Я проснулась от запаха горелого риса и визга соседской свиньи.
Прекрасное утро, ничего не скажешь.
Первое значило, что у госпожи Лян готовка пошла не по плану, и теперь ее семья опять будет питаться чем-то экзотическим. Что поделать, что поделать… Второе, что ее младшенький Чу опять проверяет, влезет ли поросенок в колодец. Последние три раза он приходил ко мне за мазью от ушибов, и я, кажется, уже знаю форму его коленок наизусть. Если что, приходил не поросенок, а Чу. Поросенок жив, здоров и весьма упитан.
Я вздохнула, села на циновке и потянулась. Слева на полке ровненько стояли банки с травами, которые сегодня надо перетереть. Полночи собирала, между прочим! Я люблю утро в лавке, потому что оно всегда уютное еще до того, как проснется вся деревня Янь и принесет мне в корзинках свои беды и вопросы.
Ладно, Фэн Сюань, время браться за дела.
Встав, я быстро привела себя в порядок и, накинув легкую накидку, вышла во двор. Очень удобно, когда живешь и работаешь в одном месте. Воздух был прозрачным, чуть прохладным, с тонким запахом дымка от печей, которые уже стали разжигать местные жители. На крыше лавки уже сидела ворона. Эта нахалка знает, что я иногда выбрасываю ей крошки лепешек, и смотрит с видом, будто ей за мою еду еще и платить должны.
Моя лавка «Лотосовый отвар» стояла прямо у дороги, ведущей к рыночку. За годы я научилась держать все в порядке для того, чтобы любой, кто зайдет, сразу видел, что и где искать. В торговом зале полки по обе стороны, на них размещались аккуратно подписанные банки: корень женьшеня, листья мятного лотоса, сушеная акация. Под прилавком теснились коробки с редкими травами, что привозят из гор на западе империи. В углу возле окна булькал большой чугунный чайник. Его шум прямо как сердцебиение лавки: пока он греется — жизнь кипит.
Первым в дверях показался дядюшка Хоу. Человек примечательный: из всех жителей деревни именно он умудряется находить три-четыре повода в неделю, чтобы заглянуть ко мне. И всегда у него «срочно» и «важно». Сегодня, судя по его физиономии, повод был, чудовищно веский.
— Сестра Фэн, беда! — воскликнул он, хватаясь за бок так, будто там сейчас вырастет демон.
— Дядюшка Хоу, у вас беда бывает чаще, чем у соседских кур кладка, — отозвалась я, доставая с полки нужный сверток. — Что на этот раз?
— Жена… — потупился он. — Жена лютует.
— Это лечится, — уверила я его и отмерила ложку травяного сбора. — Заварите, выпейте, и главное… Два часа молчите.
— Молчать?
— Да. Чтобы не отхватить от лютой жены.
Дядюшка Хоу ушел, глядя на сверток как на спасательный амулет, а я уже знала: завтра он вернется, чтобы рассказать, как все прошло, и попросить еще. Жена у него женщина хорошая, но вспыльчивая до одури.
Вслед за ним пришла госпожа Цин с дочкой. Дочке лет пятнадцать, серьезная, как императорский советник, но в глазах какая-то загадка.
— Сестра Фэн, — начала госпожа Цин, — у нас дело тонкое. Лихуа хочет, чтобы к празднику волосы вились.
— Так у нее прямые, как стрелы, — заметила я.
— Вот именно, — вздохнула мать. — Прямые волосы — это к неудаче в сватовстве.
Я не стала спорить с деревенскими приметами. Госпожа не из наших краев, а откуда-то из степи. Поэтому просто достала ромашку, шелковую ленту и объяснила, как накрутить волосы на бамбуковые палочки, чтобы к утру были завитки. А после этого вручила склянку с жидкостью, которая будет держать кудри после того, как ее нанести. Лихуа слушала, кивая, будто я передаю ей рецепт вечной молодости.
Так, между историями о том, кто кому перегнал козу, и сплетнями о новом лавочнике на рынке, утро пролетело. Я привыкла: моя лавка для деревни, как колодец в жаркий день. Приходят за водой, но половина — за разговорами да слухами.
Пока я отмеряла порошок из корней и трав, распутывала чужие споры, у меня в груди жил еще один звук. Нет, не звон в ушах, конечно. В груди, чуть ниже ключицы, глубоко-глубоко. Когда кто-то поблизости нуждался в помощи, оно начинало там дрожать, будто легкий колокольчик. Иногда это было тихое почти ласковое дребезжание, если кто-то просто споткнулся или потерял корзину. Иногда — громкий и настойчивый звон, как в тот день, когда сын мельника провалился в реку, и я успела прибежать первой.
С этим звоном я жила с детства. Точнее, с того дня, когда в наш дом ворвался демон. Я четко не помню, что тогда случилось: только крик бабушки, темноту, запах жженой хвои и холодный шепот, который мог проникать сквозь стены. Я выжила. Как? Не знаю. Но с тех пор сердце слышало чужие беды лучше, чем свои собственные.
Иногда оно меня спасало, иногда — вгоняло в неприятности. Но сегодня оно звучало… иначе. Не тревожно, но заставляя хмуриться, словно кто-то в лесу тихо произносил мое имя, пробуя его на вкус. И каждый раз, когда я наливала чай или протягивала покупателю мешочек с травами, это чувство-звон в груди отзывалось чуть сильнее, заставляя меня невольно смотреть в сторону лесной дороги.
К полудню звон в груди стал почти невыносимым. Он был вязким, тянущимся, как липкий мед, который норовит приклеиться к пальцам. Я пыталась его игнорировать, но он упрямо пульсировал, отстукивая ритм, как соседский барабанщик в праздник урожая, совершенно не давая сосредоточиться на работе.
Я тащила его, как тащат большую, неподъемную и слегка подозрительную поклажу, которую нельзя бросить, но и нести тяжко. Хотя, почему слегка? Ужасно подозрительную. Спина уже горела, плечи под упряжью ныли, а внутренний голос ехидно подсказывал:
— Ну что, Сюань, хотела приключений? Вот они. Голый принц в комплекте.
Тропа начала подниматься, и между деревьями уже виднелись первые крыши. Я сделала глубокий вдох. Главное — это дойти до лавки, завести его внутрь, запереть дверь и только потом… думать, что с этим всем делать.
Но, разумеется, деревня решила, что я не заслужила тихого и незаметного возвращения.
— О-о-о, сестра Фэн! — донесся до меня радостный визг а-Мэй, которая вечно оказывалась в самых неподходящих местах в самые неподходящие моменты. — Это что? Новый клиент?
— М-м-м… временно без платежеспособности, — буркнула я, перехватывая упряжь на плече.
А-Мэй подбежала ближе, округлила глаза и прошептала с заговорщицким выражением:
— Он что… без одежды?!
— Нет, он в пелене приличия и под моим плащом, — прошипела я. — И если ты скажешь об этом хоть слово старейшинам, я расскажу, кто позавчера таскал лепешки из печи соседей и целовался с младшим сыном семьи Тан.
— Ну все, молчу-молчу, — заверила она, но глаза ее горели так, что я знала: через час об этом узнает вся деревня.
Следующим препятствием стал старый Го, который сидел на лавочке возле своей хижины и плел корзины. Он поднял взгляд, прищурился, а потом сказал с абсолютно серьезным видом:
— Сюань, я понимаю, что ты у нас девушка самостоятельная и уже готова завести семью. Но тащить мужчину на спине — это уже слишком.
— Это… родственник, — выдохнула я.
— Такой же родственник, как тот «кузен», которого ты в прошлом году спасла из ямы, и он потом женился на вдове из соседней деревни?
— Да, только этот не женится, — отрезала я.
Старик фыркнул, но больше не спросил, а я двинулась дальше, уже почти чувствуя запах своего дома и желая отдохнуть и поесть.
Разумеется, именно в этот момент веки мужчины снова дрогнули, и он чуть пошевелился. Мое сердце ушло в пятки. Если он решит очнуться прямо на улице, то с моими соседями, которые уже высунулись из окон, чтобы посмотреть на «новую добычу Сестры Фэн», — мне потом месяц не будет покоя.
Я ускорила шаг.
— Держись, красавчик, — пробормотала я. — Если ты хочешь сделать драматичное появление, подожди хотя бы, пока мы будем за закрытой дверью.
Но его веки дрожали все сильнее, а губы чуть приоткрылись, будто он собирался что-то сказать…
Но обошлось, фух. Я уже почти добралась до своей лавки, но понимала: если не придумаю правдоподобное объяснение, зачем я тащу на себе мужика в плаще, меня засыплют вопросами так, что никакой целебный отвар не спасет. Не сейчас, так потом. Чистое везение, что мне попалось не так много народу на пути.
А, если… воспользоваться вариантом старого Го? А почему нет? Дальний родственник. Рабочая схема. Проверена дважды: один раз, когда я приволокла пьяного кузнеца из трактира, второй, когда нашла на дороге раненого вепря, застрявшего в телеге, и назвала его «старшей теткой по материнской линии». Все равно было темно — никто не разглядел. А утром вепрь дал деру, решив, что он уже здоровый.
Вздохнув, я расправила плечи, придав себе важный вид, и потащила свою находку дальше.
Разумеется, деревня — это не место, где можно что-то протащить мимо людей и остаться незамеченной. Особенно если этот «что-то» — двухметровый мужчина с неприлично красивым лицом. Ладно, лица сейчас особо не видно.
Первой дорогу перегородила тетка Линь — женщина с талантом узнавать чужие новости еще до того, как они появятся.
— Сестра Фэн, сестра Фэн! — протянула она, вытирая руки о фартук. — Что это тебя за красавец?
— Родственник, — твердо выдала я версию деда Го.
— Дальний? — уточнила она, прищурившись так, что я почувствовала себя на допросе.
— Настолько дальний, что мы даже фамилией не делимся, — ответила я. — Заблудился в лесу, я его вот, забираю.
— Ага, — сказала она, скрестив руки. — Ну, смотри, если он у тебя в доме останется, мы с девками быстро выясним, кто он такой.
Я улыбнулась так, что у нее пропало желание продолжать. Дальше на моем пути оказался дядя Хэ, который торговал яйцами и всегда разговаривал так, словно объявлял громким голосом цену на базаре.
— Сюань! — заорал он так, что я чуть не оглохла на правое ухо. — Это что?
— Родственник! — выкрикнула я в ответ.
— Ух ты! Похож на солдата!
— И что? У нас в роду были военные! — огрызнулась я.
Или не было. Мало ли чего в том роду было!
— А чего он голый?
— Он не голый, он в плаще! — Я едва не споткнулась, удерживая мужчину на плече. — А вы, дядя Хэ, смотрите по сторонам, а то опять свои яйца рассыплете!
Мимо прошли близнецы Ву с корзинами рыбы. Они уставились на нас и хихикнули.