чем же закончилось это путешествие отца миссии ранга A, хотя девочка не одобряла подобного рода битвы, где много несправедливости, крови и жестокости. Вместе с тем детское любопытство могло усмирить лишь продолжение истории, невзирая на всю нелюбовь к войнам. Лишь об одной истории мать никогда не заикалась, даже случайно, даже невзначай – это тема пропажи отца. Точнее, она внушала ей и себе, что он пропал без вести. Девочка в это верила, она нет. А всё потому, что малютка не знала правды.
Да, этой девочкой была я. Мне всегда нравились по вечерам, перед сном, мамины рассказы о моем отце, который во время Третьей мировой войны шиноби пропал без вести. Сколько бы больно это не звучало, но расту я без отцовской любви, а самое обидное – я его даже не видела. Единственное мое счастье – это фотография всей моей семьи рядом с кроватью на тумбочке, на которую я смотрю каждый раз перед сном, чтобы еще раз убедиться, что у меня был отец, как у всех. Папа держит малютку, укутанную в пеленках, и счастливо улыбается фотографу своей ослепительной улыбкой с белоснежными зубами, а голубые глаза полны жизненной энергией. Наши с ним глаза очень схожи цветом, а форма досталась мамина. Рядом, как раз, стояла мама, придерживая мою головку снизу одной рукой, а другой, скорее всего, обнимала отца, так как она уходит куда-то назад, за его спину. Глядя на эту миролюбивую обстановку, пускай и застывшую во времени, всё равно в сердце возникает легкий трепет, именуемый семьей. Ты хотя бы знаешь, что тебя любил и отец и мать, хоть и остался лишь один член семьи. Но семья ли это уже? До сих пор сложно ответить, ведь семья – это когда есть и мама, и папа, а не дочь и мать. Больше напоминает кусок обгрызенного яблока. Про дедушек и бабушек своих я совсем ничего не знаю. Мама никогда о них мне не рассказывала, впрочем, как и о своем клане и об их способностях, словно она пытается уберечь меня от чего-то. Хотя с другой стороны, меня этот вопрос не сильно волновал. Клан как клан. У каждого из них есть то, чем можно похвастаться перед любым другим. Клан – ничто иное, как всего лишь принадлежность к определенному «семейству», если можно так выразиться. Это как у кошек. Говорят же «семейство кошачьих». Сюда входят и тигры, и львы, и кошки. И у каждого из них есть свои индивидуальные преимущества. Та же система с кланами.
Не зная об отце ничего (если только по рассказам мамы, какой он герой), я по-настоящему гордилась им, это чувство всё больше переполняло меня с каждой новой душераздирающей историей. Не меньше я гордилась своей мамой, шиноби из клана Учиха, одна из сильнейших ниндзя. Когда-то состояла в рядах АНБУ, но об этом даже ничего не говорит мне, а как только я начинаю допрашивать ее, она отделывается от меня, дав какую-нибудь работу, чтобы я забыла о своем вопросе. А ведь я действительно забывала, но только на время. Из-за этой ее манеры меня всё больше интересовала данная организация. Она ушла в отставку, когда родилась я, да и вообще ушла из рядов шиноби, посвятив себя воспитанию дочери. Как она говорит, в этом заключается ее смысл жизни, ведь мы есть только друг у друга. Вот тогда-то я решила ступить по пятам матери и, долго обдумывая своё решение, пришла к заключению, что хочу вступить в членство к АНБУ, но ничего для этого не делала. Больше языком трепала. Однажды я сказала маме о своей мечте, это было весной прошлого года, когда мне было всего 4 годика, на что она, пригрозив пальцем, предупредила:
- Не смей об этом думать даже. Понимаешь, - женщина выдержала небольшую паузу, обдумывая дальнейшие объяснения, - тебе там не место, ты слишком добрая, в тебе нет тьмы, которая заключается в шиноби для становления в рядах АНБУ, - и она погрузилась в свои мысли, совсем забыв о том, что я стою рядом.
Признаться, из того что она мне сказала, я ничего не поняла, кроме угрозы. Какая тьма? Что за тьма? Черт его знает. Конечно, об этой цели пришлось забыть. Я слишком сильно привязана к матери, чтобы перечить, поэтому трепать нервы не стала, мирно кивнула головой и ушла на улицу, пока она тщательно мыла посуду. Но эта мысль не давала мне покоя. Как бы не пыталась ее обойти, она прямиком возвращалась ко мне с новыми интрижками. От угрозы матери я не стала меньше интересоваться сей организацией, но в этот раз уже косвенно. В этом мне помогали самые обычные книжки, из которых я выуживала, что только могла, а точнее, что понимала. А так как я была ленива в чтении книг, то мой энтузиазм пропал уже на следующей неделе. Книги уже валялись на полках и пылились, а в один из дней мама их вовсе убрала. Я не сразу это заметила.
Мама для меня была самым настоящим компасом: она не только давала мне верное направление, путь к счастливой жизни, но и заменяла друзей. Мне всегда было тяжело сходиться с людьми. Еще с детства она тратила все силы на мое примерное воспитание и желание выделить из толпы однообразных людей. Из-за ее сверхмечтательного желания мы часто вступали в спор, который мог перерасти в бытовую ссору. Просто абсолютно разные мнения на один простой вопрос. Мама всё усложняла, я всё упрощала. На самом деле в этом нет ничего страшного, ведь в любой семье бывают разногласия. Мы непременно быстро остывали и продолжали греть друг друга. Отсутствие в доме мужской половины явно давала о себе знать. Маме тяжело было справляться со мной одной, и вовсе не потому, что я слишком капризный ребенок, а сама мама много всего взваливала на свои плечи и часто погружалась в неведанные мною думы. Я, хоть и хотела, но ничем не могла помочь.
Самым верным будет начать своё повествования с того момента, когда моя обычная для ребенка жизнь, начала рывокообразным движением меняться, когда жизнь начинает подбрасывать первые камни преткновения. Для судьбы в этот момент игра начинается. Наблюдайте, как пешка мечется между двумя огнями. Всё началось с самой страшной даты. Это было ранним светлым утром, когда птички уже весело перелетали от одной ветки дерева к другой, восторженная мама меня разбудила радостным воплем: «С Днем рождения». В руках она держала большой праздничный тортик со свечами и с шоколадной начинкой, которую я очень люблю. Шоколад. О, это моя любовь. Я его просто обожаю. Будь то молочный или с фундуком. Мама рассказывала, что один раз я взяла целую плитку и съела за две минуты, если не меньше. Конечно, тяжело было в это поверить. Я, такая маленькая, и целая плитка шоколада. Зато ненавижу темный или горький. Мама пыталась меня заставить съесть хотя бы кусочек, но безуспешно. Мое «нет» в «да» не превращалось. Так вот, счастливая я вскочила с постели, в чем мать родила, и кинулась в теплые объятья к любимому человеку, ведь что может быть приятней такого блаженного утра?
- Тебе уже 6 лет, дорогая. Взрослая девочка! – между тем шептала она, поглаживая меня по длинным каштановым волосам. - Совсем скоро будешь учиться в Академии ниндзя. Кстати! – ни с того ни с сего отпрянула она, взяв меня за плечи. - Кого-нибудь пригласишь в гости?
Вспоминая сейчас эти слова, мне становится невыносимо смешно. Не стоит считать меня сумасшедшей, просто жизнь в одиночестве мне нравилась, но тогда я встала перед мамой по стойке смирно, строго посмотрела в ее глубокие и родные глаза, и увидела в них себя: точная копия отца, если сравнивать с фотографией у тумбы, но форма глаз мамина. В свой шестой День рождения я поняла, что совсем не имею друзей, и звать мне абсолютно некого. Да и стоит ли? Из года в год этот незначительный для меня праздник проходит в маленькой компании, состоящей из двух человек: меня и мамы. Она будит меня утром теплыми словами и объятиями, крепко обнимает, готовит либо сама покупает тортик (в зависимости от настроения либо свободного времени), к нему подает мой излюбленный черный чай, и мы сидим друг напротив друга, смотрим в глаза и начинаем радоваться нависающей атмосферой. Для шестого раза, естественно, типично, ничего неожиданного не бывает, но чувства остаются прежними. Что-то мама рассказывает из своего дня или жизни. Такое случалось очень редко. А если быть точным, то только в день моего рождения, поэтому, отчасти, это еще одна из причин моего радостного утра. О чём же она рассказывала? Например, отчетливо помню, историю про их дружбу с одной из соклановцев. Микото вроде зовут. Они подружились, когда парень из ее команды познакомил их и представил как свою невесту. Мама была очень рада за них. Вообще, у нее была отличная команда, если судить по рассказам. Дружная, каждый рисковал собственной жизнью ради другого. Иногда мне кажется, что мама жила не в реальном мире, а в сказке. Я в свою очередь рассказывала о своих будущих планах. Стать хорошим шиноби, чтобы также защищать своих друзей, когда они появятся. Если появятся… Вот так проходил мой День рождения. Мне вполне хватало такой обстановки, никто не нужен был, а дворовых ребят я совсем не знаю. Может одного или двух встречала по пути, когда приходила домой с тренировок, но ни у одного я не помнила имени. Было ли у меня детство? И есть ли оно сейчас? Наверно нет. Если я хотела покататься на качелях – я каталась. Читала разные книги и свитки, которые давала мама для изучения с целью поступления в академию. Больше ничем не интересовалась. Иногда утром она просила спеть для нее какую-нибудь песню – я мирно исполняла, и мне всегда нравилось, как восхищалась мною мама. Бывало, что сяду к ней на колени, распущу свои волосы, а мама начинает с ними играться и расчесывать. «Такие мягкие и шелковистые, прямо как у отца», - сказала она однажды тихим вечером. И несмотря на свою безлюдность, меня знали многие, а всё благодаря моей знаменитой маме – Наоко Учиха. Выходя с ней за ручку на свет, люди приветствовали нас, некоторые подолгу вели беседу, порой что-то спрашивали и у меня, на что я всегда неохотно отвечала, однако за столько времени ни один не упомянул имя моего отца. Всякий раз во время таких прогулок я ждала того человека, который скажет: «Ватанабэ был героем», хотя бы просто так, но оставалось впечатление, что его никто никогда не знал. Я впадала в уныние. Вернувшись в реальность, я покачала головой:
- Нет, мама. Будем мы вдвоём, как всегда, - и я улыбнулась, только бы мама не загрустила опять, ведь в ее глазах всегда мелькала скрытая печаль.
- Тебе совсем не хочется поиграть с ребятами в догонялки?
- Не хочется. Мне это не интересно, - призналась я в ответ, мотая отрицательно головой. - Мне нравится бросать кунаи в мишень, нравится карабкаться по дереву, нравится учиться контролировать чакру, читать заумные книги. От этого пользы больше. Хотя книги не очень-то люблю… - поправила саму себя. - Когда я стану таким же шиноби, как и ты, то войны больше не будет, никто пропадать и умирать не станет, а значит у детей будет полноценная семья. Народ обретет долгожданный мир и покой навсегда. Я буду стоять за их спинами и защищать.
Мама с разинутым ртом слушала мой детский лепет. Ее обуревало несколько чувств одновременно: и гордость, и одиночество, от того, что является вдовой. Она понимает – совсем скоро ее дочь тоже повзрослеет, и меньше времени будет уделять ей, и тогда мама совсем останется одна. Ее умиляли мои цели и планы на дальнейшую жизнь.
- Иногда мне кажется, что я родилась мальчиком, - уже чуть тише пробурчала я самой себе, но была услышана рассерженной мамой.
- Что за глупости, не говори больше такого. Когда ты вырастишь, станешь настоящей леди. У тебя потом появится прелестнейший шиноби-муж, потом будут милые детки. Поняла меня?
В лесу у меня было особое место для тренировок, о котором в частности никто не знал. Находилось оно далеко от моей деревни, ближе к кое-какой другой. Мне не было интересно ее название. Однако место самое подходящее для моей стихии огня, так как там находился пруд. За свои 6 лет я знала пару техник на отлично. Тренировала меня всегда мама, она учила тому, что знала сама. Техника теневого клонирования, контролирование чакры и прочие элементарные вещи, вплоть до рукопашного боя. Когда мама была уставшая, я ходила сама в лес и тренировалась в одиночку. А чем дерево хуже врага? Техника огненного шара мне пока не удавалась, но я не сдавалась и пробовала вновь и вновь, пока полностью не выжму из себя соки. Вместо огромного пламенного шара, у меня получалось нечто вроде мгновенной вспышки молнии, которая била по воде и исчезала в ней же. После этого я метала кунаи. Через каждые 10 кунаев одной я всё-таки попадала в цель, и радовалась этому больше, чем ребенок моего возраста радуется подарку. Так проходили все мои ежедневные тренировки по три, а то и больше, часа.
В свой День рождения я имела особую традицию – дарить маме цветы. Она появилась сама по себе. Я просто однажды принесла ей цветочек, сорвав его рядом с домом, и это отразилось на маме настолько благоговейно, что мое воодушевление возросло. И после этого каждый год я собирала большой букет и вручала маме с торжественными словами о том, как сильно я ее люблю и как она важна для меня, на что мама всегда с умилением меня слушала, чуть ли не в слезах, а после крепко обнимала, сжимая в своих объятиях минутами. Чем старше я становилась, тем роскошней и богаче выглядел букет, а слова имели особое свойство складываться в красноречивые тексты, ничуть не повторяя предыдущие. В этом мне помогали книги, откуда я выписывала понравившиеся мне словосочетания, несущие в себе таинство и прекрасные сочетания, никогда мною не испытанных, чувств. Что-то в этом ритуале было интересное. Для меня это время было самым счастливым, эти секунды, которые длились вечность, заставляли погрузиться в радостный миг, с помощью которых я ощущала нежный запах мамы, чувствовала кожей ее ласковые и суховатые от повседневной работы руки. Это всё было моим раем, маленький рай для одной меня, и больше никого. Этот день не был исключением. Поняв, что мое тело больше не готово мне подчиниться, я решила прогуляться по лесу и нарвать самые красивые цветы. Но сегодня мама меня встретила совсем по-другому, не как всегда.
Она открыла дверь. Я даже не увидела ее лица, лишь промелькнул силуэт издали и испарился. Дверь со скрипом прикрылась за мной.
- Мам, - я начала искать ее, ни о чём не подозревая. – Мама, я тебе тут цве…
- Иди спать, - грубо кинула она мне из ниоткуда.
Я повела глазами.
- А где ты? Я хочу тебя увидеть, - мои маленькие ножки быстро двигались в такт ускоренно бьющемуся сердцу.
Я бегала из одной комнаты в другую, из кухни в туалет, из туалета в ванную и наконец наткнулась на плотно закрытую дверь из красного дерева. Пару раз я подёргала ручкой, а в ответ тишина. Мне стало боязно, как бы мать не натворила чего безвыходного.
- Ты тут?.. – я выдержала короткую паузу. – Если будешь открывать дверь, то знай, что я стою за ней, и ты сшибешь меня, - точно угрожая, предупредила ее, но всё было бестолку, и тогда я приложила ухо, стараясь дышать реже, чтобы слышать, что за ней происходит.
Никакого шуму, никакого шелеста. Меня охватило сомнение. Может она не там, а дверь просто-напросто захлопнулась? Бывает ведь такое. Где ее искать уже не было представления. «Голос же откуда-то шел!» - обозлилась я на себя, чувствуя противоречие между сердцем и разумом. Тем не менее сделала еще одну попытку быть услышанной:
- Мам, ну почему ты молчишь?
Собственный дрожащий голос не ускользнул от меня. Я вычистила горло, беря ситуацию под контроль. Уселась прямо у порога двери, облокотившись спиной, и вертела в руках пышный букет, состоящий из разных оттенков цветов. В доме не шелохнулось ничего. Даже писк мышонка, кое-где в углу за стеной, можно было различить. Склонив голову к рукам, я оперлась о колени и стала вслушиваться в тишину. Она мне нравилась и пугала одновременно. Уже полностью потеряв всякую надежду на успешные поиски, с безутешной тяжестью вздохнула и собиралась было встать, как за дверью раздался мамин голос: «Если кто и достоин этого, то точно не моя дочь!» Я осторожно встала и прислонилась к двери всем телом. «Я плевать хотела на ее День рождения, - чуть тише говорила она, будто боялась моего появления. – Этому не бывать…», - а дальше я слышала еще чей-то баритон, кто-то невнятно бормотал. Мама снова заговорила, но слова долетали до меня обрывками.
- Ты уверена, что девчонка ушла? – четко услыхала я мужской голос.
- Какое это имеет дело… - и снова тихое неразличимое бормотание. – Акина… Достоинство… человеческое подобие…
Я прижалась к двери еще сильней, как будто хотела пройти сквозь нее, и лицезреть происходящие действия, но мною обуревал страх быть пойманной, и кем именно, я еще не определилась. Опустившись к замочной скважине, пыталась разглядеть актеров большой сцены, но кроме пустых стен и дверной темноты ничего не было видно. Я поднялась обратно.
- Нам пока больше не о чем говорить, Наоко. Кроме того, тебя поджидает дочь.
- Она подождет, сейчас не до нее.
Всё, надоело слушать. От обиды я нахмурила брови, кинув цветы на пол. Маме не понять, каких усилий мне стоило прожить 12 месяцев, чтобы опять наступил мой День рождения, и чтобы я опять ее обняла, как делала это всегда. Посмотреть на вновь блистающие черные глаза, наполненные вечным счастьем, и улыбнуться им, найдя в них своего отца. Я сдерживала предательские слезы изо всех сил, пока двигалась в сторону своей комнаты. Может я чем-то обидела мать? В голове предстала картина, как она читает свиток. Из-за него мама начала злиться, из-за этого оружия. Теперь мысли наполнились другими рассуждениями. Мой интерес охватил тот свиток и пика Камаэля. Читать его смогут только глаза Учихи, но я никого не знаю из этого клана кроме своей мамы. Первая идея, посетившая мою голову, стала поиски подарка, но предчувствие подсказывало мне этого не делать, а я ему противиться не стала. Моё чутье пока ни разу не подвело. Впрочем, через недолгое время я опять-таки вернулась к прошедшему разговору мамы с неизвестным человеком. Речь шла обо мне. Вокруг чего крутится эта борьба? Поспешные выводы я отодвинула на второй план. Сперва требуется обсудить всё с матерью. Я в этом не сомневалась, но понимала, что стоя перед ней, начну млеть, что-то невнятно бормотать под нос, теребя себя за кончики пальцев, а в конечном счете ничего не добьюсь, кроме как укоризненного взора матери, отправляющей меня спать. Вот и весь разговор. В таком случае, я просто подвела невидимую черту между мной маленькой и мной взрослой, зрелой. Только тогда меня станут слушать, но не сейчас.
Спустя пару месяцев с того дня, когда маме пришло известие о ее вновь начавшемся членстве в рядах опасной организации под названием АНБУ, я начинала осознавать одну простую штуку – моя сильная привязанность к маме мешает продвижению тренировкам, которые и без того оканчивались без всякого успеха, несмотря на немало потраченное время. Я была крайне собою недовольна, не говоря уже о маме, пока еще ничего не знающей. Теперь с утра до вечера я совсем одна в пустом доме, стенами цвета тусклого лимона. Родное место обитания стало так чуждо утомленному сердцу, и я не могла найти покоя. В моей жизни нужен был хотя бы один человек, что звал бы по имени и одарял непомерной лаской, однако судьба не предрасположена ко мне своей милой стороной, она отвергла меня и бросила одну, отняв единственного любимого и нужного человека. Никто не гладит по головке, никто не кричит с утра: «Ах, что за соня проснулась». Окружает одна лишь тишина и звук моих босых ног, медленно плывущих из одной комнаты в другую, в надежде найти нечто, что спасло бы меня от скуки. Мне действительно не хватало таких мелочей. Бывало плакала, что рядом нет ее, на тренировках мои мысли поглощали лишь вопросы о том, где она и жива ли, однако при маме я вела себя совсем по-другому. Я не была той Акиной, которую она воспитала. Я старалась выставить себя уже взрослой и осознанной девочкой, а внутренняя подлянка мне сладко нашептывала свои очаровательные речи, что маме я больше не нужна. Подлянка пока выигрывала.
- Акина! Я дома!
- Здравствуй, мама, - равнодушно поприветствовала я ее, выглядывая из чисто убранной кухни. – Еда на столе, - и после этих слов удалилась обратно.
- Не подойдешь и не поцелуешь? – как всегда спросила мама, знающая мои манеры. – Как же вкусно пахнет. Ты оказывается в готовке талантлива. Чего нового я еще о тебе узнаю, Акина? – она тихо засмеялась, прикрывая рукой рот, но, не услышав ответной реакции, резко замолчала.
- Ужин стынет, - чуть позже я позвала ее опять, чувствуя, как закипает во мне злоба.
Я была недовольна, только моё недовольство к матери никоим образом не относилось. Вечное противоречие перебивало меня настоящую, стаскивая всю одежду, оголяя до обезображенного образа, с помощью которого я вымещала свою злость в ядовитых и колких тонах. И каким бы ни было моё поведение – я оставалась тем же самым ребёнком. Сущность человека не изменишь. Наверно, именно поэтому, мама старалась не огорчаться и всегда улыбалась, несмотря на мою суховатость в ответах. Разливая домашний сок по стаканчикам, я рассуждала об этом. Почему мама после миссий сразу идет спать? «Потому что она устала», - каждый раз говорит мой внутренний голос, и я выдыхаю, принимая его слова.
Наоко бесшумно переоделась и явилась на ужин. Она не сразу заглянула на кухню. Долгое время мялась у порога, думала о чём-то. Затем, как призрак, тихо ступила вперед и села за своё место. Я обошла ее стороной, чтобы достать из холодильника кубики льда. Мама не посмотрела на меня. Я не стала оборачиваться к ней. Закрыла дверцу, дошла до тумбы, где лежали два стакана с яблочным соком, кинула пару кубиков льда, положила стаканы на поднос, донесла до стола, один поставила перед ее носом, второй отпила и поставила напротив.
- Что у нас сегодня? – с неожиданной оживленностью и, потирая руки, спросила мама с веселыми нотками в голосе.
Я вернулась с пустым подносом к тумбе, положила две миски супа, и снова двинулась к маме.
- Рамен, - так же сухо отозвалась я и принялась за еду, игнорируя вопросительный взгляд черных добрых глаз.
Мама не обижалась на меня, принимала такой, какая есть. Поскольку после работы мама была жутко голодной, она кушала, не проронив ни слова. Но движения были неуверенными, задумчивыми. Она подолгу зависала с палочками в руках, и точно опомнившись, бросала их в миску и начинала перемешивать жидкость с лапшой, как будто ничего и не было. Краем глаза я упивалась в ее любимое лицо, узнавая родные, но, тем не менее, далекие черты: маленький рот, пухлые губы, черные глаза, выглядывающие из-под длинных и густых ресниц, тонкие брови и два любимых прямых локона, свисавших по обе стороны румяного лица. Если бы не некая сила, заставляющая меня удерживать свои порывы при себе, я бы притянула маму к своему телу со всей силой, рассказала бы все свои переживания, не скрывая даже горьких слез. Но нет. Жизнь заставляет нас совершать те поступки, о которых мы будем очень горько жалеть и очень долго исправлять. А может не исправить никогда. Раздался глухой стук чего-то опрокинутого на стол. Между тем мама вдруг, будто очнулась ото сна, встревоженно заговорила, несмотря на то, что жидкость в ее упавшей миске ручейком стекала на пол:
- Я долго молчала, - мои глаза непринуждённо уставились на ее лицо, - но больше не могу. Объясни, пожалуйста, Акина, что я тебе плохого сделала? Я тебя чем-нибудь обидела? Ты злишься на меня из-за того, что я вернулась в АНБУ? Или ты мне хочешь отомстить? Я не хотела задавать тебе эти гнусные вопросы, но так больше невозможно, это унизительно! Терпеть твой острый взгляд, твой колкий язык. Я не знаю о чём думать! Мою дочь просто подменили, а всё началось с того дня, как я вернулась в АНБУ. Это не может быть совпадением, я не поверю в эту чушь, - мама встала со стула, отодвинув его непроизвольно ногами.
Услышав неприятный скрип, я даже не поморщилась. Она склонилась ко мне, и я чувствовала ее сбитое дыхание.
- С чего ты это взяла? – я нахмурила брови. – Ты ведь моего отца ищешь, разве на такое обижаются?
Мама непонимающе вздохнула, пытаясь собраться мыслями. Ее смелый взгляд обрёл ту озадаченность, которая возникает в случае раскрытия всемирной тайны человечества. Ты не знаешь, верить ли неожиданности и правде либо сделать вид, что поверил, в то время, как на самом деле подумал уже о плане рассекречивания вранья и жадности того, кто заставил других отдаться с головою в эту уже не тайну. Едва собравшись с новыми силами для защиты, Наоко пошла в наступление, искренне желая пристыдить свою дочь и получить объяснения насчет равнодушного поведения:
Прошло еще 3 долгих и мучительных месяца. Особенно для ребенка, который вместо дней, считает часы. Сегодня маме позволили остаться дома, чтобы подготовить меня к поступлению в академию. Не верилось, что этот момент настанет так скоро. Не скажу, что меня это радует, но и не огорчает. Странные впечатления оставляет во мне подготовка к учебе. Кроме новых знаний, это новые знакомства, новая ступень в жизни, а может быть и новые проблемы, страшнее отсутствия матери дома. Боязнь заглянуть в будущее овладело детским сердцем, и я как можно скорее выкинула всё из головы и приготовилась встречать Наоко.
Мама проверяла, чему новому я научилась, пока она была на «работе». К сожалению, ничего интересного ей показать я не могла, кроме того, что управлять чакрой получается без всяких усилий: стоять на воде, взбираться на дерево - для меня не стоило труда. Но отдавая в этом себе отчет, я трезво осознавала, что этим приёмам способен обучиться кто угодно, будь на то воля. На этом вся моя похвала закончилась. Мама негодующе чмокнула губами:
- Хорошо, а огненный шар?
Опустив, якобы невинный, взгляд в сторону, я еле заметно пожала плечами – ни с того ни с сего мне стало стыдно перед ней.
- Ты этой технике не будешь обучаться в академии, а она тебе еще понадобиться, - ругалась мама, стараясь не поднимать голоса, и получалось это с трудом. – Я тебе оставляла список того, что ты должна знать, пока меня нет. В результате даже половина не выучена. Для кого его я составляла?
Разговоры на повышенных тонах мне никогда не нравились и, скажу больше, всегда пугали. И не важно мать ли с дочерью, отец ли с детьми, муж с женою. Неподалёку от нашего жилища располагался дом такой семьи, где почти каждый день (один раз в неделю точно) кто-то на кого-то обязательно повышал голос, и их оры доносились до нашего дома. Если мама не находилась на работе, одновременно слушая со мной все личные тайны по ту сторонней семьи, я ощущала себя крайне неловко, и когда мама поднимала на меня глаза с целью найти в них утешительные слова, я отводила их в сторону, с уважением относясь к матери, но презирая крикунов, что заставляли в собственном жилище ощущать себя точно на чужой территории.
- Зачем мне эта техника? – выкобенивалась я. - Лучше каким-нибудь сильным научиться, чтоб с одного удара уложить противника, - я засмеялась, чтобы разрядить обстановку, но пламенный удушающий взгляд упёрся в моё лицо. – Извини, мама. Я ничего из этого списка не делала, потому что считаю бесполезным.
Взгляд сменился на гневной. Он мне совсем не нравится. Я сжала губы в предвкушении нового порыва ярости, полностью соглашаясь с обвинением матери. Мне было и обидно от того, что она не понимает причины моего непослушания, ведь я всегда была тихоней. Моё бунтарство началось лишь после ее ухода, и я даже не уверена, продолжаю ли бунтарить. Я всегда старалась быть примерной девочкой для мамы, чтобы доставлять меньше хлопот, но все как всегда идёт наперекор желанному.
- Начинать надо с самых низов, но даже эту технику я бы не назвала бесполезной…
- Она бесполезная, - упрямилась я. – Ее невозможно использовать, когда, например, враг находится в движении. И в чем же тогда ее полезность? Если, к примеру, нападет шиноби, обладающий скоростным ниндзюцу, мой пылающий шарик вряд ли его остановит.
- Он может служить отвлекающим манёвром! – настаивала Наоко на своём.
Из-за ее крика, сидевшие на дереве вороны, с воплем улетели восвояси.
- Ты даже птиц напугала, - иронично усмехнулась я в ответ, показывая рукой на разлетевшуюся стаю.
Мама вся посинела от моего нахальства. Как и многие дети, я не осталась безнаказанной из-за своей выходки. Признаться, мне не за чего злиться на маму – есть за что ругать, но оставить меня на целый день в лесу с условием, что пока хоть чему-то не научусь – домой не возвращаться, стало для меня самым суровым и беспощадным наказанием. Опять одна, без мамы. Весь оставшийся день я пробалбесничала, лениво метая кунаи, куда глаза глядят. Конечно, ни один из них на дереве даже царапины не оставлял. Оружие отлетало, словно билось о резину. Я протяжно завыла со скуки и шлепнулась на землю под деревом, прячась от уходившего за горизонт солнца. Его последние лучи оставляли надежду на возвращение матери, однако они скрылись, и лес погрузился в загадочную темноту, как моя душа в тоскливое уныние. Это был единственный день времяпровождения с матерью, и тут она отказалась от меня, будто бы нарочно, чтобы избавиться от назойливого ребенка. «Не-е-е-е-е-т, - протянула я. – Моя мама не такая. Даже если она оставила меня, чтобы отдохнуть, то ее нужно понимать. Один выходной, а тут еще я донимаю своими идиотскими шутками. Надо поддержать маму», - и с этими мыслями я энергично встала, ища глазами кунаи. Неожиданно мама решила навестить меня. Зрелище ее, конечно, не порадовало.
- Я все объясню, - я поспешила ее успокоить, натянув невинную широкую улыбку до ушей да размахивая руками, но, к сожалению, с ней не прокатило.
Я понимаю, что мама старается воспитать во мне упорство и трудолюбие и все это ради меня, но этот день я хотела провести в ее обществе, а не с тренировками. Мне было крайне обидно от одной мысли, что она сама этого не понимает либо не хочет понимать, по-иному я не знаю, как сказать. По крайне мере за всё то время, как она вступила в АНБУ, я не утратила маленький кусок счастья – философские разговоры. Хоть какая-то, но часть, коротких воспоминаний у меня остается. По большей мере я выигрывала все эти споры, но иногда она тоже была права, но ее правоту как таковую не воспринимала. Из-за этого она чаще начала называть меня упрямой. Но сегодня как никогда прежде, я по-настоящему почувствовала себя виноватой, и чтобы как-то загладить свою вину, перед сном прибежала к маме. Она без слов поняла меня и взмахом руки позвала к себе. Со светившимся лицом я как лошадь поскакала к ней, легла на пол и положила голову на ее ноги. Мама гладила меня по голове, играла с моими волосами и рассказывала коротенькие истории о папе, прямо как в детстве. В детстве… После этого я поняла, как повзрослела, сколько всего пережила за последние 5 месяцев.